Аристократ и Принц Пустыни (Новелла) - 3 Глава

На следующий день Такэюки в компании Мустафы отправился осматривать достопримечательности — не только Раса, но и близлежащего города. Мечети, гробницы святых, римские храмы, остатки колоннад… Да мало ли интересного можно найти в чужой стране?

Странно было видеть одинокую ленту дороги среди нескончаемых волнистых песков. Такэюки вскарабкался на вершину холма, и открывшийся оттуда вид заставил его восхищенно ахнуть. За дюнами сверкало пятно яркой зелени.

«Это, наверное, оазис».

Мустафа был прямо-таки кладезем знаний и легко отвечал на вопросы гостя, многие из которых должны были казаться ему наивными. Ведь Такэюки не удосужился перед поездкой почитать хоть что-то о вожделенной стране.

— Каждый мужчина Кассины в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти обязан отслужить два года в армии.

— Правда? Ты тоже служил?

— Да, когда мне исполнилось двадцать. Был в одном полку с принцем Асифом. Это очень вдохновляло.

— Принц Асиф? Он станет следующим королем?

— Верно. Наследный принц Асиф бин Рашид — старший сын короля Мухаммеда. Мы одного возраста.

Машина с грохотом катилась по немощеным улочкам городской окраины. Такэюки крепко держался за спинку водительского кресла и болтал с сидевшим за рулем Мустафой. Тот рассказывал о принце с нескрываемой гордостью — как видно, уважал его безмерно. Такэюки узнал, что нынешний король сумел завоевать любовь и доверие подданных, и что такие же чувства люди питают к принцу.

— Его Высочество умен и горой стоит за справедливость. Он изумительный человек. У нас давно исчез обычай гаремов, но я уверен, что многие девушки об этом жалеют.

— Нет гаремов? В смысле, у мужчины может быть только одна жена?

— Теоретически, да, — загадочно откликнулся Мустафа. — Однако у короля есть любовницы. Если принц Асиф поступит также, никто не станет его осуждать.

— Он, наверное, очень популярен.

— Он гордость нашей страны.

В голосе араба прозвучала такая убежденность, что Такэюки немедленно захотелось самому встретиться с принцем Асифом и увидеть, какой он. Впрочем, молодой человек понимал, что едва ли имеет возможность удовлетворить свое любопытство, потому мысль промелькнула — и исчезла.

— Что еще вы хотели бы посмотреть?

Мустафа оставался неизменным спутником Такэюки третий день подряд. Такэюки пытался намекнуть брату, что ему неудобно делать из араба свою няньку. Ацуси в ответ лишь нахмурился, сказал, что ему еще неудобнее оставлять Такэюки без присмотра, и дальше слушать не захотел. А больше возиться с Такэюки было некому: Ацуси пропадал на работе, Масако по понятным причинам тоже не подходила на роль гида. Еще в день приезда — в понедельник — Ацуси с послом условились отдать Такэюки на попечение Мустафы до выходных. «Лучше перестраховаться, чем потом кусать локти», — втолковывал брат. Но Такэюки за все проведенное в Кассине время не заметил, чтобы здесь было хоть сколько-нибудь опасно. Возможно, Ацуси действительно чересчур трясся над ним?

На третий день туристический запал Такэюки несколько угас. Рас привлекателен для тех, кто интересуется культурой античного Рима: в шести часах езды от города сохранились остатки форта и арены, ждали посетителей несколько музеев и картинных галерей. Такэюки же был весьма далек от римской культуры. Он прокрутил в голове свои скудные познания о городе и просиял:

— Знаю. Покажи мне соук.

Посетив соук, или базар, он располагал отличной возможностью погрузиться в повседневную жизнь кассинцев. Хватало там и сувениров для туристов. Такэюки, впрочем, ничего конкретного покупать не собирался. Ему больше хотелось посмотреть на людей.

— Соук, сэр?

Они встретились взглядами в зеркале заднего вида. В глазах Мустафы определенно мелькнула тревога, и Такэюки наклонил голову:

— Там опасно?

— Не особенно, но… — Водитель замялся.

Такэюки проследил направление его взгляда и догадался, что именно смутило Мустафу. Однако это его только развеселило. На молодом человеке красовались рубашка с короткими рукавами и открытым воротом, облегающие брюки. Вокруг бедер повязан легкий свитер, на голове шляпа. Все в эдаком нарочито небрежном стиле, но не надо быть знатоком моды, чтобы определить: эта одежка отнюдь не из сэконд-хэнда. Только таблички не хватало: я сын из богатой семьи! Лакомый кусочек для жадных торговцев.

— Брось, Мустафа.

Он же не дурак, чтобы позволить обобрать себя до нитки… Уверяя в этом Мустафу, Такэюки одновременно убеждал и себя. Главное, не позволять продавцу перехватить инициативу. Когда тебя пытаются заставить купить что-то не нужное, надо спокойно, но уверенно отказаться. Такэюки коснулся большого распятия на шее. Все будет в порядке.

Даже если Мустафа не захочет его сопровождать, он может погулять по соук сам. Такэюки не блистал знанием арабского, но в числе официальных языков Кассины значился и английский. Уровень образования кассинцев отличался от средних показателей по региону — в лучшую сторону. Брат утверждал, что базовый английский понимают большинство жителей столицы.

Чем больше Такэюки об этом думал, тем сильнее ему хотелось пройтись по соук одному. Тот, кого слишком долго окружают чрезмерной заботой и защитой, рано или поздно начинает бунтовать. А Такэюки всегда холили, лелеяли и на корню пресекали все его попытки проявить самостоятельность. То ли из-за того, что он был младшим, то ли потому что производил впечатление хрупкого и слабого, то ли еще из каких-то загадочных соображений.

— Если хочешь, отдохни в кафе, Мустафа.

Водитель вздрогнул и взглянул на Такэюки (опять же через зеркало) полными укора глазами. «Что вы! — говорил его взгляд. — Ни в коем случае!»

— Ваш поступок был бы мне неприятен. Ладно… будь дело только в моем мнении, я бы не спорил. Это были бы мои личные проблемы. Но если с вами что-то случится, может разгореться международный конфликт.

— Ты преувеличиваешь, — улыбнулся Такэюки, искренне находя подобный поворот событий надуманным.

Но Мустафа смотрел серьезно. М-да, на самостоятельной прогулке можно ставить жирный крест. Наверняка брат подсуетился. Такэюки украдкой вздохнул и снова принялся разглядывать окрестности. Автомобиль опять ехал по городской местности. Трехполосная дорога выглядела недавно отремонтированной, высаженные по средней полосе пальмы радовали взор. Современный город бок о бок с унылой пустошью! Такэюки попросил Мустафу притормозить у обочины и забрался на ближайший пригорок. Серые, желтые и розоватые дюны — насколько хватает глаз. Говорят, бедуинам, странствующим по пустыне, постелью служит песок, а одеялом — звезды. Такэюки даже представить себе не мог, каково это. Он лишь чувствовал, что пейзаж навевает почти священный трепет. Неужели среди этих бесконечных дюн реально сомкнуть глаза хоть на минуту? Очутившись в стране, столь не похожей на Японию, Такэюки хотелось делать нечто такое, чего не доводилось делать раньше.

— Лучший соук Раса — Камал Соук на старой рыночной площади.

— Он большой?

— Он похож на лабиринт, — Мустафа снова помрачнел.

— Лабиринт… — Такэюки затих в еще большем предвкушении.

Узкие мощеные улочки были оживленны, грязны и убоги. По обеим сторонам сплошной полосой тянулись прилавки, заваленные диковинными товарами, большую часть которых Такэюки видел впервые в жизни. Наверное, даже неплохо было бы проникнуться духом этих чудесных вещей и покупать то, чего никогда не покупал. Изумительный антиквариат, скажем. Или килимы — прекрасные ковры ручной работы.

Мустафа свернул на бульвар. По мере того, как они продвигались вперед, внешний вид города менялся. Все меньше становилось сияющих высоток, их вытесняли старые здания, а кое-где — Такэюки успел заметить — и развалины. Потом они очутились в районе, битком набитом низенькими домами, дорога заметно ухудшилась. Порой на пути попадались навьюченные ослы, и приходилось сбавлять скорость. На этой улице было полно кафе, перед ними стояли разноцветные пластиковые стулья, занятые многочисленными посетителями. Машина двигалась не быстрее пешеходов, и хотя Мустафа время от времени сигналил, требуя уступить дорогу, Такэюки заметил, что он жмет на клаксон только в самом крайнем случае. Людской поток заполонил улицу метров на пятьдесят вперед.

Оглядевшись, Такэюки увидел слева каменные ворота. Именно туда, а также оттуда текла толпа.

— За этими воротами соук.

— Ого, сколько народа.

— Но парковка немного дальше.

Мустафа даже не подумал предложить пассажиру вылезти из автомобиля и прогуляться пешком. Вот уж действительно ни на минуту не хотел выпускать его из виду.

Взглянув за ворота, Такэюки на момент ослеп от буйства красок и разнообразия костюмов. Желтые, красные, зеленые цвета слились в пеструю круговерть. Молодому человеку так захотелось присоединиться к этому веселому водовороту, что аж сердце запрыгало. Такэюки приелись гробницы и храмы, надоела торжественная атмосфера античных руин — душа требовала разнообразия.

— Потом придется пройтись, — извиняющимся тоном сказал Мустафа. — Нельзя нарушать правила… к тому же на посольской машине.

Толпа поредела. Наверное, потому, что они оказались на окраине города — дальше расстилалась пустыня. Возле кафе двое седовласых мужчин курили кальян и играли в нарды, склонившись над сложенным из картонных коробок столом. Автомобиль как раз проезжал мимо них, когда раздался громкий хлопок. Машину тряхнуло, Такэюки от неожиданности слетел с сиденья.

— Ох, плохо, плохо! — Мустафа впервые за все время перешел на родной язык.

— Ч-что случилось?

— Шину прокололи, — тут же вернулся к былой сдержанности водитель.

Встревоженные шумом игроки по очереди заглядывали в окна автомобиля и издавали непонятные Такэюки восклицания. Мустафа, опустив стекло, быстро заговорил по-арабски. Мужчины отвечали. Что именно — Такэюки не разобрал. Впрочем, сказанное Мустафой он тоже не уловил.

За кафе был небольшой курятник, возле него они и поставили машину. Пока Мустафа оценивал размеры повреждений, Такэюки топтался рядом. Старики вернулись к игре.

— Удача сегодня не на нашей стороне. — Араб, наконец, выпрямился. — Прокол на задней левой, но и в правой давление упало. А запасная только одна. Лучше поискать автомастерскую.

— Она здесь есть?

— Пойду на ближайшую заправку — это около двух километров отсюда. Вернусь с механиком минут через тридцать. Простите, господин Такэюки, не могли бы вы подождать в кафе? Выпьете чаю…

— Конечно, без проблем.

— Мне очень жаль, — убито повторил Мустафа и быстро зашагал обратно в ту сторону, откуда они приехали.

Такэюки подождал, покуда он скроется из виду, и пробормотал:

— Извини, но что-то я не в настроении пить чай.

Сумрачное неприветливое кафе пустовало, только двое тощих детишек лет пяти возились у прилавка. Владелец, видимо, ушел в заднее помещение. Старики, оставив свое занятие, косились на Такэюки и переговаривались на арабском. Кажется, их внимание привлекала цепочка на его шее. Цепочку украшало распятие из белого золота, отделанное сапфирами и бриллиантом — довольно большое и весьма заметное. Не стоило и думать о том, чтобы спрятать его под рубашку: слишком открытый ворот обрекал все попытки на неудачу.

«Ну и что?»

Такэюки не считал себя ревностно верующим, однако он все же был христианином. А если крещеный человек носит распятие, что тут такого? После короткой внутренней борьбы Такэюки решил, что вовсе не обязательно покорно сидеть в кафе и дожидаться Мустафу. Он пойдет на базар и погуляет там до возвращения водителя. Он ведь не ребенок, чтобы везде его за ручку водить.

За воротами ждала целая паутина улочек без конца и края. Самый большой соук Кассины оказался куда крупнее, чем представлялось Такэюки. Несмотря на полдень, внутри царила полутьма: рынок был крытый. Не очень приятное ощущение: будто в погреб попал. Здесь, кажется, продавалось все, что только могла изобрести человеческая фантазия. На стенах магазинчиков, сложенных из старого камня, висела одежда и ткани. В огромных корзинах одуряюще пахли пряности — красные, коричневые, желтые. Золотые и серебряные изделия на шелке… А специально для туристов — открытки, одноразовые фотоаппараты, сувениры.

Переполненный впечатлениями Такэюки бесцельно бродил по базару, рассматривая прилавки. Время от времени он замечал местных — те обертывали головы тканью. Но чего японец никак не мог понять, так это почему многие на него смотрят. Как будто других иностранцев на рынке мало. Белокожие светловолосые европейцы, например, тоже заметно выделялись из толпы — и ничего. Да и одежда на нем вроде обычная. Такэюки заподозрил было, будто крест на его шее оскорбляет чьи-то религиозные чувства, однако Мустафа говорил, что такой фундаментализм кассинцам не свойственен…

Волшебная атмосфера соук затягивала, заставляла забыть о времени. Такэюки блуждал по бесконечным переулкам, вертел головой и совсем не смотрел, куда идет. Неудивительно, что вскоре он чувствительно задел кого-то плечом.

— Ох, простите…

Бородатый араб с густыми бровями нахмурился и что-то произнес, пристально глядя Такэюки в глаза. Потом указал корявым пальцем на его грудь и снова принялся говорить. Тон казался не то осуждающим, не то предостерегающим, но слов молодой человек не разобрал. Когда старик сказал, что хотел, и пошел своей дорогой, Такэюки вздохнул с облегчением. Однако то обстоятельство, что английский в сложившейся ситуации помог мало, его встревожило. Надо возвращаться. Все-таки с Мустафой как-то спокойнее…

Такэюки посмотрел на часы и обнаружил, что тридцать минут давно прошли. Упс. Мустафа наверняка уже сообразил, что подопечным в кафе и не пахнет, и встревожился. Такэюки быстро направился в ту сторону, откуда пришел. По идее, он должен был выйти к каменным воротам, но те почему-то не спешили показываться. Повернул слишком рано? Молодой человек вернулся немного назад и выбрал другую улочку. Увы, все закоулки выглядели для него на одно лицо — никакой возможности определить, проходил ли здесь раньше. Такэюки медленно, но верно начинал паниковать. Спросить дорогу у кого-нибудь из местных? Те смотрели с таким подозрением, что он в итоге не набрался храбрости осуществить свой план. Туристы из Японии? Соплеменников поблизости не наблюдалось. Иностранцы? Как-то неудобно, когда не знаешь, из какой страны человек.

Растерянный, полностью отдавшийся на волю интуиции, Такэюки брел вперед, пока не наткнулся на брешь в торговых рядах. Людей стало гораздо меньше: он явно достиг конца базара. Путь преграждала каменная стена, но справа брезжил свет. Видно, большие ворота были не единственным входом-выходом. Сейчас Такэюки отчаянно хотелось очутиться на открытом месте: лучше дойти до кафе снаружи, чем блуждать в сумрачном лабиринте соук. Справа стояли три потрепанных дома, и между ними вилась тропка, ведущая, очевидно, к главной дороге.

«Прекрасно, сейчас выберемся».

Чувствуя себя так, словно нашел выход в реальный мир из заколдованного замка, Такэюки шагнул в направлении дорожки. И тут его схватили за плечо. Молодой человек в ужасе обернулся — чтобы встретить зловещий взгляд дюжего бородача в клетчатой красно-белой арафатке. Неужели здесь чья-то частная территория?

— Простите, я немного заблудился, — объяснил японец, молясь, чтобы его английский поняли.

Возле бородача появились еще двое местных самого устрашающего вида, и Такэюки подавился словами.

Его оттесняли в пустое пространство между домами. Звать на помощь было бесполезно: слишком далеко от людных улочек. Вскоре Такэюки уперся спиной в стену и затравленным зверьком смотрел на окруживших его мужчин, каждый из которых был куда выше и крепче его самого. Одежду они носили разную: на одном — какие-то широкие штаны и мешковатый свитер, на другом — узорчатая рубашка и хлопковые брюки… Но у всех троих на поясах красовались кожаные ножны с изогнутыми кинжалами. Обожженные солнцем лица, густые брови, бороды и, особенно, злые глаза — все это ввергло Такэюки в такой ужас, что он обомлел и потерял дар речи.

Один из чужаков протянул руку. Молодой человек даже не вскрикнул — просто громко выдохнул — и зажмурился. Но тут же удивленно поднял ресницы, ощутив мгновенную жгучую боль: распятие перекочевало в ладонь араба. Такэюки машинально мазнул пальцами по шее — кровь. Осмотрев добычу, грабители переглянулись и обменялись кивками. Такэюки сжался, сглотнул в надежде, что этим они и ограничатся. Все-таки золото, бриллиант почти в карат — неплохие деньги. Но мужчинам явно нужно было что-то еще.

«Старик, в которого я врезался на базаре, — запоздало сообразил Такэюки. — Он, наверное, пытался меня предупредить…»

В любом случае понимание пришло слишком поздно. Араб в клетчатой арафатке упрятал распятие под рубашку.

«Пожалуйста, уходите», — молча молил Такэюки. Говорить вслух он опасался, не желая провоцировать грабителей. Мысли проносились суматошно и обрывисто, по спине стекал холодный пот. Над головой приглушенно звучала арабская речь: троица о чем-то совещалась.

«Ацуси! Мустафа!» Если бы Такэюки мог предположить, что произойдет нечто подобное, он бы в жизни не отправился гулять по соук в одиночку. А Мустафа сейчас его ищет… Наверняка сообразил, что подопечный ушел на базар. Если сильно повезет, найдет прямо сейчас… Слабая надежда разбилась, стоило Такэюки вспомнить хитросплетение узких улочек. Шансы, что Мустафа выйдет именно сюда, близки к нулю.

Опасливо подняв глаза, японец встретил взгляд человека, стоящего посередине, и затрясся. Так смотрят на женщин — бесстыдно, оценивающе, с грубым любопытством. «Я мужчина». Но язык по-прежнему не желал повиноваться. Трусость? Шок? Не осознаваемая раньше собственная беспомощность застигла Такэюки врасплох. Будучи обладателем тонкой фигурки, нежной кожи, шелковистых черных волос и больших глаз, он понимал, насколько женственно выглядит. В школе его нередко тискали старшие мальчишки, но все-таки Такэюки ощущал себя мужчиной и никак иначе. Происходящее походило на страшный сон.

«Что мне делать?»

— Если вам нужны деньги… — выдавил он.

Такэюки готов был пообещать любую сумму, лишь бы отпустили. Увы, паника не благоприятствует внятному произношению — они не поняли.

Араб, стоящий слева, взял Такэюки за подбородок, притянул к себе.

— Нет! — выкрикнул молодой человек по-японски, рванулся. — Уходите! Отстаньте от меня!

Оцепенение, наконец, отпустило. Он метался в тесном полукруге, пытаясь пробиться на волю, мужчины без труда отражали его суетливые атаки и ухмылялись. Японцу дали немного побегать, потом один заломил ему руки за спину, а другой ударил в солнечное сплетение. Удара Такэюки не почувствовал, не было даже боли. Он опустился на колени, завалился. Словно все кости разом из тела вытащили, перед глазами поплыло.

«А… Ацуси…»

Такэюки потерял сознание.