Аристократ и Принц Пустыни (Новелла) - 5 Глава

С рассветом караван тронулся в путь. Покрывало, которое ночью защищало Такэюки от холода, днем берегло от палящего солнца. На завтрак молодой человек получил кусок хлеба и верблюжье молоко. Хлеб, правда, был твердый, словно камень, но Такэюки научили, как размачивать его в молоке, и получилось довольно вкусно.

Так как пленник вел себя спокойно, руки ему развязали: все равно никуда не денется. Такэюки и не собирался деваться. Во всяком случае, днем. Вот ночью — другое дело. Теперь он мог держаться за железный борт, легче переносил тряску и не боялся стукнуться обо что-нибудь.

Шло время, пыхтел грузовик, мерно шагали верблюды, а кремовая пустыня казалась бесконечной. На пути попадалось немало покатых холмов, но издали ландшафт выглядел ровным и безмятежным, как море. Море песка под пронзительным небом. Изредка на синем фоне появлялись облачка, похожие на легкие небрежные мазки кисти. Вездесущий песок жег глаза, покрывал тело, оседал в волосах, ставших жесткими и тусклыми. Кто бы мог подумать, что возможность принять душ — всегда воспринимавшаяся, как нечто само собой разумеющееся — теперь покажется недосягаемой мечтой?

Ближе к полудню жара стала невыносимой. Караван двигался медленно: солнце и ветер, не встречая преграды, атаковали без жалости. Такэюки сидел, укутавшись в черное покрывало, и отчаянно боролся с жаждой. Вода была слишком драгоценной, чтобы позволить себе пить вволю. Вскоре впереди показалась гигантская скала, напоминающая опустившегося на колени великана. В тени этой скалы остановились на обед, и Такэюки, которому уже казалось, что он скоро закипит, быстро остыл. Резкие смены температуры не переставали его удивлять. Так и заболеть недолго.

Пообедав, караванщики легли вздремнуть, но по очереди — с Такэюки постоянно кто-то оставался. Руки японцу не связывали, однако освободить ноги, находясь под постоянным присмотром, он не мог. Узлы оказались слишком сложны и крепки для его пальцев, а нож было негде взять. Потом Такэюки, кажется, и сам заснул, а когда открыл глаза, грузовик уже двигался. Над кузовом растянули тент, сразу стало прохладнее. Сложенные по углам вещи дребезжали и постукивали — они, верно, давно привыкли так путешествовать. Такэюки же чудилось, что караван движется в никуда. Ощущения времени и пространства начинали путаться, расплываться. В мире существовали лишь пустыня и синее небо. Оставшийся далеко на востоке город с его небоскребами из стекла и металла казался миражом. Песок опустошал, выпивал силы.

Такэюки закрыл глаза, представляя лица брата, невестки, родителей. Он обещал, что вернется, но решимость слабела, нашептывая отдаться на волю судьбы. Нужен был кто-то, кто встряхнет его. Наорет, если потребуется, заставит взять себя в руки… В попытке немного взбодриться Такэюки выглянул из-под тента и принялся осматриваться. Если встретится хоть мало-мальски ценная примета, надо ее запомнить. Больше всего молодой человек боялся впасть в апатию. А именно это с ним и случится, если чем-нибудь себя не занять. Под монотонный шум мотора Такэюки смотрел в пространство. Он слышал, что у жителей пустыни отменное зрение, и теперь понимал почему. Здесь ничто не останавливало взгляд. Абсолютно. Ни здания, ни природные возвышенности.

Вдруг на горизонте появилась темная точка. Такэюки моргнул. На зрение он обычно не жаловался, но тут не поверил собственным глазам. Показалось? Наверняка показалось: он ведь так долго толком не видел ничего, на чем можно было бы сосредоточить взгляд. До боли напрягая глаза, Такэюки всматривался туда, где заметил подозрительную точку.

«Что это?»

Не мираж — точка оставалась четкой и, кроме того, явственно росла. К тому времени, как Такэюки удостоверился, что воображение с ним не шутит, неладное заметили и караванщики. Метахат, возглавляющий колонну, повернул своего верблюда и присоединился к следующему за грузовиком тощему. Их озадаченные голоса прекрасно различались и за пятьдесят метров: вот так пустыня проводит звук. Удивленный, Такэюки подобрался. Мужчины, переговорив, резко погнали верблюдов за успевшим отъехать грузовиком. Оказалось, что эти животные бегают довольно быстро, если их заставить. Обогнув караван, Метахат что-то крикнул, и в голосе явственно проскользнул страх. Видимо, он велел двигаться побыстрее — грузовик, и без того немилосердно чихающий, зафыркал усерднее, скорость увеличилась. Усилилась и тряска, вынуждая Такэюки судорожно вцепиться в борт. Кажется, караванщикам «повезло» наткнуться на кого-то не того. Что сулила эта встреча Такэюки, было пока непонятно. Зато от безразличия не осталось и следа: здесь не до депрессий — как бы не угодить из огня да в полымя.

Точка тем временем превратилась в невероятно быстроногую лошадь. Такэюки прямо глаз не мог отвести от чудесного животного: тонких изящных ног, аккуратной небольшой головы, шелковистой гривы. Лошадь несла всадника в куфии(2), закрывающей лицо до самых глаз. Даже издали было видно, что он широкоплеч и строен. Оба стоили друг друга — красавец-всадник и конь.

Длинный белый шлейф куфии бился на ветру. Всадник походил на мираж, и Такэюки быстро моргнул: настоящий ли? Вот уж точно, как в кино…

Теперь их разделяло всего несколько десятков метров, и расстояние стремительно сокращалось. Вблизи всадник выглядел еще величественнее. Одежда его отличалась от той, что носили похитители — что-то похожее на кимоно, туго перетянутое кушаком и кожаным поясом. И кинжал на бедре. Такэюки пробрала дрожь. Желая побольше увидеть, он поднял глаза и встретил пронзительный синий взгляд. Благоговение, трепет… странное чувство дежа вю. В груди стало жарко, перехватило дыхание. Впрочем, все продолжалось не больше секунды. Всадник обогнал грузовик, преследуя главаря.

— Метахат! Стой!

Как ни странно, машина дернулась и начала тормозить. Наверное, потому, что верблюды впереди остановились, как и приказал незнакомец. Когда грузовик застыл, Такэюки осторожно подобрался к щели между тентом и бортом.

Мужчина спешился — высокий, прекрасно сложенный. Метахат тоже слез с верблюда и подошел к незнакомцу. Очень осторожно подошел.

— Приветствую тебя, Саид Сокол Пустыни. Много воды утекло

— И впрямь. Ты наверняка успел замарать руки с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Выходит, незнакомца звали Саид. И он не опасался отпускать нелестные замечания в адрес главаря бандитов. Ладно бы с ним были люди, но неужели он полагает, что в одиночку справится с шестерыми?

— Нет, что ты, — неубедительно пробормотал Метахат.

Кто же этот человек? Неужели всегда путешествует один? У Метахата о нем не самые приятные воспоминания, это точно.

— Ой ли? — Синие глаза подозрительно сузились.

Только глаза и были видны, и Такэюки, естественно, смотрел именно на них. Ткань не только прятала лицо, но и заглушала голос, мешая понять настроение говорящего.

Следующий вопрос Саида заставил сердце японца подскочить к горлу.

— А что у вас в кузове?

До этого они говорили о вещах, Такэюки не касающихся. Теперь от ответа Метахата зависело, что произойдет с ним дальше.

— А, гость нашего шейха, — бесстыже заявил главарь караванщиков. — Азиат, приехал изучать культуру кочевых племен. Нас познакомил Адам из туристической фирмы Исмаила. Сопровождаю его в качестве гида.

Он врет, хотел крикнуть Такэюки. Но грузовик качнулся, и в следующее мгновение молодой человек ощутил у горла лезвие. «Крикнешь — убью»,- доходчиво говорил взгляд тощего араба.

Кроме того, Такэюки не знал, друг ему Саид или враг. Интуиция нашептывала, что уйти с синеглазым всадником безопаснее, но это было первое впечатление, а оно, как известно, зачастую обманчиво. Незнакомец опасен, иначе Метахат не заискивал бы перед ним…

— Ясно, — протянул Саид.

Такэюки, перестав коситься на нож, снова перевел взгляд на щель под тентом.

— На секунду мне показалось, что у вас там женщина. Но ты говоришь, турист… Что ж. Раз так, у меня нет оснований полагать, что вы похитили его, чтобы подарить главарю враждебного племени. Я верю тебе, Метахат.

— Ты сомневался во мне, Саид? Когда я обманывал тебя? Кто, как не я, навел тебя на банду Сарда, промышлявшую незаконной торговлей? И не ты ли пообещал, что я получу награду за это?

— Хм, — надменно фыркнул Саид и развернулся на каблуках. — Похоже, я зря остановил вас.

Такэюки думал, что мужчина прыгнет на лошадь и ускачет, но он открыл притороченную к седлу сумку из конопляной ткани, достал две бутыли вина и небрежно кинул одну Метахату. Похититель, взглянув на ярлык, присвистнул.

— Славно. И где ты берешь такое вино? Контрабанда?

— Контрабанда, — легко признался Саид.

Глаза его оставались серьезными, но голос звучал весело.

— Я берегу их для особых случаев, но, раз уж остановил вас по ложному подозрению, чувствую себя обязанным искупить вину.

— Не стоит. Все мы ошибаемся, я уже всё забыл. Но я приму твой дар в знак нашей дружбы.

— Я ценю твою дружбу. Иногда мы оказываемся по разные стороны баррикад, но чаще все же работаем вместе. Не так ли, друг мой?

— Так, — Метахат гордо выпятил грудь.

Бутылку он бережно сжимал в руке и прямо светился от счастья.

— Тогда мне пора. Удачного пути!

Саид легко вскочил в седло. Черный конь всхрапнул. Красивое животное словно и не устало вовсе после гонки за караваном, и вскоре оба исчезли в том же направлении, откуда так внезапно появились.

Почти ощутимое напряжение, витавшее в воздухе, пропало — караванщики оживленно загудели. Тощий спрятал нож, бросил на пленника последний предупреждающий взгляд и выпрыгнул из грузовика. Колонна вновь отправилась в путь. Неожиданный сувенир и счастливая развязка опасной встречи сильно подняли похитителям настроение. Машина двигалась медленнее обычного, сильно трясло, а Такэюки думал о Саиде.

Кто он? Как выглядит его лицо? Где Такэюки уже видел эти бездонные синие глаза? Ответ брезжил на границе сознания, но вспомнить не удавалось.

Так или иначе, Саид уехал. Спасения ждать неоткуда. Брат уже наверняка отчаялся его найти, а способа сообщить о своем местонахождении нет. Такэюки взъерошил слипшиеся волосы. Мысль об еще одной ночи в пустыне пугала: он скучал по мягкой постели. И плевать, что назовут неженкой. В конце концов, для младшего сына уважаемой семьи вполне естественно привыкнуть к роскоши. Рискни кто-нибудь высказать эту мысль Такэюки в лицо, и этот «кто-нибудь» нарвался бы на неприятности, но обманывать самого себя было бессмысленно.

Остаток дня прошел без приключений. Как и вчера, караван сделал привал на закате. Разве что скал здесь не было — только волны песка. На песке расстелили три ковра, накрыли все сооружение куполообразным шатром. Перед импровизированной палаткой сложили очаг.

Такэюки пришлось остаться в кузове, хотя ему очень хотелось размять ноги. Все его мольбы Метахат игнорировал, опасаясь, верно, как бы добыча не сбежала. Только злорадно улыбался и советовал приберечь просьбы для главаря азаваров.

А потом началось веселье. Мужчины танцевали вокруг костра, оглашая округу громкими песнями. Такэюки, который кутался, вздрагивая от холода, в одеяло, тоже принесли еду и чашку вина. Тарелку молодой человек принял, а от вина отказался. Тут бы, казалось, милое дело — напиться, но Такэюки понимал: выпьет хоть глоток — сильно пожалеет наутро. Он еще помнил, как его выворачивало, и не спешил повторять опыт.

Песни, пляски и разговоры продолжались целый час, а затем вдруг воцарилась тишина. Она-то и разбудила задремавшего после еды Такэюки. Странно, если учесть, что какую-то минуту назад пир кипел вовсю. Словно все куда-то испарились. Японец подполз к борту и выглянул наружу. Ему, конечно, хотелось сбежать, но быть внезапно брошенным посреди пустыни в его планы не входило.

Над песками царила чернильная безлунная ночь. Даже звезды мерцали совсем тускло. Костер погас, а ведь Такэюки был уверен, что караванщики поддерживают огонь по очереди. Что происходит? Стоя на четвереньках, он дрожал и напряженно размышлял. Что делать? Бежать? А как же связанные ноги? Отыскать нож? Ничего он не найдет в такой темноте…

Рядом зашуршала ткань.

— Кто здесь? — вскрикнул Такэюки.

В ответ предостерегающе шикнули.

— Ацуси?

Он понимал, что брату здесь взяться неоткуда, но просто понятия не имел, кто еще это может быть. В ответ — тишина. Вконец перепугавшись, Такэюки шарахнулся от неясной тени. Когда его обхватили поперек туловища, начал бестолково отбиваться. Вот только он своего противника не видел, а тому темнота явно не мешала. Такэюки и оглянуться не успел, как его благополучно выволокли из грузовика.

— Пусти!

— Тихо!

Человек не кричал, не угрожал, но в голосе прозвучала такая подавляющая властность, что Такэюки невольно притих. И вдруг сообразил.

— С-саид?

Догадка, не встретив подтверждения, но не получив и отрицания, переросла в уверенность. Только зачем он Саиду? Какая еще напасть готова обрушиться на его несчастную голову? К глазам подступили слезы.

— Умоляю, отпусти меня. — Сил не оставалось ни на гордость, ни на стыд. — Мне здесь не нравится…

— Рот закрой, кому сказал.

Голос был приглушен тканью, но вполне узнаваем.

Выходит, Саид таки разглядел его днем. Разыграл спектакль перед Метахатом, а сам… На Такэюки с новой силой навалилось отчаяние. Хотя новый похититель и был один, но что-то подсказывало японцу, что сбежать от него будет еще труднее, чем от Метахата со всеми его людьми.

Саид без видимых усилий пронес Такэюки с сотню метров — до места, где стоял черный конь. Опустил пленника на холодный песок и сорвал скрывающую лицо ткань. Такэюки, немного привыкший к ночной тьме, едва смог сдержать возглас удивления. Длинные вьющиеся волосы, резкая линия носа…

— Ты!.. В самолете…

Ошибки быть не могло. Такэюки недоверчиво вглядывался в черты Саида. Так вот почему синие глаза показались такими знакомыми. Как же он раньше не понял?!

— Умеешь ездить верхом?

Голос Такэюки тоже узнал.

В голове моментально закрутился добрый десяток вопросов. Но мужчина говорил сурово, так что Такэюки припрятал любопытство до лучших времен и отозвался, хоть и сварливо:

— Если надо, более или менее.

Едва услышав ответ, Саид вытащил кинжал. Такэюки машинально закрылся руками, однако длинноволосый всего лишь освободил ему ноги.

— А теперь слушай. Ты пойдешь со мной. Попробуешь хоть на миг подумать о том, чтобы удрать — и я тебе безопасность не гарантирую.

Его глаза поблескивали в темноте. Такэюки усердно, словно марионетка, закивал, ни капли не сомневаясь, что Саид способен на убийство. Опасность ощущалась явственно, холодком по коже. А мужчина, решив, наверное, что переборщил с угрозами, ухмыльнулся.

— Ну, давай.

Такэюки с опаской принял протянутую руку. После долгой вынужденной неподвижности он сомневался, что сможет самостоятельно подняться. А раз так, корчить из себя героя и гордо отталкивать чужую ладонь глупо. Саид помог ему поставить ногу в стремя, обхватил за пояс.

— Держишься?

Японец кивнул — и в следующую секунду оказался в седле. Саид устроился позади. Они оказались тесно прижаты друг к другу — спиной Такэюки чувствовал жар тела и крепкие мышцы Саида. Чувствовал и неудержимо краснел, сам толком не понимая почему.

Саид подобрал поводья:

— Пошел!

Конь пустился неторопливой рысью.

Они ехали через ночную пустыню. Вороной перешел на галоп, дробный топот отдавался в черной тишине, невидимая земля создавала ощущение полета.

— Держись хорошенько. Ты ведь не хочешь свалиться? — Саид переложил поводья в правую руку, а левой обхватил Такэюки поперек живота, еще крепче прижимая японца к себе.

— Э… Саид…

Такэюки привык соблюдать определенное личное пространство. Назвать же дистанцией положение, когда чувствуешь копчиком пах соседа, было сложно.

— Что? — как ни в чем не бывало отозвался длинноволосый.

Видимо, происходящее беспокоило только Такэюки. С другой стороны, как еще сидеть вдвоем на одной лошади?

— Куда мы едем? И что ты собираешься со мной делать?

В ответ он получил неопределенное хмыканье. Возможно, Саид посчитал, что увести его из-под носа бандитов будет забавно, а зачем — сам еще не решил.

— Ты за мной следил? — Молчание Такэюки не нравилось, и он все пытался завести беседу в надежде разузнать планы похитителя.

Метахат, пусть и неплохо знал английский, разговорчивостью не отличался. Может, хоть этот что-нибудь скажет? В самолете вон как болтал. В самолете… Прекрасно одетый респектабельный пассажир первого класса международного рейса. И водит дела с бандитами в диких песках. Конечно, на бизнесмена Саид походил мало, но дальше профессии актера или певца воображение Такэюки на его счет не заходило. А тут — Сокол Пустыни. Все догадки рассыпались пылью, голова гудела.

— Ты ведь не притрагивался к вину, — начал Саид, не сочтя нужным ответить на вопрос. — В самолете я заметил, что ты не пьешь, и предположил, что и тут не станешь. Иначе провернуть это дело было бы сложно. Я подсунул им снотворное.

Всё оказалось запланировано. Такэюки задохнулся от удивления. А Саид продолжал:

— Люди тяжелые, как камни, когда без сознания. Пришлось бы повозиться, закидывая тебя на Аслана. Мне повезло, что ты такой ребенок.

— Ребенок?! — Такэюки моментально вскинулся, забыл, где находится, и попытался повернуться к обидчику лицом.

И тут же поехал вбок.

— Идиот!

Если бы не Саид, кувыркаться ему с бегущей лошади вверх тормашками.

— Кто ж так в седле вертится? Мальчик, ты сущее наказание, причем наказание безрассудное и бестолковое. И ты еще обижаешься, что я называю тебя ребенком? Постарайся взяться за ум.

— Я…я… как ты со мной разговариваешь!

Саид притворился глухим.

Черный Аслан ни разу не сбился с ровного галопа. Такэюки весил меньше среднего мужчины, но все же лошади приходилось скакать по вязкому песку. Тем не менее, вороной, словно не чувствуя двойной ноши, летел как на крыльях. Казалось, минула целая вечность, когда Саид, наконец, открыл рот.

— Скоро будем в убежище.

Такэюки прищурился. Впереди смутно различались очертания чего-то большого. Волны дюн сменились разновеликими скалами — этакий гигантский сад камней. Удивленный Такэюки только головой вертел, подмечая: тот, круглый, похож на перевернутую чашку, а вон тот — совсем как гриб, а этот — стол… Саид остановил коня возле продолговатой скалы, чей бок перечеркнула глубокая расщелина. Соскользнул с седла и протянул руки.

— Хватайся.

Молодой человек, понимая, что сам не слезет, послушался.

— Вооот, хороший мальчик, — ухмыльнулся кассинец.

Потихоньку становилось понятно, когда он серьезен, а когда издевается.

Повинуясь кивку Саида, Такэюки неохотно побрел следом. Выбора в любом случае не было: вокруг скалы да песок. Слишком рискованно бежать, если понятия не имеешь, в какую сторону тебе нужно.

Расщелина была гораздо больше, чем казалась на первый взгляд. Даже Саид с его широкими плечами прошел без труда. «Коридор» почти сразу же переходил в небольшой «карман», однако мужчина шагал дальше. Тропка повела направо — и темнота здесь отличалась от той, что царила снаружи. Такэюки замедлил шаг. Словно почувствовав его нерешительность, кассинец достал из седельной сумки свечу — со светом стало легче. Полость внутри скалы имела, видно, неплохую вентиляцию: было хоть и прохладно, но сухо и совсем не душно. Впрочем, сосредоточившись, Такэюки уловил слабый аромат — будто от сжигаемых благовоний. Еще несколько минут — и перед ними открылось пустое пространство. Такэюки ахнул: размеры залы потрясали. Вокруг возвышались белые известняковые стены, под ногами ковром расстилался мелкий сухой песок. Причем его явно завозили сюда специально: песок пустыни выглядел куда грубее.

«Да кто же Саид такой?»

Обустроить подобное помещение абы кому не под силу.

Пока Такэюки терялся в догадках, похититель умело раскладывал костер у дальней стены. Место для костра было постоянное: огораживающие его камни почернели от сажи. А вверху виднелась щель-вытяжка. По стенам заплясали блики.

— Сядь здесь и жди.

«Здесь» представляло собой красивый килим с вытканным вручную узором.

— Ты куда? — встревожился Такэюки.

Он вдруг остро почувствовал, что не желает оставаться тут один.

— Привяжу Аслана, покормлю, воды дам. Потом вернусь. Не волнуйся, не исчезну.

— А, ясно… И вовсе я не волнуюсь. Просто спросил.

— Ну-ну, — хмыкнул Саид.

Сообразив, что над ним снова смеются, Такэюки вспыхнул. Ну что за человек! Навешивает это свое выражение «а-я-всё-знаю» и насмехается. Сил нет терпеть!

«Я взрослый!» Такэюки проводил Саида испепеляющим взглядом и сердито уселся на указанное место. Гнев не желал стихать. Но по мере того, как шли минуты, а человека, который обещал вернуться, все не было, злость улеглась, забылась. В одинокой тишине перед Такэюки начали проплывать знакомые лица. Кто знает, доведется ли ему снова увидеть их? Старший брат Ацуси. Невестка Масако. Посол Кусуноки. Мустафа. Домой хотелось так отчаянно, что слезы наворачивались. Этого еще не хватало… Такэюки торопливо принялся утираться.

— Ай…

Он совсем забыл, что с ног до головы в песке. С рук песчинки попали в глаза — слезы потекли сильнее.

— Ты чего? — На плечо опустилась ладонь.

Ну конечно! Очень вовремя.

— Ничего! — Такэюки вывернулся из-под чужой руки.

В голосе отчетливо звучали плаксивые интонации. Тьфу.

— Просто в глаз что-то попало.

Абсолютная правда выглядела наивной отговоркой. Раз уж Такэюки это понимал, так Саиду сам бог велел.

— Дай посмотрю.

— Пусти!

Мужчина поймал его за подбородок, заставил вскинуть голову. Такэюки, смаргивая слезы, подозрительно уставился в ответ. Позади, на плоском камне, горела свеча. В ее свете глаза Саида слабо мерцали, снова напомнив Такэюки бездонную морскую пучину. Усмешки в синих глазах не было. Нет злобы, нет желания помучить — отчего-то в это верилось легко и сразу. Наверное, такая была у этих глаз магия. Когда Саид склонился еще ниже, молодому человеку даже не пришло в голову зажмуриться. Крепкие пальцы легли на затылок.

Два осторожных, почти невесомых поцелуя — в один глаз, потом во второй. И жгучая боль исчезла как по волшебству.

— Ч-что ты сделал? — пробормотал Такэюки, с которого моментально слетела вся бравада.

— Ты же сказал, что у тебя глаза болят.

— Да, но…

— Теперь ведь не болят?

— Ну… нет.

— А как тебя зовут?

Такэюки хлопнул ресницами. Только-только про глаза разговаривали и вдруг на имя перескочили ни с того ни с сего.

— Онозука Такэюки.

Охота сопротивляться пропала. По крайней мере, на эту ночь.

— Такэюки? — Саид явно пробовал слово на вкус, и Такэюки это польстило.

Метахат не счел нужным утруждать свою память — он вообще не поинтересовался именем пленника. Да и зачем знать имя того, кого и за человека не считаешь. А Саид даже произнес правильно. Наверное, не такой он уж и плохой… Такэюки понимал, что делать далеко идущие выводы из таких мелочей неосмотрительно. Но ему очень хотелось довериться инстинктам. А может, он уже попал под чары таинственного Сокола Пустыни.

— Такэюки…

Нет, не могло быть в этом тоне никаких особенных чувств. Они же не знакомы толком. Еще неоткуда взяться отношениям. Просто перенервничал, вот и мерещится всякое.

Саид провел пальцем по его щеке. Длинные легкие пальцы. Приятно.

На секунду подумалось, что, должно быть, чувствовать такое неправильно.

Ведь нельзя, нельзя доверять, а как хочется. Этого ему и надо? Умеет расставлять ловушки на человеческие сердца?

Саид выдержал долгую паузу (Такэюки показалось, что он хотел что-то сказать, что-то еще, помимо имени) и в конце концов просто объявил:

— Тебе пора спать.

Из ниши в стене он принес большое теплое одеяло — не чета тому, которым приходилось довольствоваться в ржавом грузовике. Такэюки взял одеяло и вдруг почувствовал, что буквально падает от усталости. Он лег на ковер, укутался и закрыл глаза. Наконец-то свободные ноги — уже одно это казалось счастьем. Подошел Саид. Такэюки слышал, как он садится прямо на песок. И шепчет:

— Спокойной ночи.

Такэюки глубоко вздохнул. Через минуту он уже спал.