Я хочу съесть твою поджелудочную (Новелла) - 6 Глава

Девушку положили в больницу. В следующий раз я увидел ее в субботу той же недели, в больничной палате. Утро выдалось облачным, с приятной температурой. Получив сообщение о часах посещения, я пришел нанести ей так называемый больничный визит, или, скорее, меня вызвали.

Она лежала в отельной палате. Когда пришел я, других посетителей не было. Девушка, одетая в типичную больничную сорочку, со свисающей из руки трубкой, танцевала какой-то странный танец лицом к окну. Когда я окликнул ее со спины, она подпрыгнула в шоке и с громким визгом спряталась под одеяло. Я сел на металлический стул, стоявший у ее кровати, ожидая окончания шума. Она резко притихла и села на постели, как ни в чем не бывало. Ее приступам было плевать на место и время.

— Не появляйся так внезапно, я настолько смутилась, что, думала, умру.

— Если ты собралась умирать такой невиданной смертью, позволь подарить тебе то, что заставит тебя смеяться до конца жизни. Вот, гостинец.

— Ха, не стоило! Ах, клубника! Давай съедим ее. Тарелки и прочее на той полке, так что достань их.

Как она и сказала, я достал два комплекта тарелок с вилками и нож с ближайшей белой полки и сел назад на стул. Кстати, клубнику я купил на деньги, которые мне дали родители, услышав, что я иду в больницу навестить одноклассницу.

Убрав стебельки, я спросил о ее состоянии, пока мы ели ягоды.

— Все в полном порядке. Показатели были немного странными, так что мама с папой заволновались и подняли шум, что меня надо госпитализировать, но чувствую я себя вполне хорошо. Я пробуду в больнице около двух недель, мне будут вводить какое-то особое лекарство, а потом я вернусь в школу.

— Но тогда уже начнутся летние каникулы.

— Ах, и правда. Значит, придется строить планы на наши совместные каникулы, ха.

Я посмотрел на конец трубки, тянувшейся от ее руки. На стальном шесте на колесиках висел пакет с прозрачной жидкостью. В мои мысли закралось некое сомнение.

— Что ты сказала остальным вроде Лучшей-Подруги-сан, то есть, Кеко-сан?

— Кеко и остальным я сказала, что мне вырезают аппендицит. Больница тоже меня прикрывает. Похоже, они весьма переживают за меня, так что, знаешь, сказать правду становится все труднее и труднее. А что думает Ладим-кун, поваливший меня на кровать пару дней назад?

— Хмм, думаю, тебе стоит однажды нормально рассказать все Лучшей-Подруге-сан, то есть, Кеко-сан. Но, в конечном счете, мне стоит уважать принятое тобой, обнявшей меня несколько дней назад, решение.

— Не заставляй меня вспоминать об этом! Это так смущает! Перед смертью я расскажу Кеко, как ты меня повалил, и тебя убьют тайком ото всех.

— Ты и правда собираешься превратить лучшую подругу в преступницу, глубоко же в тебе грехи засели.

— Кстати, что вообще значит это твое «Лучшая-Подруга-сан»?

— Мысленно я называю Кеко-сан Лучшей-Подругой-сан. В дружеской манере.

— А я вот слышу только вежливость. Это же как «Глава-Отдела-сан», верно? – Она в смятении пожала плечами. Она совершенно не отличалась от обычной себя.

Я интересовался ее состоянием в наших сообщениях, но рад был услышать, что с ней и правда все в порядке. По правде говоря, я боялся, что время ее смерти внезапно сдвинулось вперед. Но, судя по ее виду, дело было не в этом. Ее лицо сияло, а движения были живыми.

Несколько успокоившись, я достал из рюкзака свежекупленный, непочатый блокнот.

— Ну, ладно, раз с перекусом ты закончила, пора учиться.

— Чтоооо, давай еще ненадолго расслабимся!

— Я пришел сюда, потому что ты меня об этом попросила. Не говоря уже о том, что ты и так все время здесь расслабляешься.

Конечно, помимо первой встречи с ней впервые за долгое время, у меня была достойная причина для визита в больницу. Она попросила меня собрать материалы, которые нам объясняли те несколько дней дополнительных занятий, что она пропустила, и позаниматься с ней. Ее шокировало, насколько ужасно честным я был, быстро приняв ее просьбу. В самом деле, как грубо с ее стороны.

Я передал ей новый блокнот, взял ручку и изложил ей обобщенное содержимое дополнительных занятий. Я вырезал части, которые субъективно считал необязательными, и провел краткий урок. По большей части, она слушала серьезно. Учитывая перерывы, мой шутливый урок закончился примерно через полтора часа.

— Спасибо большое, Ладим-кун, ты хорошо объясняешь, ха, тебе стоит стать учителем.

— Не хочу. И почему ты предлагаешь только профессии, требующие взаимодействия с людьми?

— Мне подумалось, что, может, я заставлю тебя сделать вместо меня то, что я хотела бы сделать, если бы не умирала.

— Если будешь так говорить, это выставит меня в дурном свете из-за моего прямого отказа, так что прекрати.

Хихикая, она положила блокнот на коричневый шкафчик у кровати. На его полках выстроилось чтиво вроде журналов и манги. Конечно, активному человеку вроде нее эта комната должна была казаться скучной. Все-таки, недавно она еще и тот странный танец исполняла.

Стояло позднее утро. Зная, что Лучшая-Подруга-сан собирается прийти где-то в обед, я должен был уйти в полдень. Когда я сообщил об этом, она пригласила меня «присоединиться к девичьему разговору», от чего я вежливо отказался. После игры в учителя в моем желудке было довольно пусто, и, в первую очередь, пока мне было просто достаточно знать, что с ней все в порядке.

— Тогда, перед тем, как уйдешь домой– фокус, посмотри на мой фокус.

— Ооо, ты уже его освоила?

— Только простой. Хотя я еще над парочкой работаю.

Показала она карточный фокус. Надо было – не глядя – достать карту, выбранную зрителем; исполнение показалось мне хорошим, учитывая, что она освоила фокус за такое короткое время. Поскольку я фокусами никогда не занимался, то и разгадать его не смог.

— В следующий раз я еще сложнее фокус покажу, готовься!

— Жду с нетерпением; возможно, в качестве последнего фокуса тебе стоит выбрать побег из горящего ящика.

— Ты о крематории? Это невозможно, знаешь ли-и-и.

— Говорил же, такие шутки…

— Сакура-а-а, ты в порядке… Стой, опять?

Я машинально обернулся на оживленный голос. Лучшая-Подруга-сан бодро вошла в палату, но при виде меня ее лицо скривилось. В последнее время мне казалось, что враждебное отношение Лучшей-Подруги-сан ко мне становилось все очевиднее. Такими темпами, не похоже было, чтобы ее желание о моей дружбе с Лучшей-Подругой-сан стало реальностью.

Я встал со стула, распрощался и отправился домой. Поскольку Лучшая-Подруга-сан явно смотрела на меня со злостью, я избегал ее взгляда. В передаче о животных вчера вечером сказали, что лучше не смотреть в глаза хищникам.

Однако, не смотря на мое желание не прерывать нашего обоюдного игнорирования, девушка на кровати внезапно вспомнила нечто возмутительное и выпалила все, как есть.

— Кстати, Ладим-кун, что там с пуловером и бельем брата, которые ты брал?

— Ах…

Никогда еще меня так сильно бездумно не проклинали. Хотя сегодня я положил в свою сумку одежду ее брата, собираясь вернуть, но забыл об этом.

Но сейчас мне нечего было сказать.

Обернувшись, я увидел, что девушка ухмыляется, а Лучшая-Подруга-сан, передвинувшаяся к кровати, стоит с шокированным лицом. Изо всех сил стараясь унять дрожь, я достал из сумки пакет с одеждой и передал ей.

— Спаси-и-ибо.

По-прежнему улыбаясь, она смотрела и на меня, и на Лучшую-Подругу-сан. Я тоже быстро глянул на Лучшую-Подругу-сан. Возможно, то было дурацкое желание увидеть что-нибудь страшное. Отойдя от шока, Лучшая-Подруга-сан теперь смотрела на меня взглядом, способным убить. Почему-то казалось, будто она рычит, словно лев.

Я немедленно отвел взгляд от Лучшей-Подруги-сан и быстро выскочил из палаты, слыша, как Лучшая-Подруга-сан придвигается к девушке и спрашивает чрезвычайно тихим голосом: «Какое еще белье?». И потому, чтобы не наживать себе проблемы, я шевелил ногами быстрее и быстрее, все дальше от палаты.

В понедельник, в начале следующей недели, по приходу в школу я обнаружил, что по классу гуляет крайне возмутительный слух обо мне.

Почему-то появилась сплетня, будто я преследую девушку. Услышал я об этом от парня, предлагавшего мне жвачку, словно это была традиция. Пока я хмурился из-за такого дурацкого слуха, он, как и ожидалось, с благодушным видом предложил мне жвачку, от чего я вежливо отказался.

Я пытался как-то определить источник слухов. Конечно, где-то в процессе нас с девушкой должны были неоднократно видеть вместе, что и раздули в сплетню, будто я всегда рядом с ней. Услышав об этом, те, кто придерживался обо мне невысокого мнения, зловредно заклеймили меня преследователем, породив слух, который воспринимали как правду – вот до чего дошла моя дедукция, но это могло быть далеко от правды.

Даже если я и не вел себя так, то все равно ужаснулся, насколько далеким от реальности был этот слух. Словно произошло какое-то крупное происшествие, почти каждый человек в классе косился в мою сторону и шептал слова вроде «там преследователь, лучше быть осторожнее», целиком купившись на сплетни.

Еще раз – я искренне ужаснулся. Как они могли так легко принять точку зрения большинства? Конечно, соберись тридцать из них вместе, они, наверное, смогли бы без колебаний убить человека. Пока человек верит в собственную правоту, пожалуй, он способен на что угодно. И при этом они даже не осознают, что такая система больше напоминает машину, чем человека.

Поэтому я считал, что, если проблема продолжит расти, последует всплеск направленных на меня издевательств, но это просто я был слишком настороженным. Проще говоря, интересовала их девушка, а не ходивший за ней я.

Нет, я даже не ходил за ней. Поэтому им не было никакого толку предпринимать что-то против меня, а мне незачем было делать ничего хлопотного. Но то, как Лучшая-Подруга-сан смотрела на меня с интересом – или, возможно, простой враждебностью – каждый день, когда я приходил в школу, это было элементарно страшно.

Когда я рассказал ей об этом во время своего второго визита во вторник, она рассмеялась, держась за свою поджелудочную.

— Кеко, все и Ладим-кун такие забавные, ха!

— Ты относишься к тем, кто считает разговоры у людей за спиной веселыми? Какой ужасный человек.

— Весело то, как все взаимодействуют с тобой – с которым никогда раньше не общались – совершенно бессмысленным образом. Итак, ты знаешь, как оказался в подобной ситуации?

— Разве не потому, что гулял с тобой?

— Так ты на меня вину перекладываешь? Но дело не в этом, а в том, что ты ни с кем нормально не разговаривал, – заявила она, чистя на кровати мандарин. – Видишь ли, все они не знают характера Ладим-куна, и потому дошли до таких мыслей. Но помимо прояснения взаимного недоразумения, думаю, тебе стоит попробовать поладить со всеми.

— Я не буду делать то, от чего никому лучше не станет.

Для меня, который останется один после ее смерти, и одноклассников, которые забудут обо мне, если ее не будет рядом, это было излишним.

— Уверена, когда все узнают о тебе больше, они как следует поймут, что ты интересный человек. К тому же, я не считаю, что они и правда плохого мнения о Ладим-куне.

Говоря о таких глупостях и чистя мандарины, я подумал кое о чем.

— Кроме тебя и Кеко-сан, они просто считают меня «Неприметным-Одноклассником».

— Ты это узнал, расспрашивая самих людей? – Она склонила голову набок, словно нанося удар по самой сути моего характера.

— Я не спрашивал. Но, думаю, так оно и есть.

— Но ты не узнаешь, если их самих не спросишь. Разве это не просто предположение Ладим-куна? И оно не обязательно верно.

— Неважно, верно ли оно, я не собираюсь ни с кем общаться, и это всего лишь мое воображение, мне просто так кажется. Мне интересно представлять, что думают обо мне люди, произнося мое имя.

— Что это за эгоцентризм? Ты относишься к эгоцентричным парням?

— Не-а, я принц эгоцентризма, прибывший из страны эгоцентризма. Прояви уважение.

Она поглощала мандарины с равнодушным лицом. Я никогда и не ждал, что она поймет мою систему ценностей. Все-таки, она относилась к противоположному мне типу личности.

Она была человеком, жившим по средствам общения с другими людьми. За ее выражениями и характером стояли свои истории. По контрасту с этим, все мои человеческие отношения за пределами моей семьи существовали только у меня в голове. Неважно, любили меня или нет, если это не приносило мне вреда – я жил с такими мыслями. С самого начала я уже отказался от общения с людьми. В противоположность ей, мне не нужно было людское окружение. Хотя если бы меня спросили, нормально ли это, я бы просто оказался озадачен.

Доев мандарины, она аккуратно сложила шкурки и выбросила их в мусорное ведро. Шарик из кожицы полетел прямо в ведро, и это банальное событие заставило ее радостно вскинуть в воздух кулак.

— Кстати, что, по-твоему, я о тебе думаю?

— Кто знает, разве не что-то, связанное со словами «мы хорошо ладим»?

Мой закономерный ответ заставил ее надуться.

— Бз-з-з, неверный ответ. Хотя раньше я так думала.

Необычная формулировка девушки заставила меня наклонить голову набок. Она так думала – другими словами, вероятно, это означало, что ее образ мышления не изменился под влиянием других людей, но она заметила, что ее собственные мысли неверны. Пусть и совсем немного, но это заинтересовало меня.

— Какого тогда ты теперь обо мне мнения?

— Если открывать такие вещи, человеческие отношения перестанут быть интересными. Дружба и любовь потому и интересны, что люди понятия не имеют, что думают о них другие.

— Так и знал, вот как ты считаешь, ха.

— А? Мы уже говорили об этом?

Вероятно, действительно забыв, она нахмурила брови, словно была озадачена. Это выражение было странным, так что я рассмеялся. Я смотрел на себя, вечного отщепенца, искренне улыбавшегося кому-то. Я сомневался, что стал незаметно для себя таким человеком, но с другой стороны, я чувствовал, что так оно и было. Той, кто сделал меня таким, без сомнения, была девушка передо мной. Хотя никто не мог знать, хорошо это или плохо. Но, в любом случае, я изрядно изменился.

Глядя на мою улыбку, она прищурилась.

— Я хочу показать всем, что ????-кун действительно хороший человек.

Ее голос звучал мягко. Так ей хватало наглости говорить подобное повалившему ее парню. Хотя, вероятно, это означало, что я до конца жизни буду сожалеть о своем поступке.

— Забудем обо всех, тебе стоит поговорить с Кеко-сан. Она меня пугает.

— Говорю же – эта девочка, она заботится о своей лучшей подруге, и потому считает, что ты меня обманываешь.

— Тогда, пожалуй, проблема в твоей способности передавать информацию. Хотя, похоже, у Кеко-сан хорошая голова на плечах.

— Хм, что, ты осыпаешь Кеко похвалой. Хочешь завести интрижку с Кеко после моей смерти? Даже я в шоке.

Я проглотил дольку мандарина и посмотрел на ее слишком бурную реакцию с равнодушным лицом. Она снова села на постели, видимо, потеряв интерес, что вызвало у меня очередную улыбку.

— Ладно, сегодняшний фокус…

На этот раз она решила показать, как монета в ее ладони словно бы исчезает и появляется по ее желанию. Я увлекся представлением и, как и с прошлым фокусом, подумал, что для новичка исполнение отличное. Ничего не знавший я почти дошел до мысли, что, возможно, она наделена исключительным талантам к таким вещам.

— Ну, все-таки я постоянно тренировалась! Времени ведь у меня нет, сам знаешь.

Разве тренироваться она могла не потому, что время у нее было? Я собирался вежливо нанести этот удар, но не стал, давая ей понять, что я не щедр на шутки.

— Такими темпами через год ты и правда удивительной станешь, ха.

— Хм, ну, полагаю!

Она сделала странную паузу. Возможно, ей не понравилось, что ее шутку проигнорировали. Выбора у меня не было, так что я искренне похвалил ее усердный труд и его плоды. Она улыбнулась, приободрившись.

На этом мой второй визит к ней в больницу закончился без проблем.

Проблема поджидала меня по дороге из больницы домой.

Для меня местом, которое я назвал бы самым любимым в мире, были книжные магазины, и в этот день я тоже заскочил в книжный по дороге домой из больницы. В помещении с перегруженным кондиционером я листал книги. К счастью, я не привел с собой девушку, которую, в итоге, заставил бы ждать, так что я без проблем мог провести здесь столько времени, сколько хотел.

Гордиться мне было нечем, но я был уверен лишь в своей способности сосредотачиваться на чтении. Например, если мне не предлагали жвачку, и не звенел мой внутренний колокольчик, я, наверное, мог вечно блокировать все происходящее вокруг меня, читая книгу в собственном мирке. Будь я диким травоядным, точно замечтался бы о других мирах, не замечая хищника поблизости, и сразу оказался бы съеденным.

И потому, закончив читать рассказ из книги в мягкой обложке в один заход и вернувшись в мир, способный лишить девушку жизни по средствам болезни, я заметил это слишком поздно.

Рядом со мной стоял лев.

Я подпрыгнул в шоке, ошарашенный. Со свисающей с плеча большой сумкой, она смотрела в книгу у нее в руках. Но я знал наверняка, что пришла она по мою душу.

Возможно, я смог бы тихонько отойти, уйти отсюда и сбежать. Но мои мимолетные надежды сразу же рухнули.

— Что ты думаешь о Сакуре? – Одна эта фраза, произнесенная Лучшей-Подругой-сан без приветствия и вступления, таила в себе силу, угрожавшую проглотить меня в случае неверного ответа.

Я чувствовал, как по моей спине стекают холодные капли – я попал. Какой же ответ верный? Но, размышляя об этом, я кое-что осознал. Касательно вопроса Лучшей-Подруги-сан, было ясно все, кроме моих чувств к этой девушке. Я выбрал вариант честного и правдивого ответа.

— Я не знаю.

Последовавшие несколько секунд молчания я не знал, растерялась Лучшая-Подруга-сан или укрепилась в своем намеренье убить, но не успел я заметить, как моя рука оказалась в львиных когтях. С силой потянув меня так, что я пошатнулся, она заговорила угрожающим тоном.

— Хотя эта девчонка и ведет себя так, ранить ее легче, чем других. Так что прекрати с ней сближаться с такими половинчатыми чувствами. Потому что если ее это ранит, я тебя убью.

«Я тебя убью» – это отличалось от неуместных угроз учеников младшей и средней школы своим врагам; то было серьезное объявление ее намерений касательно меня. Я содрогнулся.

Не сказав ничего больше, Лучшая-Подруга-сан ушла, оставив меня в отчаянных попытках успокоить свое сердце, громко стучавшее на весь книжный. В итоге, я не мог сойти с места, пока мне не предложил жвачку случайно зашедший в магазин одноклассник.

Что же я думал об этой девушке? Тем вечером я попробовал серьезно обдумать этот вопрос.

Но, как и ожидалось, я не смог найти ничего, близкого к ответу.

На следующий день после того, как меня чуть не загрызли, я получил от девушки сообщение с приглашением. Последние два раза она связывалась со мной за день до визита, так что это было необычно. Я подумал, что что-то произошло, но дело было вовсе не в этом. Стоило мне придти, как она заговорила с решительной улыбкой.

— Не поможешь мне сбежать из больницы?

Этой девушке просто хотелось сразу поделиться со мной придуманной ею шалостью.

— Не хочу, меня еще не тянет становиться убийцей.

— Ничего, все простят тебе похищение из больницы умирающей возлюбленной, которая умрет в процессе, поскольку это по взаимному согласию.

— По твоей логике, мне сойдет с рук, даже если я оболью человека кипятком, потому что меня попросили?

— Ха, а разве нет?

— Нет. Это просто физическое насилие. Поэтому вещи вроде побега из больницы – делай это со своим возлюбленным, который не против укоротить твою жизнь.

— Тц. – С таким видом, словно была серьезно разочарована, она накрутила на палец резинку для волос. Я удивился. Она и правда хотела заставить меня пойти на поступок, подвергший бы больную ее опасности? И тогда я испытал шок. Даже если это была шутка, она и правда предлагала глупый поступок, подвергший бы опасности остатки ее жизни.

Или же это не было шуткой. Я смотрел на ее улыбавшееся, как обычно, лицо, с чувством тревоги, словно оно могло растаять и исчезнуть в любой миг.

Затем по ее предложению: «ладно, тогда выйдем из палаты», мы вместе отправились в магазинчик на третьем этаже. Чтобы свисавшая с ее правой руки трубка не вылетела, она шагала впереди меня, осторожно неся пакет с лекарством, чем-то напоминавший микрофонную стойку. В таком виде она вызывала в мыслях образ больного человека. Так я подумал.

На ближайшем к магазину диване она заговорила, сидя рядом со мной и поедая мороженое. Я не понял, почему она внезапно подняла такую тему.

— Эй, ты знаешь, почему сакура цветет весной?

— Ты о себе? Тогда я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я не об этом, я хоть раз себя по имени называла? Н-неужели ты, с другой женщиной по имени Сакура… Так ты оказался таким неверным мужчиной, ха, не лучше ли тебе просто умереть?

— Прекрати пытаться меня с собой утянуть лишь потому, что тебе, похоже, нечем будет на небесах заняться. Верно, тебе стоит любой ценой провести свои похороны на Томобики [1], день, когда ты тянешь за собой друзей.

— Ни за что, я хочу, чтобы мои друзья жили, так что не пойдет.

— Тогда можешь ты написать на каком-нибудь клочке бумаги причину, по которой считаешь мою смерть нормальной, и передать мне? Итак, насчет цветения сакуры весной. Разве дело не в том, что такой уж это цветок?

Я произнес самую разумную фразу, а она фыркнула в нос, словно была откровенно глупой. Я едва сдержался, чтобы не сунуть ей в нос лимонное мороженое, которое держал в руке.

Видимо, распознав мое плохое настроение, она весело рассмеялась и объяснила часть, до которой пыталась дойти.

— Я расскажу тебе. Когда сакура осыпается, на самом деле, следующее поколение цветов пробивается в течение трех месяцев. Но они продолжают дремать. Они ждут, пока потеплеет, чтобы дружно расцвести. Другими словами, сакура ждет подходящего момента для цветения. Разве не чудесно?

Выслушав ее, я подумал, что она приписывает цветку слишком много воли. Дерево просто ждет переносящих пыльцу насекомых или птиц – или обоих. Однако, возражать я не стал. Что касается причины, дело было в том, что я дошел до другого мнения с другой перспективы.

— Понятно, это имя и правда идеально тебе подходит.

— Потому что цветы красивые? О-о-ой, ты заставляешь меня краснеть.

— …Не в этом дело, я просто подумал, что имя предпочитающего цвести весной цветка идеально для тебя, считающей встречи и события не совпадением, но делом выбора.

Исчезнув на миг после моих слов, на ее лице появилась улыбка, и она сказала: «Спасибо!». «Идеально» в данном случае было равносильно «подходящему» – комплиментом это не было, и я не понимал, почему у нее такой счастливый вид.

— Имя ????-куна тоже отлично тебе подходит, знаешь ли.

— …Сомневаюсь.

— Все-таки ты: Сильно помогаешь. И. Грамотно поддерживаешь. Агонизирующую меня.

Она выдала эту шутку с громким смехом, указывая то на меня, то на нее.

Услышав эти слова, я прокрутил в памяти все наши прежние разговоры и снова подумал, что сегодня она очень странная.

Она грызла арбузный фруктовый лед, и, как всегда, казалось, словно она будет жить вечно. Это осталось неизменно, и все же, где-то в ее шутке я слышал нечто – да, словно наступил последний день летних каникул, и она лихорадочно искала, что еще не успела сделать.

Что случилось?

В глубине души я задавался этим вопросом. Однако, вслух я его не произнес, поскольку замеченное мной мимолетное нетерпение внутри нее было только естественным. Ей оставалось жить только год. Прежде всего, такое легкомысленное отношение с ее стороны было бы более странным.

Поэтому в тот день я решил отнестись к полученному от нее тревожному чувству как к полнейшей мелочи, рожденной из моего субъективного восприятия.

Это казалось мне правильным.

Тем не менее, когда меня снова позвали в больничную палату в субботу, испытываемое мной легкое чувство тревоги обрело форму прямо перед моими глазами.

Когда я зашел в комнату в назначенное время, она сразу заметила мое присутствие и окликнула меня, улыбнувшись. Но улыбка эта была слегка неловкой.

Она словно педантично натянула это сияющее выражение на свою душу, а потом отпустила тревогу. Подсознательно я ощущал, что что-то не так.

Я уговорил свои трусливые ноги двинуться вперед и сел на свой обычный стул. С решительным выражением она произнесла вполне ожидаемые мной слова.

— Эй… ????-кун.

— …Ага, в чем дело?

— Один раз можно, так что… – С этими словами она схватила оставленные на тумбочке игральные карты. – «Правда или действие» – не сыграешь со мной?

— …Зачем?

Предложение сыграть в дьявольскую игру. Хотя, похоже, я и мог сразу отказаться, мне хотелось узнать, почему она внезапно предложила подобное, а больше всего меня интересовал ее изможденный вид.

Поскольку сразу ответить она не могла, я продолжил говорить.

— Значит, ты хочешь спросить меня о чем-то любой ценой или же заставить меня что-то сделать любой ценой, ха. Или, возможно, что-то, от чего я откажусь, попроси ты норма…

— Это… Дело не в этом. Наверное, ты бы и так мне сказал, но я не могу заставить себя спросить, и потому подумываю просто положиться на удачу.

С чем же это она так церемонилась, что не могла сформулировать? Я не знал, какие секреты смогли бы ее озадачить.

Девушка посмотрела мне в глаза. Она словно пыталась протолкнуть вперед свою сильную волю. Почему-то ее взгляд стер мое желание отказаться. Просто я был тростниковым плотом. Или же дело было в том, что говорил я с ней.

Поразмыслив, я, в итоге, принял такое решение:

— …Все-таки, ты одолжила мне книгу. Если это всего один раз, то я сыграю.

— Спасибо.

Она произнесла лишь одно слово благодарности с таким видом, словно знала мой ответ заранее, и начала тасовать карты. Как я и думал, она вела себя странно. Обычно у нее была привычка болтать лишнего, словно она без этого жить не могла, но сегодня она говорила без добавления лишних слов. Задаваясь вопросом, что же с ней случилось, я чувствовал, как любопытство и тревога смешались в йогурт в моем сердце.

Правила «правды или действия» были такими же, как раньше. Поскольку играли мы только один раунд, то перетасовали карты по пять раз каждый, а затем положили колоду на кровать, чтобы вытянуть карту из любого места.

После того, как она с большим трудом вытянула карту ниже середины, я взял самую верхнюю. Поскольку лежали они рубашками вверх, мы не знали, какую карту получили, и потому никакой разницы в ценности наших карт не было. Более того, я не вкладывался в игру так, как она. Наверное, она бы разозлилась, скажи я нечто подобное, но на этот раз мне было все равно, выиграю я или нет. Если бы исход матча зависел от разницы в боевом духе и силе воли, если бы боги создали в этом мире такую ситуацию, победа, без сомнений, досталась бы ей.

Она, наверное, сказала бы, что интересно как раз-таки потому, что это не так.

Мы дружно перевернули наши карты, и у нее появилось выражение искреннего расстройства.

— Уааа, ну вот, полное поражение.

Она вцепилась в покрывало, словно ожидая, когда уйдет ее разочарование. Мне, победителю, оставалось только смотреть. Вскоре она заметила мой взгляд и отбросила куда-то свое разочарование, улыбнувшись.

— Ничего не поделаешь, ха! Так уж получилось! Потому и интересно!

— …Понятно, так мне нужно вопрос придумать, ха.

— Ничего, я отвечу на что угодно, ты в курсе? Может, хочешь послушать о моем первом поцелуе?

— Я не собираюсь тратить это ценное право на вопросы, ценность которых опускается ниже лифта.

— …Но ведь у лифтов и своя ценность есть?

— И? Что с того? Ты и правда считаешь, будто я что-то разумное сказал?

Приободрившись, она рассмеялась. Вид смеющейся девушки заставил меня подумать, что, возможно, мне просто показалось, и она не отличается от обычной себя. И в этот раз, и во время прошлого моего визита в больницу – возможно, не было значимых оснований для перемен в ее внешности. Ее выражение могло поменяться от любой мелочи, вроде алкоголя или погоды – по таким незначительным причинам. Да, на это я надеялся.

Я, против воли получивший право, задумался. О чем мне спросить девушку? Мой интерес к ней не изменился с тех пор, как мы играли в эту игру в прошлый раз. Как вообще мог появиться в мире человек вроде нее? На самом деле, возможно, меня интересовала еще пара вещей. Например, что она обо мне думала.

Однако, мне не хватило смелости спросить ее об этих вещах. Человека вроде меня порождает трусость – я осознал это, будучи с ней. Я был противоположностью смелой девушки.

Я посмотрел на нее, думая, что бы спросить. Она пялилась в мою сторону, ожидая вопроса. Девушка, сидевшая на кровати, лишь немного больше прежнего казалась умирающей.

Желая стряхнуть это чувство, я определился с вопросом, тут же слетевшим с моего языка.

— Что для тебя значит жить?

— Уааа, ты и правда серьезен. – Посмеявшись надо мной, она сделала задумчивое лицо и, размышляя, посмотрела на небо. – Жить, ха, – пробормотала она.

Уже по этому я видел, что смотрит она не на смерть, но на жизнь, и от одного лишь этого – хотя то была ничтожная мелочь – я почувствовал, как полегчало у меня на сердце. Я был трусом. Я уже знал, но где-то внутри по-прежнему не мог смириться, что она умрет.

Я вспомнил, в какое смятение пришел, заглянув в ее рюкзак во время поездки, и как она загнала меня в угол своим последним вопросом в тот день.

— Ага! Вот оно! Поняла! – Она указала вверх указательным пальцем, показывая, что пришла к заключению. Чтобы не пропустить ничего из ее слов, я навострил уши. – Что значит жить, видишь ли…

— …

— Это, конечно, связь наших сердец с чужими сердцами. Стремление к этому мы и зовем жизнью.

…Аах, теперь понимаю.

Осознав это, я покрылся мурашками.

То, что считалось ее сутью, через ее взгляд и голос, жар ее воли и дрожь ее жизни – я осознал, что это потрясло мою душу.

— Признавать кого-то, испытывать к кому-то симпатию, испытывать к кому-то ненависть, наслаждаться совместным с кем-то временем, ненавидеть быть рядом с кем-то, держаться с кем-то за руки, обнимать кого-то и отдаляться от кого-то. Вот, это жизнь. Будь мы одни, не знали бы, что существуем. Я, которая ненавидит кого-то, хотя и любит кого-то другого, которая наслаждается совместным временем с одним человеком и ненавидит быть рядом с другим – думаю, из-за таких вот отношений с людьми я – не кто-нибудь другой – живу. У меня есть сердце, потому что все существуют, и тело, чтобы я могла со всеми соприкасаться. Прямо сейчас я, созданная такой, живу. Прямо здесь я все еще живу. Вот почему в рождении людей есть смысл. Через наш выбор прямо сейчас, прямо здесь ты и я живем.

— …

— …Ну, в итоге я изрядно разгорячилась, но на это на самом деле была серия «Серьезных подростковых дискуссий»?

— Не-а, это больничная палата, – ответил я очень кратко. Она надула щеки.

Я надеялся, что она не станет возражать, поскольку не хотел, чтобы все так вышло.

— …

— ????-кун?..

На этот раз, слушая ее слова, впервые я смог обнаружить мои истинные чувства, скопившиеся в самых глубинах моей души. Когда я их осознал, они оказались прямо у меня под носом, но хоть они и стали частью самого моего сердца, я не замечал их до сих пор. Просто я был трусом.

Ответ, который я искал последние несколько дней – нет, на самом деле, всегда – был прямо там.

Верно, я… тебя.

Я подавлял эти слова, и на это ушли все мои силы.

— …В самом деле.

— Ах, ты наконец-то снова заговорил, в чем дело? ????-кун?

— Ты и правда многому меня научила.

— Ого, чего это так внезапно, это смущает.

— Я и правда так чувствую. Спасибо.

— У тебя температура?

Она приложила ладонь к моему лбу. Но, само собой, поскольку температура была нормальной, склонила голову набок. Точнее, она и правда серьезно считала, что у меня температура? Посчитав это забавным, я рассмеялся. При виде этого она снова потянула ко мне ладонь. Я опять рассмеялся. И все повторилось по кругу.

Ааах, мне было весело. Потому, что она была здесь.

Когда она наконец-то поняла, что температуры у меня нет, я с благодарностью предложил съесть кубики ананасов, которые купил для нее.

Во время прошлого больничного визита, она сказала, что ананасы подойдут для следующего, и теперь ее лицо расцвело от счастья.

Пока мы поедали ананасы, она вздохнула.

— А-ах, мне совсем не везет, ха.

— В «правде или действии»? Действительно, но даже без всякой игры я отвечу, если ты задашь посильный мне вопрос.

— Ничего, это ведь просто исход игры, – спокойно отказалась она. Как и раньше, я по-прежнему не имел понятия, что она собиралась спросить.

Когда мы закончили с перекусом, я объяснил ей новые материалы, изученные нами на дополнительных занятиях, а затем началась демонстрация традиционного фокуса. Поскольку с прошлого визита прошло не так много времени, на этот раз она показала кое-что простое с магической бутафорией. Как обычно, я, лишенный базовых знаний о магии, был искренне поражен. Даже во время наших занятий и фокусов я – не осознававший до недавнего времени собственных чувств – смотрел только на нее.

— Ладно, мне пора идти. Все-таки, мой желудок тоже опустел.

— Ха! Уже уходишь домой? – Она протестующе заметалась, словно ребенок. Возможно, она боялась одиночества в больничной палате куда сильнее, чем я думал.

— Тебе разве не пора обедать? К тому же, я не хочу, чтобы Кеко-сан мной пообедала.

— Тоже поджелудочной?

— Возможно, ха.

Я встал, представляя, как на меня нападает кровожадный зверь, и она воскликнула: «Подожди!».

— Подожди еще немного – ладно, у меня еще одна последняя просьба.

Она подозвала меня ближе жестом руки. Я подошел без всякого опасения, и она с таким видом, словно была лишена злой воли, или сдержанности, или скрытых мотивов, или тайных замыслов, или сомнений, или ответственности вытянула верхнюю половину своего тела и обняла меня.

Я забыл шок, который испытывал в ответ на ее совершенно непредсказуемые действия. Спокойный до такой степени, что сам этому удивился, я положил подбородок ей на плечо. Приторно.

— …Эй.

— Это отличается от недавнего, знаешь ли, это не шалость.

— …Тогда что?

— В последнее время мне до странного нравится людское тепло.

Ее манера говорить вызывала у меня некоторое осуждение.

— Эй, на самом деле, я все время думал об этом, но…

— Мои параметры? Раз уж моя грудь к тебе прижимается.

— Ты уверена, что не идиотка?

— Ха-ха-ха.

— Дело в том, что ты немного странно себя ведешь. Что-то случилось?

По-прежнему обнимая ее, нет, точнее, все еще находясь в ее насильственных объятиях, я молча ждал ее ответа. Теперь уже я не думал, будто из меня делают дурака или, скорее, считал, что если ей нравится делать подобное с теплом моего тела, то пусть использует его на свое усмотрение.

Она медленно дважды покачала своей головой.

— …Не-а, со-овсем ничего!

Само собой, я не поверил этому. Но мне не хватало смелости вытянуть из нее то, что она не хотела говорить.

— Все так и есть, мне просто хотелось почувствовать вкус правды и повседневной жизни, которые ты мне дарил.

— …Понятно.

Ну, даже обладай я выдающейся смелостью или даже не обладай, к этому времени я не мог ничего поделать с непониманием содержимого ее сердца.

Явление под названием «удачный момент» явно меня покинуло.

Девушка все еще молчала, когда я услышал за спиной звериный рык.

— Сакура-а-а, доброе ут… Что, ты… Непростительно!

Я оттолкнул ее на кровать и, услышав её «о-о-ой», оглянулся через плечо, чтобы обнаружить смотревшую на меня с дьявольским выражением одноклассницу. Даже я не смог заставить себя отвести взгляд. Лучшая-Подруга-сан медленно двигалась ко мне, и, думая сбежать, я отступил назад, но кровать преградила дорогу.

Когда Лучшая-Подруга-сан наконец-то собралась схватить меня за шиворот, я получил помощь от той, кому, вероятно, следовало отдыхать независимо от обстоятельств. Девушка быстро встала с постели и крепко обняла Лучшу-Подругу-сан.

— Я успокою Кеко, так что!..

— Ах, тогда пока!

Вынуждено или, скорее, добровольно сбегая от Лучшей-Подруги-сан, я вышел из палаты. Я всегда сбегал, когда она приходила. Наконец, пока я мастерски игнорировал громко выкрикивавшую мое имя Лучшую-Подругу-сан, мой третий визит подошел к концу. Казалось, словно ее приторный запах прилип к моему телу.

Как я и ожидал – хотя, возможно, мне не стоит так говорить, поскольку я не знал наверняка, что случилось, но – на следующий день, воскресным вечером, я получил сообщение от девушки и узнал правду о том, что она скрывала в тот день.

Ее пребывание в больнице было продлено на две недели дольше запланированного.

[1] Одна из дат старого японского лунного календаря, название которой дословно переводится как «потянуть друга». День считается благоприятным, за исключение полудня, но не подходит для похорон, ибо друзья умершего рискуют отправиться вслед за ним.