Бесстыжий Purple Haze (Новелла) - 3 Глава

Путешественники, приезжающие в Италию, всегда должны быть готовы неожиданно встретить на своём пути такое препятствие, как забастовки, — или sciopero, как их называют местные. Национальная забастовка остановит весь транспорт, закроет все музеи и лишит возможности туристов взглянуть на многие достопримечательности, ради которых они и приехали. В тот день работники портов на Мессинском проливе как раз были на одной из таких sciopero, заперев на замок все свои лодки и паромы, и прежде оживлённый порт превратился в город-призрак.

— Эта забастовка — наших рук дело? — спросил Фуго.

Муроло просто усмехнулся в ответ, но вслух ничего не сказал. Пассионе с лёгкостью могла быть заказчиком; за большинством стачек так или иначе стояли различные мафиозные группировки и иного рода криминальные организации. Увидеть богато одетых людей за спинами бастующих чернорабочих было вполне обычным делом для Италии.

— Окей, склад, на котором они нашли следы крови, находится в той стороне, — сказала Шила И и уверенно пошла вперёд; остальные двое последовали за ней. На дверях склада не было никаких знаков, запрещающих посторонним лицам вход, что было слегка странно. Шила И потянула за ручку, но, когда та не подалась, призвала свой станд.

— Voodoo Child… — прошептала она, и дверь резко разорвалась, как будто её кто-то сильно ударил, — так могло бы показаться обычному человеку.

— У меня вообще-то ключ был, — сообщил Муроло, но Шила И проигнорировала его.

Она зашла внутрь, и её станд не отставал от неё ни на шаг. Voodoo Child был стандом силового типа близкого радиуса, и усыпанная шипами тень никогда далеко не уходила от своей хозяйки. Когда Шила И дошла до места, имевшего еле заметный тёмно-бордовый оттенок, её станд, противно визжа, начал колотить железными кулаками пол, разрушая бетон — он был в тот момент очень похож на ребёнка, впавшего в истерику. Поверхность медленно покрывалась разбегающимися в разные стороны трещинками; спустя секунду эти разломы начали стремительно видоизменяться. На каждой из трещин появилось по паре губ — они сжались, словно обдумывая, что делать дальше, а затем резко заговорили все разом.

— Господи, что же будет, если они узнают, что я проиграл все свои деньги в карты?

— Надо как-то сделать, чтобы ему влетело вместо меня…

— Возможно, я бью своего ребёнка слишком сильно.

— Как же я ненавижу этого ублюдка! Надо пустить ещё какой-нибудь слух о нём.

В этих словах не было никакой связи, никаких подробностей, это не был адекватный разговор, просто… «Ох, — неожиданно для себя понял Фуго. — Это слова людей, работавших на складе. Слова, которые они хотели бы сохранить в тайне от всего мира — мысли и чувства, которые впитались в землю, их ненависть в себе и стыд, которые станд Шилы И вытащил на поверхность». Она говорила, что долгое время искала человека, убившего её сестру, — этот поиск отразился в способности её станда. Он давал Шиле И возможность искать улики, раскрывать чужие грехи и вершить свою месть. Её станд был такой же спокойный и уверенный в своих действиях, как и хозяйка.

Не то что у меня…

Фуго не позволил этой мысли развиться. Она не вела ни к чему хорошему. Он предпочитал не думать о том, что убийственный вирус Purple Haze говорил о его личности.

Шила И убирала один бесполезный голос за другим, пока не остался последний.

— Я подчиняюсь тебе. Подчиняюсь тебе. Подчиняюсь тебе. Подчиняюсь тебе…

— Это он! — воскликнул Фуго. — Это голос Вольпе!

— Так значит они здесь всё же сражались, — Муроло кивнул. — Наша группа — не первая, которую за ними послали, и наших предшественников убили здесь. Скорее всего, они уже отправились кормить рыб.

— Но что это значит? — спросила Шила И. — Вольпе что, стыдно, что он следует за Кокаки? Я не понимаю. Если бы ему не нравилось то, что он не главный в их группе, Voodoo Child сказал бы мне это. — Она посмотрела на Фуго.

— Я не знаю, — сразу же ответил он, почувствовав, на что намекает Шила И. — Я не особо-то и близок был с ним.

Муроло махнул рукой в ответ на это.

— Да не то чтобы нам нужно было залезать ему в голову. Что важнее, так это то, что мой Watchtower был прав. Они оставили этот порт, пересекли пролив и направились на Таормину! — Он с гордостью выпятил грудь. Шила И бросила на него тяжёлый взгляд, а затем вздохнула.

— Наверное, ты прав.

— Мы пришли сюда, чтобы удостовериться в твоём предсказании, и теперь, когда мы уверены, то можем идти.

Они направились в сторону яхты, которая стояла у пристани. Единственным способом попасть на Сицилию во время национальной забастовки было воспользоваться частной лодкой. Когда Фуго увидел яхту, на которой они должны были плыть, он нервно сглотнул: она была той же модели что и Lagoon Буччеллати. Он хорошо помнил первый раз, когда сел на ту лодку.

* * *

— Мать твою! Это так круто! Это и правда яхта Буччеллати? — Наранча едва ли не танцевал от возбуждения. Ему было семнадцать, но его глаза сияли, как у шестилетки.

— Ну, по крайней мере, так он сказал мне, — ответил Фуго. Он был абсолютно уверен, что Буччеллати пригласил их на яхту для того, чтобы рассказать о какой-то новой секретной миссии, и был слишком взволнован, чтобы наслаждаться путешествием. Наранче-то такое даже не пришло на ум, и он просто радовался возможности морской прогулки. Фуго потряс головой, отгоняя эти мысли.

— А ты что думаешь, Абаккио?

Тот какое-то время помолчал, словно обдумывая ответ, но в итоге так и не проронил ни слова. Абаккио раньше был полицейским, и его молчание порой было значительнее сказанного вслух — Фуго уже привык к этому. Он бывал свидетелем тому, как дети могли зарыдать просто от одного молчаливого присутствия Абаккио, а тому было бы абсолютно всё равно — таким человеком он был.

— Ну да ладно, — сам себе сказал Фуго. — Я не знаю, на что способен этот Джорно, но раз уж мы привели его на борт, значит, время пришло. Я уверен, Бруно скоро сделают капореджиме, — воодушевлённо добавил он. — Тот приносит хорошие результаты, плюс есть уверенная поддержка сверху. Буччеллати уже давно следовало повысить, но…

— Ты слишком много думаешь, — перебил Абаккио. — Это твоя слабость, Фуго. Ты вечно суёшь свой нос не в своё дело и пытаешься решать проблемы, помощи с которыми у тебя не просили. Ты начинаешь обдумывать вещи, которые лучше молча принимать.

Фуго прикусил язык.

— Мы должны просто делать то, что нам приказывает Буччеллати. Полагаться на него. Это всё. Или я не прав? Верь ему… но не этому новичку. Приглядывай за ним.

— Ты думаешь? Но его же привёл Буччеллати. Верь Буччеллати, но не человеку, которому верит он? Разве это не несовместимые вещи?

— Тч-ч, ты и сам понимаешь, что это не одно и то же.

Наранча резко прервал их разговор:

— Давайте сфоткаемся на память! Все, давайте вставайте сюда!

Фуго не мог сдержать улыбку.

— Отличная идея, — сказал Миста, появившийся за его спиной. — Буччеллати, ты тоже. Новенький, ты нас сфотографируешь.

Он бросил Джорно камеру и облокотился на борт яхты. Буччеллати покачал головой, но последовал его примеру.

— Итак, все смотрят на меня, — сказал Джорно так, как будто делал это уже сотню раз. Он отошёл чуть назад, чтобы захватить их всех пятерых и Lagoon за их спинами, а затем нажал на кнопку. Небо за ними было ярко-голубым.

* * *

Теперь небо было серым, закрытым облаками. Интересно, что стало с той фотографией — он абсолютно забыл о ней. Они оставили яхту в Марина Гранде на Капри. Буччеллати повысили, и он стал капореджиме, но из-за этого ему поручили охранять дочь босса, на которую охотилась группа наёмных убийц. Ни у кого из них не было времени на то, чтобы сходить и проявить плёнку. Фотография может всё ещё быть внутри камеры. Она может быть где угодно, на самом-то деле.

К тому моменту, когда Фуго всё-таки смог вырваться из своих печальных размышлений, на горизонте уже показалась земля, а Муроло вёл их в сторону острова. Сицилия.

Этот остров завоёвывали бесчисленное количество раз: финикийцы, греки, арабы, норманны и многие другие, но в итоге его обитатели стали звать себя просто сицилицами — они не считали себя итальянцами, а их культура была под воздействием стольких разных народов, что уже невозможно было сказать, какие элементы были исконно сицилийским. Зачастую в церквях можно было увидеть влияние арабского или норвежского стиля. Сицилия была центром торговли посреди огромного моря, и она всегда была важной частью истории. Один из величайших греческих философов Архимед решил поселиться на Сицилии, чтобы распространять повсюду свои знания… Что он и делал до того, как разъяренная толпа отдала его в лапы завоевателей.

На этом острове было одинаково света и тьмы. «Величайший спектакль для человечества, комедия и трагедия на одной сцене», — сказал известный итальянский писатель Джузеппе Фава незадолго до того, как его нашла и убила мафия, против которой он открыто выступал. Когда союзнические войска высадились здесь, всему миру стало очевидно, что поражение стран Оси неизбежно; поворотный момент истории произошёл именно здесь — таким было это место.

Фуго молча стоял и смотрел на всё увеличиющиеся утёсы на берегу.

— Земля вызывает Фуго. — Неожиданно за его спиной раздался голос Шилы И. Фуго подпрыгнул от неожиданности.

— Эм, привет, — неловко ответил он.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не нервничаешь просто из-за того, что раньше вы с Вольпе были приятелями.

— Что? Конечно, нет.

— Он корень всего зла. Его нельзя оставлять в живых.

— Да, да, наркотики — это плохо, знаю.

— Ты не понимаешь, — перебила его Шила И. — Я знаю, что ты думаешь: «Если они хотят употреблять наркотики, пусть употребляют, это их дело. Если они так хотят умереть, то всё равно это сделают. Какая разница, что за метод выберут?» Я угадала? А это всё совсем не так. Дурь разъедает не тело — она разъедает душу. Человеческие тела и так производит наркотики в ответ на любого рода страдания, чтобы помочь нам с этим справиться, но когда мы сами употребляем наркотики извне — это никак не решает проблему. Это её преумножает. Человек, употребляющий наркотики, с каждым разом всё меньше и меньше осознаёт, насколько хуже он себе делает. Страдание распространяется вокруг, накрывая семью и друзей этого человека, бьёт по самому больному месту. Люди, торгующие наркотиками, вредят всему миру и каждому человеку в нём, вредят обществу, будущему, самой жизни. Они заслуживают самое жестокое наказание.

Шила И говорила так, как будто зачитывала заранее подготовленную речь; как будто она запомнила то, что сказал ей кто-то другой, а теперь повторяла слово в слово — кто-то, чьему мнению она доверяла абсолютно и полностью.

Джорно Джованна.

Она следовала за ним абсолютно слепо: если бы он приказал ей умереть, она бы не колебалась ни единого мгновения. Она бы даже позволила вирусу Фуго забрать её жизнь — поэтому именно её и послали привести его к Мисте. Фуго уже видел людей, которые могли так доверять другим — доверять им больше, чем самим себе, и эта отчаянная верность была ему знакома. Он хорошо помнил, что сказал тот мальчишка.

«Буччеллати… как мне поступить? Мне пойти с тобой? Мне страшно… но если ты мне прикажешь, если ты скажешь —«Иди за мной!», — я найду в себе силы. Мне не страшно, если это твой приказ».

Глаза Шилы И были такие же, как у Наранчи. Наранча… Он не всегда был таким, его вера в Буччеллати не возникла спонтанно. Наранча жил свою жизнь до появления Буччеллати, встречал свои собственные страдания, вступал в свои собственные битвы. Фуго знал это лучше, чем кто-либо. В конце концов… Это он познакомил Наранчу и Буччеллати.

* * *

Нужно было обсудить одно дело, и встреча была назначена в любимом ресторане Буччелатти. Фуго, опаздывая, бежал со всех ног, когда внезапно заметил мальчишку — тот рылся в мусорных баках на заднем дворе, то и дело вытаскивая оттуда овощные объедки и суповые кости, на которых осталось немного мяса. Этот парень ничем не отличался от любого другого бездомного ребёнка: в экономике страны был полный бардак, и такие дети, как он, были на каждом углу. Обычно Фуго прошёл бы мимо, не бросив и взгляда на такого ребёнка — так почему же он остановился и посмотрел? Потому что когда они с Фуго встретились глазами, парень не выглядел смущённым, оскорблённым или униженным. На его лице было смирение такого рода, будто он уже за много лет до этого понял, что никакими эмоциями или словами ничего не изменить. Фуго лишь позже узнал о том, что инфекция в глазу разрослась до такой степени, что тому обещали единственный, летальный исход — но смирение, которое в тот момент почувствовал в нём Фуго, показалось ему не таким мрачным. Оно было абсолютно будничным, слишком будничным, чтобы Фуго пожалел его или, наоборот, почувствовал отвращение.

Это мальчишку звали Наранча Джирга.

Их взгляды встретились, и секунду спустя — по самому ему непонятным причинам — Фуго подбежал к парню, взял его под руку и затащил в ресторан. Тот не сопротивлялся, просто позволил вести себя; Фуго даже не обернулся для того, чтобы посмотреть на реакцию. Зайдя в ресторан, он первым же делом крикнул: «Буччеллати, я хочу угостить этого парня спагетти. Ты ведь не против?»

Хозяин ресторана выглядел удивлённым, но Буччеллати и глазом не моргнул; жестом подозвал их к себе и подтолкнул свою тарелку Наранче, даже не посмотрев на Фуго. Не было никаких сомнений, что тот так поступит: Фуго знал, что Буччеллати питал слабость к детям, — особенно тем, кто находился в тяжёлой жизненной ситуации. Впоследствии Фуго спрашивал себя, привёл ли он с собой этого мальчишку только для того, чтобы как-то оправдаться за своё опоздание, но такие сомнения были вызваны лишь тем, что он не мог понять настоящей причины.

Когда Буччеллати заметил болезнь Наранчи, он вызвал такси и поехал с тем в больницу. Фуго остался в ресторане один и через какое-то время, перетаскивая еду вилкой по тарелке из стороны в сторону, поймал себя на отсутствии аппетита. Взгляд Наранчи как будто преследовал его — ощущение дежа вю подсказывало, что он где-то такой взгляд уже видел. Ощущение того, что пустота на дне глаз этого мальчика была ему знакома.

— Мне очень жаль это говорить, синьор Фуго, — обратился к нему хозяин ресторана. Эта территория была подконтрольна Буччеллати, и одной из обязанностей Фуго было защищать её, — но вы не можете просто так подавать руку помощи детям вроде него. Если об этом пойдёт молва, у дверей моего ресторана станут собираться толпы бездомных.

Он сказал это так вежливо, как только мог.

— Не волнуйтесь, — резко ответил Фуго, — у него нет друзей.

Почему он был так уверен в этом? Он не знал, но тем не менее эта истина казалась ему очевидной.

— Но господин…

— Я вас услышал. Я больше не буду так делать и передам Буччеллати.

Мужчина вздохнул.

— Буччеллати тот ещё добряк. Наверное, поэтому моя мать так его обожает, но, честно говоря… Я бы лучше доплатил вам денег, чтобы вы больше не водили сюда бездомных.

— Вам же сейчас никто не мешает, не так ли? Угомонитесь.

— Я бы предпочёл, чтобы мои посетители были более высокого уровня достатка, с кошельками потолще. Если здесь вокруг будут попрошайки…

Фуго внезапно почувствовал, как от слов владельца ресторана у него закипает кровь, и резко ударил кулаком по тарелке со свежим горячим блюдом, которую ему совсем недавно принесли. Он сорвался: когда эти волны гнева накрывали его, Фуго ничего не мог с собой поделать, понятия не имел, как с этим бороться.

Мужчина в ужасе отпрыгнул назад. Без единой эмоции на лице Фуго вытащил свой бумажник. Из его пылающей от ожога ладони торчали осколки фаянса, с которых на стол капала кровь. Он бросил кошелёк мужчине:

— За тарелку и причинённые неудобства. Сдачу можете оставить. — С этими словами он стремительно покинул ресторан — не знал и не хотел знать, почему так взбесился.

Полгода спустя он встретил Наранчу на улице абсолютно случайно. Парень подбежал к нему первый:

— Йо! Это же ты, да, я не путаю? Ты мне помог в тот раз.

Глазная инфекция Наранчи исчезла, и он выглядел вполне здоровым. Фуго почти сожалел об этом: ему не очень нравилось, когда незнакомцы были с ним так дружелюбны — но Наранча не собирался сдаваться легко.

— Я тебя искал. Я даже не знаю, кто может мне помочь, кроме тебя.

Когда Фуго встретился с ним взглядом, он замер. Эти глаза изменились — совсем не те, в которые он посмотрел полгода назад, торопясь на встречу.

— Ты же гангстер, я прав? Я слышал, ты правая рука Буччеллати. Тебя все уважают.

— Наранча, да? Что ты хочешь?

— Эм, я правда хотел попросить тебя об услуге. Конечно же, я очень благодарен за твою помощь. Я хотел бы отплатить за неё. Могу я присоединиться к вашей банде?

— Что Буччеллати на это сказал?

Фуго и так знал ответ. Наранча опустил взгляд и разом поник.

— «Иди домой, мальчик. Закончи школу».

— Ну вот это и сделай.

— Не говори так! То есть… эм… — Наранча запнулся, не в состоянии внятно выразить свою мысль; тем не менее Фуго прекрасно понял и без слов, что тот хотел сказать.

— Ты не можешь верить своим родителям, да и в школе учителя говорят только ложь?

Наранча с удивлением посмотрел на него.

— Д-да… как ты узнал?

— Забей, парень. Так устроена жизнь.

— Погоди, погоди, чувак. Ты же понимаешь, о чём я. Когда ты видишь его, это как… Прямо в твоей груди становится так тепло и спокойно. Ты чувствуешь в себе силы справиться с чем угодно. В тот момент, когда он разозлился на простого мальчишку с улицы вроде меня, он делал это всерьёз. Мои родители и школьные учителя — они ругают меня только потому, что это их работа. Но он…

Наранча плакал — но слёзы были не способны приглушить свет его глаз. Покорность и смирение пропали. Та безнадёжность, которая была в его глазах, когда он рылся в мусорном баке в поисках еды, пропала. Встреча с Буччеллати подарила ему будущее — она подарила ему мечту о том, как он хотел бы жить.

Наконец Фуго понял, почему он помог Наранче в тот день.

Он был такой же, как я. Как я, когда я сидел в одиночестве в камере, пока Буччеллати не пришёл за мной.

Наранча был уверен, что для него всё было кончено, что никакая помощь не придёт. Когда Фуго увидел это, он понял, что не может пройти мимо — но теперь Наранча изменился. Его глаза были нисколько не похожи на глаза Фуго; тот взгляд был в равной степени не похож как на взгляд старого Фуго, так и нового. Это было что-то совершенно иное.

— Пожалуйста, чел. Обещаю, я не расскажу Буччеллати…

Он почти умолял, вцепившись мёртвой хваткой в рукав Фуго. Если бы ему сейчас отказали, он бы не сдался, а если бы стал ходить по округе и спрашивать у всех подряд, как ему присоединиться к Пассионе, то мог бы нарваться на неприятности.

Фуго закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Обернись, Наранча, — тихо сказал он.

— М-м? Зачем?

— Просто обернись.

Наранча удивлённо приподнял брови, но сделал, как ему было сказано, нахмурился… А затем громко вскрикнул:

— Ч-что это за хрень?! Как призрак, или… Я могу смотреть сквозь него!

Фуго кивнул.

— Если ты можешь видеть Purple Haze, значит, потенциал у тебя есть.

— Ась? Что?

— Думаю, ты справишься с тестом Польпо без особых проблем. Ну, по крайней мере, ты не умрёшь.

Фуго отозвал Purple Haze. Наранча уставился на него во все глаза.

— Это «да»? Ты позволишь мне вступить в вашу банду?

— Я тебя представлю, кому надо, всё остальное уже будет зависеть от тебя. Когда встретишься с капореджиме, постарайся не вести себя как идиот.

Наранча насупился:

— Я не идиот!

— Когда ты говоришь так, то ещё больше убеждаешь людей в обратном, мальчик.

— Почему ты так со мной разговариваешь?

— Как?

— Называешь меня «мальчиком». Ты ведь знаешь, что я старше тебя?

— И что? Я, считай, состоявшийся человек с устойчивым положением в банде.

— Да, но…

Наранча выглядел расстроенным его словами. Фуго знал, в чём была причина: тот не хотел подчиняться кому-либо, кроме Буччеллати, — ему не было дела до внутренней иерархии Пассионе.

— Хорошо, я обещаю, что больше не буду так тебя называть.

— Ты надо мной смеёшься?

— Можешь звать меня Фуго. Мы в равном положении.

— Я точно не могу заставить тебя называть меня «сэр»?

— Ещё чего. Я не буду обращаться к идиоту «сэр». К тому же, Буччеллати даже себя не позволяет так называть.

— Правда? Погоди, ты что, опять назвал меня сейчас идиотом?

— Буччеллати терпеть не может идиотов.

— А-а, понял.

…тогда Фуго и Наранча были равны. Буччеллати спас их обоих; они оба трудились, чтобы отплатить ему. Разница между ними была минимальна — а теперь? Наранча был мёртв, а Фуго должен был уничтожить бывшую бригаду наркотрафика, чтобы доказать, что он не предатель. Кому из них повезло больше? Наранча считал, что самое большое значение имел возраст. Что бы он сказал сейчас?

Но Наранча был мёртв, и Фуго нужно было самому найти ответ на свой вопрос.

Что ты имел в виду, Наранча? Тогда, на набережной Сан-Джорджо-Манджоре? Я не понял твоих последних слов.

Углубившись в свои мысли, Фуго едва заметил появившиеся в поле зрения берега Сицилии.

— Дождь начинается, — сказала Шила И, посмотрев на небо. Холодные капли разбивались о её лицо.

* * *

Муроло решил, что им лучше избегать портов, и они бросили якорь у скалистого берега, оставшееся расстояние преодолев на шлюпке. Из-за того, что вся прибрежная линия была усыпана крупными скалами, высадиться нормально им всё же не удалось, так что для этого пришлось использовать станды. Шила И и Фуго призвали Voodoo Child и Purple Haze, чтобы перенести себя и Муроло наверх, так как в список достоинств All Along the Watchtower не входила физическая сила. Фуго пришлось быть предельно осторожным, чтобы случайно не распространить вокруг свой смертельный вирус.

— С яхтой всё будет в порядке?

— На ней есть система безопасности. Если кто-то попытается на неё попасть, мы узнаем, а если камеры засекут Вольпе или кого-то из его ребят, корабль взорвётся.

— А что, если с ними будут простые люди? Мало ли.

— Как будто меня волнуют такие мелочи. Сами виноваты.

Шила И ещё секунду смотрела на него, а затем Voodoo Child поднял с земли увесистый валун и со звучным «Эри-и-и!» бросил его в сторону яхты. Камень врезался в борт на такой скорости, что пробил его насквозь, и вскоре корабль ушёл на дно.

— Господи Иисусе, — тихо проговорил Муроло. Шила И оставила его реплику без внимания.

— Пойдёмте, — сказала она и, не дожидаясь ответа, двинулась в направлении города. Оставшиеся двое последовали за ней.

В этой местности если и были когда-то тропы, то они уже давно заросли, поэтому группе пришлось неоднократно перелезать через скалы, утёсы и колючие кустарники. Погода, напоминавшая что-то среднее между нормальным дождём и туманом, по-видимому, не собиралась переходить в полноценный ливень, равно как и прекращаться. Фуго поднял голову, но не увидел в облаках ни одного просвета. На острове часто так было в этот сезон, но…

Это позволило нам высадиться незамеченными, но почему-то меня не оставляет ощущение, что всё прошло слишком гладко. В конце концов, бригаде наркотрафика удалось ускользнуть от Джорно и скрыться на Сицилии. Кто знает, на что ещё они способны?

По спине у Фуго пробежал холодок. Это случалось каждый раз, когда мысли приводили его к Джорно.

Он не особо успел поработать с ним, но, каждый раз вспоминая о том небольшом промежутке времени, он при всём желании не мог припомнить хотя бы одну его ошибку. Любое его движение было верным, любой шаг приближал его к цели. Когда Фуго сдавался и решал, что они были обречены, Джорно с лёгкостью спасал положение.

Почему Джорно отправил меня в погоню за бригадой наркотрафика?

Этот парень ничего не делал просто так, за этим планом должна была быть какая-то логичная причина. Фуго даже представить себе не мог, чтобы Джорно отправил подозреваемых в предательстве членов своей банды за настоящими предателями, давая первым шанс оправдаться.

У него должен быть мотив — какой-то скрытый и пока мне непонятный.

Внезапно Фуго осознал, что Шила И сверлила его взглядом.

— Ч-что? — спросил он.

Шила И не отрывала от него глаз ни на мгновение, но тем не менее шла вперёд ровно, ни разу даже не споткнувшись. Один неверный шаг на этой каменистой земле, и полетишь вниз — но они ни разу не ошиблась. Шила И была похожа на горную кошку или ниндзя.

— Ты думал о Джорно, да? — сказала она.

Фуго нервно сглотнул.

— Нет, нет, ничего плохого! — ответил он. — Я просто размышлял о том, серьёзно ли он полагает, что его план сработает.

— Когда ты впервые увидел Джорно, что ты подумал?

— Подумал?

— Даже скорее «почувствовал».

— Хм. — Фуго терялся с ответом. Ему казалось, что Шила И видит его насквозь: она бы сразу же поняла, посмей он солгать, поэтому он сказал правду: — Нам было мало о нём известно, поэтому… Нам было сложно о нём судить, так сказать. Думаю… в тот момент мне показалось, что его манера поведения, когда он появился перед нами впервые, могла быть воспринята как слабость, но у меня было смутное ощущение, что в нём был большой нераскрытый потенциал, которому ещё предстояло проявить себя. Ну, это то, что мне пришло на ум в тот момент. Тогда мы просто думали, что это очередной новичок, которого привёл Буччеллати.

Шила И выглядела так, как будто в историю Фуго ей слабо верилось. После долгой паузы, она всё же заговорила.

— Однажды Джорно сказал мне: «Ты считаешь, что я честный человек, потому что ты сама честная».

— М-м?

— Я задала Мисте тот же самый вопрос. Он ответил, что при первой встрече ему показалось, что Джорно — счастливчик, каких мало, и он принесёт удачу их группировке. Ты понимаешь, к чему я клоню?

— Кхм…

— Миста всегда был любимчиком Фортуны, да? Когда люди смотрят на Джорно, они видят что-то настолько необъятное, что они не в силах воспринять картину и находят в нём лишь самих себя. Они тонут в водовороте его силы и в итоге не могут увидеть ничего, кроме своего отражения.

Она не могла об этом знать, но юноша по имени Хиросе Коичи однажды сказал про Джорно: «Он добрый малый. Странно, наверное, такое говорить, учитывая то, что он украл мой багаж». Коичи и сам был добрый человеком — из тех, с кем сложно не подружиться, настолько честен и мягок он был к окружающим.

Фуго не знал, что сказать.

— Если следовать этой логике, то это в тебе есть нераскрытый потенциал, — скептически закончила Шила И. По меньшей мере, это должно быть зарыто где-то глубоко в тебе, но я смотрю на твой станд, на ужасающий, смертельный вирус, который распространяет вокруг себя Purple Haze… и не вижу в тебе будущего. Ты несёшь в себе конец, абсолютный и бесповоротный. Где здесь потенциал?

У Фуго не было ответа на её вопрос.

— Я честно не знаю.

— Кончайте трепаться, вы двое! — резко прервал их Муроло. Он с трудом поспевал за ними. — Миста и Джорно наши руководители! Вам нельзя так высказываться о них! Это неуважительно!

Шила И даже не посмотрела на него: вместо этого она внезапно напряглась и стала нюхать воздух.

— Этот запах…

— Что?

— Пахнет рвотой. Но запах странный… он не должен быть таким тяжёлым и едким… скорее всего, это… — пробурчала она себе под нос, а затем резко бросилась вперёд, с лёгкостью прыгая со скалы на скалу.

— Эй! — окликнул Фуго.

— Ждите меня в городе. Мне нужно кое-что проверить! — крикнула она в ответ, не сбавляя скорости, и секунду спустя уже пропала из виду.

— Проверить что?

— Кто бы знал.

Муроло и Фуго смотрели ей в спину с откровенным непониманием.

* * *

Улочки в городах Сицилии — особенно тех, что располагаются на крутых прибрежных склонах, — обычно чрезвычайно узкие. Люди тратят с пользой каждый плоский клочок земли, а дома жмутся друг к другу всё теснее и теснее. Большая часть дорог слишком узкая даже для того, чтобы два человека могли спокойно разойтись на них — что уж говорить о машинах? О внутренних двориках никто и речи не заводит, окна у всех выходят прямо на улицу. На море вид, безусловно, грандиозный, но если смотреть в других направлениях, может начаться приступ клаустрофобии. Для туристов этот контраст представляет интерес, но для местных… Ну, нужно здесь пожить, чтобы понять.

Шила И оказалась как раз на одной из таких улочек. Этот город был уже давно заброшен, но выглядел как прежде, так как управа, видимо, в итоге так и не решила, снести строения или сохранить как представляющую историческую ценность.

Мостовая была мокрой от дождя. Шила И почти припала к земле, разглядывая пятно, привлёкшее её внимание. Приблизившись к нему, но не касаясь его лицом, она втянула носом запах. Её глаза были широко открыты, а все чувства впитывали окружающую местность, она ни на секунду не ослабляла своё внимание. Шила И ещё раз посмотрела на пятно, затем кивнула сама себе и приподнялась.

— Мужчина… Часто пил, но обычно наркотики не употреблял. Значит, он не может быть тем, кого мы ищем…

Её нюх был настолько хорош, чтобы она могла узнать в этой рвоте тонкий оттенок запаха наркотиков Manic Depression. Этот талант не имел никакого отношения к способности её станда, она родилась с ним. Шила И отточила своё обоняние ещё много лет назад, бегая по лесу со своим псом. Этот пёс был её лучшим другом до тех пор, пока местные подонки не забили его до смерти, при этом задорно смеясь и гогоча. Гнев, который она чувствовала в тот день, никогда уже больше её не покидал. Это событие было главной причиной, по которой она возненавидела человечество; по которой стала поспешно судить о людях. Какая-то её часть до сих пор была уверена в том, что все люди — такие же, как те отбросы, что прикончили Тото. Убийство её сестры только закрепило в Шиле И такую позицию. Мала была вероятность, что её мнение когда-либо могло перемениться…

— Но его реакция слишком сильная… Он не употребил его в качестве наркотика.

В то время как она бормотала эти слова себе под нос, что-то странное начало происходить со стеной за спиной. Твёрдая ровная поверхность двинулась… Покрылась рябью, как вода в пруде. Волны двинулись вниз, перетекли на мостовую и медленно направились в сторону ног Шилы И, а затем что-то вылезло из трещины между булыжниками.

Рука. Плоская и тонкая, будто лист бумаги, рука держала маленькую иголку, готовясь кончиком ткнуть Шилу И в спину — но той уже не был там, где она была секунду назад. Словно горная коза, Шила И оттолкнулась от земли и прыгнула к зданию, кончиками пальцев уцепившись за край низкой крыши и повиснув там, как паук.

Плоская рука осознала, что её план не удался, и пропала.

— Это был… — Шила И догадывалась, кем был враг. — Soft Machine… Станд, способный делать всё что угодно плоским. Ты должен был быть на нашей стороне, Марио Зуккеро!

Она говорила уверенно, но при этом глаза её, не переставая, бегали из стороны в сторону. Она внимательно осматривала каждую трещину в стене, каждую щель в мостовой, все узкие места, где мог спрятаться Soft Machine. Она знала, что он уже ищет новый способ к ней подобраться.

— Зуккеро, тебя послали убить Вольпе ещё до нас… Ты нас предал? Или они накачали тебя наркотиками и сделали своей послушной марионеткой?

Шила И отскочила от стены и переместилась на открытое пространство крыши дома, ближе к громоотводу. Оттуда она могла хорошо рассмотреть город — запутанные переплетения узких улиц.

— Ясно всё с тобой… Soft Machine бесполезен на открытой местности, но в Таормине безумное количестве укрытий. Идеальное место для тебя.

Шила И снова принюхалась, но едкий запах рвоты полностью перебивал запах самого Зуккеро. Дождь тоже делал своё дело.

А во время такого ливня он может спрятаться ещё и в промежутке между мостовой и водой, льющейся сверху. Идеальная погода для него.

Шила И была в опасности, однако её нахальная улыбка говорила об обратном. Это была даже не улыбка — презрительная ухмылка.

— Ты знаешь, кто я такая, Зуккеро? — спросила она. — Твоя группа работала в Риме, так что ты не мог не слышать моего имени. Я — та самая девочка, благодаря которой Пассионе смогли вторгнуться на территорию игорных домов Миланце… А тогда мне было всего десять лет. Именно из-за этого меня назначили телохранителем босса. — На её слова не последовало никакой реакции, но она всё равно продолжила. — «И» в моём имени означает Эринния [П. П. по-итальянски может произноситься как Иринния] — богиня мщения. Моё имя — это клятва в том, что я никогда не пощажу своего врага. Ну и что, Зуккеро? У тебя кишка не тонка со мной сражаться?

Как бы сильно она его ни дразнила, Зуккеро не отвечал. Внезапно в стороне стены что-то блеснуло, и Шила И рванула в ту сторону. Voodoo Child бросился вперёд и начал бешено молотить кулаками по стене — но похоже, что это был только блеск воды, не больше. Тем не менее, зная, что у врага было по отношению к ней преимущество из-за местности, Шила И сыпала ударами во все стороны. Стены и крыша начали трещать и ломаться, но Зуккеро всё ещё нигде не было видно. Она не прекращала своих атак.

…Зуккеро, сидя в своём укрытии, чувствовал доносящиеся до него вибрации, но это ничего не значило, если Шила И не могла нанести ему прямой удар. Всё, что чувствовал Зуккеро, — это жар; словно он горел изнутри. Это ощущение вынуждало его оставаться в плоской форме. Зуккеро нападал на всё, что приближалось к нему, — он буквально превратился в наземную мину. Все навыки и техники, которые он развил, с трудом выбираясь из бедности, пока ему не удалось занять хоть какую-то позицию в банде, — все они исчезли, оставив после себя лишь безусловные рефлексы. Робот, выполняющий свою программу, — нет, даже меньше; он был не более чем сенсор, открывающий двери, когда к ним кто-то приближается.

Помимо звуков ударов, он слышал и тихое бормотание Шилы И.

— Зуккеро, Зуккеро, Зуккеро…!

Она звучала так, будто сошла с ума, но Зуккеро был не в состоянии обращать на это внимание; он просто двинулся к источнику голоса, инстинктивно стараясь подойти к нему со спины. Его тело помнило правильное расстояние для атаки. Без единой здравой мысли, он бросился вперёд, направляя иглу Soft Machine прямо в её спину…

Или в пустоту.

Инстинкты Зуккеро подвели его. Не получивший ожидаемого результата, он тут же принялся паниковать. Шила И была там — но её не было. Он высунул свою сплюснутую голову из щели между камней, чтобы своими глазами убедиться в реальности такого странного парадокса, но увидел…

Губы? Это… губы?

Разлом, который она создала в мостовой, превратился в пару губ. Те бормотали его имя: сила Voodoo Child вторила словам своей хозяйки. Шила И рассказывала всю ту свою историю не для того, чтобы разозлить Зуккеро или похвастаться, но чтобы подготовить для него ловушку — и мгновение спустя ловушка захлопнулась. Трещина, из который он высунулся, и все трещины вокруг тоже превратились в огромную пару губ. Клац.

Губы раскрылись и резко захлопнулись. Тело Зуккеро растянулось под их давлением так, будто кто-то пытался порвать пластиковый пакет. Он не мог пошевелиться. Всё больше губ принялись хвататься за него, оттягивая в стороны, словно охотники, снимающие шкуру с животного.

— Я думала, ты будешь растягиваться, как жвачка, — сказала Шила И, подходя к нему.

Она всё это спланировала наперёд — поняла в тот момент, когда он уклонился от её ударов, что её противник ориентировался по звуку, и использовала это себе во благо. Она с самого начала намеревалась поймать его, а не убить: он мог дать важные для них сведения.

— Видимо, я ошиблась. Ты плоский, вот и всё.

Зуккеро встрепенулся, будто пытаясь что-то сказать.

— О, ты не можешь говорить? Не волнуйся, я могу читать по губам. Говори всё, что считаешь нужным. Что-что? «Должен… Должен…» Должен что? Говори яснее.

Шила И схватила его лицо обеими руками и растянула в стороны, стараясь рассмотреть получше. Поведение Зуккеро ни капли не изменилось — его губы продолжали повторять всё те же слова, губы едва дрожали, как будто он сам себе повторял какую-то мантру раз за разом. Шила И с трудом могла разобрать, что он имел в виду.

— Эм… «Должен двигаться, должен двигаться, должен двигаться, двигаться, двигаться, двигаться…»

Должен двигаться… что? Прежде чем она успела задать свой вопрос, тело в её руках сначала резко смялось, а затем порвалось на куски, и кровь из его вен брызнула во все стороны. Все процессы его организма были разогнаны до такой степени, что в итоге плоть больше не могла выносить его собственного кровяного давления.

Шила И отскочила назад. Тело Зуккеро вернулось к своему прошлому объёму — действие Soft Machine прекратилось после смерти хозяина. Каждый сустав был уничтожен, кости стёрлись до пыли — он стал больше похож на мокрое полотенце, скрученное в рулон, чем на человека.

— Господи. — Шила И скривилась. Зуккеро не просто превратили в марионетку — его убили. Его враг был настолько его сильнее… Но это значило, что…

— Твою мать!

Шила И резко развернулась и побежала туда, откуда она совсем недавно спустилась. Зуккеро был только приманкой, нужной им, чтобы выиграть время — приманкой, которая должна была отделить её от Фуго и Муроло!

Враг уже ждал их.