Бессмыслица (Новелла) - 6 Глава
Тымненравишьсянравишьсялюблютебяочень
1
В субботу, двадцать первого мая я поднялся ни свет ни заря.
«Пора вставать»
Мне приснился один из этих мерзких снов. Вроде бы меня пытались убить, и будто бы я тоже пытался убить кого-то. Все мое тело было во власти неодолимого желания причинить вред и в то же самое время вред причиняли мне. Я бежал и бежал и бежал и бежал и бежал, но, в итоге, тем, кто гнался за мной, оказался я сам, и меня охватил страх. Неизбежимая смерть была прямо за спиной, но все же это было противоестественно волнующе.
Вот насколько мерзким был этот сон
Тот непреложный факт, что я не мог вспомнить его, превращал этот сон в кошмар, а тот факт, что это был кошмар, делал это пробуждение весьма неприятным.
Я вылез из своего футона и посмотрел на время. Пять пятнадцать утра.
Мои планы с Микоко-тян не начнутся до десяти, так что мне еще надо убить часа эдак четыре. Делать было особо нечего, так что я скатал футон и запихнул его в шкаф.
Я вышел на улицу, полагая, что, возможно, в кой-то веки неплохо бы выбраться на пробежку. На всякий случай я закрыл дверь, но с замком подобного качества, при желании, сюда может с легкостью проникнуть не только Айкава-сан. Но все равно здесь не было ничего, о краже чего я стал бы переживать.
Я пробежался вниз по улице Имадегава и повернул обратно, когда вдали показался Университет Дёшиша. Нигде не задерживаясь, я вернулся обратно в свою квартиру, стянул с себя пропитанную потом одежду и переоделся. Почему, ну почему я решил, что пробежка в такую жару будет хорошей идеей – сокрушался я как обычно.
Я подобрал книгу, что позаимствовал из школьной библиотеки, и перечитал ту часть, на середине которой остановился в прошлый раз. Одно только это съело порядочно времени, затем я подобрал присланный Кунагисой конверт, содержание которого уже несколько раз просмотрел.
В конверте лежали полицейские отчеты. Каким способом Кунагиса заполучила подобное, я не знал, но у нас с ней было что-то вроде соглашения «Я не спрашиваю, ты не говоришь». Однако я знал наверняка, что у Кунагисы есть доступ практически в любую точку, куда вообще течет электричество, и что среди круга ее друзей были преступники, знавшие вообще обо всем, что творится в нашей галактике. Конечно же, обычно у меня не было особого интереса к расследованию преступлений. Но это же были документы об убийце Эмото Томоэ.
«Ой, ну давай уже…»
Я начал пролистывать соединенные скрепками листы А4.
Здесь не было действительно новой информации. Документы привнесли множество новых небольших деталей, но большинство из них не имели отношения к делу, и все оказалось более или менее так, как рассказала мне Сасаки-сан. Я был несколько разочарован, осознав, что ради этого вот подвергся допросу Айкавы-сан.
Но, все-таки, это было не совсем бесполезно. Там было немного информации, в курсе которой я не был, и это было ценное знание.
«Так, тут у нас взаимосвязь алиби»
Как логично будет заметить, четверо однокурсников, что были с Эмото Томоэ в ночь ее смерти (т.е. мы) были главными подозреваемыми. Впрочем, все четверо из нас имели алиби, по крайней мере, пока. Моя соседка Миико-сан любезно поручилась за Микоко-тян и меня, в то время как Маюми-тян и Акихару-кун могли поручиться друг за друга. Конечно, вероятность того, что они совершили преступление в сговоре, все еще была, но основываясь на наблюдениях полиции, не похоже, что это так. Сасаки-сан выразилась так, что создалось впечатление, что Маюми-тян и Акихару-кун пошли в караоке только вдвоем, но, в действительности, другие люди из университета там также, очевидно, присутствовали. Другими словами, у Акихару-куна и Маюми-тян было твердое алиби, как у Микоко-тян и меня. Если чье-то алиби и выглядело ненадежным, так мое. В конце концов, Миико-сан могла поручиться только за то, что она слышала (или не слышала) через стенку квартиры.
Но, конечно же, я знал, что я не убийца.
«Ну, хорошо, с этим все ясно…»
Следом» шел перечень вещей в квартире. Когда я прокрался туда с Зерозаки, я не думал о том, что что-то могло пропасть, но в действительности я был неправ. В полицейских документах присутствовал полный список вещей в квартире Томо-тян, от самой крупной мебели, до самой маленькой мелочи. Будто бы принцип неприкосновенности личной жизни внезапно отменили, но, тем не менее, этот перечень дал мне хорошее представление о том, какой была Эмото Томоэ.
Лишь одно было в этом листе не так, одной вещи не хватало – шейного ремешка с капсулой с жидким центром, который Акихару-кун подарил Томоэ-тян в качестве подарка на день рождения.
Я видел, как он дал его ей своими собственными глазами, так что было странно, что его не было в списке. Наиболее логичным объяснением, приходившим на ум, было то, что убийца забрал его с собой, но это только ставило новый вопрос: «зачем убийце могла понадобиться подобная вещь?».
«Он и не стоит-то особо много…»
В то же время, телефон, с которого она звонила мне, в итоге был обнаружен в ее кармане. Документы включали подтверждение факта звонка, основанное на истории вызовов в памяти ее телефона.
Никаких посторонних объектов в ее квартире тоже не появилось. Судя по всему, убийца принес кусок ткани с собой и изначально планировал задушить ее им.
«Ткань… ткань… ткань, мда?»
Потом шли тщательно задокументированные показания Микоко об обнаружении тела, содержащие информацию, вытрясти которую из нее я был не способен. Она пришла в квартиру Томо-тян утром и позвонила ей через домофон. Но ответа не было. И трубку она не брала. Подумав, что это странно, Микоко прошла через автоматические двери, когда один из жителей выходил, и направилась к квартире Томо-тян. Входная дверь была не заперта. Я опасался, что у нас тут очередная закрытая комната, но в действительности все оказалось не так.
«И наконец…»
Этот «х» написанный над «у».
Полиция посчитала это «работой преступника», и в этом был смысл. Сасаки-сан сама сказала, что Эмото Томоэ умерла мгновенно, а значит, не было ни малейшего смысла допускать, что она могла написать предсмертное послание. Вот что я к счастью вовремя успел осознать. Опять же, это приводит нас к вопросу о том, почему убийца сделал что-то подобное. Оставлять свою роспись на месте преступления – это же не Джек Потрошитель, в конце то концов.
«И это конец всего этого»
Вот все факты, что я счел полезными. Но, в целом, мои мысли по этому делу практически не изменились.
И думаю, что это хорошо.
Основываясь на этой информации, можно вычеркнуть все прочие несущественные возможности. Теперь уже можно было начать сужать круг оставшихся вероятностей. Но уже прямо сейчас можно было с уверенностью сказать, что основные мои рассуждения уже начали приобретать конкретные очертания.
«Но все-таки..»
Какого черта я делаю? Почему я должен заниматься всем этим?
Ради Томо-тян?
Или же ради Микоко-тян?
Я зашел так далеко, что даже заполучил все эти документы, посвятил кучу времени их изучению – какого черта я делаю?
«Надо бы еще раз поговорить с Сасаки-сан, хэх..»
Было несколько вещей, о которых я хотел бы спросить. Несколько возможностей, которые стоило вычеркнуть. Я не хочу использовать слово «решение» пока не заполучу что-то на 100 процентов неопровержимое.
Я засунул бумаги обратно в конверт, разорвал его на куски и выбросил все это в мусор. Если по несчастливой случайности кто-нибудь наткнется на все эти документы – будут проблемы. Кроме того, я просматривал их достаточно тщательно, так что большая часть информации уже была в моей памяти.
Ну а теперь.
До прихода Микоко-тян оставалось еще около часа. Около двух часов, если принять во внимание ее отношение к пунктуальности.
Я растянулся на полу и поразмышлял еще немного.
Об убийстве?
Нет.
О своей собственной нелепости?
К счастью, еще полно времени.
Жизнь еще только начинается.
2
Микоко-тян пришла вовремя.
«Сегодня я не опоздала!» — сказала она, восторженно салютуя мне по-немецки обеими руками! Хоть на данный момент это было уже привычным, но она была настолько гиперактивна, что можно было подумать, что она с цепи сорвалась. Она была одета в облегающую маечку и большой, просторный комбинезон. А еще на ее голову была натянута желтая шляпа, будто бы позаимствованная у какого-нибудь детсадовца (никаких намеков или типа того). Было нечто очаровательное в том, как ее рыжие волосы выглядывали из-под полей. Маечка же была несколько маловата, что создавало впечатление, что ее комбинезон был надет на голое тело, что было, кхм, как бы это сказать… на самом деле, думаю, мне это было совершенно безразлично.
«Ну что, пойдем?»
Я начал выходить, но она тут же меня остановила. «Ой, погоди-погоди-погоди» — сказала она, заталкивая меня обратно в комнату и заходя в нее даже без приглашения. Кстати, она и в прошлый раз так сделала. Возможно, вторжения в чужие дома было одним из ее хобби. Не особо общественно полезное, как по мне.
«Сегодня я принесла тебе кое-что. Чтобы отблагодарить за то, что потратишь на меня сегодня весь день.
Не успела она еще это сказать, как уже распахнула свою сумку – бостонскую сумку, непохожую на ее обычную сумочку – и извлекла оттуда нечто похожее на коробку для ланчей, обернутую в бандану. Она развернула это, и оказалось что это Tupperware<2>.
«Вау, что это?»
«Лакомство» — похвасталась она и открыла коробку. Внутри лежали шесть долек сладкого картофеля, уложенных в форме пика Монблан. Только взглянув на эти зубцы, я понял, что они домашней готовки. «Вау, так значит, ты готовишь и все такое».
«Ага. Но не рассчитывай, что будет особенно вкусно или еще на что».
«Можно мне съесть их?»
«Конечно. Оу, и вправду…» — Она вытащила термос из своей сумки, протянула мне кружку и наполнила ее содержимым термоса. И это был черный чай, причем Марко Поло, не меньше. Так что, похоже, она даже решила, как следует подготовиться, чтобы компенсировать тот факт, что у меня тут нет ничего кроме воды. Эта девушка своего не упустит.
Себе она тоже приготовила чашку чая, и сверкнула милой улыбкой. «Ну что ж…»
Я чокнулся с ней стаканами и откусил кусочек сладкой картошки. Непостижимая сладость тут же распространилась у меня во рту. Конечно же, ее не просто так называли сладкой картошкой, но это совсем не похоже на стандартное количество сахара, как по мне.
«Довольно сладкая, да?» — сказал я, позволяя проявиться моему настоящему впечатлению.
«Ага. Люблюууу всякие сладости».
«Да что ты» — я кивнул и отправил еще кусок себе в рот. Ага. Сладко. Если подумать, я этим утром так и не позавтракал, так что можно сказать, что это неожиданный приятный сюрприз. Но постойте, разве Микоко-тян не говорила раньше, что не любит всякие сладости? Вроде бы она могла такое говорить разок, или же нет. Не похоже, что я запомнил.
Хорошо, как бы там ни было.
Она же девушка, в конце то концов. Вы же знаете, какими непостоянными они могут быть.
Не прошло и пяти минут, как сладкий картофель был полностью съеден.
«Микоко-тян, а ты совсем неплоха в готовке и всем таком, да?»
«Ага. Это потому что я была ребенком-с-ключами.»
«Что значит…ребенком-с-ключами?»
«Умм, ну это значит, ребенок, который часто остается дома один. Ребенок, чьи родители оба работают и вынуждены давать ему ключ от дома с собой в школу, понятно?»
«Почему?»
«Ум, потому что когда никого нет дома, дверь должна быть заперта, ведь так?» — продолжила она, несколько растерявшись. – «Поэтому про таких и говорят «… ребенок»».
«Оу… я понял».
Я отвел глаза от Микоко-тян и уставился в потолок, чтобы скрыть выражение своего лица.
Что ж, вот, значит, как – подумал я. Значит, существуют и такие семьи.
«Иккун, я сказала, что-то не так?»
«Хэх? Чего это?»
«У тебя сейчас вот было очень странное лицо»
Ее слова звучали не то чтобы нервно, а скорее даже почти испуганно. Я встряхнул головой и сказал: «Нет, ничего такого». Ага, совсем ничего. С чего бы чему-то подобному меня беспокоить?
«Так может нам уже и вправду пора идти? Куда ты там хотела?»
«Хах?»
«Ты же хотела пойти за покупками, так? Кажется, ты так говорила. Шинкйогоку? Станция Киото? Или ты хочешь отправиться аж до самой Осаки?»
«Оу. Уммм. Уммм.»
Она покраснела, как если бы еще даже не задумывалась об этом. Ее взгляд бегал туда-сюда в поисках чего-нибудь или кого-нибудь способного ее спасти, но тут же вернулся ко мне, и она сказала: «Ум, к-куда угодно, любой вариант устроит».
И что это значило?
«Ну так же нельзя. Это же ты собралась за покупками»
«Неужели нет ни одного конкретного места, куда бы ты хотел со мной пойти?».
«На самом деле нет ничего, в чем бы я действительно нуждался. Поскольку я живу в такой вот комнате, мне хватает места лишь на те вещи, что можно потом быстро выкинуть. А значит бессмысленно ходить за покупками. Не то чтобы я имел что-то против бессмыслицы. Просто мне на самом деле ничего не нужно покупать. А что ты хотела купить?»
«Ум, хорошо, ну ты знаешь одежду там…»
«Хэх»
«И еще я хочу где-нибудь перекусить»
«Хорошо, тогда, я думаю, Кавара-мачи вполне подойдет».
«Хорошо» сказала она.
Я, может быть, и не из решительных, но Микоко-тян, судя по всему, еще хуже. И почему это я должен решать, куда мы пойдем за покупками? Конечно же, такие вопросы были бессмысленны.
«Хорошо, пойдем» — сказал я, и мы вместе вышли из комнаты. Мы немного прогулялись, пока не пришли к автобусной остановке на Сенбон Накадачиури, где дождались автобуса на Шиджокавара-мачи. Автобус 46-го маршрута прибыл минут через пять. Мы зашли в него и по счастливой случайности обнаружили пару пустых мест. Я сел у окна, а она рядом со мной.
«Кстати, ты же приехала на своей Веспе, ведь так?»
«Ага, на своей Веспе. Моей Веспе» — сказала она, немного нервничая. Похоже, моя предыдущая вспышка ярости произвела на нее сильное впечатление. Я переживал, что мог зайти слишком далеко, но тот случай был из тех, когда даже я не мог сдержать эмоции.
На самом деле такое случается часто.
«Так значит, тебе придется вернуться, чтобы забрать ее…»
«Все хорошо. При езде на автобусе по деньгам все равно получается столько же! У нас твердый тариф в черте города!»
«Ага, полагаю все так и есть».
«А ты не собираешься купить машину, скутер или еще что-нибудь?»
«Не-а. Мне и без них вполне хорошо»».
«Хмм…» — многозначительно кивнула она. – «У Томо-тян все было точно так же. У нее были права, но не на чем было ездить. Она говорила, что просто хотела использовать их как удостоверение личности».
«Ага, в моем случае все практически так же».
«Понятно. Возможно, все так поступают. Но я хочу начать водить сразу, как получу свои права».
Если подумать, то я, кажется, припоминаю, как она говорила что-то об автошколе и о том, что отец купит ей автомобиль, как только она сдаст на права.
«Я тоже вожу иногда» — ответил я ей. «Иногда я одалживаю машину Миико-сан».
«Мм-хм».
Стоило мне упомянуть Миико-сан, как выражение лица Микоко-тян приобрело жутко скучающее выражение. В связи с этим, даже я, наконец, усвоил, что Микоко-тян не тот человек, с кем можно с легкостью поболтать о Миико-сан.
«Вау, так значит, у Томо-тян тоже были права».
«Ага. Просто на всякий случай»
«Понятно. Хэй, кстати, ты ходила в универ вчера и позавчера?»
«Ага. Вот только тебя там почему-то не видела».
Потому что я не ходил в универ вчера и позавчера. Со всеми этими документами от Кунагисы у меня было достаточно вещей, о которых стоило хорошенько подумать. Не то что бы мой статус студента был моим низшим приоритетом в жизни, но наивысшим он тоже не был.
«Я виделась с Акихару-куном и Маюми-тян. Я рассказала им о том, что хочу устроить поминальный вечер в честь Томо-тян. Ты должен прийти, когда мы решим его провести».
Какое-то мгновение, всего лишь секунду, я колебался.
«Ага, конечно. Обязательно меня позови» — сказал я в ответ. Я не мог с уверенностью сказать, было ли это искреннее согласие, или же я просто сказал так, потому что того требовала ситуация. Учитывая мой характер, последний вариант был более вероятен, но по определенным причинам это мог быть и первый.
Мы доехали до Шиджокавара-мачи и вышли из автобуса.
«Ла-а-адно! Сегодня мы будем слетать с катушек!» — заявила она, вскидывая обе руки вверх. Затем она сверкнула самой прекрасной, обворожительной и раскрепощенной улыбкой, что я когда-либо видел.
«Давай попрощаемся со всеми грустными мыслями! Сегодня мы будем веселиться! Правда, Иккун?!»
«Да, это так».
«Ура! Микоко-тян врубает полную скорость!»
Следующие шесть часов Микоко-тян делала именно то, что пообещала, носясь по Шинкйогоку из одного конца до другого, как если бы она и вправду забыла о Томо-тян.
Скача и прыгая.
Вовсю резвясь.
Изгоняя зло.
Теряя самоконтроль.
Подшучивая над всем подряд.
Почти обезумев.
Почти сломавшись.
Почти будто бы исчезая.
Будто бы растворяясь.
Безумно танцуя.
Носясь вокруг.
Кружась.
Будто бы борясь за что-то.
Будто бы сдерживаемая чем-то.
Будто бы она участвовала в жутко непристойном кутеже, но при этом ее все равно каким-то образом можно было по ошибке принять за феечку.
Как невинное дитя, полностью свободное от греха.
Невероятно чистое существо.
Ее эмоции выражались свободно – смех, потеря самообладания и даже моменты, когда она сокрушалась, чуть ли не плача, только затем, чтобы снова вернуться к своей радостной улыбке.
Даже я, даже я, обычный парень, которому довелось быть здесь.
Я, Мистер Бракованная Вещь.
Или же она уже решила воспротивиться своей судьбе. Для меня, того, кто не в силах спасти ее… нет, для того кто не стал спасать ее — это всего лишь жалкое оправдание, но я все равно не мог сдержать удивления.
Может быть, она уже в курсе своего рока?
«Вау, как же время-то пролетело, правда? Поверить не могу».
«Ну да, прямо как говорил Эйнштейн. Существует громадная разница между минутой, вместе с красивой девушкой, и минутой, что провел, положив руку на плиту»<3> — сказал я, как будто бы Эйнштейн был моим закадычным приятелем.
«Хах?!» сказала Микоко-тян с видом истинного триумфатора. – «Возможно ли это? Неужели ты только что сказал, что считаешь меня красивой?»
«Что ж, полагаю, что не отрицаю это» – сказал я, просто чтобы поддержать разговор. Если сегодняшний день меня чему-то и научил, так это тому, что если я дам ей слишком прямой ответ, то в результате буду втянут в нечто совершенно ненужное.
Тем временем, у меня уже было три бумажных сумки с покупками в правой руке и еще две в левой, а еще две пластиковые сумки были перекинуты мне через плечо. Они были наполнены в основном одеждой, так что не были особенно тяжелы, но меня по-настоящему шокировало зрелище того, как Микоко-тян разбрасывается банкнотами достоинством в десять тысяч йен направо и налево. Кунагиса тоже та еще транжира, но в ее случае все покупки были сделаны в интернете и включали доставку на дом, так что увидеть своими глазами кого-то пускающего на ветер такую сумму денег было для меня достаточно необычным опытом.
«Что ж, тогда… перекусим где-нибудь и пойдем по домам?»
«Ура!! Ура! Вааау!»
«Чего?»
«Я так счастлива, что ты меня пригласил!» сказала она с ухмылкой во все лицо.
Она действительно слишком гиперактивна сегодня. Почему она настолько чертовски счастлива?
После этого мы отправились в одно место в Кийамачи, представлявшее из себя нечто вроде смеси классического японского бара и кофейни. Интерьер был стилизован под тюрьму, а обслуга была одета как заключенные или же женщины-полицейские, но, не смотря на эти особенности, еда и цены здесь были вполне приличными. Я уже был здесь разок вместе с Миико-сан, и в тот раз мы сочли это место одним из трех лучших ресторанов в городе, но, скорее всего, мне не стоит сообщать об этом Микоко-тян. Айкава-сан берет меня только в японские бары, где подают только японский ликер, Кунагиса ест только всякую гадость, а почти все остальные, с кем я знаком, порядочные привереды. Если всерьез подумать об этом, то иметь кого-то, с кем можно прийти в подобное место, по-настоящему ценно.
Полицейская (поддельная) провела нас в нашу камеру, где мы, наконец, присели.
«Не желаете ли чего-нибудь выпить?» сказала она. Микоко-тян заказала коктейль, а я стакан чая улун.
«Ты и вправду не пьешь, а?»
«Это своего рода правило. Примерно, как Маюми-тян не курит в присутствии некурящих».
«Хаха, а ведь и вправду! Ты знаешь, на самом деле это Томо-тян попросила ее прекратить. Томо-тян редко просит чего-то от своих друзей, так что даже Маюми-тян прислушалась к ней».
«Если подумать, она не очень похожа на человека, который особо волнуется о том, не раздражает ли она окружающих».
«Ага, но ты знаешь, она сказала, что бросает».
«Хах».
«Это будет полезно для ее здоровья!» — сказала она, сметая ту темноту что было начала собираться. В то же время напитки, наконец, прибыли. Официантка поставила коктейль напротив меня и чай улун напротив Микоко-тян. Мы проигнорировали это, а затем поменялись друг с другом.
«Так значит, ты и Маюми-тян дружите с младшей школы, да?» — спросил я.
«Ага. И она курила уже тогда».
«И при этом она все еще довольно высокая».
«Ага. Но я готова поспорить, она была бы еще выше, если бы не курила». Я и представить себе не мог нечто подобное.
«Ты знаешь, она была хулиганкой. Она сильно переменилась за время в старшей школе».
«Довольно поздно»
«Она встретила Томо-тян, и, да, кое-что произошло. Ну, знаешь, бла-бла-бла.
Кое-что…
Ага, готов поклясться, что кое-что произошло. Они определенно провели достаточно времени вместе.
«А что насчет тебя?» спросил я.
«Хм?»
«Ты говоришь так, будто Томо-тян сильно повлияла на Маюми-тян, но как насчет тебя? И Акихару-куна?»
Она помолчала секунду, затем глубоко вздохнула. «Знаешь, я всегда думала, что зарождение отношений между людьми требует много времени» — сказала она. – «Ты проводишь много времени с человеком, чтобы узнать его, а затем вы становитесь близки. Вот как я считала. Но я ошибалась. Я ошибалась, Иккун. Совсем не нужно знать кого-то так долго или становиться близким человеком, чтобы тебя начало к нему тянуть».
«Как думаешь, почему убили Томо-тян?»
«Ка… как я могу знать что-то подобное?» — она склонила голову вниз. Для смерти Томо-тян не было никаких причин. И не было ни одной реальной причины ее убивать».
«Я думаю, причина, по которой люди убивают друг-друга, на самом деле очень проста» — не обращая внимания на нее, сказал я. «Вмешательство. Если какой-нибудь фактор вмешивается в твою жизнь, с точки зрения логики твой следующий шаг – попытаться его устранить. Это как скинуть ногой камешек, лежащий на рельсах».
«Но ведь Томо-тян…»
«Ага, Томо-тян сделала своим кредо никогда не переступать границы личного пространства людей и никогда не присваивать что-то чужое. Другими словами, не было ни малейших причин считать, что она может мешать кому-либо. Она была слишком уж далеко ото всех с самого начала».
«Ах-хах..»
«Если сказать иначе, она даже не была способна стать объектом чьей-либо недоброжелательности или же враждебности или злости. Так что не было ни одной причины ее убивать. Она никому не мешала».
Ты просто живешь
И уже только этим
Другим ты мешаешь.
«Но все не так уж и просто. Я имею в виду, что Томо-тян не была кем-то вроде отшельника, живущего в лесах на Горе Фудзи. Она была обычной студенткой университета, жила обычной студенческой жизнью. А значит, ей приходилось строить личные взаимоотношения с людьми, нравилось ей это или же нет. А теперь позволь мне задать тебе вопрос, Микоко-тян, и, пожалуйста, ответь так, как сама считаешь. Что по-твоему означает «строить личные взаимоотношения»?»
«Уммм..» — пробормотала она, выглядя слегка озадаченной. «Хорошо, я не могу сказать с уверенностью, но это что-то вроде того, когда ты становишься близок с кем-то, я полагаю».
«Да, это так. Это совершенно верно, Микоко-тян. Теперь, если перефразировать то, что ты сказала, то, это, в сущности, означает «выбрать кого-то». Но давай поразмыслим об этом минутку-другую. Выбрать кого-то означает не выбрать кого-то еще. Решение «выбрать» или «не выбрать» просто две стороны одной и той же монеты. Я не говорю о том, что можно иметь только одного лучшего друга или одного любимого человека. Такие дилеммы здесь не причем. Я говорю о том, что для человека физически невозможно нравиться всем, быть способным сблизиться со всеми, кто не был им или ею выбран».
«Хмм.. Думаю, это может быть трудно – нравиться всем, я имею в виду, но я не думаю, что это невозможно. Может быть не всем во всем мире, но, думаю, это возможно хотя бы с теми людьми, кто непосредственно тебя окружает».
«Я так не считаю. Вот во что я верю. Люди совсем не так добры, как ты думаешь. Есть среди них монстры, кто видят в людях лишь объект, который они могли бы расчленить. Есть кое-кто голубоволосый, кто воспринимает мир исключительно в виде нулей и единиц. Есть Величайшая в Мире леди, цинично отзывающаяся обо всем в этом мире, не говоря уже о других людях. Есть предсказатель будущего, кто видит все надежды и все отчаяние во всем этом мире, но все равно отпускает насмешки. Есть художник, кто считает саму свою личность, не говоря уже о личностях других людей, всего лишь элементом своего собственного стиля. Есть даже люди способные воспринимать людей только лишь как злых или добрых».
«…»
«Теперь подумай, не было ли знание Томо-тян обо всем этом причиной, по которой она решила избегать близких отношений с людьми? Она пыталась иметь настолько мало врагов, насколько это возможно».
«Томо-тян… не была такой девушкой», — сказала Микоко-тян, осекшись и затихая, так что я даже почти ее не слышал. Похоже, она сама поняла, что ее заявление не имеет под собой оснований.
«Но даже если это все правда, остается факт, что она все-таки была убита»
«Ты права. Томо-тян старалась никогда ни с кем сильно не связываться, и при этом у нее была невероятная способность не показывать это намерение».
Это была та самая вещь, на которую я был неспособен.
Как бы я ни пытался.
«Но, несмотря на все это, ее все равно убили. Томо-тян была убита. Теперь же, Микоко-тян, давай поговорим об этом серийном убийце, что стал настоящей сенсацией последних дней. Этот парень крайне неразборчивый убийца. Просто напросто попасть в его поле зрения, или же не попасть в его поле зрение, просто случайно толкнуть его плечом или даже не толкнуть его плечом – уже только это может стать для него достаточной причиной, чтобы тебя убить. Он убивает механически. Автоматически. Для такого убийцы даже Томо-тян подходящая цель. Даже я.»
«Так значит, Томо-тян была убита Потрошителем?»
«На самом деле нет. Если верить Сасаки-сан – ну той детективше, я имею в виду. На самом деле, только лишь в этом они уверены наверняка. Теперь, если мне будет позволено слегка изменить тему, я хотел задать тебе такой вопрос: ты никогда не задумывалась, что людей на этом свете слишком уж много?»
Ошеломленная внезапностью моего вопроса она отвернулась.
Несмотря на это, я молча ждал ее ответа.
«Но это же не значит, что можно просто взять и убивать людей» — сказала она. – «Иккун, а смог бы ты когда-нибудь простить убийство?»
«Нет» — отрезал я без колебаний. «Дело не в том, прощать или не прощать. Это гораздо более фундаментальный вопрос. Просто сам факт убийства – это самое худшее, что вообще может быть на свете. Это я могу сказать с уверенностью. Само желание забрать чью-то жизнь – это самая презренная человеческая эмоция. Даже само желание чьей-то смерти, мольба о ней, надежда на нее – уже безнадежно злой поступок. Грех без надежды на какое-то искупление. Это злодеяние, к которому не применимы какие-либо извинения, и будь я проклят, если оно хоть каким-либо образом может быть прощено».
Мой голос был настолько жесток и беспощаден, что даже звучал по-другому.
Полнейшая чушь.
Кто здесь по-настоящему безнадежен?
«Каждый, кто заберет чью-то жизнь отправиться в Ад, без исключений».
«Н… но…» — Она судорожно сглатывала в ужасе от моих резких заявлений, но все-таки нашла в себе силы возразить. «А что если кому-то угрожает опасность? А что если бы мы гуляли по парку Камогава ночью, и тот самый Киотский Потрошитель бросился бы на тебя с ножом? Ты бы просто стоял бы на месте и позволил бы ему себя убить?»
«Нет, думаю, я бы стал сопротивляться».
«Правда?»
«Да, ты права. И я мог бы даже приложить слишком много усилий и случайно убить его. Все, что применимо к другим, применимо и ко мне. Но, тем не менее, в тот момент я осознаю… в момент, когда я заберу чью-нибудь жизнь ради того, чтобы сохранить свою собственную,… я осознаю свою собственную греховность. Я приму то, что я виновен в прегрешении настолько тяжком, что оно не может быть прощено даже после моей смерти».
«Но ведь тебя же пытались убить! Разве не естественно защищать себя в подобных ситуациях?»
«Если ты начинаешь так думать, то ты уже совершила грех. Давай проясним один момент прямо сейчас» — сурово произнес я. – «Я способен на убийство».
«…»
«Ради себя или же ради кого-то еще, я могу прервать существование другого человека. Я могу с корнем вырвать чужую жизнь, будь то мой друг или даже кто-то из членов семьи. Как ты думаешь, почему?»
«Почему? Я не знаю» — сказала она с тревогой в голосе. – «Я не верю, что это правда. Ты хороший парень. Я не думаю, что ты способен на что-то подобное».
«Я способен. Без сомнения. И причина в том, что я не в силах понять чужую боль».
«…»
«Например, у меня есть одна подруга, которая лишена практически всех основных человеческих эмоций. Она всегда ужасно счастлива, всегда веселится, что бы она ни делала, но лишь потому, что она просто не знает больше никаких эмоций. И в результате она едва ли может понять, почему остальные люди грустят или злятся».
Существует лишь один способ, которым она способна воспринимать мир. Она в принципе не способна отличить рай истинный от рая потерянного.
«И я такой же. Нет, я гораздо хуже. Я не способен понять чужую боль, даже в самой малости. Почему? Потому что я сам не могу адекватно воспринимать свое собственное ощущение «боли» и «страдания». Мысли о смерти ничуть не беспокоят меня. Не то чтобы я хотел умереть, но мое стремление сопротивляться смерти аномально слабо. И все это приводит к тому, что я озвучил. Есть множество «блоков», которые не дают людям убивать друг друга. Один из наиболее жизненно важных, это мысли в духе «Ооо, это, наверное, больно» или «Приятель, мне жаль этого парня». Разве не так? Все так. Например, уверен, тебе и раньше доводилось испытывать желание причинить кому-нибудь боль, ведь так? Но ты, скорее всего, не стала тут же выбивать из него дурь и так далее, ведь так?»
«Мм. Я никогда раньше никого не била».
«Но готов поспорить, что ты хотела этого, правда?»
Она не ответила. И это было самое лучшее подтверждение, что она способна была дать. Но ведь это не преступление. Никто не может прожить свою жизнь, ни разу не испытав неприязни к кому-то, даже если живет в раю.
«Думаю, на самом деле я говорю о способности испытывать эмпатию.
Ты понимаешь чувства другого человека, ты испытываешь к нему милосердие и поступаешь милосердно. И, конечно же, это не всегда хорошо. Ревность и злоба тоже произрастают из эмпатии. Понимание эмоций других людей. Это и достоинство и недостаток».
И если вы, подобно той женщине с острова, знаете эмоции вообще всех людей, единственное что вы можете сделать – сломаться.
«Но давай не будем вдаваться в философские споры о потерях и приобретениях» — продолжил я. – «Суть в том, что у меня нет всех этих «блоков». Я, в принципе, не въезжаю в чужие эмоции<4>. В результате, я вынужден сдерживать себя. А это невероятно мучительно. Это даже не забавно. Но, каким-то чудом, мне удается сдерживать собственных демонов».
Несколько дерзко продолжать жить, скрывая такого монстра внутри себя.
«Иккун…»
«Сейчас я в любой момент могу достигнуть своего предела. И поэтому я не могу простить убийцу. Как я могу это сделать? Само существование убийц отвратительно. Мерзко. Я всем сердцем ненавижу всех убийц. Всеми силами души. Думаю, я хотел раздавить бы их всех».
«…»
«Просто шучу, я совсем так не думаю» — сказал я.
Принесли нашу еду. Микоко-тян заказала еще алкоголь, а я – стакан воды.
Мы немного посидели в тишине и поели.
«Скажи, Иккун…»
«Да?»
«Почему ты говоришь мне все это?» — сказала она с подозрением. Это был такой интересный день.
Я тряхнул головой, ни говоря ни слова. Это, без сомнения, был ужасно холодный жест. «Мне просто показалось, что ты хотела бы это услышать. Я был не прав? Нет ведь, верно? И, ну, я хотел бы, чтобы ты знала, насколько же я бракованная вещь».
«Бракованная вещь? Да как ты можешь говорить что-то настолько ужасное? И, к тому же, говорить это о самом себе!»
«Именно потому, что я говорю это о самом себе, я и способен это сказать. Если же я не бракованная вещь, то, по крайней мере, упустивший человечность. Ты так не считаешь? Вообще-то, люди часто мне об этом говорят. Каждый, кто хоть на самую малость становится ко мне ближе, говорит так. «Да ты не в своем уме» — говорят они. «Ненормальный». «Еретик». «Кадавр». «Фальшивка». И все это верно».
«Иккун…» — сказала Микоко-тян нервно. – «Это звучит так, будто бы ты собрался совершить самоубийство».
«Я не буду совершать самоубийство. Я обещал».
«Ты… обещал?»
«Ага. Первому человеку, которого убил».
Пауза.
Я положил кусочек стейка себе в рот. «Шучу» — сказал я. – «К сожаленью, моя жизнь не настолько волнительна. И я не достаточно романтичен, чтобы давать такие невероятные обещания. Я просто обычный парень, у которого отсутствуют несколько жизненно важных компонентов. Настоящая причина, по которой я не совершу самоубийство, это… ну, просто это плохо выглядит. Знаешь, как попытка убежать от своих собственных ошибок. Конечно же, я и так убегаю от собственных ошибок, но, по крайней мере, это так не выглядит».
«Иккун, я знаю, что ты не такой как все остальные, но… если ты убьешь себя, я буду плакать. Я знаю, что буду плакать. Забудь о том, чего ты лишен. Ты же живешь обычной жизнью, разве не так?»
«То, что было сломано, можно починить. А вот то, что просто неадекватно, уже не исправишь».
Микоко-тян глубоко вздохнула. – «Такое чувство, будто бы я говорю с Томо-тян».
«Хмм? А она часто говорила о чем-то таком?»
«Ну, на самом деле нет. Я имею в виду, она никогда не открывалась людям так сильно. Но если бы мы когда-нибудь могли бы поговорить с ней «по-настоящему», я уверена, что это звучало бы так же».
«В таком случае…»
В таком случае это по-настоящему прискорбно. Я еще сильнее ощутил, что должен был серьезно поговорить с Эмото Томоэ.
Если бы только мне удалось… если бы только?
Ну и что было бы, если бы мне удалось?
Кто был бы спасен? Неужели я всерьез думаю, что ее можно было спасти?
Если бы.
Скорее наоборот, разве не из-за того, что мы поговорили, ее…
«Знаешь, насчет Томо-тян» — сказал я, не глядя на Микоко-тян. – «Я не думаю, что она стала бы злиться на человека, который ее убил. Уверен, что совсем бы не стала, даже самую малость».
«… Почему ты так решил?»
«Эм, просто догадка. Никаких особых причин. Но я так считаю. Я уверен, она не из тех, кто злится на других».
Я даже имел наглость использовать настоящее время вместо прошедшего.
Настоящее время.
«Конечно же, говорят, что ее задушили сзади, так что она, наверное, даже не видела лица своего убийцы. Но я не думаю, что она смогла бы ненавидеть своего убийцу, даже если бы захотела» — закончил я.
«Лицо… убийцы…» — Повторила Микоко-тян. – «Человека, который ее убил…»
«Но Томо-тян, скорее всего, все равно не интересовало что-то подобное. Я имею в виду, неважно кто тебя убил, исход все равно тот же самый. В конце концов, быть убитым значит лишь быть убитым. Тот факт, что ты умер, не изменится, не зависимо от того, кто виновен в этом. Плюс, Томо-тян была совсем как я – в первую очередь у нее не было особого желания сопротивляться смерти. Я могу сказать это с большой степенью уверенности. Не похоже, чтобы она особо любила себя. Она сказала мне в тот день. Она хотела бы переродиться тобой».
Услышав это, Микоко-тян, похоже, была готова расплакаться. Ей удалось сдержать слезы, но она продолжила произносить имя Томо-тян тихонько себе под нос еще некоторое время.
«Томо-тян… Томо-тян… Томо-тян».
Я наблюдал за этим, не шелохнувшись. Честно говоря, по-настоящему, полностью без эмоций.
«Микоко-тян, кто, по-твоему, сделал это?»
«Знаешь, ты точно на этом зациклился» — сказала она лишь с каплей подозрительности в голосе. – «Ты проводишь расследование или что?»
«Да» — честно признался я. «Хорошо, не столько расследование, просто я хотел знать. Я хотел бы встретиться с тем, кто это сделал. Задать несколько вопросов. Или, скорее, я хотел бы допросить этого человека. Знаешь, в духе: «как ты можешь оправдать собственное существование?»
«Иккун» — сказала Микоко-тян. – «Ты и вправду пугаешь»
«Я? Ну лично я так не думаю, но может быть и так».
«Ты применяешь свои собственные правила ко всем остальным людям. Я не знаю, как это описать. Будто бы ты видишь себя частью мира, и при этом считаешь всех остальных людей… шестеренками мира. Нет, не шестеренками. Если парочка шестеренок исчезнет, вся машина сломается, но тебя не заботит, если исчезнет человек-другой».
«Я бы не заходил так далеко».
«Я и вправду не думаю, что ты из тех людей, кто просто может взять и убить кого-то, Иккун. Но я готова поспорить, что ты при этом не против сказать кому-нибудь, чтобы он умер».
«…»
«Я права? Я имею в виду, задавать такие вопросы тому, кто убил Томо-тян, это все равно, что сказать «Ты не заслуживаешь жизни». Это жестоко. Это так жестоко. Иккун, ты понимаешь это?»
«Да» — выпалил я. – «Я полностью осознаю это. Я осознаю свои собственные грехи и то, что я, в сущности, попросту несу бред, так же, как и тот факт, что это я — тот, кто должен гореть в самой бездне ада. Кое-кто как-то сказал мне, что большинство убийств совершились лишь потому, что кто-то «заходит слишком далеко» или «применяет слишком много силы», но в моем случае, я — тот, кто точно способен на полностью преднамеренное убийство. Я один из тех редких людей, той жалкой породы людей, которым для того, чтобы забрать жизнь нет нужды в самоотрицании или самоудовлетворении, как нет нужды обманывать себя или оправдывать себя»
«Уверена, ты, тем не менее, ненавидишь себя».
«Я мазохист» — сказал я небрежно. – «Причем, невероятно мерзкий, к тому же. Но это мой путь, мой стиль, моя стезя. И у меня нет ни малейшего намерения отказываться от этого».
«Ага, не думаю, что ты стал бы».
Она выглядела немного расстроенной.
Как будто бы она взглянула на кого-то со стороны.
На кого-то, кто уже ушел.
Потерянный, болезненный взгляд.
Ее выражение.
Ее аура.
Уверен, это потому, что она никогда не скрывала свои эмоции, да и даже никогда не пыталась.
Я могу понять.
Я могу принять.
Я почти ощутил, что я взял и понял чьи-то чувства.
«Но это…» — сказала она.
Это было среди всего остального:
Чувства симпатии.
Приятного ощущения присутствия.
Произнесенных сантиментов.
Настоящей отчужденности в воздухе.
По-настоящему естественной ауры вокруг.
Исключительной невероятности.
Невозможности оставаться безразличным.
Сверкающего кошмара.
Чувства, будто реальность разваливается на части и рушится внутрь себя.
Я желал себе спутника. Я встретил своего спутника.
Среди удовольствия быть избитым.
Удовольствия быть пронзенным насквозь.
Среди экстаза расчленения.
Экстаза от того, что ты разрезан на мелкие кусочки и части.
Отбирающая часть жизни,
Сжимающая сердце,
Ввинчивающаяся в мозг
Улыбка.
«Это Иккун, которого я полюбила» — сказала она.
3
Прямо перед моим домом на корточках сидела бандитского вида персона. Я подошел поближе, гадая, кто бы это мог быть, только чтобы обнаружить (вполне ожидаемо, я полагаю), что это была Айкава-сан. Ее прическа с той среды несколько изменилась, намекая, что ее подстригли. Это был очень гладкий стиль, который носят некоторые знаменитости, когда челка идеально обрезана прямо над бровями. С учетом той неординарной фигурой, которой она обладала к тому же, новая прическа делала ее похожей на модель еще сильнее. Если бы она только не сидела на корточках, как какое-нибудь хулиганье из старшей школы.
«Йо» — Сказала она, заметив меня. Она встала и подошла меня поприветствовать. На ее лице была бессердечная, в чем-то кошачья, ухмылка. «Ну как там твое свидание?»
«Ты за нами следила?»
«Я просто приметила тебя в Шинкйогоку. Так что я пришла сюда, чтобы над тобой позабавиться».
«Понятно».
Сколько же свободного времени у этой женщины? Я был поражен. Она совершенно непостижима. Нет не малейшей возможности предугадать, что она сейчас сделает. Коварный фантом, а не женщина.
«Что ж, а ты подстриглась, хах? Хочешь изменить что-то в жизни? «Точнее, меня подстригли» — сказала она, пощипывая свою челку.
«Ага, наверное, полагаю».
«Угу. Прямо так «чик!» — охотничьим ножом. Если бы я уклонилась секундой позже, у меня бы больше не было левого глаза. Должна признать, даже я испугалась»,
Должно быть, она обратилась к худшему парикмахеру в мире.
«Думаю, придется пока походить с короткими. Как думаешь? Мне будет идти?»
«Айкава-сан, любая прическа тебе идет. Ты просто красавица»
«Ах, это слишком мило. Но сколько гребаных раз я должна говорить тебе, чтобы ты не называл меня по фамилии?»
Она зажала мою шею в локте и как следует натерла мне голову кулаком, так, что мозги полезли наружу, и лишь потом меня отпустила. Затем она сверкнула на меня злобной улыбкой.
Невозможно укрыть что-либо от этой женщины. А если все-таки сможешь, никогда не сможешь с этим скрыться.
«Так что? Как твое свидание? Что там происходит с этой молоденькой девочкой? Хмм? Хмм? Давай, расскажи мне. Если у тебя проблемы, я могу дать тебе хороший совет».
«Думаю, ты меня неправильно поняла, кхм, Джун-сан. Она просто одна из людей, вовлеченных в это дело об убийстве».
«Хмм? Ох. И вправду. Тогда… может так быть, что это была Аои Микоко?» — я кивнул. Ее лицо помрачнело. «Хмм» — сказала она. – «Понятно. Хорошо, так или иначе, полагаю, раз ты уже вернулся в такое детское время, у тебя было не так много шансов».
Кстати, было уже одиннадцать.
Микоко-тян насосалась просто немыслимым количеством алкоголя, со всеми неизбежными последствиями. Она вырубилась прямо посреди ресторана. Я взвалил ее на свою спину и пронес всю дорогу до Хорикава Ойке, вошел к ней домой, положил на кровать, закрыл ее дверь и добрался домой на автобусе. В этот раз было непохоже, что она притворяется спящей.
«Ооочень плохо, малыш. Хочешь, я тебя утешу?» — с искренним весельем дразнила она меня.
«Я же говорил тебе, все совсем не так… и гораздо важнее» — Я решил сменить тему до того, как мне придется встретиться с очередной подначкой. – «Что насчет парикмахера, который сотворил все это с твоей челкой – это, часом, не Зерозаки?»
«…»
Выражение ее лица исказилось.
И начало просто светиться восторгом.
«Ага. Настоящий дьяволёнок, скажу я тебе. Убийца он второсортный, но владеет ножом он настолько хорошо, насколько это возможно. Он знает, как точно человек должен напрягать мускулы, чтобы двигаться с максимальной скоростью. И взгляни-ка сюда» — сказала она, закатав свой правый рукав. Ее рука была замотана в белые бинты, окрашенные изнутри алой кровью. – «И он даже смылся каким-то чудом. Серьезно, он настоящий дьяволёнок. Думаю, он заслуживает имени «Зерозаки»»
«… Неужто он круче тебя?»
«Не важно, круче или слабее. Если рассматривать силу, то я с гордостью могу сказать, что я превосхожу его на несколько уровней. Я признаю, что он пугающе быстр, но он все еще на сотню лет медленней, чтобы тягаться со мной».
Айкава-сан как всегда нарцистична. Обладательница непревзойденной самоуверенности.
«Тем не менее, когда он поставил все на то, чтобы сбежать, он был по-настоящему крут. И невероятно спокоен к тому же. Для одержимого убийствами монстра, я полагаю, он должен быть чуточку более горяч. Но он был в точности такой, как ты описал».
«Что ты имеешь ввиду?»
«Он идентичен тебе. Я не могу ткнуть пальцем в какую-то конкретную схожесть, но он просто такой как ты» — сказала она, голосом полным цинизма. – «Он гребанный придурок-мазохист и при этом гребанный придурок-садист. Этот брак, наверняка, заключили аж на гребанных Небесах.
«Значит, иначе говоря …» — сказал я, подбирая слова так осторожно, насколько человек вообще на это способен. «Кхм, иначе говоря, ты нашла Зерозаки и ты позволила ему смыться?»
«Хммм?» Она жутко усмехнулась и ухватилась разом за обе мои щеки. «Прости, мне просто показалось, что только что что-то вылетело из этого рта? Хах? Что это было? Ты сказал, что Айкава Джун — просто какая-то девушка, которой нравится всюду о себе хвастать?»
«Нет, я имел в виду не это. Прежде всего, ты никак не подходишь под определение «девушка»»
Давление усилилось.
Хах. Кто бы мог подумать, что эластичность человеческих щек так высока?
«Что ж, думаю, ты прав» — сказала она, внезапно отпустив мое лицо. Она почесала макушку со скучающим выражением на лице. – «Думаю, все еще осталось несколько вещей, которым мне стоит поучиться. Я надеюсь, что этот парень с татухой на все лицо, все еще в Киото».
«На месте Зерозаки, я бы определенно утек аж в соседнюю префектуру».
«Ага, я знаю» — сказала она, пожимая плечами. – «Ох, сколько хлопот. Не то чтобы я собиралась его упускать».
Видя леденящий холод в ее глазах, когда она это произносила, я все же не мог не почувствовать вину перед Зерозаки. Айкава-сан выглядела чертовски целеустремленной.
«Что ж, я прекращаю к тебе приставать» — сказала она. Она потянулась и начала уходить. По какой-то причине сегодня она пришла пешком, а не на своей Кобре. – «Или же, я закончила с неудачными попытками пристать к тебе. Что ж, как и всегда. Спокойной ночи. Пусть нам приснятся сладкие сны».
«Джун-сан. Можно я кое-что спрошу?» — бросил я ей в спину.
«Что?»
«Способна ли ты простить убийцу?»
«Хах? Что это за вопрос? Это что – какая-то метафора?»
«Кхм, хорошо, тогда спрошу прямо… как ты считаешь, это нормально что один человек убивает другого?»
«Угу. Я так считаю» — ответила она мгновенно и твердо. «Люди, которые должны умереть, умрут. Хе хе» — засмеялась она цинично. – «Как скажем, если бы ты убил меня. Черт, да расслабься. Планета просто продолжит вращаться». – продолжила она хладнокровно, затем помахала мне рукой и исчезла из поля зрения.
Блин.
«…»
Если бы я мог так кичиться. Быть настолько переполненным цинизмом. Какой прекрасной была бы жизнь.
«Я и вправду еще сопляк»
Я был себе мерзок.
Не просто мерзок – отвратителен.
«Но все равно, Айкава-сан, это все просто бессмыслица».
Я прошел внутрь дома, в котором жил, и постарался дойти до двери, ни на кого не наткнувшись. Я полез в карман за ключом и обнаружил там посторонний предмет. Я вытащил его из кармана и хорошенько взглянул на него.
Это был ключ от квартиры Микоко-тян.
«…»
Чтобы занести ее внутрь, я вытащил его из ее сумки без спроса. И я не мог просто оставить дверь открытой, так что я позаимствовал ключ, чтобы закрыть ее. Сначала я думал бросить ключ в щель для писем, но он был соединен с тем же кольцом, к которому были прицеплены ключи от Веспы, так что, в итоге, я принес их домой, решив, что просто завтра верну их вместе с Веспой. Нет, это было не просто жалкое оправдание для того, чтобы покататься на Веспе.
«Впрочем, Веспа и ключи — это еще не все вещи, которые мне нужно ей занести».
Я могу быть асоциальным, безнадежным и невероятным придурком, но проведя столько времени лицом к лицу с кем-то, ты не можешь просто так его игнорировать.
Аои Микоко.
«Я вспомнил, Микоко-тян».
Я вошел в комнату и лег прямо на пол, даже не думая о футоне.
Это был мой первый день в колледже после того как я вернулся с того дурацкого острова. Тогда я даже понятия не имел где право, а где лево, в японской системе образования, и это Микоко-тян была первой, кто со мной заговорил».
«Приятно познакомиться! Похоже, ты чего-то не понимаешь?» Она просто излучала дружелюбие. Заботливый жест девушки, присматривающей за своим одноклассником, который уже многое пропустил.
Я был ужасно раздражен. И лишь самую чуточку благодарен. И то лишь потому, что где-то в глубине этой яркой, невинной ауры слышалось эхо некоторой похожести на моего драгоценного друга.
«Это настоящий шедевр» — сказал я как Зерозаки Хитошики и закрыл глаза.
Не думать о завтрашнем дне.
Не думать о деле.
Не думать о крадущемся.
Не думать о частном подрядчике и моем первом и единственном друге.
Я не хочу больше ни о чем думать.