Gaijin Idols: в тени Театра (Новелла) - 3 Глава

— Раз, два, три… и снова разворот с левой ноги! Уфф, девочки, кажется, у вас в самом деле начало получаться! — Шинейд ткнула в экран телефона, и мелодия, которая звучала из простенькой колоночки, оборвалась. — И это исключительно вовремя. Сколько там дней до вашего выступления?

— Одиннадцать, — переведя дух, отозвалась Белла.

В этот момент школьные ворота миновали трое из музыкального клуба — Тереза, Макс и Томоко. Анна привычно спряталась за спины подруг, однако музыканты, не обращая внимания на оживленную беседу будущих айдолов, удалились куда-то в сторону станции.

— Так, времени нам вроде хватает. Но только в случае, если все эти дни мы не будем сбавлять темп. Иначе вам не светит ничего, кроме эпичного облома, — продолжала Шинейд, также не обращая внимания ни на идущих мимо товарищей по школе, ни на других прохожих, включая даму с акита ину, гулявшую по парку кругами и уже в четвёртый раз проходившую мимо них. — А жаль. Я тут внезапно осознала, что нам имело бы смысл немного отвлечься и посмотреть, как подобный танец смешанного стиля работают профессионалы. Всё-таки сама я раньше толком не имела с ним дела, тем более не ставила. Но сейчас нам некогда залипать в видео…

— Зато после фестиваля можно посмотреть кое-что получше, чем видео, — с ходу сообразила Белла. — Тут же прямо под боком знаменитый театр, где и поют, и танцуют. И профессионалы там самые настоящие, большинству айдолов до них, как до Пекина раком. По времени они часто совпадают со школой, но после фестиваля как раз Золотая Неделя, выходные. Я могу сейчас же пойти и попытаться достать билеты на что-нибудь, на что они еще не полностью распроданы. Никто ведь не планирует куда-то уехать на эти дни?

— Ну, я поеду к бабушке в Киото, но оттуда легко вернуться на денёк. А далеко наверняка никто не собирается. Дураков нет тратить такие деньги и толкаться в толпах народу, — пожала плечами Рёко. Остальные только покивали.

— Вот и сходим, а оплатим из официального бюджета клуба, — подвела итог Белла, забрасывая колонку в сумку. — Кстати, клуб мы окончательно оформим завтра, а то в понедельник мне уже надо составить полное расписание фестиваля. Включу нас где-нибудь поближе к концу, сначала-то на сцене будет мелкота. А сейчас, если ни у кого нет вопросов, я срываюсь ловить билеты в театр.

Вопросов не было. Девушки разошлись, и только Анна, которой сегодня не требовалось идти на работу, ещё минут двадцать повторяла свои партии — и танцевальную, и песенную, по отдельности и обе вместе, — перед тем, как покинуть маленький парк на набережной напротив школы.

= = =

Ранним утром воскресенья электрички между Осакой и Кобэ малолюдны. На работу почти никому не нужно, для развлечений рановато, да и школьники скорее предпочтут поспать, чем срываться куда-то так же рано, как в школьные дни.

Но сегодня Белла сидела в бордовом поезде ровно в такое же время, что и позавчера, в пятницу. Всё-таки фестиваль есть фестиваль, а председатель есть председатель. Чтобы расположить, расставить, запустить всё и всех так, как подобает, желательно прийти в школу первой, вместе с учителями и раньше любых одноклассников, а уж тем более младшеклашек и гостей. А ещё… ещё сегодня ей предстоял дебют айдол-группы.

Чтобы добраться до всего этого, ей требовалось пересесть из поезда на Кобэ в другой, на Такарадзуку, на станции Нисиномия-Китагути. И вот на пересадке, когда Белла уже подходила к ожидающей отправления полупустой электричке, из-за колонны к ней резко метнулась тень…

…оказавшаяся на поверку очень знакомой. До такой степени знакомой, что Белла даже слегка поморщилась.

— Макс? Что с тобой?!

— Я, это… хотел переговорить…

— А позвонить религия не разрешает? Или, ещё лучше, написать. Какие сейчас разговоры, когда уже через три часа фестиваль!

Макс вздохнул, пропуская Беллу вперёд в двери поезда.

— В том-то и дело, что фестиваль. И моя мама собралась на него.

— Ну и хорошо, что собралась. Мы всегда приглашаем всех родителей, не первый уже раз. В чем проблема-то?

— Понимаешь ли… — замялся Макс, — у мамы свои заморочки. Это же школьный фестиваль, а Такарадзука совсем рядом с Нисиномией…

Словно подтверждая его слова, электричка закрыла двери и не спеша тронулась. До станции Сакасегава оставалось ехать всего десять минут.

— И что из этого следует? — Белла чуть наклонила голову, придерживаясь за поручень.

— То, что мама собралась заявиться к нам в костюме персонажа аниме, — Макс вздохнул, собираясь с силами, и покраснел. — Харухи Судзумии, которая вроде как жила возле этой же самой станции в Нисиномии, училась в школе и тоже была на фестивале. Если я ничего не путаю, это называется «косплей». Маме сорок лет, а у неё косплей с заячьим хвостиком! И как я после этого…

— Как обычно, — Белла, не дослушав, плюхнулась на длинный мягкий зелёный диван. — Не на тебя же она нацепила шмотки этой… Хару-как её там, сейчас ещё погуглю. У вас с музыкальным клубом вроде предполагалось какое-то выступление, вот и готовься к нему. И прекрати дергаться, а то по струнам не попадешь. Разберёмся мы, кто тут косплеер, а кто просто погулять вышел, эта школа и не такие ужасы видала.

Макс тихо сел в отдалении, а Белла и в самом деле принялась гуглить. За время дороги она даже достала из кармана наушники-вкладыши и не без любопытства посмотрела какой-то аниме-ролик.

Очень скоро они оказались в школе. Максим отправился в музыкальный кабинет настраивать гитару, а Белла с головой нырнула во множество неотменяемых дел. Сначала надо было открыть один из классов, запустить там проектор и напрячь народ расставить стулья — в общем, подготовить место для доклада Томоко Кадзуми. В последний момент, за два дня до фестиваля, Белле удалось-таки убедить девочку отказаться от названия «Волки Мибу и любовь овец». В остальном же материалы к её докладу впечатляли даже того, кто совершенно не в теме.

Потом, пока ранние пташки из числа родителей слушали английский язык Томоко (неожиданно бойкий, похоже, она хорошо потренировалась), Белла последний раз проверила всё в большом зале. Расстановка стульев и скамеек, освещение сцены, микрофоны, фоновая музыка, переключение дисков, ещё раз микрофоны…

К моменту, когда всё было готово, в зал уже входили первые зрители, кое-кто с видеокамерами в руках, а за сценой одна из учительниц перепроверяла костюмы младшеклассников, которым предстояло открыть программу каким-то танцем.

Белле, измотанной ожиданием собственного выхода, казалось, что выступления младшей и средней школы сменяются на сцене с какой-то невообразимой скоростью. Где-то к четвёртому из них подтянулись Рёко и Анна, и Белла смогла последний раз проговорить с ними все нюансы. Их номер планировался не совсем типично — не было четко выраженного «центра», характерного для айдол-групп. Основную вокальную нагрузку предстояло тянуть самой Белле, главная же танцевальная партия, как рекомендовала Шинейд, досталась Анне. Кроме того, девочки на лету обсудили некую срочную новую классную идею, а затем Белла принялась наносить Анне сценический макияж; Рёко и сама Белла уже пришли в школу в полной боевой раскраске.

Шинейд обнаружилась среди тех, кто поднялся с первого этажа лишь к шестому номеру, а до того слушал про шинсенгуми. Самой докладчицы не было видно, но Белла знала, что Томоко со своими одноклубниками сидит в музыкальном кабинете, где они на всякий случай ещё раз прогоняют свой номер. За полчаса до того, как закончится программа средней школы, она, как и обещала, скинула им сообщение, чтобы они успели переместиться за сцену — среди выступлений старшей школы их выход был первым.

И вот занавес поднялся, открывая зрителям Терезу в ослепительном длинном светло-синем платье. Она гордо заняла место за синтезатором в центре сцены. Кожаная куртка Максима, державшего в руках гитару, и простой джинсовый костюм Томоко, вставшей у микрофона, как-то не очень сочетались с таким концертным одеянием.

Этих подробностей Белла уже не видела — за сценой они с Анной и Рёко торопливо зашнуровывали друг другу новенькие короткие бело-красные платьица. Но то, как Томоко с места ворвалась в мелодию, оттуда было великолепно слышно.

«I call you when I need you, my heart’s on fire…»

Девочка пела «Simply the Best» Тины Тёрнер. Конечно, иногда не совсем уверенно, да и голос у нее был высоковат для этой песни, так что Терезе пришлось играть на тон или два повыше. Но тем не менее это было хорошо. Неожиданно хорошо.

Теперь нужно было не уступить. Остальное — потом.

Три руки легли друг на друга на те полминуты, пока зрители аплодировали Томоко. А потом настал миг выйти на сцену и встать в эффектную позицию, с которой начинался танец. Анна — в центре, Белла и Рёко — за её спиной, готовые синхронно шагнуть в разные стороны.

Наконец раздались первые аккорды мелодии двадцатилетней давности, на которую Максим написал новый текст, и занавес пошёл вверх. Однако перед первым движением Белла невольно бросила взгляд в дальний угол сцены — там, невидимые для зрителей за краем кулисы, стояли несколько предметов реквизита для той самой классной идеи, пришедшей ей в голову лишь этим утром.

= = =

Социальная сеть VK.com, также известная как “вконтакте”. Чат группы музыкальных каверов “НяКавайНя”. По токийскому времени — около 8 вечера того же воскресенья, по московскому — середина дня.

Харухи Нишиномия: Ору. Пищу! Только что пришла из сыновней школы, а там… Это было внезапно!!!

Сергей Кавалеров: Внезапно что?

Харухи Нишиномия: О, как раз кинули нужное видео в школьную рассылку! (линк)

Настя Кошь: Не открывается 🙁 Ругается иероглифами, из понятных букв только lakshmi-patil

Сергей Кавалеров: Минуту, это никонико дурит как всегда. Сейчас перекодирую во вконтактик. Хару, так что случилось-то?

Лена Трактористова: Погоди, это ж ты в Японии сходила в школу?

Харухи Нишиномия: Ну да, где же ещё, если мы тут третий год. И я решила обнаглеть и явиться в своём фирменном косплее. В школу. Когда ещё выпадет такой шанс…

Настя Кошь: Ничего себе! А тебя оттуда не выкинули за наглость?

Харухи Нишиномия: За такие деньги, как у них в международной, можно и перетерпеть. А в плане наглости они там и сами ничуть не хуже. На фесте выступала группа школьных айдолов. Гайдзинок, ага.

Лена Трактористова: Погоди… Школьные айдолы — это как Мьюз?

Оксана Лимонная: Ты вовремя про Мьюз. У тебя партия из No Brand Girls уже месяц висит, ты её когда споёшь? Всех остальных Серёжа уже оттюнил и потаймил, и минус дочистил, говорит, что финальное сведение ждёт только твоей записи.

Харухи Нишиномия: Да, как Мьюз, и таких там много. Но обычно всё-таки японки. А эти и пели на английском, и у них было всего лишь первое выступление, но с учётом этого вышло очень неплохо. В том видео как раз есть.

Настя Кошь: А пищишь ты тоже с них?

Харухи Нишиномия: Нет, пищу я с того, что было после. Не прошло и трёх минут после их выступления, как занавес поднялся снова, а там одна из них уже в школьной форме вместо няшного платьица. И зовёт… меня! Причём зовёт по нику, Харухи. Ну я, конечно, в ее прикиде, но это ж она ещё должна была знать, кто такая Харухи! Впрочем, сын потом сказал, что эта Белла у них главная не только в айдол-группе, но и, считай, в школе, и чего только не знает.

Настя Кошь: И что, на сцене было мини-дефиле?

Харухи Нишиномия: Круче. Там были микрофон и пюпитр. А на пюпитре — текст той самой песни God Knows. Сама Белла нахлобучила невесть откуда взятые ведьмину шляпу и плащ, взяла гитару и встала рядом, а другая девочка из тех же айдолов стала с бас-гитарой с другой стороны. И сзади ещё кто-то на ударной установке.

YouTube4:41

Сергей Кавалеров: Погоди, то есть она там выстроила сцену из аниме?

Харухи Нишиномия: Ну да, но они не играли, только делали вид. Минусовку включили. Мне выдали электрогитару, причём не подключённую.

Настя Кошь: ВАУ. А ты что?

Харухи Нишиномия: Ну так что я, God Knows на япе не спою, да с текстом ромадзями, да с хорошим караоке-минусом, в котором есть чуть слышный плюс? Даже вроде почти не налажала. На видео с четвёртой минуты.

Сергей Кавалеров: Так. То есть они вызвали тебя петь, зная только то, что ты пришла в костюме Харухи? А если бы ты не была главным вокалистом фандаб-группы, что тогда?

Настя Кошь: Ой какое западло вышло бы…

Оксана Лимонная: А я понимаю эту Беллу. Назвался груздем, не говори, что не дюж. Явилась на школьный фест в виде Харухи — изволь к микрофону, настоящей-то тоже случилось петь совершенно внезапно… Интересно только — к своим айдолам она так же относится?

Харухи Нишиномия: Хороший вопрос. Сейчас узнаю.

Харухи Нишиномия: Ну, сын говорит, что они там чуть ли не каждый день пляшут перед школой под мини-колонку… а ещё он говорит, что Белла и на него, цитирую, настала не хуже, чем на меня. От него она хотела оригинальную мелодию и аранжировку. Причём хорошую. А он не знает, с какого конца за это хвататься. Блин, а непорядок, что не знает, вроде у него с музыкой всегда было неплохо. Чего делать-то?

Сергей Кавалеров: Поправимо. «Неплохо с музыкой» и «неплохо с аранжировками» — разные понятия. Скажи ему, пусть стукнется ко мне. Мы ему быстро установим на комп всё что надо и руки выпрямим.

= = =

Билеты в театр, которые успела «поймать» Белла, были на утренний спектакль четверга. Анна предложила Шинейд переночевать у неё в ночь со среды, но та всё же отказалась — не хотела ехать слишком поздно, а вернуться с ипподрома раньше у русской девушки никак не получалось. Так что вместо этого Анна решила встретить ирландку на станции Такарадзука, причём ещё нужно было отследить, по какой из двух железных дорог та приедет.

Рёко же предложила Белле подойти к театру заранее, пообещав показать кое-что интересное.

Ради нечастого «выхода в свет» Белла оделась изящно, хотя и просто. Голубой топик с золотым отливом, похожим на солнечные лучи на водной глади, облегал и слегка подчёркивал её фигуру, лёгкие бежевые брюки отлично с ним сочетались, лицо, как всегда, было со вкусом подкрашено.

Утреннее солнце ярко освещало чиcто вымытый асфальт набережной, по которому бродили стайки туристов. Народу было больше, чем обычно, но Рёко пояснила, что это ещё цветочки — город не самый известный, к тому же в Золотую Неделю по стране путешествуют в основном японцы. А вот Киото, откуда она вернулась накануне, на пике туристского сезона бывает переполнен огромными стадами невиданных зверей маммингов — гибридов мамонтов и леммингов, сочетающих в себе бесцеремонность и неуклюжесть первых и стайность вторых. Особой массивностью и мохнатостью отличаются гайдзины, равно как и неудержимостью.

Рёко, одетая в длинную бледно-розовую шифоновую юбку и бордовый, как местные поезда, приталенный пиджачок с атласной розой на лацкане, уверенно вела Беллу вдоль набережной, вдоль которой протянулась массивная задняя сторона театра, нависающая над рекой подобно крепостной стене. В одном месте стена разрывалась аркой, тоже напоминающей размером крепостные ворота. Рёко решительно остановилась напротив этой арки, возле низкого решётчатого металлического барьерчика, пригласив Беллу встать рядом. С этой точки были прекрасно видны двери служебного входа, находившиеся в боковой стене под аркой.

Очень скоро к этому же месту начали подтягиваться женщины — иногда лишь немногим старше Беллы и Рёко, но в основном лет тридцати, а то и сорока на вид. Некоторые из них занимали места под аркой, недалеко от служебного входа, выстраиваясь в аккуратные ряды, другие подошли к той же решётке, и вскоре кто-то из них спросил у Рёко, что девушки здесь делают. Та ответила что-то очень вежливое про иностранную подругу, и более никто не обращал на них внимания.

Через несколько минут началось то самое действо, которое Рёко и хотела показать Белле: одна за другой, с интервалом в пару минут, актрисы подходили к театру пешком или подъезжали на такси. И когда актриса входила под арку, её встречали женщины — присмотревшись, можно было заметить, что они чётко, отработанно перестраиваются, так что каждую актрису встречает своя группа. После короткого обмена приветствиями встречающие вручали актрисе какие-то пакетики и иногда цветы, после чего та исчезала за дверьми служебного входа.

— Это фан-клубы, — шепнула Рёко в очередном перерыве. — Сейчас — их шанс сказать своей любимице пару слов, сделать фото и что-нибудь ей подарить. Опытные звёзды отлично воспитывают фанаток, чтобы те приносили им не всякие глупые сувениры, а минералку и любимую еду — подкрепиться перед работой и глотнуть во время спектакля.

— А у твоей мамы тоже был такой? — тихо спросила Белла, когда прошёл основной поток актрис и фанатки начали потихоньку расходиться. Девушки тоже не спеша сошли с места, направляясь вокруг театра к главному входу.

— Был, но небольшой, человека четыре или пять, — кивнула Рёко. — Она была хорошей актрисой. Знаешь, у неё и сейчас волшебный голос, когда она поёт. Но в театре настали времена экспериментов, актрис начали перетасовывать между труппами, а некоторых, у кого уже были главные роли в младшем составе и на малых сценах, вдруг переставали продвигать… в том числе и маму. Когда её вдруг обошла ровесница из того же выпуска, у которой голос был куда хуже, мама поняла, что ей не светит. Оставалось лишь всё бросить, уйти в отставку и выйти замуж. Теперь про неё, наверное, никто и не помнит… Ну а когда я занялась пением, первое, о чём она спросила у меня — не собираюсь ли я тоже попытаться поступить в Такарадзуку. Ну уж нет! — девушка усмехнулась, тряхнув вздёрнутым чёрным хвостиком. — Эта школа хороших жён не для меня!

— Школа жён? — удивилась Белла. — Вот уж на что оно никак не похоже!

— Внешне, может быть, и не похоже. Но, когда Итидзо Кобаяси основал театр… сейчас мы подойдём к главному входу, там будет его бюст… Так вот, когда больше ста лет назад он придумал этот театр, имелось в виду, что красивые и чистые девушки будут там учиться разным искусствам, почти как гейши, а потом удачно выйдут замуж. Театр должен был учить этому, и не только мелочами вроде тщательной уборки или чайных церемоний для поклонниц — считалось, что если женщина играет мужчин, она лучше поймёт, как они думают, а значит, сможет им замечательно угодить. Кстати, актрисы до сих пор теоретически считаются студентками, а когда они уходят в отставку, она обставляется как выпускной. Мама не дошла до статуса топ-звезды, но зато по первоначальной идее Кобаяси-сан уж точно заработала красный диплом. Хотя она-то как раз играла не мужчин… — Рёко вздохнула. — А мне такой диплом нафиг не сдался. Впрочем, быть настоящей бойцовой янки, солдатом Дже-е-ейн, которого хотел бы видеть во мне папа, мне хочется ничуть не больше. Ты Тарзан, я Джейн, ага. Именно для этого он и отправил меня в нашу школу — ну и ещё, чтобы проще было поступить в университет в Штатах. А я как-то не хочу никуда уезжать из Японии, мне и здесь хорошо, так что вполне могла бы учиться с японскими девчонками. Ну и зачем было выкидывать на ветер такое богатство? Дали бы этот миллион йен мне в руки, я бы… — девушка мечтательно улыбнулась, прикрыв глаза, а затем после небольшой паузы добавила: — Хотя, если посмотреть с другой стороны, как бы тогда я с тобой познакомилась? Это явный плюс.

— Да на самом деле плюсов дофига и больше, — хихикнула Белла. — Например, как ты думаешь, что вышло бы в типичной японской школе, когда в том году ты устроила своё, э-э, дефиле?

— Понятия не имею. Наверное, вызвали бы родителей и стали клевать им мозги по поводу моего воспитания. Впрочем, если совсем честно, я и здесь ожидала того же самого. Даже странно, почему вдруг не стали.

— А, ты так и не догадалась? Тогда смотри…

= = =

В сентябрьский день прошлого 2016 года ученицы старших классов Такарадзукской Международной школы, только что вернувшиеся с летних каникул, массово опоздали на первый урок. Они попросту не вошли в дверь здания, хотя вполне успешно миновали ворота.

Но между воротами и дверью стояло непреодолимое препятствие, способное задержать почти любую девушку (а также кое-кого из парней). И это был не капкан, не сеть и не завеса отравляющих газов, а просто Джейн Батлер, которая просила всех называть её Рёко. Препятствием же её делало платье. Вместо школьной формы на ней красовалось роскошное пышное многослойное творение, всех оттенков розового, разбавленного серебристым и оттененного удачными вкраплениями салатового. В результате, противореча наступающей осени, платье создавало потрясающий эффект цветущего весеннего сада.

Вдобавок оно было украшено вырезанными из ткани ажурными коронами и сердечками, а также крупными стразами, сверкавшими в лучах ещё по-летнему яркого солнца не хуже настоящих бриллиантов. И каждый элемент, каждый дюйм шёлка и органзы был на своём месте, как будто на месте школьницы оказалась завершённая картина мастера искусств. Образ завершали яркий макияж в тон платью и несложная, но эффектная причёска с двумя иссиня-чёрными хвостиками.

Но ярче любых стразов сияла улыбка самой Рёко, пока её разглядывала добрая половина старших классов, а также кое-кто из средних и младших. Даже пара учительниц из тех, что помоложе, присоединилась к общей восторженной толпе. Директора школы, который, оглядев эту сцену, с печальным вздохом отправился к основному зданию, никто даже не заметил.

Зрительницы шушукались между собой и периодически сбивчиво задавали какие-то вопросы, на которые девушка по возможности отвечала. Вскоре на переднем плане как-то сама собой образовалась Белла Флярковска, уже несколько месяцев занимавшая пост председателя студсовета. Она внимательно оглядела Рёко, обойдя её со всех сторон, и заговорила достаточно громко, чтобы её услышала каждая из собравшихся:

— Вау! Это ты сама такое сделала?

— Да, сама, — ответила Рёко столь же громко, тоже для всех, поскольку ей немного надоело по пять раз отвечать на одно и то же.

— Ничего себе! Наверное, долго работала?

— Почти все каникулы.

— Слушай, оно того стоило. А что это за стиль?

— Ну, в основе там химе-лоли, то есть маленькая принцесса, но я немного доработала — у них обычно всё такое пастельное, а я добавила контраста.

— То есть тут даже идея твоя собственная?

— Именно. Хотя, конечно, многие элементы взяты у других, по кусочкам. Вот эти короны, например, были ещё в журнале девяностых годов.

— И ты сама их вырезала? — роскошные голубые глаза Беллы глядели на Рёко с изрядным уважением.

— Да. И подшивала на руках. Так-то, конечно, у меня машинка есть, но тут совсем не всё можно сделать на ней.

— Ой, а потрогать можно? Кстати, а что это за серебряная ткань? Выглядит вроде как лаке, но на ощупь совсем другая…

Где-то на пятой минуте технических подробностей толпа, собравшаяся вокруг Рёко, начала рассасываться. Сама же Белла провисела на улице с новоявленным модельером почти весь первый урок, а на перемене отправилась к директору.

Тот был ожидаемо печален. К предполагаемой правилами школьной форме и даже к исключениям, которые тут давно привыкли делать, вид ученицы десятого класса Джейн Батлер не имел никакого отношения. Нарушение было явным и абсолютно хамским, так что по любым стандартам имело смысл сделать крайне строгое внушение, а то и сразу подключить родителей. Однако Карло Бадольо откровенно не любил наводить драконовскую дисциплину. Телефоны Роберта и Соноко Батлер уже давно высветились на экране его компьютера, но директор не спешил ни набирать номер, ни делать строгое лицо и изымать из класса нарушительницу спокойствия. Поэтому визиту председателя он откровенно обрадовался.

— И что ты думаешь на этот счёт, Белла? — спросил он её вместо приветствия.

— Мистер Бадольо, а нельзя ли сделать исключение? Один раз, неформально, по особому случаю…

— Ты отлично знаешь, что я был бы очень рад так поступить, — Карло вздохнул и широко развёл руками. — Но где один особый случай, там будет второй, пятый и десятый. Если у неё пройдёт этот номер, ей тут же начнут подражать.

— Мне кажется, если бы ей действительно могли подражать, то в школе можно было бы открыть собственное модное агентство. Я уточнила подробности — она не просто сама сшила это платье, у неё даже дизайн своей разработки. Громко уточнила, мистер Бадольо. Все всё слышали.

И вот тут директор наконец-таки улыбнулся:

— А я не ошибся в тебе, Белла Флярковска.

— Спасибо, — немного смущённо хихикнула та. — В общем, если я что-то понимаю в своих ровесницах, после такого никому из них и в голову не придёт явиться в платье из магазина. А сама Рёко не сможет сделать ещё одно такое же одновременно с занятиями в школе. То есть она будет хвастаться этим достижением ещё несколько дней, а потом всё решится.

Белла почти не ошиблась — решительности Рёко на предмет нарушения правил хватило на целых две недели, однако желающих поспорить магазинными образцами с уникальным произведением искусства, и в самом деле не нашлось. В конце концов Рёко таки явилась на занятия в школьной форме, но выглядела откровенно грустной и не особо обращала внимание на что-либо вокруг, включая уроки. Пару дней Белла смотрела на это и думала — а потом предложила ей доработать форму, приспособив её к себе, так же, как до того она дорабатывала стиль химе-лоли.

Вот так и появилась тёмно-красная плиссированная юбка, которую Рёко до сих пор носила в школу. А потом ей исполнилось шестнадцать, на горизонте замаячила покупка мотоцикла, и обсуждение школьной моды быстро сошло на нет.

= = =

— Ого! — протянула Рёко. — А я-то готовилась к крупному скандалу. Значит, это ты тогда меня защитила?

— Можно сказать и так. Однако Бадольо не тот человек, которого надо долго уламывать — он не любит ругаться и, наоборот, любит, когда люди занимаются делом. Я же сама в Германии всё время нарывалась на проблемы с дисциплиной, хотя училась и неплохо — то им не нравилось, что я ногой качаю, то рисую что-то, пока учитель говорит, то смотрю в окно, а не на доску. Не так одеться тоже случалось, хотя и не до такой степени. Поначалу и в этой школе началось то же самое, меня отправили к директору… а он посмотрел на меня и почему-то предложил вести журнал учёта посещаемости. Вскоре я стала старостой, а потом и председателем. Он потом что-то говорил про принцип доверия и ответственности… я особо не поняла, но у него такие штуки работают.

Так, разговаривая, они неспешно дошли до бронзового Кобаяси, под суровым взглядом которого их уже ожидали Анна и Шинейд. Ирландка была одета вроде бы совсем просто — белая рубашка, черные брюки, простые туфли и жилетка. Но одна эта жилетка, изумрудно-зелёная в крупную клетку и с красивыми золотыми пуговицами, делала весь образ Шинейд элегантным и оригинальным, хотя, присмотревшись, можно было заметить, что ткань слегка потёрта.

На Анне же было маленькое чёрное платье, красиво обтягивающее фигуру, и чёрные же туфельки на шпильках сантиметров в восемь, в которых она шагала не очень уверенно. Дополняли наряд нитка янтарных бус на шее и маленькая сумочка в руках.

Четверо девушек вошли в театр несколько раньше основной толпы зрителей, так что у Беллы и Шинейд, прежде не бывавших в здании, хватило времени оглядеться. Однако, глядя на красивые стены и лестницы, обитые бархатом, на яркие афиши и сделанные со вкусом фото прежних спектаклей, на гармонично украшенные костюмы знаменитых персонажей, выставленные в стеклянных витринах, полька ощущала какой-то непонятный диссонанс — и вскоре поняла, что именно её беспокоит. И в следующее мгновение ухватила Анну за руку и потащила в сторону туалета.

— Твой вид портит всю гармонию данного места, — на ходу пояснила она. — И сейчас мы это будем исправлять.

— Зачем исправлять? — Анна, кажется, даже испугалась. — Бабушка когда-то говорила мне, что нет такой женщины, которой не шло бы маленькое черное платье!

— Она забыла тебе сказать, что оно ещё и ко многому обязывает, — с нажимом возразила Белла. — Например, к общей яркости. В общественном месте, а не в милой сцене в полутёмной комнате, к нему нужен макияж.

— Белла, ну что ты выдумываешь? Ладно, на сцене ты меня накрасила к образу, там положено… Но в жизни-то я с розовой помадой выгляжу как кукла, и ты сама это знаешь! А с красной… вообще как непотребная женщина!

Белла вопросительно взглянула на Рёко, которая вместе с Шинейд как раз нагнала парочку — потеряться в театре и вызванивать друг друга никто не хотел.

— Ну… у меня с собой есть ещё сиреневая и золотая, — ухмыльнулась та. — Будем пробовать!

Когда минут через пятнадцать четверо вернулись в фойе, случилось чудо. А именно — светлая золотая помада на губах Анны неожиданно оказалась куда менее вызывающей, чем любой красный оттенок, и прекрасно сочеталась с тонкой чёрной подводкой на веках и табачно-серыми тенями, которыми были тронуты не только веки, но и брови девушки. Вроде бы ничего особенного, но лицо пришло в полное соответствие с взрослой элегантностью платья и туфель. Теперь общую гармонию нарушала разве что русая коса, словно присыпанная пылью, но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Так или иначе, прорыв в тонкой ткани вселенской красоты был благополучно заделан. Белла с лёгким сердцем повела всю компанию искать свои места, благо как раз прозвучал первый звонок.

Да и сама Анна, глянув в зеркало, тоже ощутила себя в этих стенах куда уместнее, чем в прошлый раз, осенью, чуть более двух лет тому назад. В тот год семья, только что приехавшая в Японию, столкнулась с бурным празднованием столетия знаменитого театра; даже на поездах тогда была красивая обклейка с большой лестницей и танцами. Разумеется, как только схлынул ажиотаж и в кассах снова появились билеты, мама, как культурная женщина, сочла своей обязанностью вытащить семью в театр. Но Анна даже не запомнила толком, что за спектакль тогда шёл — в основном ей пришлось успокаивать мелких, которым было откровенно скучно. Да и языка она тогда ещё почти не понимала. В памяти застрял разве что образ Смерти, зловещей властной женщины, способной мгновенно сменить показную учтивость на разрушительный вихрь танца — и завершающей спектакль красивым победным вальсом с погибающей главной героиней.

Теперь же, в правильном виде и с правильной компанией, Анна с улыбкой приготовилась смотреть и слушать «Дух самурая». Но, когда поднялся занавес, самураев за ним не оказалось. Вместо них стоял чёткий ровный строй из девушек в чёрно-зелёной форме, которые синхронно поклонились, а затем начали церемонию, более всего напомнившую Анне пионерскую присягу из старого кино. Собственно, это и была присяга — торжественно представленный Сто Третий выпускной класс школы при театре Такарадзука принимали в сам театр.

2:30Церемония дебюта, запись 2004 года

«Киёку, тадасику, уцукусику» — «чиста, совершенна, прекрасна». Именно такими клялись быть новоявленные актрисы, и пока они пели бодренький марш (про театр и искусство, а не про костры и рабочих), Анна успела шепнуть об этом Шинейд, которая с немалым удивлением смотрела на это полувоенное действо. Белла разглядывала актрис-новичков блестящими глазами, уже достаточно неплохо разбирая, что те говорят; Рёко, напротив, прикрыла глаза, о чём-то печально задумавшись.

А затем молодые голоса отзвенели. На несколько секунд воцарилась тьма, после чего украшенный радугой занавес снова поднялся — и перед зрителями наконец-то появился самурай. Из заранее найденного пересказа девушки уже знали, что это и есть Хидзиката Тосидзо, заместитель главы тайной полиции правительства сёгуна — шинсэнгуми.