Аристократ и Принц Пустыни (Новелла) - 9 Глава

Вода увлажнила язык и пролилась в горло.

Еще. Он хотел еще. Шевельнул губами, и к ним снова припало что-то влажное. Он судорожно сглотнул.

— Такэюки, — позвал кто-то.

Легкое касание ко лбу и щеке.

Он тихонько застонал и приоткрыл глаза. Это далось нелегко: веки словно клеем залили. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы узнать возникшее перед ним лицо. Длинные распущенные черные волосы, глаза невероятной синевы, белая ткань, покрывающая голову.

— Саид?..

— Да, это я.

Пухлые губы и мелодичный голос. Но как?

Такэюки слабо улыбнулся:

— Я сплю. Или у меня галлюцинации. Саид бы не пришел за мной.

— Как мило с твоей стороны, — поморщилась «галлюцинация».

«Мог бы со мной и приветливее, раз это мой сон», — недовольно подумал Такэюки и вслух возмутился:

— Мой сон и мне же грубит.

— Ну все, тихо. Позже поговоришь. Раз уж тебя потянуло разгуливать по пустыне, я предпочёл бы, чтобы ты предварительно взял пару уроков выживания.

Тут Такэюки окончательно пришел в себя.

— Ты… ты настоящий?

Саид глянул на него весьма озадаченно (причем в синих глазах все равно танцевали смешинки). «Он меня искал…» В это трудно было поверить. Сердце застучало.

— Я не умер?

— Если ты сбежал от меня именно с этой целью, вынужден тебя разочаровать.

Сарказм бил через край, но поддерживающие молодого человека руки были необычайно бережны.

Такэюки прикрыл глаза:

— Можно мне еще воды?

Саид вздохнул с толикой облегчения, глотнул из бутылки и прижался губами к губам Такэюки. Тот бы вскрикнул, но не хватило дыхания. Прохладная жидкость пролилась в рот. Вода ушла, а горячие губы остались.

— Я… н-никогда…

«Я никогда так не целовался».

Саид больно втянул его язык и отстранился.

— Ты невыносим.

Такэюки смотрел на кассинца в состоянии легкого ступора. Наверное, вцепился бы в него сейчас, если бы руки не запутались в покрывале.

— Что ж, попытка была неплохая, но здесь все и закончилось. Пора двигаться дальше.

— Зачем?

Небо начинало темнеть, и Такэюки полагал, что можно было бы заночевать тут. Однако Саид мотнул головой.

— Сюда идет область низкого давления.

— И что?

Весной такое случалось нередко, Такэюки не мог понять, почему Саид так озабочен. Вместо ответа мужчина легко подхватил его на руки (по телу разлилась остро-сладкая болезненная нега) и понес. Такэюки, молча краснея, млел и таял.

По другую сторону скалы стоял верблюд.

— А где Аслан?

— Мне, конечно, хотелось тебя спасти, но убивать ради тебя лошадь я не намерен. Я брал его с расчетом, что мы вернемся сегодня в город. А так как некоторые глупцы, не будем указывать пальцем, вздумали шастать по пустыне, не имея о ней ни малейшего представления, Аслану не хватило бы потом сил еще и везти двоих до города. Он бы пал по пути.

Саид не лгал и не шутил. И Такэюки стало так стыдно за свою наивность и глупую браваду, что по щекам потекли слезы.

— Прости… прости…

— И что толку теперь плакать? Надо было с самого начала меня слушать. Аслан уже, наверное, в городе, с торговцем, у которого я взял верблюда. И мы могли бы там быть… Ну все. Надеюсь, ты усвоил урок и больше не будешь от меня бегать. Правильно?

Такэюки кивнул, съежившись под пронзительным взглядом. Саид глубоко вздохнул.

— Ехать верхом на верблюде сложнее, чем на лошади. Держись крепко.

Верблюд подогнул ноги, тяжело опускаясь на песок. У животного были длинные ресницы, добродушная морда и густая шерсть. На спине — седло и сумки.

— Я сяду впереди. Делай, как я, потом обхватишь меня за пояс. Верблюд, когда поднимается, сначала выпрямляет задние ноги. Если покажется, что заваливаешься вперед, держись за меня и не упадешь. Понял?

— Да.

После того, как Такэюки уселся позади Саида, животное встало — именно так, как предупреждал кассинец. У Такэюки бы, наверное, вырвался возглас удивления, если бы не это предупреждение. А расстояние до земли оказалось выше, чем ему думалось. Такэюки сильнее обхватил Саида за пояс, и они поехали.

По-прежнему чувствуя себя неловко, молодой человек прижался щекой к широкой спине и еще раз повинился:

— Прости… И… спасибо. Я рад, что ты пришел.

Саид ничего не сказал, но положил руку на сцепленные ладони Такэюки и пожал их. Что можно было растолковать, как «я рад, что ты цел». В груди потеплело, на глаза снова навернулись слезы.

Держаться на верблюжьей спине было ужасно неудобно, однако Такэюки понимал, что жаловаться может разве что на самого себя, и терпел безропотно. Саид смотрел на звезды. Он уже объяснил японцу, что надвигается хамсин, хотя раньше, казалось, думал оставить его в неведении. Теперь, должно быть, ситуация стала серьезной.

— Что такое хамсин?

— Песчаная буря по-арабски.

— Песчаная буря?

Насколько это опасно — быть застигнутыми бурей посреди пустыни? У Такэюки от одной мысли в животе екало. Если бы Саид не появился вовремя и он до сих пор пытался добраться до города в одиночку, его бы погребло под песком. И тела бы не нашли.

— Спрячемся там, где останавливались в первую ночь. Буря доберется и туда. Чувствуешь, какой ветер?

Такэюки чувствовал. И отчаянно трусил, крепче цепляясь за единственную на данный момент защиту.

— Успокойся, — Саид в кои-то веки решил его ободрить.

Глянув вперед, Такэюки увидел знакомую группу скал на фоне темного неба.

— Поверить не могу, что я опять здесь…

Выходит, он шел совершенно не в ту сторону!

— Как же ты меня отыскал?

— Ну, знаешь, ты плакал и звал меня, и я услышал, — уклончиво отозвался Саид. — А может, между нами незримая связь, и сам Бог вел меня к тебе.

— Придурок… — Такэюки смутился.

Он чувствовал щекой чужую горячую спину. Хорошо быть живым…

Добравшись до пещеры, Саид велел Такэюки отнести внутрь сумки и сказал, что пойдет устраивать на ночь верблюда. Между скал завывал, предвещая бурю, ветер.

— Осторожнее там. И возвращайся побыстрее.

— Знаю, не беспокойся, — откликнулся Саид и вдруг сгреб Такэюки за плечи, быстро поцеловал в губы и подтолкнул ко входу в пещеру.

Пока молодой человек стоял столбом, соображая, что это было, вокруг затанцевали вихри песка. Верблюд жалобно заревел: его тоже пугала перемена погоды. Все еще пребывая в смятенных чувствах, Такэюки развел костер, как учил его Саид. Сухое дерево уже лежало в импровизированном очаге. А потом ждал, успокаивая себя молитвой, пока спустя двадцать минут в пещере не появился запорошенный песком Саид. Когда он снял куфию, с нее посыпались тонкие песчаные струйки.

— Хочешь кофе?

— Да.

Такэюки тревожила буря, но кассинец являл собой образец великолепной сдержанности. Потому Такэюки решил просто об этом не думать. Саиду лучше знать. Зачем утомлять его пустыми вопросами.

— Верблюд нервничал, пришлось с ним задержаться. Ты же не плакал тут без меня?

— Нет! — взвился Такэюки, вызвав у кассинца довольную усмешку.

— Вот и славный мальчик, — Саид потрепал его по волосам. — Даже костер нам зажег.

От похвалы злость моментально улетучилась, сменившись чем-то, больше похожим на счастье.

Саид варил кофе по-турецки, в специальном сосуде — джезве, на углях. Налил воды, насыпал кофе и сахар и помешивал.

— Температура поднимается медленно, и кофе от этого вкуснее.

Заинтересованно наблюдавший Такэюки кивнул.

Когда содержимое забурлило, Саид убрал джезву с углей и разлил кофе в две маленькие чашки.

— Осторожно, горячий. Ждешь, когда гуща опустится на дно, и пьешь сверху.

— Знаю, Мустафа мне показывал в кофейне…

Имя Мустафы сорвалось с губ совершенно случайно. Такэюки сглотнул и отвел глаза. Он вовсе не уверен был, что Саид желает слушать о его прошлом. Но боялся он зря.

Мужчина подул на кофе и спокойно спросил:

— Кто такой Мустафа?

— Он тоже из Кассины, работает в японском посольстве. Он умный и добрый. А я его не послушал, пошел один на соук. Там меня и поймали.

— Все с тобой ясно, — хмыкнул Саид.

В костре звонко лопнула ветка, выбросив сноп искр. Такэюки, отшатнувшись, оказался ближе к кассинцу, но отодвигаться не стал.

— Сколько ему лет?

— Ммм, — Такэюки покачал головой, вспоминая. Он уверен был, что спрашивал об этом, но вот что ему ответили? — Ах да. Он говорил, ему столько же, сколько принцу Асифу.

Отпив кофе, Такэюки снова почувствовал себя живым. Какое счастье, что он не сгинул в пустыне. Было бы ужасно погибнуть вот так.

— Кажется, принцу Асифу исполняется двадцать шесть в этом году, — равнодушно сказал Саид.

Но Такэюки сейчас мало интересовали что Мустафа, что даже принц Асиф.

— А тебе сколько?

— А сколько ты мне дашь?

Стоило разговору коснуться важных, по мнению Такэюки, вещей, Саид снова принялся валять дурака. На вопросы о себе он вообще не отвечал, и японца это бесило.

— Достаточно, чтобы содержать четырех жен и десятерых детей и жить в роскоши в огромном дворце с сокровищницей из денежек, которые ты обманом вытянул из честных людей.

— А у тебя богатое воображение. Сокровищница, говоришь? В каком веке мы, по-твоему, живем? Ты просто еще не вырос из «Тысяча и одной ночи».

— Да ну тебя! — Такэюки покраснел как рак. Щеки пылали, и не от того, что он сидел у огня.

— К несчастью, — Саид глянул на японца поверх чашки, — я не такой ответственный.

Это прозвучало серьезнее, чем шутливая отговорка.

— Эй… — Такэюки смотрел на костер, и чувствовал, как горят уши. То, что он собирался сейчас сказать, требовало немало смелости. — Знаешь, я… пожалуй, мог бы остаться с тобой… если хочешь.

Саид застыл.

— Это еще что?

В коротком вопросе настороженность мешалась с удивлением. И упреком в адрес Такэюки — за столь необдуманное предложение.

— Ну… почему бы и нет. Просто подумал, что будет забавно.

— Забавно? Так и не научился уважать пустыню?

— Научился! — Такэюки искоса посмотрел на кассинца, тон которого стал уже почти гневным. — Научился. И жалею, что недооценивал ее. Я не говорю, что хочу навсегда остаться здесь. Я имею в виду, что… эээ… что хочу остаться с тобой.

— Всего-то. — В синих глазах плескалось отчетливое «не верю».

Молодой человек поставил пустую чашку на песок и повернулся к Саиду всем телом.

— Я не знаю почему.

Он представил себя со стороны и мысленно схватился за голову. Что он творит?

— Такэюки… — Помолчав, Саид встал и направился к выходу.

— Ты куда?! — Такэюки тоже вскочил.

Однако мужчина приказал ему оставаться — голосом, не терпящим возражений — и японец подчинился. Иногда в облике Саида появлялось подлинное величие, и тогда нельзя было и мысли допустить, чтобы его не послушаться.

— Иди к огню. Ты уже набегался сегодня.

Такэюки вернулся к костру, сел и уставился на танцующие искры. По-прежнему стоя к нему спиной, Саид тихо сказал:

— Прости. Кажется, мои шутки зашли слишком далеко. Я тебя дразнил… не думал, что так серьезно все воспримешь. Я ничего такого не имел в виду.

Что ответить? Такэюки не знал и молчал, покусывая нижнюю губу.

— Ты сын знатного человека, верно? Посольство предоставило тебе сопровождение… Наверное, твоя семья имеет связи с императором?

— Не совсем, — неуверенно возразил Такэюки.

Что-то такое было поколений пять назад, но Саиду об этом знать необязательно.

— Так или иначе, ты наивный избалованный богатенький мальчик. Не стоило мне тебя дразнить.

Значит, шутка. Значит, ничего не было. Он просто шутил. И эти поцелуи ничего не значили. Всё — шутка. Шутка…

Такэюки нахохлился и бесцветно отозвался:

— Ясно.

— Извини, что запутал тебя. Кажется, ветер немного улегся… Пойду посмотрю, как там верблюд.

— Саид! — Такэюки вскочил, но кассинец уже скрылся.

Приехали. А он-то был почти уверен, что Саид согласится. Что-то имеет против потомственной аристократии? Непохоже. Вряд ли человек, который столько времени смог выдерживать несносный характер Такэюки, обратил бы внимание на подобные мелочи. Нет. Непонятно. Так нельзя, в конце концов!

Он лег на ковер и прикрыл глаза. В груди назревала буря не хуже той, что бушевала сейчас за каменными стенами.

— Придурок ты. Шутил… А я не шутил!

Он рывком поднялся, сгреб горсть песка и швырнул в стену. И еще раз, еще, еще. В глазах щипало. С его слезными железами сегодня определенно творилось что-то не то. Он никогда столько не плакал за один день. Песчинки кружились в воздухе. Потом он выдохся. Уронил занесенную было руку и снова лег. Усталость убаюкивала, и он почти уже заснул, когда услышал шаги.

— Чем ты здесь занимался? — изумленно спросил Саид, опускаясь рядом. — Честное слово…

Такэюки быстро закрыл глаза.

Мужчина, верно, поверил, что он уже уснул. Осторожно стряхнул песок с его волос и некоторое время (Такэюки чувствовал даже не глядя) смотрел в лицо. Молодого человека так и подмывало открыть глаза и показать Саиду, что он не спит, но прежде, чем он успел это сделать, кассинец наклонился и запечатлел на его губах легкий поцелуй. Все случилось очень быстро, и Саид тут же выпрямился, но у Такэюки в груди словно бомбу взорвали.

Что это? Зачем? Он окончательно перестал что-либо понимать. Обдумывал случившееся и так и эдак, пока голову не заволокло сонной дымкой.

Может, с утра яснее станет?

Хотя вряд ли.

Это была последняя связная мысль.