Богиня Отбросов и Золотой Монеты (Новелла) - 9 Глава

Воскресное утро в самый разгар сезона дождей встретило нас чистым небом над головой.

Куда ни глянь, на десятки километров вокруг ни облачка. Небосвод сиял чистотой нетронутой синевы насколько хватало взгляда, а погода была столь прекрасной, что казалась скорее вульгарной подделкой, всего лишь проекцией на скучную реальность. Всё вокруг представало будто декорациями к театральной постановке. Занавес уже опущен, и остаётся лишь ждать, пока кто-нибудь не сложит и не уберёт реквизит на склад.

От такого зрелища по коже пробежали мурашки.

Как ни старайся, пьеса окончится на собственной ноте. Даже живи я в мире, коий всецело принадлежит мне, посторонние со своей предвзятостью суждений непременно вмешались бы в мою историю.

Пред нами лишь сладостное забвение.

Неизбежная гибель сознания. Ночной кошмар длиною в вечность. Петля, простирающаяся в пустоту.

Каждый прожитый день — ещё один шаг к костлявой. Кто знает, проснёшься ли ты завтра.

У людей не так много времени, чтобы тратить свою жизнь на ссоры или вторжение в историю других. Они могут сотворить чувства и состряпать судьбоносные встречи, но под конец все становятся себе на уме. Вместо беспокойства о том, кого не смогли правильно понять, каждый полностью сосредотачивается на себе любимом. Вместо того чтобы проявить толику интереса к человеку, о котором хоть немного тревожатся, они лишь слепо проживают свою жизнь без оглядки на окружающих.

А затем молятся. Молятся, чтобы когда смерть наконец настигнет их, они могли встретить её с улыбкой на лице…

— …Слепит, — пробормотала я, задёргивая шторы.

Стоило мне закрыть глаза, как из прихожей донеслась трель дверного звонка.

Юу-2

Харума уже занял привычное себе место на краю дивана в гостиной быстрее, чем я успела разлить холодный ячменный чай.

За прошедшее время он стал весьма сообразительным молодым человеком. Поначалу его особа представляла собой лишь безнадёжную шавку, которая даже дорогу в туалет запомнить не могла, но дрессировка дала свои плоды. Какая же я невероятная. Я такой чудесный заводчик, что теперь могу ничуть не стыдясь брать его с собой куда угодно.

Я села по другую сторону дивана и решительно кивнула.

Так уж сложилось в семье Чигуса, что Миса всегда сидит посерёдке, но сегодня Кусаока с самого утра был с нами на её медосмотре в больнице.

Миса, не колеблясь, отвергла наше предложение побыть с нею во время процедур, сказав, что это её последний осмотр в данной больнице, которую она посетила уже бесчисленное множество раз. Со временем моя сестра превратится в весьма независимую девушку. Остаётся лишь гадать, не начала ли она расти в местах, сокрытых от моего взора. А может, она просто не хотела видеться с Харумой. Вероятность этого, думаю, не меньше 60%.

— Я сверил их, — Харума разложил целую пачку документов на диване и подвинул ко мне. — Как оказалось, список твоих пропавших клиентов и коллекция трусиков учителя немного не сходятся.

— Это немного не в тему, но сколь же забавно слышать, как ты произносишь «коллекция трусиков» с таким вот лицом.

— Тебе смешно? Мне — нет. Твой комментарий совершенно неуместен.

Лицо Харумы (которое, ну, прости и сохрани) перекосило от раздражения, что меня немного рассмешило. Он лишь недовольно цокнул языком, словно ребёнок, и почему-то это ещё больше меня позабавило. Похоже, я становлюсь смехозависимой.

— Я осмотрел дом учителя вдоль и поперёк, но так и не отыскал Марию, — устало пробормотал он. — Несмотря на увлечения, любовь госпожи Курию выглядит правдоподобно, так что не вижу смысла подозревать её во лжи…

— Не говоря уже о том, что в нашей городской легенде есть одна нестыковка, да?

Если верить госпоже Курию, её рук дело — лишь слух об исчезновении девушек, направляющихся вечером гулять в город. Но мы ведь слышали о пропаже парочек на перекрёстках — странная история, смешавшая нам все карты. Может показаться, что слух оброс деталями по мере распространения, но всё же.

— Эй, я уже сто раз говорил, что своими глазами видел, как это произошло.

— Я не верю ни единому твоему слову, так что мне всё равно.

— Не надо так. Хоть раз поверь в меня.

Кто я по-вашему, Сергей Дружко? Я бы никогда не прибегла к подобным историям, чтобы обмануть кого-то. Харума, вероятно, состряпал эту сказочку, сгорая от навязчивого желания быть со мной. Красота — то ещё проклятие. Муравьи под моими ногами обязаны мыслить креативно, коль хотят дотянуться до меня.

— Класс, так мы ни к чему не придём… Будь под рукой девушка, меня бы могло затянуть туда, и тогда бы я увидел всё своими глазами.

Казалось, Харума полностью поглощён этими мыслями, на что я лишь вздохнула без какой-либо причины или цели:

— …Святые овердрафты. Ты не оставляешь мне иного выбора.

Я изрекла эти волшебные слова (т.е. реплику, которую я обязана была произнести) и с равнодушием настоящего коллектора подняла палец вверх, орудуя этими старомодными выражениями, словно заправским револьвером:

— Раз уж ты так хочешь проверить на прочность эту городскую легенду, чем я тебе не помощник?

— Хах? Зачем это тебе?

— Зачем, спрашиваешь? Затем, что мы любим друг друга!

Харума моргнул раз, затем второй, после чего кивнул, будто чем-то удовлетворённый:

— Именно так. — Он замер. — Это ведь так? Серьёзно? — Ещё пауза. — Ладно. Да, эм, конечно.

— Правда? Эм, ладно…

— А? Что ладно? То есть на самом деле всё не так?

— Нет, я, ну… ты прав…

Слова и поступки Харумы всегда полны иронии и неприкрытой издёвки, поэтому я никак не ожидала искренней реакции. То, с каким высокомерием он ответил на шутку безупречной девушки об их классовых различиях, приравнивало его, согласно Книге Иоанны, к нечестивому грешнику. Раздражение вскипело во мне настолько, что щёки вмиг вспыхнули алым, будто бы обратившись двумя яркими рубинами, поэтому я прижала чашку к уху и выдохнула, чтобы немного остыть. Ну уж нет, хоть я и вздохнула, в этом не было никакого смысла, боже. Хм, зачем я сказала «боже»? Это потому, что у меня лицо красное? Я никак не могла унять дрожь, что уже, кажется, стала раскачивать весь дом. И причиной тому всецело был мой гнев. Иначе и быть не может.

Приди в себя, Юу.

Я сделала небольшой глоток ячменного чая и подняла безучастный взгляд на второй этаж:

— Да, кстати, Миса ведь сегодня не с нами. Возможно, она останется ночевать.

— Хм-м… — Харума залпом выпил свой чай и почему-то уставился на дно чашки. — Ах да, точно, Амане тоже сказала, что вернётся поздно.

— Хм-м, — пробормотала я, с притворным энтузиазмом считая мотыльков на потолке.

Фея молчания танцевала на наших костях, и я совершенно уверена, что на лице её отражалось неподдельное злорадство. Моя спина неистово зазудела, тело содрогалось от нетерпения. Из-за неотрывного глазения на потолок у меня ужасно затекла шея, но я понятия не имела, какое выражение мне нужно изобразить, если опущу голову.

В этом мире целый океан того, что не поддаётся никакому объяснению.

Дайте-ка подумать, кто из нас виноват в том, что моя рука на диване вдруг так потяжелела? Наилучший кандидат на роль виновника? Я бы с уверенностью заявила, что это дерзкий Харума.

Коль мнение моё таково, значит, то оно и есть на самом деле. Так уж устроен этот мир.

Харума-1

В этом мире, сотканном из моих мыслей, слишком много того, что, я уверен, совершать мне не стоило (хотя будь дело именно в этом, было бы в общем-то загадкой, почему я считаю этот мир своим), но как бы то ни было, впервые я не мог сообразить, каким же образом всё повернулось именно так.

Нет, свою часть я выполнил — сделал всё возможное, чтобы понять и даже что-то предпринять относительно этого. Но не имеет значения, с каким пылом человек бросает вызов системе, аки доблестный рыцарь кровожадному дракону, ведь не похоже, что он достигнет успеха в этом предприятии. В конце концов игра не стоит свеч.

Я всем телом откинулся на незнакомую кровать и вперил взгляд в такой же незнакомый потолок.

Лёгкий весенний бриз, проникая в комнату через открытое окно, мягко остужал мою взмокшую кожу. Я тяжело вздохнул, наполовину от беспокойства, наполовину от предвкушения, и растянулся на кровати.

Волны ярко-жёлтого света непрерывным каскадом врывались через зазор меж двух занавесок, словно разбивая штормовой барьер.

Тусклое свечение танцевало на иссиня-чёрных волосах, раскиданных по смятой простыне, на порцеляново-белой коже и, наконец, на изогнутых в улыбке устах девушки, прильнувшей к моим рукам.

Чигуса лежала ничком, завернувшись в простыню, будто в банное полотенце, а лицом уткнулась в подушку. Её плечи и ноги были полностью обнажены, и я даже мельком мог разглядеть ложбинку меж её грудей. Созерцание Чигусы, лежащей рядом, напоминало сладкое сновидение; ощущение реальности происходящего пропало без следа. Хотя лучше сказать, это было сном наяву — то, чем я грезил весь день напролёт.

В этом мире полно того, что не поддаётся никакому объяснению. Настал час встретиться с неизвестным лицом к лицу и раскрыть главную из тайн.

— Эм, можно кое-что спросить, один вопрос?

— Что именно, Харума?

— …Ты правда этого хочешь? Ну, эм… меня, — я стушевался, мой голос в конец охрип, утратив всякую уверенность.

В ответ Чигуса прижала палец к моим губам и, робко усмехнувшись, придвинулась ко мне. Хе-хе. Наши плечи сомкнулись, отчего редкие капли пота на них смешались воедино, словно брызги шампанского.

— Я хочу этого. Правда хочу. Даже если напортачишь немного, волноваться не о чем, Неуклюжаока!

— Я не об этом… О, как мило с твоей стороны сказать такое. Извини за неудобства, Чибуса.

С последним произнесённым словом ладонь девушки на всей скорости впечаталась в мою щеку. Хряк!

— А-а-а-ай! Эм, что? Ты что, серьёзно сейчас меня ударила?!

— Я всегда серьёзна.

Чигуса недовольно надула губки, мол, смотрите, какая я невинная. Она приспустила простыни вокруг груди, а затем, глубоко вздохнув, заговорила, будто бы напевая прекрасную песню.

— Вот почему я не притворяюсь, когда говорю, что рада быть с тобой сейчас, Неуклюжаока.

— О, ладно…

Раз уж это действительно так, нет никакого смысла становиться в позу и что-то возражать.

Немного помолчав, я бодро произнёс:

— В таком случае я рад, Чибуса.

Эта фраза должна была стать эдакой милой колкостью, чтобы сокрыть смущение, но вместо этого ею я лишь заработал себе очередную оплеуху, теперь уже по левой щеке. Больно! Чёрт, она что, правда так из-за груди переживает? Извини уж, но мне в любом случае начхать…

По крайней мере, такова моя версия развития событий, но в этот раз причина оказалась совсем в ином:

— Ты должен звать меня по имени. Делай как следует, — командным тоном отчеканила Чигуса и отвернулась от меня, поэтому теперь я вёл разговор с её спиной.

— Чигуса?

Ответа не последовало. Я безуспешно пытался привлечь её внимание бесчисленное множество раз, но она лишь упорно игнорировала мои жалкие потуги, насупившись от раздражения.

…Что значит, если я когда-либо и собирался это сказать, сейчас самое время:

— Юу.

Стоило мне окликнуть её по имени, Юу вдруг подорвалась с кровати. Мягкие пальцы девушки коснулись моей кожи, и нежный шёпот защекотал ухо:

— Лишь кто-то особенный может звать меня по имени. Я — ценнейший, премиальный актив. Готов ли ты заплатить мне всей своей жизнью?

— …Прям всей-всей? Сделка так себе, если честно.

В этот раз я отхватил по обеим щекам одновременно, словно меня пытались сплюснуть. «Больно же, я сказал», — мысленно запротестовал было я, но этому намеренью не суждено было обрести форму голоса. Юу отрезала мне любые пути к отступлению, и всё, что я мог видеть, — лишь её лицо.

Наши тела сплелись вместе, и кровать ощутимо зашаталась, будто на ней катался кит. Деревянная конструкция без устали поскрипывала, и, казалось, вот-вот развалится от тряски и раскачивания.

Ухватиться было не за что, поэтому я даже не пытался нащупать опору. Наши лица потянулись друг к другу в полном согласии, ведь мы оба этого хотели.

Наши губы соприкоснулись, и Юу сладко застонала: «Ах…»

Она устремила взор своих больших, бездонных глаз в окно точно за мной, но, когда я обернулся, последовав её взгляду, Юу резко развернула меня обратно к себе.

Моему миру, как и моему одиночеству в нём, скоро придёт конец.

Непроницаемая тень накрыла мир. Её шелковистые, иссиня-чёрные волосы озарились ослепительным сиянием.

Это случилось внезапно, совершенно застигнув меня врасплох.

Наши губы сомкнулись в поцелуе, знаменуя конец этой истории.