Даже смерть не разлучит нас (Новелла) - 3.1 Глава

Шэнь Ляншэн просто шутил, говоря, что дождётся, когда Цинь Цзин в следующий раз назовёт ему своё имя. Той же ночью он приказал секретарю Чжоу найти данные об этом человеке в архивах личных дел преподавателей женской школы Шэнгун. Чжоу его не разочаровал, и уже к следующему утру всё, что он смог найти, лежало у его босса на столе. Там было не только имя, возраст и расписание занятий, но и где жил, как учился и с кем общался.

Шэнь Ляншэн лишь бегло пролистал досье. Он хотел затащить этого человека в постель, а не строить с ним длительные отношения. Не было необходимости вникать слишком глубоко.

Чтобы чего-то достичь, нельзя торопиться. Чрезмерная настойчивость может лишь всё испортить. Хотя молодой человек поначалу не желал близкого знакомства, всё же после внимательного наблюдения за ним Шэнь Ляншэн пришёл к выводу, что тот не испытывает к нему неприязни. Именно поэтому той ночью он намеренно ушёл из театра, не прощаясь. Это было всё равно, что закинуть удочку и ждать. Ждать две недели, прежде чем появиться в Шэнгуне, чтобы поймать молодого человека после занятий и пригласить его вместе перекусить.

Школа Шэнгун находилась на Ичжин-Ли во французской концессии[1], а офис Шэнь Ляншэна – на Бристоу, в британской.

———————————

[1] В Тяньзцине до прихода к власти коммунистической партии были районы, которые имели статус, независимый от китайских имперских властей и находились под управлением европейских дипломатических миссий. В каждой концессии были собственные школы, тюрьмы, казармы и больницы.

———————————

Они находились недалеко друг от друга. Машина доехала быстро, а занятия ещё не закончились. Шэнь Ляншэн припарковался у ворот, опустил окно и выпустил дым, намереваясь подождать в машине. Однако, докурив сигарету, он передумал, вышел из машины и направился к школе.

Привратник, заметив седан и вышедшего из него хорошо одетого джентльмена, впустил его, почти не задавая вопросов. У Шэнь Ляншэна было расписание Цинь Цзина, так что найти его класс в относительно небольшой школе не составило труда. Он остановился недалеко от окна и заглянул.

Чуть ранее, пока он курил, ему стало интересно, как молодой человек будет выглядеть у доски. Оказалось, что приблизительно так, как он себе и представлял, но не совсем.

Во второй половине сентября бабье лето было в самом разгаре, погода стояла жаркая и душная. Очки с чёрной оправой остались неизменными, но одет Цинь Цзин был в западную одежду. Из-за жары на нём была лишь белая рубашка и черные брюки. Ворот был расстегнут, рукава подтянуты до локтей. Подол рубашки был заправлен в брюки, открывая стройную талию и длинные ноги. Взгляд Шэнь Ляншэна задержался на фигуре, стоящей перед классом с учебником в руке, должно быть, по классической китайской литературе. Что за произведение это было, Шэнь Ляншэн понятия не имел, так как его знания о китайских искусствах были куда скуднее, чем об английских. Единственное, о чём он мог думать – что в этом человеке, как и в городе, где он жил уже четыре года, удивительным образом смешались Восток и Запад, образуя свой неповторимый стиль. Древние фразы, что слетали с его губ, не казались неуместными, несмотря на иностранную одежду на его теле.

Шэнь Ляншэн не стоял у самого окна, но стоило одной девчонке отвлечься от урока и заметить его фигуру, как она, справившись с удивлением, похлопала по спине сидящую впереди соседку. И вскоре от одной к другой, как в домино, новость распространилась по ряду у окна и уже никто из них не слушал учителя, вместо этого тайком поглядывая в окно.

Больше Цинь Цзин не мог притворяться, что не видит Шэнь Ляншэна. Он чуть кивнул и улыбнулся ему, а затем постучал книгой о кафедру и строго сказал:

– Класс, внимание.

К сожалению, улыбка не исчезла вовремя, поэтому вместо того, чтобы прозвучать как предупреждение, это лишь намекнуло тем, кто ещё был увлечён чтением, что за окном происходит что-то интересное.

Ученицы в аудитории больше не слушали, что им читают, да и мысли молодого человека за кафедрой были вовсе не о книгах. С тех пор, как Шэнь Ляншэн ушёл, сердце Цинь Цзина ощущалось словно воздушный змей, отпущенный в небо. Далеко-далеко, на другом конце лески, витали его мысли и мечты, не способные нащупать твёрдую почву. Хотя Шэнь Ляншэн так и не попрощался, но, помня его последние слова, Цинь Цзин чувствовал, что Шэнь Ляншэн должен снова прийти, чтобы найти его. И так его сердце и душа взмывали всё выше и выше вместе с ветром в ясное осеннее небо.

Однако, спустя неделю бесплодного ожидания, он начал думать, что те слова могли ничего не значить. В конце концов они не пара. Это мог быть просто каприз, о котором он, скорее всего, позже забыл. Когда Цинь Цзин думал об этом, ветер утихал, и его сердце спускалось с небес, едва трепыхаясь и грозя совсем упасть и разбиться.

Будь это девушка, Цинь Цзин решил бы, что безответно влюблён. Но то был мужчина. И Цинь Цзин не мог не задаться вопросом: сначала ты не желал иметь с ним ничего общего, а сейчас так отчаянно хочешь стать его другом? Что творится у тебя в голове?

К сожалению, он не успел найти ответ на этот вопрос до того, как снова увидел этого человека за окном своего класса. Купающийся в лучах яркого осеннего солнца, он по-прежнему сверкал, как драгоценный камень в куче гальки.

Цинь Цзин чувствовал, что, возможно, ему и не нужен ответ.

Ни учитель, ни ученики больше не интересовались уроком, к счастью, до конца оставалось всего десять минут, и Цинь Цзин ухитрился закончить чтение последнего абзаца ровно со звонком.

– Не слишком расслабляйтесь. На следующей неделе контрольная работа, так что дома повторите. Не приходите ко мне плакать, если завалите, – напомнил он, убирая со стола материалы, но ученицы уже не слушали. Они взволнованно окружили его, спрашивая наперебой:

– Учитель, учитель, это ваш друг?

– Он кинозвезда? Почему я не видела его фильмов?

– Учитель, а как его зовут?

Цинь Цзин преподавал в средней школе, и его ученицы были ещё юными. Вне урока они могли без конца галдеть и сладить с ними было совсем непросто.

– Если тебе так интересно, почему бы не спросить его самой?

После занятий Цинь Цзин тоже перестал строить из себя учителя и не видел ничего зазорного в том, чтобы подразнить девчонку, которая была на десять лет младше.

Бедняга ещё раз взглянула на мужчину снаружи. Он без сомнения был красив, но подойти к нему было страшно. Она сжала губы и честно ответила:

– Я не осмелюсь.

– Пффф! – не смог удержаться от смеха Цинь Цзин и легонько стукнул её по голове книгой. – А меня спрашивать смелости хватает.

Шэнь Ляншэн терпеливо стоял снаружи, глядя, как Цинь Цзин смеётся с ученицами. Когда те, наконец, разошлись, он кивнул в знак приветствия.

– Я проходил мимо и решил зайти, пригласить тебя перекусить.

– Правда? Проходил мимо? – они до этого виделись лишь дважды, но он чувствовал, как будто, давно с ним знаком. Цинь Цзин повёл его в комнату для персонала и в шутку по пути спросил: – То есть ты не приехал намеренно ради меня?

– Приехал намеренно ради тебя.

Услышав это, Цинь Цзин бросил на него косой взгляд, но его лицо ничего не выражало. Трудно было понять, правду он говорит или нет, так что Цинь Цзин непринуждённо продолжил:

– Тогда почту за честь. В прошлый раз мне пришлось побеспокоить Шэнь-гунцзы, чтобы иметь возможность посмотреть оперу. Позволь в этот раз мне проявить радушие. Хотя вынужден предупредить, что угощения не много, учитывая, что это конец месяца, и я не могу позволить себе слишком многого, но прошу не отказываться.

– Не откажусь, – Шэнь Ляншэн не собирался отпираться, поскольку взаимный обмен привёл бы к более частому общению. Этот человек не леди из эскорта, с которой можно вести себя как вздумается. Понадобится куда больше свиданий, прежде чем перейти к делу.

Вскоре они пришли, и Цинь Цзин сразу заметил за столом ещё одного гостя. Круглое лицо, маленькие глаза и улыбка, как у Будды Майтрея в храме – никто иной, как бездельник сяо-Лю.

– О! Ты наконец отпустил свой класс! – сяо-Лю не преподавал в Шэнгуне, но часто приходил к Цинь Цзину. Сейчас он сидел за его столом, распивая чай и листая газету, как у себя дома.

– О! А ты здесь что делаешь? – они выросли вместе, поэтому Цинь Цзин мог позволить себе не расшаркиваться. Он отнял у него свою чашку и сделал глоток. – Сегодня мне не до тебя. Извини, что не провожаю.

Шэнь Ляншэн не пошёл за ним, а остался стоять у двери, сложив руки за спиной. Человек, с которым говорил Цинь Цзин, показался ему знакомым, поэтому он чуть кивнул ему.

– Боже мой! Меня не было всего два дня, где ты нашёл такое совершенство? – хлопая глазами и не смея отвести взгляд, вполголоса спросил сяо-Лю.

Цинь Цзин не говорил ему, что снова встретил Шэнь Ляншэна, и он едва не решил, будто ему мерещился.

– Ты не мог бы не пялиться так откровенно, – тихо ответил Цинь Цзин, перекладывая вещи на столе. – Поговорим позже. Я действительно сегодня занят. Кстати, передай привет маме и скажи, что я приду на обед в это воскресенье.

– Вот-те раз! Про мою маму вспомнил, а на меня тебе наплевать! – сяо-Лю нахмурился и с горечью сказал: – Вообще-то сегодня очередь Ван-шисюна, но он съел что-то не то вчера, и его пронесло. Он весь день сегодня едва способен рот открыть, не то чтобы вставать. Все ждут, что я приведу тебя на помощь!

– А Ли Сяоцюань?

– Он не может. У него другое представление. Ох, времени почти не осталось! Цинь-сюн, пожалуйста, скорее соглашайся!

Как бы ни важно было дело, всегда найдётся что-то, что важнее. Цинь Цзин знал, что должен помочь, но чувствовал себя виноватым перед Шэнь Ляншэном. Он подошёл к нему с неловким выражением на лице, обдумывая, что сказать.

Сяо-Лю, видя, что Цинь Цзин не знает, как начать, тоже выступил вперёд:

– Второй молодой господин Шэнь, мне правда очень жаль, не могли бы вы одолжить мне его всего на один вечер? Вопрос действительно срочный, – поспешно объяснил он. – Как говорится, «спасение представления – всё равно, что спасение из огня», а я уже чувствую, как у меня обгорают брови. Я не могу придумать никакого иного выхода. Простите! Простите!..

– А вы?..

– Фамилия младшего – Лю. Лю Баосян. Зовите меня сяо-Лю, второй молодой господин Шэнь.

– Господин Лю, нет нужды приносить извинения. У меня нет срочных дек к господину Цинь, – казалось Шэнь Ляншэна это совсем не волновало. И он вежливо добавил: – Раз это так же срочно, как спасение из огня, позвольте тогда мне вас подвезти.

– Что вы! Просить об этом было бы чересчур. Не стоит, не стоит.

– Но я настаиваю, господин Лю.

– Ах, прошу вас, зовите меня сяо-Лю, я чувствую себя ужасно, заставляя вас называть меня «господином».

– В таком случае, я был бы рад, если бы мы оба поумерили вежливость.

Оба обменивались любезностями, оставив Цинь Цзина неловко стоять в стороне. Даже в машине сяо-Лю было не заткнуть. Оставалось лишь сидеть и слушать, как его друг выкладывает водителю о них практически всё.

– Слушай, почему бы тебе не приберечь своё красноречие для сцены, – наконец не выдержав, прервал Цинь Цзин сидящего рядом с ним на заднем сиденье друга.

– Ни к чему. Все равно звездой на сцене будешь ты, – отмахнулся сяо-Лю и снова повернулся к Шэнь Ляншэну. – Вы, должно быть, не знаете, насколько этот парень восхитителен в словесной перепалке. Мой отец всегда ставит мне его в пример. И всё же он всё бросил и стал учителем. Мой отец столько труда положил, чтобы научить его. Не передать, как сильно он был расстроен.

Шэнь Ляншэн не вчитывался в досье, которое подготовил для него Чжоу. Он лишь смутно помнил, что родители Цинь Цзина рано умерли, а его отец был сяншэн-комиком.

———————————

Сяншэ́н (кит. трад. 相聲, упр. 相声, пиньинь: xiàngsheng) — жанр традиционного китайского комедийного представления с преобладанием разговорных форм, строится на четырёх элементах исполнительского мастерства: речь (說, шо), имитация (學, сюэ), передразнивание (逗, доу) и пение (唱, чан). Может быть как монологом, так и словесной дуэлью.

———————————

Теперь, благодаря болтливости сяо-Лю, он узнал, что отцы их обоих учились у одного и того же наставника, в каком поколении они являлись артистами и сколько других учеников работает вместе с ними.

Цинь Цзин был уверен, что Шэнь Ляншэну это не интересно, но слыша, какие тот задаёт сяо-Лю вопросы, изменил своё мнение о нём. Хотя внешне этот человек выглядел высокомерным, на самом деле он не был тем самонадеянным богатым пижоном, каким он показался Цинь Цзину вначале. Скорее он был дельцом до мозга костей, вдумчивым и сообразительным, с очень разносторонним кругозором.