Истории Подделок 01 (Новелла) - 2 Глава

Развитие событий кажется настолько вырванным из контекста, что я могу только извиниться, но, очевидно, меня похитили.

Дата похищения — двадцать девятое июля, примерно через десять дней после начала летних каникул. Ну, у меня было ощущение, что я был без сознания в течение некоторого времени, так что я предполагаю, что могло быть уже тридцатое. На самом деле, насколько я знал, тридцать первое число успело наступить и окончиться, и сейчас уже август. Если бы я мог видеть часы, пристегнутые к моему правому запястью, я смог бы определить дату и время, но с моими руками, связанными вместе за стальной балкой, было легче сказать, чем сделать. Не мог я и вытащить из кармана сотовый телефон. Это не значит, что я не мог точно определить время — за окном была кромешная тьма, что позволяло мне, по крайней мере, предположить, что сейчас, должно быть, ночь. Я говорю «окно», но на самом в окне стекла не было, и в комнату врывался ветер. Середина лета или нет, но это место было слишком открыто. Я, вероятно, смог бы встать, если бы попытался, так как мои ноги не были связаны, но в этом не было особого смысла. Я уперся задницей в пол и вытянул ноги.

«Не могу поверить, что Ошино и Шинобу так жили», — рассеянно подумал я.

Вот именно. Меня держали в плену в месте, которое я слишком хорошо знал — это развалины бывшей вечерней школы. Это было четырёхэтажное здание, заваленное мусором и щебнем и находившееся на грани обрушения. Для человека, незнакомого с этим зданием, каждый этаж и класс, вероятно, выглядел одинаково, но если вы знали это место так же хорошо, как и я, небольшие различия были очевидны. Я мог сказать, что класс, в котором меня держали, был одним из трёх на четвёртом этаже, самым дальним слева, если смотреть с лестницы.

Но мне это очень помогло.

Ошино, конечно, уже не было в городе, не говоря уже об этих развалинах, и Шинобу оставила их, чтобы поселиться в моей тени. Возможно, в этот самый момент она испытывала ностальгию. А может быть, она вообще ничего не чувствовала. Откуда мне было знать, о чем думает пятисотлетний вампир?

Итак, что же делать?

Несмотря на пульсирующую боль в затылке (должно быть, меня ударили туда, когда похищали), я обдумывал ситуацию со спокойствием, которое, казалось, противоречило моему затруднительному положению. В такие моменты люди могут быть удивительно уравновешенными. В конце концов, если я сейчас потеряю голову, это мне совершенно ничего не даст. Самой важной задачей на данный моменты было оценить сложившееся положение вещей.

Я думал, что мои руки связаны за спиной веревкой или чем-то еще, но, похоже, что это были металлические наручники, удерживающие их вместе. Если бы они были игрушечными, я, вероятно, мог бы прибегнуть к грубой силе, чтобы разорвать их на части, но я попытался, и они не сдвинулись с места. В конце концов я разорву себе запястья в клочья, даже не успев сделать вмятину на наручниках. Если в мире наручников и существует какая-то разница между настоящим и фальшивым, то эти явно были настоящими.

«Однако, вампирская сила позволила бы мне сбежать, даже не вспотев».

Да что там наручники, я бы и стальную балку снёс. Чёрт, даже если я покалечу свои запястья, то вампирское исцеление восстановит их достаточно быстро. Что так, что эдак — всё одинаково.

— Вампир… — пробормотал я, ещё раз окинув взглядом разрушенный класс. Даже если я не смогу пользоваться руками, может быть, найдется что-то, до чего я смогу дотянуться ногами.

Мой взгляд упал на собственную тень. Какой бы тёмной ни была тьма, она всегда казалась чуть темнее в рельефе.

— ……

На весенних каникулах на меня напал вампир.

Красивая вампирша со светлыми волосами, которая высосала мою кровь.

Всё это. Все до последней капли. И как будто этого было недостаточно…

Обескровленный, я стал вампиром.

Во время весенних каникул, которые я провёл не как человек, а как вампир, эти развалины школы служили моим логовом, где я прятался от любопытных глаз.

Обычно людей, превратившихся в вампиров, спасают охотники на вампиров, или особый христианский отряд, или даже вампиры-убийцы, которые охотятся на других вампиров, но в моём случае это был какой-то мужик средних лет, который просто проходил мимо — Ошино Меме.

Спасён другим. Ошино никогда не переставал ненавидеть эту самонадеянную манеру выражаться.

Но именно так я снова стал человеком, в то время как прекрасная белокурая вампирша превратилась в бледное воспоминание о себе прежней, лишилась своей силы и даже имени (Ошино Шинобу было тем именем, которое она получила взамен), чтобы в конце концов быть запечатанной в моей тени.

Я полагаю, вы могли бы сказать, что мы это заслужили.

И я, и Шинобу.

Вот и всё, что случилось тогда.

Только я не мог оставить всё как есть — и поэтому мы с ней существовали так, как существовали. У меня не было возможности узнать, как Шинобу относится ко всему этому, но даже если это была ошибка, я не вижу другого выбора.

В любом случае.

Руины были полны воспоминаний для меня. Может быть, мне следовало бы сказать «ужасные воспоминания», но это к делу не относится.

Проблема, в данный момент, заключалась в том, что, хотя и обладал силой вампира, но это было очень давно, и остались только остатки былой силы. Разрывая металлические наручники, я лишь выдавал желаемое за действительное. Если бы я был Люпеном Третьим, я бы вывихнул кости запястья и выскользнул из наручников, как из пары перчаток, но поскольку я был всего лишь старшеклассником средней школы, а не Люпен Третьий, такая ловкость рук была выше моего понимания.

Если подумать об этом…

Если подумать, Цукихи тоже недавно похитили… ну, может быть, «похитили» — это преувеличение, но все равно было не до смеха. Какая-то вражеская организация (?), которая вряд ли могла сравниться с Карен в боевом мастерстве, вместо этого вынашивала план взять Цукихи в заложники. И прежде чем я успел забеспокоиться, мне пришлось скептически отнестись к их постановке. В реальной жизни они, как правило, устраивают шутки, достойные «Weekly Shounen Magazine», но, к счастью, когда дело доходит до критической точки, Цукихи способна дать отпор. То, что её похитили, было уловкой, и она втёрлась в доверие «вражеской организации» (Хах) и сумела уничтожить ее изнутри.

Грозные огненные сёстры.

Кстати, обе сестры потом стояли передо мной на коленях и умоляли: «Пожалуйста, не говорите маме и папе!»

Им не стоило беспокоиться. Я не собирался привлекать внимание наших родителей к подобным безумным вещам. Стоя на коленях рядом с сестрой, Карен показывала себя в хорошем свете, но, возможно, также и в плохом.

Я имею в виду, что девочки их возраста не должны падать на колени, чтобы извиниться ни за что. Это просто незрелость, понимаете?

— Что же касается меня, то держу пари, что одним падением ниц всё бы не закончилось.… Эти двое сразу позабудут о своих выходках и начнут плакаться. Итак, что же делать?

Хотя, честно говоря… У меня уже было довольно хорошее предположение о том, как я оказался в этой ситуации. Довольно ясная картина, можно сказать.

Правда смотрела мне прямо в лицо, Да, действительно.

Хотел я в этом признаться или нет.

Всё было ясно, как белый день.

— Хм ……

Именно тогда.

Почти одновременно с моим пробуждением, звук шагов, поднимающихся по лестнице, эхом разнесся по руинам. Свет просачивался в класс из-за двери. Электричества в здании давно не было, так что источником, вероятно, был фонарик. Свет от него двигался прямиком к классу, где меня держали.

Дверь открылась. Свет был интенсивным, на мгновение ослепив меня, но мои глаза скоро привыкли.

В дверях стояла женщина, чьё лицо я хорошо знал.

— Ах. Арараги, ты проснулся.

Сендзёгахара Хитаги.

Её тон был отчужденным, как всегда, когда она направила фонарик в мою сторону.

— Фух, я боялась, что ты умрёшь, так и не проснувшись, — добавила она.

— …

Я не мог подобрать слов.

Было много вещей, которые я хотел сказать, но ни одна из них не складывалась в слова. Сендзёгахара закрыла дверь и с важным видом направилась в мою сторону, едва заметив подобие гримасы, промелькнувшей на моем лице.

В её походке не было и намека на нерешительность. Это была позиция человека, который не сомневается в том, что она делает.

— Ты в порядке? У тебя болит затылок? — Спросила она, откладывая фонарик в сторону. Её беспокойство было очень трогательным само по себе.

И ещё…

— Сендзёгахара, — сказал я. — Сними эти наручники.

— Не буду, — ответила она.

Она обдумывала свой ответ ровно ноль секунд.

Боже мой…

Я глубоко вздохнул, желая убедиться, что у меня достаточно воздуха в легких, прежде чем закричать. А потом крикнул.

— Значит, Это всё-таки ты!

— Ах, ты приводишь убедительные доводы. Но ты никогда не докажешь, что это была я, — Сендзёгахара произнесла фразу, которая звучала как что-то из последней главы детективного романа. Говорящий всегда был виновником.

— Как только я увидел, что меня держат в этих развалинах, у меня возникло чувство, что это ты! Кроме того, ни у кого из моих знакомых не было таких тяжёлых наручников!

— У тебя богатое воображение, Арараги-кун. Ты не возражаешь, если я буду делать заметки?

— В данном случае мне наплевать на сюжетные повороты, где виновником является сам автор! Просто сними уже эти наручники!

— Не буду, — повторила Сендзёгахара. Освещенное снизу фонариком, её каменное выражение лица было ещё более пугающим, чем обычно.

Поговорим о страшном.

— Я не буду, — повторила Сендзёгахара, лицо её всё ещё оставалось маской. — Да и не могу. Я уже выбросила ключ.

— Ты что?!

— Кроме того, я заделала замочную скважину шпаклёвкой, чтобы её нельзя было открыть.

— С чего бы это?!

— А также я выбросила противоядие.

— Ты меня ещё и отравила вдобавок ко всему?!

Лицо Сендзёгахары наконец расплылось в ухмылке.

— Насчет противоядия я солгала, — сказала она.

Как бы я ни обрадовался, услышав это, очевидно, это означало, что она говорит правду о том, что выбросила ключ и заполнила замочную скважину замазкой. Я опустил плечи в знак поражения. Как же мне теперь освободиться от этих наручников?

— Ну что ж, — согласился я, — Я рад, что хотя бы часть о противоядии оказалась ложью.…

— Верно. Не волнуйся, противоядие в целости и сохранности…

— Так ты всё-таки отравила меня?!

Я попытался дёрнуться вперед, но наручники упёрлись в стальную балку, и я не смог ничего сделать. Может быть, это и не было большой проблемой, но для кого-то вроде меня это очень напряженно.

— На счёт яда я тоже солгала, — сказала Сендзёгахара. — Но если ты не будешь хорошим мальчиком, то кто знает?

— …

Жуть!

Очень страшно!

— Я парю, как бабочка, жалю, как бабочка.

— Бабочки не жалят!

— Моя ошибка. Ты, должно быть, так гордишься собой, указывая на это. Ты собираешься хвастаться этим всю оставшуюся жизнь?

— Какой оригинальный способ признать свою ошибку!

— Всё верно, он пчелиный.

— А у пчёл сильный яд…

Я тяжело сглотнул, бросив еще один взгляд на женщину, стоящую передо мной — на Сендзёгахару Хитаги.

Одну из моих одноклассниц.

У неё было красивое лицо, и она выглядела умной, какой на самом деле и являлась. С оценками регулярно в первой десятке нашего года, она имела репутацию холодной красавицы. Однако лишь немногим избранным было известно, что те, кто оказывался слишком близко к ней, гарантированно, без исключения, расплачивались за это.

У прекрасной розы были свои шипы. Но в случае с Сендзёгахарой всё было не так поэтично — сама Сендзёгахара была одним прекрасным шипом.

С точки зрения диссонанса между внутренним и внешним миром, моя сестра Цукихи соперничала с ней, но в случае Сендзёгахары не было и речи об истерии, только о сдержанном антагонизме. Цукихи была обидчива, в то время как Сендзёгахара всегда была в боевом режиме. Она была подобна охранной системе, запрограммированной на то, чтобы обрушивать беспорядочные атаки на любого, кто приблизится на определённое расстояние.

Например, в моём случае я получил от неё скобу, которой она пробила мою щёку изнутри. Один неверный шаг мог обернуться катастрофой — и я сделал этот шаг, так что удивительно, что в конце концов всё уладилось.

Что ж, у Сендзёгахары были веские причины так себя вести. Ещё в мае нам удалось решить эту проблему, даже если это был своего рода компромисс, но, к сожалению, эта манера поведения была её частью, и её изменение оказалось довольно сложной задачей. Что подводит нас к сегодняшнему дню.

—  И всё же в последнее время ты была довольно тихой. Почему ты вдруг взяла и похитила своего парня? Это какая-то новая тенденция в домашнем насилии, о которой я не слышал?

Кстати, мы с Сендзёгахарой собирались куда-то пойти.

Мы были парнем и девушкой. Возлюбленные.

Не хочу соврать, но можно сказать, что наши сердца были скреплены … ладно, я полагаю, что это не совсем правда. Человеческие узы ведь связывают, а не скрепляют степлером.

— Расслабься, — сказала Сендзёгахара. Мне казалось, что я разговариваю с кирпичной стеной.

— Расслабься, Арараги, я защищу тебя.

— …

Так страшно!

Какой ужас!

— Ты не умрёшь. Потому что я защищу тебя.

— Я ценю это якобы случайную отсылку к Евангелиону, но, Гахара-сан…

Гахара-сан. Я придумал это прозвище совсем недавно.

Оно не очень хорошо прижилось. Иногда мне казалось, что я был единственным, кто пытался заставить Гахару-сан принять его.

— Я уже проголодался, — продолжил я, — …Да и пить тоже хочется. У тебя случайно нет с собой ничего поесть?

У меня не было другого выбора, кроме как вежливо попросить. В настоящий момент моя жизнь была в безжалостных руках Сендзёгахары. Если я не буду действовать осторожно, меня могут ужалить по-настоящему, без шуток. Независимо от того, какой она была в эти дни, Сендзёгахара никогда бы не попала в подобную ситуацию безоружной, хотя я понятия не имел, что это может быть за канцелярские принадлежности…

— Ха, — фыркнула Сендзёгахара.

Это прозвучало противно, как будто она издевалась надо мной.

— Голодный, измученный жаждой… Ты как животное, только и делаешь, что ешь и спишь. Это отвратительно. Почему бы тебе для разнообразия не попробовать жить продуктивно? О, мне очень жаль. Я думаю, что «жить» — это слишком высокое требование для Арараги Коёми.

— …

Что я такого сказал, чтобы заслужить такое? Ничего, правда?

— Но когда дело доходит до продуктивной смерти, — уточнила она, — Я уверена, что тебе нет равных. Тигр, умирая, оставляет после себя свой мех, во всяком случае, так гласит пословица, и в этом смысле я полагаю, что ты тигр.

— Это тоже не похоже на комплимент.

В конце концов, она всё ещё называла меня животным.

Неужели она думала, что я этого не замечу?

Во всяком случае…

Судя по уровню яда в её словах, Сендзёгахара на самом деле не была зла и не находилась в плохом настроении. Она всегда была остра на язык  и постоянно срывалась на других, так что в мире было всего несколько человек, способных оценить её настроение. Я сам, наверное, Камбару и отец Сендзёгахары. И всё. Обычно её можно принять за человека, который вечно чем-то раздражён.

— Прекрасно, Арараги-кун. На этот раз я буду добра и проявлю к тебе милосердие. Я знала, что такой жалкий Жук, Как ты, попросит еды, поэтому купила всё заранее.

Сендзёгахара гордо протянула другую руку — ту, в которой не было фонарика, — жалкому жуку, похожему на меня, чтобы показать то, что оказалось пластиковой сумкой из магазина.

Она была полупрозрачной, так что я мог разглядеть ее содержимое.

Бутылка воды, рисовые шарики и тому подобное.

Паёк для моего заключения.

Как неожиданно тактично с её стороны… как неприятно тактично.

— Тогда … можешь сначала дать воды? Я хочу попить..

Сначала я попросил поесть, надеясь, что она развяжет меня, но это было правдой, что я чувствовал голод и жажду. Из-за последствий моего прошлого вампиризма я мог воздержаться от еды, но даже у меня были свои пределы. Кто знает, как долго я был без сознания, и, в частности, вода была необходима людям.

Сендзёгахара достала из сумки пластиковую бутылку с минеральной водой и открутила крышку. Поскольку я был связан, я ожидал, что она поможет мне напиться, но она держала горлышко бутылки всего на волосок от моих губ, прежде чем убрать её обратно.

Я должен был догадаться… У Сендзёгахары была подлая жилка, которая была глубже слов.

-А-а-а, пить хочешь, да? — поддразнила она.

-Н-ну…да…

-Да. Но я лучше сама попью.

Сендзёгахара начала жадно пить воду.

Что ж, я полагаю, у всех свой взгляд на вещи. Когда она пила прямо из бутылки, это не делало её вид вульгарным.. На самом деле, она выглядела просто шикарно.

— Ах, то что надо.

— …

— Боже мой, какое жадное выражение лица у тебя. Кто сказал, что я позволю тебе пить?

Хм, она была уверена в этом? Это прозвучало почти так, как будто она изо всех сил старалась купить воду только для того, чтобы заставить меня смотреть, как она пьёт, когда мне захочется пить.

Не то чтобы она никогда не сделала бы ничего подобного.

— Хе-хе. Арараги, неужели ты думал, что я передам тебе воду из уст в уста? Ах ты противный мальчишка. Маленький извращенец.

— Только Камбару могла ожидать этого в данной ситуации.

— Неужели? А как насчёт того дня, когда мы с тобой целовались в засос…

— Не надо сейчас об этом говорить!

Я закричал. Не то чтобы кто-то ещё мог подслушать, но мне не нравилось, что она говорит об этом так открыто.

Мы, мальчики, такие деликатные.

— Прекрасно, — сказала она. — Если ты так сильно хочешь воды, я могу дать тебе немного.

— Да, я очень сильно хочу воды.…

— Ха! Неужели у этого человека совсем нет гордости? Бесстыдное блеяние за простой глоток воды… Как насчёт того, чтобы просто умереть в этот момент? Если бы я была тобой, я бы откусила себе язык.

Сендзёгахара, казалось, была довольна собой.…

Я давно не видел её такой оживлённой. Должно быть, в последнее время она действительно сдерживалась…

— Штраф. Я не могу закрывать глаза на столь прискорбное попрошайничество. Я проявлю сочувствие и позволю тебе утолить жажду. Надеюсь, ты мне благодарен, ты, пьющая птичка.

— «Пьющая птичка» —  это даже не оскорбление.…

— Хе-хе.

С ещё более зловещим смехом Сендзёгахара опрокинула пластиковую бутылку и начала капать воду на другую руку. Что, чёрт возьми, она задумала? На самом деле, учитывая, какой злобной она могла быть, у меня уже была совершенно ясная картина.

Она протянула к моим губам влажные от минеральной воды пальцы.

— Оближи его, — приказала она. — Ты сказал, что хочешь пить, не так ли? Тогда вытяни свой грязный язык и слизывай, как жираф.

— ……

Это тоже не было оскорблением.… Но в случае с Сендзёгахарой почти все могло прозвучать ядовито.

— Э-э, Сендзёгахара…

— Что? Я думала, ты хочешь пить. Или ты солгал? Лжецы должны быть наказаны.

— Я буду лизать! Я его вылижу! Пожалуйста, дай мне его облизать!

Я и так был в ужасном положении и без дополнительного наказания.

Я сделал, как она сказала. Я вытянул шею навстречу пальцам Сендзёгахары, как жираф (что бы это ни значило), и высунул язык.

— Абсолютный позор, — продолжала унижать меня Сендзегахара. — Я никогда не видела ничего более жалкого. Кто зайдёт так далеко ради глотка воды? Держу пари, это то, чего ты все время хотел, не так ли? Ты, наверное, просто извращенец, который любит сосать пальцы девушек.

Сендзёгахаре определенно нравится это.

Как бы то ни было, облизывание её пальцев немного утолило мою жажду.

А теперь …

— Арараги, это был превосходный образ. Я почти хочу использовать его в качестве экрана ожидания на моём мобильном телефоне.

— Вот как? Тогда, может, перейдём к онигири?

— А почему бы и нет? Сегодня я чувствую себя необычайно щедрой.

Неудивительно, после всего, что она сделала. Ты почувствуешь себя по крайней мере немного великодушным.

— Какую начинку ты хочешь? — спросила она меня.

— Любую.

— Мне кажется, у тебя маловато энтузиазма. Может быть тебе просто дать хлеба?

— Нет, спасибо… Кроме того, насколько я могу судить, ты не покупала хлеб.

— Не покупала. Всё, что у меня есть — это онигири.

— Тогда мне нет смысла просить о том, чего я не смогу получить.

— Раз нет хлеба, тогда почему бы тебе не отведать пирожных?

— Вот это тирания!

Ещё мгновение, и случится революция.

По всей Японии поднимутся крестьяне.

— Я воспитывалась с большой заботой, так что мне не знакомы порядки этого мира.

— Я думаю, что настоящая проблема всё-таки не в этом.

— Ничего не могу поделать, я была избалована. Я росла среди бабочек и пчёл.

— Разве говорят не «воспитывалась среди цветов»?!

Пока мы продолжали подшучивать друг над другом, Сендзёгахара достала один из рисовых шариков, осторожно сняла пластиковую обертку и внезапно сунула мне в рот целиком.

— Хмф! Гх! — чуть не подавился я.

Я едва мог дышать. Я не мог даже пожаловаться.

— Какого черта?!

— Ну, просить тебя открыть рот и сказать «А-а-а» было бы довольно неловко.

— Так ты поэтому решила просто засунуть мне это в рот? Кх! У меня в горле застрял рис. Воды! Воды! Быстро, дай мне бутылку!

— Чт… Нет. Это будет непрямой поцелуй.

— Ты стесняешься этого после того, как заставила меня обслюнявить твои пальцы?!

Сендзёгахара снабдила меня водой, но только запихнув бутылку мне в рот. В то время как зерна риса, застрявшие в моем горле, были смыты, мне также начало казаться, что я вот-вот захлебнусь. Уникальный опыт на суше.

— Ой-ой. Посмотри, какой беспорядок ты устроил, — невозмутимо произнесла Сендзёгахара. — Плохой мальчик.

Я уже даже не знаю, подходит ли ей термин «ядовитый язык». Если Япония когда-нибудь потеряет свободу слова, то первой, кого посадят в тюрьму, почти наверняка будет она.

— Если ты не возражаешь, — объявила она, — Я тоже пойду поем.… Сегодня у меня было время только на то, чтобы принести еду из магазина, но не волнуйся. Завтра будет настоящий домашний обед.

— ……

— Что? У тебя проблемы с моей стряпней? В последнее время у меня неплохо получается, если можно так выразиться.

Нет, моя проблема была в том, что моё заключение, казалось, включало в себя долгосрочное планирование. До сих пор я подыгрывал ей, полагая, что это какая-то игра, но я понятия не имел, какова ее цель.

Хм? Ах, конечно…

Она ведь уже сказала мне, не так ли?

«Расслабься».

«Я защищу тебя».

Защитить меня. У меня было такое чувство, что она говорит серьёзно. И я никак не мог ничего её противопоставить.

Не из-за своей доброты, а из-за слабости.

Вероятно, из-за того, что меня ударили по затылку, моя память была не чёткой, но всё начало возвращаться.

«Защищать» — вот что она имела в виду под этим словом.

Как всё до этого дошло.

— Должен сказать, Сендзёгахара, у тебя определённо был какой-то туз в рукаве. Вырубила меня одним ударом по затылку? По словам моей сестры, вырубить кого-то гораздо труднее, чем может показаться.

— А кто сказал, что я нанесла один удар?

— О-о?

— Ты всё никак не хотел вырубаться. Это заняло у меня двадцать попыток.

— Ты могла убить меня!

Невероятно.

Что ж… Говоря о невероятном, я должен был спросить её ещё кое о чём.

Честно говоря, я не уверен, что хочу это знать. Но у меня не было особого выбора.

— Сендзёгахара… Ты сказала, что в следующий раз приготовишь обед, и я очень благодарен, правда, но как ты предлагаешь мне это… ну ты понимаешь, ходить в туалет.

Я задал ей этот унизительный вопрос.

Но Сендзёгахара, холодная как огурец, даже бровью не повела, словно все продумала, сунула руку в пластиковый пакет и вытащила подгузник для взрослых.

— Г-Гахара-сан? Ты ведь шутишь, правда? Это такая шутка, да? Как всегда, какое острое чувство юмора.

— Расслабься, ради тебя я готова на всё, даже пеленки поменять, — её лицо ничего не выражало, когда она это говорила. —  Разве ты не знаешь? Я люблю тебя, Арараги. Так сильно, что даже если бы ты был покрыт грязью с головы до ног, я бы обняла тебя без малейшего колебания. Начиная с твоего дыхания и заканчивая выделениями, я позабочусь о каждой клеточке твоего тела, включая твой мозг.

……

О, тяжесть любви!