Библиотечная война (Новелла) - 3 Глава

Глава 3: Лови Момент.

В тот день во время записи главной новостной программы Дельта ТВ, канала с самой широкой аудиторией в Токио, студию охватило странное напряжение.

Прозвучала знакомая заставка, а затем камера взяла крупным планом двух ведущих новостей, мужчину и женщину.

Ведущий начал:

— Сейчас боевой сезон распродаж между днем Святого Валентина и праздником Хинамацури[1]. Но еще больший шум в обществе, конечно, вызвала террористическая атака на реактор Цуруга.

На экране появилось сделанное после нападение видео, теперь уже показанное в эфире бесчисленное количество раз.

— Международная террористическая организация в своем заявлении утверждает, что, по мнению их лидеров, Япония, как развитое капиталистическое государство, поддерживает глобальное неравенство, и потому не должна исключаться из числа мишеней террористов. В ответ кабинетом Премьер-министра был выдвинут принятый впоследствии антитеррористический закон, наделяющий полицию и Министерство Обороны большей властью ради поддержания безопасности. Пока их старания еще на стадии реализации.

Заговорила ведущая:

— Сразу после атаки были проведены параллели между ее обстоятельствами и книгой «Кризис Реактора» писателя Тома Курато. Касательно этого вопроса… согласно предоставленным Вооруженными Силами Библиотеки уликам, очевидно, что Комитет по Развитию СМИ с большой вероятностью пытается лишить Тома Курато права на самовыражение.

На экране запустили совершенно другое видео.

Снято оно было ночью с земли на обычную камеру. Вертолет, перевозивший грузовой контейнер, пытался приземлиться на Библиотечной Базе, но попал под жесткий обстрел, источник которого находился за пределами базы.

Отсоединив удерживавший контейнер трос, вертолет двинулся прочь от контейнера. Камера следила за его передвижениями; вертолет по-прежнему находился под непрерывным обстрелом.

На видео наложили запись переговоров по рации.

«Пилота подстрелили! Немедленно расчистите посадочную площадку!».

«Я приземляюсь и глушу двигатель! Не подходите, пока винты не остановятся окончательно!».

Наконец, раздался металлический грохот, записанный микрофоном камеры. Оператор побежал в сторону источника звука; картинка тряслась.

Когда камера снова замерла, на экране появился разбившийся о землю универсальный вертолет, чей хвост врезался в ангар.

— Согласно сообщениям Сил Библиотеки, оба пилота вертолета сильно пострадали из-за обстрела и шока от падения.

Ведущий повернулся к женщине и спросил:

— Отонаси-сан, можете рассказать нам, что демонстрируется в этом видео?

— Это запись битвы Сил Библиотеки и Специального Учреждения Развития за Томо Курато. Предоставили ее Силы Библиотеки.

— Можете посвятить нас в контекст этой записи?

— Да. Похоже, вскоре после принятия специального антитеррористического закона кабинет Премьер-министра решил лишить Тома, человека насколько опасного, что террористы используют его книгу как учебник, свободы самовыражения. Сторонники Тома узнали об этом плане и попросили Силы Библиотеки защитить его, так что писателя укрывали в определенном месте. Однако Специальное Учреждение Развития раскрыло его местонахождение…

— И Специальное Учреждение Развития отправилось туда, чтобы попробовать его схватить, как я слышал?

— Да, это и произошло. Силы Библиотеки остановили похищение Тома и помогли ему скрыться в укрытии. Контейнер, который перевозил вертолет? Похоже, внутри находилась их машина – а в ней Тома и охрана из Сил Библиотеки.

— Специальное Учреждение Развития стреляло по вертолету, переносившему контейнер с людьми?! И сам вертолет ужасная участь постигла. Почему, по-вашему, Специальное Учреждение Развития так далеко зашло?

— Ответ на этот вопрос содержится в показаниях Сил Библиотеки.

Запустили новое видео. На экране появился снятый от шеи и ниже человек в форме Сил Библиотеки, убравший свои длинные ноги под стул, на котором сидел.

«Не думаю, что произошедшее с грузовым контейнером было призвано устранить Тома-сенсея. Целью Комитета по Развитию СМИ был и остается захват Тома-сенсея живьем и лишение его свободы самовыражения. Нет, нападение на вертолет было своеобразной местью. Такое часто случается. Согласно установленным правилам в порожденном цензурой конфликте запрещено стрелять с намереньем убить, но всегда становится очевидно, когда Специальное Учреждение Развития в определенный момент намерено пренебречь этим правилом. То же самое было на окружной художественной выставке в префектуре Ибараки. Подстрели они вертолет над городом с жертвами среди гражданских, Комитет по Развитию понес бы ответственность; но если он падает на территории Библиотечной Базы, только члены Сил Библиотеки рискуют травмы получить. Так что они специально целились в кабину, пока пилоты проводили осторожный посадочный маневр. К счастью, пилоты отделались единичными травмами, но…».

Камера переключилась на студию.

— Не слишком человечный поступок, – пробормотал ведущий, а затем снова повернулся к коллеге. – Но свобода самовыражения гарантирована гражданам Статьей 21 конституции. Страна вообще может отбирать ее? – спросил он.

Ведущая ответила:

— Для нас этот вопрос проанализировал эксперт. Давайте посмотрим.

Личность человека на видео скрывали даже старательнее, чем офицера Сил Библиотеки; даже его голос изменили.

«Просто случай такой необычный. Существует фракция в лагере Премьер-министра – а так же в правительстве, министерствах и остальном политическом мире – которая хочет использовать страх граждан перед новой атакой террористов и убедить их, что они обязаны лишить Тома свободы самовыражения. Они заявили, что Тома – случай особый, воспользовались срочностью дела и добавили новую статью к Закону о Развитии СМИ, позволяющую им на время полностью ограничивать свободу самовыражения конкретного человека. Это стало основанием для преследования Тома Комитетом по Развитию СМИ. Слава Богу, в принятом тридцать лет назад Законе о Свободе Библиотек есть пункт, позволяющий Силам Библиотеки бороться и защищать Тома…в любом случае».

Говоривший, размытый силуэт на экране, продолжил объяснения.

«Сторонники Закона о Развитии ждут, что люди закроют глаза на их обращение с Тома-сенсеем из-за необычных обстоятельств. Если население пропустит дело Тома-сенсея без протестов, это станет началом смерти свободы самовыражения, гарантированной Статьей 21 конституции. И все уже знают, каким убедительным может быть Комитет по Развитию, навязывая цензуру».

Запустили новое видео.

В этот раз на нем был человек, снятый сзади от шеи и ниже; голос тоже был изменен. Подпись на экране обозначила его как «А, обладающий внутренней информацией из кабинета Премьер-министра.

«Даже в оперативном пункте Премьер-министра мнения о том, что делать с Комитетом по Развитию СМИ разделились пополам. Сильнейшие требования ужесточить цензуру, похоже, исходят не из кабинета Премьер-министра, а, по большей части, от влиятельных политических фракций, поддерживающих Министерство Юстиций и Закон о Развитии СМИ. Необычность данного случая в том, что есть и крепко укоренившаяся оппозиция. Лагерь противников цензуры появился в самом Министерстве Юстиций, организации, претворяющей в жизнь Закон о Развитии СМИ; так же сильное несогласие высказали полиция, Министерство Обороны и другие организации, ответственные за поддержание мира. Этот инцидент породил возможность для яростных дебатов в политическом мире касательно Закона о Развитии СМИ, и различные фракции противников цензуры начинают объединяться. К тому же – когда думаешь о борьбе с цензурой, на ум, разумеется, приходят Вооруженные Силы Библиотеки – ну, лаборатория идей под названием «Проект Библиотеки Завтрашнего Дня» временно перешел из Сил Библиотеки в Министерство Юстиций, чтобы создать ядро лагеря противников цензуры и играть роль консультативного органа.

В отличие от Закона о Развитии СМИ, принятого больше тридцати лет назад и достигшего нынешнего статуса путем накопления прецедентов, так что теперь он слишком значим, чтобы его трогать – в отличие от этого закона меры, принимаемые ныне в соответствии с особым антитеррористическим законом, в открытую противоречат конституции и нацелены на отмену прав, гарантированных всем гражданам. Если мы допустим это насилие против одного человека, Япония превратится в общество, допускающее подавление определенных взглядов. Очевидно, что сторонники Закона о Развитии хотели предпринять эти меры тайком, создав прецедент и превратив Тома в «первого из многих». Но лагерь Премьер-министра остановил их, чего и следовало ожидать. Вполне естественно; один промах, одно конституционное нарушение может привести к массовым отставкам. Массовые отставки кабинета министров из-за конституционных нарушений поставят пятно на карьере политиков и бюрократов из числа их сторонников. Можно предположить, что с протолкнувшей этот план фракцией была заключена некая сделка.

Но, учитывая ситуацию, вероятно, несколько членов кабинета от сделки отказались. Скорее всего, так и есть, судя по тому, как план, который сторонники Закона о Развитии СМИ надеялись выполнить тайком, просочился в таблоиды. Наверное, услышав об этом плане, поделиться им со внешним миром поспешило больше одного человека».

На экране снова появилась студия. Ведущий держал на камеру табличку.

— Это текст Статьи 21 конституции.

«Конституция Японии, Раздел Третий, Права и Обязанности Людей.

Статья 21.

1. Гарантируется свобода собраний и объединений, а так же речи, печатного слова и других форм самовыражения.

2. Любая цензура запрещена, как и нарушение приватности любой формы коммуникации».

— Если перечитать его в таком контексте, Закон о Развитии СМИ кажется законом, бьющим конституцию прямо в лицо. Давайте так же подумаем об общепринятой истине касательно атак террористов: цель террористов – посеять в обществе страх и замешательство, а потом сидеть и ждать, пока оно само разорвет себя на части. То же самое говорят эксперты по борьбе с кризисными ситуациями. С учетом этого, если японское правительство отреагирует на террористическую атаку в Цуруга искажением нашей же конституции и отменой гарантированного нашим гражданам права, разве это не станет уступкой террористам? Если поступим так, среди развитых стран Япония станет известна как государство, сдавшееся международному терроризму.

Ведущая добавила:

— Процесс принятия Закона о Развитии СМИ окружают многочисленные вопросы и подозрения. Возможно, в некотором мрачном смысле, нам стоит считать это нападение террористов счастливой возможностью переосмыслить плюсы и минусы Закона о Развитии СМИ.

Похоже, по другую сторону камеры ведущей что-то сказали. Под столом ей передали какие-то бумаги, и она снова повернулась на камеру.

— Это только что поступило. – Ни она, ни ее коллега не выглядели особо удивленными изменением сценария. – Мы, «Дельта ТВ», только что получили по факсу уведомление от Комитета по Развитию СМИ. В соответствии с этим уведомлением, из-за неуместного содержания сегодняшнего выпуска новостей, завтра в вещании «Дельта ТВ» объявляется двадцатичетырехчасовой перерыв.

Женщина развернула факс и показала его на камеру, взявшую крупным планом властное уведомление и подпись «Министерство Юстиций: Комитет по Развитию СМИ».

— Если мы добьемся своего, все программы, запланированные на завтра, переносятся на послезавтра, когда запрет будет снят. Запланированные на этот день передачи переносятся на следующий и так далее. Благодарим за понимание.

Женщина низко склонила голову, и камера переключилась на мужчину.

— Сегодняшний репортаж о Законе о Развитии СМИ и терроризме по плану должен продолжиться завтра на одном из каналов, чье вещание не заблокировано. Приносим извинения за неудобства, но, пожалуйста, найдите и посмотрите его.

Наконец, оба диктора низко поклонились и перешли к следующему сюжету, словно ничего не случилось.

* * *

Передачи «Дельта ТВ» положили начало периоду, когда вещание крупной сети могло оказаться отключено в любой день.

В течение суток эти каналы показывали лишь табличку с извинениями: «Комитет по Развитию СМИ отключил нам вещание. До завтрашнего дня никаких передач идти не будет».

ТВ-программы в газетах и журналах потеряли всякий смысл, зрителям приходилось проверять время эфира и самим искать передачи, которые они хотят посмотреть. Каждый канал подготовил на своем сайте систему, позволяющую найти новое время эфира, но жалобы от зрителей все равно поступали с избытком.

Однако, взлетели вверх и рейтинги репортажа о Законе о Развитии СМИ, который продолжил переходить с канала на канал. Вместе с крупными каналами Токио в отдаленных регионах мелкие телеканалы, местные и кабельные сети тоже участвовали в показах прыгающего по каналам репортажа. Хаос в отделе новостей и интерес к посвященным Закону о Развитии СМИ репортажам охватил всю страну.

Спонсоры каналов, учитывавшие лишь рейтинги и внимание к репортажу, решили, что его поддержка выставит их перед зрителями в выгодном свете. Возникла лишь небольшая суматоха, когда некоторые спонсоры отозвали свою рекламу.

«Неудобно, что все интересные мне передачи в случайное время идут» (корпоративная служащая, 23).

«Дети очень ждут некоторых передач. Разве нельзя сделать для них отдельный канал, чтобы они перерывов в вещании избежали?» (домохозяйка, 32).

«Конечно, очень неудобно отслеживать интересные мне передачи, но, учитывая содержание переходящего репортажа, Комитет по Развитию, ясное дело, на него охотится» (студент технического колледжа, 21).

«Содержание переходящего репортажа достойно и уместно. Не представляю, что в нем неподходящего. Могу лишь заключить, что его глушат, потому что он ставит Закон о Развитии в неловкое положение» (корпоративный служащий, 46).

«Все мои передачи не в то время! Завязывайте уже с этим переходящим репортажем!» (студент, 20).

«Ничего такого спорного в переходящем репортаже я не вижу. То, как его запрещают, заставило меня осознать, насколько легкомысленно новостные каналы относились к Закону о Развитии до сих пор» (старшеклассница, 17).

«Сейчас мне очень весело отслеживать переходящий с одного канала на другой репортаж!» (студент, 22).

«Поскольку программу передач можно на сайте канала проверить, я не против, чтобы переходящий репортаж вечно продолжался. Хорошо бы они обратились к эпохе Сёва и рассказали, как в действительности был принят Закон о Развитии» (корпоративный служащий, 33).

«Я поклонник Тома-сенсея и я не собираюсь просто сидеть и ждать, пока они лишают его, как автора, средств к существованию!» (корпоративный служащий, 55).

«Если они лишат Тома-сенсея права писать, кто знает, когда они так же с кем-то еще поступят? Не хочу, чтобы подобное происходило с моими любимыми писателями и музыкантами. Долой Закон о Развитии!» (корпоративная служащая, 27).

«Но ведь в основу атаки этих террористов легла книга Тома Курато, верно? В таком случае, по-моему, некоторые ограничения его свободы самовыражения вполне ожидаемы… О, еще не определили, действительно ли террористы его книгу использовали? Верно, наверняка не скажешь, они ведь все погибли. Ну, если нечто выглядит как утка и крякает, как утка… знаете, да?» (безработный, 24).

«Я боюсь новой атаки террористов… так что, по-моему, лучше ограничить писателей» (старшеклассница, 18).

«Неловко признаваться, но до сих пор меня мало интересовал Закон о Развитии СМИ. Читаю я мало, и потому не думал, что проблемы Тома Курато меня касаются. Но теперь, когда СМИ пытаются возродить настоящую журналистику, я впервые понял, как глубоко наше общество погрязло в беспорядках из-за этого закона. Я устыдился собственного невежества» (безработный, 67).

По завершении шквала уличных интервью, на экране появилось новое лицо.

— Вот и он! – воскликнула Ику. Спецназовцы собрались вокруг телевизора в своем офисе. Среди них хмурился только Тедзука.

На экране был Тедзука Сатоши. В тот день его пригласили на роль комментатора свежего эпизода переходящего репортажа.

— Ну, на экране он хорошо смотрится! Нечего меньше от твоего брата я и не ждал! – Генда хлопнул Тедзука по спине, и лицо последнего помрачнело на один градус.

— Меня это должно волновать, сэр?

— Да, должно. Внешность очень важна, когда пытаешься людей убедить. Твой брат хорошо роль играет – он словно глоток свежего воздуха.

Генда полностью игнорировал Тедзука. Наблюдавшие за их разговором невпопад Ику и Шибасаки начали хихикать.

— Сегодня нашим комментатором выступит Тедзука Сатоши, директор «Проекта Библиотеки Завтрашнего Дня», которого пригласили присоединиться к Министерству Юстиций в качестве консультанта для лагеря противников цензуры. Тедзука-сан, спасибо, что пришли.

— Спасибо, что позвали. – Тедзука Сатоши поздоровался с репортером одновременно с осторожным и расслабленным видом.

— Итак, Тедзука-сан. Сегодня мы бы хотели поговорить с Вами о легальности Закона о Развитии СМИ и цензуры в целом.

— Прежде всего, должен сказать, японская конституция не разрешает никакую цензуру. Статья 21, пукт 2 прямо говорит: «Любая цензура запрещена». Но Закон о Развитии использует лазейку, основанную на прецеденте и сужающую рамки определения «цензуры», заявляя, что цензура постфактум цензурой не является. Но это определенно нарушает Статью 21, пункт 1, гарантирующую свободу самовыражения. Не будем затрагивать обсуждение возможности изменения конституции – тот факт, что Закон о Развитии СМИ полностью ей противоречит. Само его принятие стоит считать аномалией.

— Но реальная проблема в том, что Закон о Развитии СМИ приняли и активно навязывают.

— Чтобы говорить об этом, нам надо вернуться на 33 года назад и выстроить гипотезы о настоящей истории принятии закона. Согласно освещению СМИ того времени, которые передал Силам Библиотеки Канто Музей Истории Развития Информации, сторонники Закона заявляли, что одна из их целей – сохранение прав человека, а цензура и ограничение свободы речи не были главной идеей Закона. Однако, принятый проект был полон дыр, сделавших возможными цензуру и нарушение свободы речи. Многие специалисты уже указали, что, вероятно, эти дыры были оставлены специально.

— Почему такой закон приняли и почему он до сих пор действует?

— Потому что это выгодно его сторонникам. Мы не можем закрыть на это глаза.

— Выгодно?

— Для правительства очень удобно наличие организации, способной легально преследовать любую неприятную или нежелательную речь. И стоит предположить, что такая удобная организация тоже получает некоторую выгоду. Этот закон настолько ценен, что можно смириться с силовыми методами его исполнения. Что касается его принятия, я виню отношение новостных СМИ и безразличие общества к политике того времени.

— Довольно резкое высказывание.

— Это была эпоха, когда СМИ бесконтрольно перепрыгивали с одного скандала на другой. Даже тот факт, что они рушили репутацию невинных людей, не заставил СМИ остановиться. Это стало основой для недоверия к СМИ судебной власти. Слышал, многие работники судебной отрасли честно хотели оберегать права человека и поддерживали Закон. А СМИ, чья работа – кричать в случае кризиса вроде надвигающего принятия Закона о Развитии, прозевали опасность, которую таил в себе проект Закона, и не подняли необходимого шума. Хотя проблем с освещением скандала с участием одного политика у СМИ в то время не было – и некоторые считают, что его подстроили специально, чтобы отвлечь внимание от Закона. Более того, имелось еще и общественное безразличие. Это стало плюсом для сторонников Закона и минусом для его противников.

— И в результате его принятия…

— Последний из опрашиваемых в только что показанном ролике верно сказал. Если цензура и Закон о Развитии не задевает тебя или интересные тебе СМИ, ты можешь существовать в счастливом неведенье. Но закон этот настолько тираничный, что, если СМИ пробуют запустить подобный новостной обзор без оглядки на Закон, обзору приходится кочевать с канала на канал. Думаю, в этом СМИ проявили большую смелость: дали отпор Закону о Развитии и показали такой репортаж по телевиденью, самому влиятельному СМИ в нашем обществе. Это демонстрирует всем, что значит жить в обществе, где действует Закон о Развитии СМИ.

— Спасибо.

— До начала этого переходящего репортажа, вероятно, многие не знали, что телевизионные компании, издатели и розничные магазины не могут противостоять цензуре.

— На данный момент единственная организация, обладающая правом бороться с цензурой – это библиотека. «Закон о Свободе Библиотеки», верно?

— Однако, из-за существовавшего во время принятия Закона о Развитии давления, действует он только в касающихся библиотеки вопросах. Подробности его применения могут при необходимости дополняться примечаниями и нормативными актами, сохраняя, таким образом, хотя бы некое подобие свободы печати путем борьбы с деспотичной властью Закона о Развитии СМИ через деспотичную власть Закона о Свободе Библиотеки. Однако, на тот момент лагерь противников Закона о Развитии, надеявшийся на принятие закона, полностью нейтрализовавшего бы контроль над всеми СМИ, сильно промедлил.

— Интересно, каким был бы сегодняшний мир, если бы такой закон приняли.

— Для разрешения любопытной дилеммы сосуществования двух противоречащих друг другу законов, вероятно, оба они были бы аннулированы. Но Закон о Развитии СМИ приняли первым, а его сторонники были слишком бдительны; оставалось лишь усилить существующие библиотечные законы, бывшие административными законами, которым уделяли относительно мало внимания.

— Хотел бы я, чтобы прошел первый закон – тогда, возможно, завтрашний эфир нашего канала не запретили бы!

— Было бы здорово, если бы Закон о Свободе Библиотеки охватывал и телевещание… Как и стоило ожидать, враг – упс, мне не стоит говорить «враг» – как и стоило ожидать, Комитет по Развитию быстро упрочнил свое положение, и как только был принят Закон о Развитии, они издали уточнения, запрещающие нам вмешиваться.

— К несчастью для нас обоих.

Репортер и Тедзука Сатоши дружно рассмеялись, а затем передача прервалась на рекламу.

* * *

— Этот мужчина был рожден для связей с общественностью, – произнес Генда, яростно кивая во время передачи. – И все же, больше всего благодарности ты заслуживаешь, – продолжил он, поворачиваясь к Орикучи.

— Действительно, – охотно согласилась Орикучи. – Но, думаю, ситуация Тома разожгла чувство опасности у всех в индустрии СМИ; я и близко не встречаю столько сопротивления, сколько ожидала. Возникло такое чувство, словно не будет лучшего момента начать диверсионное вещание и воспротивиться Закону о Развитии. Тот факт, что лагеря противников Закона набирают силу в правительстве и политических кругах тоже дал крупный толчок. А вот за что надо поблагодарить невероятно талантливого братца Тедзука-куна, так это за то, что он собрал вместе столько фракций сторонников умеренного курса и противников цензуры и дал им политическую поддержку Министерства Юстиций. Без этих стараний не думаю, что остальные СМИ объединились бы так быстро.

Хотя замечание Орикучи было совершенно справедливым, Тедзука скривился, словно не хотел его слышать.

— Брось, Тедзука, тебе стоит хотя бы признать, что твой брат добивается результатов. – Ику потыкала в него пальцем.

Тедзука нахмурился сильнее.

— Заткнись, – сказал он, отбрасывая руку Ику.

У Ику перемирие между Тедзука Сатоши и Силами Библиотеки – и между двумя братьями – вызвало ничем не омраченную радость. Но, похоже, у самих братьев все сложнее было.

— Как Тома-сенсей поживает? – спросила Орикучи.

Ответил Додзе:

— Он вернулся в гостевую комнату общежития; в соседней комнате каждый день охрана дежурит. Защищать его стало гораздо проще, раз выбор телохранителей Спецназом не ограничивается; в нашем распоряжении множество талантливых людей из Сил Обороны. Позже его семья сможет навестить его и привезти его вещи; нам и с расписанием охраны его дома проще стало. Сам Тома-сенсей сосредоточился на писательстве.

— Он шутил, что было бы здорово работать прямо рядом с библиотекой… Пожалуй, в каком-то смысле его желание исполнилось.

— Мы установили в его комнате компьютер с доступом к собранию Первой Библиотеки; члены Сил приносят ему нужные книги. В последнее время его охрана словно в его секретарей превратилась – хотя она каждый день сменяется.

Между прочим, Ику никогда не приходилось играть роль секретарши и ходить за книгами для Тома. Ее коллеги сказали ему, что у нее на это слишком много времени уходит.

— Он ведь не кажется напряженным, да? Выглядел хорошо, когда я сейчас к нему заходила.

— Да, похоже, он привыкает к местному ритму жизни. И, помимо выделения ему времени на использование столовой и ванной, мы стараемся предоставлять ему как можно больше свободы. Мы не знаем, какой стресс он переживает, оказавшись в центре урагана, но…

— Все будет хорошо, пока он писать может. Связь с миром у него всегда слабая была. Он разве не говорил, что этот эпизод – редкий опыт, и он фиксирует все подробности?

На экране заканчивалось интервью Тедзука Сатоши в рамках репортажа о терроризме и Законе о Развитии СМИ; извинившись за будущий перерыв в вещании на сутки, ведущий перешел к следующей теме.

— Когда начинается слушание дела Тома-сенсея? – спросил Генда.

— На следующей неделе, – ответила Орикучи. – Он первый воспользуется новой исковой системой.

Орикучи говорила о новой системе компетентного судейства, представленной в прошлом году, 33ем году эпохи Сейка. Судьи, рассматривавшие гражданские иски и иски против правительства, а так же правительственные иски, затрагивающие Общий Закон о Государственных Налогах, разделялись по специальностям и становились экспертами по этим искам. Целью системы было значительное сокращение сроков рассмотрения дел.

— Мы собрали множество улик и привлекли много внимания. На следующей недели иск Тома-сенсея станет частью репортажа о Законе о Развитии. Это даст нам повод показывать переходящий репортаж и дальше.

— Хорошо, – властно кивнул Генда, – это положительная тенденция.

Все засмеялись.

* * *

СМИ начали посылать на Библиотечную Базу репортеров, так что Специальному Учреждению Развития стало трудно продолжать открыто следить за Базой. Похитить Тома с Библиотечной Базы с помощью численного превосходства тоже не представлялось возможным, так что Специальное Учреждение Развития отменило наблюдения за Базой и ее окрестностями.

Тем не менее, Силы Библиотеки оставались на чеку. Они увеличили охрану у ворот и количество патрулей на территории.

А поскольку местонахождение Тома скрыть уже не пытались, члены Спецназа снова могли брать выходные.

Тем не менее, чрезвычайное положение никто не отменял, так что, покидая Базу, спецназовцы должны были сначала указать, куда уходят (так же как и их женатые коллеги, жившие в общежитии).

Накануне выходного отряда Додзе Комаки подошел в офисе к Додзе, когда с работой было покончено.

— Додзе, я завтра за пределы базы собираюсь.

— Куда идешь?

— Куда-нибудь неподалеку. Возможно, в окрестностях буду. Китидзедзи или Митака, если решим дальше пройтись. Я просто с Мари-тян встречаюсь.

— Понял. Не надо так подробно маршрут расписывать, просто напиши на доске, где будешь.

Слушая их разговор, Ику опустила взгляд на ежедневный отчет, который она писала.

— Повезло, – сорвался с ее губ шепот, слишком тихий, чтобы кто-то услышал.

«…Ну, пожалуй, фильм придется на следующий раз отложить».

Так сказал Додзе, когда их встреча, не совсем свидание, было прервана нынешним кризисом.

Он так же сказал: «Ладно, со следующего раза будем пополам платить».

Она не могла заставить себя спросить его, помнит ли он об обещанном следующем разе, а выйти куда-то вместе было невозможно, раз о каждой вылазке с базы приходилось докладывать и на доске записывать. Одно дело признанные отношения и однополые друзья, но если мужчина и женщина даже не встречались – да еще были начальником и подчиненной! – совместно проведенным выходным они просто напрашивались на шуточки. А Додзе ненавидел становиться объектом подобных насмешек.

Если я признаюсь ему в любви, каковы шансы, что он меня в ответ полюбит? поймала она себя на глупой мысли.

Я люблю Вас. Вы будете со мной встречаться?

Ей не нравилась идея бегать за кем-то вместо того, чтобы за ней бегали, но…Ику спрятала лицо в ладонях. Пытаясь угадать, как он ответит, она даже представить не могла положительного исхода.

Так и вижу как он с очень смущенным выражением говорит «…И что?»!

Когда она думала об этом объективно, ей казалось, что в прошлом он сказал и сделал многие вещи, дающие ей надежду. Последней из них было то, как он держал ее руку в темноте. То, как она переплела их пальцы, и то, как он ответил тем же.

Конечно, в нормальных обстоятельствах это можно надеждой считать. Но, в моем случае, подобное лишь в чрезвычайных ситуациях случается!

Ику не хватало опыта, чтобы понять, означают ли такие инциденты взаимность ее чувств, или же так старший офицер просто поддерживал и успокаивал подчиненную.

— Эй! – рявкнул Додзе.

Подскочив, она поняла, что Комаки ушел. На доске появилась написанная красивыми иероглифами запись: «Провожу выходной в районе Мусаши-сакай и Митака».

— Возможно, ты забыла, но я не могу уйти с работы, пока твой ежедневный отчет не подпишу, так что…

— П-простите! Секундочку! Я почти закончила! – Ику склонилась над своим отчетом и торопливо его заполнила.

Ладно, отодвину все это на второй план. У меня все равно нет времени размышлять о всяких пустяках, пока ситуация с Тома-сенсем не прояснится.

— Готово! Спасибо за проверку, сэр!

Она передала ему отчет, и он тщательно его проверил, прежде чем поставить свой штамп.

— Я пошла! Спокойной ночи!

— Конечно, проваливай!

Ику вышла из офиса и уже закрывала за собой дверь, когда услышала, как Додзе пробормотал себе под нос:

— «Следующий раз»… похоже, нескоро это будет…

Он явно не хотел, чтобы Ику его услышала, а она успела выйти за порог. Она не могла залететь назад и потребовать объяснений.

Какого черта Вы говорите подобные вещи в такой момент?! Пытаетесь меня помучить?!

Она закрыла дверь, чувствуя, что ее голова кругом идет.

И все же, если предположить, что, говоря «следующий раз», он имел в виду совместный поход в кино… сказал он это не в чрезвычайной ситуации. Наверное, это был первый раз, когда она и правда могла спокойно позволить себе небольшую надежду.

* * *

Показав удостоверение охране, Комаки вышел через боковые ворота.

Посмотрев в небо, он заметил, что протянувшиеся над воротами ветки вишни слегка порозовели. Такого цвета они становились перед началом цветения. Пройдет почти половина месяца, прежде чем эти маленькие тугие бутоны превратятся в цветы.

Уже наступил этот сезон? Подумал он, минуя вишневые деревья.

Переходящий репортаж начался перед Химацури, и с тех пор прошло почти три недели.

Они уже два месяца охраняли Тома, и за это время Комаки почти не видел Мари.

«Прости, какое-то время я занят буду».

Он отправил ей лишь одно-единственное сообщение, когда все эти дела начались. Мари тоже ответила одним сообщением.

«Хорошо. Будь осторожен, ладно?».

Время от времени они сталкивались рядом с библиотекой, но могли лишь улыбками обмениваться; возможности нормально поговорить не было. В прошлом году Мари закончила старшую школу, но провалила вступительные экзамены в колледж. Она попробовала снова в этом году, и теперь уже прошла в выбранное учреждение. Проблемы со слухом повлияли на ее подготовительную курсовую, и потому выбранный колледж не соответствовал ее возможностям выпускницы старшей школы. Видимо, она думала опустить планку, но, учитывая, какого внимания потребует ее состояние во время учебы в колледже, она решила, что хочет учиться в выбранном ею учреждении, даже если для этого придется годовой перерыв взять.

Даже о поступлении в колледж Комаки не от Мари узнал; его мать оставила ему сообщение в общежитии. Он отправил девушке запоздалое сообщение с поздравлениями, и Мари ответила. Из-за нарушения слуха у Мари им было трудно понять друг друга по телефону, но времени на личную встречу у Комаки не было.

Они отложили празднование ее поступления. Тем не менее, Мари не прислала ему ни одного недовольного сообщения.

Учитывая происходящее, я все равно не в том состоянии, чтобы с ней встречаться, подумал Комаки с печальной улыбкой.

Незаметно для Комаки его положение в доме Мари слегка изменилось. Раньше мама Мари подстерегала его в дверях, чтобы поболтать, но в последнее время она прекратила его задерживать. Воспользовавшись таким отношением, он поднялся на второй этаж в комнату Мари.

Она ждала его и потому быстро открыла дверь, когда Комаки громко постучал.

— Прости, что так давно не виделись, – выпалил он.

Мари засмеялась и покачала головой.

— Я знаю, что ситуация тяжелая была. Рада, что ты цел.

Прошло всего два месяца нерегулярных встреч, а Мари уже выглядела взрослее. Возможно, он просто понимал, что ей уже двадцать, а в апреле она станет студенткой колледжа.

— Теперь у тебя больше свободного времени?

— Да – ну, в некоторой степени. Я все еще не могу отпуск взять, и мы должны докладывать, где выходные проводим. – Говоря, Комаки присел на кровать. Мари не пыталась присоединиться к нему, только развернула свой стул.

В ответ на такую демонстрацию сдержанности Комаки пристально посмотрел на девушку, и Мари склонила голову набок.

— Что?

— Ничего, просто… ты такой уравновешенной стала.

Должно быть, Мари поняла, что он имеет в виду, потому что слегка покраснела и улыбнулась.

— По возможности, я стараюсь больше не ныть из-за таких вещей. Не хочу расстраивать человека, подарившего мое лучшее оружие для экстренных ситуаций. – Она говорила о серебряном свистке, который носила на шее словно кулон. Мари надевала его каждый день с тех пор, как получила в подарок от Комаки.

Черт. Она и правда повзрослела.

Комаки улыбнулся туманно, не зная, что сказать.

— Реакция на переходящий репортаж поражает. На счет других мест не знаю, но в округе, по крайней мере, все о нем говорят. И, думаю, коллеги и клиенты отца каждый день Закон о Развитии обсуждают. Кажется, абсолютное большинство против Закона. Компании по сбору подписей в миллион раз активнее стали, чем до начала переходящего репортажа – их две, одна за пересмотр Закона о Развитии, вторая против преследования Тома-сенсея, и подписи они различными путями собирают. В нашем районе сбор идет на станциях Китидзедзи и Митака, и они так же принимают подписи почтой и через интернет.

Большую часто того, что с таким пылом рассказывала ему Мари, Комаки уже знал. Компании по сбору подписей получили сильный толчок, когда «Проект Библиотеки Завтрашнего Дня» стал их связующим звеном.

Для сторонних наблюдателей, не знакомых с «Проектом» до крупных перемен в его политике, он был привитой организацией Сил Библиотеки, полностью поглощенной лагерем противников цензуры, и потому вполне заслуживал доверия для сбора подписей. Чтобы облегчить, по возможности, процедуру для подписывающей стороны, собирались даже индивидуальные подписи, которые затем сводили в один общенациональный список.

Само собой, это движение было в неоплатном долгу перед Тедзука Сатоши и его появлением на телевидении – как и сказал Генда, этот мужчина был рожден для связей с общественностью.

— Но фракции сторонников цензуры тоже борются. Они раздают листовки и ездят на машинах с громкоговорителями, называя противников цензуры радикалами и заявляя, что ограничения творчества Тома-сенсея – временная мера против терроризма.  – Говоря, Мари взяла со стола сложенную стопку бумаг и передала Комаки. Развернув ее, он обнаружил листовки в поддержку цензуры. Там были сплошные оправдания цензуры, совсем неубедительные во времена, когда переходящий репортаж все еще показывали. – Их отцу дали, а он мне принес. Я не знала, может, у Сил Библиотеки они уже есть, но…

Конечно, Силы Библиотеки следили за ходами противника. Но Комаки был тронут ее добротой, тем, что она даже собрала эти листовки на случай, если они им понадобятся.

— А еще на моем вступительном экзамене студентам раздавали листовки против Закона о Развитии.

Теперь Мари достала тонкую папку. Она была почти полностью заполнена разнообразными листовками. Большинство, производства студентов, были неумелыми и полными радикальных тем. Но, по крайней мере, в них чувствовалось куда больше страсти, чем в листовках сторонников цензуры.

— Обычно я не слишком далеко езжу, так что листовки у меня только местные, – извиняющимся тоном произнесла Мари, чьи плечи поникли. – Но, по-моему, выступления против Закона о Развитии и компании по сбору подписей производят нужный эффект. На днях я с мамой по магазинам ходила, и мы обе подписали петицию, но там была длинная очередь.

— Спасибо большое, что разузнала все это для меня.

Хотя они смогли встретиться впервые за долгое время, Комаки и его работа заботила Мари сильнее собственных нужд. Это окончательно доказывало, что она уже не ребенок.

— Похоже, с колледжем все получится?

— Ага, я выбрала учреждение, где мне могут стенографистку выделить и прочее.

— О, отлично. Тогда сегодня отпразднуем.

И я хочу поблагодарить тебя за такую заботу о моей работе, мысленно добавил он. Если даже Мари, признававшая, что ее мир весьма мал, чувствовала перемены в обществе, значит, тактика Сил Библиотеки работала.

— Есть что-нибудь, что я мог бы тебе подарить?

На самом деле, кое-что от Комаки она получить хотела, но боялась настаивать.

Мари опустила взгляд, секунду помучилась, а потом глянула на Комаки.

— Эм-м… возможно, неправильно просить тебя об этом, но… не обязательно дорогое, но я хочу кольцо. Когда меня приняли в колледж, я ходила туда пару раз узнать о стенографистке, удобствах и системе для людей с ограниченными возможностями, и некоторые парни пытались со мной заговорить… когда я показывала слуховой аппарат, большинство отставали, но мне не нравится, как они вечно при этом извиняются. – Мари снова опустила взгляд. – Я подумала, может, этого бы не случалось, будь у меня кольцо на левом безымянном пальце.

— О, хорошо, именно это я и хотел тебе купить.

Мари подняла голову с прояснившимся выражением.

— Правда?!

— Ага. То есть, ты теперь в колледже. Я хотел подарить тебе что-то, чтобы другие люди смотрели на тебя и сразу понимали.

— Ура! В старшей школе я так завидовала подругам, у которых были парни и они носили парные кольца.

Он улыбнулся тому, как она говорила о старшей школе, словно о далеких временах, хотя всего год прошел. Она явно всерьез хотела не отставать от Комаки, а ему хотелось подарить ей что-то в знак признания ее стараний.

Без школьной формы, в обычной одежде никто не принял бы Мари за ребенка, а с началом учебы в колледже ее мир как никогда расширится. Возможно, этот было эгоистично, но он хотел оставить на ее пальчике осязаемое напоминание о себе, чтобы она помнила его в своем новом мире.

— Тогда, пожалуй, я и себе в пару куплю.

— Правда?! – голос Мари зазвучал на октаву выше. Чтобы попросить кольцо, потребовалось много смелости; она даже думать не смела о парных.

Однако почти сразу на ее лице появилось тревожное выражение.

— Но пара колец в два раза больше стоит!

— Раз в последнее время мы мало общаемся, и пока особо видеться не сможем, я хочу потратиться. В любом случае, – произнес он, легонько ткнув Мари в лоб, – я не такой жмот, чтобы двадцатилетняя девушка о моих финансах заботилась.

Слегка смутившись из-за того, что ее чрезмерную тревогу заметили, Мари показала ему язык.

— Значит, пойдет в «Исетан» в Китидзедзи. К сожалению, слишком далеко поехать я все равно не могу.

— Хорошо! – ответила Мари, подскакивая. Они собирались гулять, так что она была более-менее готова. Комаки подождал, пока она наденет свое белое пальто, в котором всегда приходила в библиотеку, а затем поднялся.

— Пока, мам! – крикнула Мари в коридор и вышла из дома. На улице их руки соединились так плавно, что никто из них не смог бы сказать, кто первое движение сделал.

* * *

Весна наступила поздно; стоял конец марта, но примерно лишь пятая часть вишен зацвела.

Большинство людей на улице все еще носили пальто в день слушанья иска Тома против Комитета по Развитию СМИ в окружном суде Токио. Тома утверждал, что Комитет по Развитию СМИ нарушал его свободу самовыражения, право, гарантированное Статьей 21 Конституции.

На заседаниях окружного суда обычно председательствовал один судья, но из-за необычайных обстоятельств этого дела, ныне присутствовала судейская коллегия из трех судей.

Тома была истцом, а Комитет по Развитию СМИ – обвиняемым, но в суде появились лишь их представители. По сути, это была законная битва между фракциями противников и сторонников Закона о Развитии.

Сторона Тома предоставила доказательства попытки похищения писателя Специальным Учреждением, а так же сотни тысяч подписей, собранных в его поддержку. Во время устных разбирательств они доказывали, что указы, ограничивающие свободу граждан писать или приводящие к их заключению, нарушали свободу слова и потому были неконституционными и необоснованными. Они утверждали, что обращение, которое Тома приходилось терпеть из-за этих указов, противозаконно и должно быть прекращено немедленно.

Сторона Комитета по Развитию СМИ заявляла, что книга Тома была опасна, поскольку, возможно, напавшие на реактор Цуруга террористы взяли ее за образец, и что ограничения свободы речи на благо общества были неизбежны и не противоречили конституции. Они так же заметили, что приказы, касавшиеся временной приостановки писательской деятельности Тома, исходили прямо из оперативного пункта Премьер-министра.

Новая судебная система подразумевала быстрое рассмотрение дела. Переходящий репортаж продолжал транслироваться, приковывая внимание общества.

А затем, когда с вишен облетели лепестки и появились листья, был вынесен вердикт – быстрее, чем можно было ожидать, будь то новая система или нет.

Судебная коллегия вынесла решение против истца.

Последовала волна протестов общества, а команда юристов Тома тут же подала апелляцию.

* * *

— Знаю, шансов выиграть иск против правительства мало, но… – Орикучи, зашедшая в офис Спецназа, вздохнула.  – В этом деле правительство было в паре шагов от грубого нарушения конституции. Не думала, что решение против нас вынесут так быстро.

— Даже дело с «брадобреем» закончилось соглашением… – пробормотала Ику, чьи плечи поникли.

Она говорила о деле с участием Косака Даити, в котором Токийская Столичная Профессиональная Ассоциация Парикмахеров судилась с Комитетом по Развитию СМИ. Было достигнуто соглашение, согласно которому на слово «брадобрей» накладывались лишь легкие ограничения, и перед запретом любого СМИ за его использование проводились переговоры с Ассоциацией.

Как всегда объявившаяся Шибасаки закусила ноготь большого пальца.

— Команда готова довести это дело до самого Верховного Суда, верно?

— Конечно, – Орикучи кивнула. – Просто… Этот вердикт. Не могу сказать, что он нас обрадовал.

— Тома-сенсей в порядке? – спросила Ику.

Орикучи покачала головой.

— Это его напугало, чего и следовало ожидать. Его жена и сын пришли сегодня со мной, так что я решила дать им провести время семьей. Наша команда юристов уже все им объяснила.

— От моего брата ничего не слышно? – спросил Тедзука у Шибасаки.

— По его словам, некоторое количество «изворотливых» политиков присоединяются к лагерю противников Закона в погоне за популярностью  у граждан. Но остается непоколебимая центральная группа сторонников Закона, а так же их фракции в каждой политической партии. С поддержкой этих фракций Комитет по Развитию СМИ провел последние тридцать лет, превращая Министерство Юстиций в рассадник коррупции, так что у них было много времени, чтобы изрядно наловчиться в своем деле. Они просочились в судебные круги и, в частности, изловчились назначить в окружные суды судей, поддерживающих Закон о Развитии, так что любой иск, затрагивающий Закон, отклоняется на первом же этапе.

— Что значит «изрядно наловчились в своем деле»? Словно их за это по головке погладить надо!

— Ладно, ладно. Не цепляйся к мелким оговоркам, – жизнерадостно сказала Шибасаки и продолжила. – В последнее время фракции противников Закона только начали набирать силу и, по большей части, из-за стараний твоего брата объединить их. Хотя они и могут донести свое мнение, но, похоже, до сих пор не уверены, что им стоит сделать на практике. А большая часть предложений твоего брата носит оборонительный, а не наступательный характер. Сейчас твой брат пристально следит за Верховным Судом; похоже, пытается устроить, чтобы в худшем случае дело рассматривалось в малом составе из двух поддерживающих Закон судей, двух его противников и одного сторонника умеренного курса… Думаю, ему хватит упорства добраться до Верховного Суда.

— Но что нам делать, если дело будет в полном составе слушаться?

Вопрос исходил от Орикучи. Поскольку дело касалось нарушения конституции, возможно, на заседании будет присутствовать полная коллегия из пятнадцати судей Верховного Суда.

Шибасаки мягко пожала плечами.

— Он сказал, в таком случае, нам останется лишь уповать на судьбу. При участии всего Верховного Суда мы можем лишь молиться, чтобы они не посчитали обращение с Тома соответствующим конституции.

Тедзука Сатоши был одарен, но и его махинации не могли повлиять на весь Верховный Суд. Даже Тедзука не мог винить его за это, и просто молча сел назад, нахмурившись.

— Но если дело такой размах набирает, фракциям сторонников Закона будет не менее трудно управлять исходом. Враг не меньше нашего жаждет, чтобы все в обычном суде разрешилось, – вклинился Комаки.

Додзе произнес:

— К тому же, пока ближайшие к делу люди объяснимо разочарованы вердиктом, это только еще больше воодушевляет их сторонников.

Он повернулся к телевизору в офисе, щелкая по каналам, пока не нашел тот, где сегодня транслировался переходящий репортаж. Там людей на улице расспрашивали о вердикте по делу Тома.

«Мне с трудом верится в такое решение» (корпоративный служащий, 25).

«Это позор всей нации»  (корпоративный служащий, 42).

«Такое решение попирает конституцию, гарантирующую нам гражданские права. Если наши суды вынесли такой вердикт, Министерство Юстиций, должно быть, насквозь прогнило» (студентка старшего курса юридической специальности, 21).

«Япония превращается в социалистическое государство… если уже не превратилась. То есть, этот вердикт, боже…»  (фритер, 20).

«Такое решение кажется пристрастным» (индивидуальный предприниматель, 51).

Затем камера переключилась на женщину-репортера, протягивавшую микрофон к молодому мужчине за двадцать. Под его лицом появилась табличка: «Ота Джунити-сан, участвовавший в компании по сбору подписей (26)».

— Оота-сан, как Вы относитесь к такому вердикту?

— У меня нет слов, чтобы описать мои чувства. Но сдаться мы все равно не можем. Это давление угрожает свободе самовыражения каждого гражданина страны. Нам, гражданам, есть над чем поразмыслить в плане скрытого давления, которое мы не замечали до сих пор, но величайшая вина ложится на эту страну, тайно притеснявшую людей. Это уже не только Тома-сенсея проблема. Мы до сих пор собираем подписи, так что, если у вас есть сердце, пожалуйста, поддержите нас.

На экране появились адреса, на которые можно было отправлять подписи, а затем камера вновь переключилась на студию.

Тедзука внезапно скривился. В студии появился Тедзука Сатоши. С момента своего первого появления в роли комментатора он пользовался большим спросом в репортажах о Законе, благодаря своим знаниям, понятным объяснениям и, как и говорил Генда, тому, что он хорошо смотрелся в кадре.

— …Если не сбавит обороты и продолжит появляться в этих передачах, разве не станет он мишенью для поддерживающих Закон группировок? «Проект Библиотеки Завтрашнего Дня» был связан с лагерем сторонников Закона. Если об этом станет известно, это же негативно повлияет на фракцию противников Закона, верно?

— За брата волнуешься? – поддразнил его Генда.

Тедзука бросил на него сердитый взгляд.

— Я волнуюсь, что у нас из-за него проблемы будут!

— Расслабься. Когда объединим силы, все наши карты на стол выложим. Если Комитет по Развитию попробует использовать против твоего брата его бывшие связи, он сможет разыграть такую сильную карты, что Закон в тот же день силы лишится. Твой брат совершенно серьезно относился к своему плану устранения Закона о Развития за несколько десятилетий.

— Что за карта?..

— Тедзука Сатоши разобрал черный ящик, в котором был принят Закон о Развитии. Он знает, кто, с какой целью, и какими средствами обеспечил принятие такого абсурдного закона.

— Тогда почему он не предаст это огласке?! – рявкнул Тедзука. – Тогда весь этот фарс с судебным иском…

— Считай эту карту термоядерной бомбой с радиусом поражения в 500 километров. Она уничтожит Закон о Развитии – но так же уничтожит и твоего брата, Силы Библиотеки, нынешнюю политическую карту и кабинет министров. Есть в этом мире вещи настолько темные, что уничтожают все, что их коснется. Нагата-те[2] напоминает минное поле, полное таких штук, а твой брат нашел там атомную бомбу. Так что сторонники Закона о Развитии не станут публично на Тедзука Сатоши нападать. Наверняка он спрятал информацию в каком-то простом месте, так что если с ним что-то случится, бомба взорвется на глазах у мира. По той же причине твоего брата до сих пор не убили, хотя он вечно на публике.

Все в комнате застыли, когда он спокойно произнес «убили».

— …Силы Библиотеки знакомы с содержанием этой «бомбы»? – спросил Додзе.

— Нет. Не думаю, что даже Специальный Консультант Инамине в курсе. Хотя Силы Библиотеки не самыми похвальными средствами создавались. Если эту бомбу взорвать неосторожно, она может поставить под угрозу сам смысл существования библиотеки – потому что она объединена с организацией вроде Сил. Ладно, я лишь самую малость об этом слышал от Тедзука Сатоши. Он сказал, что в итоге, после взрыва, обе стороны могут оказаться покалечены или уничтожены. Лучше не задавать слишком много вопросов о таких опасных вещах. Но все же, благодаря атомной бомбе Тедзука Сатоши, этот иск хотя бы рассматривается на честных условиях. Сейчас больше всего о здоровье и благополучии Тедзука Сатоши Комитет по Развитию СМИ печется, – произнес Генда с лукавой улыбкой. – Именно из-за обладания бомбой такой разрушительной силы Тедзука Сатоши допускал идею временных ограничений Закона о Свободе Библиотеки и избегал кратковременных стратегий. Он сказал со смехом, что его планы изменились, когда Жанна Д’арк ему руку заломила.

Все посмотрели на Шибасаки, расплывшуюся в ангельской улыбке.

На экране телевизора Тедзука Сатоши отвечал на вопросы ведущего.

— Тедзука-сан, как Вы относитесь к такому вердикту?

— Хотя я не стал бы заходить так далеко, чтобы назвать его несправедливым, но без всяких сомнений могу сказать, он весьма предвзятый.

— Что значит «предвзятый»?

— Комитет по Развитию СМИ утверждает, что ограничения против Тома-сенсея носят лишь временный характер, «пока мы не узнаем историю нападения террористов полностью». Но у этих «временных ограничений» нет крайнего срока. Формулировка пришедших из оперативного пункта Премьер-министра приказов тоже не уточняет конкретные временные рамки. Если брать крайности, они могут что угодно продолжительностью от десяти минут до года «временным» называть. Учитывая историю засилья Комитета по Развитию, весьма вероятно, проблем у них с этим не будет. Прежде всего, с тех пор, как закончилась Холодная Война и началась эпоха террористических организаций, «узнать всю историю» атаки террористов стало невозможно, как любой эксперт подтвердит. Невозможно выделить действия одного террориста и узнать их главаря и цель. Цель современных террористов можно обобщить как «вызвать беспорядки в международном сообществе». Нет смысла расследовать, почему была выбрана некая цель или место. Единственная причина, которую вы узнаете – Япония оказалась в списке стран, на которые может напасть некая террористическая организация, чтобы свой статус поднять. Впервые настала очередь Японии стать жертвой. Вот и все. У террористических организаций нет официальной структуры. Они состоят из различных группировок с различными целями, различными расами и различными методами – эти группировки просто сотрудничают в некоторой степени. Из-за политики, требующей «знание всей истории», мы лишь станем посмешищем для мирового сообщества. На это уже указали полиция, Силы Самообороны и другие хранители мира, но цель террористической группировки – психологический шок, не физический урон. Их цель – вызвать хаос и страх в обществе, заставить нас отказаться от наших принципов и попасть в собственную ловушку. Поэтому, даже столкнувшись с угрозой террористической атаки на реактор Цуруга…

Тедзука Сатоши сделал паузу, и камера взяла крупным планом его лицо.

— Мы не должны уступать угрозе терроризма и менять конституцию, сохраняющую наше демократическое правление – именно этого и хотят террористы и именно это и сделает нас посмешищем для мирового сообщества. Что касается этого вердикта, можно без преувеличения назвать его хитрым способом наложить неопределенные ограничения на свободу самовыражения.

— Он пятерку с плюсом заслужил – заявил Генда, когда рубрика с Тедзука Сатоши закончилась и начался ежедневный репортаж о Законе о Развитии.

Какое-то время после начала переходящего репортажа, каналы пытались охватывать обе стороны спора. Но телевиденье сильно влияет на общественное мнение, и лагерю Закона о Развитии нелегко было придерживаться своей жесткой позиции. Их служба по связям с общественностью постоянно выдавала слабые, уклончивые объяснения.

Однако, прекрати они общаться с журналистами, и лагерь противников Закона получил бы монополию на освещение в прессе, так что они вынуждены были говорить хоть что-то. Им нелегко приходилось. Хотя во время опросов на улице некоторые и высказывали мнение вроде «если это необходимо ради защиты от терроризма, пусть так и будет», в целом в адрес Закона о Развитии положительно никто не высказывался. Они оказались в непростой ситуации.

Переходящий репортаж лишь усилил отпор Закону о Развитии.

Когда Тедзука Сатоши ушел и продолжился относительно скучный репортаж, телевизор оставили работать, но никто его не смотрел. Вместо этого началось нечто среднее между обменом сплетнями и совещанием.

— Стоит ли нам попытаться навязать компромисс, заставив их признать сроки «временных ограничений»? – спросил Тедзука.

Генда покачал головой.

— Даже если добьемся от них временных рамок, они начнут мямлить и откладывать, и откладывать. Мы нацелены исключено на совершенно законную победу.

Вопрос был в том, смогут ли они добиться этой победы, что в апелляционном, что в Верховном Суде.

— Если не добьемся победы, пожалуй, разыграем козырь брата Тедзука и подготовимся ко взрыву в 500 километров, – сказал Генда, слегка небрежно отнесшийся ко всей этой идее. – Возможно, лучше сравнять это место с землей и начать все заново.

— Ну, сейчас наша команда юристов усердно трудится, чтобы этого не случилось, так что буду благодарна, если вы Армагеддон не так рано устроите, – криво усмехнулась Орикучи. – Наша стратегия – использовать дело районного и апелляционного судов, чтобы укрепить нашу опору и выследить противников. Общественное мнение все больше на нашу сторону переходит. Нет причины, по которой мы не смогли бы, в конечном итоге, изменить этот вердикт.

Однако, будь она и правда настолько в этом уверена, сказала бы «сможем» вместо «смогли бы».

* * *

Апелляционный суд вынес вердикт в начале сезона дождей.

По сравнению с вердиктом окружного суда, его можно было назвать шагом вперед – очень маленьким шагом.

Вердикт устанавливал лимит в пять лет на «временные ограничения обвиняемого, пока не станет известна вся история нападения на реактор Цуруга».

Общественность похвалила этот вердикт, как более благоприятный. Но для Сил Библиотеки такой результат был более удручающим.

Как уже заметил Генда, они не могли верить, будто рамки в пять лет и правда будут соблюдаться.

Коньком Комитета по Развитию СМИ было выждать, пока общество забудет об этом деле, и сфабриковать причины для продления срока. Было весьма сомнительно, чтобы нынешнее буйство настроений против Закона протянуло долго в политическом мире и обществе.

Более того, проблемой была не только судьба Тома. На волне выхваченной из-под носа противника законной победы Тома  планировалось собрать союзников и подать гражданский иск, ставящий под сомнение законность и конституционность Закона о Развитии.

Но суды открыто пытались затушить эту искру до того, как разгорится пламя. Команда юристов Тома выказала недовольство вердиктом и обратилась в Верховный Суд, но многие считали, что и вердикт апелляционного суда был достаточной победой. И такое мнение было вполне объяснимо для тех, кто не знал о темной стороне Закона о Развитии.

Тедзука Сатоши, похоже, изо всех сил старался маневрировать в Министерстве Юстиций, но союз противостоящих Закону о Развитии фракций был слишком новым, так что, по большей части, успеха он не имел.

Что касается лагеря сторонников Закона, они тридцать лет наращивали силы закулисными маневрами. Вероятно, на слушанье в Верховном Суде они бы нацелились на компромисс: сократить срок в пять лет на два-три года. Времени на то, чтобы заставить общество понять всю вредоносность Закона о Развитии, не было.

— Было бы здорово сделать что-нибудь, пока переходящий репортаж всеобщее внимание привлекает… – пробормотал Генда. Он получил необходимое для своей реабилитации оборудование и, в принципе, снова перебрался на базу.

Тедзука Сатоши, фактически ставший главным комментатором по вопросам Закона о Развитии, продолжал настойчиво указывать на его несоответствие конституции, но ему приходилось следить за своими словами – копни он слишком глубоко в Закон о Развитии, мог ненароком напомнить о «термоядерной бомбе с радиус поражения в 500 километров».

— Пока Верховный Суд не вынес решение, давайте подумаем над реалистичными контрмерами на случай нашего поражения!

И потому было созвано всеобщее совещание Спецназа, причем в то время, когда и Шибасаки с Орикучи свободны были. К тому времени все в Спецназе догадались, что это Шибасаки контактирует с начальством, и спецназовцы отнеслись к этому факту радостно.

«Рядом с ней Касахара выглядит откровенно уродливой», – поговаривали некоторые личности, которым следовало бы помолчать.

— У меня вопрос! – сказала Ику, поднимая руку.

— Давай! – ответил Генда, указывая на нее, словно они были противниками в соревновании по борьбе.

— Разве начальство не должно контрмеры предпринять?

— Конечно, высшие чины тоже идеи выдвигают! Но иногда советы от тех, кто на местах работает, помогают со всякой ерундой разобраться. Если обсуждение курирует этот непреклонный Командующий Хикое, они только к непреклонным идеям и придут!

— Консультант Инамине тоже в дебатах участвует, думаю, он поможет все уравновесить… – вклинился Огата, чтобы возразить ему.

Генда нетерпеливо замахал рукой.

— С тех пор, как Командующий Хикое пришел к власти, к людским ресурсам наблюдается откровенно предвзятое отношение в пользу правительственного лагеря. Как бы Консультант Инамине ни старался, он никогда не сможет направить обсуждение в универсальное и креативное русло. Так что мы им поможем советами от работников на местах.

Рядом с Ику Додзе мрачно потер лоб.

— Не рассчитывай на это, – предупредил он.

Даже Ику не была настолько наивна, чтобы целиком проглотить иррациональную логику Генда.

— Это я и сама знаю, – рявкнула она, надув губы.

— А если отзовем иск перед самым оглашением решения?

— А если во время разбирательств в Верховном Суде мы подадим иск, ставящий под сомнение конституционность Закона о Развитии?

— Они проникли на частную территорию Консультанта Инамине, хотя он ушел в отставку из Сил, так давайте подадим иск на компенсацию ущерба.

— А если Тома-сенсей сделает Библиотечную Базу своей официальной резиденцией?

— Тогда он и в Силы Библиотеки вступить может.

Спецназовцы высказывали приходящие им в головы идеи. Шибасаки постоянно звонила юристам уточнить, что из этого возможно – обсуждать невозможные не было смысла. Вопросы разнились от сравнительно простых до глупых; для юридического отдела это был злополучный день.

Они говорили и кричали, пока не устали, и совещание прервалось на чаепитие, когда всеми сами заваривали себе чай. Отряд Додзе одобрял идею параллельного иска о конституционности Закона о Развитии во время процесса в Верховном Суде, основываясь на том, что иск Ассоциации Парикмахеров оказался эффективным фланговым ударом во время инцидента с Косака Даити и «брадобреем».

Они подняли вопрос, станет ли дополнительный иск на компенсацию ущерба от Консультанта Инамине эффективной атакой по двум направлениям, так что Додзе и Комаки до сих пор активно его обсуждали.

Ику, от которой во время обсуждения никакой пользы не было, отхлебнула свой чай и пробормотала без какой-либо цели:

— Если дело дойдет до Верховного Суда, и вердикт будет вынесен не в пользу защиты его свободы слова, возможно, лучше Тома-сенсею убежище в другой стране поискать.

Ику не обратила внимания, что все вокруг нее замолкли.

Заметив, что потягивает чай с неожиданно громкими звуками, она подняла взгляд…

— А?!

На нее было направлено внимание всей комнаты.

— Что? Что? Что я сказала?

Додзе тяжело опустил свои ладони ей на плечи.

— …Повтори.

— Стойте, я что-то не то сказала?..

— Неважно, просто повтори. – Взгляд у Додзе был убийственно серьезным.

— Простите, не знаю, что я сделала, но простите! Извините!

— Черт, да не собираюсь я на тебя злиться, просто повтори!

— Да что Вы говорите, Вы уже злитесь!

Тут вклинился Комаки.

— Додзе, прекрати, звучит так, словно ты ее допрашиваешь, – сказал он, усмиряя Додзе со спокойным достоинством. Он повернулся к Ику с улыбкой. – Итак, секунду назад Вы сказали что-то о Тома-сенсее.

— Ум…

Черт, я сказала что-то резкое? Комаки мягко ей улыбался, но то, что все на нее смотрели, испугало ее, а больше всего пугал пристальный взгляд Додзе. Даже Шибасаки и Орикучи…

— Простите, я сказала это, не подумав, просто случайно с языка слетело…

— Я прошу тебя повторить то, что случайно слетело у тебя с языка, что в этом такого трудного, идиотка?! – закричал Додзе, растеряв все терпение.

Напрягшись в ожидании критики со всех сторон, Ику заговорила.

— Кажется, я сказала, что если в этой стране Верховный Суд не может вынести благоприятный вердикт по делу, возможно, лучше Тома-сенсею поискать убежище в другой стране.

Она ссутулилась, ожидая, что ей на голову опустится кулак Додзе, когда…

— Это лучшая идея, что я сегодня слышал, – заявил Генда, громко усмехнувшись.

— Умница, молодец, с твоими-то мозгами такую хорошую идею выдала. Какого черта ты так боялась ее высказать? – произнес Додзе,  тряся ее за плечо; его внезапное одобрение резко контрастировало с его поведением всего секунду назад.

Услышав, что Додзе так открыто ее хвалит, Ику бросила на него сердитый взгляд, а на глазах у нее выступили слезы.

…Если мои слова настолько достойны похвалы, почему…

— Обязательно было мне допрос устраивать?!

— Виноват был ты, Додзе, – сказал Комаки, и все вокруг согласно закивали – из-за чего мрачный Додзе помрачнел еще больше.

— Даже если и так… какая девушка ударила бы меня после этого? Ударила меня!

Кулак Ику пришел в действие вместе с ее возгласом. Он ударил в левую щеку Додзе, которая сразу опухла.

— Офицер Додзе, вот свежее полотенце.

Додзе взял предложенное Тедзука полотенце. Оно было холодным, так что синяк на его лице защипало, и он невольно поежился.

— И все же, Додзе-кун, на похвалы ты не особо щедр был, – поддразнила его Орикучи. – Она такую хорошую идею выдала – не стоило говорить то, что ты сказал о ее мозгах.

— И расспросы твои весьма жуткими были, – добавил Комаки.

Додзе пробурчал:

— Но кто знал, что Касахара до такого изощренного плана додумается?

— Ну, такое чувство, словно она в яблочко случайным выстрелом попала, – бесстрастно заметил Комаки. – Но, тем не менее, попадание есть попадание. Ты должен хвалить своих подчиненных и помогать им расти.

Если подчиненная, которая никогда не помогает на совещаниях, внезапно выдает удачную идею, разве разволноваться и расспросить ее – это не более естественная человеческая реакция? Мысленно заворчал Додзе, но вслух ничего не сказал, опасаясь сосредоточенного огня со всех сторон.

Он бросил взгляд на дверь кабинета командира по соседству. Ику закрылась в комнате с Шибасаки, которая намного лучше Додзе умела ее успокаивать.

— Вы оба такие молодые, – прогремел Генда, лениво пролистывая газету. – В любом случае, пока настроение Касахара не улучшиться, у нас перерыв. Мы не можем продолжать совещание без человека, внесшего главный вклад. Пока есть время, сходи за тортом, чтобы нашу симпатию вернуть. На всех покупай.

— Что, на всех?! – раздраженно воскликнул Додзе, поскольку ничего такого не делал со времен своей бытности новобранцем, а затем его лицо покраснело. Да сколько мне лет?! Когда Додзе со стуком упал лицом на стол, Тедзука нанес последний удар.

— Я знаю их любимую кондитерскую. Если хотите, пойду с Вами и помогу.

— …И сколько за кусочек?

— О, они ее любят, потому что там недорого и вкусно. Самые дорогие всего около 400 йен стоят.

И все же, если покупать пирожные на пятьдесят человек, 20,000 йен выходит.

— О, а я сладкое не люблю, можно мне что-нибудь соленое? Рисовые крекеры или запеченные моти, в этом духе.

— Можно мне вагаси[3]?

Когда полетели непрошенные заказы, лицо Додзе помрачнело и он закричал:

— Те, кто хочет пирожные, поднимите руки! Остальным я куплю коробку ассорти рисовых крекеров!

В кабинете командира Ику сидела, всхлипывая, с коробкой салфеток на коленях.

— Зачем!.. Зачем мне обязательно было его бить?..

— Нет, не думаю, что здесь ты виновата. Остальные тоже удивились, чего это он внезапно тебя допрашивает.

— Но женщина, которая его бьет!.. Что он подумает?! А если он меня ненавидииииит?

— Слушай, все будет хорошо. Если бы он начинал тебя за вещи ненавидеть, давно бы уже это сделал. Подумай о его прошлом поведении! Все-таки, в начале вашего знакомства ты его в спину ударила с налета!

— Боже, я и это сделала, точно! – замахала руками Ику.

Шибасаки спокойно продолжала.

— На самом деле, то, что ты его в такой ситуации ударила, показывает, чего ты стоишь, твою суть, что-то вроде этого. Когда в такой момент женщина со слезами на глазах залепляет мужчине пощечину, все просто чувствуют грусть и неловкость. Удар же вызывает смех и смягчает ситуацию. У тебя природный талант компенсировать серьезность юмором.

— Не нужен мне такой талант.

— Хотя меня больше заинтересовало, – произнесла Шибасаки, наклоняясь к Ику, – чудо, помогшее тебе придумать выход из такой безнадежной ситуации.

— …Я и правда нечто настолько удивительное сказала?

Понимание ситуации Ику хромало, потому что никто до сих пор не объяснил ей, чем замечательна ее идея.

— Это было удивительно. Ну, может, такое чудо раз в жизни случается, но то, что именно сейчас случилось, удивительно. – Комплимент Шибасаки был слегка сомнительным. – Все пытались придумать, как решить проблему в рамках наших национальных законов. А затем ты внезапно предложила такую глобальную стратегию.

— Поиск убежища – глобальная стратегия?

— Конечно. Подумай об этом – автор, высоко ценимый в своей стране и, вероятно, способный указать полиции и Силам Самообороны путь к разрешению кризиса, говорит «Япония не может гарантировать мне свободу речи, так что я ищу политическое убежище» и бежит из страны, якобы ценящей демократию, в другую демократическую страну. Международный авторитет Японии резко упадет. Цензура Закона о Развитии СМИ не так известна в развитых странах по сравнению с цензурой социалистических стран – ее критикуют, но нечасто, потому что другие страны не хотят вмешиваться – но история меняется, если пострадавший от Закона о Развитии писатель покинет страну. Все зависит от того, куда он обратиться за убежищем, но многие развитые страны воспользуются возможностью спросить: «Почему в демократической стране на писателя так давит правительство, что он вынужден бежать из страны?». Это побьет дыры в Законе о Развитии.

— Но… но… – Ику замолкла и содрогнулась. – Он и правда сможет сбежать и получить убежище? От одного демократического государства в другом?

Она часто слышала, как люди бежали от одной политической системы в другую. Но Япония соблюдала видимость демократии.

— Не узнаем, пока не попробуем, – легко признала Шибасаки. – Но другие развитые демократические страны ненавидят все, что попахивает социализмом, а Тома-сенсею даже не выдвинули никаких криминальных обвинений. Даже Америка, с которой у нас соглашение о выдаче преступников, не сдаст просто так автора, замешенного в подобной ситуации – они слишком ценят свободу.

Как поняла Ику, из-за отсутствия прецедентов, не попробовав, они не могли узнать, сработает ли план, но очень на это надеялись.

— Иностранные газеты иногда печатают статьи о Законе о Развитии СМИ. Мне встречалась едкая критика, называвшая Японию «наполовину демократической, наполовину социалистической химерой». Советский Союз, может, и распался, но у демократического мира до сих пор сильная аллергия на социализм. Зарубежное мнение должно полностью оказаться на стороне Тома-сенсея.

Теперь им оставалось лишь разработать план.

Когда Шибасаки закончила с объяснениями, кто-то постучал немного робко в дверь кабинета командира.

— Входите! – позвала Шибасаки, не спросив Ику. Та торопливо вытерла лицо салфеткой.

Додзе неловко заглянул в комнату.

— Ты уже успокоилась немного?

— Да, сэр, эм… – Простите, что ударила Вас, попыталась было извиниться Ику, но Додзе поднял руку, останавливая ее.

— Прости. Это все я виноват. Ни слова не говори.

Шибасаки изрядно веселилась, наблюдая за их разговором.

— Ну… Там пирожные из вашей любимой кондитерской. Касахара, ты первая выбираешь.

— Ооо, тогда я вторая! – тут же вклинилась Шибасаки.

Додзе остановил ее, пока она не слишком увлеклась.

— Второй Орикучи-сан выбирает – сначала гости! Ты можешь третьей выбрать.

— Чтоооо? Но это я все время Касахара успокаивала, когда Вы ее до слез довели!

Плечи Додзе заметно поникли, так что Ику торопливо встала. Веселье Шибасаки было почти осязаемым.

* * *

— Уаа!

Четыре самые большие коробки для тортов были под завязку набиты кусочками различных тортов. Открытые, они возвышались на некрасивых рабочих столах. Рядом стояло две коробки ассорти рисовых крекеров для членов Спецназа, не любивших сладкое.

— Вау… словно мечта явью обернулась…

С моей зарплатой мне такое не под силу. Эта мысль вывела ее из оцепенения, и она посмотрела на Додзе.

— Эм… Вы?..

Не успел Додзе ответить, как Генда рассмеялся от души.

— Он просто по заслугам получил. Лучше так, чем ему зарплату урезать!

— Простите, Инструктор, я…

— Все хорошо, ладно? Ты какой будешь? – Додзе, похоже, усвоил урок, и теперь держал бумажную тарелку и одноразовую вилку, готовый ее обслужить.

— Хмм, ну, тогда…

После тщательных раздумий Ику выбрала двухслойный мусс с мускатным виноградом и консервированной вишней.

Додзе пришлось попотеть, пытаясь выложить его на тарелку вилкой.

— Ничего, если я его за пластиковую пленку подниму? – спросил он Ику, перенося пирожное на ее тарелку.

Он мучился, накладывая Орикучи ее шоколадный торт и слоеный чизкейк Шибасаки, а когда закончил, заявил с легким отчаяньем в голосе:

— Все остальные сами себе накладывайте!

— Что?! Я думал, ты всех обслужишь!

— На это бы полдня ушло! – угрюмо произнес Додзе.

Спецназовцы столпились у тортов и крекеров, не заботясь использованием столовых приборов, но хватая нежные пирожные прямо руками. Они направо и налево разрывали пластиковую пленку и ели торты прямо руками.

— Здесь есть тарелки и вилки! – отчитывал их Додзе.

Старшие Спецназовцы не обращали на него внимание.

— Ты их для женщин использовал, так что сойдет, верно?

— Успокойся, я воспользуюсь тарелкой и вилкой, хорошо?

— И я тоже, сэр.

Комаки и Тедзука явно пытались его поддержать, когда Генда бестактно воскликнул:

— Но они на один зуб!

— Это только Вам, Командир! Не могли попробовать хоть немного свой кусочек посмаковать? – возмутился Додзе.

— Я его смаковал! Кажется, вкус какой-то клубничный был…

Ничего лучше от тираничного Генда ждать не приходилось.

— Отлично, раз настроение Касахара улучшилось, мы можем продолжать.

От слов Генда Ику стало неуютно – а Додзе еще неуютнее.

Черт, возможно, я жестоко с ним поступила больше, чем в одном смысле. Парадоксально, но эта мысль облегчила смущение Ику.

— Орикучи, как Тома-сенсей отнесся к идее с убежищем?

— Я озвучила ему ее, просто в качестве варианта… похоже, если гражданство ему менять не придется, ничего против он не имеет. Языки ему хорошо даются, и он много раз ездил за границу, собирая информацию, так что в англоязычных странах особых проблем с общением у него не будет. Похоже, они с женой собирались в старости переехать в другую страну, так что он совсем не станет возражать, если просто посчитает это изменением сроков – такое у меня впечатление. Ему еще надо обсудить детали с семьей.

— Ну, возможно, на самом деле, бежать из страны ему не придется, если поднимем много шума из-за его желания найти политическое убежище и получим международный отклик. Япония чувствительна к внешнему политическому давлению, а Америка будет особенно шуметь при обвинениях в социалистическом подходе.

Ику вспомнила слова, сказанные Тедзука Сатоши в вечер их встречи.

«Другие страны не высказываются против публично, поскольку война эта носит ограниченный характер, и они не хотят вмешиваться во внутренние дела… Но все практические проблемы Япония решает вооруженными гражданскими беспорядками. Довольно печально для демократического общества».

Если это правда, значит, получив повод, иностранные государства так и бросятся Японию критиковать. Даже без него западные люди были чувствительны к нарушению прав человека. Их бы глубоко заинтересовала история писателя, настолько угнетаемого своей родиной, что он вынужден был искать убежище в других странах.

— Возможно, мы даже сможем воспользоваться этой возможностью и сузить охват Закона о Развитии.

Ику не могла сдержать недоумения по поводу того, что ее беспечно произнесенная идея обернулась чем-то подобным.

— Прежде всего, следует предложить сотрудничество Международной Федерации Библиотечных Ассоциаций. Куда бы он ни отправился, в посольстве будет проще договориться, если сначала их прощупает организация из их же страны.

Международная Федерация Библиотечных Ассоциаций (МФБА), представляла собой, как и предполагало название, всемирное объединение библиотек. В ней состояло около 150 стран со всего мира, включая, конечно, Японию. Штаб-квартира находилась в Гааге в Нидерландах.

— Надо договориться, чтобы Японская Ассоциация Библиотек срочно связалась со штаб-квартирой и попросила их составить список стран, готовых пойти навстречу просьбе об убежище. Тедзука, можешь связаться напрямую с президентом? Хочу как можно меньше времени на формальности потратить.

— Да, сэр. – Тедзука встал и вышел из комнаты.

— Не могу поверить, дело такой масштаб приобрело, что мы МФБА о помощи просим, – прошептала себе под нос Ику.

Додзе криво улыбнулся.

— Забавно слышать это от той, что неосознанно выдала лучшую идею.

Щеки Ику покраснели, и она опустила голову. Она не думала, что ее идея обернется таким серьезным делом.

— В нашей битве против Закона о Развитии от МФБА мы никакой помощи не получали, верно?

— Имя у них, возможно, и звучное, но реальным правом существенно вмешиваться в дела страны они не обладают. Точно так же у Японской Ассоциации Библиотек, на самом деле, нет права вмешиваться в дела библиотеки. В любом случае, это неправительственная организация – не учитывая внутренние проблемы библиотеки, международная организация мало что может сделать с законом, влияющим на отдельную страну, вроде Закона о Развитии. Хотя его часто критикуют как неудачный, и он противоречит принятому МФБА Постановлению о Библиотеках и Интеллектуальной Свободе. Тем не менее, – сказал Додзе с посуровевшим лицом, – они должны быть готовы сотрудничать по этому делу. Молодец, – произнес он, не глядя на Ику.

— Спасибо, сэр, – ответила Ику, не глядя на него.

Когда вернулся Тедзука, они занялись планом. К концу совещания было решено использовать (возможно, обманную) просьбу об убежище, а так же подать два иска – один, бросающий вызов Закону о Развитии, а второй от Инамине о возмещении ущерба – в качестве наступления на двух направлениях.

— Ну, тогда, пойду сразу и отнесу! – Шибасаки торопливо набросала схему их плана и ушла.

— Все присутствующие: призываю вас хранить план в секрете, особенно часть на счет убежища!

Этим Генда и завершил совещание. Все закончилось на совершенно не той безнадежной ноте, с которой начиналось.

— Итак, что сказало начальство?

— Приняло с радостью.

Они разговаривали в своей комнате после ужина. Шибасаки относила предложение начальству, и Ику хотела услышать о ее впечатлениях, но после совещания Ику ждали тренировки, так что их пути пересеклись только сейчас.

— Когда я сказала ему, что идея тебе принадлежит, Командующий Хикое выглядел так, словно его на этот счет смешанные чувства одолевают…

— С чего бы смешанные чувства иметь?..

— Ну, у тебя с Командующим Хикое и правительственным лагерем своя долгая история.

Само собой, она говорила о следствии, начатом, когда Ику подставил «Проект Библиотеки Завтрашнего Дня».

— Если подумать, у тебя своя история и связи с кучей различных групп.

— Ты так говоришь, словно я что-то неправильно делаю!

— Но, похоже, присоединившись к Силам Библиотеки, Тедзука Сатоши признался, что подставил тебя, так что твое предложение должно пойти тебе на пользу при оценке работников. Если в будущем не совершишь крупных ошибок, точно хотя бы один романов цвет получишь.

Около секунды Ику не могла понять, о чем говорит Шибасаки. Поняв же, она едва не упала лицом вниз.

— Ты… ты хочешь сказать, я смогу стать Офицером Библиотеки Третьего Класса?!

— Можешь даже ждать повышения через год. Разве не будет это просто нечто? После твоих воплей нам с Тедзука о том, что мы все равно будем дружить даже с разными рангами, наверное, в итоге, тебя такой же ранг ждет.

Конечно, эта женщина не сомневалась в своей и Тедзука способности сдать экзамен – но мысли Ику тоже воспарили.

Невероятно – просто невероятно. Я справилась. Я получу то же звание, что было у инструктора Додзе восемь лет назад.

Возможно… возможно, я могу ему сказать. Я уже не просто никчемная подчиненная, я немного выросла – так, может, я могу признаться инструктору Додзе в любви.

Стоило ей это представить, как у нее запылало лицо, так что она поспешила сменить тему.

— Что Тома-сенсей думает?

— Ах, ну, он уже подумывал иммигрировать, когда на пенсию выйдет, так что ко всей затее спокойно отнесся. Он сказал, даже если ему и правда придется бежать из страны и оставить дом на сына, его это не тревожит. Сказал, жена сможет к нему перебраться, когда он обустроится.

— Возможно, это лишь мое мнение, но… Мне кажется, обычно люди колеблются перед принятием такого решения.

— Конечно, но не забывай он писатель; возможно, он и правда Японией уже по горло сыт, – заметила Шибасаки.

Это напомнило Ику, что Тома рассказывал, когда его укрывали в доме Инамине. Он говорил о добровольных ограничениях, которые имели место еще до принятия Закона о Развитии СМИ. Тома писал так долго – возможно, он устал от Японии.

— Тома-сенсей рассказывал – как-то ему приходили письма от читателей, называвших «кататеоти» дискриминационным словом.

— Ты шутишь? У них словаря не было? – Шибасаки, фыркнув, опровергла критику. – Или они хотят добавить третье определение в статью «кататеоти» в словаре? «Номер три: дискриминационное слово». Я вижу лишь чье-то желание расширить список дискриминационных слов. Имей я дело с такими идиотами на протяжении более тридцати лет, тоже бы утомилась.

— Я единственная, кому выделяющие эти слова люди кажутся злодеями?

— В том-то и дело, Касахара. – Шибасаки подлила в кружку Ику чая. – Устал он не от их зловредности, но от их чувства справедливости.

* * *

Фактически, предстояла эмиграция – а эмиграция притянула бы много внимания им на пользу – но Силы Библиотеки упрямо называли это «политическим убежищем». Даже если технически это была эмиграция, они утверждали, что мотивы эмиграции Тома были такими же, как при поиске политического убежища. Такая позиция привлекала мировое внимание.

Ответ МФБА содержал предложения о помощи с убежищем от многих входящих в нее стран, начиная с Нидерландов, где располагалась штаб-квартира МФБА. Однако, им пришлось исключить страны, чьи посольства были недостаточно крупными или влиятельными для такой нагрузки; и, на самом деле, многие страны высказали сожаление из-за того, что не могли помочь, поскольку их посольства слишком малы.

Оставшиеся страны обсуждались с учетом предпочтений Тома, и список был сокращен до Нидерландов, Швеции, Великобритании, США и других.

— Думаю, Нидерланды – наш главный кандидат? – спросил Генда, скрестив руки.

— Да, хотя на мой вкус, немецкое посольство немного уютнее, – ответил Огата.

— Британское посольство ближе всего к Верховному Суду, но Тома предпочитает Нидерланды. – На днях Огата и отряд Додзе отправились на разведку в сердце Токио, где были сосредоточены посольства.

Если Верховный Суд вынесет вердикт, ограничивающий свободу слова Тома, Огата и отряду Додзе предстояло быстро переправить тайком Тома в посольство.

Было очевидно, что в день заседания здание суда будет кишеть репортерами, а  Специальное Учреждение Развития постарается проследить за Тома и его сторонниками, пришедшими услышать вердикт. Большое подразделение Спецназа Библиотеки заявится при полном параде под видом охраны Тома – но это была лишь приманка. Увести Тома должен был небольшой отряд, состоявший из отряда Додзе и Огата.

Выбор отряда Додзе основывался на предположении, которое придет в голову многим в судебной суете – что включающая женщину группа едва ли является настоящей охраной Тома. В тот день им всем предстояло надеть костюмы, маскируясь под гражданских. Ику было приказано надеть брючный костюм и туфли, в которых она сможет бегать, просто на всякий случай.

Более того, запускались так же и гражданские иски сторонников Тома, ставящие под сомнение соответствие Закона о Развитии СМИ конституции.

— Мы подключили все наши силы. Теперь остается лишь на судьбу уповать, – сказал Огата Генда в непривычно пустом офисе Спецназа.

Генда выпалил угрюмо с видом обиженного на весь мир ребенка:

— Не все силы.

— А?

— Моя реабилитация не закончилась вовремя, – произнес он возмущенно.

Огата расхохотался.

— Вы хотели на поле боя отправиться, даже сейчас?

Всего полгода назад его изрешетили пулями. Уже то, что он продолжал командовать Спецназом во время своей реабилитации, считалось необычным.

— Пожалуйста, не увлекайтесь, не заставляйте Орикучи-сан снова волноваться.

— Это уже слишком. От тебя мне это слышать необязательно.

За мрачным тоном Генда явно скрывалось чувство вины, что лишь еще больше развеселило Огата.

Слушание Верховного Суда продвигалось, начался сезон дождей.

В тот вечер Тедзука Сатоши появлялся в переходящем репортаже, так что некоторые спецназовцы остались в офисе с Генда у телевизора. Среди них был отряд Додзе вместе с Шибасаки.

Тедзука пытался уйти домой, настаивая, что у него есть дела, но Ику и Шибасаки остановили его.

— Брось, не будь таким!

Старания его брата в этой битве начали смягчать сердце Тедзука, но он так упрямо цеплялся за свою враждебность до сих пор, что ему нелегко было быть честным с собой. Для двух девушек это было веселое зрелище.

Фактически, он не настолько сопротивлялся Ику и Шибасаки, чтобы и правда домой уйти. Прошли времена, когда он мог сбить с ног Ику, чтобы до двери добраться – а может, и хрупкую Шибасаки тоже.

С момента начала дела Тома оно мелькало на первых полосах новостей вместе с новостями о террористической атаке, но, поскольку о подробностях атаки уже все рассказали и новых событий не происходило, постепенно ему уделялось все больше внимания.

— А теперь для нас прокомментирует ситуацию Тедзука Сатоши… стойте? Что?! – Ведущая, словно забыв о камерах, приложила руку к уху; вероятно, у нее был наушник.

Вспомнив, что работают камеры, она прочистила горло. В ее руке появилась бумага с текстом, и она изо всех сил старалась смотреть на камеру, даже когда ее взгляд скользил мимо.

Она прочитала:

— Когда Тедзука Сатоши попробовал зайти на студию, бандит с опасным оружием… ножом… напал на него перед зданием.

— Что за?!.. – Тедзука резко подскочил, его стул упал на пол.

— Тедзука, сядь и смотри, – произнес Генда, сидевший дальше всех от телевизора. Его тон был таким резким, что граничил с отповедью. – Этот экран – быстрейший способ получения информации. Замолкни и продолжай смотреть.

Ику робко подняла стул Тедзука, а Шибасаки тянула его за рук до тех пор, пока он не сел назад.

— Его появление на нашем шоу сегодня… Не могу поверить!

Ведущая была не виновата, что не смогла спокойно дочитать текст до конца.

— Простите, я опоздал. – Перебил ее сам Тедзука Сатоши, который поздоровался, беспечно заходя в студию.

— Т-тедзука-сан?! Я думала, Вас увезли в больницу!

— Похоже, история исказилась в процессе. На меня и правда напал какой-то бандит, но благодаря отличной охране из Сил Библиотеки, я без единой царапины ушел. Один из моих телохранителей получил мелкую травму, задерживая преступника, так что его увезли в больницу.

— …Слава Богу, – Тедзука тихо вздохнул, словно не хотел, чтобы его услышали. Остальной отряд Додзе и Шибасаки притворились, что ничего не слышали.

«Бип-бип-бип!» – раздался стандартный сигнал вызова. Тедзука достал свой мобильник и прижал его к уху.

— Да?.. Отец, привет. Да. Я видел. Я – думаю, он в порядке.

Хм? Ику склонила голову набок, рассматривая телефон Тедзука. Она готова была поклясться, что точно такой же был у Шибасаки.

После короткого разговора Тедзука повесил трубку и вернул телефон в карман. Внимание Ику снова переключилось на телевизор, когда снова заговорила ведущая.

— Только что сообщили: нападающим был тридцатилетний мужчина, участник группы сторонников Закона о Развитии.

— Думаю, этот инцидент просто показывает нам, что собой представляет Закон о Развитии СМИ, – мягко вмешался Тедзука Сатоши, идеально рассчитав время. Он был словно актер, и каждая студия, в которую он попадал, становилась его сценой. – Группы сторонников Тома-сенсея и противников  Закона о Развитии никогда не нападали на сторонников Закона. Они честно, усердно трудятся, чтобы донести до окружающих свою точку зрения, собирают подписи, выступают с речами, раздают листовки. А что же сторонники Закона о Развитии? Они пытаются запугать неугодного оппонента методами вроде сегодняшнего. То же самое было на Окружной Художественной Выставке в Ибараки. Как все вы знаете, такие группы сторонников Комитета по Развитию СМИ есть по всей стране.

— Кто бы говорил! Чья бы корова мычала!

Ядовитые замечания Тедзука вернулись. Возможно, этот означало, что ему лучше.

— Он просто пытается максимально использовать этот инцидент, – заметил Генда. Он повернулся к Огата. – Кто сегодня за охрану отвечал? Узнай у Сил Обороны и отправь открытку с пожеланиями выздоровления.

Огата потянулся к ближайшему телефону.

— Но… Я думал, сторонники Закона о Развитии не станут Тедзука Сатоши трогать, – произнес Додзе, намекая на «атомную бомбу» Тедзука Сатоши.

— Скорее всего, это опрометчивый поступок второсортной группировки, не знающей всей истории. Преступник – или вся группировка – может исчезнуть. Записи в их семейных реестрах можно изменить; так что и следа от них не останется.

— Командир, как-то Вы со знанием дела об этом говорите, – робко вмещалась Ику. – Вы меня пугаете.

— Потому что это правда, – заявил Генда все тем же равнодушным тоном.

Когда выступление Сатоши закончилось, Тедзука встал и вышел из офиса. Шибасаки пошла следом.

Ику начала было подниматься, намереваясь двинуться за ними, но после короткого мига села назад.

Возможно, дело было в телефоне, который она заметила. Почему-то ей просто казалось, что лучше пока дать им наедине побыть.

— Держи.

Это был его собственный телефон, который он отдал ей много месяцев назад, но Тедзука не решался его взять.

Он сказал родителям, что пока они могут звонить ему на номер Шибасаки, но Сатоши он этого не говорил. Шибасаки обеспечивала им редкие скупые разговоры.

— Наверное, из студии он уже ушел. Разве он не обрадуется, если с твоего номера и правда ты позвонишь?

Тедзука все еще колебался, и Шибасаки повернулась к нему спиной.

— Ну, наверное, он так же будет счастлив, если я подробно опишу ему, что ты сделал, услышав сообщение о нападении… – Она начала открывать телефон.

— Даже не думай об этом! – сказал Тедзука, выхватывая у нее телефон. Шибасаки легко сдалась. Он снова испытал досаду, поняв, что она его разыграла.

Когда на экране появился номер Сатоши, Тедзука с глухим стуком прислонился спиной к стене коридора. Он заскользил вниз, пока не оказался сидящим на полу.

Край ее юбки колыхался на уровне его глаз; не успев понять, что делает, Тедзука потянулся и ухватился за него. Наверное, Шибасаки хотела уйти, чтобы не лезть в его личные дела, но…

— Пожалуйста, побудь со мной, – сказал он.

Шибасаки остановилась.

— Хорошо, но отпусти. Эта ткань мнется. – Она всегда оставалась женщиной прагматичной.

Он набрал номер и теперь считал гудки. В процессе он сбился со счета и начал заново; Сатоши взял трубку после третьего гудка.

— Алло, это Тедзука Сатоши. Шибасаки-сан?

То, что он спросил это совершенно обычным тоном, почему-то действовало Тедзука на нервы.

— …Это я.

— Хикару! Никогда так своей ошибке не радовался. Ты волновался за меня?

То, как радостно ты об этом спрашиваешь, не дав мне ничего сказать, одна из черт, которые я в тебе ненавижу! Даже с такими мыслями он не мог забыть, как болезненно дернулось его сердце, когда по телевизору сообщили, что Сатоши едва не получил удар ножом.

— Смерти я тебе не желаю. Отец тоже волновался. Ты точно не ранен?

— Да, я в порядке. В Силах Обороны отличные охранники.

— Само собой.

— По дороге домой я заеду в больницу навестить раннего телохранителя.

— Это тоже само собой разумеется.

— Пожалуй, так и есть.

Тедзука пошарил взглядом вокруг, словно искал, что сказать. А затем встретился взглядом с Шибасаки. Женщина, которую он трижды целовал, но между ними ничего не изменилось. Не было никакого подтверждения, что она теперь ему принадлежит или он – ей. Она склонила голову набок, словно ей было интересно, как же он поступит.

— …Смерти я тебе не желаю, так что береги себя. Я не справлюсь, если ты умрешь, а твоя атомная бомба сработает.

На другом конце линии Сатоши весело рассмеялся.

— Скажу тебе спасибо за заботу, потому что знаю: ничего лучшего из тебя сейчас вытянуть. Ты тоже береги себя. И передавай привет Шибасаки-сан.

Последнюю часть можно опустить, подумал он, без единого слова вешая трубку. Он вернул телефон усмехнувшейся Шибасаки.

— …Боже, разве не задушевный братский разговор вышел? Особенно младший брат…

— Замолкни, отстань от меня.

— Достойные слова после того, как попросил меня с тобой побыть!

— Шибасаки. – Шибасаки обернулась, и Тедзука ответил фразой, только что пришедшей ему в голову. – Иногда ты как старуха говоришь.

— Как… Как ты смеешь! Это худшее, что ты мне сказать мог! Взял и назвал женщину вроде меня с… ста… – Она была слишком гордой, чтобы даже просто произнести это слово.

Шибасаки раздраженно топнула ногой, а Тедзука бросил через плечо «Спасибо» и ушел в раздевалку. В офисе он со всеми делами покончил. Возвращаться туда ему не хотелось.

— А? Где Тедзука? – спросила Ику у Шибасаки, которая одна вернулась.

Шибасаки заскрежетала зубами и ответила:

— Если ты об этом неблагодарном, он ушел после трогательного разговора со своим братом. Вот и все!

— Какого черта? Что за отношение? Вы поссорились?

— Нет, конечно! Я не настолько близко дружу с Тедзука, чтобы ссориться с ним!

Эм, судя по твоему настроению, вы чертовски сильно поссорились, подумала Ику, но говорить это вслух Шибасаки побоялась.

* * *

Ситуация с Тома и Законом о Развитии не означала, что они могут другими своими обязанностями пренебрегать.

Пока текла их повседневная жизнь, сменился сезон, и началось лето.

Лето выдалась странным – каждые выходные на округ Канто обрушивался или задевал его тайфун.

А затем, в день, когда на Канто обрушился сильнейший тайфун, Верховный Суд вынес вердикт по делу Тома.

___________________________________________________

[1] «Праздник Девочек» или «Праздник Кукол». Один из главных японских праздников, отмечаемый 3 марта.

[2] Район Токио, центр политической жизни Японии.

[3] Моти – лепешка из истолченного в пасту клейкого риса. Вагаси – традиционные японские сладости из натуральных продуктов, отличаются менее сладким вкусом.