Цветы (Новелла) - 2 Глава
Девятнадцать месяцев назад.
Девятый день седьмого месяца восемьсот тридцать третьего года по имперскому календарю.
Я летела, широко расправив крылья.
«Ещё немного! До цели совсем немного!»
Встречный ветер трепал чёлку, далеко внизу проносились зелёные луга, а сверху простиралось прекрасное синее небо.
Ничто не предвещало беды.
«Я должна победить!»
Я представила, как пересекаю финишную черту, и чуть не сбилась с дыхания от волнения.
Победитель Гранд-рулы получает право встретиться с императором и попросить его о чём-нибудь. Я же хочу сказать: «Ваше Императорское Величество, пожалуйста, восстановите в правах род Гигантеум».
Шесть лет назад наша семья подверглась гонениям. Всё из-за отца. Он, придворный аристократ, резко высказался в адрес тогдашнего правителя. Это расценили как государственную измену.
Гигантеумов лишили титула, отобрали имущество и разлучили. Нас, трёх сестёр (младшей тогда было всего три года), отдали родственникам. Мать тяжело заболела и вскоре умерла.
Настали тяжёлые времена. Я рабыней трудилась на благо людей, которых не видела ни разу за всю жизнь. Конечно, они неплохо кормили меня, но через год продали работорговцу, словно какую-то вещь. К счастью, я вовремя спохватилась и удрала из его повозки.
Иронично то, что именно тогда я обнаружила в себе талант к рулу, то есть полёту. Разогналась так, что ни один из подручных работорговца не догнал меня.
В одиннадцать лет я стала бродяжкой.
Надеясь на чудо, я старательно копила деньги и оттачивала качества рулера, чтобы пройти испытание — бездарей и неучей к нему не допускали — и подняться с самого дна, на которое меня швырнула судьба.
«Дождись меня, Хина!»
Если я одержу победу, император восстановит Гигантеумов в правах, и тогда мы с сестренкой Хинарикой будем жить вместе.
Это моя единственная мечта.
Дело в том, что семьи предателей могут жить вместе, только получив разрешение императора. Конечно, я могу выкрасть сестру, но тем самым пойду на тяжкое преступление. Нет, надо просто победить, и всё наладится.
«Вижу!»
Впереди сверкнула серебряная стрела Небесной башни, на вершине которой развевался флаг Эль-Фрал. Так, надо взять немного в сторону, и вот она — финишная прямая.
Поля и леса мелькали смазанными пятнами.
Я летела прямо к славе, к мечте, к сестре, которая верила в меня.
Я уже приготовилась к последнему рывку, как вдруг…
«?!»
Правое крыло взорвалось вспышкой боли. Казалось, в него ударила молния.
«А-а-а?!»
Привольный простор небес мгновенно обратился круговоротом хаоса. Ветер бил в уши, я утратила чувство пространства, перестала различать верх и низ и понимала только то, что лечу прямо навстречу тёмной земле.
«П-п-падаю, падаю! Нет, нет, не-е-е-е-е-е-ет!!!» — мысленно завопила я и… врезалась.
Я вздрогнула и проснулась.
«Опять?..»
Обычно повторяющиеся кошмары со временем выцветали и забывались, но мой страх не ослабевал. Наоборот, в последнее время он даже усилился.
Наступил седьмой день работы в «Ахиллесе».
«Снова холодрыга…»
Я отбросила одеяло и встала.
В лавке было темно, Гарет ещё спал.
Тише мыши, чтобы не разбудить его, я, опираясь на трость, прошла на кухню и приступила к привычной работе. Первым делом налила воды из кувшина и достала из корзины с овощами морковь. Приготовлю сегодня её. Кстати, это перистая морковь. Она так называется потому, что её листья похожи на перья. А ещё, созревая, она сама выпрыгивает из грядок.
Морковь, редька, лопухи… Здесь, значит, овощи?
И тут мои уши уловили звон металла.
«Ага, вот и Гарет проснулся».
Этот звон наполнял «Ахиллес» с раннего утра и до позднего вечера. Крыльевик всегда трудился не покладая рук.
Гарет Маркус, мой временный работодатель.
Нелюдимый, дерзкий, постоянно «тыкает», затыкает мне рот, резко акает, когда я его зову. Из-за шрама на лице ассоциируется у меня со свирепым хищником… или с высоченным деревом. Находиться рядом с ним неуютно.
«И всё же…»
В первый же день он грубо бросил: «Вот, держи» — и подарил мне кресло-каталку. Старое, но ухоженное и удобное. Как Гарет потом пояснил, он сам ездил на нём, пока не сделал ножной протез.
«Так, теперь внимательнее».
Когда вода закипела, я принялась за курятину.
Кулинария — мой конёк. И не только она. Без ложной скромности могу заявить, что я мастерски выполняю всю работу по дому: стираю, убираю, шью. Наверное, среди аристократов нашей обширной Империи Виндал так умеем только мы с Хинарикой.
Быстро разобравшись с курятиной, я принялась за резила, шестикрылую птицу. Из его крыльевых косточек получается вкусный бульон, поэтому я тщательно отделила их и отложила на потом, а затем вонзила нож прямо в тушку…
— Буффо! Буффоа-а-а-а-а-а!
«А, он!»
Я невольно застыла, совершенно забыв про мясо.
Ежедневное «сражение» началось.
Сглотнув, я подъехала к чёрному входу. Там, за дверью, стоял мой природный враг.
«Битва. Это битва».
Я неуверенно взялась за ручку, потянула дверь и заглянула в щёлку.
Тихонько, тихонько, Фрезия…
— Буффо!
— Кх!..
Лицо заляпало тёплой жидкостью.
К счастью, я успела закрыть глаза и вытерла её тыльной стороной ладони. Белая, липкая, вонючая…
У-у! У-у-у-ух!
Нет, Фрезия! Так, глубокий вдох, выдох. Спокойнее. Не смей терять голову. Сегодня у тебя всё получится…
— Буффо! Бу-уффо! Бу-у-у-у-у-уффоа-а-а-а-а!
Что-то внутри меня хрустнуло и сломалось.
— Ах ты наглец!
Я со стуком распахнула дверь и въехала в примыкавшую к дому конюшню.
В стойле стоял белый пега, сложивший четыре крыла.
— Конь! — воскликнула я, тыча в него пальцем. — Когда же тебе надоест унижать меня?!
— Буффо! (Еды!)
— Ты оскорбляешь не только меня, но и весь род Гигантеум!
— Бу-уффо! (Дай еды!)
— Коняга! Ты меня вообще слушаешь?!
— Бу-уффоа-а-а! (Да дай ты мне поесть!)
Заржав, конь лягнул пустую корзину.
Его зовут Буффон. Думаю, понятно почему. В первый же день Гарет рассказал, что получил его вместе с лавкой от учителя-крыльевика.
Я обязана кормить Буффона три раза в день. А ещё у меня почему-то такое чувство, что я начинаю понимать язык лошадей.
— Буффо! (Еды!)
— А ну не безобразничай!
Какое там единство всадника и лошади. Мы были несовместимы от слова «совсем».
Во все стороны летели слюни, в ушах стояло ржание, с меня слетела одежда, грудь подпрыгнула…
И когда наше сражение уже подходило к концу…
— Да заткнитесь вы!
С громогласным воплем в конюшню влетел Гарет. Я взвизгнула и поспешно прикрылась.
— Слушай, ты! — прорычал Гарет, ткнув в меня пальцем. — Я тебе сколько раз говорил: ухаживай за конём тихо!
Семь раз, кстати говоря.
— Да у тебя конь хуже некуда!
— Не вали всё на коня!
— Да он меня всю слюнями забрызгал!
— Он же конь!
— Да он, да он!..
— Всё, хватит! Просто возьми и сделай всё нормально!
— А я и делаю нормально! Просто твой конь… никак не поймет, что он — домашнее животное!
— Это ты никак не поймешь, что работаешь здесь!
— Буффо! Буффо-о-о-о-о-о-о! (Еды! Дайте мне уже еды!)
— Да заткнись ты! — хором заорали мы.
Седьмая ссора, и никакого прогресса.
Как обычно, мы немного посверлили друг друга взглядами…
— Ха!
— Хмф!
…И отвернулись.
День клонился к вечеру, от всего вокруг протянулись длинные тени.
Я проголодался.
Фрезия ловко накрывала на стол. В свободном светло-коричневом платье и с простой, но милой прической она выглядела скорее как молодая жена, а не как работница. Кстати, платье она сшила сама из моей старой одежды. Вообще, каждый день с ней приносил всё новые и новые сюрпризы. Я даже начал сомневаться, что она была аристократкой.
Принеся, наконец, горячий горшок, она подкатила кресло-каталку, с которым уже свыклась, к своему стулу и перебралась на него.
— Ну что, приятного аппетита, — сказала она, а потом сложила руки в молитвенном жесте и прикрыла глаза. — Виндия, наш великий небесный Бог, большое спасибо за еду на нашем столе.
Ужин начался.
Ха, нет, ест вилкой и ножом, да так аккуратно. Точно аристократка.
«Хм…»
Я задумчиво взял кусок хлеба.
Старательная — вот как можно описать Фрезию одним словом. Встаёт до рассвета и готовит, днём убирается, шьёт и ходит за покупками, да и вечером не сидит без дела. Совсем не отдыхает.
Но больше всего она старается во время упражнений. Я уже ухожу спать, а она до поздней ночи укрепляет крылья. Каждый день. И практически не отдыхает. Обычному человеку не хватило бы силы воли.
«Выходит, она серьёзно готовится… к Гранд-руле».
После ужина она наполнила ведро водой и принялась мыть посуду, изредка прерываясь, чтобы подышать на замёрзшие руки.
«Хмурится. Думает о чём-то», — отметил я и мельком глянул на её тонкие пальчики.
Внезапно Фрезия замерла.
«Оно?»
— Пока!
— До завтра!
Мимо окна промелькнули два силуэта. А-а, ну да, дети по домам разлетаются, обычное дело.
Фрезия какое-то время смотрела в окно, но, когда детей не стало, вернулась к посуде.
Иногда с ней такое бывало. В такие моменты её лицо омрачала тень печали. Единственная, наверное, слабость, которую она позволяла себе.
«Хм».
Доев суп, я встал со стула.
Ладно, её мысли — это не мое дело. Я всего лишь выполняю свою работу.
И тут…
— Гарет… — окликнула меня Фрезия.
— Чего? — Я обернулся.
— М-м… — Девушка поколебалась. — Можно я тоже… зайду в мастерскую?
Ого, надо же, разрешение спрашивает? Эта нахалка? Не иначе как мир перевернулся.
— Хочешь посмотреть, как я делаю крылья?
Фрезия напряжённо кивнула.
«Эх, не люблю, когда у меня над душой стоят. Хотя…» — Я вспомнил, какое она делала лицо, когда смотрела на детей.
— Как хочешь.
Мастерская.
Впервые я здесь.
Ого, а тут, оказывается, просторно. И окна во всех стенах. И ветерок слабый дует.
Гарет закатал рукава и завязал на голове платок, затем сел на низкий, покрытый подпалинами стул и взял молоток.
— Отойди, а то искрами засыплет.
— Угу.
Я сделала полшага назад и привстала на цыпочки, чтобы всё видеть.
Гарет взял в левую руку щипцы, зажал ими лист металла, ладонью чуть выгнул его и бросил в горн. Вскоре серый металл, источая белый дым, нагрелся и стал ярко-жёлтым.
«Что он делает?»
Потом Гарет достал его, положил на наковальню и взмахнул молотком. Звон был таким громким, что мои руки сами устремились к ушам.
А крыльевик всё бил и бил. Металл, казалось, злился на него и плевался искрами при каждом ударе.
Искры, звон, искры, звон…
На первый взгляд, работа мастера была очень однообразной. Но потом я заметила, как заготовка изменилась и приняла форму… пера. Длинного тонкого пера.
«Это поразительно… Настоящее волшебство!»
Грубая квадратная пластинка раз-раз — и превратилась в гладкое обтекаемое перо. Даже я, полный ноль в ремесле, поняла, что оно пойдёт на крылья.
— Снежнопепельник, — негромко сказал Гарет.
— Что?
— Я делаю крылья из металла под названием снежнопепельник, — пояснил он. — На одну пару уйдёт как минимум сто таких перьев.
— Ого…
— Вот так я и кую перья из снежнопепльника одно за другим.
— А он дорогой?
— Дороже меди или железа, но дешевле чистых кристаллов.
— Но ведь металлические крылья получаются тяжелыми, разве нет?
— Снежнопепельник — самый лёгкий из металлов. Потому-то из него и делают крылья. Изначально он…
И Гарет рассказал мне, как появились искусственные крылья.
Давным-давно люди с ранеными крыльями оставались на земле до самой смерти. Остальные считали их существами второго сорта, иногда дискриминировали, иногда преследовали. Около ста лет назад группа мастеров протезирования решила положить этому конец. Для этого они изобрели первые рукотворные крылья. Конечно, они были большими и тяжёлыми и позволяли продержаться в воздухе не более пяти минут.
Преемники мастеров подхватили эстафету. Они шли долгой дорогой проб и ошибок и, наконец-то, сорок лет назад открыли лёгкий снежнопепельник. С тех пор искусственные крылья вошли в нашу жизнь.
— Есть даже такая поговорка: десять лет бей, три года создавай.
— И что она означает?
— Что нужно десять лет учиться, прежде чем у тебя начнёт что-то получаться. А вот это — главный инструмент крыльевика, — сказал Гарет и с простодушной улыбкой поднял молоток. Как ребёнок с любимой игрушкой, ей-богу.
«Странный он».
И, кажется, впервые наш разговор не закончился руганью.
○
Как говорят у нас в Виндале, время летело как пега. Я и сама не заметила, как проработала в «Ахиллесе» уже четырнадцать дней.
— Братец Гар, ты тут? — раздался за дверью детский голос.
— Да, добро пожаловать! — тотчас откликнулась я.
Пока Гарет трудится в мастерской, я принимаю его клиентов.
Вот и сейчас я открыла дверь и увидела на пороге мальчика.
— Ты же…
Знакомое лицо, взъерошенные светло-зелёные волосы, живые янтарные глаза.
Этот же самый мальчик был с Гаретом на лужайке, когда я впервые встретила его.
— Сестрёнка, а ты кто?
— Новый работник. М-м… — замялась я, но всё же представилась: — Меня зовут Фрезия.
— А, привет! А я Кловер, — весело ответил мальчик.
Уф, хорошо, что он никак не отреагировал на моё имя.
— Зачем ты пришел?
— Да вот…
Кловер снял со спины рюкзак и достал «их».
— А… сломались?
— Угу.
Искусственные крылья. Отличные, минимум на сто перьев. Только вот одно крыло изогнулось на девяносто градусов и расшаталось.
— Играл с друзьями и нечаянно врезался…
— Секунду. Гарет, у нас заказчик! — закричала я.
Звон металла стих, дверь в мастерскую открылась, и вышел крыльевик.
— О, Кловер! Что у тебя сегодня?
— Прости, я немного сломал их… — виновато произнёс мальчик и протянул ему крылья.
— Ого, неслабо!
— Починишь?
Гарет широко улыбнулся.
— Конечно, подожди полчаса. Поболтайся пока тут, а я мигом.
— Спасибо, братец Гар!
Тревоги как не бывало.
— Да ладно.
Гарет махнул рукой и исчез за дверью.
«Ого… — удивилась я. — А он любит детей».
К нам и до этого заглядывали, но им Гарет отвечал так: «О-о. А-а. Хм». В общем, не проявлял никакой доброжелательности. Я всё время была как на иголках.
А вот Кловеру он даже улыбнулся.
«Определенно странный тип, — думала я, заваривая чай для посетителей. — Мы знакомы уже две недели, а я до сих пор не могу понять, что он за человек».
— Сестрёнка Фре, а ты откуда? — спросил Кловер.
— Сестрёнка Фре?
— Ну, Гарет — это братец Гар, а ты — сестрёнка Фре.
— Как-то не очень.
— Не очень?
— Ладно, ничего. Зови, как нравится.
«Сестрёнка Фре…»
Впервые мне, аристократке, давал прозвище мальчик.
Ну, ребёнок, что с него взять.
Я налила себе воды. Чай — это роскошь, уж точно не для меня.
— Значит, сестрёнка Фре, ты жена братца Гара?
— Бх!
Я невольно брызнула водой и поперхнулась.
— Ч-что ты такое говоришь?!
— Ну, ты же живёшь с ним, значит, ты его жена, нет?
— Ничего подобного!
— Но ведь братец Гар — холостяк.
— Это не причина, чтобы я выходила за него!
«Ну и ребенок!..»
Я надулась, а Кловер задумчиво хмыкнул.
— А ведь братец Гар крутой…
— А?.. Это он-то крутой?
— Да! Ещё какой крутой! — со сверкающими глазами повторил он и добавил: — Раньше он был рулером!
«Э?»
Я застыла.
— Кловер, что ты сейчас сказал?
— Что братец Гар был рулером…
«Рулер? Он?»
Рулер — это профессиональный спортсмен-летун. Империя Виндал часто проводит гонки. Рулеры участвуют в них и выигрывают денежные призы.
Естественно, мир гонок суров. Бездаря там вмиг сожрут.
— Кловер, слушай… — серьёзно проговорила я. — Ты говоришь правду?
— Абсолютную. Ведь он…
И тут…
— Кловер, всё готово.
…из мастерской вышел Гарет с починенными крыльями.
— Спасибо, братец Гар! — Кловер подбежал к нему и с радостной улыбкой забрал их. — Можно попробовать?
— Конечно!
И они вдвоем вышли из лавки.
«А, стой!»
Я хотела ещё поговорить с Кловером, но его уже и след простыл.
○
На следующий день.
Я была голой. Совершенно. Сидела в ванне, погрузившись в воду по плечи. А Гарет как ни в чём не бывало стоял рядом!
Как он объяснил, эта ванна предназначалась не для купания. Заказчик погружался в особую жидкость, которая через некоторое время застывала, и получался слепок с крыльев. По этому образцу Гарет делал сперва временные крылья, а потом и настоящие.
Ну, я рада, что он объяснил, как это работает, но…
«У, у-у-у-у-у-у-у!..»
Как же неловко!
Я старательно прикрывала одной рукой грудь, а другой — нижнюю часть тела. Но, несмотря на все старания, ничего не получалось. Более того, ещё и вода была прозрачной, так что Гарет прекрасно видел мои бёдра. Убью его.
Мне пришлось раздеться, потому что «особая жидкость» не застыла бы нормально, если бы к ней примешались шерстинки, ворсинки и всякое такое.
Вот только не обманул ли меня Гарет?..
— Вот и всё.
Он насыпал в ванну сомнительный белый порошок, потом принёс стул и сел, отвернувшись к стене.
А у меня перед глазами плавали круги.
«Мужчина. Здесь мужчина. А я голая. Как так?..»
— Эй, ты не заболела? У тебя всё лицо красное.
— Н-н-н-не смей смотреть на меня.
— Ладно, ладно.
— Е-е-если посмотришь, убью, понял? А потом п-покончу с собой, понял?
— Так это двойное самоубийство будет. Как у парочек.
— И-и сколько мне так сидеть?
— Ну… — протянул Гарет. — Часа три.
Отчаяние, тлен и безнадёжность.
— Матушка на небесах, защити мою невинность…
— Чего ты там бормочешь?
«У-у… Ну почему?..»
Я сидела, зажмурившись, и ждала, ждала, ждала…
Гарет же вовсю зевал и с хрустом разминал шею. Наверное, он почти каждый день этим занимался.
Через какое-то время вода действительно начала густеть и превратилась в некое подобие желе. Тело как будто теряло вес.
Когда жидкость побелела и скрыла наготу, я позволила себе немного расслабиться.
— Гарет.
— А? — грубо, как и всегда, откликнулся он.
— Можно задать один вопрос?
Когда я видела своё голое тело, голова не соображала из-за смущения, но сейчас любопытство перевесило.
Я набрала в грудь воздуха и выпалила:
— Что ты делал до того, как стал крыльевиком?
— А?
Гарет знал о моём прошлом, а я о его — нет. Узнала от Кловера, что он был рулером, и с тех пор не могла выкинуть это из головы.
— Ну, сейчас ты мой наниматель, но раньше мы были рулерами. Это немного роднит нас, да?..
— Эй! — резко воскликнул он. — Что ты сказала? Рулерами?
«Чёрт!»
Я слишком поздно поняла, какой просчёт допустила.
— А, ясно… — проговорил Гарет, скребя затылок. — Кловер проболтался, да?
— …
Терзаясь угрызениями совести, я не выдала мальчика. Впрочем, Гарет и сам обо всём догадался.
— Вот же блин.
«Прости, Кловер», — мысленно извинилась я и, справедливо рассудив, что раз сказала «А», то надо говорить и «Б», продолжила:
— Так это правда? Почему же ты стал крыльевиком?
— Рот закрой. Это тебя не касается.
— А? — надулась я. — Может, хватит так разговаривать?
— А-а?
— Рул — это спорт джентльменов. Если ты тоже рулер, будь добр вести себя учтиво. Прежде всего, ты…
— Ага-ага, ещё поучи меня! — закричал Гарет.
Началась наша обычная ссора.
— Может, будешь брать с него пример, хоть немного?
— А? Это с кого это «с него»?
— С Оскара Уингбаллета.
Гарет застыл. Как будто время остановилось.
«?..»
Впрочем, я не придала этому особого значения и продолжила:
— Если ты один из рулеров, то должен был слышать об Оскаре.
— …
Ноль реакции.
Оскар Уингбаллет — легендарный, прославившийся на весь мир рулер. Автор рекордного числа побед в Гранд-руле — он занимал первое место шесть лет подряд. Несмотря на то, что он ушёл из спорта, юные девы продолжают вздыхать по нему. Вот только на людях Оскар показывается очень редко.
— Эй, что с тобой? — прищурившись, спросила я.
— Ничего, — коротко буркнул Гарет и добавил лишь затем, чтобы поддержать разговор: — И что там с этим твоим Оскаром?
— Я говорю, что тебе следует взять с него пример и разговаривать повежливее.
— Значит, Оскар был весь из себя джентльмен?
— Конечно! И все об этом знают. Неужели ты не слышал?
— Да слышал, слышал.
Привычной толстокожести как не бывало.
«Странно».
Ну да ладно, главное, инициатива перешла ко мне, надо дожимать.
— Скажу ещё раз: бери с него пример.
— Э-эй.
— И вот ещё что. Да будет тебе известно, в детстве я встречалась с ним.
— Что?! — удивился Гарет.
— А, удивился? Да-да, я.
И я гордо поведала ему эту историю.
Тогда мне было всего семь лет. Я гуляла неподалеку от дома и неожиданно встретила Оскара. Он научил меня основам полёта. Это одно из самых дорогих для меня воспоминаний.
— На память о полётах Оскар подарил мне дудочку…
— Фрезия, — резко прервал меня Гарет.
— Что?
— Где ты встретила Оскара?
— Дома, в Ливзе. Рядом с тренировочной площадкой рулеров.
— А-а… — загадочно протянул он так, будто что-то уяснил для себя.
— А что?
— Не, ничего… Кстати, — он внезапно сменил тему. — Попробуй пошевелить рукой.
— Что?
Я так же быстро переключиться не смогла.
— Не вставай, просто подвигай рукой.
— Эм…
Я напряглась, но жидкость уже схватилась, и я сдвинулась хорошо если на пару миллиметров.
— Не могу.
— Отлично. — Гарет встал со стула. — Вот так и сиди ещё два часа. Если что, зови, я в лавке.
И он слишком уж быстро удалился.
— Постой!
Обрывки разговора повисли в воздухе, но я ничего не могла с этим поделать, просто смотрела на закрывшуюся дверь.
Этим же вечером.
Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Через окно падал свет луны, и развешенные на стенах крылья казались серебристыми призраками.
Прислушавшись, я уловил голос Фрезии.
— Девяносто… шесть, — считала она подходы.
Она делала основное упражнение рулеров — крыльевую стойку, то есть нарочито медленно до конца разводила и складывала крылья. Тем самым она развивала крыльевые грудные мышцы, которые работают во время полёта.
Фрезия занималась каждый вечер, после того как заканчивала дела по дому.
У всех профессиональных рулеров мощные крыльевые грудные мышцы. Именно благодаря им мы способны подниматься в небо так же легко, как и птицы. Если вдаваться в детали, у мужчин накачанная грудь, а у женщин большие груди. Пик развития мышц приходится на подростковый период, поэтому большую часть знаменитых рулеров составляют девушки с выдающимися формами.
«И всё-таки я не понимаю, как так получилось?»
Я нахмурился, вспомнив слепок крыльев Фрезии.
Её так называемый рассекающий ряд — то есть кончик крыла — был отрезан чересчур сильно.
«Это очень и очень странно».
Даже если она при падении сломала бы кости, ей ампутировали бы только повреждённую часть, а так… Да и шрам выглядел неестественно, как будто хирург нарочно отрезал лишнее.
Фрезия молчала, а я особо не настаивал. Не хотел вытягивать из неё правду ценой душевных терзаний.
«Надо бы тихонько покопать в этом направлении, — решил я, перевернулся на другой бок и, махнув рукой, случайно задел что-то. — А?»
Это была медаль.
«Ах да, я же недавно достал её».
Золото сверкало так, будто и не прошли шесть долгих лет.
«Эх, старые добрые времена», — с затаённой тоской подумал я и провёл пальцем по рельефным буквам, складывающимся в слова: «Победитель сто десятой Гранд-рулы».
А внизу стояло имя.
«Оскар Уингбаллет».