Амариллис в стране льда (Новелла) - 3 Глава
1
К счастью, все обошлось.
Восемь роботов слегка пострадали, жертв не было. Больше всего досталось прямому маршруту, но через два дня сообщение уже было восстановлено, а через три – убраны последние камни.
Староста решил сохранить в тайне от поселенцев обнаружение тайной комнаты. Он считал, что сперва нужно исследовать ее.
Прошло пять дней после землетрясения.
– Висея! Висея Токсин! – позвала я – одетая медсестрой, кстати, – выйдя в коридор.
Шумевшие в комнате ожидания дети тотчас замолкли, и ко мне подошла девочка.
– Как тебя зовут?
– Регистрационный номер 00218, Висея Токсин, – выпрямив маленькую спину, назвалась она.
– Хорошо, Висея, молодец.
Я погладила ее по голове, и девочка довольно заулыбалась.
– Сенсей, Вискария-сенсей!
– Минуту.
Зашумела вода, и вскоре вышла Вискария в белом халате. Она мыла руки.
– Прости за ожидание, э-э… Висея, да? На что жалуешься?
– Ну, – девочка положила руку на живот и жалобно подняла взгляд. – Вот здесь болит.
– Бедняжка… Как именно болит?
– Как будто винты скрипят.
– Понятно, – кивнула Вискария и шевельнула щупами. – Тогда ложись сюда.
– Вы вскроете мой живот?
Встревоженная Висея опустилась на кушетку.
– Не бойся, – ласково посмотрела на нее Вискария. – Будет совсем не больно. Я сделаю все очень быстро.
– Правда?
– Правда, – с нежной улыбкой успокоила она еще немного нервничающего ребенка. – А теперь будь умницей и отключи свой контур разума.
– Ладно.
– И контур управления.
– Угу.
Замечу, что роботы обладают тремя главными контурами. Контур разума – это, так сказать, человеческий мозг, он выступает контролирующим органом всего тела. Контур управления заменяет собой нервы и спинной мозг и разносит команды контура разума по всему телу. А контур безопасности не дает первым двум выйти из-под контроля.
– Сенсей… пожа… луйста…
Голос Висеи прервался, свет в глазах погас. Убедившись, что контур разума перешел в спящий режим, Вискария приступила к обследованию.
– Ну-ка посмотрим…
Она закатала металлическим щупом футболку Висеи, обнажив белый живот, аккуратно надавила на прелестную впадинку пупка, слегка повернула, и нижняя часть живота с тихим шорохом открылась.
– Хм, угу…
Вискария с серьезным видом осматривала тело. Вытянувшийся из кончика пальца щуп извивался, подобно живому существу, снимал полупрозрачную мембрану, обнажал внутренние цепи.
– Ага, все-таки оно…
– То есть?
Я взглянула на девочку через плечо механика.
– «Воспаление» батареи, – пояснила Вискария и зажгла свет на кончике щупа.
Один из аккумуляторов в животе Висеи деформировался и стал похож на кусок расплавленной пластмассы.
– Еще одна замена?
– Да. Та же деталь, что и в прошлый раз. Но…
– Что?
– Живот может болеть и после замены, – Вискария нахмурилась – узор глубоких морщин напоминал годичные кольца – и добавила. – Спецификация HRM1103. Деталь 01102С.
– Секунду.
Я прошла в смежную комнату, хранилище, и окинула взглядом тянущиеся до самого потолка и заполненные запчастями для роботов шкафы. Важнее них была только Белоснежка.
– HRM1103. 01102C, – громко повторила я.
Одна из полок засветилась, тускло люминесцирующий синий ящик выехал автоматически. Значит, обозначенная деталь существовала. Я вытащила серебристый предмет, похожий на баумкухен*, и вернулась в диагностический кабинет.
– Вот эта, да?
– Ага. А старую выброси.
Лежавшая на кушетке деформированная, «воспаленная» батарея Висеи до неузнаваемости отличалась от новой. Я поняла, как сильно страдала девочка, и мое сердце сжалось.
2
После Висеи мы осмотрели еще где-то десяток пациентов и закончили с утренними посетителями.
– И сегодня их много… – Вискария упала на диван и с хрустом размяла шею.
Если робот долго сосредотачивается на чем-то, в его контуре разума накапливаются так называемые ошибки, выливающиеся в недомогание.
– Ты в порядке? Последнее время ты работаешь без передышки.
– Ничего. Во всяком случае, я не провожу за рулем ледомобиля более сотни часов в неделю, как ты.
– Не перенапрягайся.
Вообще, Вискария была экспертом по части техники, так что все «железо» как-то само отошло к ней. Вероятно, мы могли установить себе ее ремонтное программное обеспечение, как бы пилюлю приняли, но из-за слабой оснащенности ничего бы толкового не сделали.
– Похоже, заменители кончаются…
За прошедшую сотню лет мы каждый день проверяли, чистили и ремонтировали «веретено» главного компьютера, колыбели хозяев и лес Рем вокруг, однако Белоснежка оставалась куском металла, время неуклонно подтачивало ее. И вот однажды, через семьдесят лет после ухода под землю, запчасти для нее подошли к концу.
Мы пребывали в растерянности. Белоснежка грозила сломаться и убить наших любимых хозяев. Существовал ли способ раздобыть детали?.. После долгих размышлений мы нашли один, единственно пригодный в нашем ледяном, скудном на ресурсы мире.
Извлекать.
Мы извлекали собственные детали, перерабатывали их и вставляли в Белоснежку.
Однако тут же обнаружилась проблема. Вследствие дефектов в сочленениях доноры теряли подвижность. И тогда мы прибегли к заменителям из схожих материалов.
Каждый день мы вставляли новые части, и вскоре полностью перешли на них.
Вискария как-то раз объяснила, что кустарные детали идеально подходить не будут, как бы мы ни старались, и темпы их изнашивания ускорятся. Из-за чего роботы легче будут выходить из строя. Тем не менее поселенцы толпой ринулись предлагать свои компоненты.
У меня тоже были заменители, семнадцать штук: два в голове, два в правой руке, три в левой, один в правой ноге, два в левой и семь в теле.
Сперва элементы забирали только у взрослых, но потом и дети храбро стали предлагать себя. На сегодняшний день дети имели в среднем 4,2 замененные детали, взрослые – 11,3.
Дин-дон, дин-дон. Звон, точно у коровьего колокольчика, ознаменовал окончание перерыва.
– Так, нам пора.
Вискария встала с дивана и поправила воротник белого халата.
– Амариллис, сколько пациентов после полудня?
– Э-э, трое с часа дня, четверо с двух и…
В этот момент…
– Стоп, что ты сказал?! – прозвенел девичий голос.
– Я-я-я-я-я не пойду к врачу.
– Ты совсем дурак?! Хватит тут храбриться, мусор!
– Я-я ненавижу больницы. Ненавидел и буду ненавидеть.
И затем я услышала знакомый шум: «гэ-э-эпи-и-и». Мы с Вискарией переглянулись.
– Срочные больные первыми, – она пожала плечами, сдвинув берет пониже.
3
Прошло еще две недели.
Ледяная сцена ослепительно переливалась в свете прожекторов, будто кристалл. Центр большого зала заняли места для зрителей – всех поселенцев, коих насчитывалось больше трехсот.
Наступил долгожданный Молитвенный фестиваль. Накал страстей жаркими волнами омывал сцену, пытаясь растопить ее. Праздник грозил затянуться с утра и до ночи, поэтому все работы были приостановлены. Я тоже думала насладиться торжеством, пока не дойдет очередь выступать, но…
– Почему ты сидишь рядом со мной?
– Ладно тебе. Не будь так строга.
– Места расположены в порядке выступлений. Тут сидит староста.
– Старик разрешил мне.
– Гх… Староста…
Этот ловелас забрал мои редкие желанные минуты отдыха.
– Эй, хватит меня трогать.
– Хе-хе-хе.
Так продолжалось снова и снова, и время до начала пролетело незаметно.
Там… Там-та-та-та-та-та-там, там, там♪
Секстет весело задудел в трубы.
– Довольно томить! – Вот и они! – Они зде-е-е-есь!
Публика ревела и визжала.
– Сто восьмой Фестиваль молитв о возвращении хозяев объявляется открытым! – певуче провозгласила ведущая, Каттлея, и зрители ответили бурными овациями. – Сейчас с поздравительной речью выступит староста.
Все снова захлопали. Появился Камомиль. Катящаяся по сцене голова выглядела жутко, как у зомби из ужастика.
– Вот и я, староста Камомиль! – произнес он то же, что и последнюю сотню лет.
– Староста! – До сих пор живой?! – Как мило! – донеслось из зала.
– Как вы все знаете, Фестиваль молитв о возвращении – это ритуал, чтобы наши любимые хозяева крепко спали и в один прекрасный день вернулись к нам. Другими словами…
Молитвенный фестиваль – это традиционный праздник с вековой историей. Сперва он представлял собой обычное возношение «молитв» хозяевам, но с течением времени сюда добавились пение, танцы и прочие развлечения. Конечно, мы веселились и сами, но главной целью стояла отработка навыков для последующей демонстрации проснувшимся хозяевам. Порядок выступлений определялся голосованием, в основе которого лежал принцип: «Сделает ли это хозяев счастливее?»
– Другими словами, Молитвенный фестиваль – это не только развлечение, но и достойная причина, чтобы мы в своем горе по хозяевам…
Речь старосты затянулась где-то на полчаса…
– Слишком долго! – Хватит уже! – Слезай оттуда! – закричали ему.
Так повторялось каждый год. Камомиль появлялся на сцене под гром аплодисментов, а уходил конфузливо, провожаемый неодобрительными воплями.
– Не бросайтесь ничем! И винтами тоже! – призывала к порядку ведущая Каттлея.
После персонал выметал со сцены винтики и колпачки (а после возвращал владельцам), и хор труб возвещал о начале выступлений.
«Вот и оно».
– Пара номер один! Поприветствуем, Цеолярия и Кёрл*! – изящно произнесла Каттлея, и на лед вышли мужчина и женщина.
Цеолярия выглядела как восьмидесятилетняя домохозяйка. Она была роботом-заменителем для человека, потерявшего жену и желавшего скрасить одиночество. К слову, она пережила его. Кёрл когда-то работал в знаменитом оркестре, а сейчас возглавлял музыкантов поселения.
– Признаться честно, выступать первой несколько боязно. Я исполню «Мятное бытие», которое любил мой покойный муж.
Цеолярия элегантно поклонилась, толпа зааплодировала и затихла. Все знали, что надо помолчать. Кёрл, ее партнер, стоял позади и чуть в стороне с неизменным электронным альтом.
Потекла непрерывная мелодия, и Цеолярия запела.
Давным-давно, до жизни рождения
С неба ангелы божьи спустились.
Плач их дождем обратился спасения,
Так воды роди́лись, так воды роди́лись.
Ясным, но мрачным голосом пела она гимн о сотворении мира. В зале повисла серьезная атмосфера, все приуныли, загрустили. Цеолярия выступала с одной и той же песней последние тридцать лет, но всякий раз я находила в ней новое.
– Вот и все. Спасибо за внимание.
На сцену вновь обрушились громоподобные аплодисменты. Цеолярия и Кёрл поклонились и сошли со сцены по боковой лестнице.
«Красивая песня…»
Прикрыв глаза, я наслаждалась отголосками эмоций.
– Продолжаем, пара номер два! – опять заговорила Каттлея. – Маленькая Висея и Граян* представят шоу фокусов!
4
Представления продолжались.
Пары из мужчин и женщин пели, разыгрывали сценки, миниатюры, показывали фокусы, мандзаи*, пародировали других личностей. Нам показывали и классические, знакомые вещи, и совершенно новые. Зал оживленно шумел. Я сидела среди зрителей, изредка хлопая, изредка шлепая Айсбана по распущенным рукам.
Прошло два часа после начала.
– А теперь пара номер двадцать пять. «Лошадки» маленькой Дейзи и Гэппи.
«О, вот и они».
Я нагнулась вперед. Декорации сменились, теперь они показывали поросший травой луг, как и в детском саду. К нам выехала Дейзи верхом на Гэппи.
– А-ха-ха! – Это же Гэппи! – Утильный Гэппи!
– Я-я-я-я не утильный, ни капли.
– Ай, замолчи уже.
Дейзи хлопнула его по голове, и зрители снова засмеялись.
– Ну же, вперед!
– П-понял!
Девочка лягнула чуть ли не падающего Гэппи по груди. Тот медленно, неуклюже поехал вперед, скрипя гусеничными ногами.
– Отлично, а теперь вы станете свидетелями величайшего прыжка в истории! – провозгласила Каттлея.
На сцену вывезли «стену» изо льда.
– Эй, секунду.
– Что?
– Прыжок… – зашептала я сидевшему рядом Айсбану. – Они что, хотят перепрыгнуть эту стену?
– Скорее всего.
На первый взгляд преграда была в три раза выше Дейзи. Она ни за что не перепрыгнула бы ее на Гэппи
Совершенно невозможно.
Зрители также зашептались.
– Перепрыгнуть через это? – Да вы шутите, да? – Не получится.
Однако Дейзи уверенно отвела «лошадь» назад для разбега.
– Нет, это слишком опасно.
Я встала. Нельзя допустить, чтобы они врезались в стену.
– Ну, подожди немного.
Любитель девушек схватил меня за руку.
– Отпусти меня, – я одарила его гневным взглядом.
– У них есть план.
– Э?
– Взгляни, – Айсбан указал на сцену. – Похоже, перед стеной расстелили ткань, да? Думаю, под ней платформа для прыжка.
– Откуда ты знаешь?
– Есть похожий трюк.
Ну да, он прав, на травяной подстилке что-то есть.
– Так они смогут перепрыгнуть через стену?
– По идее.
Я снова села. Если Айсбан был прав, я только испорчу выступление.
Народ зашумел. Я прищурилась и увидела, что разбег начался. Гусеничные ноги отчаянно крутились, казалось, из них сейчас брызнут искры. Все затаили дыхание, гадая, чем закончится безумное намерение. И когда они почти врезались… Гэппи ушел вниз, и затем отдача подбросила его.
Ах!
Предполагалось, что они подлетят на несколько метров. К несчастью, оба потеряли равновесие и с грохотом упали на головы, отскочив, словно резиновые мячики.
– Дейзи! Гэппи!
Я рефлекторно вскочила и молнией взбежала на сцену.
– Как вы?!
Я подняла неподвижного Гэппи.
– Гэ-гэ-гэппи… – слабо простонал он и уронил полусферическую голову.
И тут…
– Дурак!.. – закричала покрасневшая, кипевшая от ярости Дейзи. – Еще бы немного… Гэппи, ты дурак! Мусор! Металлолом!
Похоже, она получила небольшие повреждения.
– Я-я-я-я-я! – попытался возразить Гэппи. – Я-я не мусор.
– Заткнись, мусор! Мы столько тренировались! Из-за тебя мы провалились!
– Я-я-я-я-я-я-я старался, как мог… Сама виновата, Дейзи!
– Что ты сказал?!
Дейзи округлила глаза, затряслась от злости и взвизгнула:
– Гэппи, я ненавижу тебя!
А затем она, не оборачиваясь. убежала.
5
Дейзи не вернулась даже после перерыва.
Боже мой…
Я хотела поискать ее, но не могла оставить дымящегося Гэппи и отнесла его в лазарет.
– Да, повреждения есть, – медленно проговорила Вискария, увидев мальчика. – Ну, в остальном положись на меня и возвращайся на фестиваль.
– Но…
– Да это просто поверхностная вмятина. Не волнуйся.
– М-м… Но я хотела бы остаться, пока ты его не починишь.
Так вышло, что ремонт занял больше двух часов…
– Упрямство Дейзи приносит одни хлопоты… – пробормотала я, покинув лазарет.
Утренние выступления закончились, близился мой черед, поэтому я быстро вернулась на место.
– А ты не торопилась.
Закинувший ноги на сиденье впереди Айсбан весело взглянул на меня.
Я решительно села, не скрывая презрения к нему.
– Ох и задам я ей хорошую трепку.
– Оу, да ты сердита.
– Они поссорились на сцене во время Молитвенного фестиваля. Какое неуважение к нашим хозяевам.
– Может, вышло бы интереснее, если б они с самого начала ругались?
– Дурак ты.
Я стукнула по его светлой шевелюре.
И тут…
– А теперь пара номер пятьдесят пять! Амариллис и Айсбан представят… Э?
Каттлея ошеломленно уставилась на список.
– Французский поцелуй!
Я тоже остолбенела.
– Ч-ч-ч-ч-ч-ч-ч-что?!
– Э-хе-хе-хе-хе-хе, сама же слышала!
Я схватила парня за грудки и встряхнула так, что голова замоталась.
– Что-то не припомню!
– А разве я не сказал? – ухмыльнулся Айсбан. – Я получил разрешение у старика!
А!
Я вспомнила. Он же сообщил, что поговорил со старостой, когда сел рядом.
– Я думала, ты о своем зрительском месте…
– Что? Хочешь сойти с дистанции?..
– Гх… Ты все подстроил.
Я сердито уставилась на этого бабника. Да уж, загнал он меня в угол.
– Можешь называть меня стратегом, – хихикнул он.
– Я не буду исполнять ф-французский… французский поцелуй.
– Первый раз?
– Замолчи!..
Я хлопнула по голове этого извращенца.
– Амариллис! Айсбан! Ваш выход! – громко позвала Каттлея.
– У-у…
Дело плохо. Так и до дисквалификации недолго. Молитвенный фестиваль проходит раз в году, и если я откажусь от участия, то не объяснюсь потом перед хозяевами. Но иначе мне придется поцеловать его!..
Пока я ломала голову…
– Ладно, – поднял брови Айсбан. – Не откажешься спеть?
– Э?
– Давай поднимемся на сцену и споем дуэтом. Это же тебя устроит?
– Это…
Да, лучше глубокого поцелуя, но…
– А ты вообще умеешь петь? Я буду петь…
– «Спокойной ночи, дорогие хозяева».
!..
Я сглотнула.
– Хе-хе-хе.
Айсбан уверенно улыбнулся и подтолкнул меня сзади.
– Решено.
Я почувствовала, что попала в ловушку или что-то вроде того.
6
Белый свет резал глаза.
Казалось, я стою не на искусственной кристаллической сцене, а под ярким солнцем. Взгляды зрителей острыми стрелами пронзали сердце, я оцепенела от робости.
– Что, нервничаешь?
– Н-ни капельки.
Я приоткрыла губы и убедилась, что голос дрожит не слишком заметно. Признаться, внезапная смена партнера выбила меня из колеи. Однако фестиваль проходил раз в году, в случае провала я еще долго не восстановлю репутацию.
– А нельзя было воспроизвести запись?
– Нельзя. Мы на сцене, значит надо петь по-настоящему.
– Тоже верно.
Айсбан ни капли не нервничал. А я никак не могла понять, считать мне его мерзким или же надежным.
Заиграла музыка, окутав нас стеной грусти. Пора начинать.
«Три, два, раз!..»
Спите сном спокойным крепко…
Я пела, сложив руки перед грудью и сдерживая напряжение. К величайшему удивлению голос Айсбана идеально совпадал с моим.
«А?..»
Вы в моих объятьях верных.
День придет и миг придет…
Я просто диву давалась. У моего партнера оказался сильный, достаточно внятный голос, Айсбан идеально контролировал его звучание.
«Э-это превосходно!..»
Ради вас весь мир падет.
Пробужденья ожидайте,
Во сне часы коротайте.
Наше исполнение вызывало у меня ассоциацию с совместным управлением ледомобилем.
Я впервые исполняла на публике эту песню, немного переделанную из колыбельной. Однако Айсбан неотступно следовал за мной, и к хуку* я тоже начала испытывать наслаждение.
А вот и кульминация.
Да озарит вас свет сейчас,
И будущее огнем слепящим в руки снизойдет.
Мир и дни грядущие в вашей власти,
А вы принадлежите мне.
Люблю я вас бескрайне.
Я закончила. Зрители молчали.
И затем…
Все разом поднялись на ноги и оглушительно зааплодировали.
Невероятно…
Мне хлопали и на прошлом фестивале, однако в этот раз особенно сильно, на ледяном потолке аж появились трещины. Такого не случалось даже шестнадцать лет назад, когда я выиграла особый приз.
– Изумительно! – Потрясающе! – слышала я, и мои контуры накалялись до предела.
«Но когда он успел выучить эту песню?»
Я взглянула на Айсбана, посылавшего в толпу поцелуи, и внезапно вспомнила его слова:
«Красиво. Сколько раз ни слушаю, а, кажется, никогда не надоест».
Ясно. Да, все верно, он же слышал, как я пела колыбельную около Белоснежки.
Так вот когда он запомнил ее.
– Ну, разве не здорово вышло?
Айсбан задорно улыбался, как нашкодивший мальчишка.
Мое сердце трепетало.
– Главный приз этого года получает пара Амариллис и Айсбана!
Вручение награды происходило под аккомпанемент оваций.
– Поздравляем, Амариллис! – Так и знала! – Молодец, сестренка!
На нетвердых ногах я взошла на сцену и приняла выигрыш. Никогда еще титул победителя не доставался мне, и уж тем более я не думала, что на помощь придет Айсбан. В одиночку я вряд ли добилась бы всего, надо будет поблагодарить его… Однако парень не явился на церемонию награждения, сославшись на усталость. Жалко, я была бы не против разделить с ним радость. Позже отдам ему приз.
Особый приз отошел Цеолярии и Кёрлу с их «Мятным бытием», самой трудолюбивой признали пару Висеи, а утешительный приз за второе по неудачности выступление присвоили Дейзи и Гэппи. Первая еще не вернулась, а второй по-прежнему лежал в госпитале. Редко когда сразу пара выступающих не показывалась на награждении.
Молитвенный фестиваль подошел к концу. Я получила от него максимум впечатлений: выиграла главный приз и спела хозяевам с гордо поднятой головой.
Ночью я пела перед Белоснежкой, ощущая небывалый восторг. Колыбели со спящими хозяевами отвечали слабым свечением.
Так закончился последний Молитвенный фестиваль.
1. Буквально «дерево-пирог». Немецкая выпечка в виде многослойного кольца.
2. Согласно предположению анлейтера, цеолярия – сокращение от «кальцеолярия», кёрл – от ivory curl, оно же Buckinghamia celsissima – растение рода Buckinghamia с длинными соцветиями кремового цвета.
3. Анлейтер полагает, что это сокращение от grayanotoxin, который у нас известен под названием «андромедотоксин», токсин, содержащийся во многих растениях семейства Вересковые.
4. Традиционный комедийный жанр в Японии, который подразумевает выступление на сцене двух человек: цуккоми и бокэ, шутящих с большой скоростью. В то время как бокэ совершает глупости, цуккоми пытается над ним пошутить.
5. Часть песни или композиции, которая каким-либо образом выделяется и особенно нравится слушателю.