Индекс волшебства (Новелла) - 5 Глава
Глава 3: Гримуар тихонько улыбается — “Forget me not”
Он не понимал. Он не понимал, что говорила Канзаки.
Камидзё лежал окровавленный, распростершись на земле, и глядел на Канзаки, думая, что услышанное ему померещилось от удивления. В конце концов, в этом не было смысла. Индекс пыталась добраться до Англиканской церкви в то время как ее преследовали маги. Как эти маги могли быть из той же самой Англиканской церкви?
— Ты когда-нибудь слышал об эйдетической памяти? — спросила Каори Канзаки. Её голос был слабым, и она выглядела так, словно ей было больно. В этот момент трудно было поверить, что она — один из десяти лучших магов в Лондоне. Она выглядела просто измученной девушкой.
— Да, это истинная сущность её 103 000 гримуаров, верно? — Камидзё пошевелил рассеченными губами. — Они все у нее в голове. Хотя мне кажется трудно поверить в то, что она может запомнить всё, что видит хотя бы раз. Я имею в виду — она же дурочка. Она просто не выглядит таким гением.
— … Кем ты ее видишь?
— Просто девочкой.
Канзаки выглядела скорее измученной, чем удивленной и сказала: — Ты думаешь, она смогла бы целый год ускользать от нашей погони, если бы была «просто девочкой»?
— …
— У Стейла есть его огонь, а у меня есть Нанасэн и Юйсэн. Она противостоит магам, которые могут назвать свои магические имена, но она не может полагаться ни на сверхъестественные силы, как ты, ни на магию как я. Она может только убегать, — Канзаки улыбнулась с самоиронией. — И мы со Стейлом — это всего лишь двое из её противников. Даже я не продержалась бы и месяца против всей организации Несесариуса.
Это было правдой.
Камидзё наконец-то узнал правду об Индекс. Он не смог скрываться даже четыре дня со своим Разрушителем Иллюзий, который мог нейтрализовать даже божественные чудеса одним ударом. И всё-таки она…
— Она без сомнения, гений, — заявила Канзаки. — До такой степени, что использование её способности в плохих целях могло бы привести к катастрофе.[✱]Снова, как и в прологе, обыгрывается одинаковое произношение слов «гений» и «катастрофа» в японском языке. Причина, по которой верхи Церкви не относятся к ней нормально, ясны. Они её боятся. Все до единого.
— Может быть и так, — Камидзё прикусил окровавленную губу. — Но всё равно она — человек. Она не инструмент. Я не могу… позволить тебе называть её так…!
— Да, — кивнула Канзаки. — Но ее нынешние возможности не так уж отличаются от возможностей обычных людей вроде нас.
— …?
— Больше 85 процентов мозга Индекс заполнены 103 000 гримуаров. Оставшихся 15 процентов ей едва хватает для того, чтобы быть на одном уровне с нами.
Это было удивительно и всё такое, но Камидзё хотел узнать кое-что в первую очередь.
— И… что? Что же вы делаете? Вы принадлежите к той же самой церкви, что и Индекс, верно? Этот как его… Несесариус. Почему же вы гонитесь за ней? Почему Индекс говорила, что вы — злые маги из магической группы, — Камидзё тихо сжал зубы. — Или ты хочешь сказать, что это Индекс водила меня за нос?
Он не мог в это поверить. Если Индекс просто пыталась использовать Камидзё, он не видел никаких причин, по которым она рискнула бы своей жизнью и получила бы рану на спине, пытаясь спасти его. И, даже помимо логических рассуждений, он просто не хотел в это верить.
— .. Она не лгала, — ответила Каори Канзаки, слегка замявшись.
Звучало это так, словно она затаила дыхание, пока у нее разбивалось сердце.
— Она ничего не помнит. Она не помнит ни того, что мы принадлежим к Несесариусу, ни причины, по которой её преследуют. Раз она ничего не помнит, для заполнения пробелов ей приходится использовать свои знания. Совершенно естественно предположить, что маги, преследующие Индекс запрещенных книг, принадлежат к магической группе, гоняющейся за ее 103 000 гримуарами.
Камидзё кое-что вспомнил: Индекс потеряла воспоминания о событиях дольше года назад.
— Но… подожди. — Подожди секунду. Это бессмыслица. У Индекс же эйдетическая память, верно? Так почему же она забыла? Что заставило её потерять память?
— Она не потеряла её, — Канзаки вообще перестала дышать. — Строго говоря, я её стерла.
Камидзё не надо было спрашивать, как.
— Пожалуйста, не заставляй меня рассказывать об этом, парень. Я больше никогда не хочу об этом рассказывать.
— … Почему? — спросил он вместо этого. — Почему? Я думал, вы с Индекс — друзья! И не то, чтобы это просто Индекс так думала, я вижу по твоему лицу! Ты относилась к Индекс как к дорогой подруге, разве нет? Так почему?
Камидзё вспомнил, как Индекс улыбалась ему.
Именно другая сторона одиночества привела его к тому, что он стал единственным человеком в мире, которого она знала.
— … Нам пришлось это сделать.
— Почему? — закричал он, словно взвыв на висевшую над головой Луну.
— Потому что иначе Индекс умерла бы.
Он перестал дышать. Без видимых причин жара летней ночи, которую он чувствовал кожей, исчезла. Все его пять чувств ослабли, словно пытались ускользнуть от реальности.
Было такое чувство, словно… словно он превратился в труп.
— Как я сказала, 85 процентов её мозга заняты 103 000 гримуаров, которые она запомнила, — плечи Канзаки слегка дрожали. — Для обычного использования у неё есть всего лишь 15 процентов. Если она будет продолжать накапливать воспоминания как обычный человек, её мозг вскоре взорвется.
— Не может быть…
Отрицание. Сознание Камидзё не использовало логику или рассуждения, а попросту отрицало это.
— Я имею в виду… я имею в виду… как такое может быть? Ты сказала, что с этими 15 процентами она на нашем уровне.
— Да, но она отличается от нас одной особенностью. У неё — эйдетическая память, — все чувства медленно исчезли из голоса Канзаки.
— Вспомни, что такое на самом деле эйдетическая память?
— … Это способность никогда не забывать то, что ты однажды видел, верно?
— И в самом ли деле способность забывать — такая уж плохая вещь?
— …
— Возможности человеческого мозга на удивление ограничены. Единственная причина, по которой он может работать сто лет — то, что ненужные воспоминания исчезают в процессе забывания. Например, ты не помнишь, что ты ел на обед неделю назад, да? Мозг каждого человека незаметно для него проходит эту процедуру обслуживания. Иначе люди не смогли бы жить. Но, — сказала Канзаки ледяным голосом, — Она этого сделать не может.
— …
— Она не может ничего забыть: ни числа листьев на деревьях вдоль улицы, ни лица каждого человека, встреченного в час пик, ни формы всех до единой капель дождя, падающих с неба. Все эти бессмысленные, бессодержательные воспоминания очень быстро заполняют её мозг, — голос Канзаки застыл. — То, что в ее распоряжении осталось всего 15 процентов емкости мозга — фатальная трагедия для неё. Поскольку она не может ничего забыть самостоятельно, единственный для неё выход — чтобы кто-то другой заставил её забыть.
Разум Камидзё разлетелся на осколки.
«Что… что это за история? Я думал, что это история о том, как неинтересный парень спасает неудачливую девочку, преследуемую злыми магами, знакомится с девочкой и наконец чувствует сладкую боль в груди, когда в конце концов видит, как девочка уезжает.»
Он продолжил анализировать несоответствия.
— Так что я пришла, чтобы дать ей убежище прежде, чем появится кто-то, кто мог бы забрать её и воспользоваться гримуарами.
— Я бы хотела взять ее под нашу защиту, так, чтобы мне не пришлось называть мое магическое имя.
— … Сколько времени осталось? — спросил Камидзё.
Расспрашивая вместо того, чтобы отрицать, он, похоже, уже признал это где-то в глубине души.
— Сколько времени осталось до того, как её мозг взорвется?
— Её воспоминания стираются точно раз в год, — измученным голосом ответила Канзаки. — Осталось не больше трех дней с этого времени. Это нельзя делать слишком рано или слишком поздно. Если не стереть память точно в нужное время, ничего не получится. … Я надеюсь, у нее еще не начались страшные головные боли, которые этому предшествуют.
Камидзё был потрясен. Индекс в самом деле говорила, что потеряла воспоминания дольше года назад.
… И головная боль. Камидзё думал, что Индекс слегла из-за лечебной магии. В конце концов, из них двоих Индекс знала о магии намного больше, и она сказала именно так.
Но что, если Индекс ошибалась? Камидзё задумался.
Что, если она ходит в состоянии, в котором ее мозг может в любой момент разрушиться?
— Теперь ты понимаешь? — спросила Каори Канзаки. У неё не было слёз, словно она отказывалась позволять себе проявлять такие дешевые эмоции. — Мы не хотим навредить ей. Фактически, без нас её никак не спасти. Так отдашь ли ты её нам прежде, чем мне придется назвать своё магическое имя?
— …
Когда лицо Индекс появилось перед внутренним взором Камидзё, он стиснул зубы и плотно зажмурил глаза.
— К тому же, если мы очистим её память, она не будет помнить о тебе. Ты же видел, как она смотрела на нас, верно? Что бы она ни чувствовала к тебе сейчас, как только она откроет глаза, она будет смотреть на тебя как не более чем на природного врага, охотящегося за её 103 000 гримуарами.
— …
В этот момент Камидзё почувствовал, что что-то было странным.
— Спасая её, ты ничего не выиграешь.
— … Что ты хочешь этим сказать? — чувство вспыхнуло мгновенно, как выплеснутый в огонь керосин. — К чёрту это! При чем тут то, будет ли она меня помнить? Ты, похоже, не понимаешь, так что дай-ка я тебе скажу кое-что. Я друг Индекс. Я решил оставаться на её стороне независимо от того, что случится. Даже если это не записано в твоей драгоценной Библии, это никогда не изменится!!!
— …
— Я подумал, что что-то тут не так. Если она всего лишь потеряла память, разве вы не могли просто устранить недоразумение, всё ей объяснив? Почему вы оставили её в таком состоянии? Почему вы гонялись за ней как её враги? Какого черта вы вообще решили бросить её? Ты хоть понимаешь, что она чувст….
— Заткнись. Ты ничего не знаешь!!!
Гнев Камидзё был уничтожен обрушившимся сверху воплем Канзаки. Не от слов, которые она произнесла, сжалось сердце Камидзё, а от вырвавшихся наружу неприкрытых чувств.
— Не веди себя так, словно ты всё понимаешь!!! Как ты думаешь, каково нам было стирать её чувства всё это время ?! Да как ты вообще можешь это понять?! Ты говорил, что Стейл похож на убийцу-садиста, но ты знаешь, каково ему было видеть тебя с ней?! Ты знаешь, как он страдал?! Ты знаешь, как трудно ему было называть себя её врагом?! Ты хоть понимаешь, что чувствовал Стейл, продолжая марать себя ради своей дорогой подруги?
— Чёёё…?!
Прежде чем он, потрясенный неожиданным изменением её поведения, смог что-то ответить, Канзаки пнула его в бок, словно футбольный мяч. От удара, силу которого она не стала сдерживать, тело Камидзё взмыло в воздух. Приземлившись, он откатился еще на два или три метра.
Во рту он почувствовал вкус крови, вылившейся из желудка.
Однако прежде, чем Камидзё успел начать корчиться от сильной боли Канзаки подпрыгнула вертикально вверх, на фоне Луны.
Словно в каком-то фарсе она подпрыгнула в воздух на три метра за счет одной лишь силы своих ног.
— …?!
Он услышал глухой звук. Плоский конец ножен Шичитэн Шичито словно высокий каблук сломал руку Камидзё.
Но он не смог даже закричать от боли. По выражению лица Канзаки казалось, что она сейчас заплачет кровавыми слезами.
Камидзё стало страшно.
Он боялся не Нанасэна или Юйсэна или силы одного из десяти лучших магов Лондона. Он боялся обрушившихся на него неприкрытых человеческих эмоций.
— Мы тоже пытались! Мы перепробовали всё, что могли! Мы пытались всю весну, мы пытались всё лето, мы пытались всю осень и мы пытались всю зиму! Мы обещали оставить воспоминания, которые она никогда не забудет, и мы вели дневники и фотоальбомы!
Конец ножен обрушивался снова и снова, словно игла швейной машины.
На его ноги, на его руки, на его живот, на его грудь и на его лицо. Грубые удары сотрясали его тело снова и снова.
— .. Но ничто не сработало.
Камидзё услышал, как заскрежетали её зубы. Её рука остановилась.
— Даже когда мы показывали ей дневники и фотоальбомы, она просто извинялась. Что бы мы ни делали, и сколько бы мы ни пытались, даже если мы восстанавливали воспоминания с нуля, ничего не получалось. Все обнулялось, шла ли речь о семье, о друзьях или любимом, — она так дрожала, что казалось, не сможет сделать ни шагу. — Мы… не могли этого больше выдержать. Мы не могли больше видеть эту её улыбку.
При том, какой личностью была Индекс, прощаться с ней должно было быть так же больно, как и умирать. Быть вынужденным переживать такое снова и снова должно было быть всё равно, что жить в аду.
Пережив несчастье этого прощания, она сразу же полностью забывала его и снова начинала трагический бег к тому же предначертанному несчастью.
Именно поэтому Канзаки и Стейл решили насколько возможно ослабить это несчастье, не давая ей жестокой судьбы знакомства с ними. Если бы у Индекс не было драгоценных воспоминаний, которые она должна была утратить, шок от потери памяти стал бы меньше. Вот почему они оставили свою добрую подругу и стали разыгрывать из себя её врагов.
Они изгладили бы её воспоминания, чтобы облегчить насколько возможно этот неизбежный ад.
— …
Так или иначе, Камидзё понял.
Они были экспертами в магии. Они делали невозможное возможным. Всё время, пока Индекс теряла воспоминания, им приходилось искать способ не дать ей потерять их.
Но у них так ничего и не получилось.
Несмотря на это, Индекс определенно никогда не обвиняла Стейла или Канзаки.
Она явно улыбалась им как обычно.
Вынужденные каждый раз заново устанавливать отношения с ней, Канзаки и Стейл винили себя, и решили, что единственный вариант для них — сдаться.
Но это было…
— К чёрту это! — Камидзё стиснул зубы. — Вы рассуждаете, принимая во внимание только себя. Вы вообще не задумались об Индекс! Не вините её за вашу трусость!!!
Весь этот год Индекс оставалась в бегах, ни на кого не полагаясь. Камидзё отказывался признавать это наилучшим выбором. Он не позволил бы себе принять это. Он и не хотел этого делать.
— Тогда… что еще мы должны были сделать?!
Канзаки ухватила ножны Шичитэн Шичито и с силой махнула ими в лицо Камидзё.
Камидзё двинул своей избитой правой рукой и перехватил ножны как раз перед тем, как они ударили бы его в лицо.
Он больше не чувствовал страха или нервозности перед магом.
Его тело двигалось. Оно двигалось!
— Если бы вы были чуть сильнее… — Камидзё стиснул зубы. Если бы вы использовали хитрые слова, достаточно сильные, чтобы стать реальностью…! Если она боялась потерять воспоминания этого года, вы должны были просто дать ей еще лучшие воспоминания в следующем году! Если бы её ждало счастье, достаточно большое, чтобы стереть страх утраты воспоминаний, ей бы не пришлось убегать! Вот и всё, что надо было сделать!!!
Он заставил двигаться свою левую руку, плечо которой было сломано, и ухватил ножны и этой рукой. Он с трудом заставил своё избитое тело принять вертикальное положение. Кровь текла по его телу.
— Ты серьезно думаешь сражаться в таком состоянии?
— …Зат…кнись.
— Что ты выиграешь от схватки? — похоже, Канзаки была во вполне понятном замешательстве. — Даже если бы ты победил меня, за мной поджидает Несесариус. Может, я говорила, что я одна из десяти сильнейших магов Лондоне, но есть среди них и те, что намного сильнее меня. … С точки зрения церкви я не более, чем подчиненный, посланный в эту дальневосточную островную страну.
Похоже, это было правдой.
Если бы они и в самом деле были друзьями Индекс, они бы выступили против того, что церковь обращается с Индекс как с инструментом. То, что они этого не сделали, означало, что этому помешал разрыв в силах.
— Я сказал… заткнись!!!
Это не имело значения. Он заставил свое тело двигаться, несмотря на то, что оно дрожало, как будто он вот-вот умрет, и пристально посмотрел на стоявшую перед ним Канзаки.
Это был простой пристальный взгляд, в котором было мало силы, но его хватило, чтобы одна из десяти лучших магов Лондона отступила на шаг.
— Это не важно! Ты что, отказываешься защищать людей потому что оказалось, что у тебя есть сила?! — Камидзё сделал шаг вперед своими израненными ногами. — Нет, ты этого не делаешь, ведь так?! Не лги! Ты работала, чтобы развить силу, потому что было что-то, что ты хотела защитить!
Своей израненной левой рукой он схватил Канзаки за ворот.
— Зачем ты получила силу?
Он сжал окровавленный кулак своей израненной правой руки.
— Кого ты хотела защитить?
Этим слабым кулаком он ударил Канзаки в лицо. В ударе не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу, и кулак разбрызгивал кровь, словно помидор.
Несмотря на это, Канзаки отшатнулась, словно её в самом деле ударили. Затем она выпустила Шичитэн Шичито, который, вертясь, упал на землю.
— Тогда какого чёрта ты тут делаешь? — он посмотрел сверху вниз на Канзаки, упавшую на землю. — Если у тебя есть такая сила…. если у тебя есть такое всемогущество, тогда почему ты настолько бессильна?
Под Камидзё вздрогнула земля, или так показалось. В следующее мгновение он повалился на землю, словно в его теле отключилось питавшее его электричество.
«Вста…вай… Контратака… надвигается…»
В глазах у него потемнело.
Заставляя свое тело двигаться, Камидзё потерял слишком много крови, чтобы видеть или прийти в себя. Он пошевелился, пытаясь защититься от контратаки Канзаки, но самое большее, на что он был способен — это пошевелить кончиком одного пальца, как гусеница.
Но контратаки не последовало.
Никакой.
Часть 2
Камидзё пришел в себя от лихорадочного жара и сухости в горле.
— Тома?
Примерно в то же время, когда он осознал, что находится в квартире Комоэ-сенсей, он также понял, что Индекс пристально смотрит на него, лежащего на футоне.
Как ни странно, он видел, как солнце ярко светит в окно. Той ночью Камидзё действительно проиграл Канзаки и потерял сознание раньше, чем его враг. О том, что было дальше до момента его пробуждения, он ничего не помнил.
Попросту говоря, он был слишком разочарован тем, что случилось, чтобы хотя бы радоваться, что остался в живых. Комоэ-сенсей нигде не было видно, должно быть, она куда-то вышла.
Единственный признаком того, что она здесь была — чашка с кашей, стоявшая на чайном столике возле Индекс. Может быть, это было нехорошо по отношению к Индекс, но он сомневался, что она умела готовить, учитывая, как она просила накормить ее после того, как он застиг ее на своем балконе, так что Камидзё предположил, что кашу приготовила Комоэ-сенсей
— Ну правда… Ты обращаешься со мной как будто я болен, — Камидзё попытался пошевелиться. — Оу, оу. Что за черт? Раз солнце уже высоко, должно быть, я был в отключке всю ночь. Который час?
— Это было не просто всю ночь, — сказала Индекс так, что показалось, слова слегка застревают у нее в горле.
— ?
Камидзё поднял брови и Индекс сказала: — Это было три дня.
— Три дня… Погоди, что? Почему я спал так долго?!
— Я не знаю!!! — неожиданно закричала Индекс.
От этого крика, похожего на вспышку ярости, дыхание Камидзё застряло у него в горле.
— Я не знаю, я не знаю, я не знаю. Я действительно ничего не знаю! Я так сосредоточилась на том, чтобы оторваться от огненного мага, который приходил к тебе домой, что у меня и мысли не было, что тебе пришлось сражаться с другим магом!
Её сердитые слова предназначались не Камидзё. Этими словами она набросилась на себя, и Камидзё был настолько ошеломлен, что не мог вставить ни слова.
— Тома, Комоэ сказала, что ты лежал без сознания посреди улицы. Это она принесла тебя обратно в дом. А я тогда была в таком восторге. Я понятия не имела, что ты был на краю гибели, пока я не делала ничего, кроме как восхищалась мыслью, что мы оторвались от того тупого мага.
Индекс неожиданно замолчала. Дальше последовал небольшой промежуток, достаточный для того, чтобы она сделала медленный вдох и приготовилась к главной части своей проповеди.
— … Я не смогла спасти тебя, Тома.
Индекс сидела неподвижно, кусая нижнюю губу, её узкие плечи тряслись. Несмотря на это, у Индекс не было слёз для себя самой.
Её душа не позволяла себе ни малейшей сентиментальности или симпатии к себе. Камидзё осознал, что он не мог предложить никаких слов утешения той, кто поклялся не проливать слёз даже по себе самой.
Вместо этого он задумался о другом.
Три дня.
Они могли напасть столько раз, сколько захотели бы. Фактически, было бы неудивительно, если бы они забрали Индекс три дня назад, пока Камидзё был без сознания.
Тогда почему? В глубине души Камидзё был озадачен. Он не знал, что думают их враги.
Он также чувствовал, что срок «три дня» имел более глубокое значение. С таким ощущением, словно по его спине поползли жуки, Камидзё неожиданно кое-что вспомнил.
Срок!
— ? Тома, что это?
Индекс просто озадаченно посмотрела на Камидзё. Раз она узнавала его, маги еще не стёрли ей память. К тому же, судя по тому, как она вела себя, симптомы еще не начали проявляться.
Камидзё почувствовал облегчение, но одновременно ему хотелось убить себя за то, что он потерял последние, драгоценные три дня. Однако он скрыл всё это в глубине души, не желая, чтобы Индекс об этом узнала.
— Чёрт! Я не могу двигаться. Что за черт? Почему я полностью замотан бинтами?
— Тебе больно?
— Больно ли мне? Если бы было больно, я бы уже корчился. Что это за бинты на мне повсюду? Тебе не кажется, что ты слегка перестаралась?
— …
Индекс ничего не сказала, а затем ее глаза наполнились слезами, которые, она, похоже, не могла больше сдерживать.
Это ударило в сердце Камидзё сильнее, чем любая её ругань на него. Тогда он понял — то, что он не чувствовал боли было на самом деле плохо.
Комоэ-сенсей больше не могла использовать лечебную магию. Он был совершенно уверен, что Индекс говорила об этом. Было бы быстрее, если бы он мог излечить свои раны за счет некоторого количества очков маны, как в РПГ, но, похоже, мир был не настолько добр.
Камидзё посмотрел на свою правую руку. Его сильно израненную правую руку, замотанную бинтами.
— Если подумать, эспер, прошедший программу развития способностей, не может использовать магию, верно? Вот досада.
— …Верно. У обычных людей и эсперов различается структура нервной системы, — неуверенно сказала девочка. — Похоже, эти бинты залечат раны… но твоя наука явно неудобная. Наша магия подействовала бы быстрее.
— Может, оно и так, но я поправлюсь и без использования какой-то магии.
— … Что ты имеешь в виду под «какой-то»? — Индекс сердито надула губы, услышав реплику Камидзё. — Тома, ты что, всё ещё не веришь в магию? Ты упрям как безответно влюбленный.
— Я не это имел в виду, — Камидзё потряс головой, всё еще прижатой к подушке. — Если это вообще возможно, я бы не хотел видеть такое выражение твоего лица, с которым ты говоришь о магии.
Камидзё вспомнил выражение её лица, когда она давала разъяснения о рунной магии на галерее его общежития. Её глаза были холодны как бледный свет полной Луны и точны как часовой механизм.
Её слова были правильными, как у экскурсовода в туристском автобусе, и в то же время человечности в них было не больше, чем в банкомате. Это была сущность, известная как Индекс запрещенных книг, библиотека гримуаров.
Несмотря на это, он не мог поверить, что это была та же самая девочка, которая сидела перед ним. Или, скорее, он не хотел в это поверить.
— ? Тома, ты не любишь разъяснения?
— Ха…? Стой, ты что, не помнишь? Ты говорила о рунах на глазах у Стейла, словно какая-то кукла. Честно говоря, мне это в самом деле не понравилось.
— …Э… А, понятно. Я снова… пробудилась.
— Пробудилась?
По тому, как она это сказала, выглядело словно та похожая на куклу форма была её истинной сущностью. Словно добрая девочка перед ним была фальшивкой.
— Да, но пожалуйста, не говори слишком много о том, как я выгляжу, когда пробуждаюсь.
Камидзё был не в состоянии спросить, почему. Прежде чем он смог что-то сказать, Индекс заявила: — Говорить, когда ты без сознания — это вроде того, как разговариваешь во сне. Это смущает. К тому же, — сказала она. — Похоже, я всё больше и больше напоминаю бездушную машину, и это меня пугает.
Индекс улыбнулась.
Она улыбнулась так, словно вот-вот упадет в обморок, но не хочет никого этим тревожить.
Это выражение лица не смогла бы изобразить ни одна машина.
Это была улыбка человеческого существа.
— …Извини, — Камидзё просто извинился. Он пожалел, что хотя бы на мгновение подумал о том, что она не совсем человек.
— Всё в порядке, дурень, — её реплика, оставившая неясным, в порядке ли всё было или нет, сопровождалась легкой улыбкой.
— Ты голодный? У нас есть каша, фрукты и закуски, полный комплект блюд для больного.
— Как это я буду есть, если мои руки…
Он умолк, осознав, что Индекс сжимала в правой руке палочки для еды.
— … Э, Индекс-сан?
— Хм? Уже слишком поздно об этом беспокоиться. Если бы я не кормила тебя вот так, ты бы за три дня умер с голоду.
— … Ну ладно. Боже, дай мне немного подумать.
— Почему? Ты не голодный? — Индекс опустила палочки для еды. — Хочешь, чтобы я тебя вымыла?
— … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … Э? — неописуемое ощущение расползлось по телу Камидзё.
«…Э? Что это за ужасное ощущение? Что это за ужасная неловкость, которая заставляет меня думать, что увидев видео событий последних трех дней я бы умер от стыда?
— … Ладно, думаю, ты ничего плохого не хотела, но просто сиди там, где сидишь, Индекс.
— ? — Индекс помолчала, а затем сказала. — Но я и так уже сижу.
— …
У Индекс наверняка были самые лучшие намерения, поскольку она сидела с полотенцем, но Камидзё почувствовал, что не может описать их словом «невинные».
— Что это?
— О… — Камидзё умолк и пытался переменить тему разговора. — я думал о том, как ты выглядишь при взгляде отсюда, с этого футона.
— Я выгляжу странно? Я монашка; я умею ухаживать за людьми.
На самом деле он не считал, что она выглядит странно Её белоснежное монашеское одеяние и материнское поведение делали её похожей на настоящую монашку (факт, который показался ему оскорбительно удивительным).
И, что еще более важно…
То, как она смотрела на него своими полными слёз глазами и щеки, покрасневшие от того, что она плакала, делало её довольно…
Но по какой-то причине он просто не выдержал бы, если бы произнес это вслух, так что вместо этого он сказал: — О, ничего особенного. Я заметил, что волоски у тебя в носу тоже серебристые, вот и всё.
— … … …………………………………………………
Улыбка на лице Индекс застыла.
— Тома, Тома. Знаешь ли, что у меня в правой руке?
— Ну, каша… Нет, погоди! Не приноси её в жертву силе тяжести!
В следующее мгновение Тома Камидзё встретил невезуху в виде залепившей ему глаза белой каши и чашки, в которой она была.
Часть 3
Камидзё и Индекс узнали из первых рук, что футон и пижаму трудно очистить от каши. Индекс сражалась с клейкими зернышками риса, пустив небольшую слезу, пока стук в дверь не отвлек ее внимание.
— Это Комоэ?
— … Ты что, не собираешься извиняться?
Он не обжегся потому что каша уже остыла к тому времени, как ее вывернули на него, но всё равно Камидзё отключился, когда на него свалились углеводы, потому что он ожидал, что каша будет нестерпимо горячей.
— Э? Что вы делаете у моей двери? — послышался голос из-за двери. Похоже, Комоэ-сенсей заметила того, кто постучал в дверь, кем бы он ни был, когда возвращалась оттуда, где она была.
«Тогда кто же это?»
— Камидзё-тян, я не совсем понимаю, что происходит, но похоже, у нас гости.
Дверь со щелчком открылась, и Камидзё от удивления передернул плечами. За спиной Комоэ-сенсей стояли два знакомых мага. Похоже, они вздохнули с облегчением, увидев, что Индекс сидит как обычно.
Камидзё подозрительно нахмурился. Естественно, не могло быть другой мысли кроме того, что они пришли забрать Индекс. Но они могли забрать ее тремя днями ранее, когда Камидзё был без сознания. У них вряд ли были причины позволять ей бегать на свободе до самого дня её «лечения». Вместо этого они могли запереть ее где-то, пока не придет время.
«… Так почему же они ждали до этого момента, чтобы появиться?»
Естественно, его мышцы напряглись при воспоминаниях о силе магического огня и меча.
Однако, у Камидзё больше не было причин сражаться со Стейлом и Канзаки. Они не были «Силами А группы злобных магов», они были из одной церкви с Индекс и собирались о ней позаботиться. Он переживал за Индекс. В конце концов он не мог ничего больше сделать кроме как сотрудничать с ними и передать её церкви.
Но это была просто точка зрения Камидзё.
У магов не было никаких причин сотрудничать с ним. Попросту говоря, не было никаких причин, почему бы они не могли просто обезглавить его тогда же на месте и забрать с собой Индекс.
Стейлу похоже, доставляло удовольствие то, что Камидзё напрягся, увидев их, и он сказал: — Хе. Похоже, нам нечего беспокоиться, что ты сбежишь с такими ранами.
В этот момент Камидзё наконец понял, что пытается сделать «враг».
Сама по себе Индекс могла бы сбежать от магов. В конце концов она почти год самостоятельно ускользала от церкви. Даже если бы они поймали её и где-то заперли, если бы была одна, она могла бы запросто сбежать.
При том, что осталось всего несколько дней до срока, если бы она действительно подалась в бега, они могли бы не успеть снова поймать её. Если бы они где-то заперли её, она могла бы сбежать, может быть, ей удалось бы сбежать прямо посреди ритуала.
Однако такого не случилось бы, если бы на неё взвалили бремя в виде раненного человека вроде Камидзё. Именно поэтому маги не убили Камидзё и именно поэтому они позволили ему вернуться к Индекс. Они хотели, чтобы Индекс отказалась бросить его, так что он сыграл бы роль удобных оковов.
Они упустили его лишь для того, чтобы смочь с большей безопасностью и наверняка взять Индекс под свою опеку.
— Убирайтесь, маги.
И теперь Индекс стояла между магами и Камидзё.
Она стояла, раскинув руки в стороны. Она слегка напоминала несущее грехи распятие.
Всё шло точно так, как и планировали маги. Индекс отказалась от бегства, поскольку её сковывал Камидзё.
— … — Стейл и Канзаки одновременно слегка дернулись.
Это выглядело так, словно оба они не могли смотреть на это, несмотря на то, что ситуация развивалась именно так, как они ожидали.
Камидзё задумался о том, каким было выражение лица Индекс. Она стояла спиной к нему, так что он не мог этого видеть, но эти великие маги застыли на месте. Её чувства не предназначались непосредственно Комоэ-сенсей, но и она отвела взгляд.
Камидзё задумался о том, что они чувствовали.
Он думал о том, каково это, когда человек, ради которого ты готов на убийство, смотрит на тебя такими глазами.
— … Перестань, Индекс. Они нам не враг…
— Убирайтесь!!!
Индекс не слушала.
— Пожалуйста… Я пойду куда вы захотите и сделаю всё, что вы скажете. Просто пожалуйста, умоляю вас… — девичьих слезы смешивалось с враждебным тоном, на который она себя настроила. — Просто не трогайте больше Тому.
И сколько же вреда это принесло магам, которые когда-то были её лучшими друзьями?
На мгновение — всего лишь на мгновение — на лицах магов промелькнули исключительно болезненные улыбки, словно они от чего-то отказались.
Но затем, словно щелкнули переключателем, их глаза стали ледяными.
Это не были взгляды людей, которые смотрят на своего друга; это были леденящие взгляды магов, придерживающихся своих убеждений — уменьшить насколько возможно горе расставания, и не дать ей жестокую судьбу знакомства с ними.
В этих взглядах были их чувства к ней, которые были настолько сильны, что они выбрали отказ от дружбы и стали её врагами.
Их убеждения было не сломить.
Поскольку у них не хватало духу сказать ей правду, они могли лишь смотреть на то, как разыгрывается наихудший сценарий.
— Срок настанет через 12 часов 38 минут, объявил Стейл голосом мага.
Индекс должно быть, не понимала, что означает «срок».
— Мы просто хотели посмотреть, работают ли её оковы или нет, чтобы нам не беспокоиться о том, что она сбежит, когда настанет срок. Они оказались даже эффективнее, чем мы ожидали. Если ты не хочешь, чтобы у тебя забрали эту игрушку, оставь всякую надежду на побег. Понятно?
Это должно было быть притворством. Должно быть, они хотели отпраздновать со слезами радости то, что с Индекс всё было в порядке. Должно быть, они хотели погладить её по голове и прижаться лбом ко лбу, чтобы проверить, нет ли у нее температуры. Вот насколько она была им важна.
Все ужасные слова, которые Стейл сказал об Индекс были лишь для того, чтобы довести это притворство до идеала. Должно быть, на самом деле он хотел сам раскинуть руки в стороны, чтобы стать для Индекс щитом, и Камидзё и представить не мог, какого психического напряжения требовало от Стейла то, что он делал.
Индекс не ответила.
Два мага не сказали больше ничего и просто вышли из комнаты.
«Почему всё обернулось так…?»
Камидзё стиснул зубы.
— Ты в порядке?
Индекс наконец опустила раскинутые в стороны руки и медленно обернулась к Камидзё. Он невольно закрыл глаза, потому что не мог выдержать этого взгляда.
Он не мог выдержать взгляда на лицо Индекс, залитое слезами и полное облегчения.
— Если я заключу с ними сделку… — он услышал голос из тьмы. — Я смогу сохранить твою жизнь от дальнейшего разрушения, Тома. Я больше не позволю им вмешиваться в твою жизнь, так что не волнуйся.
— …
Камидзё не мог ответить. Он просто думал в темноте своих закрытых глаз.
«… Могу ли я позволить исчезнуть нашим общим воспоминаниям?»
Часть 4
Настала ночь.
Индекс спала рядом с футоном. Поскольку они уснули еще до заката, свет в комнате не горел.
Похоже, Комоэ-сенсей направилась в общественную баню, оставив их одних в квартире.
Камидзё не был полностью уверен, что это было так, потому что из-за своего плохого самочувствия тоже уснул. Когда он проснулся, уже была ночь. В комнате Комоэ-сенсей не было часов, поэтому он не знал, который час. Воздух показался особенно холодным, когда в его мысли вползло слово «срок».
Должно быть, Индекс невероятно нервничала в прошедшие три дня, потому что она свалилась и уснула с открытым ртом, сраженная усталостью, словно ребенок, утомленный заботой о заболевшей матери.
Похоже, Индекс полностью отказалась от своей прежней цели — всего лишь добраться до англиканской церкви. Если бы Камидзё в своем избитом состоянии заставил себя встать и попытался бы отвести её в церковь, она бы наверняка воспротивилась ему.
Камидзё немного смутился потому что она случайно пробормотала его имя во сне.
Беззащитное, словно у котенка лицо Индекс вызывало у Камидзё смешанные чувства.
Какую бы решимость она ни проявляла, в конце концов всё должно было закончится точно так, как того желала церковь. Неважно, добралась бы ли Индекс до церкви безопасно, или на полпути ее перехватили бы маги, всё равно она попала бы в руки Несесариуса и ей стерли бы воспоминания.
Неожиданно зазвонил телефон.
Телефон в комнате Комоэ-сенсей был старым, с наборным диском; его можно было назвать антикварным. Камидзё медленно перевел взгляд на телефон, издававший старомодный звонок, напоминавший звук будильника.
Он чувствовал, что должен ответить на звонок, но не знал, правильно ли будет снять трубку телефона Комоэ-сенсей без её разрешения. Тем не менее, он схватил трубку. На самом деле, он не так уж беспокоился о том, отвечать ли на звонок, но если бы тот разбудил Индекс, Камидзё почувствовал бы себя виноватым.
— Это я… Ты ведь узнал меня, верно?
Из телефонной трубки послышался вежливый женский голос. Даже по телефону он чувствовал, что она пытается говорить потише, словно разговаривает тайно.
— Канзаки…?
— Нет, было бы лучше, если бы мы не называли своих имен. Она… Индекс там?
— Она спит, но… Стой, откуда ты знаешь этот номер?
— Мы знали адрес, так что узнать номер было несложно, — голос Канзаки не был спокойным. — Если она спит, это то, что надо. Слушай, что я должна тебе сказать.
— ? — Камидзё недоверчиво нахмурился.
— Как я уже говорила, срок наступит сегодня в полночь. Мы составили график, чтобы закончить всё к этому времени.
Сердце Камидзё застыло. Он знал, что другого пути спасти Индекс не было. Он знал это, но когда «конец» предстал перед ним вот так, он почувствовал себя загнанным в угол.
— Но…, — дыхание Камидзё стало неглубоким. — Почему ты говоришь мне это? Просто перестань. Если ты скажешь мне это, возможно, я захочу сопротивляться вам даже если из-за этого погибну.
— … — в трубке воцарилось молчание.
Однако, это не была полная тишина. Он слышал подавленное дыхание. Это была очень человечная тишина.
— … Ну, тебе нужно время, чтобы попрощаться?
— Чёёё…?!
— Я буду с тобой честной. Когда нам пришлось стирать ей память в первый раз, мы провели три дня до этого, сосредоточившись только на создании воспоминаний. В последнюю ночь мы не делали ничего кроме как всхлипывая, прижимались к ней. Я считаю, что ты имеешь право на такую же возможность.
— Не пудри мне мозги, — Камидзё подумал, что раздавит трубку своей рукой. — Это всё равно, что сдаться! Ты только что сказала мне, чтобы я отказался от права на попытку!!! Ты только что сказала мне отказаться от права бросить этому отчаянный вызов!!!
— …
— Если ты не поняла, дай-ка я скажу тебе кое-что: я ещё не сдался. На самом деле, я не могу сдаться, невзирая ни на что! Если я упаду сто раз, я встану тоже сто раз. Если я проиграю тысячу раз, я вскарабкаюсь тысячу раз! Вот и всё! Я сделаю то, что вы не смогли!!!
— Это не беседа и не переговоры. Это всего лишь сообщение и приказ. Что бы ты ни собирался сделать, мы заберем её в назначенное время. Если ты попытаешься остановить нас, мы тебя уничтожим, — голос мага был таким же гладким, как голос администратора в банке.
— Ты можешь пытаться договориться со мной, рассчитывая на оставшуюся во мне человеческую доброту, но именно поэтому я даю тебе этот строгий приказ, — голос Канзаки был холоден как японский меч, рассекающий ночной воздух. — Ты попрощаешься с ней и уйдешь до того, как мы появимся. Твоя роль — не более, чем служить оковами для неё. Судьба цепей, которые потеряли свое предназначение — быть разрезанными.
Слова мага не были просто враждебными или презрительными. Это звучало, как будто она пыталась остановить раненого человека от того, чтобы он боролся и причинял себе еще больший вред.
— К… к чёрту это, — её тон странным образом раздражал Камидзё и он огрызнулся на неё. — Все спихивают на меня свою некомпетентность. Вы двое — маги, верно? Я думал, маги делают невозможное возможным?! Но посмотри на себя! Неужели ты в самом деле не можешь ничего сделать с этим своей магией? Действительно ли ты можешь встать перед Индекс и гордо сказать ей, что испробовала все варианты до последнего?!
— … Магия ничего не может с этим сделать. Я бы не гордилась, но я не могу лгать этой девочке, сказала Канзаки, стиснув зубы. — Если бы могли это сделать, мы бы сделали это уже давно. Никто бы не захотел использовать этот жестокий ультиматум, если бы не был вынужден это сделать.
— Что?
— Похоже, ты никак не сможешь сдаться, если не поймешь ситуацию. Я не думаю, что это хороший способ использовать твои последние мгновения вместе с ней, но «я дам тебе руку помощи, в полном отчаянии». Маг говорила гладко, словно читала по Библии. — Её эйдетическая память не такая, как способности эсперов и это не разновидность магии. Это её естественная часть. Это всё равно, что плохое зрение или аллергия. — Это не то проклятие, которое можно разрушить.
— …
— Мы — маги. Для всего, что создано магией существует угроза быть ею же уничтоженным.
— Я думал, это была анти-оккультная защитная система, созданная специалистом-магом? Разве ты не можешь сделать что-то со 103 000 гримуаров Индекс? Она сказала, что контроль над ними даст тебе силу Бога, но если это не может вылечить одну-единственную девочку, мне оно не кажется таким уж великим!
— А, ты имеешь в виду магического бога. Церковь очень боится того, что Индекс взбунтуется. Вот почему они надели на неё «ошейник», так, что раз в год надо проводить обслуживание, которое может выполнить только церковь, стирая ей память. Ты в самом деле думал, что они оставили бы хоть какую-то возможность того, что она снимет ошейник сама? — тихо спросила Канзаки. — В подборе её 103 000 гримуаров похоже, есть тенденциозность. Например, вероятно, ей не разрешено запоминать гримуары, в которых говорится об изменении памяти. Я бы поставила на то, что этим Церковь наложила некоторые меры безопасности.
— Черт бы это побрал, — ругнулся Камидзё себе под нос. — … Ты сказала, что 80 процентов мозга Индекс занято информацией из этих 103 000 гримуаров, верно?
— Да. По-видимому, на самом деле даже 85 процентов, но мы, маги, не можем уничтожить эти гримуары. В конце концов, Оригинал гримуара не может уничтожить даже инквизитор, что означает, что мы можем только очистить оставшиеся 15 процентов, чтобы увеличить свободное место в ее мозге.
— … Тогда что насчет нас, с научной стороны?
— …
Она умолкла.
Камидзё задумался, было ли это вообще возможно. Маги знали свою область, магию, вдоль и поперек, и они не могли этого сделать. Если они не собирались сдаваться, было лишь естественно переместиться в другую область.
Например, существовала наука.
И, если они собирались отправиться туда, имело смысл, чтобы кто-то взял на себя роль посредника. Это было всё равно, что найти помощника из местных жителей, когда надо путешествовать по незнакомой стране и вести переговоры с разными людьми.
— … Было время, когда я верила в то же самое.
Камидзё не ожидал, что она это скажет.
— Честно говоря, я просто не знала, что делать. Мир магии, в которую я абсолютно верила, не мог спасти одну-единственную девочку. Я понимаю чувства того, кто пытается схватиться за соломинку.
— …
У Камидзё появилось плохое предчувствие насчет того, что последует дальше.
— Это просто кажется неправильным — передать ее в руки ученых.
Он ожидал этого, но услышав это на самом деле, всё равно почувствовал, словно его ударили ножом в голову.
— Я знаю, что вы не можете делать ничего такого, что не можем мы. Ваши грубые методы — напичкать её тело какими-то неизвестными препаратами и располосовать её скальпелем не сделают ничего кроме как без толку укоротят её жизнь. Я не хочу видеть, как её «будут насиловать машины».
— Ну, вот именно. Как, чёрт возьми, ты можешь говорить это, когда вы даже не попытались? У меня есть вопрос к тебе. Ты всё говоришь о стирании памяти, но ты вообще знаешь, что собственно, такое — потеря памяти?
Ответа не последовало.
«Должно быть, она действительно мало что знает о науке.»
Камидзё подтянул к себе ногой несколько учебников из программы развития способностей, которые валялись на полу. Это был рецепт развития способностей, включающий смесь нейробиологии, необычной психологии и дающих обратную реакцию лекарств.
— Как ты можешь говорить об эйдетической памяти и потере памяти, когда ты даже не знаешь, что это такое? Есть много разновидностей потери памяти, — он начал листать книгу. — Есть возрастная… полагаю, вроде старческого маразма. И по-видимому, можно потерять память, если напьешься. Есть болезнь мозга под названием болезнь Альцгеймера, и еще есть микроинсульт, когда кровь перестает поступать в мозг и память исчезает. Потеря памяти также является побочным явлением при общей анестезии от таких препаратов как галотан, изофлуран и фентанил, или производных барбитуровой кислоты, а а также лекарств вроде бензодиазепина.
— ??? Бензо… Что?
Голос Канзаки был на удивление тихим, но Камидзё не был обязан объяснять ей всё это, так что проигнорировал её.
— Попросту говоря, существует масса способов уничтожить чьи-то воспоминания медицинским путем. Это означает, идиотка, что существуют методы, чтобы избавиться от её 103 000 гримуаров, которые вы, маги, не можете использовать,.
Дыхание Канзаки застыло.
Однако, эти методы не удаляли воспоминания. Вместо этого они повреждали клетки мозга. Старик со старческим слабоумием не мог вспомнить больше просто потому что утратил часть памяти.
Но эти подробности Камидзё опустил. Даже если это был блеф, он должен был не позволить магам насильно стереть Индекс память.
— И, это Академгород. Тут куча эсперов, которые могут управлять сознанием человека при помощи способностей вроде «психометрии» или «марионетки». Не говоря уж о том, что тут повсюду исследовательские лаборатории.
Было слишком рано терять надежду.
По-видимому, была даже эспер пятого уровня из школы Токивадай, которая могла удалять воспоминания, просто дотронувшись до человека.
Вот где на самом деле был последний лучик надежды.
В телефонной трубке молчали.
Камидзё продолжил, чтобы действительно победить Канзаки, которая начинала проявлять признаки нерешительности.
— Ну? Что ты будешь делать, маг? Ты всё ещё собираешься встать у меня на пути? Собираешься оставить попытки как раз когда чья-то жизнь висит на волоске?
— … Это слишком дешевые слова, чтобы убедить врага, — сказала Канзаки с легким оттенком самоиронии. — У нас есть опробованный на практике и действенный метод спасения её жизни. Я не могу верить в эти твои непроверенные авантюры. Ты действительно думаешь, что сможешь это изменить какими-то бездумными заявлениями?
Камидзё некоторое время помолчал.
Он попытался придумать возражение, но у него ничего не получилось.
У него не было иного выхода, кроме как смириться с этим.
— … Верно. В конце концов мы просто не смогли понять друг друга.
У него не было другого выбора, кроме как признать, что она была его врагом, несмотря на то, что была возможность того, что она могла бы его понять. В конце концов она однажды была в такой же ситуации.
— Да. Если бы люди, желающие одного и того же, всегда становились бы союзниками, мир был бы весь полон мира, — сказала она.
Рука Камидзё сжала телефонную трубку чуть сильнее.
Эта израненная правая рука была его единственным оружием, и она могла нейтрализовать даже божественные чудеса.
— … Тогда ты мой заклятый враг, и я одержу над тобой победу, — сказал он.
— Учитывая разницу в наших физических возможностях, результат совершенно очевиден. Ты всё еще собираешься призвать эту руку?
— Именно. Я поднимаю ставки. Мне просто нужно позвать тебя в такое место, где моя победа будет гарантирована.
Камидзё оскалился в телефонную трубку.
Стейл был определенно не слабее Камидзё. Камидзё победил лишь потому, что Стейл проиграл системе пожаротушения. Короче говоря, различие в силах можно преодолеть правильной стратегией.
— Просто для твоего сведения: когда она потеряет сознание в следующий раз, ты поймешь, что уже слишком поздно, — слова Канзаки были острыми, как острие меча. — Мы придем в полночь. У тебя не так уж много времени, но хорошенько постарайся и бесполезно сразись в последний раз.
— Ты не увидишь моих слёз, маг. Я собираюсь спасти её и превзойти вас всех.
— Оставайся там и жди нас, — сказала она и повесила трубку.
Камидзё беззвучно положил трубку и посмотрел в потолок, словно он смотрел на Луну в ночном небе.
— Чёрт!
Он стукнул кулаком правой руки по татами, словно добивая противника, прижатого к полу. Он не почувствовал ни малейшей боли в своей раненой правой руке. В его мыслях был такой хаос, что боль просто исчезла.
Говоря по телефону, он вел себя достаточно самоуверенно, но он не был ни нейрохирургом ни профессором нейробиологии. Может быть, что-то и можно было сделать при помощи науки, но этот обычный старшеклассник понятия не имел, что именно.
Несмотря на это, он просто не мог остановиться.
Он чувствовал сильное нетерпение и беспокойство, словно его забросили в пустыню, где во все стороны был виден только горизонт, а затем сказали идти пешком обратно в город.
Когда подойдет срок, маги безжалостно уничтожат воспоминания Индекс. Вероятно, они уже залегли в засаде возле квартиры, собираясь схватить её, если бы они попытались сбежать.
Он понятия не имел, почему маги не напали сразу же. Может быть, это было из-за их симпатии к Камидзё. Вероятно, они не хотели перемещать Индекс как раз перед наступлением срока. Он понятия не имел, что из этого было причиной, а может быть, причиной было что-то другое.
Он посмотрел на лицо спящей Индекс, лежавшей, свернувшись, на татами.
Затем он выпрямился, полностью воодушевленный.
В Академгороде было более 1000 исследовательских учреждений, больших и маленьких, но старшеклассник первого года обучения вроде Камидзё не имел контактов ни в одном из них. Ему нужно было связаться с Комоэ-сенсей.
Законным был вопрос о том, можно ли сделать что-нибудь меньше, чем за день. Срок для Индекс приближался, но у Камидзё был секретный план для этого: если её мозг должен был взорваться от накопления новых воспоминаний, не сможет ли он выиграть для неё время, если погрузит её в сон, так что у неё не будет новых воспоминаний?
Лекарство, которое погрузило бы человека в сон, внешне похожий на смерть, как в «Ромео и Джульетте», казалось слишком надуманным, но ему не надо было заходить так далеко. В сущности, ему достаточно было погрузить её в сон при помощи веселящего газа, анестетика общего действия, применяемого в хирургии.
Не стоило беспокоиться о том, что ей будут сниться сны, и это создаст воспоминания. Камидзё знал кое-что о механизме сна с уроков по развитию способностей. Он был практически уверен, что люди видят сны только в состоянии неглубокого сна. Когда человек погружается в глубокий сон, «мозг расслабляется до такой степени, что даже забывает, что ему снились сны.»
Итак, Камидзё было нужно две вещи.
Во-первых, связаться с Комоэ-сенсей и попросить помощи у исследовательского учреждения, работающего или в области нейробиологии или, может быть, изучающего сверхъестественные способности, имеющие отношение к сознанию.
Во-вторых надо было проскользнуть мимо магов и вытащить Индекс отсюда, или же создать обстановку, в которой он мог бы победить двух магов.
Камидзё решил начать со звонка Комоэ-сенсей. Но, когда он подумал об этом, то обнаружил, что не знает номера её мобильного.
— Вау, ну я и дурак… — сказал он, осматривая комнату, чуть ли не желая покончить с собой.
Он не видел ничего необычного, кроме тесной комнаты в четыре с половиной татами, которая выглядела как лабиринт неизвестного типа. При выключенном освещении комната была темной, как ночное море, и разбросанные по полу книги и пустые банки из-под пива выглядели так, словно под ними что-то было спрятано. Когда он подумал обо всех выдвижных ящиках в туалетном столике и шкафу, он почувствовал себя так, словно вот-вот потеряет сознание.
Пытаться найти номер мобильника, который здесь может быть вообще не был записан, казалось безумной задачей. Это была задача вроде поиска выкинутой вчера батарейки, которая уже оказалась на свалке.
Несмотря на это, он не мог остановиться. Камидзё начал переворачивать всё вокруг в поисках блокнота или чего-то еще, где был бы записан номер мобильника. Каждая минута и каждая секунда были на счету, так что поиски того, чего тут вообще могло не быть, едва ли были самым здравым поступком. Его раздражал каждый стук сердца и каждый раз, когда он делал вдох, в нем разгоралось еще большее нетерпение. На первый взгляд это выглядело так, словно он просто в ярости разбрасывал всё вокруг себя.
Он поискал в глубине шкафа и снял все книги с полок. Пока Камидзё буйствовал, Индекс продолжала спасть, свернувшись на полу, так, что казалось, время для неё остановилось.
Глядя на то, как она полностью переключилась в режим «кошка на котацу», он испытал странное желание стукнуть её, но в тот же момент из блокнота, который, похоже, служил для записи счетов за квартиру, вывалился листок бумаги и спланировал к ногам Камидзё.
Это был счет Комоэ-сенсей за разговоры по мобильнику.
Камидзё немедленно схватил листок и нашел напечатанный на нем одиннадцатизначный номер. Похоже, в прошлом месяце она потратила на разговоры по мобильнику целых 142 500 иен. Должно быть, она подсела на какой-то ужасный телефон. В нормальных обстоятельствах он бы дня три катался от смеха от такого открытия, но сейчас явно было не время для этого. Чтобы позвонить, он направился к черному телефону.
Он чувствовал, что поиски номера мобильника заняли у него довольно много времени.
Он понятия не имел, ушло ли на это несколько часов или всего лишь несколько минут. Камидзё чувствовал себя настолько загнанным в угол, что его чувство времени сбилось.
Он набрал номер и Комоэ-сенсей ответила после третьего звонка, словно поджидала его.
Чуть не пуская пену изо рта, Камидзё проорал «объяснение», которое сам едва ли мог понять, потому что его мозг просто не мог разобраться в том, что он хотел сказать.
— …Хм? Моя специализация — пирокинез, так что у меня нет особых связей в делах «Гончих Разума»[✱]иероглифами — манипуляция памятью. Возможно, ты сможешь воспользоваться учреждением Такизавы или больницей университета Тодай, но у них второсортное оборудование. Беспроигрышным вариантом было бы позвонить приглашенному эсперу, который специализируется в этой области. Я знаю Ёцубу-сан, телепата четвертого уровня из Правосудия, и она скорее всего захочет помочь.
Он ей так толком ничего и не объяснил, но всё равно Комоэ-сенсей выпалила ответ. Камидзё отчетливо понял, что нужно было посоветоваться с ней с самого начала.
— Но, Камидзё-тян. Даже если эти учителя-исследователи — ужасные люди, перепутавшие день с ночью, вероятно, им не понравится, если в такое время им позвонит ученик. Как насчет того, что пока что мы просто организуем койку в учреждении?
— Что? … Нет, сенсей. Прошу прощения, но это срочно. Мы не можем просто разбудить их сейчас?
— Но, — Комоэ-сенсей ответила слегка раздраженно, — Уже двенадцать часов.
Камидзё неожиданно застыл на месте. В комнате не было часов, но даже если бы они там были, у Камидзё не хватило бы духу посмотреть, который час.
Он нацелился взглядом на Индекс.
Она спала крепким сном, свернувшись на татами, но ее руки и ноги, раскинутые в стороны, не шевелились. Они вообще не шевелились.
— … Ин… декс? — робко позвал её Камидзё.
Индекс не шевельнулась.
Она погрузилась в глубокий сон, как человек, у которого жар, не реагируя ни на что.
Из телефонной трубки послышался голос, но Камидзё бросил её раньше, чем смог разобрать, что было сказано. Его ладони ужасно вспотели. В животе у него возникло ужасное чувство, словно туда бросили шар для боулинга.
Он услышал шаги на галерее, ведущей к двери квартиры.
— Мы придем в полночь. У тебя не так уж много времени, но хорошенько постарайся и бесполезно сразись в последний раз.
В тот момент, когда Камидзё вспомнил эти слова, дверь в квартиру распахнулась от удара снаружи. Бледный лунный свет проник в комнату, словно солнечный свет, просвечивающий через листву в глубине леса.
На фоне идеально полной Луны в проеме двери стояли два мага.
В этот момент стрелки часов по всей Японии показывали полночь.
Это означало, что срок для некоей девочки настал.
Вот и всё, что это означало.