Архаон Вечноизбранный (Новелла) - 8 Глава

«…Слыша хищных птиц, что шепчут имена мертвецов в лесах древних и руинах новых, он путешествует через проклятые земли, где дыба и разруха, полный дурных предчувствий, измученный до изнеможения».

Тангейзер «Ода к Страху»

Поместья Кастнеров

Грубер-Маршез

Кровавый день/Сбор урожая, Имперский Год 2420

Деревья скрипели от веревок, на которых висели невинные люди. Оберон мрачной рысью направлялся по обсаженной буками дорожке к особняку, его всадник ехал в седле, не веря своим глазам. С каждым хрустом гравия становилось все яснее, что Ризенвейлер и его зигмариты пришли в Форт Денх через Маршез. Прекрасный особняк все еще стоял – у рыцарей было мало времени, чтобы поджечь его по пути, чтобы перехватить Кастнера и проклятый том, который он сопровождал в безопасное место в Альтдорфе.

Кастнер увидел Кифера — конюха, раскачивающегося на ветру, лицо мальчика застыло от ужаса, когда он понял, что умирает. Старик Вендал – управляющий – был жестоко избит. Даже Фитчлинг, казначей поместья, раскачивался там потому, что ему не повезло присутствовать в поместье в день прибытия рыцарей. Экономка фрау Вальда и ее служанки – все еще в фартуках, свисали с ветвей над Большой Лужайкой.

Дагоберт и Жизель молча сидели в передней части фургона. Даже Горст, который каким-то образом снова нашел их после бегства из Форта Денх, сдержал свой бред. Кастнер провел Оберона вдоль особняка Кастнеров, остановив коня перед большими дубовыми дверями входа. По изъеденному червями дереву была размазана краска — страстно нацарапанные слова: ЕРЕТИК. Перед обвинительной надписью над каменным крыльцом висела леди Кастнер – леди Анжелика для тех, кто ее знал, словно раскачивающееся пугало. Леди Анжелика, которую Кастнер полюбил не как мать, а как милостивую богиню или покровительницу. Муж жестоко пренебрегал ею, но сердце у нее было доброе, а ум острый – она вела поместье Кастнеров через финансовый крах, вызванный глупостью и пьянством мужа. Такие трудности не охладили ее сострадания к другим, и, прибыв в Грубер-Маршез с конем храмовника, наследственным клинком и сомнительной историей, Дидерик обрел не только дом, но и собственное имя, а вместе с ним и возможности. Он был обязан Анжелике Кастнер жизнью. Жизнь вокруг него разваливалась на части.

Не успел храмовник опомниться, как наступила ночь. Его торс – исцеляющийся с почти сверхъестественной скоростью и решимостью – блестел от пота и сверкал отражением звезд в темном небе над головой. Даже его хромота ослабла. Лопата вонзилась в густую коричневую землю поместья. Он весь день копал могилы. Его кости ныли, а разум онемел. Горст помог ему с телами и теперь сидел за аккуратно подстриженной живой изгородью, непривычно тихо. Когда последние несколько лопат земли упали на насыпь, Кастнер похлопал лопатой по земле. На простой отметке он написал имя «Труди». Он не знал фамилии служанки.

Из господского дома показался фонарь. Это была Жизель с кружкой и кувшином молока. Она повесила фонарь на ручку кирки, воткнутой в землю. На цепочке висел маленький молот Кастнера – серебряный молот, подаренный ему отцом Дагобертом перед тем, как юный Дидерик ушел пажом в рыцари. Послушник молча налил молоко и протянул его тамплиеру. Несмотря на все пережитое, Кастнер заметил страх на лице, непривычном к подобным эмоциям.

— В чем дело, девочка? — спросил Кастнер.

— Отец Дагоберт сказал, что ты должен поддерживать свои силы. Ты все еще поправляешься, — сказала ему Жизель. Кастнер сделал большой глоток. Молоко из погреба было прохладным. Он протянул кружку вперед, чтобы получить еще. Сестра сделала ему одолжение. – Мой кузен Йохан однажды …

— Скажи Дагоберту, что он мне нужен, — оборвал ее Кастнер. — Кто-то должен что-то сказать для этих людей.

— Почему бы тебе не сказать что-нибудь? — донесся из темноты голос Дагоберта. Священник подошел к Жизели сзади. Еретический том, который искали и рыцари Огненного Сердца, и крылатые мародеры, он держал под мышкой. — Ты знаешь эти слова.

— Они застревают в горле, — мрачно ответил Кастнер.

— Как слуга Зигмара, ты присутствовал на многих похоронах, — сказал Дагоберт, выходя на свет фонаря.

— Я знал этих людей…

— Тем больше у тебя причин почтить их память.

— Ты считаешь, что после сегодняшнего дня будет разумно прочитать мне лекцию о похоронном этикете? — сказал Кастнер, его гнев нарастал. – Веди эти проклятые причитания, будь добр.

— Помоги мне, Дидерик, — настаивал Дагоберт. — Помоги мне с первыми обрядами.

Кастнер сердито посмотрел на священника. Его губы приоткрылись, но из них ничего не вырвалось. Он пытался снова и снова, но безуспешно. Кастнер стиснул зубы и воткнул лопату в землю.

— Ты же знаешь, что слова не придут, — сказал он наконец.

— И что из этого? — спросил Дагоберт, указывая на серебряный молот, который он дал тамплиеру. Молот, который он носил на собственной шее. Он двинулся вперед. Кастнер вздрогнул. Он боялся не Дагоберта, а самого себя. Священник снял фонарь с рукоятки кирки и поднес его к груди рыцаря. Там, на плоти, под видом раны или увечья, виднелась отметина в форме молота. Как ожог, силуэт был красным, воспалённым и покрытым царапинами там, где он раздражал кожу храмовника.

— Ты не можешь ни произносить его слова, ни терпеть его печать на своей плоти, — сказал Дагоберт.

Кастнер посмотрел на отметину у себя на груди. Он медленно и задумчиво поднял голову. Его боль и гнев были исчерпаны. Он чувствовал себя усталым. Подняв глаза на священника, он пристально посмотрел Дагоберту в глаза.

— Что со мной происходит? — спросил Кастнер, его голос был едва слышен в ночном воздухе.

— Ты отмечен, — сказала Жизель. — Любой дурак может увидеть, что ты отмечен Темными Богами…

— Молчать, женщина! — рявкнул Кастнер. — Не говори таких вещей.

— Кто-то же должен, — сказал Дагоберт.

— Почему они нас не убили? — спросила Жизель. — В форте мародеры могли убить нас вместе со всеми остальными людьми. Почему они этого не сделали? Хаммерфолл. Деревня. Форт – но не мы. Мы отмечены вместе с тобой?

— Я тебя предупреждаю…

— Они могли забрать книгу с наших трупов, — сказал Дагоберт, вытаскивая проклятый том из-под мышки.

— Не знаю, — ответил Кастнер, не поднимая глаз от земли.

— Думаю, что да, — ответил Дагоберт. — В особняке, принимая во внимание то, что произошло, я решил, что стоит рискнуть и заглянуть в этот проклятый том. Пока ты рыл могилы для тех, чья кровь на твоих руках… — Кастнер резко вскинул голову, но резкие слова, которые храмовник хотел произнести в адрес отца Дагоберта, замерли у него на губах. — Я использовал словарь, чтобы перевести эту проклятую вещь. У него есть ответы для нас, Дидерик, но ответы, которые ты вряд ли захочешь услышать.

— Но я думаю, что мы должны их услышать, — сказала Жизель, скрестив руки на груди. Она перевела взгляд с Кастнера на священника.

— Вы обвиняете меня в том, что я отмечен Губительными Силами, — сказал Кастнер, пиная землю, — но это вы двое уткнулись носами в страницы запрещенных текстов.

— Похоже, мы находимся в самом центре событий, имеющих какое-то значение. Мародеры. Рыцари Огненного Сердца. Великий Теогонист Империи. Сам Зигмар, насколько нам известно. Я сижу уже несколько часов, пытаясь понять, почему Хедрих Люценшлагер приказал своим рыцарям уничтожить нас. Ты знаешь, что у меня есть несколько хороших слов об этом человеке. Придворная политика и культовый заговор посадили жабу вроде Лютценшлагера на трон Великого Теогониста, а не по воле Бога-Короля. Люди, выступавшие против него, были изгнаны в Храмы Пути на северном побережье и в дебри Хохланда. Он заблуждается. Он правоверен. Его душа — бездонный колодец честолюбия, ложно вычерпанный во имя Бога-Короля. Но убийство по расчету?

— Он ходячий труп, — прошипел Кастнер сквозь зубы. — Это все, что вам нужно знать.

— Ты собираешься войти в один из самых укрепленных городов страны? – с вызовом сказал Дагоберт. — За тобой уже охотятся. Ты хочешь казнить самого защищенного человека в Империи — за исключением самого императора – в его собственном соборе? Я желаю тебе чуда в этом начинании, сын мой, потому что оно тебе понадобится.

— Нет, — ответил Кастнер с каменным лицом, — просто клинок и сильная воля.

— И сердце, полное мести? — спросил Дагоберт. — А ты не знаешь, что вызвало такой пожар?

— Прошу, продолжай, — лицо Кастнера помрачнело.

Дагобер поднял книгу перед Жизелью и тамплиером.

— Несмотря на свой жуткий вид, — сказал он, — он кажется свободным от любого вида физической порчи. Кожаный переплет, железные застежки, чернила и пергамент. Если зло обитает на его страницах, оно хорошо прячется. Причина, по-видимому, для еретического статуса тома и включения его в хранилища могучего молотобойца, заключается в знании, которое он верно донес до нас через века. Она называется Liber Caelestior или Селестинская Книга Прорицаний. Ты помог мне составить каталог книг, принесенных нам в храм, Дидерик, лжепророчества, проповедующие отсутствие Бога-Короля в мире, предсказания, полученные от селестийского конгресса…

— Чушь, — сказал Кастнер.

— Согласен, — сказал Дагоберт, — бред сумасшедших, едва ли достойный внимания, едва ли достойный каталогизации и закрепления. Этим писаниям почти тысяча лет, и они принадлежат известному тилейскому провидцу по имени Баттиста Гаспар Некродомо. Он был астромантом, который предсказал то, что он называл Концом Времен – Конец Света, мой друг.

— Но это не значит, что это не бред.

— Жрецы Ремана и инквизиторы Закона и Света, похоже, так не думали, — сказал Дагоберт, — как и набожные слуги Зигмара. Когда он нашел дорогу в Империю, его похоронили в Хаммерфолле.

— Даже ученые люди могут ошибаться, — заверил его Кастнер.

— Некродомо говорит, что Конец Времен будет ознаменован приходом великого воина с севера – человека, который будет благословлён на свои дела всеми Разрушительными Силами в унисон. Человек, который станет их избранником – их Всеизбранным, как это называют тилеанцы.

— И как один человек может привести мир к Концу Света? — мрачно спросил Кастнер.

— Один — нет, — ответил Дагоберт. — Воины стекаются, чтобы встать рядом с великими людьми, обещающими битву, славу и победу, используя их силу. Некродомо утверждает, что Он преодолеет испытания, установленные для него Темными Богами, и заслужит их покровительство. С их армиями – их объединенной мощью – его наступление будет непреодолимым. Он уничтожит Империю – нет, весь мир. Без людей, молящихся им, боги, подобные нашим, были бы потеряны для истории, и существование человека, как и всех других рас, погрузилось бы в вечную тьму.

-У этого избранника судьбы есть имя?

— Его зовут Архаон.

— Тогда, возможно, этот Архаон ведет мародеров, которых мы видели вчера, — сказал Кастнер.

— Возможно…

— Поистине ужасная сказочка.

— Это не сказка, Дидерик, — сказал Дагоберт. — Сказки не сбываются, когда их рассказывают.

Кастнер покачал головой.

— Это всё правда?

— Это уже произошло, мой мальчик. Как сам том оказался в нашем распоряжении. Смерть и разрушение на его пути. Судьба, которая следует за ним. Интерпретации, правда – как и в случае с переводом любого древнего текста. Даже учитывая это,  точность предсказания просто поразительна.

Кастнер прожег Дагоберта взглядом.

— Ты думаешь, я и есть этот Архаон?

— С моей точки зрения, это вполне возможно, — медленно проговорил Дагоберт.

Кастнер взревел, хватая лопату. Размахнувшись ей вокруг себя, он позволил инструменту улететь в кроны окружающих деревьев.

— Нет! — рявкнул Кастнер на священника, когда лопата с лязгом прорвалась сквозь ветви и упала на землю. Он ткнул пальцем в Дагоберта. — Этого не может быть.

— Ты отмечен, добрый рыцарь, — сказала Жизель.

— Я бы прикончил вас обоих за такое предположение, — кипятился Кастнер. — И сожгите этот том за ложь, которую он рассказывает.

— Сожжение книги не помешает пророчествам сбыться, — сказал Дагоберт. — Мы просто будем слепы к ним.

— Как ты можешь знать? — Сказал Кастнер, его грудь поднималась и опускалась, лицо исказилось, глаза наполнились слезами. — Как вы можешь знать?

— Не знаю, — признался Дагоберт, пристыженный болезненной реакцией Кастнера.

— А какие у вас доказательства?

— Север и юг встречаются в крови Архаона.

— И что это значит?! — заорал Кастнер.

— Ты, несомненно, родился здесь, — сказал Дагоберт. — Тебя привезли ко мне новорожденным. Но посмотри на свою кожу, на свои волосы. Ты северянин с головы до ног.

— Это доказательство ничего не значит…

— Прежде, чем послужить Губительным Силам, Архаон нёс службу во имя Зигмара.

— Как и многие другие, — сказал Кастнер. — Темные Боги наслаждаются разложением добродетели. Некоторые из самых смелых и лучших людей Бога-Короля пали на этот путь.

— Надеюсь, падших храмовников не так уж много, сын мой, — сказал Дагоберт. — Рыцари всерьез поклялись служить его делу. Люди, которые уже были избраны для нашей защиты от такой тьмы.

— Храмовники?

— Совпадение событий и людей, лежащих в их основе, убедительно, — сказал Дагоберт. — Книга рассказывает обо всем этом, о разворачивающейся трагедии наших дней.

— Нет, — выплюнул Кастнер. — Это неправда. Ты ошибаешься. Ты обманываешься.

— Иногда мы сами себя обманываем, — предупредил Дагоберт.

— Я изменился, — с горечью признался Кастнер. — И события, похоже, сговорились против меня, особенно с тех пор, как эта девушка принесла в нашу жизнь несчастье. Откуда нам знать, что она сама не темная служанка?

Жизель сделала несколько шагов назад.

— Ты уже проклял нас всех своей плохой компанией, — выплюнула Жизель. — Я не могу вернуться в Хаммерфолл. Этот добрый отец никогда не увидит храма, где он был священником. Ты барахтаешься, как свинья, в своей печали, но не видишь, какую гибель навлекаешь на других.

Жизель рванулась вперед с протянутой рукой, чтобы ударить его, но рука храмовника поднялась и сомкнулась вокруг ее запястья. Он с рычанием оттолкнул ее, заставив послушницу упасть на свежую могилу Труди.

Дагоберт помог ей подняться, а Кастнер сердито посмотрел на них обоих.

— Дитя мое, даже если Архаон предстанет перед нами, — сказал жрец Жизели, — насколько я могу судить по первым разделам книги, Темные Боги ополчатся против него. Он виноват не больше, чем животное в ловушке охотника. Он не выбирал, но был выбран. Вот почему я стою рядом с ним – почему мы должны стоять рядом с ним – в надежде, что он сможет выбраться из ловушки, в которую попал.

— Неужели нет никакой надежды? — сказал Кастнер, медленно опускаясь на колени.

— Она есть всегда, дитя мое.

— Разве я не должен просто выбрать петлю из многих, что висят на этих деревьях?

— Сомневаюсь, что судьба допустит такой конец, — задумчиво произнес Дагобер.

— И что это вообще значит?

— Я когда-то знал одного молодого человека, — сказал Дагобер. — Человек, которого чума

оставила без жены и ребенка. Он пытался проследовать за ними через веревочную петлю… — Дагоберт, казалось, замолк – история была трудной для рассказа. Жизель и Кастнер смотрели, как борется с собой священник. — Однако бревна его коттеджа были такими же гнилыми, как и его состояние, и сломались под тяжестью этой попытки.

— А что с ним случилось? — спросила Жизель.

— Он поклялся жизнью, которая была дарована ему, помогать другим в их трудностях, а не погружаться в свои собственные.

Девушка кивнула, все еще не совсем понимая, и попыталась слабо улыбнуться.

— Я не знал о таком, — сказал Кастнер, все еще стоя на коленях.

— Вот что тебе следует знать, — сказал Дагоберт. — Есть страница, которая отсутствует в Либер Каэлестиор. И это очень важно. Вырвана прямо из самого тома. Страница, казалось, собиралась раскрыть личность воина, который должен был стать этим Архаоном. Без него мы ни в чем не можем быть уверены. Нам нужна эта страница.

— А где она находится? — спросила Жизель.

— Она находиться — для безопасности — у единственного человека, обладающего властью в стране, чтобы твоя матрона предоставила ему доступ к тому в первую очередь.

— Великий Теогонист?

— Ну вот и все, — сказал Кастнер после паузы. — Лютценшлагер послал рыцарей. Страница сказала ему кого искать.

— Даже ученые люди могут ошибаться, — сказал Дагоберт, пытаясь улыбнуться в ответ. — Дидерик, я могу продолжать свои переводы, но ты не будешь знать покоя, пока не узнаешь наверняка. Нам нужна эта страница. Пора начинать молиться о чуде.

Кастнер посмотрел на свежевырытую могилу. Он не думал, что способен на такие молитвы. Во всяком случае, не для Бога-Короля. От этих молитв у него перехватывало горло. Он поднялся на ноги, медленно кивнув в знак согласия. Он узнает, какое дело у судьбы к нему. Кроме того, в мире были чудеса и чудеса, за которые Бог-Король не отвечал. Чудеса, которые не требовали ни молитвы, ни поклонения.

Подняв свой камзол, лежавший поперек живой изгороди, и отвлекая Горста от его тихого бормотания, Кастнер скользнул в окровавленную одежду и направился к особняку. Новая чувствительность его слуха – одна из многих перемен в том, как храмовник начал воспринимать свой обреченный мир – уловила вздохи облегчения, вырвавшиеся у Дагоберта и девушки. На расстоянии, которое должно было быть далеко за пределами слышимости, он услышал, как они обменялись словами.

— Тот самый собор Зигмара? — спросила Жизель.

— В логово льва, дитя мое.

— А он вернется?

— Нет, — ответил Дагоберт. — Я очень в этом сомневаюсь.

— Тогда зачем посылать своего друга на верную смерть? — спросила Жизель.

— Я послал его, потому что он мой друг, — сказал Дагоберт. – Я надеюсь, что ради него – и ради нас самих он не вернется. Что он найдёт покой в святом храме Бога-Короля. Рыцарь он Зигмара или нет, но Дидерик осквернен. Страшные силы извратили его душу точно так же, как они извратили плоть бедного Эмиля Экхарда. — тон Дагоберта стал мрачным и задумчивым. — Если он действительно вернется с мрачными ответами на мрачные вопросы.… ну что ж, тогда мы все обречены.

Кастнер пересек черную как смоль лужайку, направляясь к дому своих предков. Он медленно кивнул сам себе, его голова горела от неразрешимых вопросов. Его прошлое было ложью. И он это знал. Но будет ли его будущее таким же фальшивым?

— Кастнер, — позвала Жизель.

Ее голос эхом разнесся по пустым садам поместья. Было утро, и даже птицы, казалось, отдавали дань уважения мертвым. В воздухе пахло свежевскопанной землей. — Сьер Кастнер! — крикнула Жизель через могилы.

— Его нет в доме? — Крикнул в ответ отец Дагоберт. Он только что закончил свои причитания по умершим. Учитывая количество похороненных тел, это заняло некоторое время.

— Нет, отец. Последний раз, когда я его видела, — сказала Жизель, — он осматривал костюмы в холле.

— Родовые доспехи Сьера Кастнера, — сказал Дагоберт. Жизель нахмурилась, когда он подошел к ней. — Бывшего Сьера Кастнера, — пояснил священник. — Его прапрадедушка сражался бок о бок с Магнусом Благочестивым во время Великой Войны с Хаосом.

— Возможно, он просто уехал в город сегодня рано утром, — предположила Жизель.

— Не поговорив сначала со мной? Нет, я так не думаю.

— Возможно, он просто хотел побыть один.

— Вполне понятно, — сказал Дагоберт. — Не каждый день узнаешь, что можешь оказаться вестником апокалипсиса.

— Он вернется, когда будет готов, да?

— Да, — задумчиво произнес Дагоберт. Если священник был прав насчет Селестинской Книги Прорицаний, то вся жизнь Кастнера была там. Он собирался вернуться за ней. Дагоберт кивнул, его подбородок задрожал. — Том, Да, действительно. Если мы хотим знать, где он, я должен вернуться к своим переводам.

— Я приготовлю нам завтрак, — сказала Жизель.

— Да, дитя мое. Приготовь.

Когда Жизель подошла к колодцу за свежей водой, она обнаружила, что ведро уже опущено. Потянув за ручку, она обнаружила, что та не поддается.

— Ведро застряло, — крикнула Жизель. Пока она изо всех сил пыталась повернуть ручку своей хрупкой фигуркой, Дагоберт вернулся, чтобы помочь ей.

— Это, наверное, из-за лебёдки, — сказал ей священник. Пока они вдвоем поднимались, веревка медленно обвилась вокруг веретена. – Что это, клянусь богами? — спросил Дагоберт.

Тяжесть веревки была невероятной.

— Может быть, она зацепилась за что-то, — когда Жизель наклонилась, чтобы посмотреть, как ведро поднимается из темноты, оставляя Дагобера на рукоятке, веревка почти натянулась. Шум привлек внимание Горста, который принюхивался к колодцу, как любопытная гончая.

— Вернись к ручке, дитя, или все наши усилия будут напрасны, — сказал священник, и на его лбу выступили крупные капли пота. — Он зацепился за корень или что-то такое, что пробило стену шахты. Мы тут, наверное, полдерева тащим.

Когда ведро поднялось над каменным краем колодца, Жизель и отец Дагобер увидели, что они не тащат корень дерева. Ведро висело рядом с телом, веревка которого была скручена в петлю. Дидерик Кастнер свисал с рукоятки колодца. Голова его неловко повисла в петле, словно шея была сломана долгим падением. Его руки и ноги беспомощно болтались, с ботинок капала вода, когда они погрузились в воду. Лицо храмовника было мертвенно-бледным, черные следы разложения отчетливо проступали сквозь его плоть, отходя от поврежденного глаза, как звезда.

— Кровь Зигмара… — сказал Дагобер. — Драгоценная кровь Зигмара.

— Что все это значит? — спросила Жизель, ее лицо все еще было потрясенным.

— Это значит, что я ошибся, — сказал Дагоберт. — Это значит, что судьбу нельзя сжать, как мертвый цветок между страницами толстого тома. Она живая. Она неукротима и постоянно меняется. Жизель увидела, как по округлой щеке священника покатились слезы. Это была слеза мрачного счастья, а не горя. — Это значит, — сказал наконец Дагоберт, — что судьба — это то, что ты о ней думаешь.

***

Но судьба — это не то, что в твоей власти, моя тень. Судьба неотвратима потому, что я так решил. Твоя судьба связана с моей, и я не позволю нам потерпеть неудачу. Ты не можешь отдать то, что тебе не принадлежит. Твоя душа может покинуть этот смертный сосуд только по моему приказу. Когда я буду готов принять помазанную плоть Вечного Избранника. Когда я снова буду готов править миром, готовым к гибели. Никакая петля труса не лишит меня вечности.

Ты думаешь, потребовалась несгибаемая воля, чтобы отвергнуть меня? Бежать от своей смертности и предать свою плоть тлению? Нет, моя тень. Нужна неукротимая воля, чтобы подчинить, нет, сломить сами законы существования. Нужна неукротимая воля, чтобы побороть вожжи ускользающей судьбы и ярмо судьбы – которое попирает даже богов – как зверь моего бремени. Нужна неукротимая воля, чтобы отправить тебя назад, исправить неудачи и начать все сначала. Жить в неведении и исполнять мои демонические приказы. МОЮ неукротимую волю.