Я хочу съесть твою поджелудочную (Новелла) - 4 Глава

«Записи о жизни с болезнью» являются, по сути, ее завещанием – так я считал. В этой неиспользованной книге она записывает повседневные моменты, которые видит и чувствует, оставляя их в прошлом. Видимо, такой способ записи обладал уникальными для нее правилами.

Наверняка я не знал, но почти точно стал свидетелем некоторых из них. Прежде всего, она не просто записывала свой ежедневный опыт. Дни, когда она видела что-то необычное, дни, когда испытывала нечто необычное – в «Записях о жизни с болезнью» она хранила лишь вещи, которые стоило оставить после ее смерти.

Во-вторых, она решила не оставлять в «Записях» состоявшую не из текста информацию. Похоже, она считала, что вещи вроде рисунков или схем не подходят книге в мягкой обложке, предпочитая вести записи черной шариковой ручкой.

Наконец, она решила, что до своей смерти не покажет никому «Записи о жизни с болезнью». Кроме меня, увидевшего первую страницу, скорее, из-за форс-мажора, чем в результате ее оплошности, никто больше не видел записей о ее жизни. Похоже, она попросила родителей отдать их после ее смерти ее близким. Какой бы ни была нынешняя цель «Записей», ее окружение должно было получить ее послание, когда она умрет, что делало его похожим на завещание.

Но хотя никто не должен был повлиять на эти записи или попасть под их влияние, пока она не умрет, всего раз я высказал свое мнение касательно «Записей о жизни с болезнью».

Речь шла о моем имени – я не хотел, чтобы оно появлялось в «Записях». Дело в том, что мне не хотелось после смерти стать объектом излишнего внимания или критики со стороны ее родителей и друзей. Во время нашей работы в библиотеке она упомянула о «Записях о жизни с болезнью», сказав, что «там появляются разные люди». Тогда я и попросил официально исключить мое имя. Ее ответ – «Это я пишу, так что мне решать». Я проглотил все, что собирался еще сказать. «Когда ты говоришь, что тебе это не нравится, мне еще сильнее хочется это сделать», – добавила она. Я смирился с проблемами, которые были мне обеспечены после смерти моей одноклассницы.

Кстати, вероятно, мое имя уже было записано вместе с историями о якинику и сладостями, но следующие два дня после похода в «Десертный рай» оно не должно было мелькать в «Записях о жизни с болезнью».

Причина крылась в том, что за эти два дня я не обменялся с ней ни единым словом в школе. Ничего необычного в этом не было, поскольку в классе мы всегда занимались своими делами. Наоборот, можно было сказать, что дни, скрашенные якинику и десертами, входили в число необычных.

Я посещал школу, писал экзамены и быстро возвращался домой. Хотя я всегда чувствовал взгляды ее лучшей подруги и остальной компании, я решил, что мне незачем специально поддаваться их влиянию.

За эти два дня ничего особенного не случилось. Если бы мне пришлось что-то выбирать, то нашлось два мелких происшествия, первое из которых – пока я молча подметал коридор, со мной заговорил парень, который обычно даже не смотрел в мою сторону.

— Эй, Неприметный-Одноклассник, ты че, мутишь с Ямаути?

Его довольно грубоватая манера речи обладала некоторой оригинальностью. Я заподозрил, что, возможно, он к ней неравнодушен, и потому вопреки логике направил гнев на меня, но его внешность говорила о другом. Судя по выражению на его лице, он совершенно не злился; на самом деле, его окружала неуместная аура веселья. Должно быть, он относился к тем легкомысленным людям, что напоминают сгустки любопытства.

— Нет, совершенно нет.

— Вот как? Но вы вместе ели десерты, так?

— Мы просто случайно пошли есть вместе.

— Чего это?

— А почему ты спрашиваешь?

— Хм? Ах, только не говори, что думаешь, будто мне нравится Ямаути! Слушай, мне нравятся более утонченные девчонки. – Хоть я и не спрашивал, он продолжал болтать как ни в чем не бывало. Похоже, единственное, в чем мы могли согласиться – утонченности ей не хватало. – Ясно, так мы ошиблись, но все в классе о вас болтают.

— Это просто недоразумение, так что мне все равно.

— Как по-взрослому, жвачки не хочешь?

— Не особо. Можешь подержать совок?

— Положись на меня.

Он был безответственным и вечно прогуливал дежурство по уборке, так что я думал, что он откажется. Но в противовес моим ожиданиям, он услужливо подержал совок. Возможно, он не понимал концепции уборки, и если бы ему кто-то объяснил, он стал бы заниматься ею охотно.

Он не стал и дальше меня расспрашивать. Это был первый инцидент, произошедший за эти два дня, который я посчитал необычным.

Разговаривать с одноклассником было не так уж плохо, но хотя следующая странность была банальной, она вогнала меня в несколько меланхоличное настроение. Закладка, которая должна была лежать в моей книге, пропала. Пусть я, к счастью, и помнил, на какой сцене остановился, закладка не относилась к тем, что бесплатно раздают в книжных; она была пластиковой, и купил я ее во время прошлой поездки в музей. Я не знал, когда она пропала, но, в любом случае, из-за того, что главной причиной пропажи стала моя собственная беспечность, лучше мне не становилось, и я приуныл впервые за долгое время.

Однако, несмотря на грусть из-за, в общем-то, мелочи, эти два дня прошли для меня нормально. А поскольку нормой для меня было спокойствие – это означало, что меня не преследовала стоявшая на пороге смерти девушка.

Обычность подошла к концу ночью среды. Я наслаждался последними крупицами «нормальности», когда мне пришло сообщение.

Как бы я ни надеялся и ни желал этого, ничего не могло изменить того факта, что тогда я не заметил признаков грядущей аномалии – вероятно, потому, что я был персонажем. Даже в новеллах единственными, кто знал сюжет первой главы, были читатели. Сами персонажи ничего не знали.

Содержание сообщения было следующим.

«Ты хорошо потрудился на экзаменах! Завтра у нас выходной от экзаменов, так? [смайлик] Переходя прямо к делу, ты будешь свободен? Ты все равно будешь свободен, верно? Я подумываю отправиться в поездку на поезде! [знак мира] Куда хочешь поехать?».

Ее предположения касательно обстоятельств других людей вроде как испортили мне настроение, но сказав, что я свободен, она попала в яблочко, и причин отказывать ей у меня не было, так что я ответил: «Я готов поехать в любое место, где ты хочешь побывать перед смертью».

Конечно, потом мне это аукнется. Мне просто стоило быть осторожнее, а не оставлять решение на нее.

Итак, вскоре пришло сообщение с уточнением места и времени. Место встречи представляло собой крупный и известный железнодорожный вокзал в пределах префектуры, а время было назначено на особенно ранний час, но я списал все на очередную ее прихоть.

Я ответил всего двумя иероглифами, а она прислала последнее на сегодня сообщение.

«Ты ни в коем случае не можешь нарушать обещание, ясно?».

Какими бы разными мы с ней ни были, я изначально никогда не нарушал обещаний, и потому ответил окончательным «хорошо» и оставил мобильник на столе.

Забегая вперед, слово «обещание» стало центром ее обмана. На самом деле, наверное, только я посчитал это обманом. Я подумал, что упомянутое ей «обещание» относилось к завтрашней встрече. Я ошибался. Ее «обещание» относилось к моей оговорке – «Я готов поехать в любое место, где ты хочешь побывать перед смертью».

На следующий день, рано утром я отправился на место нашей встречи и обнаружил, что она уже ждала там. Она несла небесно-голубой рюкзак, который обычно не брала с собой, а на ее голове красовалась непривычная соломенная шляпа – выглядела она так, словно уезжала путешествовать.

Не успели мы даже обменяться приветствиями, как она выказала шок касательно моего вида.

— Ты слишком легко одет! Это все твои вещи? А как же смена одежды?

— …Смена одежды?

— Хмм, ну, пожалуй, ты просто сможешь купить все на месте. Кажется, там будет «Юникло» [1].

— Там? «Юникло»?

Тогда я ощутил первый укол тревоги в сердце.

Пропустив мимо ушей мои опасения и вопросы, она посмотрела на часы и ответила вопросом:

— Ты позавтракал?

— Не очень плотно, но я поел хлеба.

— Я не ела. Ничего, если возьмем что-нибудь?

Решив, что особых проблем с этим нет, я согласился. Она усмехнулась и широкими шагами двинулась к своей цели. Я предположил, что мы идем в универсам, но оказались мы в магазине бенто.

— А, ты покупаешь дорожный бенто?

— Ага, чтобы в экспрессе съесть. Ты тоже возьмешь?

— Стой-стой-стой-стой-стой.

Схватив за плечо эту девчонку, радостно восхищавшуюся выстроившимися в витрине бенто, я оттащил ее от прилавка. Старушка за кассой посматривала с дружелюбной улыбкой на девушку, но когда их глаза встретились второй раз, у девушки было шокированное выражение, что передалось и старушке.

— Это я должен такое лицо делать.

— В чем дело?

— Экспресс? Дорожный бенто? Объясни нормально – что именно мы сегодня делаем?

— Как я и сказала, мы отправляемся в поездку на поезде.

— Так под «поездом» ты имела в виду экспресс? И говоря о «поездке», как далеко ты собираешься ехать?

Сделав такое лицо, словно наконец-то о чем-то вспомнила, она сунула руку в карман и вытащила два прямоугольных кусочка бумаги. Я сразу распознал в них билеты.

Один она отдала мне, и от взгляда на него мои глаза округлились.

— Ум, это шутка?

Она фыркнула. Похоже, она была серьезна.

— Здесь написано, что мы не на однодневную поездку куда-то едем, так что еще можно передумать.

— …Нет, нет, Ладим-кун, ты не так понял.

— Какое облегчение, так это и правда была шутка.

— Нет, мы не просто на один день едем.

— …А?

Если забыть о тщетности всего мероприятия, с этого момента наш разговор потек в таком русле, что я оказался проигравшим. Удобства ради, большая его часть была опущена.

Она отстаивала свою позицию, и когда я попытался ее переубедить, использовала свой козырь – вчерашние сообщения. Таким образом, в ход пошло мое нежелание нарушать обещание.

Не успел я это осознать, как уже ехал в экспрессе.

— Хааах.

Глядя на проносящийся за окном пейзаж, я не знал, стоит ли смириться с тем, что меня втянули в нынешнюю ситуацию. Девушка рядом со мной с удовольствием поедала рисовую смесь.

— Я впервые в такую поездку отправилась! Ладим-кун, ты когда-нибудь делал что-нибудь подобное?

— Не-а.

— Можешь расслабиться, знаешь ли, поскольку я как следует подготовила на сегодня туристические журналы.

— Ах, вот как.

Даже у тростниковых плотов должен быть свой предел; я нахмурился.

Так же, как и с якинику, билеты на экспресс были куплены из ее кошелька. Она сказала мне не волноваться об этом, но нельзя было не расплатиться с ней, даже если такова была цена достоинства человека вроде меня.

Пока я размышлял, не пора ли мне искать подработку, мне под нос сунули апельсин.

— Хочешь?

— …Спасибо. – Я взял апельсин и принялся молча его чистить.

— Ты совсем без энергии, ха. Только не говори, что хочешь сойти?

— Нет, я остаюсь. И в твоих планах, и в поезде. И я размышляю над своим решением так поступить.

— Вот зануда, в поездках нужно быть веселее.

— Мне это больше похищение напоминает, а не поездку.

— Если собираешься постоянно оглядываться на свое прошлое, лучше на меня смотри.

— Что именно ты этим хочешь сказать?

Снова пропустив мои слова мимо ушей, словно ветер, она закрыла крышку дорожного бенто, который доела, и обвязала его резинкой. Ловкие движения ее рук производили впечатление абсолютно живого человека.

Я отговорил себя от порыва озвучить контраст между излучаемым ею чувством реальности и настоящей реальностью, и продолжил молча есть апельсин по одной дольке. Апельсины она купила в киоске, но они оказались на удивление сладкими и сочными. За окном я увидел протянувшийся на расстоянии сельский пейзаж – картину, которую я обычно не видел. Я заметил на поле пугало, и почему-то это заставило меня признать тот факт, что сопротивляться дальше не было смысла.

— Кстати, Ладим-кун, как твое имя?

То был внезапный вопрос от девушки, сравнивавшей рядом со мной местные диковинки в туристическом журнале. Созерцание зелени гор меня успокоило, и я честно ответил ей. Хотя мое имя не было таким уж необычным, она покивала с большим интересом. Затем она прошептала мое имя себе под нос.

— Был же писатель с таким же именем?

— Верно, хотя я и не знаю, о каком именно ты говоришь. – При упоминании моего имени и фамилии на ум приходило два автора.

— Неужели ты поэтому любишь повести?

— Это недалеко от правды. Из-за этого я начал их читать, но я люблю книги, потому что они интересные.

— Хммм, так тебя зовут, как твоего любимого автора?

— Нет. Мой любимый – Осаму Дадзай.

Видимо, удивленная именем литературного мастера, она широко распахнула глаза.

— Ты о том Осаму Дадзае, что написал «Исповедь неполноценного человека»?

— Верно.

— Так тебе такие мрачные книги нравятся, ха.

— Мрачная натура Осаму Дадзая и правда проступает в атмосфере его книг, но от слов нельзя отмахиваться лишь потому, что они мрачные, знаешь ли.

Я редко говорил с таким энтузиазмом, но она ответила, надувшись, и, видимо, не заинтересованно.

— Хмм, ну, пожалуй, меня это не особо касается.

— Похоже, тебя не особо интересует литература, ха.

— Ага, не особо. Но мангу я читаю.

Прямо как я и ожидал. Вопрос не в том, хорошо это или плохо, но я просто не мог представить ее терпеливо читающей повесть. Даже читая дома мангу, она, наверное, шаталась по комнате и поднимала шум из-за каждой мелочи.

Ничего не поделать, раз мою собеседницу не интересовали мои слова, так что я задал вызывающий мое любопытство вопрос.

— Похоже, твои родители не возражают против твоих путешествий. Что ты сделала?

— Я сказала им, что еду с Кеко. Скажи я родителям, что это мое последнее желание, они, скорее всего, согласились бы со слезами на глазах, но, как и ожидалось от поездки с мальчиком – не знаю, как бы они отреагировали.

— Ты и правда ужасна, ха – растоптала чувства родителей.

— Кстати, а ты? Как ты перед родителями оправдался?

— Поскольку я не хочу тревожить родителей, я врал им, что у меня есть друзья. Так что я сказал им, что остаюсь у друга.

— Это ужасно, но звучит так тоскливо.

— А ты не могла сказать, что хуже от этого никому не будет?

Она с тревогой покачала головой и вытащила из рюкзака у ее ног очередной журнал. Что за отношение у преступницы, заставившей меня лгать любимым родителям. Видя, что она поглощена чтением журнала, я воспользовался шансом и достал из сумки книгу, после чего на ней и сосредоточился. Уставший от большого количества шума, издаваемого девушкой с самого утра, я хотел лишь погрузиться в историю и почувствовать, как исцеляется мое сердце.

Пока я размышлял об этом, на меня снизошло озарение, что я практически искушал судьбу, позволяя ей нарушить мой покой; по вине кое-кого я стал полным параноиком. К счастью, мое драгоценное время прошло без всякого вмешательства. Примерно час я не отрывался от своей повести, пока не добрался до подходящего места для паузы. Тогда я внезапно заметил покой, которого не ждал, но сумел достичь. Посмотрев вбок, я увидел крепко спавшую девушку с лежавшим у нее на животе журналом.

Она не просыпалась до конца поездки. Даже когда экспресс прибыл на нашу станцию.

Мне казалось, что ее короткая жизнь оборвалась на борту экспресса, но на самом деле ее было просто невероятно трудно разбудить – это не было предзнаменованием и не было недоразумением. Я мягко потыкал ее в щеки и ущипнул за нос, но она лишь тихонько пошевелилась, не собираясь просыпаться. Прибегнув к последнему средству, я щелкнул нашедшейся у меня канцелярской резинкой по тыльной стороне её беззащитной руки – она подскочила на своем сидении, слишком бурно реагируя.

— Тебе стоило просто позвать меня, чтобы разбудить или еще что! – сказала она, ударив меня в плечо. Хотя мне и пришлось через столько проблем пройти, чтобы ее разбудить – невероятно.

— Наша первая остановка! Уааа! Я чую рамен!

— Разве это не просто твое воображение, как и ожидалось?

— Я точно его чую! А это не у тебя нос сгнил?

— Я лишь благодарен, что мой мозг не сгнил, как твой.

— Но это моя поджелудочная прогнила.

— Я трус, поэтому отныне наложим запрет на этот смертельный удар. Так нечестно.

Она сказала со смехом:

— А что если мы и Ладим-куну смертельный удар придумаем?

Но я не собирался в ближайшем будущем серьезно болеть, и потому вежливо отверг ее предложение.

На длинном эскалаторе мы съехали с платформы на этаж, где находился сувенирный магазин и все остальное. Похоже, помещение недавно ремонтировали – оно отвечало всем стандартам чистоты и произвело на меня хорошее впечатление.

На еще одном эскалаторе мы спустились на первый этаж и, наконец-то, добрались до турникетов. Стоило мне выйти наружу, как меня накрыло незнакомое ощущение, так сильно, что я даже усомнился в собственном восприятии. Как она и говорила, я чувствовал запах рамена. Удивительно – возможно, в городских префектурах и правда можно было унюхать соус, а в сельских – удон. Ни там, ни там мне бывать не доводилось, так что отрицать такую возможность я не мог, но кто бы мог подумать, что одно блюдо может настолько захлестнуть повседневную жизнь людей?

Даже не глядя на лицо стоявшей рядом со мной девушки, я знал, что она точно мне ухмыляется, и потому я совершенно отказывался смотреть на нее.

— Так куда мы идем?

— Хе-хе-хе-хе-хе-хе, а?

Как раздражает.

— Ах, куда мы идем? Мы идем на встречу с Богом Учебы. Но перед этим пообедаем.

Кстати говоря, мой желудок и правда был пуст.

— Как я и думала, возьмем рамен, как тебе?

— Без возражений.

Я последовал за ее широкими шагами в своем привычном темпе сквозь суету вокзала. Видимо, мы направлялись в какое-то заведение, о котором она читала в журнале в поезде. В ее походке не было и намека на заминку или неуверенность. Мы спустились под землю, вышли из вокзала в подземный переход и оказалась перед ресторанчиком с раменом быстрее, чем ожидалось. Когда мы подошли к заведению, усилился отчетливый запах бульона, и, хотя меня это не особо смущало, но на внешней стене висели копии страницы из известной кулинарной манги, рекламирующей этот ресторанчик. Но странным он не казался, и я ощутил облегчение.

Рамен был вкусным. Еду принесли вскоре после наших заказов, и мы быстро приступили к еде. Мы дружно выбрали дополнительную порцию лапши, а когда нас спросили, насколько твердую лапшу мы хотим, я услышал ее ответ «стальная балка»; я учтиво последовал ее примеру. Только подумать, для уровней твердости существовала подобная классификация – лучше бы об этом никто никогда не узнал, потому что я покраснел от стыда. Кстати, «проволока», вероятно, получалась, если кипятить лапшу менее продолжительное время.

С новыми силами после сытного обеда, мы быстро сели на наш следующий поезд. Спешить было незачем, поскольку храм Бога Учебы, который она хотела посетить, был примерно в получасе на поезде, но раз лидер нашей экспедиции требовала поспешить, я просто согласился.

Садясь на поезд, я вспомнил прочитанную где-то статью и нарушил свою печать молчания.

— Похоже, в этой префектуре весьма небезопасно, так что лучше быть осторожнее. Видимо, здесь довольно часто случаются перестрелки и тому подобное.

— Правда? Но разве не в любой префектуре так же? Ты не слышал об убийстве в соседней префектуре, случившемся на днях?

— В последнее время я не особо смотрю новости.

— Кто-то из полиции сказал по телевизору, что случайно напавших преступников труднее всего задержать. Как говорится, злодеям везет.

— Хотя главная мораль в этой истории должна другой быть.

— Должно быть, поэтому ты и продолжишь жить, а я умру.

— Я только что это понял, но пословицам нельзя доверять. Я это запомню.

Поезд и правда довез нас до нужного места за полчаса. Небо было таким солнечным, что действовало мне на нервы; просто стоя на месте, я начинал покрываться потом. Я засомневался, действительно ли я обойдусь без смены одежды, но, похоже, наша следующая остановка была рядом с «Юникло».

— Какая прекрасная погода! – С улыбкой, не уступающей солнцу, легкими шагами она поднялась по ведущему к храму склону. Несмотря на будний день, на дороге к храму было людно. По обе стороны улицы стояли лавки, продававшие сувениры, всякие мелочи, еду и даже странные подозрительные футболки – зрелище и правда было еще тем. Мое внимание особенно привлек магазинчик, специализировавшийся на моти, а исходивший из него сладкий аромат защекотал мои ноздри.

Время от времени блуждающую девушку затягивало в магазин, но мы так ничего и не купили. К счастью для нас, продавцы были понимающими, и я мог просто спокойно рассматривать товары.

Поднявшись, наконец, по склону – и пропотев насквозь – мы двинулись прямо к первому попавшемуся торговому автомату. Было обидно проиграть автомату, особенно специально установленному в таком отличном месте, чтобы заработать на измученных жаждой прохожих, но побороть инстинкт выживания было трудно.

Вытерев из стороны в сторону свои мокрые от пота волосы, она, как обычно, улыбнулась.

— Похоже, мы и правда переживаем весну жизни!

— Трава, может, до сих пор и зеленая, но это не весна… Жарко.

— Ты никогда в спортивных клубах не состоял?

— Не-а. Видишь ли, я благородного рода, так что могу и не двигаться особо.

— Не оскорбляй знать. Тебе стоит больше упражняться, ты потеешь так же сильно, как я болею.

— Но это никак не связано с моими недостаточными упражнениями.

Даже окружавшие нас люди достигли предела их выдержки – многие бесстыдно сидели в тени соседних деревьев. Похоже, сегодня выдался еще один особенно жаркий день.

Кое-как справившись с обезвоживанием, мы покинули остальную молодежь и продолжили наше путешествие. Мы помыли руки, потрогали обжигающе горячую статую коровы, прошли по мосту, глядя, как плавают в воде черепахи, и, наконец, дошли до божества. Что касается встречи с коровой по дороге, помнится, я читал объяснение этому, но все забыл из-за безжалостной жары. Она же наоборот, похоже, и не собиралась об этом читать.

Мы встали перед ящиком, игравшим роль кошелька божества, и бросили в качестве подношения немного монет. Затем мы помолились по всем правилам – дважды поклонились, дважды хлопнули и снова поклонились.

Я где-то слышал, что во время посещения храма не стоит загадывать богам желания. Изначально они служили демонстрацией богам своей решительности. Но сейчас никакой решительно наскрести я не мог. Поскольку ничего нельзя было поделать, я подумал, что помогу стоявшей рядом девушке. Изобразив неведенье, я загадал желание божеству.

Пусть исцелится ее поджелудочная.

Только закончив, я осознал, что молился даже дольше нее. Конечно, молиться о заведомо несбыточных вещах было проще. Возможно, на самом деле, ее желание отличалось от моего. Я не испытывал потребности спросить ее об этом. Возносить молитвы следовало в молчании и одиночестве.

— Я пожелала быть энергичной, пока не умру. Ладим-кун, а ты?

— …Вечно ты мои устремления рушишь, ха.

— А, только не говори, что пожелал, чтобы я медленно слабела? Ты хуже всех! Я заблуждалась на твой счет!

— И зачем мне просить о чужих невзгодах?

На самом деле, мое желание было полной противоположностью ее домыслам, но я ей этого не сказал. Кстати, это разве не Бог Учебы был? Ну, раз это бог, наверное, о деталях можно было не беспокоиться.

— Эй, пойдем, узнаем нашу удачу!

Я нахмурился в ответ на ее предложение. Я посчитал, что предсказания удачи никак не связанаы с ее судьбой. В них писалось о будущем, но у этой девушки не было будущего.

Она бросилсь туда, где продавились предсказания, уверенно отправила в коробку сто йен и вытянула бумажку. Не имея другого выбора, я последовал за ней.

— Побеждает тот, у кого удача больше!

— Чем ты вообще предсказания считаешь?

— Ах, у меня «большая удача»! – Она усмехалась от уха до уха. В душе я был сбит с толку. Что вообще боги думали об этой девчонке? Это доказывало, что предсказания не обладают никакой силой. Или, возможно, со стороны богов то был акт доброты по отношению к девушке, успевшей вытянуть необычайно сильное проклятье.

Она воскликнула:

— А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Смотри, смотри! Здесь написано «вскоре Ваша болезнь будет излечена»! Она просто не может быть излечена!

— …И что в этом тебя веселит?

— А у тебя что?

— «Удача».

— Так это слабее «небольшой удачи»?

— Хотя некоторые говорят, что она уступает лишь «большой удаче».

— В любом случае, я выиграла, хе-хе.

— Да чего ты так радуешься?

— Ого, у тебя написано, что ты встретишь подходящую пару, как мило.

— Если и правда считаешь, что это здорово, не говори об этом с таким презрением.

Склонив свою стройную шею, она приблизила свое лицо, расплывшееся в ухмылке, прямо к моему. «Даже я бы назвал ее милой, если бы пришлось», – подумалось мне, мой грубейший промах.

Я отвел взгляд и услышал хихиканье. Отсмеявшись, она ничего не сказала.

Покинув внутреннюю часть храма, мы двинулись тем же путем, каким пришли. Но вместо того, чтобы пересечь недавний мост, мы свернули налево, выйдя к сокровищнице и пруду, называемому Ирисовым. В воде плавало множество черепах, для которых мы купили корм в гранулах, чтобы потом высыпать его в воду. Глядя на вялые движения черепах, я немного отвлекся от жары. Я вышел из своей прострации, тихо осознав, что она заговорила с девочкой. Глядя на ее улыбающееся лицо, я подумал: «Вполне ожидаемо от моей противоположности». Девочка спросила: «Сестрица, это твой парень?». А она ответила: «Нет, мы просто хорошо ладим!». Ее ответ озадачил девочку.

Закончив кормить черепах, мы прошли по дорожке вдоль пруда и вышли к кафе. По ее предложению мы зашли внутрь. В заведении был установлен кондиционер, и мы машинально вздохнули, получив передышку. В просторном зале кроме нас было еще три компании посетителей. Там была семья, стильная пожилая пара и стайка из четырех тетушек, всецело поглощенных шумной болтовней. Мы сели за столик у окна.

Вскоре к нам подошла добрая на вид старушка с двумя стаканами воды и приняла наш заказ.

— Два умегае-моти [2] и, пожалуй, чай. Тебя чай тоже устроит?

Я кивнул, и старушка с улыбкой ушла в глубину магазина.

Я выпил холодной воды, чувствуя, как температура моего тела постепенно падает. Было приятно чувствовать, как мои пальцы охватывает холод.

— Эта сладость – ты назвала ее умегае-моти, верно?

— Это фирменное блюдо. Оно значилось в журнале.

— Простите за ожидание! – И не успел я заверить, что нам вовсе не пришлось ждать, как на нашем столе оказались две красные тарелки с умегае-моти и две чашки зеленого чая. Поскольку платить нужно было сразу, мы разделили счет пополам и передали наши монеты хозяйке.

Я взял круглый белый моти, которые, похоже, постоянно делали в этом кафе, и стала очевидна его хрустящая оболочка. Стоило мне его надкусить, как мой рот заполнился сладостью со слегка солоноватой пастой из красных бобов. Было вкусно, и зеленый чай отлично подходил к этому блюду.

— Разве не вкусно? Все-таки поехать со мной было верным решением.

— Совсем немного.

— Ты нечестен, ха. Такими темпами ты же снова один останешься, когда меня не станет, верно?

Меня это не тревожило. Так я считал. Для меня нынешняя ситуация была настоящей аномалией.

Когда ее не станет, я вернусь к своему обычному образу жизни. Ни с кем не общаясь, я запрусь в мире книг. Я вернусь к такой повседневности. Решительно плохим это не было. Но мне казалось, что я не смогу заставить ее это понять.

Когда мы закончили с едой, она развернула на столе свой журнал.

— Что дальше будем делать?

— О, ты и правда втягиваешься, ха.

— Я решил, что могу и вылизать тарелку, когда увидел пугало из поезда.

— Ах, ладно, я не понимаю, что ты сейчас сказал. Но я составила список вещей, которые хочу сделать перед смертью.

Это было хорошо. Вероятно, она осознала, насколько бессмысленно проводить время со мной.

— Например, отправиться в поездку с парнем, поесть тонкоцу-рамен на его родине, и хотя мы только начали это путешествие, пока моя последняя цель на сегодня – поужинать тушеной требухой. Я буду очень рада, если смогу все это сделать сегодня. Ладим-кун, ты еще куда-нибудь хочешь сходить?

— Не особо, в принципе, я равнодушен к достопримечательностям, так что не знаю, куда еще нам пойти. Я уже писал об этом во вчерашнем сообщении, но меня устраивает все, что ты выберешь.

— Хмм, ясно, так что нам делать… Уаа! – Она испустила дурацкий вопль. Причиной стал какой-то хруст, дополненный заполнившим помещение грубым криком. Повернувшись на шум, я понял, что истерично вопила одна из компании шумных тетушек. Рядом с ними склонила голову старушка. Похоже, она споткнулась и уронила чайную чашку. Звук разбившейся о пол керамической чашки и удивил девушку, которая озадаченно размышляла о наших дальнейших действиях.

Я следил за ситуацией, наблюдая. Хотя старушка продолжала без конца извиняться, похоже, на одежду тетушки пролился чай, и она закатила истерику, с виду не отличаясь от сумасшедшей. Глянув перед собой, я увидел, что девушка тоже наблюдает, потягивая чай.

Я думал, что ситуация разрешится мирно, но мои ожидания быстро рассеялись – у тетушки совершенно снесло крышу, и она грубо толкнула старушку. От толчка старушка покачнулась и врезалась в стол, опрокинув его на пол. По полу покатились склянка с соевым соусом и одноразовые палочки для еды.

Единственным, кто остался в стороне, увидев нынешнее положение дел, оказался я.

— Погодите-ка! – голосом настолько громким, какого я от нее прежде не слышал, девушка, которая должна была сидеть со мной за столом, встала и бросилась по проходу к старушке.

«Так и знал», – подумал я. Я, желавший остаться в стороне, и она, хотевшая вмешаться – так оно и было. Я мог убежденно сказать, что если бы я стал своей противоположностью, если бы я был ей, то тоже бы встал.

Девушка помогла старушке подняться, крича на тетушек, которых считала врагами. Конечно, противники защищались, но, вероятно, то была ее настоящая сила. Увидев ее в действии, остальные посетители кафе – отец семейства и пожилая пара – тоже втянулись и поддержали девушку.

Получив замечания со всех сторон, даже остальные тетушки покраснели. Их компания торопливо покинула заведение, недовольно ворча. Избавившись от смутьянок, девушка осмотрела старушку и получила в ответ похвалу. Я по-прежнему попивал чай.

Поставив на месте стол, девушка села назад со словами: «Я вернулась». Она все еще казалась злой. Я подумал, что ее могло расстроить мое бездействие, но дело бы не в этом.

— А ведь старушка споткнулась, потому что эта тетушка внезапно выставила свою ногу. Полный кошмар!

— Ага.

В этом мире грехи преступников и праздных наблюдателей были одинаково тяжелыми. В таком случае, я не отличался от этих тетушек, и потому воздержался от особого порицания.

Глядя на девушку, чьи дни были сочтены, разозлившуюся во имя справедливости, я подумал, что злодеям и правда везет.

— Есть много людей, которые должны умереть раньше тебя, ха.

— Вот, я знаю!

Ее согласие заставило меня горько улыбнуться. Как я и думал, наверное, я снова останусь один, когда ее не станет.

Когда мы уходили из кафе, она получила шесть умегае-моти от старушки в качестве благодарности и сувенира. Поначалу она отказывалась, но под напором старушки любезно приняла подарок. Мне тоже перепали умагае-моти, испеченные в более ранней партии, и я оценил их сочность и другую текстуру – они и такими были вкусные.

— Давай пока отправимся в город, раз нам еще «Юникло» нужно найти.

— И правда, я вспотел сильнее, чем ожидал. Мне очень жаль, но я определенно отплачу тебе до твоей смерти, так что можешь одолжить мне денег?

— Ха, не хочу.

— …Ты дьявольское отродье, ха. Надеюсь, мы поладим в аду.

— У-ха-ха, это была ложь, я просто пошутила, пошутила. Ничего, даже если ты со мной не расплатишься.

— Ни за что, я верну все, что ты до сих пор за меня платила.

— Какой упрямый.

Сев на поезд, мы отправились на станцию, с которой приехали. В поезде было тихо. Старики дремали, а маленькие дети собрались вместе, держа шепотом военный совет. Поскольку девушка рядом со мной читала журнал, я просто смотрел в окно. Время говорило, что близится вечер, но небо за окном по-прежнему было ярким. Было бы здорово, останься оно таким ярким навсегда. Дойдя до этого момента времени, я по прихоти начал размышлять о подобном.

— Лучше бы я богу такое желание загадал, – пробормотал я себе под нос, когда она сложила журнал и закрыла глаза. Она так и сидела, уснув, пока мы не прибыли на нужную станцию.

По сравнению с дневным временем число людей на вокзале выросло. Мы лениво шли между студентов и офисного планктона, совершавших свои ежедневные поездки. Мне подумалось, что жители этой префектуры ходят быстрее, чем в остальных. Возможно, дело было в попытке избежать неприятностей в небезопасной префектуре.

Посоветовавшись с ней, мы решили отправиться в единственный в префектуре торговый район. Мы посмотрели в телефонах, и, похоже, там был и «Юникло». Мы поискали еще немного, узнав, что, видимо, дабы оказаться на первой от местонахождения храма остановке в городе, нам нужно было ехать дальше, не выходя через турникет. Но, в любом случае, похищенный я никак не мог закончить свое исследование, а она не была человеком достаточно педантичным, чтобы заботиться о подобном.

Сев в метро, мы поехали в центр.

Окончательно наступила ночь, было восемь вечера. Мы сидели за хори-готацу [3], поедая дымящееся жаркое. Вкус этого фирменного жаркого, состоявшего только из потрохов, капусты и душистого лука, лишил меня – объявившего о превосходстве мяса над потрохами – дара речи. Конечно, девушка, как обычно, шумела.

— Как здорово жить!

— Абсолютно верное заявление, ха.

Я отпил суп из своей миски. Очень вкусно.

Приехав в город, мы посетили «Юникло», а потом просто бесцельно побродили. Мы зашли в магазин очков, потому что ей захотелось купить солнечные очки, а затем в книжный, который заметил я. Было довольно весело просто рассматривать незнакомый городской пейзаж. Потом мы гоняли голубей в парке, куда забрели, и опробовали фирменные сладости префектуры в местной кондитерской. Время пролетело быстро.

С наступлением темноты местные жители начали выставлять на улице необычные ларьки с едой. Я по-прежнему не отрывал взгляда от картины передо мной, и мы двинулись к заведению, где подают жаркое, привлекшему ее внимание. Поскольку стоял будний день – или нам просто повезло – нас сразу проводили к столику в людном ресторанчике. «Все благодаря мне» – так она хвасталась, хотя даже не бронировала столик, ничего такого, так что ее заслуги здесь совершенно не было.

По большей части, ни о чем важном за едой мы не говорили. Она от начала до конца нахваливала жаркое, а я молча поглощал еду. Я умудрялся наслаждаться жарким, не говоря ничего лишнего. Имея дело со вкусной едой, нельзя было себя иначе вести.

В следующий раз она открыла свой бесполезный рот, когда официант добавил китайскую лапшу в источавший умами [4] суп.

— Теперь мы с тобой еще и товарищи по жаркому.

— Пытаешься выставить все так, словно мы жили под одной крышей и ели из одного котелка?

— Даже больше. Я ведь раньше ни с кем из друзей раньше жаркого не ела.

Она хихикнула. Ее смех отличался от обычного из-за попавшего в ее организм алкоголя. Она смело закала вино, несмотря на свой статус старшеклассницы. Официанта этот излишне невозмутимый заказ не встревожил, и он быстро принес бокал белого вина. Хотя я радовался бы больше, вызови он полицию.

Девушке, чье настроение было лучше обычного, даже сильнее обычного хотелось о себе поговорить. Меня это устраивало, поскольку я, скорее, предпочитал слушать, что говорят другие люди, а не самому говорить.

Что касается течения беседы, она начала со своего прошлого парня, видимо, тоже учившегося в моем классе.

— Он просто отличный парень. Ага, правда, получив от него признание, я подумала, что раз он хороший человек и друг, будет здорово с ним встречаться, так что было трудно понять, почему все обернулось иначе. То есть, я уже сказала весьма честно, да? Когда мы начали встречаться, у него легко портилось настроение, а если мы ссорились, он очень долго ходил злой. Будь мы друзьями, это не мешало бы, но мне больше не хотелось с ним встречаться. – Она поднесла вино ко рту. Я помалкивал, не в силах посочувствовать, и слушал, что она говорила. – Даже у Кеко о моем бывшем хорошие слова найдутся. Поскольку с виду он кажется таким необычным парнем.

— Не похоже, чтобы это имело ко мне отношение.

— Действительно, все-таки, Кеко тебя избегает.

— Ты не подумала, что эти слова меня заденут?

— Ты задет?

— Я не задет. Я тоже ее избегаю, так что мы квиты.

— Хоть я и хочу, чтобы вы с Кеко подружились после моей смерти, ха.

Она посмотрела мне прямо в глаза с изменившимся выражением лица. Видимо, она говорила это всерьез. Загнанный в угол я ответил: «Я подумаю об этом». «Подумай, пожалуйста», – последовал ее краткий ответ. Эти слова были произнесены с искренней убежденностью. Мое сердце, успевшее решить, что мы все равно не поладим, засомневалось, пусть и совсем немного.

Наевшись жаркого, мы вышли из ресторанчика, и наши лица обдул приятный ночной ветер. Хотя в ресторанчике стояли кондиционеры, из-за большого количества бурлящих внутри котелков толку от них не было. Она вышла после меня, поскольку оплачивала счет. При условии, что я точно возмещу ей все траты на меня в этой поездке, я согласился оставить счета ей.

— Уаа! Как приятно!

— Ночью еще свежо, ха.

— Правда же? Ладно, пожалуй, пора идти в гостиницу.

Я уже слышал о нашем месте жительства от нее днем. Это была довольно дорогая гостиница, связанная со станцией экспресса, на которую мы прибыли, и, похоже, известная в префектуре. На самом деле, она собиралась остановиться в простом бизнес-отеле, но, когда она поделилась своими планами с родителями, они предложили ей остановиться в месте получше и оплатили траты. Раз уж она так далеко зашла, не было причин не воспользоваться их добротой – вот так вот. Конечно, половина предоставленных ее родителями денег предназначалась для Лучшей-Подруги-сан, но ответственность за это ложилась на нее, так что меня это не касалось.

Дойдя до вокзала, мы и правда достаточно быстро оказались в гостинице. Нет, я вовсе не подвергаю сомнению официальную информацию, я имел в виду, что гостиница была даже ближе, чем я ожидал.

Я уже был в курсе, благодаря взятому ею журналу, и потому роскошь и изящество обстановки гостиницы меня не смутили. Если бы я не подготовился, наверное, уронил бы челюсть. Поэтому мне стоило склонить перед ней голову. Но поскольку даже у меня была крупица самоуважения, не позволявшая этого сделать, я был просто рад внешне изобразить удивление.

Хотя я и избежал удара, но все равно предсказуемо встревожился в этой атмосфере, не соответствовавшей моему социальному статусу. И потому я просто доверил ей заселение, а сам сел на роскошный диван в холле, молча наблюдая за ней. Получаемый от сидения на диване комфорт казался глубоким и нежным.

С выражением, показывавшим, что ей к такому не привыкать, она смело отправилась к стойке, и работники гостиницы склонили головы при ее приближении. Я подумал, что, без сомнения, достойной взрослой она не станет, но потом вспомнил, что она просто не станет взрослой.

Попивая чай из откровенно неуместной пластиковой бутылки, я наблюдал со стороны, как она разбиралась с портье.

Занимавшийся ее заселением человек был худым, с зачесанными назад волосами – молодой мужчина, которого так и окружала аура портье.

Стоило мне подумать, какие проблемы ожидали портье, как она начала заполнять какие-то выданные ей бланки. С этого момента я перестал вслушиваться в содержание разговора, но она вернула лист бумаги, и просиявший портье изящными движениями принялся вбивать данные в компьютер. Вероятно, подтверждая бронь, он повернулся к ней и вежливо заговорил.

Она покачала головой с удивленным лицом. Лицо портье в ответ напряглось, и он снова начал копаться в компьютере, продолжая говорить с ней. Она снова покачала головой, сняла с плеч свой рюкзак и протянула портье извлеченный из него лист бумаги.

Портье сравнил написанное на бумаге с экраном компьютера, и нахмурился, прежде чем сразу отступить вглубь за стойку. Как и она, я просто ждал, ничего особо не делая, пока он не вернулся с мужчиной постарше; вдвоем они без конца кланялись ей.

Затем не молодой, но старший мужчина поклонился низко, всем телом и заговорил с ней. Она озадаченно улыбнулась.

Я наблюдал за разворачивавшейся передо мной сценой со стороны, задаваясь вопросом, не случилось ли чего. В обычной ситуации было бы логично посчитать, что произошла ошибка со стороны гостиницы, и бронь записали неправильно, но мне казалось, что одним лишь этим ее озадаченную улыбку было не объяснить. В любом случае, я ждал, пока гостиница разберется с ситуацией, и мало об этом думал. В худшем случае, мы могли просто переждать ночь в каком-нибудь интернет-кафе.

По-прежнему озадаченно улыбаясь, она бросала на меня взгляды, и я кивнул, без особой на то причины. Никакого значения это действие не несло, но заметив мою реакцию, она сказала что-то двум извинявшимся мужчинам за стойкой.

Лица двух портье сразу просияли, и хотя они так и не подняли голов, на этот раз, похоже, произнесли они слова благодарности. Через пару минут мне хотелось побить себя из прошлого, порадовавшегося, что их разговор завершился. Как я уже неоднократно говорил, мне не хватало умения справляться с кризисными ситуациями.

Взяв ключ и прочее, она вернулась, опустив голову. Заглянув ей в лицо, я сказал:

— Похоже, у тебя какие-то проблемы возникли, ха.

На мои старания она ответила выражениями на ее лице. Сначала она поджала губы, демонстрируя смущение и опасливость, затем она покосилась на мое лицо и, наконец – словно отбрасывая все это – она широко улыбнулась.

— Эй, похоже, они допустили небольшую оплошность.

— Ага.

— Они сдали все комнаты того вида, который мы бронировали.

— Понятно.

— Вот, и поскольку это их вина, похоже, они приготовят нам комнату лучше, чем мы бронировали.

— Это просто отлично, ха.

— Эй… – Она подняла к своему лицу единственный ключ в ее руке. – Нам придется разделить комнату, но это ничего, верно?

— …А?

В ответ на ее улыбку я не мог сказать ничего разумного.

Я начинал уставать от подобных объяснений, и, думаю, сумей кто-нибудь прочитать мои мысли, дальнейшее развитие событий было бы весьма очевидным, но она взяла надо мной верх, так что мы оказались в одной комнате.

Я бы не хотел, чтобы кто-то посчитал меня слабовольным кокетом, легко соглашающимся жить в одной комнате с противоположным полом. Иначе говоря, у нас с ней были некоторые финансовые вопросы. Уже этого хватило бы, чтобы отвергнуть мои заверения в том, что мне лучше остановиться в другом месте.

Кстати, перед кем я вообще оправдывался?

Да, я оправдывался. Занять твердую позицию и двинуться в другом от нее направлении – вот что мне стоило сделать. Даже она, наверное, не смогла бы меня остановить. Но я сам решил этого не делать. Причина? Ну, я не уверен.

В любом случае, я поселился с ней в одной комнате. Кстати, мне не из-за чего было мучиться чувством вины. Это я мог до конца жизни гарантировать. Мы были чисты.

— Разве не волнительно спать с кем-то в одной постели?

Ладно, чист здесь был только я.

— Ты глупая? – Я нахмурился девушке, которая сказала нечто странное, крутанувшись словно в танце посреди просторной комнаты под люстрой, испускавшей мягкий свет. Я сел на добротный диван в оформленном в западном стиле пространстве и сообщил ей самую очевидную вещь.

— Я буду здесь.

— Брось, раз ж нам хорошую комнату дали, тебе стоит хотя бы хорошенько кровать опробовать!

— В таком случае, я потом немного на ней полежу.

— Разве ты не должен радоваться, что с девушкой спишь?

— Прекрати эти незаконные попытки злостной клеветы. Слушай, я просто остаюсь джентльменом в любой ситуации. Просто оставь подобное для своего парня.

— Раз мы не состоим в отношениях, разве не весело было бы делать то, что мы не должны? – После этих слов, ее, видимо, посетила некая идея, поскольку она достала из рюкзака «Записи о жизни с болезнью» и что-то записала. Наблюдая за ней, я часто видел подобное поведение.

— Ого! Здесь джакузи!

Слушая, как она скачет по ванной, я открыл стеклянную дверь и вышел на веранду. Предоставленная нам комната находилась на пятнадцатом этаже многоэтажки, и, хотя люксом номер не был, он все равно оставался слишком роскошным для старшеклассников. Туалет и ванная даже были раздельными, а ночной вид впечатлял.

— Уааа, чудесно. – Не успел я заметить, как она вышла на веранду, любуясь видом. Ее длинные волосы колыхались на легком ветерке. – Мы вдвоем смотрим в ночь – тебе это романтичным не кажется?

Я вернулся в комнату, не ответив. Сев на диван, я взял пульт с круглого столика передо мной, включил телевизор, чьи размеры соответствовали масштабам комнаты, и пощелкал по каналам. Там было множество местных передач, которые обычно посмотреть мне не удавалось, а говорящие на диалектах артисты привлекли мое внимание сильнее, чем бред этой девчонки.

Покинув веранду, она закрыла стеклянную дверь и протиснулась передо мной, чтобы сесть на кровать. Я мог представить, насколько кровать пружинистая по одному ее выражению, когда она воскликнула: «Уааа». Ладно, пожалуй, ничего страшного, если я просто опробую пружины.

Как и я, она смотрела на большой телевизор.

— Диалекты интересные, ха. «Ты поснедал?». Звучит, словно какой-то воин из древних времен. Хотя город и современный, диалект кажется старым – так странно.

Для такой как она эти слова прозвучали весьма разумно.

— Похоже, было бы здорово выбрать работой изучение диалектов.

— Пожалуй, в кои-то веки у нас мнение совпадает. Даже я думаю, что было бы неплохо в университете такие вещи изучать.

— Здорово, я бы тоже хотела поступить в университет.

— …И каких слов ты от меня ждешь?

Я бы предпочел, чтобы она прекратила эти несмешные, с налетом сентиментальности разговоры. Я даже не знал, что должен был чувствовать.

— А ты не знаешь ничего интересного о диалектах?

— Посмотрим-ка, ну, на слух все они напоминают нам кансайский диалект, но на самом деле есть множество разновидностей. Сколько, по-твоему, их существует?

— Десять тысяч!

— …Это просто невозможно. Я разозлюсь, если ты так и будешь наугад отвечать, знаешь ли. Мнения расходятся, но некоторые говорят, что реальное число может даже быть близким к тридцати.

— Ха, вот как.

— …Интересно, скольких людей ты уже успела обидеть.

Поскольку она была девушкой с широким кругом знакомств, вероятно, это число было неисчислимо. Честно, что за грешная личность. Я же, который ни с кем не знакомился, никого бы не обидел. Что касается того, кто из нас был праведным человеком, думаю, мнения бы разделились.

Какое-то время она молча смотрела телевизор, но вскоре – вероятно, не выдержав неподвижности – она начала кататься по широкой кровати, и, совершенно сбив постель, воскликнула: «Я пойду мыться!». Затем она зашла в ванную и начала наполнять ванну горячей водой. Под шум падавшей за стеной воды, напоминавший фоновую музыку, она достала из рюкзака различные мелочи и включила воду в уборной, отдельной от ванной. Вероятно, она смывала макияж. Хотя меня это не интересовало.

Когда ванна наполнилась горячей водой, она исчезла в ванной комнате с радостным восторгом. «Подглядывать нельзя» — вот какой дурацкий совет я получил, но я даже не смотрел, как она шла в ванную. Видите, дело в том, что я джентльмен.

Я слышал, как она напевает в ванной песенку, что-то знакомое, наверное, из рекламы. Размышляя, как я вообще оказался в подобной ситуации, когда сижу так близко к принимающей ванну однокласснице, я вспоминал и разбирал собственные планы и поступки. Я поднял взгляд к потолку, уголком глаза видя блеск люстры.

Когда я дошел до той части воспоминаний, где подвергся ее нападению в экспрессе, меня позвали.

— Ладим-ку-у-ун, можешь мне подать из рюкзака очищающий крем?

Подчиняясь доносившемуся из ванной голосу, я без особых чувств схватил небесно-голубой рюкзак, оставленный на кровати, и заглянул внутрь.

Я ничего не чувствовал.

Поэтому мое сердце словно землетрясение сотрясло, когда я увидел содержимое.

Я заглянул в рюкзак – такой же яркий, как и она.

И хотя для потрясения не было никакого повода или причины, мое сердце бешено стучало.

Хотя я и должен был знать, хотя я и должен был понимать. Хотя я уже должен был понять условия ее существования, от увиденного у меня перехватило дыхание.

Успокойся…

Так я сказал себе.

В ее рюкзаке лежало несколько шприцев, невообразимое количество таблеток и какой-то незнакомый мне измерительный прибор.

Я кое-как сумел удержать себя в руках и не дать мыслям унестись прочь.

Я знал, это была реальность. На самом деле она поддерживала свое существование силами медицины. Глядя на то, что оказалось у меня перед глазами, я ощутил невыразимый ужас. И в этот момент показалось лицо охватившего меня страха.

— Что-то случи-и-илось?

Повернувшись к ванной, я увидел ее машущую мокрую руку; она, не имевшая ни малейшего представления о моем душевном состоянии. Дабы не дать ей осознать зародившиеся внутри меня чувства, я торопливо нашел тюбик с очищающим кремом для лица и передал его ей.

— Спаси-и-ибо! Ах, дело в том, что я сейчас не одета!

Не успел я выдавить ответ, как она выдала: «Скажи хоть что-нибудь! Неловко же!». Сыграв роль простачки по своему собственному небольшому шаблону, она закрыла дверь ванной.

Я подошел к занятой ею кровати и упал на нее. Как и ожидалось, меня окутала упругость. А белый потолок словно поглотил мое сознание.

Я был сбит с толку.

Но почему?

Я должен был знать, должен был осознавать и должен был понимать.

Но я все равно отводил взгляд.

Отводил свой взгляд от реальности.

На самом деле, от одного вида этих вещей, мною завладели ошибочные чувства. Мое сердце словно подтачивал монстр.

Почему?

Мои тревожные мысли все кружились, и кружение это, вероятно, достигло и моих глаз, потому что я уснул на кровати.

Проснулся я, когда девушка с мокрыми волосами потрясла меня за плечи. Пока монстр отступил.

— Так тебе все-таки хотелось спать на кровати.

— …Как я и сказал, мне просто хотелось ее опробовать. Этого достаточно.

Я поднялся и пересел на диван. Чтобы она точно не заметила оставленные монстром раны, я уставился в телевизор с таким каменным лицом, какое только было мне доступно. Я взял себя в руки, и тот факт, что мне это удалось, обнадеживал.

Девушка сушила волосы гостиничным феном.

— Ладим-кун, тебе тоже стоит помыться, в джакузи так здорово!

— Пожалуй, стоит. Подглядывать нельзя, поскольку я собираюсь снять всю человеческую кожу, когда зайду в ванну.

— Ты обгорел на солнце?

— Ага, пожалуй, можно и так сказать.

С пакетом одежды из «Юникло», купленной на одолженные у нее деньги, Я отправился в ванную. Там, где сгустилась влажность, я ощутил сладкий аромат, но я просто отмахнулся от этого, посчитав игрой воображения.

На всякий случай, я хорошенько запер дверь, прежде чем снять одежду и ополоснуться под душем. Помыв голову и тело, я погрузился в ванну. Как она и сказала, стоило мне включить функцию джакузи, и меня окутало чувство невыразимого блаженства. Следы потоптавшегося по моему сердцу монстра медленно смывались. Ванны – это здорово. Я наслаждался по полной ванной высококлассной гостиницы, которая оставалась бы недоступной мне минимум еще ближайшие лет десять.

Выйдя из ванной, я обнаружил, что люстра выключена, и в комнате стало значительно темнее. Девушка сидела на диване, на котором мне предстояло спать, а на круглом столике появился пакет из магазина, которого там раньше не было.

— Я купила еды и прочего в магазине внизу! Можешь достать две кружки с той полки?

По ее просьбе я взял две кружки и принес их к столу. Поскольку диван был занят, я сел на изящный стул напротив стола. Как и диван, он тоже обладал упругостью, способной успокоить человеческое сердце.

Я расположился с удобством, и она опустила пакет из магазина на пол, достала из него бутылку и налила содержимое в две кружки. Она заполнила их наполовину янтарной жидкостью, а затем долила до самого верха прозрачный газированный напиток. Две жидкости смешались, создавая загадочный коктейль.

— И что это?

— Сливовый ликер, смешанный с содовой – интересно, нормальные ли пропорции.

— Я об этом еще со времен жаркого думаю, но ты же только в старшей школе учишься.

— Я не выпендриваюсь, ничего такого, просто люблю алкоголь. Ты не будешь пить?

— …Ничего не поделаешь, я присоединюсь.

Я поднес ко рту полную кружку, стараясь не разлить сливовый ликер. Первый выпитый мной впервые за долгое время глоток алкоголя обладал освежающим ароматом и оказался неожиданно сладким.

Она с удовольствием потягивала свою порцию сливового ликера, – как и говорила – раскладывая при этом на столе закуски.

— К лагерю любителей какого вкуса чипсов ты относишься? Я за консоме.

— Все, кроме простой соли – это оппозиция.

— Мы и правда в разных направлениях движемся, ха! Но я не купила ничего, кроме консоме – так тебе и надо.

Я смотрел на девушку, с виду веселившуюся, и, конечно же, ликер становился слишком сладким. Я весьма плотно наелся жарким, но вредная еда странным образом снова пробудила мой аппетит. Жуя вероломные чипсы с консоме, я попивал ликер.

Когда мы оба закончили с первой порцией, она налила нам по второй и предложила:

— Давай сыграем в игру.

— Игру? Будем в сеги играть?

— Со своим уровнем я хотя бы могу правила сеги понять, но ты кажешься мне сильным игроком.

— Ну, мне нравятся цуме-сеги, поскольку в них можно одному играть.

— Как тоскливо. А я захватила игральные карты.

Она отошла к кровати и принесла из своего рюкзака коробку с набором игральных карт.

— Думаю, играть в карты только вдвоем тоскливее. Например, во что ты вообще сыграть хочешь?

— В «Гранд-миллионера» [5] ?

— Тогда у нас просто будет одна революция за другой и никаких нищих.

Она хихикнула, видимо, пребывая в хорошем настроении.

— Хмм.

Достав из пластиковой коробки карты, она с задумчивым видом принялась их тасовать, трясясь всем телом. Особо не навязываясь, я взял принесенные ею палочки «Поки» и начал грызть одну из них.

Перетасовав карты раз пять, она остановилась. Покивав себе несколько раз, видимо, в знак одобрения посетившей ее идеи, она перевела на меня сияющий взгляд.

— Раз мы уже пьем, давай поддадимся моменту и сыграем в «правда или действие».

Я нахмурился, услышав непривычное для меня название игры.

— Что за игра получила такое тяжелое название?

— Ты не знаешь? Тогда я объясню тебе по ходу игры. Но, первым делом, самое важное правило. Ты ни в коем случае не можешь выйти из игры. Понял?

— Другими словами, я просто не могу перевернуть доску для сеги, верно? Ладно, я не стану так некрасиво поступать.

— Ты и правда это сказал, ха?

В ее озорном смехе слышались гнусные нотки. Она убрала со стола на пол все закуски, и умело разложила на столешнице карты кругом, рубашкой вверх. Я видел по ее выражению, что она собиралась использовать нашу разницу в опыте, чтобы одолеть меня, и это, в свою очередь, воодушевило меня – я исполнился решительности сбить с нее спесь. Проблем с этим не было, поскольку большая часть карточных игр представляли собой бой выдержки и удачи. Стоит мне понять правила, и опыт не особо поможет.

— Кстати, мы карты используем просто потому, что они у нас нашлись, но «камень-ножницы-бумага» тоже подошло бы.

— …Верни мне мой энтузиазм.

— Я его уже поглотила. Ладно, победителем станет тот, кто откроет самую крупную карту из этого круга. И победитель получит право.

— Право?

— Право спросить «правда или действие?». Кстати, думаю, десять раундов хватит. Пока просто выбери карту.

Как и было сказано, я перевернул карту. Это была восьмерка пик.

— А если мы оба выберем карты одного ранга?

— Мы возьмем по другой карте, потому что иначе было бы трудно разобраться. Я об этом уже тоже говорила, но я просто придумала подходящее правило, так что сама по себе эта игра с картами не связана.

На этот раз она отпила сливовый ликер и перевернула карту. Это была одиннадцать червей. Я не особо разбирался в этом, но понимал, что явно оказался в невыгодной ситуации, и потому подготовился.

— Ура-а-а, так теперь у меня есть право. Я собираюсь спросить «правда или действие?». А ты сначала скажешь «правда». Ладно, правда или действие?

— Правда… И что?

— Тогда, для начала, кого ты считаешь самой милой в классе?

— …Чего это ты спрашиваешь так внезапно?

— Это «правда или действие», ты в курсе? Если не можешь ответить, тогда должен выбрать действие. А если ты выбираешь действие, то я решаю, что тебе сделать. Будь то правда или действие, ты обязательно должен выбрать что-то из них.

— Какая дьявольская игра.

— Я уже говорила, но пути назад у тебя нет. Ты разве не согласился? Ты не будешь некрасиво поступать, верно?

Посчитав, что заставить меня продемонстрировать негодование было частью ее плана, я сохранил каменное лицо перед ней, неприятно смеявшейся и пившей свой ликер.

Нет, сдаваться было слишком рано. Где-то должен найтись выход.

— Такая игра и правда существует? Ты уверена, что не придумала ее прямо на месте? В таком случае, я настаиваю, что мое согласие не бросать игру считается недействительным.

— Какая жалость, ха. Ты и правда считаешь меня человеком, не продумывающим свои планы?

— Считаю.

— Му-ха-ха, это полноправная игра, мелькающая во множестве фильмов. Могу тебя заверить, поскольку я, как следует, проверила, увидев ее в кино. Так что спасибо, что специально напомнил о своей невозможности покинуть игру.

Она захихикала так, как, по-моему, умели лишь исчадия ада, а в ее глазах явно читалось дурное намеренье.

Почему-то казалось, что я снова оказался в ловушке. Да сколько же раз это будет повторяться?

— Но давай не будем нарушать общественный порядок и мораль в нашей «правда или действие» – ах, но у тебя никакого эротического опыта не было, ха, боже, тебе стоит не забывать о должном самоконтроле.

— Помолчи, дурында.

— Как грубо!

Она допила ликер в своей кружке и налила себе третью. Ее вечная полуулыбка намекала, что часть алкоголя, вероятно, уже начала циркуляцию в ее организме. Кстати, мое лицо давно уже пылало жаром.

— Итак, прежде всего – кого ты считаешь самой милой в классе?

— Я не сужу людей по внешности, знаешь ли.

— Личность не особо важна, вопрос в том, чье лицо ты считаешь самым милым.

— …

— Кстати, если выберешь вместо этого действие, пощады от меня не жди.

Меня охватило исключительно дурное предчувствие.

Я обдумывал лучший способ избежать ущерба в данной ситуации. Ничего не поделаешь – я выбрал правду.

— Думаю, та девочка красива. Та, что хороша в математике.

— Ах!!! Ты о Хине! Знаешь, она на одну восьмую немка. Хмм, так тебе такие девушки нравятся. Хотя Хина и красива, не думаю, что у нее парень есть, и будь я парнем, тоже бы ее выбрала. А у тебя глаз наметан, ха!

— Говоришь, что у меня глаз наметан, только если это с твоим мнением совпадает, у тебя и правда огромное эго, ха.

Я отпил еще ликера. Вкус чувствовался куда слабее, чем раньше.

По ее команде я снова выбрал карту. Впереди девять раундов. Не похоже было, что мне удастся сбежать на полпути, так что я понадеялся, что оставшиеся вопросы буду задавать сам. А еще, видимо, мне не особо везло в таких вещах.

Я вытянул двойку червей, а она – шестерку бубен.

— Юуу-хуу, думаю, небеса любят детей с чистым сердцем.

— Внезапно у меня пропала вера в любых богов.

— Правда или действие?

— …Правда.

— Если Хина в классе на первом месте, то на каком я, судя лишь по внешности?

— …Среди лиц людей, которых я могу вспомнить – третье место.

Подумывая заручиться силой алкоголя, я отпил еще ликера. В то же время она поднесла свою кружку ко рту и выпила даже с большим энтузиазмом, чем я.

— Ого-о, я сама вопрос задала, но я очень смущена! То есть, кто ж ожидал, что Ладим-кун ответит так честно – это перебор.

— Я просто хочу быстрее с этим покончить. Так что я сдался.

Вероятно, по вине ликера, ее лицо покраснело.

– Ладим-кун, не торопись, все-таки ночь длинная.

— Действительно. Говорят, время тянется медленнее, если тебе не весело.

— А мне вот очень весело. – Так она сказала, наливая еще две кружки сливового ликера. Поскольку содовой не осталось, она наполнила кружки до краев сильным сливовым ликером. Даже не пробуя, я мог сказать, насколько он сладкий, по одному лишь источаемому им аромату.

— Понятно, значит, я третья по милоте, ха. И-хи-хи-хи-хи.

— Не обращай внимания, я тяну карту. Ладно, бубновая двенадцать.

— Ты и правда не собираешься загореться этой игрой? Моя очередь – уааа, двойка червей.

Я покосился на ее разочарованное с виду лицо и испытал искреннее облегчение. Величайшим сопротивлением, какое я мог выдать за десять раундов игры – это хоть раз взять над ней верх. Я поклялся, что по окончанию этих десяти раундов, я никогда не ввяжусь в невразумительные занятия, которые она называла играми.

— Давай, Ладим-кун, говори.

— Ааах, правда или действие?

— Правда!

— Эмммм, ладно, хммм.

Я задумался, что хочу узнать о ней, и сразу нашел ответ.

То, что мне хотелось узнать о ней – вариант был только один.

— Хорошо, я определился.

— Мое сердце начинает биться быстрее!

— Каким ты была ребенком?

— …Эм, тебя это точно устроит? Я даже приготовилась свои параметры озвучить.

— Замолчи, дурында.

— Какой ужас!

Она откинулась назад и посмотрела вверх, видимо, веселясь. Конечно, я задал этот вопрос не из желания услышать ее дорогие воспоминания. Мне хотелось узнать, как она стала таким человеком. Мне хотелось узнать, как она – моя противоположность – выросла, как на нее влияли окружающие, и как она влияла на них.

Причина крылась в том, что это просто казалось мне загадочным. Я задавался вопросом, насколько же большой должна была быть пропасть между нашими жизнями, чтобы сформировались наши разные натуры. Мне было интересно, смог ли бы я стать, как она, оступись я хоть раз.

— Каким я была ребенком, хааа – в любом случае, мне говорили, что я была непоседой.

— Правдоподобно, ха, легко представляется.

— Так ведь? Поскольку в начальной школе девочки были выше, я даже ввязывалась в драки с мальчишками в классе. Я даже ломала некоторые вещи, так что ребенком я была проблемным.

Действительно, между размером тела человека и его характером могла быть связь. Мое тело всегда было мелким и слабым. Возможно, поэтому я и стал замкнутым человеком.

— Этого достаточно?

— Пожалуй, так что продолжим.

После этого начало казаться, будто боги и правда хороших детей любят, и так или иначе я одержал пять побед подряд. Гордая девушка из начала игры исчезла, оставив девушку, брошенную богами вместе с ее поджелудочной, которая выпивала все больше ликера с каждым поражением и впадала в дурное настроение. Нет, точнее, ее недовольство вызывали мои вопросы. Когда оставалось всего два раунда, ее лицо было ярко красным, а губы поджатыми, и казалось, словно она вот-вот соскользнет с дивана. Она напоминала обиженного ребенка.

Кстати, ниже приведены пять пар вопросов и ответов, заставившие ее сказать «Это что, интервью?».

— Что интересовало тебя дольше всего?

— Если что-то нужно выбрать, пожа-а-алуй, мне всегда нравилось кино.

— Какую известную личность ты уважаешь больше всего и почему?

— Сугихара Тиунэ! Который дал визы евреям. Думаю, он круто поступил, сделав то, что сам считал правильным.

— Что ты считаешь своими сильными и слабыми сторонами?

— Сильная – в том, что я могу со всеми поладить, и я не совсем уверена на счет моих слабостей, но, пожалуй, я легко отвлекаюсь.

— Самый счастливый момент твоей жизни?

— Хе-хе, пожалуй, встреча с тобой. Хи-хи-хи.

— Не считая проблемы с твоей поджелудочной, какой момент твоей жизни был самым болезненным?

— Наверное, когда в средней школе умерла собака, которая всегда была со мной… Эй, это что, интервью?

Я изобразил прекрасное, как мне казалось, недоуменное выражение, и ответил: «Нет, это игра». А она воскликнула со слезами на глазах: «Тогда задавай более веселые вопросы!». После этого она осушила еще один стакан ликера.

— Пей.

Так что, дабы не обидеть грубо уставившуюся на меня пьяницу, я тоже выпил ликера. После этого я тоже изрядно опьянел, но каменное лицо у меня все равно получалось сохранять лучше, чем у нее.

— Осталось два раунда; я тяну – одиннадцать пик.

— Чтооооо! Почему такая си-и-ильная карта, гха!

Искренне охая от печали, обиды и раздражения, она тоже перевернула карту. Я посмотрел на доставшуюся ей цифру и у меня – убежденного в своей победе – по спине потек пот.

Тринадцать пик – это был король.

— Я, я, я, я сделала это!.. Хмм?

Похоже, алкоголь добрался до ног девушки, которая на радостях подскочила, и потому пошатнулась и упала назад на диван. Совершенно изменившаяся внешне, она посмеивалась над ненормальным состоянием своего тела.

— Эй, Ладим-кун, я извиняюсь, но можешь на этот раз выбрать, когда я озвучу и вопрос, и приказ?

— Так ты наконец-то явила свое истинное лицо, ха, забудем о вопросах, тебе просто очень хочется покомандовать.

— Ааах, да, да, все-таки, это «правда или действие».

— Ла-а-адно, правда или действие? В качестве правды, назови мне три вещи, которые ты считаешь во мне милыми. В качестве действия, отнеси меня на кровать.

Мое тело начало двигаться само по себе, возможно, даже раньше того, как она договорила. В этом случае, выбери я правду, в итоге, все равно пришлось бы ее относить, так что я мог без колебаний выбрать вариант, позволявший убить двух зайцев одним выстрелом. Не говоря уже о том, что заданный ею вопрос был слишком подлым.

Встав, я был поражен ложным ощущением непривычной легкости в моем теле. Я двинулся к дивану, на котором она сидела. Она хихикнула, видимо, веселясь. Похоже, алкоголь ударил ей в голову. Решив протянуть ей руку, я вытянул ладонь прямо перед ее глазами. При этом ее громкий смех оборвался.

— Зачем рука?

— Я протягиваю тебе руку, так что давай, вставай.

— Не-а, не встану. Потому что ноги меня не слушаются. – Она медленно подняла уголки губ. – Я разве не сказала? О-Т-Н-Е-С-Т-И меня.

— …

— Ну же, ну же, можно на спине или даже как принце… уаааа!

Не успела она закончить это смущающее название, как я подсунул руки под ее спину и колени и поднял ее. Даже тщедушному мне хватило сил пронести ее пару метров. Колебаниям места не было – так я подумал. Проблемы не было – мы напились, так что некоторый позор забудется, стоило нам отоспаться.

Прежде чем она успела как-то отреагировать, я бросил девушку у меня на руках на кровать. Тепло покинуло мои руки. Она не двигалась с написанным на лице шоком. Запыхавшись вовсе не из-за алкоголя и физических усилий, я уставился на ее лицо, медленно и тихо расплывшееся в улыбке, после чего она зашлась смехом, похожим на щелканье летучих мышей.

— Ты меня удивил! Спа-а-асибо! – Сказав так, медленными и вялыми движениями она передвинулась на левую половину кровати, легла на спину и закрыла глаза. Мне подумалось, что было бы хорошо, если бы она просто так и заснула, но она, захихикав, похлопала по постели обеими руками. К несчастью, не похоже было, чтобы она собралась пропустить последнюю игру.

Я укрепился в своей решительности.

— Ну, это последний раунд, ха. Я специально за тебя карту переверну. Только скажи, какую.

— Хорошо, пожалуй, я выберу ту, что сразу справа от моей кружки.

Она притихла и просто уронила свои неугомонные руки на постель.

Я, по-прежнему стоя, перевернул карту, чей уголок оказался под кружкой со сливовым ликером.

Семерка треф.

— Семь.

— Уаааа, амби.

— Ничего, если я посчитаю, будто ты о своей амбивалентности говоришь?

— Ага, амби.

Игнорируя девушку, которая все повторяла «амби!», вероятно, полюбив это слово, я уставился на круг карт, чтобы выбрать свою последнюю. В такие моменты некоторые люди могли очень тщательно отнестись к своему выбору, но они ошибались. Поскольку выбирали мы, по большому счету, в одинаковых условиях, помимо удачи, в принципе, другие факторы здесь не участвовали. В такие моменты решение стоит принимать быстро, не оглядываясь.

Как ни в чем не бывало, я выбрал карту из круга и изо всех сил постарался очистить разум от ненужных мыслей, прежде чем перевернуть ее.

Мне была нужна удача.

Неважно, считал я это мужественным или нет, цифра от этого не изменилась бы.

Карта, которую я вытянул…

— Какой номер?

— …Шестерка.

В такие моменты я – честный до того, что не умел лгать – оказывался в невыгодном положении. Наверное, мне жилось бы легче, сумей я стать человеком, способным перевернуть доску для сеги, но я не хотел им становиться и не мог.

— Йу-ху, интересно, что мне стоит заставить тебя сделать. – После этих слов она замолкла. Чувствуя себя заключенным в камере смертников, я замер в ожидании ее вопроса.

Впервые за долгое время в сумрачной комнате повисло молчание. Возможно, это входило в стоимость номера, но снаружи почти не доносилось никаких звуков – даже шум из соседних номеров не просачивался в наш. Неприятно, что из-за опьянения я ясно слышал звуки собственно дыхания и сердцебиения. Я также слышал ее размеренное и глубокое дыхание. Я подумал, что она могла уснуть, но взглянув на нее, увидел, что ее глаза широко распахнуты и смотрят на темный потолок.

Получив слишком много времени, я выглянул наружу через щель между занавесками. Оживленные улицы все еще сияли искусственным огнями, не выказывая желания спать.

— Правда или действие? – Внезапные слова прозвучали у меня за спиной – похоже, она наконец-то пришла к заключению, и молясь изо всех сил, чтобы это не ранило мое сердце, я ответил, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Правда.

Одинокий вздох – я услышал шелест воздуха, и она произнесла последний вопрос этой ночи.

— Если бы я…

— …

— Если бы я сказала, что очень, очень боюсь умирать, что бы ты сделал?

Я обернулся без единого слова.

Ее голос был слишком тихим и заставлял меня думать, что мое сердце сейчас остановится. Дабы избежать озноба, мне стоило убедиться, что она до сих пор жива, и я обернулся.

Она могла ощутить на себя мой взгляд, но все равно продолжала неподвижно смотреть в потолок, сжав губы и не желая больше ничего говорить.

Возможно, она была серьезна. Я не мог понять ее истинные намеренья. Не было бы ничего странного, даже если бы она говорила серьезно. Не было бы ничего странного, даже если бы она так пошутила. Отнесись я к этому серьезно, не знал бы, что ответить. Отнесись я к этому шутливо, не знал бы, что ответить.

Я не знал.

Словно смеясь над немощностью моего воображения, монстр в глубине моего сердца снова начал дышать.

Перепуганный я отмел мои же намеренья и заговорил.

— Действие…

Она не сказала, хороший ли я сделал выбор. Она просто отдала следующее распоряжение, продолжая смотреть в потолок:

— Спи тоже на кровати, никаких возражений не принимается. Амби! – снова добавила она, на этот раз пропев это слово.

Меня расстраивали действия, к которым я вынужден был прибегнуть, но, как и ожидалось, я не мог перевернуть доску для сеги.

Я выключил свет и лег к ней спиной, просто ожидания, когда Морфей заберет меня в свое царство. Время от времени не принадлежавшая мне кровать качалась, когда она пихалась и ворочалась во сне. Похоже, ей не хватало духу делиться.

На большой кровати хватало места, даже если бы мы спали спиной к спине.

Мы были невинны.

Невинны и чисты.

Мне не нужно было просить ни у кого прощение.

Проснулись мы с ней дружно по одинаковой причине. Громко пикал мобильник. Я достал из сумки свой телефон, но там даже не было ни одного уведомления – а значит, звонили ей, поэтому я взял оставленный на диване телефон и передал сидевшей на кровати девушке. Девушка с заспанными глазами открыла раскладушку и поднесла ее к уху.

До меня, находившегося не так уж близко к ней, сразу же донесся вопль из динамика.

— Сакураааааа! Немедленно скажи мне, где ты!

Нахмурившись, она убрала телефон подальше от уха. Когда звонившая успокоилась, она снова поднесла трубку ближе.

— Доброе у-утро, в чем дело?

— Не спрашивай меня, в чем дело! Я тебя спрашиваю, где ты!

С несколько неуверенным видом она сообщила звонившей название префектуры, где мы оказались. Я понял, что ее собеседница в ужасе.

— Что… зачем тебе туда ехать, и ты даже соврала родителям, что со мной путешествуешь!

Так я понял, что на связи Лучшая-Подруга-сан. В ответ своей разводившей суету подруге она беззаботно зевнула.

— Откуда ты знаешь?

— Этим утром родительский комитет устраивал обзвон по цепочке! А после тебя иду я, знаешь ли! Звонила твоя мама, а трубку я взяла – мне было так трудно ее обмануть.

— Так ты обманула ее ради меня, как и ожидалось от Кеко. Спасибо большое. Как ты это сделала?

— Я притворилась своей сестрой, но это неважно! Зачем ты зашла так далеко, что обманула родителей, ради поездки в такое место?

— …Ммм.

— К тому же, если и правда хотела поехать, не надо было врать, просто поехала бы нормально. Я бы даже составила тебе компанию.

— Аах, звучит здорово, давай куда-нибудь на летних каникулах съездим. Когда у Кеко будет перерыв в клубе.

— Я проверю календарь и свяжусь с тобой позже – размечталась!

Эта прекрасная лесть и возмущение достигли моих ушей с излишней громкостью. Даже если кто-то говорил по телефону в тихой комнате с нормальной громкостью, можно было подслушать некоторую часть разговора. Я умылся и почистил зубы, глядя, как она разговаривает по телефону. Зубная паста была даже более мятной, чем я обычно использовал.

— В принципе, ты тайком уехала куда-то в одиночку – ты не какой-нибудь умирающий кот, знаешь ли.

Шутка, над которой не посмеешься – так я подумал, слушая, а она выдала еще менее смешной, но правдивый ответ.

— Но я не одна.

С покрасневшими после вчерашней попойки глазами и довольным видом она перевела взгляд на меня. Мне хотелось закрыть лицо руками, но, к несчастью, я держал зубную щетку и стакан.

— Ты не одна? Ха, с кем же… Твой парень?

— Ни в жизни, ты уже знаешь, что я его бросила!

— Тогда кто?

— Ладим-кун!

Я слышал безмолвие на другом конце провода. Перестав тревожиться, чем это обернется, я продолжил чистить зубы.

— Знаешь, ты…

— Просто послушай, что я скажу, Кеко.

— …

— Ты можешь считать это странным и не понимать причин, но однажды я точно все тебе объясню. Поэтому даже если я тебя не до конца убедила, пожалуйста, просто закрой на это глаза. И еще я надеюсь, что пока ты не станешь об этом распространяться.

— …

Ее тон казался серьезным, и не успел я заметить, как она заставила Лучшую-Подругу-сан лишиться дара речи. Я посчитал это вполне естественным. Все-таки, девушка бросила лучшую подругу, чтобы отправиться в поездку с незнакомым одноклассником.

Лучшая-Подруга-сан помолчала на том конце провода. Девушка терпеливо прижимала к уху трубку. Наконец, из телефона донесся голос.

— …Поняла.

— Спасибо, Кеко.

— У меня несколько условий.

— Что захочешь.

— Возвращайся невредимой и купи мне сувенир. И еще, на летних каникулах съезди со мной в поездку. Наконец, передай Однокласснику-У-Которого-Непонятные-Отношения-С-Моей-Лучшей-Подругой – если он что-нибудь сделает с Сакурой, я его убью.

— У-ха-ха, поняла.

После короткого обмена любезностями, девушка повесила трубку. Я прополоскал рот и сел на диван, украденный ею вчера. Собирая разбросанные по столу игральные карты, я бросил на нее взгляд и увидел, что она гладит свои длинные волосы, все еще растрепанные после сна.

— Здорово иметь лучшую подругу, которая заботится о своих друзьях.

— Знаю, то-о-очно, ах, возможно, ты уже слышал, но, похоже, Кеко тебя убьет.

— Только если я что-то странное сделаю, верно? Так что объясни, пожалуйста, все нормально, а не просто скажи, что я невиновен.

— Но ты же меня нес как принцессу?

— Ооо, вот как это называется – теперь, когда все закончилось, я чувствую себя частью транспортной компании.

— Пожалуй, Кеко тебя убьет, что бы она ни услышала.

Когда она вышла из душа, где поправляла свои взлохмаченные волосы, мы спустились завтракать на первый этаж.

Завтрак подавался в форме шведского стола и, как и ожидалось, он и правда напоминал об уровне гостиницы. Я, в основном, предпочитал класть на тарелку еду вроде рыбы и тофу, составив завтрак из японской еды. Сев у окна, я ждал, когда она придет с до глупого огромным количеством еды на подносе. «Мне нужно плотно есть по утрам» – сказала она, но, в итоге, оставила треть еды нетронутой, и доедать пришлось мне. За едой я искренне проповедовал ей о радостях продуманных действий.

По возвращению в наш номер я вскипятил воду и заварил кофе; она подкрепилась черным чаем. Мы передохнули и посмотрели утренние передачи, сидя так же, как и прошлым вечером. В тихой комнате, пронизанной ослепительными солнечными лучами, мы словно дружно забыли о последнем вчерашнем вопросе.

— Какие планы на сегодня?

В ответ на мой вопрос она энергично встала, подошла к своему небесно-голубому рюкзаку и достала блокнот. Похоже, она сунула внутрь билеты на экспресс.

— Экспресс у нас в два тридцать, так что есть время пообедать и купить сувениры. Перед этим сходим куда-нибудь?

— Я не знаком с этим районом, так что просто предоставлю тебе решать.

Неспешно выселившись из гостиницы и раскланявшись с ее работниками, в соответствии с ее решением мы сели на автобус и отправились в торговый центр, видимо, известный. В комплексе, построенном над рекой, было все от магазинов с насущными мелочами до театра, и, похоже, многие иностранные туристы посещали его как достопримечательность. Когда я посмотрел на него по прибытию, огромное красное здание производило беспрецедентное впечатление, окруженная аурой настоящей диковинки.

Мы растерялись, заходить ли нам в построенное запутанно пышным здание, но, блуждая вокруг, наткнулись на клоуна, устроившего уличное представление на просторном месте у воды, и мы смешались с другими зрителями.

Примерно двадцатиминутное представление было забавным, и когда после него клоун сделал шутливый манящий жест, я, как типичный старшеклассник, положил в его шляпу сто йен. Она с довольным видом положила пятьсот йен.

— Разве не весело было? Ладим-кун, тебе тоже стоит стать уличным артистом.

— Пожалуйста, не забывай, с кем говоришь. Для меня невозможно делать то, что включает участие других людей. Поэтому я и считаю этого человека удивительным.

— Понятно, как жаль. Возможно, мне тоже стоит попробовать. Ах, забыла, я же скоро умру.

— Ты такую тему ради этой фразы завела? Все-таки, у тебя год остался, даже если достигнуть его уровня невозможно, ты все равно можешь достичь тренировками  достаточного мастерства.

В ответ на мое предложение она широко улыбнулась. Эта улыбка казалась заразительной.

— Ага! И правда! Возможно, мне стоит попробовать!

Тронутая своими будущими перспективами, она купила несколько вещей для тренировок в магазине товаров для фокусов. Я не заходил с ней в магазин за покупками. Поскольку однажды она устроит мне представление, помоги я ей с выбором, и это потеряло бы всякий смысл – вот в чем была причина. Другого выбора у меня не было, так что я смотрел вместе с младшеклассниками рекламу товаров для фокусов, которую крутили в витрине магазина.

— Аах, возможно, с этим я засияю словно комета, и мое имя станут передавать из поколения в поколение, говоря о легендарной волшебнице, которая внезапно исчезла.

— Будь ты невероятно талантлива, тогда возможно.

— Один год моей жизни стоит пяти лет жизни других людей, так что точно получится. Жди с нетерпением.

— Разве ценность одного дня жизни не была неизменной?

Она казалась серьезной, и ее лицо сияло ярче обычного. Сиять людей заставляла их способность добиваться своих целей несмотря на нехватку времени. Стоя рядом со мной, она, наверное, сияла намного заметнее.

Пока мы с сияющей девушкой ходили по торговому центру, шло время. Она купила несколько предметов одежды. Она все подходила ко мне с милыми футболками и юбками в руке, прося оценить каждую из них, но поскольку я не особо понимал, что считается хорошим или плохим в женской моде, то просто говорил, что они ей идут – слова, не содержащие ни похвалы, ни критики. Неожиданно, но эти слова подняли ей настроение, так что я был рад. А поскольку я не врал, говоря, что одежде ей идет, мое сердце не пострадало от уколов вины.

По дороге мы зашли в магазин, продающий товары с Ультраменом, и она купила в подарок мягкую виниловую фигурку монстра, напоминавшую скелет динозавра, но смысла ее выбора я не понял. Когда я спросил ее об этом, она сказала, что фигурка мне подходит. Мое настроение это не улучшило. В ответ, я купил ей виниловую фигурку Ультрамена. Когда я сказал, что фигурка ей подходит, она, как всегда, повеселела.

Мы надели мягкие виниловые фигурки на пальцы и, поев мягкого мороженного, двинулись назад на вокзал. На место мы прибыли почти в полдень, и – не съев ничего, кроме мороженного – пошли смотреть сувениры перед обедом. На территории вокзала большой участок был отведен исключительно под продажу сувениров, он и привлек наше внимание.

Опробовав различную еду, она купила закуски и фирменную рыбную икру для своей семьи, а также закуски для лучшей подруги. Я тоже купил себе закуски, годами получавшие золото от «Монде Селектион» [6]. Поскольку я просто сказал своей семье, что остаюсь дома у друга, я не мог привести домой сувениры. Было очень жаль, но поделать я ничего не мог.

Мы поели рамена в другом заведении, чем вчера, и поскольку у нас оставалось время, выпили чаю в кафе, прежде чем сесть на экспресс. К концу поездки я расчувствовался.

Даже больше, чем прошлый я, которого она тащила за собой, я стал несколько предусмотрительнее.

— Давай в еще одну поездку съездим – пожалуй, зимой. – Вот что сказала девушка, любовавшаяся пейзажем со своего места у окна. Я слегка растерялся, что ответить, но все-таки ответил честно.

— Ага, возможно, это тоже будет неплохо.

— Ооо, ужасно честно с твоей стороны. Так тебе было весело?

— Ага, мне было весело.

Мне было весело. Я и правда так считал. Я вырос в либеральной семье, где работали оба родителя, и, конечно, у меня не было друзей для совместных поездок, так что мне понравилось куда больше, чем я думал.

Почему-то она сделала удивленное лицо и, посмотрев на меня, быстро вернулась к своей обычной улыбке, а потом схватила меня за руку. Я испугался, не зная, что делать. Возможно, поняв мои чувства, она убрала руку со смущенным видом и прошептала:

— Прости.

— Что, пыталась силой мою поджелудочную забрать?

— Нет, просто ты редко таким честным бываешь, и меня занесло. Ага, мне тоже было очень весело. Спасибо большое, что поехал. Куда же нам в следующий раз поехать? Пожалуй, неплохо бы на север. Хочу в полной мере насладиться холодом.

— Зачем так плохо обращаться со своим телом? Ненавижу холод, так что предпочел бы сбежать еще дальше на юг.

— Уааа, мы и правда движемся в разных направлениях!

Не отрывая взгляда от надувшей в шутливом недовольстве щеки девушки, я распечатал купленный себе сувенир. Поделившись с ней вкусняшками, я и сам откусил от некой разновидности приготовленной на пару булочки. Масло на вкус было почти слишком сладким.

Когда мы добрались до города, в котором жили, летнее небо начало медленно приобретать ярко-синий оттенок. Мы доехали до нашей обычной станции и докатили на велосипедах до района нашей школы, прежде чем расстаться в обычном месте. Поскольку нам все равно предстояла встреча в понедельник, и я, и девушка быстро распрощались и двинулись каждый по своей дороге домой.

Дома я обнаружил, что ни мать, ни отец еще не вернулись. Помыв как следует руки и прополоскав рот, я ушел в свою комнату. Я лег на кровать, и внезапно на меня накатила сонливость. Размышляя, была то физическая усталость, недосып или все вместе, я уснул.

Разбудила меня моя мама, когда пришло время ужинать, и я поел жареной лапши, смотря телевизор. Хотя большинство скажет, что путешествием может считаться все до возвращения домой, я понял, что в некотором смысле путешествие заканчивается, когда я ем домашнюю еду. Я вернулся к своей повседневной жизни.

Остаток выходных она никак не связывалась со мной. Как всегда, я сидел в своей комнате и читал книги, выйдя лишь в магазин днем за мороженным. То, что осталось от этих двух дней, прошло без происшествий, и только ночью воскресенья меня настигло осознание.

Я ждал, что она со мной свяжется.

Когда я пришел в понедельник в школу, в классе уже знали о нашем с ней совместном путешествии.

Я сомневался, замешано ли тут это, но я нашел свою сменную обувь в мусорном ведре.

В любом случае, не похоже было, чтобы я случайно напортачил.

[1] Японская розничная сеть повседневной одежды «для всех».

[2] Рисовый пирожок с начинкой из пасты красных бобов.

[3] Разновидность котацу. Низкий, накрытый покрывалом стол, расположенный над углублением в полу и иногда имеющий подогрев.

[4]   Вкус высокобелковых веществ, выделяемый в самостоятельный, пятый вкус и традиционно используемый в качестве приправы в Китае, Японии и других странах Дальнего Востока.

[5]  Японская карточная игра для трех и более игроков стандартной колодой из 52х карт. Цель игры — избавиться от всех своих карт на руках, разыгрывая более сильные карты, чем предыдущий игрок. Победитель называется daifugō (дайфуго, гранд-миллионер) и получает различные преимущества в следующем раунде, проигравший зовётся daihinmin (дайхинмин, нищий). В следующем раунде победитель может обменять одну или несколько своих слабых ненужных карт на сильнейшие у проигравшего.

[6] Ежегодная внеконкурсная награда для еды, напитков и косметики, основанная в 1961 году.