Даже смерть не разлучит нас (Новелла) - 2 Глава
Фамилия молодого человека была Цинь, а выглядел он как студент. Зная это, Шэнь Ляншэн задумался, не начать ли его поиски в университетах Тяньцзиня. Однако эти мысли остались лишь в темноте его спальни. Стоило ему распахнуть шторы и впустить в комнату утренний свет, солнечные лучи быстро их развеяли. Его внимание отвлекли запланированные на утро дела, и когда он в следующий раз вспомнил об этом за обеденным столом, уже казалось нелепым тратить столько времени на чьи-то поиски.
Годы выживания за границей сделали его корыстным и эгоистичным, научив взвешивать, сколько затратить усилий и какую сможет приобрести выгоду. Если бы он очень захотел найти того, с кем однажды встретился случайно, это не было бы невозможно, но трудности того не стоили.
Пока разум был замутнён желанием, перед его ним стоял смутный образ, но с восходом солнца он растаял, словно испугался дневного света. Как ни прекрасен был тот призрак из его сна, он не мог сравниться с настоящим живым телом. Вокруг молодого господина Шэня увивалось достаточно женщин. А тот сон больше не повторялся.
Прошла весна. Ей на смену пришло лето, а вскоре и оно подошло к концу. Завершилось строительство Большого театра, и город бурлил в ожидании открытия. Первым показывали «Собрание героев»[1], куда пригласили многих известных актёров. Билеты распродались очень рано, и в день спектакля у входа в театр собралось множество народа. Одни надеялись перекупить билет, другие выкрикивали предложения о продаже – повсюду царили суета и гам.
———————————
[1]Оперный спектакль по мотивам 45-й главы романа «Троецарствие». Здание театра было завершено в августе 1936 года, а церемония открытия состоялась 19 сентября
———————————
Шэнь Ляншэн не был любителем оперы, но его семья участвовала в строительстве и была одним из основных акционеров театра, так что он был вынужден прийти на открытие.
Движение по 20-й улице, куда подъехала машина Шэнь Ляншэна, было затруднено. У него не было терпения ждать, так что, он велел водителю оставаться, а сам вышел, чтобы дойти пешком. После убийства Сунь Чуаньфана прошёл почти год, и с тех пор ничего подобного не случалось, так что Шэнь Ляншэн больше не брал с собой телохранителей. Его сопровождали лишь спутница и секретарь Чжоу. Последнему было около тридцати. Узкое лицо, густые брови и большие глаза. Он не только радовал глаз, но и был крайне полезным помощником, правой рукой Шэнь Ляншэна.
Женщина была одета по последней моде, но каблуки замедляли её шаг. Долго прожив за границей, Шэнь Ляншэн никогда не забывал о манерах, и не торопил её. Он медленно шёл рядом, как и положено джентльмену, поддерживая её под руку.
– Винсент, что насчёт приёма, про который я рассказывала в прошлый раз, у тебя найдётся время пойти?
Шэнь Ляншэн всегда просил своих спутниц называть его только иностранным именем. На вопрос он без интереса ответил:
– Придёт время – посмотрим.
Девушка не была глупой и не стала настаивать. Однако, пройдя несколько шагов, заметила, что мужчина рядом с ней внезапно остановился. Она попробовала проследить за направлением его взгляда, но видела лишь море голов.
Шэнь Ляншэн понятия не имел, как ему удалось в этой огромной толпе разглядеть человека, которого он не видел несколько месяцев. Всё та же высокая и тонкая фигура, но в этот раз он был одет не в платье с запахом, а в голубой холщовый чаншань. На носу у него сидели очки в чёрной оправе, частично скрывая его утончённые черты, из-за чего он выглядел немного старомодно.
Конечно, Шэнь Ляншэн не искал его нарочно, но, если бы он не воспользовался возможностью, которая сама шла ему в руки, он не был бы Шэнь Ляншэном. В этот миг его сердце забилось быстрее. Он оставил свою спутницу и, догнав его в несколько больших шагов, выпалил:
– Ты тоже пришёл на спектакль?
Лишь когда слова уже вырвались, он понял, насколько неожиданным был его вопрос. Возможно, молодой человек даже не помнил, кто он такой, так что он добавил:
– Несколько месяцев назад в «Тянгуне»…
– Я помню, – улыбнулся Цинь Цзин и приветственно кивнул. – Какое приятное совпадение. Кстати, ещё раз благодарю за помощь.
«Он тоже меня помнит», – на мгновение Шэнь Ляншэн снова почувствовал, как у него кружится голова, а сердце вдруг забилось, охваченное восторгом. Но какие бы чувства Шэнь Ляншэн ни испытывал внутри, внешне он всегда оставался невозмутимым. Он ответил на кивок и представился:
– Моя фамилия Шэнь. Шэнь Ляншэн. К сожалению, я не узнал, как зовут многоуважаемого… [2]
———————————
[2]先生 – сяньшэн – обращение к учителю, наставнику, учёному; «многоуважаемый», «господин», «мой муж»
———————————
– Ни к чему церемонии, зовите меня Цинь, – вежливо ответил Цинь Цзин, впрочем не называя полного имени.
Шэнь Ляншэн всё же надеялся получить ответ, и когда Цинь Цзин опустил его, намеренно сделал паузу, не продолжая разговор. Повисло неловкое молчание.
– Шэнь-гунцзы[3] пришёл на спектакль? – Цинь Цзин был одет в традиционный китайский костюм, но часы на запястье были иностранные. Он взглянул на них и неловко улыбнулся: – Осталось не так уж много времени. Лучше поторопиться, иначе можно опоздать.
———————————
[3]Гунцзы – обращение к сыну уважаемого чиновника или богатого господина, обычно переводится как «молодой господин», но Цинь Цзин будет часто так его называть, поэтому тяжеловесное «молодой господин Шэнь» я буду заменять на «Шэнь-гунцзы»
———————————
Когда его назвали «Шэнь-гунцзы», стало ясно, что молодой человек знал, кто его отец. Он догадался, что тот не сказал своего полного имени, потому что не хотел сближаться из-за разницы в их положении. Но это было излишне. Во-первых, Шэнь Ляншэн вёл дела от имени своего отца, по возможности оставаясь в тени. Во-вторых, семья Шэнь была известна своими тесными связями с Британией и Штатами. И дело не в том, что Шэнь Ляншэн был таким уж добродетельным, просто японцы были слишком жадны. Сделки с ними по большей части не сулили прибыли, а поскольку Шэнь Ляншэн не планировал оставаться в стране, он, естественно, не собирался жертвовать текущими выгодами ради будущей поддержки. Так что в настоящее время репортёры не полоскали в газетах имя семьи Шэнь, а несколько оплаченных статей, восхвалявших его отца, сделали общественное мнение более положительным.
– В таком случае пойдём вместе, – не моргнув, ответил Шэнь Ляншэн.
Цинь Цзин умело уклонился от его предыдущего вопроса, но Шэнь Ляншэн не собирался упускать возможность.
– Прошу прощения, но я здесь не ради спектакля, – вежливая улыбка всё ещё играла на губах и Цинь Цзин указал подбородком в сторону. – Шэнь-гунцзы, ветер к вечеру холодный. Не заставляйте леди ждать слишком долго.
Шэнь Ляншэн оглянулся в направлении его кивка и увидел стоящих неподалёку секретаря Чжоу и свою спутницу. Было ясно, что она одета слишком легко и пыталась согреться, кутаясь в свою шаль.
– Подожди меня.
Шэнь Ляншэн отошёл к секретарю и велел проводить даму в его личную ложу, а затем вернулся к стоявшему на том же месте Цинь Цзину.
– Увы, я самый обычный никчёмный бездельник, всем обязанный исключительно своему отцу, – открыто заявил Шэнь Ляншэн. – Не удивительно, что господин Цинь презирает меня и не хочет якшаться с подобными.
– Шэнь-гунцзы, должно быть, шутит.
Ранее Цинь Цзин определённо хотел ускользнуть, но за то время, что хватило Шэнь Ляншэну, чтобы перекинуться парой слов, он не успел бы уйти далеко. Это лишь привлекло бы внимание и сделало побег слишком очевидным, так что он остался. Но он и помыслить не мог, что первой же фразой вернувшегося молодого господина будет жалоба на то, что им пренебрегают. Цинь Цзин чувствовал, как у него начинает ломить в висках. Сяо-Лю утверждал, что лучше всех осведомлён о жизни знаменитостей и их секретах, так почему же он не предупредил, что этот Шэнь-гунцзы такой общительный и от него так трудно избавиться?
Однако стоило сказать, что в первый раз такой дружелюбный человек, как Цинь Цзин, не желал с кем-то сближаться. И веской причины для этого не было. Он видел Шэнь Ляншэна только однажды, тот не был японским подпевалой и даже помог ему. Не было причин его недолюбливать. Более того, он не мог забыть ту случайную встречу, и после того, как сяо-Лю откопал старую газету в подтверждение, что это действительно был второй молодой господин Шэнь, каждый раз, читая новости, Цинь Цзин невольно искал, не пишут ли что про семью Шэнь.
Так что было ясно, что он не только не недолюбливал этого человека, но и напротив – испытывал симпатию. Однако первым инстинктом при столкновении спустя несколько месяцев было желание держаться подальше. Он чувствовал, что от этого знакомства его не ждёт ничего хорошего. Но верить беспочвенным предчувствиям было глупо, Цинь Цзин и сам считал это абсурдным.
– Тогда что же во мне не так, что господин Цинь не хочет даже смотреть в мою сторону?
Шэнь Ляншэн был разодет по случаю открытия. Его белый смокинг в темноте ночи привлекал внимание, заставляя случайных прохожих оборачиваться ему во след. Чисто белый наряд пошёл бы далеко не каждому, но на Шэнь Ляншэне он каким-то образом смотрелся элегантно и красочно. Возможно, из-за четверти португальской крови он был на дюйм или два выше Цинь Цзина, и стоял перед ним, статный и стройный, словно живая иллюстрация со страниц западного журнала моды. Засунув руки в карманы брюк, он замер в естественной и непринуждённой позе, которая делала его ещё привлекательнее.
– Разумеется, Шэнь-гунцзы великолепен, с какой стороны ни посмотри… – Цинь Цзин знал, что мужчина шутит, и всё же смутился настолько, что не смог закончить предложение.
– Значит, господин Цинь не считает, что я страшный? – взглянув на него, Шэнь Ляншэн внезапно широко улыбнулся, чем заставил его смутиться ещё сильнее.
Если говорить о внешности, Шэнь Ляншэн был далёк от определения «страшный». Западная кровь в нём была почти незаметна: всё такие же тёмные глаза и чёрные волосы, как у всех. Но кожа чуть светлее, чем у других, чуть уже скулы, прямой нос и тонкие губы. Когда он не улыбался, он был красив и совершенен, как греческий бог. Но когда он на его лице появлялась улыбка, она, как весна, была способна растопить снег и лёд. Полуприкрытые густыми ресницами глаза казались глубокими, словно древние колодцы. На это лицо было трудно не смотреть.
– Ай-я, – Цинь Цзин почувствовал, что от одного взгляда на этого человека его сердце начинало биться быстрее и мрачно вздохнул.
С чего вдруг этот дьявольски красивый второй молодой господин Шэнь, который мог бы найти себе в друзья кого угодно, из всех людей выбрал именно его?
– Что же мы встали посреди дороги, – Шэнь Ляншэн прекратил дразнить его, похлопал по плечу, словно старого знакомого, – давай прогуляемся, – позвал он и пошёл вперёд.
Цинь Цзин, как заворожённый, пошёл за ним по направлению к театру. И лишь через два шага пришёл в себя:
– Я действительно шёл не на спектакль. Серьёзно. Ты знаешь, как трудно достать билет… – и лишь сказав это, он понял, что попался – как бы трудно это ни было, для человека перед ним достаточно было шевельнуть пальцем.
Не удивительно, что Шэнь Ляншэн лишь бросил на него хитрый взгляд и легко ответил:
– Сама судьба пожелала, чтобы мы встретились вновь. Для меня будет честью поделиться местом, если только господин Цинь не побрезгует моим предложением.
– Я не посмею, – не смог удержаться от ответной шпильки Цинь Цзин. – Но мне не хотелось бы стать пятым колесом в телеге и мешаться под ногами. [*]
———————————
[*]Это трудно передать в переводе, но на китайском со своими друзьями, например с сяо-Лю или с одногруппником про родинку, Цинь Цзин разговаривает на кантонском диалекте, а с Шэнь Ляншэном – на мандарине, кроме некоторых выражений. Русский язык довольно однородный и чистый, иначе он перестаёт быть русским. Можно лексическими средствами показать отличие грамотной речи от безграмотной, разговорный или просторечный стиль, но грамотная речь между интеллигентными людьми в разных концах страны звучит приблизительно одинаково. Даже когда у нас одни произносят [дошч], а другие [дошть], пишется это все равно «дождь». Так что я не буду без необходимости намеренно уродовать написание, просто имейте это в виду, когда попадается упоминание разных диалектов.
———————————
Хотя Цинь Цзин родился и вырос на Севере, кантонский диалект давался ему так же легко, как мандарин, совершенно свободно и без усилий. Большинство китайцев за границей говорили на кантонском. Так что Шэнь Ляншэну было не сложно понять, что Цинь Цзин говорил о его спутнице и намекал на то, что не хотел становиться между парой. Он ничего не ответил, но и не замедлил шаг, лишь велел не отставать.
Цинь Цзин про себя окрестил его избалованным болваном, привыкшим получать что пожелает, но жаловаться не стал, чтобы не расстраивать молодого господина. Инстинкт подсказывал не связываться с этим человеком, но и обидеть его он не мог себе позволить. Так что оставалось лишь прикусить язык и следовать за ним.
Поскольку семья Шэнь частично являлась владельцем, здесь были люди, чьей единственной обязанностью было служить семье. Шэнь Ляншэн что-то тихо сказал одному из служащих, и тот направился к местам на первом этаже.
Шэнь Ляншэн и Цинь Цзин остались стоять в светлом холле и продолжили беседу.
– Судя по возрасту, ты должен быть в университете?
– У Шэнь-гунцзы намётанный глаз.
– В каком?
– Шэнгун.
Шэнь Ляншэн замер в безмолвном замешательстве. Если он правильно расслышал, то Шэнгун был средней школой, да к тому же женской.
Видя его ошеломлённое выражение, Цинь Цзин расхохотался.
– Я больше не учусь. Я преподаю в Шэнгуне.
– Правда? В такой случае я не ошибся, назвав тебя «многоуважаемым», верно?
Шэнь Ляншэн, похоже был вовсе не против, что над ним посмеялись, и лишь легко кивнул. А Цинь Цзин вдруг вспомнил, что так и не сказал ему своё имя. Сейчас уже не было нужды скрывать, и он как раз собирался заговорить, когда вернулся служащий и поклонился им обоим.
– Прошу вас сюда, господа.
Цинь Цзин знал, что первые ряды никогда не продавались вместе с другими билетами, это были места для почётных гостей. Однако он не ожидал, что Шэнь Ляншэн обменяет одно из этих мест на место где-то в середине. Возможно, он боялся, что Цинь Цзину будет неуютно в первом ряду на «почётном» месте. Цинь Цзин действительно был благодарен за проявленную чуткость, но ему было непросто сказать об этом вслух, так что он произнёс лишь «Спасибо». Он проводил взглядом Шэнь Ляншэна, направившегося направился в частную ложу на втором этаже, и лишь затем сел.
– Кстати…
Он ещё не успел устроиться, как Шэнь Ляншэн снова вернулся. Склонившись, он по-дружески хлопнул его по плечу и прошептал:
– В следующий раз не забудь сказать мне своё имя.
Всего лишь шутка, но тёплое дыхание и улыбка в голосе у его уха добавляли ей опасную двусмысленность. Словно оглушённый, Цинь Цзин сидел не шевелясь, пока не погас свет и не началось представление. Лишь тогда он понял, что покраснел.
Он посмеялся над собственным смущением, задаваясь вопросом, что же с ним происходит, и сосредоточился на происходящем на сцене. Какое-то время он смотрел спектакль, но потом не удержался и бросил взгляд на балкон на втором этаже.
Архитекторы-иностранцы спроектировали здание в западном стиле. Постановка оперы походила на кино, где сцена была ярко освещена, а огни в зале погашены.
Но несмотря на темноту, расстояние и большое количество балконов, Цинь Цзин без труда нашёл мужчину.
Должно быть, его белый костюм был слишком приметным. По крайней мере, Цинь Цзин объяснил себе это именно так. Этот мужчина притягивал к себе его взгляд и мысли, как маяк в штормовую ночь. Он почти не обращал внимание на то, что происходило на сцене, когда сознание выцепило случайную фразу:
– Когда доблестному мужу встречается на пути тот, кто достоин его служения, кому он сможет открыть свою душу, их свяжут крепчайшие узы, как снаружи – между господином и слугой, так внутри – меж братьями, и будет он верен ему и словом, и мыслью, и разделят они и горе, и радость.
Сегодня роль Чжоу Юя исполнял Цзян Мяосян[4]. Когда он произнёс «и разделят они и горе, и радость» его голос зазвенел, звуча особенно проникновенно и искренне. Цинь Цзин, всё ещё витая в своих мыслях, перевёл взгляд на сцену.
Когда во время антракта зажёгся свет, он снова бросил взгляд на ложу, но человек, о котором он думал всё это время, появился на спектакле лишь ради приличия и давно ушёл.
———————————
[4]Чжоу Юй – генерал, служивший Сунь Цэ в династии Восточная Хань.
Цзян Мяосян – 姜妙香 – оперный певец.
———————————