Индекс волшебства (Новелла) - 4 Глава
Глава 2: Маг дарует смерть — The 7th-Egde
Была ночь; с улицы доносились эхом сирены скорой помощи и пожарных машин.
Общежитие выглядело в общем безлюдным, но включение пожарной сигнализации, а затем разбрызгивателей всё изменило. Практически мгновенно вокруг пустого общежития скопились пожарные машины и зеваки.
В своей комнате Камидзё собственной правой рукой уничтожил следящую функцию капюшона, прежде чем взять его с собой. Может быть, он ввел бы преследователей в заблуждение, если бы оставил её работать и бросил бы капюшон в каком-то случайном месте, но Индекс упрямо настаивала, что возьмет капюшон с собой.
В переулке Тома щелкнул языком. Он держал на руках окровавленную Индекс, потому что не мог позволить, чтобы её рана коснулась грязной земли.
Он не мог отнести Индекс в больницу.
В Академгороде крайне не любят чужаков. Именно поэтому город был окружен стенами и три спутника непрерывно следили за всем, что происходило в нем. Даже водителям грузовиков, снабжавших магазины необходимыми товарами, для въезда сюда нужен был особый пропуск.
Поэтому как только чужак без пропуска, вроде Индекс, окажется в больнице, информация об этом сразу же распространится.
Не говоря уже о том, что её враги были частью какой-то организации.
Если бы на нее напали в больнице, могли бы пострадать люди рядом с ней. К тому же, она была бы беззащитна, если бы нападение произошло во время операции или пока она приходила бы в себя после нее.
— Но я просто не могу взять и оставить ее.
— Со мной… всё будет в порядке. — Если ты… сможешь просто остановить кровь…
Голос Индекс был слабым, и в нем не было ни следа того механического голоса, которым она пользовалась при объяснении рун.
И именно поэтому Камидзё сразу понял, что она говорила неправду. Её рана была не такой, с какой мог бы справиться дилетант, наложив повязку. Камидзё привык к дракам, и сам оказывал себе первую помощь, поскольку большинство полученных ран лучше было держать в тайне. Но рана на спине Индекс выглядела достаточно плохо для того, чтобы даже Камидзё потерял хладнокровие.
Им оставалось положиться только на одно.
Он всё ещё не верил в это, но больше ни во что верить не оставалось.
— Эй, эй! Ты меня слышишь? — Камидзё слегка похлопал Индекс по щеке. В этих твоих 103 000 гримуаров есть что-то, что может лечить раны?
Представление Камидзё о магии не выходило за пределы боевой и лечебной магии в РПГ.
Индекс действительно сказала, что от природы была неспособна использовать магическую силу, и потому не могла пользоваться магией, но Камидзё мог разобраться со сверхъестественными силами, так что если бы Индекс просто сказала ему, что нужно сделать….
Дыхание Индекс было неглубоким. Однако это было скорее от потери крови, чем от боли. Её побледневшие губы дрожали.
— Есть… но…
Лицо Камидзё на мгновение осветила радость, пока он не осознал с запозданием слово «но».
— Ты… не сможешь этого сделать… — тихо вздохнула Индекс. — Даже если бы я… научила тебя заклинанию… твоя сила наверняка… помешала бы… ау… даже если бы ты идеально… воспроизвел его.
Камидзё потрясенно посмотрел на свою правую руку.
Разрушитель Иллюзий. Действительно, сила, находившаяся в нем, полностью нейтрализовала пламя Стейла. И поэтому была вероятность, что таким же образом она нейтрализует восстановительную магию Индекс.
Чёрт! Только не снова… Почему всегда виновата эта правая рука?!
Это просто означало, что ему нужно было позвонить кому-то вроде Аогами Пирса или той Бири-бири девушки, Микото Мисаки Лица нескольких крутых людей, которых он не боялся вовлечь в подобные неприятности, всплыли в его памяти.
— … ? — Индекс на некоторое время замолчала. — Нет… Я не это имела в виду.
— ?
— Не твоя правая рука… Проблема в том… что ты — эспер. — в эту жаркую ночь она дрожала, словно в заснеженных горах в середине зимы. — Магия — это то…. чем не могут пользоваться «одаренные люди» вроде вас, эсперов. «Неодаренные люди» хотели… делать то, что могли делать «одаренные люди»… поэтому они создали некоторые заклинания и ритуалы… которые известны как магия.
Камидзё чуть не закричал: «Не время сейчас для объяснений!»
— Ты не понимаешь?… У «одаренных» и «неодаренных» людей разная схема… «Одаренные люди» не могут использовать системы, созданные… для «неодаренных людей»…
— Чёёё…?!
Камидзё лишился дара речи. В самом деле, к эсперам вроде Камидзё применяли наркотики и электроды, чтобы принудительно расширить схему их мозга таким образом, чтобы она отличалась от обычных людей. Их тела действительно отличались от тел других людей.
Но он не мог в это поверить. Нет, он не хотел в это поверить.
В Академгороде жило 2,3 миллиона учеников и все они до единого прошли тренировки по развитию сверхъестественных способностей. Даже если это не было заметно на глаз, даже если они не могли согнуть ложку, прилагая такие усилия, что кровеносные сосуды в мозге чуть не лопались от натуги, и даже если они были самыми слабыми из эсперов, их в самом деле сделали отличающимися от нормальных людей.
Другими словами, люди, жившие в этом городе, не могли использовать магию, единственное, что могло спасти эту девочку.
Существовал способ спасти лежавшую у него на руках девочку, но никто не мог этого сделать.
— Чёрт побери… — Камидзё обнажил клыки, как дикий зверь. — Как такое могло случиться? Как такое могло случиться?! Что это за чертовщина?! Да это вообще нечестно?!
Индекс задрожала еще сильнее.
Камидзё казалось тяжелее всего выдержать то, что она подвергалась наказанию за его же неспособность.
— «Одаренный», ага, щазз, — резко сказал он. — Я даже не могу спасти девочку, страдающую у меня на глазах.
Однако он не мог придумать ничего, чтобы решить эту проблему. В первую очередь он должен был разрушить правило, по которому 2,3 миллиона учеников, живших в городе, не могли использовать магию.
— …?
Камидзё неожиданно заметил, что в его мыслях кое-что было не так.
Ученики?
— Эй, любой нормальный «неодаренный» человек может использовать магию, верно?
— Э…? Да.
— И тут не будет такого, что всё окажется без толку из-за того, что у человека нет способностей к магии, верно?
— За это… можешь не волноваться… Если приготовить всё правильно, и сделать как надо… даже ученик средней школы сможет это сделать, — задумалась ненадолго Индекс. — Хотя, если сделать что-то не так, то нервные контуры в мозге и нервной системе могут перегореть… Но при моих знаниях 103 000 гримуаров всё будет в порядке. — Не волнуйся.
Камидзё улыбнулся.
Не задумываясь, он посмотрел вверх, словно собирался завыть на Луну под ночным небом.
Действительно, 2,3 миллиона учеников жили в Академгороде, и всех их развили до обладания какой-то сверхъестественной способностью.
Однако развивавшие их учителя были обычными людьми.
— Надеюсь, она еще не спит.
В памяти Томы Камидзё появилось лицо некой учительницы.
Это было лицо Цукуёми Комоэ, его классной руководительницы ростом 135 сантиметров, которой подошел бы красный ранец младшеклассницы, хоть она и была учительницей.
● ● ●
Камидзё позвонил из таксофона Аогами Пирсу, чтобы узнать адрес Комоэ-сенсей. (Свой мобильник Камидзё уронил и сломал сегодня утром. Откуда Аогами Пирс знал адрес Комоэ было загадкой. Камидзё подозревал, что тот был сталкером). Затем Камидзё отправился в путь с безжизненной Индекс на спине.
— Вот и оно…
От переулка он добрался до нужного места пешком за пятнадцать минут.
Это был решительно не соответствующий выглядевшей на двенадцать лет Комоэ-сенсей двухэтажный деревянный дом, казавшийся настолько старым и обветшалым, что Камидзё показалось, что он должно быть пережил бомбардировку Токио. Поскольку стиральная машина была выставлена прямо на галерею, похоже, никакой ванной тут не было.
Обычно Камидзё стал бы шутить на эту тему минут десять, но сейчас он даже не улыбнулся.
Проверив фамилии на табличке на дверях первого этажа, он взобрался по изношенной и проржавевшей лестнице и стал читать фамилии на дверях. Добравшись до самой дальней на втором этаже двери, он наконец увидел надпись Цукуёми Комоэ, сделанную хираганой.
Камидзё дважды позвонил в звонок, а затем изо всех сил стукнул в дверь.
От удара ногой по двери раздался ужасный шум.
Однако дверь даже не шелохнулась. И что характерно, Камидзё хватило невезухи подумать, что он слышал неприятный треск, который издал его большой палец на ноге.
«Sergiusz (talk)!!!»
— Да, да, дааа! Противогазетчиковая дверь — это единственная прочная штука здесь. Я открою, ладно?
«Почему я просто не подождал?»
Пока у Камидзё от таких мыслей слезы наворачивались на глаза, послышался щелчок, и одетая в пижаму Комоэ-сенсей высунула голову в просвет. Расслабленное выражение ее лица давало ясно понять, что со своего места ей не было видно рану на спине Индекс.
— Вау, Камидзё-тян. Ты что, стал подрабатывать, разнося газеты?
— Интересно, какой газете нужны работники, носящие на спине монашек? — недовольно отозвался Камидзё. — У меня небольшие проблемы, так что я зайду. Простите.
— П-подожди, подожди, подожди, — Комоэ-сенсей отчаянно пыталась не дать Камидзё пройти, в то время как он оттеснял ее в сторону. — Я не могу позволить тебе так неожиданно войти в мою комнату. И это не из-за того, что в комнате ужасный беспорядок, и пустые пивные банки разбросаны по полу, а пепельница забита окурками.
— Сэнсэй.
— Да?
— Посмотрим, сможете ли вы пошутить так же, увидев, что я принес на спине.
— Я н-не шутила! … Гяяяя?!
— Ну вот, теперь вы это увидели.
— Я не заметила, что у тебя такая ужасная рана на спине, Камидзё-тян.
Внезапно увидев кровь, Комоэ-сенсей начала впадать в панику, и Камидзё наконец удалось оттеснить её в сторону и войти в комнату.
Комната выглядела так, словно тут жил мужчина средних лет, увлекавшийся ставками на бегах. На сильно потертых татами валялись бесчисленные пивные банки, а в серебряной пепельнице громоздилась настоящая гора окурков. Словно в какой-то шутке, посреди комнаты был даже чайный столик вроде того, о который споткнулся бы упрямый отец.
— … Понятно. Так вы не шутили.
— Наверное, это не ко времени, но у тебя нет возражений против курящих девушек?
глядя на то, как его классная руководительница, которой на вид было двенадцать лет, отбрасывала ногой пивные банки, чтобы расчистить место, Камидзё подумал, что вряд ли это будет проблемой. Ему не хотелось сидеть на потертом татами, но не было времени беспокоиться о том, чтобы расстелить футон.
Он положил Индекс на пол на живот, чтобы ее рана не коснулась пола.
Порванная одежда скрывала от глаз саму рану, но темно-красная жидкость вытекала оттуда, словно дизельное топливо.
— М-может, стоит вызвать скорую помощь? Т-телефон вон там.
Дрожащей рукой Комоэ-сенсей показала в угол комнаты. По какой-то причине у нее был черный телефонный аппарат с поворотным диском.
— Мана, содержащаяся в крови, вытекает вместе с кровью.
Камидзё и Комоэ-сенсей невольно обернулись к Индекс.
Индекс продолжала безжизненно лежать на полу, но ее глаза тихо открылись, несмотря на то, что голова была повернута набок, словно у сломанной куклы. Её глаза были холоднее бледного лунного света и точнее часового механизма.
Её глаза были настолько идеально безмятежны, что казались нечеловеческими.
— Предупреждение: Глава 2, стих 6. Потеря жизненной силы, известной как манна, из-за потери крови, достигло заданного уровня, и «Перо Иоанна» (Автоматический Секретарь) принудительно пробуждено. … Если нынешнее положение дел не изменится, моё тело потеряет минимально необходимое количество жизненной силы и прекратит функционирование примерно через пятнадцать минут, в соответствии с международным стандартом минуты, установленным часовой башней в Лондоне. Наилучшим будет, если вы последуете инструкциям, которые я собираюсь дать, чтобы обеспечить самое эффективное лечение.
Комоэ-сенсей потрясенно уставилась на Индекс.
Камидзё едва ли мог ее винить за это. Несмотря на то, что он уже один раз слышал этот голос, он просто не мог привыкнуть к нему.
— Ну а теперь.
Камидзё посмотрел на Комоэ-сенсей и подумал.
Если бы он прямо и открыто попросил её использовать магию, она бы наверняка сказала ему, что вряд ли это подходящее время для игры в магическую девочку, и что в любом случае она уже слишком стара для таких игр.
Так как же ему убедить её?
— Хмм. — Сэнсэй, сэнсэй. Поскольку это чрезвычайная ситуация, буду краток. Я должен кое-что сказать вам по секрету, так что подойдите поближе.
— Что?
Камидзё помахал рукой, словно подзывая маленькую собачку, и Комоэ-сенсей без всяких подозрений приблизилась.
— Извини, — еле слышно сказал он Индекс.
Он поднял её разрезанную одежду, чтобы обнажить скрытую под ней ужасную рану.
— Э-э?!
Он едва ли мог винить Комоэ-сенсей за то, что она потрясенно подскочила.
Рана была настолько ужасна, что потрясла даже Камидзё. Это была горизонтальная прямая линия, прорезанная поперек её спины. Словно картонную коробку разрезали при помощи линейки и резака. Помимо красной крови, розовых мышц и желтого жира, виднелось что-то твердое и белое, должно быть, её позвоночник.
Если представить себе эту рану в виде красного рта, то ее «губы» страшно побледнели, как у человека, который долго был в бассейне.
— Гх… , — Камидзё отогнал подступающее головокружение и осторожно опустил одежду, мокрую от крови.
Даже когда одежда коснулась раны, ледяные глаза Индекс нисколько не шевельнулись.
— Сэнсэй.
— Э? Да?!
— Я вызову скорую помощь. А вы пока что должны выслушать всё, что эта девочка скажет и сделать всё, что она захочет… Просто постарайтесь, чтобы она не потеряла сознание. Как вы видите по её одежде, она религиозна. Спасибо.
Если она будет рассматривать это как всего лишь утешение девочки, она сможет продолжать считать, что магии не существует. По этой причине Камидзё переключил внимание Комоэ-сенсей с обработки раны на продолжение разговора всеми доступными средствами.
Побледневшая Комоэ-сенсей кивнула с исключительно серьезным выражением лица.
Проблемой было то, что Камидзё нужно было побыть снаружи, пока это будет происходить.
Если бы скорая помощь прибыла до завершения магического ритуала, «утешению» пришел бы конец, а это означало, что в реальности он не может вызывать скорую.
Но одно это не значило, что Камидзё должен был уйти. В конце концов он мог просто набрать 117 по черному домашнему телефону и притвориться, что вызывает скорую помощь в то время, как на самом деле разговаривал бы с автоответчиком.
Истинная проблема заключалась в другом.
— Эй, Индекс, — тихо заговорил Камидзё с обессилено лежавшей на полу девочкой. — Я могу еще что-нибудь сделать?
— Нет, не можешь. Тебе лучше всего уйти.
От ее чрезмерно ясного и четкого ответа Камидзё до боли сжал кулак своей правой руки.
Камидзё ничего не мог сделать и всё из-за своей правой руки, которая нейтрализовала бы лечебную магию одним фактом своего присутствия в комнате.
— … Тогда, сэнсей. Пойду, поищу таксофон.
— Подожди…э? Камидзё-тян, у меня тут есть теле…
Камидзё проигнорировал слова Комоэ-сенсей, открыл дверь и вышел из комнаты.
Он стиснул зубы от того, что не мог сделать ничего, кроме как уйти.
Камидзё бежал по ночному городу. На бегу он стискивал кулак правой руки, которая могла нейтрализовать даже божественные чудеса, но не могла защитить одного-единственного человека.
● ● ●
После того, как Тома Камидзё вышел из комнаты, бледные губы Индекс пошевелились.
— Который сейчас час по японскому стандартному времени? И заодно, какой сегодня день?
— Сейчас 8:30 вечера 20 июля.
— Похоже, вы не посмотрели на часы. — Это точное время?
— У меня в комнате нет часов, но мои внутренние часы идут с точностью до секунды, так что за это не волнуйся.
— …
— Не нужно смотреть на меня с таким недоверием. Я слышала, что внутренние часы некоторых жокеев идут с точностью до десятой доли секунды, и что можно регулировать их определенной диетой и ритмичной активностью, — в замешательстве объяснила Комоэ-сенсей.
Может, она и не была эспером, но она была настоящим жителем Академгорода. У тех, кто жил в городе и вне его были разные представления о том, какие факты, обычные для передовой науки и медицины, общеизвестны.
Продолжая лежать на животе, Индекс одними глазами взглянула в окно.
— По положению звезд и высоте Луны… время соответствует направлению на Сириус с ошибкой в 0,038. Теперь, чтобы проверить еще раз: текущее время по японскому стандартному — 8:30 вечера 20 июля, верно?
— Да. Ну, строго говоря, сейчас уже на 53 секунды больше, но… А, нет!!! Не вставай!!!
Комоэ-сенсей отчаянно пыталась удержать Индекс, пытавшуюся сесть и тем самым лишь делавшую хуже для своего израненного тела, но взгляд Индекс не дрогнул.
Её взгляд не был ни устрашающим ни пронизывающим.
Её взгляд попросту лишился всех эмоций, словно щелкнули переключателем.
В её глазах не было отблеска личности. Словно пропала её душа.
— Это не важно. Это можно будет регенерировать, — сказала Индекс, направляясь к чайному столику посреди комнаты. — Приближается окончание знака Рака.. Время между восемью часами и полуночью. Направление — запад. Под защитой Ундины, роль ангела — херув…
В комнате послышался звук, с которым Комоэ-сенсей сглотнула слюну.
Неожиданно Индекс начала рисовать своим окровавленным пальцем какую-то фигуру на поверхности маленького чайного столика. Даже люди, незнакомые с магическим кругом, распознали бы эту фигуру как нечто, имеющее отношение к религии. Комоэ-сенсей и так уже оробела, но теперь еще кое-что ошеломило ее до потери речи.
Нарисовав кровью круг размером во весь чайный столик, Индекс начертила символ в виде звезды, известный как пентаграмма.
Повсюду вокруг него были символы какого-то странного языка. Вероятно, это были те же слова, что бормотала Индекс. Она спрашивала о созвездиях и времени потому, что в зависимости от времени суток и времени года надо было писать разные слова.
Творя свою магию, Индекс не проявляла ни капли слабости раненного человека. Её исключительная сосредоточенность видимо, показывала, что её чувство боли было временно отключено.
Холодок пробежал по спине Комоэ-сенсей, слышавшей, как капает кровь, стекающая со спины девочки.
— Ч-ч-ч-что это такое?
— Магия, — произнесся это слово, Индекс сделала паузу. — Мне нужна будет твоя помощь и твое тело. Если ты сделаешь всё, как я скажу, никого не постигнет неудача и ты не станешь мишенью ни для чьего недовольства.
— К-как ты можешь говорить это так спокойно?! Просто ляг и подожди скорой помощи! Э-э, бинты, бинты. При настолько серьезной ране я должна перевязать место вокруг артерии, чтобы остановить кровотечение…
— Лечение такого уровня не сможет полностью закрыть мою рану. Я не знаю, что значит «скорая помощь», но могут ли они полностью закрыть эту рану в течении ближайших пятнадцати минут и предоставить мне необходимый уровень маны?
— …
Действительно, скорой помощи понадобится десять минут, чтобы прибыть на место, даже если вызвать ее прямо сейчас, и наверное, понадобится еще столько же, чтобы отвезти её в больницу, и более того, ее не начнут лечить в ту же секунду, как она окажется в больнице. Комоэ-сенсей не совсем понимала, что означал оккультный термин «мана», но в самом деле, одного того, что рану зашьют, будет недостаточно, чтобы вернуть девочке жизненную силу.
Даже если бы рану зашили ниткой и иглой в этот самый момент, могло бы оказаться, что эта бледная девочка слишком слаба, и не проживет достаточно долго, чтобы её жизненные силы смогли восстановиться.
— Пожалуйста, — попросила Индекс, выражение лица которой нисколько не изменилось.
Из уголка её рта стекала смесь свежей крови и слюны.
Она не была напряжена, и ничего леденящего кровь в ней не было. Но её спокойствие и хладнокровие пугали сильнее всего. От того, что всё, что она делала, похоже, лишь расширяло её рану, она напоминала сломанную машину, продолжающую действовать, не осознавая, что что-то идет не так.
«Если я сделаю что-то, чему она будет сопротивляться, её состояние может лишь ухудшиться.»
Комоэ-сенсей вздохнула. Разумеется, она не верила в магию. Однако, Камидзё попросил её поддерживать разговор, чтобы убедиться, что девочка не потеряла сознание.
Всё, что она могла сделать — попытаться не провоцировать сидевшую перед ней девочку и возложить все свои надежды на то, что Камидзё вызовет скорую как можно быстрее, если не еще быстрее, и на то, что врачи скорой помощи смогут оказать самую лучшую первую помощь.
— Так что я должна сделать? Я же не магическая девочка.
— Благодарю тебя за сотрудничество. Во-первых… возьми это… это… что это за черная штука?
— ? О, это карта памяти для видеоигры.
— ??? … Ну, ладно. В любом случае, возьми эту черную штуку, и положи ее на середину стола.
— Строго говоря, это чайный столик…
Комоэ-сенсей сделала, как ей было сказано, и положила карту памяти посредине чайного столика. Затем она взяла коробку грифелей для механического карандаша, пустую коробку из-под шоколадных конфет и две маленьких книги карманного формата в мягких обложках, и тоже положила всё это на чайный столик. Также она взяла две маленькие фигурки из упаковок с едой, и поставила их друг против друга.
Комоэ-сенсей задумывалась, какова была цель всего этого, но Индекс оставалась совершенно серьезной, несмотря на то, что выглядела так, словно вот-вот потеряет сознание. Все жалобы исчезли перед светившимся на этом бледном лице взглядом, острым, как японский меч.
— Что это? Ты назвала это магией, но это ведь просто игра в куклы?
Вне сомнения, всё это выглядело как миниатюрная версия комнаты. Карта памяти была чайным столиком, две книги изображали книжные полки и шкаф, и две фигурки были как раз в тех же местах, что и находившиеся в комнате люди. Когда по чайному столику были рассыпаны стеклянные бусинки, они, похоже, остановились в местах, точно соответствующих расположению разбросанных по полу пивных банок.
— Материалы не важны. Это всё равно, что увеличительное стекло, которое увеличивает независимо от того, сделано ли оно из стекла или пластика… Пока форма и роль одинаковы, можно провести ритуал. Мне нужно только чтобы ты точно выполняла мои указания. Если ты перепутаешь порядок, соединения в твоем мозге и нервах могут перегореть.
— ???
— Я говорю, что ошибка сделает из твоего тела фарш и убьет тебя. Пожалуйста, будь осторожна.
— Бх?! — чуть не поперхнулась Комоэ-сенсей, но Индекс продолжила, не обратив на это внимания.
— Теперь мы воздвигнем храм для того, чтобы ангел снизошел в него. Следуй моим указаниям и пению.
То, что Индекс сказала далее перестало быть словами, превратившись в чистый звук. Не раздумывая о смысле, Комоэ-сенсей попыталась воспроизвести хотя бы тон чем-то вроде гудения или напева.
И…
— Кяяя?!
Неожиданно фигурки на чайном столике тоже начали «петь». — Кяяя?! — вскричала одна из них в тот же самый момент. Фигурки резонировали. В точности так, как в игрушечном телефоне колебания передаются по нити и превращаются в звук в бумажном стаканчике на другом конце, фигурки вибрировали и воспроизводили голос Комоэ-сенсей.
Вероятно, причиной, по которой Комоэ-сенсей не запаниковала и не выбежала из комнаты, было то, что она жила в городе, в котором было 2,3 миллиона эсперов. Обычный человек подумал бы, что все они сошли с ума.
— Связь установлена, — из-за голоса Индекс и голоса с чайного столика звук раздвоился. — Храм, воздвигнутый на столе, соединен с этой комнатой. Попросту говоря, всё, что произойдет в этой комнате, произойдет и на столе, а то, что произойдет на столе, произойдет и в комнате.
Индекс слегка толкнула чайный столик ногой.
В тот же момент вся комната затряслась под ногами Комоэ-сенсей, словно от сильного удара.
Она чувствовала, как спертый воздух комнаты становится свежим, как воздух в лесу ранним утром.
Однако, ничего, напоминающего ангела, тут не было. Всё, что тут было, можно было описать лишь как невидимое присутствие. На всё тело Комоэ-сенсей обрушилось такое чувство, словно ее со всех сторон рассматривали тысячи глаз.
А затем Индекс неожиданно закричала.
— Представь! Представь золотого ангела с телом ребенка! Представь прекрасного ангела с двумя крыльями!
При осуществлении магии, важно определить область её действия.
Например, камешек, брошенный в море, создает слабую волну. Но тот же камешек, брошенный в ведро, создаст довольно сильную волну. Идея тут такая же. Чтобы изменить мир при помощи магии, надо ограничить область, в которой произойдет изменение.
Защитник был временным богом в маленьком ограниченным мире. Если точно представить защитника, зафиксировать его форму, и свободно контролировать его, можно с большей легкостью вызвать странные вещи в ограниченной области.
Комоэ-сенсей никто этого не объяснил, поэтому ей было нелегко представить себе ангела. От слов «золотой ангел» она подумала только о той упаковке с одним золотым или пятью серебряными[✱]отсылка на японские конфеты под названием «Чокоболлз» Если вам повезет, на упаковке будет напечатан либо золотой либо серебряный ангел. Одного золотого или пять серебряных ангелов можно обменять на упаковку игрушек..
По мере того, как образ в сознании Комоэ-сенсей терял связность, окружающее ее присутствие следовало за ним и теряло форму. По спине Комоэ-сенсей распространилось неприятное чувство, словно ее окутала гнилая грязь со дна болота.
— Просто представь его! На самом деле это не вызовет ангела. Это просто собрание невидимой маны. Она примет форму согласно твоей воле как пользователя магии!
Она должно быть, по-настоящему была в отчаянии, поскольку даже голос той, механической Индекс стал острым, как сосулька.
Комоэ-сенсей широко раскрыла глаза от такой внезапной перемены, и поспешно начала бормотать себе под нос.
«… Милый ангел, милый ангел, милый ангел.»
Она отчаянно вызывала в памяти смутный образ девочки-ангела, который давным-давно видела в сёдзе-манге.
Чем бы оно ни было, то, что ощущалось зависшей в воздухе невидимой грязью, стало принимать форму, словно его сгребали в воздушный шарик в форме человека… ну по крайней мере, так казалось Комоэ-сенсей.
Она робко открыла глаза, чтобы убедиться.
«…Э? На самом деле это не вызовет ангела?»
В тот самый момент, когда это сомнение возникло в ее мыслях, наполненный водой шарик в форме человека лопнул и невидимая грязь расплескалась по комнате.
— Кяяя!!!
— Фиксация его формы провалилась, — Индекс огляделась по сторонам своим резким взглядом. — Если храм по крайней мере защищен голубым цветом Ундины, этого будет достаточно. … Продолжай.
Её слова звучали достаточно позитивно, но в глазах Индекс не было и тени улыбки.
Комоэ-сенсей откинулась назад совсем как девочка, родители которой увидели листок с проваленным тестом который она старалась спрятать от них.
— Пой. Еще немного и всё будет закончено.
Резкий приказ не позволял Комоэ-сенсей потерять хладнокровие, несмотря на то, что в ней нарастало замешательство и усталые мысли.
Индекс, Комоэ-сенсей и две фигурки на столе запели. Спина фигурки Индекс на столе начала таять.
Это выглядело так, словно к резинке поднесли зажигалку. Она таяла, поверхность теряла свою неровность, становилась гладкой, снова охлаждалась и затвердевала, вновь приобретая форму.
Комоэ-сенсей казалось, что ее сердце застыло.
В данный момент Индекс сидела за чайным столиком напротив неё.
У нее не хватало смелости обогнуть столик и посмотреть, что творится со спиной Индекс.
Бледное лицо Индекс покрывал маслянистый пот.
В её остекленевших глазах не было следов боли или страдания.
— Пополнение маны и стабилизация состояния подтверждены. Возвращаю Перо Иоанна в спящий режим.
Словно щелкнул переключатель, в глаза Индекс вернулся мягкий свет. Словно в остывшем камине разожгли огонь, тепло наполнило комнату.
Взгляд Индекс был настолько добрым и теплым, что Комоэ-сенсей не могла не ощутить это тепло. Это был взгляд обычной девочки.
— Теперь, если вернуть сошедшего к нам защитника обратно и разрушить храм, всё будет закончено. Вот что такое магия. Это всё равно что «яблоко» и «ринго»[✱]»ринго» — «яблоко» по-японски. — они означают одно и то же. Тебе не нужен стеклянный жезл, если пластиковый зонтик такой же прозрачный. И с картами таро то же самое. Пока картинка и номера совпадают, гадание можно проводить даже с вырезками из сёдзе-манги.
Индекс продолжала потеть.
Комоэ-сенсей испугалась еще больше. Она начала беспокоиться, что сделанное ею только ухудшило состояние Индекс.
— Не волнуйся, — даже сейчас Индекс выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок. — Это вроде простуды. Чтобы поправиться, нужна собственная сила. А сама рана закрылась, так что со мной всё будет в порядке.
Сказав это, Индекс повалилась набок. Фигурка тоже упала. Чайный столик немного пошатнулся, и связанная с ним комната задрожала как от грома.
Комоэ-сенсей готова была обежать вокруг столика и кинуться к Индекс, но Индекс начала петь.
Когда Комоэ-сенсей последовала за ней и спела последнюю песню, странная атмосфера превратилась в обычную душную атмосферу комнаты. Комоэ-сенсей осторожно потрясла столик, но ничего не случилось.
«Слава тебе, Господи»
Когда Комоэ-сенсей облегченно закрыла глаза, Индекс заговорила. Комоэ-сенсей думала, что любой был бы рад, если бы его смертельные раны исцелились, но монашка сказала совсем другое.
— Я рада, что никому и ничем не причинила неприятностей, — Комоэ-сенсей в удивлении уставилась на Индекс. — … Если бы я умерла здесь, возможно, ему пришлось бы нести на себе бремя этого.
Индекс закрыла глаза, словно собралась спать и не сказала больше ничего. Когда этой девочке рассекли спину, когда она упала без сознания и когда она проводила этот странный ритуал, она ни минуты не думала о себе. Она думала о человеке, который принес ее сюда.
Комоэ-сенсей не могла думать так же. Ей не о ком было думать так же. Вот почему она спросила еще кое-что.
Она была уверена, что Индекс уже спит и не услышит её; но именно поэтому она и задала вопрос, тем не менее, девочка ответила, не открывая глаз.
— Я не знаю.
Она никогда раньше ни к кому не испытывала таких чувств и не знала, что это за чувство. Но когда он обезумел из-за неё, противостоя тому магу, она хотела, чтобы он убежал прочь, даже если бы для этого понадобилось подползти к нему и заставить его сделать это. Когда он сбежал от Иннокентиуса, она думала, что расплачется, когда он вернулся.
Она не могла измерить глубину этого чувства, но когда она была с ним, ничто не шло так, как ей хотелось, и она чувствовала, что ею помыкают.
И всё равно, эти неожиданные вещи доставляли радость и делали ее настолько счастливой. Однако, она не понимала, что это было за чувство.
На этот раз Индекс погрузилась в глубокий сон с улыбкой на лице, словно ей снилось что-то приятное.
Часть 2
К рассвету симптомы напоминали простуду.
Индекс слегла в постель с сильной лихорадкой и головной болью, правда, у нее не текло из носа и горло было в порядке, поскольку это был не настоящий вирус. Дело было просто в необходимости восполнить запас её жизненных сил, так что какие бы средства от простуды, усиливающие иммунитет, она бы ни принимала, толку от этого не было бы.
— … Так почему же на тебе одни лишь трусики?
Индекс, лежавшая с мокрым полотенцем на лбу, по-видимому, не могла выдержать влажной жары под футоном, и потому вытянула из-под него одну ногу в направлении Камидзё. На ней был бледно-зеленый верх от пижамы, но ее бедро отчетливо телесного цвета было обнажено до самого верха. Из-за лихорадки её кожа слегка порозовела.
Полотенце нагрелось, так что Комоэ-сенсей сунула его в тазик с водой, и расплескала ее вокруг, уставившись на Камидзё.
— Камидзё-тян. Я думаю, что эта одежда была несколько чересчур.
«Этой одеждой» она наверное называла усеянное безопасными булавками одеяние монашки.
Камидзё был полностью согласен с ней по этому вопросу, но Индекс выглядела как рассерженная кошка, которую лишили любимой привычки.
— Настоящий вопрос в том, каким образом пижама любящей пиво, дымящей, как паровоз взрослой женщины вроде вас так идеально подходит Индекс. Между вами вообще-то сколько лет разницы?
— Что-о…?
Комоэ-сенсей (возраст неизвестен) не нашла, что ответить, но Индекс решила добить её, лежачую.
— Пожалуйста, не смотри на меня так. На самом деле эта пижама немного жмёт в груди.
— Что… не может быть! Это неправда. Вы просто насмехаетесь надо мной! — запротестовала Комоэ-сенсей.
— Да у тебя вообще на груди есть что-то, чему будет жать?
— …
— …
Когда обе дамы уставились на него, душа Камидзё рефлекторно ушла в состояние прострации.
— Ладно, ладно. Кстати, Камидзё-тян, кто, собственно, эта девочка?
— Моя младшая сестра.
— Это явная ложь. С такими серебристыми волосами и зелеными глазами она явно иностранка.
— Она моя сводная сестра.
— … А ты — извращенец?
— Я просто пошутил! Я хорошо знаю, что со сводной сестрой — это дурной тон, но с настоящей — противозаконно!
— Камидзё-тян, — сказала она, неожиданно переключившись на учительский тон.
Камидзё умолк. Не было ничего удивительного в том, что Комоэ-сенсей хотела знать, что происходит. Он не просто притащил к ней странную иностранку, но у той еще была страшная рана на спине, что явно попахивало плохими новостями. Комоэ-сенсей даже заставили сыграть роль в какой-то странной магической сцене.
Трудно было бы попросить её притвориться, будто она ничего не заметила.
— Сэнсей, можно задать вам один вопрос?
— Что?
— Вы спрашиваете, чтобы иметь возможность вызвать Анти-Навык или сообщить в Совет директоров Академгорода?
— Да, — немедленно ответила Комоэ-сенсей, утвердительно кивнув. Без капли сомнений она сказала своему ученику, что сдаст их. — Я не знаю, во что вы оба впутались, — улыбнулась Комоэ-сенсей. — Но если это случилось здесь, в Академгороде, решить эту проблему обязаны мы, учителя. Обязанность взрослых — принимать ответственность за детей. Теперь, когда я знаю, что у вас какие-то неприятности, я не могу сидеть и ничего не делать.
Так сказала Цукуёми Комоэ, но у нее не было ни власти, ни силы, ни обязанности так поступать.
Она просто сказала это с прямолинейностью знаменитой катаны, которая режет точно в нужном месте точно в нужное время.
— Я всего лишь…, — заговорил Камидзё, закончив фразу бормотанием себе под нос. «… не могу противостоять ей.»
Камидзё прожил долгих 15 или около того лет, и никогда еще не видел никого, похожего на эту учительницу: такие только в дорамах бывают, даже в кино таких уже нет.
А значит…
— Если бы вы были совершенно посторонним человеком, я бы не колеблясь вовлек вас, но я ваш должник за ту магию, и поэтому не могу позволить вам ввязаться во всё это.
Ответ Камидзё был настолько же прямолинеен.
Хватит с него видеть людей, которые хотят защитить других, ничего не ожидая взамен, и страдают у него на глазах.
Комоэ-сенсей умолкла на мгновение.
— …М-м-м. Я не дам вам сбежать, заморочив мне голову красивыми фразами.
— …? Сэнсей, а что это вы поднялись и двинулись к двери?
— Я дам вам отсрочку приговора. Мне нужно в супермаркет за продуктами. Камидзё-тян, за это время ты придумаешь, что именно тебе нужно сказать мне. И…
— И?
— Я могу так увлечься покупками, что забуду. Никакого жульничества когда я вернусь. Постарайся уж сказать мне, окей?
Камидзё показалось, что при этих словах Комоэ-сенсей улыбнулась.
Послышался звук открываемой и закрываемой двери, и Камидзё с Индекс остались в комнате наедине.
«Она пытается быть доброй.»
По её улыбке что-то затевающего ребенка Камидзё почувствовал, что вернувшись из супермаркета, Комоэ-сенсей забудет обо всём.
Если впоследствии он попытается посоветоваться с ней об этом, она наверняка рассердится и скажет: «Почему же ты мне раньше об этом не сказал?! Я совсем забыла!» — и с радостью согласится помочь.
Вздохнув, Камидзё повернулся к лежавшей на футоне Индекс.
— … Прости. Я знаю, что не время беспокоиться о приличиях.
— Не волнуйся об этом. Это к лучшему, — покачала головой Индекс. — Было бы неправильно впутывать её еще сильнее. … И больше ей нельзя пользоваться магией.
— ? — Камидзё нахмурился.
— Гримуары опасны. В них записано искаженное и необычное знание, а также извращенные законы, нарушающие обычные законы этого мира. Неважно, для добра они или для зла, в этом мире такие вещи ядовиты. Одно только изучение знания «иного мира» разрушит мозг того, кто его изучает, — объяснила Индекс.
Камидзё попытался перевести это в понятную ему форму.
«Значит, это всё равно, что пытаться запустить программу, несовместимую с операционной системой компьютера?»
— Мой мозг и душа защищены религиозными барьерами, и маги, которые пытаются превзойти человеческую сущность, должны выйти за границы своего обыденного знания, чтобы достичь желанного состояния ума, которое практически можно сравнить с безумием. Однако, для обычного человека из такой практически нерелигиозной страны, как Япония, всё будет кончено после произнесения всего лишь еще одного заклинания.
— П-понятно, — Камидзё каким-то образом сумел справиться с потрясением, которое испытал от этого разъяснения. — Ну, жалость какая. Я надеялся, что она сможет сделать для меня что-нибудь алхимическое. — Ты же знаешь алхимию, верно? Она позволяет превращать свинец в золото.
Разумеется, он опустил тот факт, что знал об этом из РПГ с девушкой-алхимиком в главной роли.
— Ну, для этого есть техника, называемая «Великое делание», но подготовка нужных инструментов из современных материалов стоила бы… э… семь триллионов иен в валюте этой страны.
— … … … … … … … … … … … … … … … … … … … Ну, оно того явно не стоит, — безжизненно пробормотал Камидзё.
Индекс слабо улыбнулась и сказала: — Ага. Превращая свинец в золото нельзя достичь ничего, кроме как осчастливить знать.
— Но… подожди. Теперь, когда я подумал об этом, что алхимия делает? Как она работает? Если превращаешь свинец в золото, ты что, перестраиваешь атомы свинца в атомы золота?
— Я на самом деле не знаю, но это всего лишь технология 14-го века.
— Подожди, ты имеешь в виду то, что как я думаю, ты имеешь в виду? Она в самом деле может изменять строение атомов? Ты имеешь в виду, что можешь вызвать распад протонов без ускорителя частиц и термоядерный синтез без ядерного реактора? — Подожди секунду. Я не уверен, что даже семерка эсперов пятого уровня Академгорода могла бы это сделать.
— ???
— Да не смотри так смущенно! Э… э… А. Если тебе интересно, насколько удивительным это было бы, то такие штуки позволили бы нам с легкостью создавать атомных роботов или космические скафандры!
— А что это?
Всего лишь тремя словами она отбросила все мечты мужчин.
Увидев, что голова Камидзё безжизненно поникла, Индекс, похоже, почувствовала, что сделала что-то не то.
— В-в любом случае, священные мечи и магические палочки, которые используются в ритуалах, можно изготовить, найдя замену из современных материалов, но есть ограничения. … Это в особенности касается священных предметов, имеющих отношение к Богу, таких как Копьё Лонгина, Святой Грааль Иосифа или Крест Голгофы. Даже спустя 1000 лет похоже, нельзя сделать им замену.. ау…
Продолжая взволнованно говорить, она схватилась за виски, словно у нее было похмелье.
Тома Камидзё посмотрел в лицо лежавшей на футоне Индекс.
В её голове было 103 000 гримуаров. От чтения всего одного из них можно было сойти с ума, и всё же она внесла в свою память все эти книги до последней буквы. Сколько же боли это причинило ей?
Однако она ни разу не пожаловалась на свою боль.
— Ты хочешь знать? — спросила она, не обращая внимания на боль, словно извиняясь перед Камидзё.
Обычный жизнерадостный тон Индекс создал обстановку, в которой этот тихий голос выделялся и казалось, обладал еще большей решительностью.
«Сэнсей, вы дура»
Положение Индекс не имело отношения к Камидзё. В каком бы вообще положении она ни была, он никак не мог бросить её. Пока он мог победить её врагов и охранять её безопасность, он не видел причины копаться в её старых ранах.
— Ты хочешь знать мои обстоятельства? — повторила девочка, называвшая себя Индекс.
Камидзё принял решение и ответил: — Знаешь, от этого я чувствую себя вроде священника.
Некоторым образом так оно и было. Он чувствовал себя священником, выслушивающим исповедь грешника.
— Знаешь, почему? — спросила Индекс. — Христианская церковь первоначально была единой организацией, но теперь есть католики, протестанты, римские католики, русские православные, англикане, несторианцы, афанасианцы, гностики и другие. Знаешь, почему произошли эти расколы?
— Ну…
Камидзё по крайней мере пролистывал учебник истории, так что он примерно знал, каким должен быть ответ. Однако он колебался, говорить ли его в лицо «настоящей» Индекс.
— Сойдёт, — Индекс действительно улыбнулась. — Всё потому, что политику смешали с церковью. Секты откололись, выступили друг против друга, и начали сражаться. В конце концов даже люди, которые верили в одного и того же Бога, стали друг другу врагами. Даже веря в одного и того же Бога, все мы выбрали из множества расходящихся путей разные.
Разумеется, мнения людей о разных вещах естественным образом отличались. Кто-то хотел зарабатывать деньги на словах Бога, в то время как другие отказывались позволять это. Кто-то чувствовал, что Бог любит их больше, чем кого бы то ни было во всём мире, в то время как другие отказывались принять это.
— После того как конфессии перестали взаимодействовать друг с другом, все мы прошли свой собственный, отдельный путь развития, который придал нам наши индивидуальные черты. Мы изменялись в соответствии с культурной ситуацией в наших странах, — тихо вздохнула Индекс. — Римская католическая церковь осуществляет контроль и управление миром, Русская православная церковь ищет и уничтожает оккультизм, а Англиканская церковь, к которой принадлежу я…
Слова Индекс на секунду застряли у нее в горле.
— Англия — это страна магии, — сказала она так, словно это было горьким воспоминанием. — Так что Англиканская церковь особенно продвинулась в антимагической культуре, что видно по охоте на ведьм и инквизиции.
В одном лишь Лондоне было множество открытых обществ, называвших себя магическими группами, и в десять раз больше фиктивных корпораций, существовавших только на бумаге. Их пробы и ошибки, которые начинались как средства защиты граждан от «злых магов, таящихся в городе» зашли слишком далеко в одном направлении и в какой-то момент стали культурой убийства и казней.
— В Англиканской церкви есть специальное подразделение, — сказала Индекс, словно исповедуясь в собственных грехах. — Оно расследует дела, связанные с магией, и разрабатывает средства противодействия, чтобы победить магов. Оно известно как «Несессариус», — она говорила точь-в-точь как монашка.
— Если ты не знаешь своего врага, то не сможешь защититься от его ударов. Однако постижение нечистого врага осквернит твою собственную душу, и прикосновение к нечистому врагу осквернит твое тело. Вот почему был создан Несессариус, церковь необходимого зла — чтобы собрать в одном месте всю скверну. И самый исключительный случай этого…
— 103 000 гримуаров.
— Да, — слегка кивнула Индекс. — Магия — это что-то вроде уравнения. Если ты тщательно проведешь вычисления в обратном порядке, ты сможешь противостоять ударам противника. Вот почему пришлось вложить в меня эти 103 000 гримуаров. … Если ты знаешь магию со всего мира, ты сможешь обезвредить магию со всего мира.
Камидзё посмотрел на свою правую руку.
Он думал, что его правая рука бесполезна. Сила его правой руки не могла помочь ему победить хотя бы одного хулигана, не прибавила бы ему баллов на тесте и не сделала бы его популярным у девушек, и поэтому в основном он просто игнорировал её.
Но эта девочка прошла через ад, чтобы достичь того же самого.
— Но если эти гримуары настолько опасны и ты знаешь, где они находятся, почему же просто не сжечь их, не читая? Пока есть люди, которые смогут прочитать и изучить эти гримуары, маги будут появляться снова и снова, верно?
— Сами книги не так важны, как их содержание. Даже если ты избавишься от Оригинала, маги, которые знают его содержание, передадут его своим последователям, так что это будет бессмысленно. Хотя те, кто так поступает, известны не как «маги», а как «колдуны».
«Это что, вроде данных, размещенных в интернете? Даже если удалить исходные данные, копия за копией эти данные будут продолжать существовать.»
— К тому же, гримуар — это ничто иное как учебник, — голос Индекс звучал так, словно ей было больно. — От того, что просто прочитаешь его, магом не станешь. Маги изменяют его под свои нужды и создают новые виды магии.
Это похоже не столько на данные, сколько на постоянно изменяющийся компьютерный вирус. Чтобы полностью избавиться от вируса, нужно постоянно анализировать его и создавать новые антивирусные программы.
— Как я уже сказала, гримуары опасны, — Индекс прищурила глаза. — Уничтожая всего лишь копию, эксперт-инквизитор должен завязывать глаза, чтобы предотвратить заражение своего сознания, но даже при этом требуется пять лет крещения, чтобы полностью избавить его от яда. Человеческий разум не может справиться с Оригиналом. Единственный вариант — запечатать 103 000 Оригиналов, разбросанных по миру.
Это звучало так, словно она обсуждала, что делать с огромным собранием накопленного ядерного оружия.
Это и в самом деле было примерно то же самое. Скорее всего, именно те люди, которые написали гримуары, такого не ожидали.
— Тц!!! Но разве магию не могут творить все обычные люди, за исключением нас, эсперов? Тогда разве она не распространилось бы мгновенно по всему миру?
Камидзё вспомнил огонь Стейла. Что, если бы кто угодно мог использовать такого рода силу? Обычное знание мира, основания которого опирались на науку, рассыпались бы.
— Тебе… не нужно об этом волноваться. Магические кружки не позволяют бездумно распространять гримуары среди публики.
— ? — Почему нет? Разве для них не лучше иметь больше товарищей, сражающихся на их стороне?
— Именно поэтому. Если бы каждый, у кого есть оружие, был бы другом, войны бы не было.
— …
Одно то, что двое людей знали магию, не означало, что они на одной стороне. Они не хотели бездумно создавать враждебных магов именно потому, что знали силу своей козырной карты,.
Гримуары рассматривались как планы нового оружия.
— Хмм. — Думаю, я понял это, — Камидзё, казалось, глубоко задумался. — Значит, в сущности, они хотят заполучить в свои руки бомбу, которая у тебя в голове?
Она была библиотекой с идеальными копиями 103 000 оригинальных гримуаров в памяти. Заполучить её означало заполучить магию всего мира.
— … Верно, — по ее голосу казалось, что она вот-вот умрет. — Со 103 000 гримуаров ты мог бы переделать всё в мире под свои желания, без исключения. Это то, что мы называем Магическим Богом.
Не бог демонического мира, но некто, досконально овладевший магией до такой степени, что вступил на территорию Бога.
Магический Бог.
«… К черту всё это.»
Камидзё стиснул зубы, не замечая этого. По поведению Индекс он понимал, что помещение 103 000 гримуаров в ее память не было ее выбором. Камидзё вспомнил огонь Стейла. Она жила таким образом по единственной причине — чтобы предотвратить столько жертв, сколько удастся.
Камидзё не мог терпеть то, как маги использовали эти чувства для своей выгоды и не мог терпеть того, как церковь относилась к ней как к оскверненной. Все они относились к человеку как к вещи, и должно быть, Индекс видела только людей, относившихся к ней так. Камидзё никак не мог смириться с тем, что она всё равно ставила интересы других людей выше своих собственных.
— … Прости.
Камидзё понятия не имел, что его так рассердило. Но одно это слово избавило его от злости.
Он легонько погладил Индекс по голове.
— … О, ну ладно. Почему ты не сказала мне о таких важных вещах?
Индекс застыла на месте, в то время как Камидзё пристально смотрел на слегшую в постель девочку, оскалив клыки. Её глаза широко открылись, словно она сделала что-то ужасно плохое и ее губы отчаянно дрожали, словно она хотела что-то сказать.
— Но я не думала, что ты мне поверишь, и не хотела тебя пугать. И… э…
Индекс, похоже, готова была расплакаться, и её голос звучал всё тише и тише. Под конец, Камидзё едва мог расслышать её.
И всё же он услышал, как она сказала: — Я не хотела, чтобы ты меня ненавидел.
— Нет, чёрт это побери!!! — он буквально услышал щелчок. — Не смотри на людей свысока и не подходи к ним с собственной оценкой! Церковные тайны? 103 000 гримуаров? Да, эта хрень удивительна и невероятна. И да, это всё кажется настолько абсурдным, что я всё еще не верю в это по-настоящему. Но… , — Камидзё сделал небольшую паузу. — Это всё?
Глаза Индекс широко раскрылись. Её маленькие губы отчаянно дрожали, словно она хотела что-то сказать, но слов не было.
— Не смотри на меня так. Неужели ты в самом деле думала, что я назову тебя жуткой или отвратительной только потому, что ты запомнила 103 000 гримуаров? Ты думала, что я брошу тебя и сбегу как только появятся маги? … Хрен с этим. Если бы это было всё, на что я способен, то я бы вообще не пустил тебя к себе!
Говоря это, Камидзё наконец понял, чем он был так расстроен.
Камидзё просто хотел быть чем-то полезным Индекс. Он больше не хотел видеть, как Индекс страдает. И это было всё. И всё равно она отказывалась от защиты Камидзё, хотя сама подвергала себя опасности, защищая его. Камидзё хотел хоть раз услышать, как она попросит его о помощи.
Это разочаровывало его. Сильно, очень сильно разочаровывало.
— … Доверься мне хоть немного. — Не подходи к людям с собственной оценкой!
Вот и всё. Даже если бы у него не было этой правой руки и он был бы обычным человеком, у Камидзё не было бы причин отступаться.
Для этого не могло быть причин.
Индекс некоторое время просто изумленно глядела в лицо Камидзё. А затем ей на глаза навернулись слёзы.
Словно её глаза были сделаны изо льда и начали таять.
Индекс сжала губы, чтобы подавить рыдания, но губы задрожали, и она больше не смогла сдерживаться. Она подтянула футон ко рту и закусила его. Если бы не одеяло, то крупные, становившиеся всё большими слезы делали бы ее похожей на разрыдавшуюся дошкольницу.
По всей вероятности, слезы были ответом не только на сказанные Камидзё слова.
У Камидзё не было такого самомнения, чтобы думать, что дело было в его словах. Он сомневался, что его слова произвели на неё такое сильное впечатление. Скорее всего что-то, накапливавшееся в её душе, излилось со слезами, а его слова послужили лишь спусковым крючком.
Как раз когда Камидзё начало казаться, что его сердце разорвется от мысли о том, что никто раньше не говорил ей этих слов, он также почувствовал, что наконец увидел «слабость» Индекс, и это сделало его немного счастливее.
Однако Камидзё не был из тех извращенцев, которым доставляют удовольствие девичьи слезы. На самом деле ситуация была исключительно неловкой.
Если бы Комоэ-сенсей, ничего не подозревая, вошла в этот момент, он был уверен, что она без колебаний приказала бы ему умереть.
— Э-э… Видишь ли. У меня есть моя правая рука, так что никакой маг со мной не сравнится!
— … Но… хнык… ты сказал, что у тебя дополнительные занятия во время школьных каникул.
— … Я такое сказал?
— Точно сказал.
Очевидно, что память у девочки, запомнившей 103 000 гримуаров, была прекрасной.
— Не чувствуй себя виноватой за то, что погрузила в хаос чью-то повседневную жизнь всеми этими делами. Мои дополнительные занятия не так уж и важны. В школе не хотят, чтобы я остался на второй год, если они в силах этого не допустить, так что если я прогуляю дополнительные занятия, я смогу просто пойти на дополнительные занятия к дополнительным занятиям. Я смогу отложить их на столько, на сколько мне будет нужно.
Если бы Комоэ-сенсей услышала это, комната несомненно превратилась бы в поле боя, но он не придал этому значения.
— …
Индекс посмотрела на Камидзё всё еще заплаканными глазами.
— … Тогда почему ты так спешил, чтобы попасть на свои дополнительные занятия?
— … … … … … … … … … … … … … О.
Камидзё попытался вспомнить. Без сомнения, после того, как он раздел ее догола, разрушив Переносную Церковь, и воцарилось это неловкое молчание, как в лифте с незнакомцами, он…
— Из-за того, что у тебя были планы и из-за того, что у тебя была нормальная жизнь, я чувствовала, что поступаю плохо, нарушая всё это…
— О-о. Да…
— Я была помехой.
— …
— Я была помехой…
После того, как она сказала это еще раз, со слезами на глазах, выпутаться из этого положения было совершенно невозможно.
— Пффости! — извинился Тома Камидзё, быстро входя в состояние прострации.
Индекс медленно, словно больной человек, села на футоне, схватила Камидзё за уши, и укусила его за макушку, словно голова Камидзё была огромным онигири.
● ● ●
Примерно в 600 метрах от них, на крыше многоквартирного дома, Стейл отвел бинокль от глаз.
— Парень, с которым Индекс… я о нем разузнала. … Как она?
Не обернувшись, Стейл ответил заговорившей с ним девушке.
— Она жива. Но это должно означать, что у них есть маг.
Девушка ничего не ответила, но похоже, она испытывала больше облегчения от того, что никто не умер, чем озабоченности по поводу нового врага.
Девушке было восемнадцать лет, но она была примерно на голову ниже Стейла, которому было только четырнадцать.
Но с другой стороны, Стейл был больше двух метров роста, так что по сравнению со средней японкой девушка всё же была высокой.
Её черные волосы длиной до талии были завязаны в хвост, и на боку у неё висел в ножнах японский меч длиной более двух метров. Это была разновидность, известная как «капитанский меч», которая использовалась в синтоистских ритуалах вызывания дождя.
Однако трудно было назвать её японской красавицей.
На ней были поношенные джинсы и белая рубашка. По какой-то причине левая штанина ее джинс была отрезана до самого верха бедра, лишняя ткань подола рубашки была завязана узлом, так что был виден живот, на ногах у нее были высокие сапоги, а ее японский меч свисал в кожаных ножнах как пистолет.
Она выглядела вроде шерифа из вестернов, сменявшего револьвер на японский меч.
Ее внешний вид вряд ли можно было назвать нормальным, как и внешний вид надушенного священника Стейла.
— Так кто, собственно, этот парень, Канзаки?
— Тут такое дело… я не могла найти о нем особо много информации. По крайней мере, похоже, что он не маг и не обладатель каких-то других сверхъестественных способностей.
— Ты что, пытаешься сказать, что он — просто обычный старшеклассник? — Стейл зажег вынутую их пачки сигарету, пристально посмотрев на ее кончик. — Просто перестань. Может, по мне и не скажешь, но я — маг, который полностью проанализировал существующие 24 руны и разработал шесть новых и мощных рун. Этот мир не настолько добр, чтобы позволить бессильному дилетанту отразить пламя правосудия Иннокентиуса. Он составил план при помощи Индекс, почти сразу же воспользовавшись её помощью. Плюс его странная правая рука. Если по японским меркам он обычный человек, тогда это действительно таинственная страна.
— И правда, — прищурилась Каори Канзаки. — Всё дело в том, что человек с такими боевыми способностями классифицируется как не более чем безнадежный ученик, склонный ввязываться в драки.
У Академгорода была скрытая сторона, на которой он был учреждением по массовому производству эсперов.
Несмотря на то, что организация, от имени которой действовали Стейл и Канзаки, скрывала присутствие Индекс, Стейл и Канзаки заранее связались с организацией, известной как Учреждение Пяти элементов, чтобы получить разрешение войти в город. Даже магическая группа, известная как величайшая в мире, не могла оставаться скрытой на территории врага.
— Возможно, информацию намеренно заблокировали. К тому же, раны Индекс были излечены магией. Канзаки, существуют ли на Дальнем Востоке какие-то еще магические организации?
Они решили, что парень должен иметь прикрытие от какой-то другой организации, не от Учреждения Пяти Элементов. Они ошибочно предположили, что эта другая организация тщательно уничтожила всю информацию о Камидзё.
— Если они что-то делают в этом городе, информаторы Учреждения Пяти Элементов должно быть, засекли их, — сказала Канзаки, закрыв глаза. — У нас неизвестное число врагов и никаких шансов получить подкрепление. События развиваются затруднительным образом.
Всё это было недоразумением. Эффект Разрушителя Иллюзий Камидзё был нулевым, если только не применять его против сверхъестественных сил. Другими словами, системное сканирование Академгорода не могло измерить его силу, потому что измеряло её при помощи машин. И таким образом, Камидзё постигла невезуха в том, что его рассматривали как нулевой уровень, хотя он и обладал правой рукой высшего класса.
— В самом худшем случае это может стать магической битвой с организацией. Стейл, я слышала, у твоих рун есть фатальная слабость в части водонепроницаемости.
— Я уже компенсировал это. Я заламинировал руны. Тем же самым трюком меня больше не провести, — жестом циркового фокусника он вытянул руны, которые теперь выглядели почти как коллекционные карточки. — На этот раз я размещу барьер в радиусе двух километров, а не прямо на здании. На это потребуется 164 000 карт, и подготовка займет шестьдесят часов.
В отличие от видеоигр, в реальном мире магия требовала немного большего, чем произнесение заклинаний.
На первый взгляд могло показаться, что больше ничего для нее не нужно, но требовалась серьезная подготовка за кулисами. Пламя Стейла было из тех вещей, к которым имелись инструкции вроде «Возьми клык серебрянного волка, который пропитывался лунным светом десять лет и…» По этой причине скорость Стейла была на самом деле скоростью эксперта.
Коротко говоря, в магических битвах важно было предвидеть, что может случиться. Когда начиналась битва, вы в сущности, попадали в ловушку, которой был барьер врага. Защищаясь, вы должны были определить, каким было вражеское заклинание, и найти способ обернуть его против самого врага. Атакуя, вы должны были предвидеть, какие последуют контрудары и соответственно перестроить свое заклинание. В отличие от обычных боевых искусств, вы должны были думать на 100 — 200 шагов вперед в постоянно меняющейся обстановке. Хоть и использовался варварский термин «битва», на самом деле это в большей степени было сражением интеллектов.
По этой причине, вражеские силы неизвестной численности ставили мага в очень невыгодное положение.
— … Она выглядит такой счастливой, — неожиданно сказал рунический маг, пристально вглядывавшийся на 600 метров вдаль, не пользуясь биноклем. — Она выглядит настолько, настолько счастливой. Она всегда живет такой счастливой жизнью, — это звучало так, словно он выплевывает какую-то густую жидкость. — Как долго нам придется продолжать рвать это всё в клочья?
Канзаки тоже посмотрела на 600 метров вдаль из-за спины Стейла.
Со своим идеальным зрением она могла всё ясно разглядеть даже без бинокля или магии. Она видела сквозь окно, как девочка сердито кусает парня в голову, в то время как он размахивает руками и отбивается от нее.
— Должно быть, это сложное чувство, — механически сказала Канзаки. — … Для того, кто, как ты, был когда-то в том же положении.
— … Я к этому привык, — ответил огненный маг.
Он действительно много раз испытывал это чувство.
Часть 3
— Купаться♪ Купаться♪, — запела Индекс, подходя к Камидзё, держа обоими руками тазик.
Словно желая сказать, что с нее хватит болеть, она переоделась из пижамы в усеянное безопасными булавками одеяние монашки.
Камидзё понятия не имел, что за магический трюк она использовала, но окровавленное одеяние было идеально чистым. Он подозревал, что оно развалится на куски, если его поместить в стиральную машину, так что подумал, не разобрала ли она его на отдельные куски, которые выстирала вручную.
— Тебя это настолько беспокоит? Честно говоря, я не обращаю внимание на запахи.
— Ты что, из тех, кто любит запах пота?
— Я не это имел в виду!!!
Три дня спустя она наконец поправилась достаточно, чтобы встать с постели и первой её просьбой была ванна/
В квартире Комоэ-сенсей не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего ванну, так что единственным их выбором было воспользоваться той, что была в комнате управляющего или же сходить в ближайшую общественную баню. Вот почему парень и девочка шли по ночной улице с тазиками в руках.
— Да в какой вообще эпохе японской культуры мы живем? — с улыбкой заметила Комоэ-сенсей, объясняя систему общественных бань. Она позволила Камидзё и Индекс остаться в ее квартире, не задавая вопросов о подробностях случившегося с ними. Камидзё согласился пожить у нее нахлебником, потому что не хотел возвращаться в свое общежитие, несомненно находившееся под наблюдением врага.
— Тома, Тома, — сказала Индекс приглушенно, потому что слегка прикусила его рубашку за рукав чуть повыше локтя.
Из-за ее привычки кусать людей это было ничем иным как жестом, похожим на то, как хватают человека за одежду, чтобы привлечь его внимание.
— … Что? — раздраженно спросил Камидзё.
Этим утром Индекс поняла, что не знала, как его зовут, так что он ей представился. За время, прошедшее с этого момента Индекс назвала его по имени примерно шестьдесят тысяч раз.
— Ничего. Я просто зову тебя по имени без всяких причин, — выражение лица у нее было как у ребенка, в первый раз идущего в парк развлечений.
Похоже, Индекс уж слишком сильно привязалась к нему.
Видимо, это было из-за того, что случилось тремя днями ранее, но Камидзё не особо радовался, потому что не знал, что чувствовать по поводу того, что никто раньше не говорил Индекс таких простых вещей.
— Комоэ сказала, что в японских общественных банях есть кофейное молоко. Что такое кофейное молоко? Это вроде капуччино?
— Ничего такого изысканного ты в общественной бане не найдешь. Не надейся на слишком многое, — сказал Камидзё. — Хммм, но огромная ванна может тебя немного шокировать. В Англии ванны чаще всего тесные, вроде таких, как в отелях, верно?
— Хм? … На самом деле я не знаю, — Индекс склонила голову набок, словно и в самом деле не знала. — Первые мои воспоминания относятся уже к Японии. На самом деле я не помню, как обстоят дела в Англии.
— … Хммм. Так вот почему ты так свободно говоришь по-японски. Если ты жила тут с самого раннего возраста, ты сама практически стала японкой.
Однако уверенность, что она будет в безопасности, если сумеет добраться до англиканской церкви, пошатнулась. Он думал, что она поедет домой, но на самом деле она отправится в чужую страну, в которой никогда не была раньше.
— Нет, нет. Я не это имела в виду, — Индекс потрясла головой, отчего ее серебристые волосы заколыхались вперед-назад. — Вероятно, я родилась и выросла в лондонском соборе святого Георга. Вероятно, я приехала сюда всего лишь год назад.
— Вероятно? — Камидзё нахмурился от такого неясного выражения.
— Да. У меня нет воспоминаний о времени раньше года назад, когда я сюда приехала, — улыбнулась Индекс.
Совсем как ребенок, который в первый раз в жизни направляется в парк развлечений. Именно совершенство этой улыбки показало Камидзё прячущиеся за ней боль и страх.
— Когда я впервые проснулась в переулке, я понятия не имела, кто я такая. Всё, что я знала — это то, что я должна бежать. Я не могла вспомнить, что ела на ужин прошлым вечером, но знания о вещах вроде магии, Индекса запрещенных книг и Несесариуса кружились в моем сознании. Это было настолько страшно…
— Значит, ты даже не помнишь, почему потеряла память?
— Именно так, — ответила она.
Камидзё ничего не знал о психологии, но из видеоигр и дорам ему было известно, что у амнезии есть две причины: сильный удар по голове или блокирование воспоминаний, которых попросту не может выдержать душа.
— Будь оно проклято… — пробормотал Камидзё, посмотрев в ночное небо.
Хотя он в самом деле был зол на магов, которые так поступали с такой девочкой, больше всего он был подавлен чувством беспомощности.
Теперь он знал, почему Индекс защищала его и так странно к нему привязалась. Это было попросту из-за того, что Камидзё оказался первым человеком, с которым она познакомилась после того как провела год в одиночестве, ничего не зная.
Камидзё это было не по вкусу.
Он понятия не имел, почему, но по какой-то причине этот ответ действительно рассердил его.
— М-м? Тома, ты злишься?
— Нет, не злюсь.
Вопрос застал его врасплох, но Камидзё сумел притвориться ничего не понимающим.
— Если я чем-то тебя расстроила, я извиняюсь. Тома, что тебя так разозлило? Это что, переходный возраст?
— Не хочу слышать о переходном возрасте от кого-то с таким детским телом, как у тебя.
— М-м. И что это было? Я действительно думаю, что ты злишься. Или ты только притворяешься злым, чтобы расстроить меня? Эта твоя сторона мне не нравится, Тома.
— Эй, не говори так, если в первую очередь я никогда тебе не нравился по-настоящему. Я не жду такого чудесного поворота событий с тобой как в романтической комедии.
— …
— Э? … Чего ты уставилась на меня как та… принцесса?
— …
Даже когда он попытался перевести всё это в шутку, Индекс ничего не ответила.
«Странно. Это странно. Почему Индекс сложила руки, посмотрела на меня со слезами на глазах, слегка покусывая нижнюю губу и с обиженным видом?»
Тома.
— Да? — ответил Камидзё, решив, что раз уж она назвала его по имени, он может ответить.
У него было сильное предчувствие невезухи.
— Я тебя ненавижу.
В это мгновение Камидзё получил немало очков опыта за редкое переживание того, как девочка кусает всю его макушку целиком.
Часть 4
Индекс направилась в общественную баню в одиночестве.
Камидзё тем временем с трудом пробирался в направлении общественной бани. Сначала он пытался бежать за Индекс, но как только сердитая монашка в белом замечала его, она убегала, как бродячая кошка. Несмотря на это, пройдя еще немного, он видел ее спину, словно она поджидала его. После этого цикл повторялся. Она действительно была как своенравная кошка.
«Ладно, мы идем в одно и то же место, так что в конце концов встретимся снова.»
Не говоря уж о том, что он чувствовал приближающуюся невезуху в форме ареста если кто-то увидит его (очевидно) преследующего слабую и беззащитную юную английскую монашку на темной улице, ночью, подобно намахагэ.[✱]Намахагэ (яп. 生剥) — ками-ряженые, характерные для празднеств северо-востока Японии. Подробнее — http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D1%85%D0%B0%D0%B3%D1%8D
— Английская монашка, да? — пробормотал Камидзё себе под нос, продолжая идти по темной улице в одиночестве.
Он знал, что Индекс доставят в штаб-квартиру англиканской церкви в Лондоне, если он отведет её в одну из англиканских церквей в Японии. Тогда Камидзё не останется ничего делать. Это наверняка закончилось бы чем-то вроде: «Может, это было и недолго, но спасибо тебе. Я никогда не забуду тебя благодаря своей эйдетической памяти.»
Камидзё чувствовал острую боль в груди, но других идей по поводу того, что ему надо сделать, у него не было. Если не передать Индекс под защиту церкви, маги будут продолжать преследовать её. К тому же, нереально пытаться последовать за Индекс в Англию.
Они жили в разных мирах, они стояли в разных местах, и они существовали в разных измерениях.
Камидзё жил в мире научных сил эсперов, а она жила в оккультном мире магии.
Как море и суша, их миры никогда не сойдутся.
Вот и всё.
Больше не о чем было и говорить, но это всё равно раздражало его, словно косточка от рыбы, застрявшая в горле.
— Э?
Неожиданно его безрезультатно кружившиеся мысли прервались.
Что-то было не так. Камидзё посмотрел, который час на электронном табло универмага. Было ровно восемь часов вечера. Еще оставалось некоторое время до того, как большинство людей уснет, и всё же, вокруг воцарилась ужасная тишина, словно ночью посреди леса. Странное, неуместное ощущение нависло над этим местом.
«Кстати, если подумать, я никого не видел с того момента, когда мы шли вдвоем…»
Камидзё продолжал идти с озадаченным видом.
И когда он дошел до главной улицы, с тремя переулками, расходившимися в разные стороны, неестественное ощущение сменилось четким ощущением того, что всё было явно не так.
— Тут никого нет.
Никто не входил и не выходил из крупных универмагов, выстроившихся вдоль улицы, словно напитки на полке магазина. Тротуар, который обычно казался слишком узким, теперь казался ужасно широким, и ни одна машина не двигалась по проезжей части. Все машины, припаркованные у тротуара были пустыми, словно их бросили.
Это выглядело как проселочная дорога в сельской местности.
— Это из-за того, что Стейл вырезал руну Одал для очистки местности от людей.
Женский голос неожиданно проник в его голову, словно вонзающийся в лицо японский меч.
Он не обратил внимания.
Она ни за чем не пряталась и не кралась за ним. Она стояла посреди широкой как взлетная полоса улицы, в десяти метрах перед ним, преграждая ему путь.
Это было далеко за пределами того, что он не видел или не заметил ее в темноте. Мгновением ранее там действительно никого не было. Однако за мгновение, потребовавшееся ему на то, чтобы моргнуть глазом, там появилась девушка.
— Внимание всех людей в этом районе было отвлечено так, что они уклонились от того, чтобы идти сюда по какой бы то ни было причине. Большинство наверное в домах, так что не волнуйся.
Его тело среагировало прежде, чем смог отреагировать разум. Вся кровь его тела словно собралась в его правой руке. С болью, словно веревка туго обвила его запястье, Камидзё инстинктивно почувствовал, что девушка была опасной.
На девушке была тенниска и джинсы с дерзко отрезанной штаниной, одежда, совершенно не вписывающаяся в рамки нормальной.
Однако японский меч длиной более двух метров, свисавший с ее пояса, словно пистолет, испускал леденящую жажду крови. Меч был спрятан в ножны , но черные ножны выглядели так, словно имели историю, долгую как столб старинного японского дома, делая очевидным, что меч был настоящим.
— «Очищающий Бога и Убивающий Демонов…». Отличное «истинное имя».[✱]по-японски это название читается «Камидзё но Тома», но пишется не теми иероглифами, что имя Тома Камидзё.
Однако сама девушка не проявляла никаких признаков нервозности. Расслабленная манера речи, словно при обычной беззаботной болтовне, делала всё это лишь более пугающим.
— .. Кто ты?
— Я Каори Канзаки. … Я бы предпочла не называть моё другое имя, если это возможно.
— Твоё другое имя?
— Моё магическое имя.
До определенной степени он ожидал этого, но всё равно Камидзё отступил на шаг.
Магическое имя. Это было «имя для убийства», которое Стейл назвал прежде, чем напасть на Камидзё при помощи магии.
— Так… что? Ты из той магической группы или чего-то вроде этого, как Стейл?
— …? — на долю секунды Канзаки нахмурилась в сомнениях. — О, ты слышал это от Индекс?
Камидзё не ответил.
Магическая группа, организация, преследующая Индекс, чтобы заполучить её 103 000 гримуаров, группа, стремящаяся к тому, чтобы стать магическими богами, люди, которые настолько глубоко овладели магией, что могли бы изменить всё в мире по своему желанию.
— Честно говоря, сказала Канзаки, закрыв один глаз. — Я бы предпочла взять ее под нашу защиту, так, чтобы не требовалось называть мое магическое имя.
Камидзё вздрогнул. У него была козырная карта, его правая рука, и всё равно от вида врага, стоявшего перед ним по его спине прошел холодок.
— … а если я откажусь? — тем не менее спросил Камидзё. У него не было причин отступать.
— Тогда у меня не будет выбора, — Канзаки закрыла второй глаз. — Я буду вынуждена называть мое имя, пока она не окажется под нашей защитой.
Словно от удара землетрясения земля под ногами Камидзё задрожала.
Словно разорвалась бомба. Ночное небо на краю его зрения, которое должна была занимать бледно-синяя темнота, вместо этого окрасилось оранжевым, словно на закате. Огромные языки пламени вспыхнули в нескольких сотнях метров впереди.
— Индекс…!!!
Врагом была организация, и Камидзё знал имя огненного мага.
Камидзё машинально посмотрел в ту сторону, где вспыхнуло пламя, и в это мгновение на него обрушился режущий удар Каори Канзаки.
Между Камидзё и Канзаки было расстояние в десять метров. К тому же, катана Канзаки была длиннее двух метров, так что казалось невозможным, чтобы она вытащила ее из ножен своими хрупкими женскими руками, не говоря уже о том, чтобы взмахнуть ею.
… Но всё выглядело именно так.
В следующее мгновение воздух над головой Камидзё рассекло, словно она применила гигантский лазер. Он потрясенно застыл на месте и лопасть ветряка справа и позади от него беззвучно разрезало по диагонали, словно он был сделан из масла.
— Пожалуйста, прекрати, — послышался голос в десяти метрах от него. — Если ты будешь игнорировать мои предупреждения, то просто умрешь.
Меч Канзаки длиной больше двух метров был уже в ножнах. Удар был нанесен настолько быстро, что Камидзё вообще не заметил, как лезвие сверкнуло в воздухе. Он не мог двинуться с места.
Единственной причиной, по которой он еще стоял на ногах, было то, что Канзаки намеренно промахнулась. Ситуация выглядела настолько нереальной, что он едва смог осознать этот факт. Его враг был настолько абсурдно сильным, что его разум не мог с этим справиться.
С глухим звуком за ним упала на землю рассеченная лопасть ветряка.
Хотя обломок лопасти упал так близко, Камидзё всё еще не мог пошевелиться.
«… !»
Камидзё стиснул зубы при мысли о том, насколько жутко острым должно быть это лезвие.
Канзаки открыла один глаз и сказала: — Я попрошу тебя еще раз, — она слегка прищурила глаза. — Я бы предпочла взять ее под нашу защиту, так, чтобы не требовалось называть мое магическое имя.
В голосе Канзаки не было колебания, голос её был настолько холоден, что казалось, она хочет сказать, что разрушения такого масштаба не стоили никакого удивления.
— …К-какого черта ты говоришь?
Он не мог двинуться ни вперед ни назад, словно его ноги приклеились к земле. Его ноги дрожали, словно он только что пробежал полную марафонскую дистанцию, и чувствовал, как силы оставляют его.
— У меня нет причин сдаваться…
— Я спрошу столько раз, сколько будет необходимо.
В одно мгновение — в самом деле в одно мгновение — правая рука Канзаки расплылась и исчезла из виду, словно это был глюк в видеоигре.
Что-то с ревом полетело в Камидзё с устрашающей скоростью.
— ?!
Камидзё показалось, словно со всех сторон открыли огонь гигантские лазерные пушки.
Это было словно гигантское торнадо, сделанное из воздушных лезвий.
Тома Камидзё смотрел на то, как этот тайфун рассекал на куски асфальт, уличные фонари и деревья, выстроившиеся ровными рядами вдоль улицы, словно это была промышленная водорезка. Кусок асфальта величиной с кулак пролетел по воздуху и ударил Камидзё в правое плечо, чего было достаточно, чтобы отправить его тело в полет, едва не лишив сознания.
Ухватившись за правое плечо, Камидзё оглянулся по сторонам, двигая лишь глазами.
Один… два… три., четыре, пять, шесть, семь. В общем, семь ровных порезов мечами протянулись на несколько десятков метров по ровной поверхности. Разрезы шли под разными, по-видимому, случайными углами, и выглядели так, словно стальную дверь расцарапали ногтями.
Он услышал лязг, с которым ее катана вернулась в ножны.
— Я бы предпочла взять ее под нашу защиту, так, чтобы не требовалось называть мое магическое имя.
Всё еще держа правую руку на рукояти меча, Канзаки просто повторяла эту фразу, без злобы и гнева.
Семь ударов, но Камидзё не смог заметить ни одного. Она нанесла семь ударов за одно мгновение. И если бы она только захотела, любой из этих ударов или все они стал бы смертельным ударом, который рассек бы Камидзё пополам.
Нет. Он слышал звук меча, вкладываемого в ножны, только раз.
Скорее всего это была сверхъестественная сила, известная как магия. Она владела какой-то магией, которая увеличивала дальность ее ударов до десятков метров, и давала ей мастерство наносить семь ударов за один раз.
— Скорость удара «нанасэн»[✱]»нанасэн» — «семь вспышек», который наносит мой «Шичитэн Шичито»[✱]»семь небес, семь мечей» достаточна для того, чтобы убить тебя семь раз за промежуток времени, известный как мгновение. Люди называют это мгновенной смертью. Назвать это верной смертью будет недалеко от истины.
Камидзё молча сжал свой кулак с силой, достаточной, чтобы раздавить его правую руку.
У неё была ошеломляющая скорость, сила и дальность. Скорее всего, этот рассекающий удар имел какое-то отношение к сверхъестественной силе, известной как магия. В этом случае он просто должен был принять этот удар на руку.
— И не мечтай, — сказала она, прерывая течение его мыслей. — Я слышала от Стейла, что твоя правая рука почему-то может рассеивать магию. Однако правильно ли я думаю, что ты не сможешь рассеять ее, не дотронувшись правой рукой?
Именно. Правая рука Камидзё была бесполезна, если он не мог коснуться её.
Дело было не только в скорости. В отличие от «бири-бири» и рейлгана Микото Мисаки, которые стреляли по прямой линии, он не мог предсказать, куда будет направлен удар Нанасэна Каори Канзаки из-за его постоянного изменения. Если бы Камидзё попытался использовать Разрушитель Иллюзий, эти семь лезвий скорее всего сразу же разрезали бы его руку на куски.
— Я спрошу столько раз, сколько понадобится.
Правой рукой Канзаки незаметно обхватила рукоятку Шичитэн Шичито, висевшего у нее на поясе.
Камидзё почувствовал, как по его щекам стекает холодный пот.
Если бы настроение Канзаки изменилось, и она решила бы убить его, Камидзё наверняка мгновенно разрезало бы на куски. Учитывая, как она порезала на куски деревья, выстроившиеся вдоль дороги с расстояния в несколько десятков метров, пытаться убежать или использовать что-то в качестве щита было бы самоубийством.
Камидзё прикинул расстояние до Канзаки.
Оно было около десяти метров. Если бы он побежал настолько быстро, насколько ему позволило бы его тело, он мог бы покрыть это расстояние за четыре шага.
«… Шевелитесь.»
Камидзё отчаянно скомандовал своим ногам, которые словно приклеились к земле мгновенным клеем.
— Позволишь ли ты нам взять ее под нашу защиту прежде, чем я назову свое магическое имя?
«… Шевелитесь!!!»
Он сделал шаг вперед, словно отрывая ногу от асфальта. Канзаки дернула бровью в то время, как Камидзё делал еще один стремительный шаг, летя вперед, словно пуля.
— О… О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!!!
Он сделал следующий шаг. Если он не мог убежать, не мог уклониться вправо или влево, и не мог ничего использовать в качестве щита, единственным вариантом оставалось рвануться вперед и проложить себе путь.
— Не знаю, что завело тебя так далеко, но…
Канзаки вздохнула скорее с жалостью, чем с удивлением. А затем…
Нанасэн.
Мелкие обломки раздробленного асфальта и куски деревьев взлетели в воздух как пыль. С ревом ветра это облако пыли было рассечено на куски прямо на глазах у Камидзё.
— А… О-о-о!!!
Он понимал, что может нейтрализовать его, если прикоснется правой рукой, но его душа немедленно сделала выбор — уклониться. Он нагнулся с такой силой, что казалось, откинул голову вниз, и его сердце застыло, когда над головой пронеслись семь волн.
Он никак не просчитал этого, да если бы и попытался, у него ничего бы не получилось. Он сумел уклониться благодаря чистому везению, и сумел сделать еще один мощный шаг, третий из четырех.
Каким бы странным ни был воздушный удар Нанасэна, в своей основе это всё-таки был удар «иаи».[✱]»иаи» — техника удара, при которой меч вытаскивается из ножен, наносит удар и снова прячется в ножны. Это была древняя техника владения мечом, позволявшая нанести один решительный удар, начинавшийся с вытягивания меча из ножен, что означало, что пока меч был не в ножнах, боец был беззащитен и не мог нанести другой удар «иаи».
Если бы он смог сделать этот последний шаг, чтобы дотянуться до Канзаки, он бы победил. Последняя надежда, которую эта мысль дала Камидзё, была разбита вдребезги тихим щелчком.
Это был слишком краткий, слегка металлический звук катаны, возвращающейся в ножны.
Нанасэн.
Рев раздался прямо перед Камидзё, с расстояния выстрела в упор.
Семь ударов настигли его прежде чем рефлексы его тела успели включиться
— Чёрт побери… А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Камидзё протянул правую руку навстречу режущему удару, но это скорее напоминало защитное движение, которым пытаются поймать мяч, брошенный в лицо, а не агрессивный выпад.
Пока речь шла о сверхъестественных силах, правая рука Камидзё могла нейтрализовать их, даже если бы это была сила Бога или вампиров.
Благодаря короткой дистанции семь ударов были нанесены одновременно, без рассеивания, а это означало, что он мог бы уничтожить их одним ударом Разрушителя Иллюзий.
Когда удары сверкнули синевой в лунном свете, кожа одного из пальцев руки Камидзё слегка коснулась их…
… И ее разрезало.
— Чёёё…?!
Удары не исчезли. Несмотря на Разрушитель Иллюзий, эти нелепые удары не исчезли.
Камидзё немедленно попытался отдернуть руку назад, но это было слишком медленно. В конце концов он сам подставил собственную руку под надвигающийся удар японского меча.
Увидев это, она слегка прищурила глаза. В следующее мгновение вокруг разнесся сочный звук разрезаемой плоти. Камидзё, схватив окровавленную правую руку левой, опустился на колени.
Он был действительно удивлен, что все его пять пальцев оставались на месте. Разумеется, это было не из-за особой твердости пальцев Камидзё и не из-за недостатка умения Канзаки. Тело Камидзё не разрезало на куски благодаря тому простому обстоятельству, что она сдержалась, сдержалась еще сильнее, и позволила ему жить.
Всё еще стоя на коленях, Камидзё посмотрел вверх.
Канзаки стояла на фоне идеального круга голубой Луны. Он видел перед ней что-то вроде красных нитей.
Они напоминали паутину. Только теперь, когда кровь Камидзё покрыла их, словно вечерняя роса паутину, он смог разглядеть семь стальных нитей.
— Не могу в это поверить… — Камидзё стиснул зубы. — Да ты вообще маг?
Нелепо огромная катана была не более чем декорацией.
Неудивительно было, что он не смог разглядеть, как она вытаскивала меч. На самом деле Канзаки вообще не вытаскивала его. Она всего лишь слегка выдвинула меч в ножнах и затем загнала его обратно. Это движение должно было отвлечь внимание от руки, управляющей семью нитями.
Рука Камидзё сравнительно не пострадала потому что Канзаки ослабила нити как раз перед тем, как они должны были отрезать его пальцы.
— Я уже говорила, что услышала о твоей способности от Стейла, — голос Канзаки звучал равнодушно. — Именно тогда я поняла: у твоей способности не сила больше, а тип другой. Это то же самое, что камень-ножницы-бумага. Сколько бы ты не пытался использовать камень, тебе никогда не победить мою бумагу.
— …
Камидзё сжал свой окровавленный кулак.
— Видимо, ты кое в чем ошибаешься, — похоже, Канзаки было больно на него смотреть. — Я не скрываю недостаток способностей за дешевым трюком. Шичитэн Шичито — не просто украшение. За Нанасэном лежит настоящий Юйсэн[✱]»Одиночная вспышка».
— …
Он сжал свой окровавленный кулак.
— И что еще важнее, я до сих пор не назвала своё магическое имя.
— …
Он сжал его.
— Пожалуйста, не заставляй меня произнести его, парень, — прикусила губу Канзаки. — Я больше никогда не хочу называть его.
Его сжатый кулак дрожал. Она явно была не такой, как Стейл. Она не была человеком одного приема. От самого основного из основ до самого сложного из сложностей она была совершенно не такой как Камидзё.
— … Как будто я могу сдаться.
Несмотря на это, Камидзё не разжал свой кулак. Он продолжал сжимать правую руку, хотя и не чувствовал её.
Индекс не сдавалась, пытаясь увидеться с Камидзё, когда ее спину рассекла эта магичка.
— Что ты сказал? … Я не расслышала.
— Я сказал, заткнись к черту, ты, проклятый робот.
Камидзё сжал окровавленный кулак и замахнулся, попытавшись ударить в лицо стоявшую перед ним девушку.
Но прежде чем он смог это сделать, носок сапога Канзаки врезался ему в солнечное сплетение. Весь воздух вылетел из его легких, и черные ножны Шичитэн Шичито ударили его по челюсти как бейсбольная бита. Его тело завертелось, словно подхваченное торнадо, и он врезался в землю плечом.
Прежде чем Камидзё успел расплакаться, он увидел подошву сапога, опускающуюся, чтобы раздавить его голову.
Пытаясь уклониться, он немедленно откатился в сторону и…
— Нанасэн.
Когда это слово достигло слуха Камидзё, семь режущих ударов разнесли асфальт вокруг него на куски. Со всех сторон на тело Камидзё обрушились мелкие осколки.
— Гх… А…?!
Камидзё корчился на земле от острой боли, такой, будто его избивали пять или шесть человек. Канзаки приближалась к нему, шаркая сапогами по земле.
«Я должен встать…»
Но его ноги слишком устали, чтобы двигаться.
— Наверняка уже хватит, — в ее тихом голосе чувствовалась настоящая боль. — У тебя нет причин заходить настолько далеко ради нее. Продержаться даже тридцать секунд против одного из десяти лучших магов Лондона — уже огромное достижение. После того, как ты зашел настолько далеко, она не сможет тебя ни в чем винить.
— …
Сознание Камидзё было затуманенным, но он смог кое-что вспомнить.
Он вспомнил, что Индекс и в самом деле не винила бы его, что бы он ни сделал.
«Но…»
Он не мог сдаться именно потому что она продолжала терпеть всё это, не обвиняя других людей. Он хотел спасти девочку, которая улыбалась так идеально, несмотря на душераздирающее выражение лица.
Камидзё заставил сжаться израненный кулак правой руки, словно это был умирающий жук.
Его тело всё еще могло двигаться. Оно сдвинулось с места, когда он его попросил.
— … Почему? — прошептал Камидзё, продолжая лежать на земле. — Ты выглядишь так, словно тебе это не нравится. Ты не такая как этот Стейл; ты сомневаешься, нужно ли убивать врага. Ты запросто могла убить меня с самого начала, если бы ты этого хотела, но ты этого не сделала. … В тебе еще осталось достаточно мышления нормального человека, чтобы ты могла колебаться в таких делах, верно?
Канзаки спрашивала снова и снова. Она просила, чтобы всё это закончилось до того, как ей придется назвать свое магическое имя.
Рунический маг, называвший себя Магнус Стейл, не проявлял в этом отношении ни капли сомнений.
— …
Каори Канзаки замолчала, но сознание Камидзё было слишком затуманено болью, чтобы он смог это заметить.
— Тогда ты наверняка знаешь, да? Ты знаешь, что гоняться за девочкой, пока она не потеряет сознание от голода, а затем располосовать ей спину мечом неправильно, да? — пока он говорил, словно кашляя кровью, Канзаки могла только продолжать слушать его. — Знаешь ли ты, что из-за вас у неё нет воспоминаний дольше чем год назад? Какого черта вы сделали с ней во время погони, чтобы довести ее до такого состояния?
Ответа он не услышал. Камидзё не мог понять.
Он бы мог понять, если бы эта магичка пыталась заполучить 103 000 гримуаров, чтобы стать магическим богом, который мог бы (предположительно) изменить мировые законы, чтобы исполнились какие-то желания вроде выздоровления неизлечимо больного ребенка или чего-то для умершей любимой.
Но она этого не делала.
Она была частью организации. Она делала это потому что ей сказали это сделать, потому что это была ее работа и потому что такие ей отдали приказы. Это было всё, что понадобилось, чтобы она преследовала девочку и располосовала ей спину.
— Почему? — повторил Камидзё, стиснув зубы. — Я — неудачник, который не смог спасти одну-единственную девочку после того как рискнул своей жизнью, чтобы отчаянно сражаться с тобой. Я слабак, который не может сделать ничего, кроме как лежать на земле и смотреть, как ты её забираешь, — голос у него был такой, словно он мог в любой момент расплакаться как ребенок.
— Но ты же другая, разве не так? — он понятия не имел, что говорит. — С твоей силой ты можешь защитить кого угодно и что угодно, и спасти что угодно и кого угодно, — он понятия не имел, с кем он разговаривает.
— Так почему ты делаешь это?
Он говорил.
Он сожалел.
Он сожалел, что думал, что сможет защитить всё, что хотел, с той малой силой, которая у него была.
Он сожалел, что девушка с такой ошеломляющей силой использовала её только для охоты на маленькую девочку.
Он сожалел, что ситуация похоже, говорила о том, что он был даже хуже, чем такой человек.
Он сожалел обо всем этом и думал, что расплачется.
— …
Тишина, воздвигнутая поверх тишины, творящая еще большую тишину.
Если бы сознание Камидзё прояснилось, он бы определенно был удивлен.
— Я…
Загнанной в угол была Канзаки.
Всего лишь несколькими словами он загнал в угол одного из десяти лучших магов Лондона.
— Я действительно не хотела рассечь ей спину. Я думала, что барьер ее Переносной Церкви всё еще работает… я порезала её только потому, что была абсолютно уверена, что это ее не ранит… И всё же…
Камидзё не понимал, о чем говорила Канзаки.
— Я делаю это не потому, что мне так хочется, — сказала Канзаки. — Но она не сможет жить, если я этого не сделаю. … Она… умрёт.
Голос Канзаки был как у ребенка, который вот-вот расплачется.
— Я принадлежу к той же организации, что и она. Я из Несессариуса из Англиканской церкви, — сказала она, словно кашляя кровью. — Она моя коллега… и дорогая подруга.
Глава 3: Гримуар тихонько улыбается — “Forget me not”
Он не понимал. Он не понимал, что говорила Канзаки.
Камидзё лежал окровавленный, распростершись на земле, и глядел на Канзаки, думая, что услышанное ему померещилось от удивления. В конце концов, в этом не было смысла. Индекс пыталась добраться до Англиканской церкви в то время как ее преследовали маги. Как эти маги могли быть из той же самой Англиканской церкви?
— Ты когда-нибудь слышал об эйдетической памяти? — спросила Каори Канзаки. Её голос был слабым, и она выглядела так, словно ей было больно. В этот момент трудно было поверить, что она — один из десяти лучших магов в Лондоне. Она выглядела просто измученной девушкой.
— Да, это истинная сущность её 103 000 гримуаров, верно? — Камидзё пошевелил рассеченными губами. — Они все у нее в голове. Хотя мне кажется трудно поверить в то, что она может запомнить всё, что видит хотя бы раз. Я имею в виду — она же дурочка. Она просто не выглядит таким гением.
— … Кем ты ее видишь?
— Просто девочкой.
Канзаки выглядела скорее измученной, чем удивленной и сказала: — Ты думаешь, она смогла бы целый год ускользать от нашей погони, если бы была «просто девочкой»?
— …
— У Стейла есть его огонь, а у меня есть Нанасэн и Юйсэн. Она противостоит магам, которые могут назвать свои магические имена, но она не может полагаться ни на сверхъестественные силы, как ты, ни на магию как я. Она может только убегать, — Канзаки улыбнулась с самоиронией. — И мы со Стейлом — это всего лишь двое из её противников. Даже я не продержалась бы и месяца против всей организации Несесариуса.
Это было правдой.
Камидзё наконец-то узнал правду об Индекс. Он не смог скрываться даже четыре дня со своим Разрушителем Иллюзий, который мог нейтрализовать даже божественные чудеса одним ударом. И всё-таки она…
— Она без сомнения, гений, — заявила Канзаки. — До такой степени, что использование её способности в плохих целях могло бы привести к катастрофе.[✱]Снова, как и в прологе, обыгрывается одинаковое произношение слов «гений» и «катастрофа» в японском языке. Причина, по которой верхи Церкви не относятся к ней нормально, ясны. Они её боятся. Все до единого.
— Может быть и так, — Камидзё прикусил окровавленную губу. — Но всё равно она — человек. Она не инструмент. Я не могу… позволить тебе называть её так…!
— Да, — кивнула Канзаки. — Но ее нынешние возможности не так уж отличаются от возможностей обычных людей вроде нас.
— …?
— Больше 85 процентов мозга Индекс заполнены 103 000 гримуаров. Оставшихся 15 процентов ей едва хватает для того, чтобы быть на одном уровне с нами.
Это было удивительно и всё такое, но Камидзё хотел узнать кое-что в первую очередь.
— И… что? Что же вы делаете? Вы принадлежите к той же самой церкви, что и Индекс, верно? Этот как его… Несесариус. Почему же вы гонитесь за ней? Почему Индекс говорила, что вы — злые маги из магической группы, — Камидзё тихо сжал зубы. — Или ты хочешь сказать, что это Индекс водила меня за нос?
Он не мог в это поверить. Если Индекс просто пыталась использовать Камидзё, он не видел никаких причин, по которым она рискнула бы своей жизнью и получила бы рану на спине, пытаясь спасти его. И, даже помимо логических рассуждений, он просто не хотел в это верить.
— .. Она не лгала, — ответила Каори Канзаки, слегка замявшись.
Звучало это так, словно она затаила дыхание, пока у нее разбивалось сердце.
— Она ничего не помнит. Она не помнит ни того, что мы принадлежим к Несесариусу, ни причины, по которой её преследуют. Раз она ничего не помнит, для заполнения пробелов ей приходится использовать свои знания. Совершенно естественно предположить, что маги, преследующие Индекс запрещенных книг, принадлежат к магической группе, гоняющейся за ее 103 000 гримуарами.
Камидзё кое-что вспомнил: Индекс потеряла воспоминания о событиях дольше года назад.
— Но… подожди. — Подожди секунду. Это бессмыслица. У Индекс же эйдетическая память, верно? Так почему же она забыла? Что заставило её потерять память?
— Она не потеряла её, — Канзаки вообще перестала дышать. — Строго говоря, я её стерла.
Камидзё не надо было спрашивать, как.
— Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать об этом, парень. Я больше никогда не хочу об этом рассказывать.
— … Почему? — спросил он вместо этого. — Почему? Я думал, вы с Индекс — друзья! И не то, чтобы это просто Индекс так думала, я вижу по твоему лицу! Ты относилась к Индекс как к дорогой подруге, разве нет? Так почему?
Камидзё вспомнил, как Индекс улыбалась ему.
Именно другая сторона одиночества привела его к тому, что он стал единственным человеком в мире, которого она знала.
— … Нам пришлось это сделать.
— Почему? — закричал он, словно взвыв на висевшую над головой Луну.
— Потому что иначе Индекс умерла бы.
Он перестал дышать. Без видимых причин жара летней ночи, которую он чувствовал кожей, исчезла. Все его пять чувств ослабли, словно пытались ускользнуть от реальности.
Было такое чувство, словно… словно он превратился в труп.
— Как я сказала, 85 процентов её мозга заняты 103 000 гримуаров, которые она запомнила, — плечи Канзаки слегка дрожали. — Для обычного использования у неё есть всего лишь 15 процентов. Если она будет продолжать накапливать воспоминания как обычный человек, её мозг вскоре взорвется.
— Не может быть…
Отрицание. Сознание Камидзё не использовало логику или рассуждения, а попросту отрицало это.
— Я имею в виду… я имею в виду… как такое может быть? Ты сказала, что с этими 15 процентами она на нашем уровне.
— Да, но она отличается от нас одной особенностью. У неё — эйдетическая память, — все чувства медленно исчезли из голоса Канзаки.
— Вспомни, что такое на самом деле эйдетическая память?
— … Это способность никогда не забывать то, что ты однажды видел, верно?
— И в самом ли деле способность забывать — такая уж плохая вещь?
— …
— Возможности человеческого мозга на удивление ограничены. Единственная причина, по которой он может работать сто лет — то, что ненужные воспоминания исчезают в процессе забывания. Например, ты не помнишь, что ты ел на обед неделю назад, да? Мозг каждого человека незаметно для него проходит эту процедуру обслуживания. Иначе люди не смогли бы жить. Но, — сказала Канзаки ледяным голосом, — Она этого сделать не может.
— …
— Она не может ничего забыть: ни числа листьев на деревьях вдоль улицы, ни лица каждого человека, встреченного в час пик, ни формы всех до единой капель дождя, падающих с неба. Все эти бессмысленные, бессодержательные воспоминания очень быстро заполняют её мозг, — голос Канзаки застыл. — То, что в ее распоряжении осталось всего 15 процентов емкости мозга — фатальная трагедия для неё. Поскольку она не может ничего забыть самостоятельно, единственный для неё выход — чтобы кто-то другой заставил её забыть.
Разум Камидзё разлетелся на осколки.
«Что… что это за история? Я думал, что это история о том, как неинтересный парень спасает неудачливую девочку, преследуемую злыми магами, знакомится с девочкой и наконец чувствует сладкую боль в груди, когда в конце концов видит, как девочка уезжает.»
Он продолжил анализировать несоответствия.
— Так что я пришла, чтобы дать ей убежище прежде, чем появится кто-то, кто мог бы забрать её и воспользоваться гримуарами.
— Я бы хотела взять ее под нашу защиту, так, чтобы мне не пришлось называть мое магическое имя.
— … Сколько времени осталось? — спросил Камидзё.
Расспрашивая вместо того, чтобы отрицать, он, похоже, уже признал это где-то в глубине души.
— Сколько времени осталось до того, как её мозг взорвется?
— Её воспоминания стираются точно раз в год, — измученным голосом ответила Канзаки. — Осталось не больше трех дней с этого времени. Это нельзя делать слишком рано или слишком поздно. Если не стереть память точно в нужное время, ничего не получится. … Я надеюсь, у нее еще не начались страшные головные боли, которые этому предшествуют.
Камидзё был потрясен. Индекс в самом деле говорила, что потеряла воспоминания дольше года назад.
… И головная боль. Камидзё думал, что Индекс слегла из-за лечебной магии. В конце концов, из них двоих Индекс знала о магии намного больше, и она сказала именно так.
Но что, если Индекс ошибалась? Камидзё задумался.
Что, если она ходит в состоянии, в котором ее мозг может в любой момент разрушиться?
— Теперь ты понимаешь? — спросила Каори Канзаки. У неё не было слёз, словно она отказывалась позволять себе проявлять такие дешевые эмоции. — Мы не хотим навредить ей. Фактически, без нас её никак не спасти. Так отдашь ли ты её нам прежде, чем мне придется назвать своё магическое имя?
— …
Когда лицо Индекс появилось перед внутренним взором Камидзё, он стиснул зубы и плотно зажмурил глаза.
— К тому же, если мы очистим её память, она не будет помнить о тебе. Ты же видел, как она смотрела на нас, верно? Что бы она ни чувствовала к тебе сейчас, как только она откроет глаза, она будет смотреть на тебя как не более чем на природного врага, охотящегося за её 103 000 гримуарами.
— …
В этот момент Камидзё почувствовал, что что-то было странным.
— Спасая её, ты ничего не выиграешь.
— … Что ты хочешь этим сказать? — чувство вспыхнуло мгновенно, как выплеснутый в огонь керосин. — К чёрту это! При чем тут то, будет ли она меня помнить? Ты, похоже, не понимаешь, так что дай-ка я тебе скажу кое-что. Я друг Индекс. Я решил оставаться на её стороне независимо от того, что случится. Даже если это не записано в твоей драгоценной Библии, это никогда не изменится!!!
— …
— Я подумал, что что-то тут не так. Если она всего лишь потеряла память, разве вы не могли просто устранить недоразумение, всё ей объяснив? Почему вы оставили её в таком состоянии? Почему вы гонялись за ней как её враги? Какого черта вы вообще решили бросить её? Ты хоть понимаешь, что она чувст….
— Заткнись. Ты ничего не знаешь!!!
Гнев Камидзё был уничтожен обрушившимся сверху воплем Канзаки. Не от слов, которые она произнесла, сжалось сердце Камидзё, а от вырвавшихся наружу неприкрытых чувств.
— Не веди себя так, словно ты всё понимаешь!!! Как ты думаешь, каково нам было стирать её чувства всё это время ?! Да как ты вообще можешь это понять?! Ты говорил, что Стейл похож на убийцу-садиста, но ты знаешь, каково ему было видеть тебя с ней?! Ты знаешь, как он страдал?! Ты знаешь, как трудно ему было называть себя её врагом?! Ты хоть понимаешь, что чувствовал Стейл, продолжая марать себя ради своей дорогой подруги?
— Чёёё…?!
Прежде чем он, потрясенный неожиданным изменением её поведения, смог что-то ответить, Канзаки пнула его в бок, словно футбольный мяч. От удара, силу которого она не стала сдерживать, тело Камидзё взмыло в воздух. Приземлившись, он откатился еще на два или три метра.
Во рту он почувствовал вкус крови, вылившейся из желудка.
Однако прежде, чем Камидзё успел начать корчиться от сильной боли Канзаки подпрыгнула вертикально вверх, на фоне Луны.
Словно в каком-то фарсе она подпрыгнула в воздух на три метра за счет одной лишь силы своих ног.
— …?!
Он услышал глухой звук. Плоский конец ножен Шичитэн Шичито словно высокий каблук сломал руку Камидзё.
Но он не смог даже закричать от боли. По выражению лица Канзаки казалось, что она сейчас заплачет кровавыми слезами.
Камидзё стало страшно.
Он боялся не Нанасэна или Юйсэна или силы одного из десяти лучших магов Лондона. Он боялся обрушившихся на него неприкрытых человеческих эмоций.
— Мы тоже пытались! Мы перепробовали всё, что могли! Мы пытались всю весну, мы пытались всё лето, мы пытались всю осень и мы пытались всю зиму! Мы обещали оставить воспоминания, которые она никогда не забудет, и мы вели дневники и фотоальбомы!
Конец ножен обрушивался снова и снова, словно игла швейной машины.
На его ноги, на его руки, на его живот, на его грудь и на его лицо. Грубые удары сотрясали его тело снова и снова.
— .. Но ничто не сработало.
Камидзё услышал, как заскрежетали её зубы. Её рука остановилась.
— Даже когда мы показывали ей дневники и фотоальбомы, она просто извинялась. Что бы мы ни делали, и сколько бы мы ни пытались, даже если мы восстанавливали воспоминания с нуля, ничего не получалось. Все обнулялось, шла ли речь о семье, о друзьях или любимом, — она так дрожала, что казалось, не сможет сделать ни шагу. — Мы… не могли этого больше выдержать. Мы не могли больше видеть эту её улыбку.
При том, какой личностью была Индекс, прощаться с ней должно было быть так же больно, как и умирать. Быть вынужденным переживать такое снова и снова должно было быть всё равно, что жить в аду.
Пережив несчастье этого прощания, она сразу же полностью забывала его и снова начинала трагический бег к тому же предначертанному несчастью.
Именно поэтому Канзаки и Стейл решили насколько возможно ослабить это несчастье, не давая ей жестокой судьбы знакомства с ними. Если бы у Индекс не было драгоценных воспоминаний, которые она должна была утратить, шок от потери памяти стал бы меньше. Вот почему они оставили свою добрую подругу и стали разыгрывать из себя её врагов.
Они изгладили бы её воспоминания, чтобы облегчить насколько возможно этот неизбежный ад.
— …
Так или иначе, Камидзё понял.
Они были экспертами в магии. Они делали невозможное возможным. Всё время, пока Индекс теряла воспоминания, им приходилось искать способ не дать ей потерять их.
Но у них так ничего и не получилось.
Несмотря на это, Индекс определенно никогда не обвиняла Стейла или Канзаки.
Она явно улыбалась им как обычно.
Вынужденные каждый раз заново устанавливать отношения с ней, Канзаки и Стейл винили себя, и решили, что единственный вариант для них — сдаться.
Но это было…
— К чёрту это! — Камидзё стиснул зубы. — Вы рассуждаете, принимая во внимание только себя. Вы вообще не задумались об Индекс! Не вините её за вашу трусость!!!
Весь этот год Индекс оставалась в бегах, ни на кого не полагаясь. Камидзё отказывался признавать это наилучшим выбором. Он не позволил бы себе принять это. Он и не хотел этого делать.
— Тогда… что еще мы должны были сделать?!
Канзаки ухватила ножны Шичитэн Шичито и с силой махнула ими в лицо Камидзё.
Камидзё двинул своей избитой правой рукой и перехватил ножны как раз перед тем, как они ударили бы его в лицо.
Он больше не чувствовал страха или нервозности перед магом.
Его тело двигалось. Оно двигалось!
— Если бы вы были чуть сильнее… — Камидзё стиснул зубы. Если бы вы использовали хитрые слова, достаточно сильные, чтобы стать реальностью…! Если она боялась потерять воспоминания этого года, вы должны были просто дать ей еще лучшие воспоминания в следующем году! Если бы её ждало счастье, достаточно большое, чтобы стереть страх утраты воспоминаний, ей бы не пришлось убегать! Вот и всё, что надо было сделать!!!
Он заставил двигаться свою левую руку, плечо которой было сломано, и ухватил ножны и этой рукой. Он с трудом заставил своё избитое тело принять вертикальное положение. Кровь текла по его телу.
— Ты серьезно думаешь сражаться в таком состоянии?
— …Зат…кнись.
— Что ты выиграешь от схватки? — похоже, Канзаки была во вполне понятном замешательстве. — Даже если бы ты победил меня, за мной поджидает Несесариус. Может, я говорила, что я одна из десяти сильнейших магов Лондоне, но есть среди них и те, что намного сильнее меня. … С точки зрения церкви я не более, чем подчиненный, посланный в эту дальневосточную островную страну.
Похоже, это было правдой.
Если бы они и в самом деле были друзьями Индекс, они бы выступили против того, что церковь обращается с Индекс как с инструментом. То, что они этого не сделали, означало, что этому помешал разрыв в силах.
— Я сказал… заткнись!!!
Это не имело значения. Он заставил свое тело двигаться, несмотря на то, что оно дрожало, как будто он вот-вот умрет, и пристально посмотрел на стоявшую перед ним Канзаки.
Это был простой пристальный взгляд, в котором было мало силы, но его хватило, чтобы одна из десяти лучших магов Лондона отступила на шаг.
— Это не важно! Ты что, отказываешься защищать людей потому что оказалось, что у тебя есть сила?! — Камидзё сделал шаг вперед своими израненными ногами. — Нет, ты этого не делаешь, ведь так?! Не лги! Ты работала, чтобы развить силу, потому что было что-то, что ты хотела защитить!
Своей израненной левой рукой он схватил Канзаки за ворот.
— Зачем ты получила силу?
Он сжал окровавленный кулак своей израненной правой руки.
— Кого ты хотела защитить?
Этим слабым кулаком он ударил Канзаки в лицо. В ударе не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу, и кулак разбрызгивал кровь, словно помидор.
Несмотря на это, Канзаки отшатнулась, словно её в самом деле ударили. Затем она выпустила Шичитэн Шичито, который, вертясь, упал на землю.
— Тогда какого чёрта ты тут делаешь? — он посмотрел сверху вниз на Канзаки, упавшую на землю. — Если у тебя есть такая сила…. если у тебя есть такое всемогущество, тогда почему ты настолько бессильна?
Под Камидзё вздрогнула земля, или так показалось. В следующее мгновение он повалился на землю, словно в его теле отключилось питавшее его электричество.
«Вста…вай… Контратака… надвигается…»
В глазах у него потемнело.
Заставляя свое тело двигаться, Камидзё потерял слишком много крови, чтобы видеть или прийти в себя. Он пошевелился, пытаясь защититься от контратаки Канзаки, но самое большее, на что он был способен — это пошевелить кончиком одного пальца, как гусеница.
Но контратаки не последовало.
Никакой.
Часть 2
Камидзё пришел в себя от лихорадочного жара и сухости в горле.
— Тома?
Примерно в то же время, когда он осознал, что находится в квартире Комоэ-сенсей, он также понял, что Индекс пристально смотрит на него, лежащего на футоне.
Как ни странно, он видел, как солнце ярко светит в окно. Той ночью Камидзё действительно проиграл Канзаки и потерял сознание раньше, чем его враг. О том, что было дальше до момента его пробуждения, он ничего не помнил.
Попросту говоря, он был слишком разочарован тем, что случилось, чтобы хотя бы радоваться, что остался в живых. Комоэ-сенсей нигде не было видно, должно быть, она куда-то вышла.
Единственный признаком того, что она здесь была — чашка с кашей, стоявшая на чайном столике возле Индекс. Может быть, это было нехорошо по отношению к Индекс, но он сомневался, что она умела готовить, учитывая, как она просила накормить ее после того, как он застиг ее на своем балконе, так что Камидзё предположил, что кашу приготовила Комоэ-сенсей
— Ну правда… Ты обращаешься со мной как будто я болен, — Камидзё попытался пошевелиться. — Оу, оу. Что за черт? Раз солнце уже высоко, должно быть, я был в отключке всю ночь. Который час?
— Это было не просто всю ночь, — сказала Индекс так, что показалось, слова слегка застревают у нее в горле.
— ?
Камидзё поднял брови и Индекс сказала: — Это было три дня.
— Три дня… Погоди, что? Почему я спал так долго?!
— Я не знаю!!! — неожиданно закричала Индекс.
От этого крика, похожего на вспышку ярости, дыхание Камидзё застряло у него в горле.
— Я не знаю, я не знаю, я не знаю. Я действительно ничего не знаю! Я так сосредоточилась на том, чтобы оторваться от огненного мага, который приходил к тебе домой, что у меня и мысли не было, что тебе пришлось сражаться с другим магом!
Её сердитые слова предназначались не Камидзё. Этими словами она набросилась на себя, и Камидзё был настолько ошеломлен, что не мог вставить ни слова.
— Тома, Комоэ сказала, что ты лежал без сознания посреди улицы. Это она принесла тебя обратно в дом. А я тогда была в таком восторге. Я понятия не имела, что ты был на краю гибели, пока я не делала ничего, кроме как восхищалась мыслью, что мы оторвались от того тупого мага.
Индекс неожиданно замолчала. Дальше последовал небольшой промежуток, достаточный для того, чтобы она сделала медленный вдох и приготовилась к главной части своей проповеди.
— … Я не смогла спасти тебя, Тома.
Индекс сидела неподвижно, кусая нижнюю губу, её узкие плечи тряслись. Несмотря на это, у Индекс не было слёз для себя самой.
Её душа не позволяла себе ни малейшей сентиментальности или симпатии к себе. Камидзё осознал, что он не мог предложить никаких слов утешения той, кто поклялся не проливать слёз даже по себе самой.
Вместо этого он задумался о другом.
Три дня.
Они могли напасть столько раз, сколько захотели бы. Фактически, было бы неудивительно, если бы они забрали Индекс три дня назад, пока Камидзё был без сознания.
Тогда почему? В глубине души Камидзё был озадачен. Он не знал, что думают их враги.
Он также чувствовал, что срок «три дня» имел более глубокое значение. С таким ощущением, словно по его спине поползли жуки, Камидзё неожиданно кое-что вспомнил.
Срок!
— ? Тома, что это?
Индекс просто озадаченно посмотрела на Камидзё. Раз она узнавала его, маги еще не стёрли ей память. К тому же, судя по тому, как она вела себя, симптомы еще не начали проявляться.
Камидзё почувствовал облегчение, но одновременно ему хотелось убить себя за то, что он потерял последние, драгоценные три дня. Однако он скрыл всё это в глубине души, не желая, чтобы Индекс об этом узнала.
— Чёрт! Я не могу двигаться. Что за черт? Почему я полностью замотан бинтами?
— Тебе больно?
— Больно ли мне? Если бы было больно, я бы уже корчился. Что это за бинты на мне повсюду? Тебе не кажется, что ты слегка перестаралась?
— …
Индекс ничего не сказала, а затем ее глаза наполнились слезами, которые, она, похоже, не могла больше сдерживать.
Это ударило в сердце Камидзё сильнее, чем любая её ругань на него. Тогда он понял — то, что он не чувствовал боли было на самом деле плохо.
Комоэ-сенсей больше не могла использовать лечебную магию. Он был совершенно уверен, что Индекс говорила об этом. Было бы быстрее, если бы он мог излечить свои раны за счет некоторого количества очков маны, как в РПГ, но, похоже, мир был не настолько добр.
Камидзё посмотрел на свою правую руку. Его сильно израненную правую руку, замотанную бинтами.
— Если подумать, эспер, прошедший программу развития способностей, не может использовать магию, верно? Вот досада.
— …Верно. У обычных людей и эсперов различается структура нервной системы, — неуверенно сказала девочка. — Похоже, эти бинты залечат раны… но твоя наука явно неудобная. Наша магия подействовала бы быстрее.
— Может, оно и так, но я поправлюсь и без использования какой-то магии.
— … Что ты имеешь в виду под «какой-то»? — Индекс сердито надула губы, услышав реплику Камидзё. — Тома, ты что, всё ещё не веришь в магию? Ты упрям как безответно влюбленный.
— Я не это имел в виду, — Камидзё потряс головой, всё еще прижатой к подушке. — Если это вообще возможно, я бы не хотел видеть такое выражение твоего лица, с которым ты говоришь о магии.
Камидзё вспомнил выражение её лица, когда она давала разъяснения о рунной магии на галерее его общежития. Её глаза были холодны как бледный свет полной Луны и точны как часовой механизм.
Её слова были правильными, как у экскурсовода в туристском автобусе, и в то же время человечности в них было не больше, чем в банкомате. Это была сущность, известная как Индекс запрещенных книг, библиотека гримуаров.
Несмотря на это, он не мог поверить, что это была та же самая девочка, которая сидела перед ним. Или, скорее, он не хотел в это поверить.
— ? Тома, ты не любишь разъяснения?
— Ха…? Стой, ты что, не помнишь? Ты говорила о рунах на глазах у Стейла, словно какая-то кукла. Честно говоря, мне это в самом деле не понравилось.
— …Э… А, понятно. Я снова… пробудилась.
— Пробудилась?
По тому, как она это сказала, выглядело словно та похожая на куклу форма была её истинной сущностью. Словно добрая девочка перед ним была фальшивкой.
— Да, но пожалуйста, не говори слишком много о том, как я выгляжу, когда пробуждаюсь.
Камидзё был не в состоянии спросить, почему. Прежде чем он смог что-то сказать, Индекс заявила: — Говорить, когда ты без сознания — это вроде того, как разговариваешь во сне. Это смущает. К тому же, — сказала она. — Похоже, я всё больше и больше напоминаю бездушную машину, и это меня пугает.
Индекс улыбнулась.
Она улыбнулась так, словно вот-вот упадет в обморок, но не хочет никого этим тревожить.
Это выражение лица не смогла бы изобразить ни одна машина.
Это была улыбка человеческого существа.
— …Извини, — Камидзё просто извинился. Он пожалел, что хотя бы на мгновение подумал о том, что она не совсем человек.
— Всё в порядке, дурень, — её реплика, оставившая неясным, в порядке ли всё было или нет, сопровождалась легкой улыбкой.
— Ты голодный? У нас есть каша, фрукты и закуски, полный комплект блюд для больного.
— Как это я буду есть, если мои руки…
Он умолк, осознав, что Индекс сжимала в правой руке палочки для еды.
— … Э, Индекс-сан?
— Хм? Уже слишком поздно об этом беспокоиться. Если бы я не кормила тебя вот так, ты бы за три дня умер с голоду.
— … Ну ладно. Боже, дай мне немного подумать.
— Почему? Ты не голодный? — Индекс опустила палочки для еды. — Хочешь, чтобы я тебя вымыла?
— … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … Э? — неописуемое ощущение расползлось по телу Камидзё.
«…Э? Что это за ужасное ощущение? Что это за ужасная неловкость, которая заставляет меня думать, что увидев видео событий последних трех дней я бы умер от стыда?
— … Ладно, думаю, ты ничего плохого не хотела, но просто сиди там, где сидишь, Индекс.
— ? — Индекс помолчала, а затем сказала. — Но я и так уже сижу.
— …
У Индекс наверняка были самые лучшие намерения, поскольку она сидела с полотенцем, но Камидзё почувствовал, что не может описать их словом «невинные».
— Что это?
— О… — Камидзё умолк и пытался переменить тему разговора. — я думал о том, как ты выглядишь при взгляде отсюда, с этого футона.
— Я выгляжу странно? Я монашка; я умею ухаживать за людьми.
На самом деле он не считал, что она выглядит странно Её белоснежное монашеское одеяние и материнское поведение делали её похожей на настоящую монашку (факт, который показался ему оскорбительно удивительным).
И, что еще более важно…
То, как она смотрела на него своими полными слёз глазами и щеки, покрасневшие от того, что она плакала, делало её довольно…
Но по какой-то причине он просто не выдержал бы, если бы произнес это вслух, так что вместо этого он сказал: — О, ничего особенного. Я заметил, что волоски у тебя в носу тоже серебристые, вот и всё.
— … … …………………………………………………
Улыбка на лице Индекс застыла.
— Тома, Тома. Знаешь ли, что у меня в правой руке?
— Ну, каша… Нет, погоди! Не приноси её в жертву силе тяжести!
В следующее мгновение Тома Камидзё встретил невезуху в виде залепившей ему глаза белой каши и чашки, в которой она была.
Часть 3
Камидзё и Индекс узнали из первых рук, что футон и пижаму трудно очистить от каши. Индекс сражалась с клейкими зернышками риса, пустив небольшую слезу, пока стук в дверь не отвлек ее внимание.
— Это Комоэ?
— … Ты что, не собираешься извиняться?
Он не обжегся потому что каша уже остыла к тому времени, как ее вывернули на него, но всё равно Камидзё отключился, когда на него свалились углеводы, потому что он ожидал, что каша будет нестерпимо горячей.
— Э? Что вы делаете у моей двери? — послышался голос из-за двери. Похоже, Комоэ-сенсей заметила того, кто постучал в дверь, кем бы он ни был, когда возвращалась оттуда, где она была.
«Тогда кто же это?»
— Камидзё-тян, я не совсем понимаю, что происходит, но похоже, у нас гости.
Дверь со щелчком открылась, и Камидзё от удивления передернул плечами. За спиной Комоэ-сенсей стояли два знакомых мага. Похоже, они вздохнули с облегчением, увидев, что Индекс сидит как обычно.
Камидзё подозрительно нахмурился. Естественно, не могло быть другой мысли кроме того, что они пришли забрать Индекс. Но они могли забрать ее тремя днями ранее, когда Камидзё был без сознания. У них вряд ли были причины позволять ей бегать на свободе до самого дня её «лечения». Вместо этого они могли запереть ее где-то, пока не придет время.
«… Так почему же они ждали до этого момента, чтобы появиться?»
Естественно, его мышцы напряглись при воспоминаниях о силе магического огня и меча.
Однако, у Камидзё больше не было причин сражаться со Стейлом и Канзаки. Они не были «Силами А группы злобных магов», они были из одной церкви с Индекс и собирались о ней позаботиться. Он переживал за Индекс. В конце концов он не мог ничего больше сделать кроме как сотрудничать с ними и передать её церкви.
Но это была просто точка зрения Камидзё.
У магов не было никаких причин сотрудничать с ним. Попросту говоря, не было никаких причин, почему бы они не могли просто обезглавить его тогда же на месте и забрать с собой Индекс.
Стейлу похоже, доставляло удовольствие то, что Камидзё напрягся, увидев их, и он сказал: — Хе. Похоже, нам нечего беспокоиться, что ты сбежишь с такими ранами.
В этот момент Камидзё наконец понял, что пытается сделать «враг».
Сама по себе Индекс могла бы сбежать от магов. В конце концов она почти год самостоятельно ускользала от церкви. Даже если бы они поймали её и где-то заперли, если бы была одна, она могла бы запросто сбежать.
При том, что осталось всего несколько дней до срока, если бы она действительно подалась в бега, они могли бы не успеть снова поймать её. Если бы они где-то заперли её, она могла бы сбежать, может быть, ей удалось бы сбежать прямо посреди ритуала.
Однако такого не случилось бы, если бы на неё взвалили бремя в виде раненного человека вроде Камидзё. Именно поэтому маги не убили Камидзё и именно поэтому они позволили ему вернуться к Индекс. Они хотели, чтобы Индекс отказалась бросить его, так что он сыграл бы роль удобных оковов.
Они упустили его лишь для того, чтобы смочь с большей безопасностью и наверняка взять Индекс под свою опеку.
— Убирайтесь, маги.
И теперь Индекс стояла между магами и Камидзё.
Она стояла, раскинув руки в стороны. Она слегка напоминала несущее грехи распятие.
Всё шло точно так, как и планировали маги. Индекс отказалась от бегства, поскольку её сковывал Камидзё.
— … — Стейл и Канзаки одновременно слегка дернулись.
Это выглядело так, словно оба они не могли смотреть на это, несмотря на то, что ситуация развивалась именно так, как они ожидали.
Камидзё задумался о том, каким было выражение лица Индекс. Она стояла спиной к нему, так что он не мог этого видеть, но эти великие маги застыли на месте. Её чувства не предназначались непосредственно Комоэ-сенсей, но и она отвела взгляд.
Камидзё задумался о том, что они чувствовали.
Он думал о том, каково это, когда человек, ради которого ты готов на убийство, смотрит на тебя такими глазами.
— … Перестань, Индекс. Они нам не враг…
— Убирайтесь!!!
Индекс не слушала.
— Пожалуйста… Я пойду куда вы захотите и сделаю всё, что вы скажете. Просто пожалуйста, умоляю вас… — девичьих слезы смешивалось с враждебным тоном, на который она себя настроила. — Просто не трогайте больше Тому.
И сколько же вреда это принесло магам, которые когда-то были её лучшими друзьями?
На мгновение — всего лишь на мгновение — на лицах магов промелькнули исключительно болезненные улыбки, словно они от чего-то отказались.
Но затем, словно щелкнули переключателем, их глаза стали ледяными.
Это не были взгляды людей, которые смотрят на своего друга; это были леденящие взгляды магов, придерживающихся своих убеждений — уменьшить насколько возможно горе расставания, и не дать ей жестокую судьбу знакомства с ними.
В этих взглядах были их чувства к ней, которые были настолько сильны, что они выбрали отказ от дружбы и стали её врагами.
Их убеждения было не сломить.
Поскольку у них не хватало духу сказать ей правду, они могли лишь смотреть на то, как разыгрывается наихудший сценарий.
— Срок настанет через 12 часов 38 минут, объявил Стейл голосом мага.
Индекс должно быть, не понимала, что означает «срок».
— Мы просто хотели посмотреть, работают ли её оковы или нет, чтобы нам не беспокоиться о том, что она сбежит, когда настанет срок. Они оказались даже эффективнее, чем мы ожидали. Если ты не хочешь, чтобы у тебя забрали эту игрушку, оставь всякую надежду на побег. Понятно?
Это должно было быть притворством. Должно быть, они хотели отпраздновать со слезами радости то, что с Индекс всё было в порядке. Должно быть, они хотели погладить её по голове и прижаться лбом ко лбу, чтобы проверить, нет ли у нее температуры. Вот насколько она была им важна.
Все ужасные слова, которые Стейл сказал об Индекс были лишь для того, чтобы довести это притворство до идеала. Должно быть, на самом деле он хотел сам раскинуть руки в стороны, чтобы стать для Индекс щитом, и Камидзё и представить не мог, какого психического напряжения требовало от Стейла то, что он делал.
Индекс не ответила.
Два мага не сказали больше ничего и просто вышли из комнаты.
«Почему всё обернулось так…?»
Камидзё стиснул зубы.
— Ты в порядке?
Индекс наконец опустила раскинутые в стороны руки и медленно обернулась к Камидзё. Он невольно закрыл глаза, потому что не мог выдержать этого взгляда.
Он не мог выдержать взгляда на лицо Индекс, залитое слезами и полное облегчения.
— Если я заключу с ними сделку… — он услышал голос из тьмы. — Я смогу сохранить твою жизнь от дальнейшего разрушения, Тома. Я больше не позволю им вмешиваться в твою жизнь, так что не волнуйся.
— …
Камидзё не мог ответить. Он просто думал в темноте своих закрытых глаз.
«… Могу ли я позволить исчезнуть нашим общим воспоминаниям?»
Часть 4
Настала ночь.
Индекс спала рядом с футоном. Поскольку они уснули еще до заката, свет в комнате не горел.
Похоже, Комоэ-сенсей направилась в общественную баню, оставив их одних в квартире.
Камидзё не был полностью уверен, что это было так, потому что из-за своего плохого самочувствия тоже уснул. Когда он проснулся, уже была ночь. В комнате Комоэ-сенсей не было часов, поэтому он не знал, который час. Воздух показался особенно холодным, когда в его мысли вползло слово «срок».
Должно быть, Индекс невероятно нервничала в прошедшие три дня, потому что она свалилась и уснула с открытым ртом, сраженная усталостью, словно ребенок, утомленный заботой о заболевшей матери.
Похоже, Индекс полностью отказалась от своей прежней цели — всего лишь добраться до англиканской церкви. Если бы Камидзё в своем избитом состоянии заставил себя встать и попытался бы отвести её в церковь, она бы наверняка воспротивилась ему.
Камидзё немного смутился потому что она случайно пробормотала его имя во сне.
Беззащитное, словно у котенка лицо Индекс вызывало у Камидзё смешанные чувства.
Какую бы решимость она ни проявляла, в конце концов всё должно было закончится точно так, как того желала церковь. Неважно, добралась бы ли Индекс до церкви безопасно, или на полпути ее перехватили бы маги, всё равно она попала бы в руки Несесариуса и ей стерли бы воспоминания.
Неожиданно зазвонил телефон.
Телефон в комнате Комоэ-сенсей был старым, с наборным диском; его можно было назвать антикварным. Камидзё медленно перевел взгляд на телефон, издававший старомодный звонок, напоминавший звук будильника.
Он чувствовал, что должен ответить на звонок, но не знал, правильно ли будет снять трубку телефона Комоэ-сенсей без её разрешения. Тем не менее, он схватил трубку. На самом деле, он не так уж беспокоился о том, отвечать ли на звонок, но если бы тот разбудил Индекс, Камидзё почувствовал бы себя виноватым.
— Это я… Ты ведь узнал меня, верно?
Из телефонной трубки послышался вежливый женский голос. Даже по телефону он чувствовал, что она пытается говорить потише, словно разговаривает тайно.
— Канзаки…?
— Нет, было бы лучше, если бы мы не называли своих имен. Она… Индекс там?
— Она спит, но… Стой, откуда ты знаешь этот номер?
— Мы знали адрес, так что узнать номер было несложно, — голос Канзаки не был спокойным. — Если она спит, это то, что надо. Слушай, что я должна тебе сказать.
— ? — Камидзё недоверчиво нахмурился.
— Как я уже говорила, срок наступит сегодня в полночь. Мы составили график, чтобы закончить всё к этому времени.
Сердце Камидзё застыло. Он знал, что другого пути спасти Индекс не было. Он знал это, но когда «конец» предстал перед ним вот так, он почувствовал себя загнанным в угол.
— Но…, — дыхание Камидзё стало неглубоким. — Почему ты говоришь мне это? Просто перестань. Если ты скажешь мне это, возможно, я захочу сопротивляться вам даже если из-за этого погибну.
— … — в трубке воцарилось молчание.
Однако, это не была полная тишина. Он слышал подавленное дыхание. Это была очень человечная тишина.
— … Ну, тебе нужно время, чтобы попрощаться?
— Чёёё…?!
— Я буду с тобой честной. Когда нам пришлось стирать ей память в первый раз, мы провели три дня до этого, сосредоточившись только на создании воспоминаний. В последнюю ночь мы не делали ничего кроме как всхлипывая, прижимались к ней. Я считаю, что ты имеешь право на такую же возможность.
— Не пудри мне мозги, — Камидзё подумал, что раздавит трубку своей рукой. — Это всё равно, что сдаться! Ты только что сказала мне, чтобы я отказался от права на попытку!!! Ты только что сказала мне отказаться от права бросить этому отчаянный вызов!!!
— …
— Если ты не поняла, дай-ка я скажу тебе кое-что: я ещё не сдался. На самом деле, я не могу сдаться, невзирая ни на что! Если я упаду сто раз, я встану тоже сто раз. Если я проиграю тысячу раз, я вскарабкаюсь тысячу раз! Вот и всё! Я сделаю то, что вы не смогли!!!
— Это не беседа и не переговоры. Это всего лишь сообщение и приказ. Что бы ты ни собирался сделать, мы заберем её в назначенное время. Если ты попытаешься остановить нас, мы тебя уничтожим, — голос мага был таким же гладким, как голос администратора в банке.
— Ты можешь пытаться договориться со мной, рассчитывая на оставшуюся во мне человеческую доброту, но именно поэтому я даю тебе этот строгий приказ, — голос Канзаки был холоден как японский меч, рассекающий ночной воздух. — Ты попрощаешься с ней и уйдешь до того, как мы появимся. Твоя роль — не более, чем служить оковами для неё. Судьба цепей, которые потеряли свое предназначение — быть разрезанными.
Слова мага не были просто враждебными или презрительными. Это звучало, как будто она пыталась остановить раненого человека от того, чтобы он боролся и причинял себе еще больший вред.
— К… к чёрту это, — её тон странным образом раздражал Камидзё и он огрызнулся на неё. — Все спихивают на меня свою некомпетентность. Вы двое — маги, верно? Я думал, маги делают невозможное возможным?! Но посмотри на себя! Неужели ты в самом деле не можешь ничего сделать с этим своей магией? Действительно ли ты можешь встать перед Индекс и гордо сказать ей, что испробовала все варианты до последнего?!
— … Магия ничего не может с этим сделать. Я бы не гордилась, но я не могу лгать этой девочке, сказала Канзаки, стиснув зубы. — Если бы могли это сделать, мы бы сделали это уже давно. Никто бы не захотел использовать этот жестокий ультиматум, если бы не был вынужден это сделать.
— Что?
— Похоже, ты никак не сможешь сдаться, если не поймешь ситуацию. Я не думаю, что это хороший способ использовать твои последние мгновения вместе с ней, но «я дам тебе руку помощи, в полном отчаянии». Маг говорила гладко, словно читала по Библии. — Её эйдетическая память не такая, как способности эсперов и это не разновидность магии. Это её естественная часть. Это всё равно, что плохое зрение или аллергия. — Это не то проклятие, которое можно разрушить.
— …
— Мы — маги. Для всего, что создано магией существует угроза быть ею же уничтоженным.
— Я думал, это была анти-оккультная защитная система, созданная специалистом-магом? Разве ты не можешь сделать что-то со 103 000 гримуаров Индекс? Она сказала, что контроль над ними даст тебе силу Бога, но если это не может вылечить одну-единственную девочку, мне оно не кажется таким уж великим!
— А, ты имеешь в виду магического бога. Церковь очень боится того, что Индекс взбунтуется. Вот почему они надели на неё «ошейник», так, что раз в год надо проводить обслуживание, которое может выполнить только церковь, стирая ей память. Ты в самом деле думал, что они оставили бы хоть какую-то возможность того, что она снимет ошейник сама? — тихо спросила Канзаки. — В подборе её 103 000 гримуаров похоже, есть тенденциозность. Например, вероятно, ей не разрешено запоминать гримуары, в которых говорится об изменении памяти. Я бы поставила на то, что этим Церковь наложила некоторые меры безопасности.
— Черт бы это побрал, — ругнулся Камидзё себе под нос. — … Ты сказала, что 80 процентов мозга Индекс занято информацией из этих 103 000 гримуаров, верно?
— Да. По-видимому, на самом деле даже 85 процентов, но мы, маги, не можем уничтожить эти гримуары. В конце концов, Оригинал гримуара не может уничтожить даже инквизитор, что означает, что мы можем только очистить оставшиеся 15 процентов, чтобы увеличить свободное место в ее мозге.
— … Тогда что насчет нас, с научной стороны?
— …
Она умолкла.
Камидзё задумался, было ли это вообще возможно. Маги знали свою область, магию, вдоль и поперек, и они не могли этого сделать. Если они не собирались сдаваться, было лишь естественно переместиться в другую область.
Например, существовала наука.
И, если они собирались отправиться туда, имело смысл, чтобы кто-то взял на себя роль посредника. Это было всё равно, что найти помощника из местных жителей, когда надо путешествовать по незнакомой стране и вести переговоры с разными людьми.
— … Было время, когда я верила в то же самое.
Камидзё не ожидал, что она это скажет.
— Честно говоря, я просто не знала, что делать. Мир магии, в которую я абсолютно верила, не мог спасти одну-единственную девочку. Я понимаю чувства того, кто пытается схватиться за соломинку.
— …
У Камидзё появилось плохое предчувствие насчет того, что последует дальше.
— Это просто кажется неправильным — передать ее в руки ученых.
Он ожидал этого, но услышав это на самом деле, всё равно почувствовал, словно его ударили ножом в голову.
— Я знаю, что вы не можете делать ничего такого, что не можем мы. Ваши грубые методы — напичкать её тело какими-то неизвестными препаратами и располосовать её скальпелем не сделают ничего кроме как без толку укоротят её жизнь. Я не хочу видеть, как её «будут насиловать машины».
— Ну, вот именно. Как, чёрт возьми, ты можешь говорить это, когда вы даже не попытались? У меня есть вопрос к тебе. Ты всё говоришь о стирании памяти, но ты вообще знаешь, что собственно, такое — потеря памяти?
Ответа не последовало.
«Должно быть, она действительно мало что знает о науке.»
Камидзё подтянул к себе ногой несколько учебников из программы развития способностей, которые валялись на полу. Это был рецепт развития способностей, включающий смесь нейробиологии, необычной психологии и дающих обратную реакцию лекарств.
— Как ты можешь говорить об эйдетической памяти и потере памяти, когда ты даже не знаешь, что это такое? Есть много разновидностей потери памяти, — он начал листать книгу. — Есть возрастная… полагаю, вроде старческого маразма. И по-видимому, можно потерять память, если напьешься. Есть болезнь мозга под названием болезнь Альцгеймера, и еще есть микроинсульт, когда кровь перестает поступать в мозг и память исчезает. Потеря памяти также является побочным явлением при общей анестезии от таких препаратов как галотан, изофлуран и фентанил, или производных барбитуровой кислоты, а а также лекарств вроде бензодиазепина.
— ??? Бензо… Что?
Голос Канзаки был на удивление тихим, но Камидзё не был обязан объяснять ей всё это, так что проигнорировал её.
— Попросту говоря, существует масса способов уничтожить чьи-то воспоминания медицинским путем. Это означает, идиотка, что существуют методы, чтобы избавиться от её 103 000 гримуаров, которые вы, маги, не можете использовать,.
Дыхание Канзаки застыло.
Однако, эти методы не удаляли воспоминания. Вместо этого они повреждали клетки мозга. Старик со старческим слабоумием не мог вспомнить больше просто потому что утратил часть памяти.
Но эти подробности Камидзё опустил. Даже если это был блеф, он должен был не позволить магам насильно стереть Индекс память.
— И, это Академгород. Тут куча эсперов, которые могут управлять сознанием человека при помощи способностей вроде «психометрии» или «марионетки». Не говоря уж о том, что тут повсюду исследовательские лаборатории.
Было слишком рано терять надежду.
По-видимому, была даже эспер пятого уровня из школы Токивадай, которая могла удалять воспоминания, просто дотронувшись до человека.
Вот где на самом деле был последний лучик надежды.
В телефонной трубке молчали.
Камидзё продолжил, чтобы действительно победить Канзаки, которая начинала проявлять признаки нерешительности.
— Ну? Что ты будешь делать, маг? Ты всё ещё собираешься встать у меня на пути? Собираешься оставить попытки как раз когда чья-то жизнь висит на волоске?
— … Это слишком дешевые слова, чтобы убедить врага, — сказала Канзаки с легким оттенком самоиронии. — У нас есть опробованный на практике и действенный метод спасения её жизни. Я не могу верить в эти твои непроверенные авантюры. Ты действительно думаешь, что сможешь это изменить какими-то бездумными заявлениями?
Камидзё некоторое время помолчал.
Он попытался придумать возражение, но у него ничего не получилось.
У него не было иного выхода, кроме как смириться с этим.
— … Верно. В конце концов мы просто не смогли понять друг друга.
У него не было другого выбора, кроме как признать, что она была его врагом, несмотря на то, что была возможность того, что она могла бы его понять. В конце концов она однажды была в такой же ситуации.
— Да. Если бы люди, желающие одного и того же, всегда становились бы союзниками, мир был бы весь полон мира, — сказала она.
Рука Камидзё сжала телефонную трубку чуть сильнее.
Эта израненная правая рука была его единственным оружием, и она могла нейтрализовать даже божественные чудеса.
— … Тогда ты мой заклятый враг, и я одержу над тобой победу, — сказал он.
— Учитывая разницу в наших физических возможностях, результат совершенно очевиден. Ты всё еще собираешься призвать эту руку?
— Именно. Я поднимаю ставки. Мне просто нужно позвать тебя в такое место, где моя победа будет гарантирована.
Камидзё оскалился в телефонную трубку.
Стейл был определенно не слабее Камидзё. Камидзё победил лишь потому, что Стейл проиграл системе пожаротушения. Короче говоря, различие в силах можно преодолеть правильной стратегией.
— Просто для твоего сведения: когда она потеряет сознание в следующий раз, ты поймешь, что уже слишком поздно, — слова Канзаки были острыми, как острие меча. — Мы придем в полночь. У тебя не так уж много времени, но хорошенько постарайся и бесполезно сразись в последний раз.
— Ты не увидишь моих слёз, маг. Я собираюсь спасти её и превзойти вас всех.
— Оставайся там и жди нас, — сказала она и повесила трубку.
Камидзё беззвучно положил трубку и посмотрел в потолок, словно он смотрел на Луну в ночном небе.
— Чёрт!
Он стукнул кулаком правой руки по татами, словно добивая противника, прижатого к полу. Он не почувствовал ни малейшей боли в своей раненой правой руке. В его мыслях был такой хаос, что боль просто исчезла.
Говоря по телефону, он вел себя достаточно самоуверенно, но он не был ни нейрохирургом ни профессором нейробиологии. Может быть, что-то и можно было сделать при помощи науки, но этот обычный старшеклассник понятия не имел, что именно.
Несмотря на это, он просто не мог остановиться.
Он чувствовал сильное нетерпение и беспокойство, словно его забросили в пустыню, где во все стороны был виден только горизонт, а затем сказали идти пешком обратно в город.
Когда подойдет срок, маги безжалостно уничтожат воспоминания Индекс. Вероятно, они уже залегли в засаде возле квартиры, собираясь схватить её, если бы они попытались сбежать.
Он понятия не имел, почему маги не напали сразу же. Может быть, это было из-за их симпатии к Камидзё. Вероятно, они не хотели перемещать Индекс как раз перед наступлением срока. Он понятия не имел, что из этого было причиной, а может быть, причиной было что-то другое.
Он посмотрел на лицо спящей Индекс, лежавшей, свернувшись, на татами.
Затем он выпрямился, полностью воодушевленный.
В Академгороде было более 1000 исследовательских учреждений, больших и маленьких, но старшеклассник первого года обучения вроде Камидзё не имел контактов ни в одном из них. Ему нужно было связаться с Комоэ-сенсей.
Законным был вопрос о том, можно ли сделать что-нибудь меньше, чем за день. Срок для Индекс приближался, но у Камидзё был секретный план для этого: если её мозг должен был взорваться от накопления новых воспоминаний, не сможет ли он выиграть для неё время, если погрузит её в сон, так что у неё не будет новых воспоминаний?
Лекарство, которое погрузило бы человека в сон, внешне похожий на смерть, как в «Ромео и Джульетте», казалось слишком надуманным, но ему не надо было заходить так далеко. В сущности, ему достаточно было погрузить её в сон при помощи веселящего газа, анестетика общего действия, применяемого в хирургии.
Не стоило беспокоиться о том, что ей будут сниться сны, и это создаст воспоминания. Камидзё знал кое-что о механизме сна с уроков по развитию способностей. Он был практически уверен, что люди видят сны только в состоянии неглубокого сна. Когда человек погружается в глубокий сон, «мозг расслабляется до такой степени, что даже забывает, что ему снились сны.»
Итак, Камидзё было нужно две вещи.
Во-первых, связаться с Комоэ-сенсей и попросить помощи у исследовательского учреждения, работающего или в области нейробиологии или, может быть, изучающего сверхъестественные способности, имеющие отношение к сознанию.
Во-вторых надо было проскользнуть мимо магов и вытащить Индекс отсюда, или же создать обстановку, в которой он мог бы победить двух магов.
Камидзё решил начать со звонка Комоэ-сенсей. Но, когда он подумал об этом, то обнаружил, что не знает номера её мобильного.
— Вау, ну я и дурак… — сказал он, осматривая комнату, чуть ли не желая покончить с собой.
Он не видел ничего необычного, кроме тесной комнаты в четыре с половиной татами, которая выглядела как лабиринт неизвестного типа. При выключенном освещении комната была темной, как ночное море, и разбросанные по полу книги и пустые банки из-под пива выглядели так, словно под ними что-то было спрятано. Когда он подумал обо всех выдвижных ящиках в туалетном столике и шкафу, он почувствовал себя так, словно вот-вот потеряет сознание.
Пытаться найти номер мобильника, который здесь может быть вообще не был записан, казалось безумной задачей. Это была задача вроде поиска выкинутой вчера батарейки, которая уже оказалась на свалке.
Несмотря на это, он не мог остановиться. Камидзё начал переворачивать всё вокруг в поисках блокнота или чего-то еще, где был бы записан номер мобильника. Каждая минута и каждая секунда были на счету, так что поиски того, чего тут вообще могло не быть, едва ли были самым здравым поступком. Его раздражал каждый стук сердца и каждый раз, когда он делал вдох, в нем разгоралось еще большее нетерпение. На первый взгляд это выглядело так, словно он просто в ярости разбрасывал всё вокруг себя.
Он поискал в глубине шкафа и снял все книги с полок. Пока Камидзё буйствовал, Индекс продолжала спасть, свернувшись на полу, так, что казалось, время для неё остановилось.
Глядя на то, как она полностью переключилась в режим «кошка на котацу», он испытал странное желание стукнуть её, но в тот же момент из блокнота, который, похоже, служил для записи счетов за квартиру, вывалился листок бумаги и спланировал к ногам Камидзё.
Это был счет Комоэ-сенсей за разговоры по мобильнику.
Камидзё немедленно схватил листок и нашел напечатанный на нем одиннадцатизначный номер. Похоже, в прошлом месяце она потратила на разговоры по мобильнику целых 142 500 иен. Должно быть, она подсела на какой-то ужасный телефон. В нормальных обстоятельствах он бы дня три катался от смеха от такого открытия, но сейчас явно было не время для этого. Чтобы позвонить, он направился к черному телефону.
Он чувствовал, что поиски номера мобильника заняли у него довольно много времени.
Он понятия не имел, ушло ли на это несколько часов или всего лишь несколько минут. Камидзё чувствовал себя настолько загнанным в угол, что его чувство времени сбилось.
Он набрал номер и Комоэ-сенсей ответила после третьего звонка, словно поджидала его.
Чуть не пуская пену изо рта, Камидзё проорал «объяснение», которое сам едва ли мог понять, потому что его мозг просто не мог разобраться в том, что он хотел сказать.
— …Хм? Моя специализация — пирокинез, так что у меня нет особых связей в делах «Гончих Разума»[✱]иероглифами — манипуляция памятью. Возможно, ты сможешь воспользоваться учреждением Такизавы или больницей университета Тодай, но у них второсортное оборудование. Беспроигрышным вариантом было бы позвонить приглашенному эсперу, который специализируется в этой области. Я знаю Ёцубу-сан, телепата четвертого уровня из Правосудия, и она скорее всего захочет помочь.
Он ей так толком ничего и не объяснил, но всё равно Комоэ-сенсей выпалила ответ. Камидзё отчетливо понял, что нужно было посоветоваться с ней с самого начала.
— Но, Камидзё-тян. Даже если эти учителя-исследователи — ужасные люди, перепутавшие день с ночью, вероятно, им не понравится, если в такое время им позвонит ученик. Как насчет того, что пока что мы просто организуем койку в учреждении?
— Что? … Нет, сенсей. Прошу прощения, но это срочно. Мы не можем просто разбудить их сейчас?
— Но, — Комоэ-сенсей ответила слегка раздраженно, — Уже двенадцать часов.
Камидзё неожиданно застыл на месте. В комнате не было часов, но даже если бы они там были, у Камидзё не хватило бы духу посмотреть, который час.
Он нацелился взглядом на Индекс.
Она спала крепким сном, свернувшись на татами, но ее руки и ноги, раскинутые в стороны, не шевелились. Они вообще не шевелились.
— … Ин… декс? — робко позвал её Камидзё.
Индекс не шевельнулась.
Она погрузилась в глубокий сон, как человек, у которого жар, не реагируя ни на что.
Из телефонной трубки послышался голос, но Камидзё бросил её раньше, чем смог разобрать, что было сказано. Его ладони ужасно вспотели. В животе у него возникло ужасное чувство, словно туда бросили шар для боулинга.
Он услышал шаги на галерее, ведущей к двери квартиры.
— Мы придем в полночь. У тебя не так уж много времени, но хорошенько постарайся и бесполезно сразись в последний раз.
В тот момент, когда Камидзё вспомнил эти слова, дверь в квартиру распахнулась от удара снаружи. Бледный лунный свет проник в комнату, словно солнечный свет, просвечивающий через листву в глубине леса.
На фоне идеально полной Луны в проеме двери стояли два мага.
В этот момент стрелки часов по всей Японии показывали полночь.
Это означало, что срок для некоей девочки настал.
Вот и всё, что это означало.