Я хочу съесть твою поджелудочную (Новелла) - 8 Глава

Шел дождь. Летние каникулы подходили к концу, но после случившегося едва ли кто-то был в настроении доделывать домашнее задание.

То были мои первые мысли после пробуждения. Наступило десятое утро в мире без нее.

Поскольку я относился к тем, кто быстро разбирался с домашним заданием, мне никогда не приходилось спешить в панике прямо перед концом летних каникул.

Я спустился умыться на первый этаж; отец перехватил меня, когда заходил в ванную проверить свой внешний вид перед уходом на работу. Мы обменялись любезностями, и когда я собирался выйти из ванной, отец похлопал меня по спине. Я решил, что, должно быть, в этом заключен некий смысл, но думать об этом было в тягость.

Я поздоровался со стоявшей на кухне матерью и сел за стол. Меня ждал обычный завтрак. Взяв свою тарелку двумя руками, я отпил мисо-суп. Мисо-суп моей мамы был вкусным, как и всегда. Пока я ел, мама подошла к столу с чашкой ароматного горячего кофе.

Когда я покосился на нее, она посмотрела на меня.

— Ты, ты сегодня куда-то собрался, ха.

— Ага, после полудня.

— Вот, держи. – Она как ни в чем не бывало передала мне белый конверт. Взяв его, я заглянул внутрь. Там лежала единственная купюра в десять тысяч йен. Я в шоке посмотрел на мать.

— Это…

— Сходи и попрощайся нормально.

Сказав лишь это, она повернулась к телевизору и засмеялась над бессмысленной фразой артиста. Молча доев завтрак, я вернулся в свою комнату с белым конвертом в руках.

Я провел в своей комнате время до полудня, а потом оделся в школьную форму. Так получилось, что я слышал, будто лучше пойти в форме, чем в обычной одежде, не говоря уже о том, что мне также хотелось избежать возникновения подозрений со стороны ее семьи.

Я причесал свои лохматые волосы в ванной на первом этаже. Моя мама уже ушла на работу.

Я вернулся в комнату, чтобы сложить в сумку нужные мне вещи – полученные от матери деньги, свой мобильник и «Маленького принца». Я все еще не мог вернуть одолженные деньги.

Я вышел из дома через переднюю дверь. Дождь лил во всю – капли отскакивали от земли, оставляя на моих брюках множество мокрых пятен. Поскольку без зонта было не обойтись, я отказался от поездки на велосипеде и пошел к дому девушки пешком.

Стояла середина дня, падали крупные капли дождя, так что на улице людей было мало. Я тихо шел по дороге к школе.

Заскочив в магазин рядом со школой, я купил нормальный конверт для денег в знак соболезнования. К счастью, в магазине стоял стол для покупателей, решивших поесть на месте, так что я воспользовался возможностью сесть и переложить деньги в конверт.

Пройдя дальше от школы, я оказался в жилом районе.

Ааах, понятно.

В закутке жилого района. Я подумал об этом, хотя мысль была беспардонной.

Ее убили где-то здесь. Сегодня в этом районе почти не было прохожих. Вероятно, в тот день было так же. Ее ударили ножом. Не тот, у кого она вызывала ненависть, и не тот, кто сочувствовал ее участи, но человек, чьего лица она даже не знала.

Странно, но я не чувствовал ни капли вины. Если бы в тот день у нас с ней не было планов, она, наверное, не умерла бы – в подобных сожалениях не было смысла, и я уже понял, что проблема не в этом.

Пожалуй, некоторые посчитали бы уравновешенного меня бессердечным. Кто-нибудь?

Мне было грустно.

Но хоть я и грустил, это не сломало меня, ничего такого. Конечно, ее потеря меня опечалила. Но многие должны были грустить сильнее меня. К ним относилась ее семья, с которой мне предстояла встреча, Лучшая-Подруга-сан и, пожалуй, парень, бывший старостой нашего класса. Когда я думал об этом в таком ключе, то не мог искренне принять свою печаль.

К тому же, начни я горевать, это не вернет ее назад. Естественное заключение позволяло мне крепко держать себя в руках.

Я шел под дождем. И миновал место, где меня ударили.

Я не особо волновался из-за визита в ее дом. Я не думал ни о чем, кроме того, что делать, если там никого не окажется.

Оказавшись перед ее домом во второй раз, я без колебаний нажал на кнопку домофона, и вскоре послышался ответ. Я испытал облегчение.

— …Кто там? – произнес сдавленный женский голос.

Я назвался и представился одноклассником Сакуры-сан. Ахнув, она немного помолчала, а потом, наконец, сказала: «Пожалуйста, подожди секунду», после чего домофон замолк.

Я ждал под дождем, пока входную дверь не открыла стройная женщина. Почему-то в ней угадывалась мама девушки. Несмотря на ее худощавое телосложение, они с девушкой были очень похожи. После обмена приветствиями она пригласила меня в дом со смущенной улыбкой. Я сложил зонт и зашел по приглашению в дом.

Закрыв за собой дверь, я склонил голову.

— Простите, что пришел так внезапно без приглашения. Мне нужно было присутствовать в другом месте, и потому я не смог появиться на поминальном обряде и похоронах, так что мне хотелось бы хотя бы зажечь благовония.

Мои смешанные с ложью слова вызвали у нее еще одну смущенную улыбку.

— Все в порядке, все равно сейчас больше никого нет. Уверена, Сакура бы тоже обрадовалась.

Мне было интересно, где же сейчас была эта радостная девушка, но вслух я ничего не сказал.

Разувшись, по приглашению я прошел вглубь дома. Возможно, виной было лишь мое воображение, но внутри дом выглядел шире, чем во время моего прошлого визита, из-за чего казался немного холоднее.

Меня отвели в гостиную, куда я не входил в прошлый раз.

— Пожалуй, стоит начать с молитвы.

Я кивнул, и ее мама отвела меня в крытую татами комнату, связанную с гостиной. Хотя я почувствовал дрожь в теле и сердце, заглядывая в комнату, но кое-как сумел выстоять прямо и шагами, которые не казались мне неестественными, подошел к большой деревянной полке с расставленными на ней разнообразными предметами.

Ее мама опустилась на колени, достала с нижней полки спички и зажгла свечу на подставке рядом с держателем для благовоний.

— Сакура, пришел твой друг. – Ее слабый голос, обращенный к портрету на полке, никуда не девался – он доходил лишь до пустых перепонок моих ушей.

По ее приглашению я сел на колени на подушку, лежавшую на полу.

Готов я был или нет, но оказался лицом к лицу с портретом девушки.

Ее улыбка на снимке; даже сейчас я почти слышал ее смех, совсем как когда она была жива.

Дело плохо…

Я отвел взгляд от снимка, позвонил в неизвестный мне инструмент, издавший пронзительный звон, и сложил руки вместе.

Но почему-то я не мог придумать, что сказать в молитве.

Завершив молитву, я повернулся к ее матери, сидевшей рядом со мной на коленях. Я слез с напольной подушки. Она улыбнулась усталой улыбкой, когда я пересел к ней.

— Я одолжил одну вещь у Сакуры-сан. Нечего, если я отдам ее тете?

— Что-то от нее… Хмм, интересно, что это.

Я достал из сумки «Маленького принца» и передал ее матери. С выражением, в котором читалось узнавание, ее мама обняла книгу, после чего положила рядом с фотографией девушки в качестве подношения.

— …Спасибо тебе большое за то, что дружил с Сакурой. – Она почтительно склонила голову, чем заставила меня растеряться.

— Нет, это мне стоит быть благодарным, она и правда помогла мне при жизни. Она была такой энергичной, и вместе с ней мне тоже становилось веселее.

— …И правда, ха, она была энергичной.

Заметив неуверенность в ее голосе, я осознал, что помимо меня никто за пределами ее семьи не знал о ее поджелудочной.

Хотя я и думал, что должен сохранить это в секрете, я понял, что не смогу заговорить о своей главной цели, если продолжу в таком духе.

На самом деле, моя совесть говорила мне не поднимать эту тему с ее семьей через столько времени, но я проигнорировал ее и ринулся вперед.

— Простите… Но мне хотелось поговорить кое о чем.

— Хм, о чем же? – У ее матери было нежное печальное выражение. Я снова отмахнулся от своей совести.

— По правде говоря… Я знал о ее болезни.

— А… – Как я и ожидал, у ее матери появилось удивленное выражение.

— Она рассказала мне об этом. Так что я и представить не мог, что случится нечто подобное.

По-прежнему удивленная, ее мама безмолвно поднесла руки ко рту. Как я и думал, она не сообщала семье, что рассказала кому-то о своей болезни. Так я посчитал. Если спросите о причине, дело в том, что хотя я и сталкивался множество раз в ее палате с Лучшей-Подругой-сан, с ее семьей я не встречался ни разу. Хотя случись это, озадаченным оказался бы именно я.

— По правде говоря, я просто случайно встретил ее в больнице. Тогда я и услышал от нее об этом. Хотя я до сих пор не понимаю, почему она решила мне рассказать. – По ее молчанию я предположил, что она меня слушает, и продолжил. – Она держала это в секрете от других одноклассников. И потому простите, тетя, что поднял сейчас такую тему и удивил Вас.

Я обратился к истинному мотиву моего визита.

— На самом деле, я пришел сюда сегодня не только ради молитвы, у меня есть еще одна просьба. Я хотел бы взглянуть на книгу, которую она носила с собой, как дневник.

— …

— «Записи о жизни с болезнью».

Эти слова стали спусковым крючком.

Ее мама, мама Ямаути Сакуры, по-прежнему прикрывала руками рот, а по ее щекам потекли слезы. Тихо, тихо пытаясь подавить свой голос, она плакала.

Наконец, с еще не высохшими слезами, ее мама пристально посмотрела на меня и заговорила о причине ее слез.

— Так это был ты, ха…

Что это значило?

— Я рада… Я рада… Что ты пришел… Я очень рада.

Я понимал ее все меньше и меньше. Растерявшись, я просто смотрел, как падали ее слезы.

— Подожди секундочку…

Ее мама встала и ушла в другую часть дома. Оставшись один, я задумался о причине слез и слов ее матери, но ничего не приходило в голову.

И потому, не успел я ничего понять, как в комнату вернулась ее мама. Она несла знакомую мне на вид книгу.

— Вот она…

Плача, ее мама мягко положила томик на пол и повернула его передней обложкой ко мне. Это точно была книга, которую она всюду носила с собой. Это была книга, чье содержание она старательно скрывала, кроме одного случая.

— Да, это «Записи о жизни с болезнью». Я слышал, они были дневником, который она завела, заболев. При ее жизни я его не читал, но она сказала открыть его для всех после ее смерти. Вы что-нибудь слышали об этом?

Она все кивала и кивала безмолвно множество раз. Каждый раз слезы падали на татами и ее светлую юбку.

Я склонил голову надлежащим образом и озвучил свою просьбу.

— Пожалуйста, можно мне заглянуть внутрь?

— …Да… Конечно, конечно…

— …Спасибо большое.

— Это то, что Сакура оставила, думая о тебе.

Мои руки, тянувшиеся к книге, замерли. Против моей воли руки машинально остановились, и я посмотрел на лицо ее матери.

— …А?

Она заговорила, пока ее лицо быстро заливали слезы.

— Я слышала об этом…От Сакуры… Она хотела, чтобы этот дневник… После ее смерти отдали одному человеку… Одному-единственному человеку… Знавшему о ее болезни… Она сказала, дело в том… Что это человек знал о «Записях о жизни с болезнью»…

Заливавшие ее лицо слезы таяли в воздухе. Мне оставалось лишь слушать. Со стороны за нами наблюдала улыбавшаяся девушка.

— Хотя этот человек… Этот человек… Был трусом… И мог не придти на похороны, он точно пришел бы за этим… А до тех пор… Она сказала не показывать дневник никому, кроме семьи… Я ясно помню ее слова… Так оно и было, давно…

Возможно, поддавшись эмоциям, ее мама заплакала, закрыв лицо обеими руками. Мне оставалось лишь сидеть, сбитому с толку. Это отличалось от того, что слышал я. Девушка оставила эти записи, для меня?

В моей голове пронеслись воспоминания о девушке.

В перерывах между слезами послышался голос ее матери.

— Спасибо… Спасибо большое… Благодаря тебе… Она… Она была… С тобой…

Не в силах это вынести, я взял лежавший передо мной дневник. Никто не помешал мне этого сделать.

Я начал с нескольких первых страниц – монологов со времен средней школы.

«29ое ноября, 20ХХ.

Мне совсем не хочется писать о мрачных вещах, но не писать о подобном не выйдет, ха. Это произошло, когда я услышала о своей болезни. Моя голова совершенно опустела, и, не зная, что делать, я разволновалась и заплакала, разозлилась, сорвалась на свою семью, и еще много чего. Прежде всего, мне бы хотелось извиниться перед семьей. Простите. Спасибо, что присматривали за мной, пока я не успокоилась…».

«4ое декабря, 20ХХ.

В последнее время похолодало. Но узнав о своей болезни, я начала думать о разных вещах. Одной из них было мое решение не обижаться на свою судьбу. И потому я называю это записями не борьбой с болезнью, но жизнью с ней…».

Каждые несколько дней она фиксировала события своей повседневной жизни. Так продолжалось пару лет. Но и так ее записи того времени были довольно короткими. Посчитав, что они не особо связаны с тем, что мне хотелось узнать, я решил пока просмотреть их бегло. Конечно, тут и там попадались моменты, привлекшие мое внимание.

«12ое октября, 20ХХ.

Я завела нового парня. Странное чувство. Если продолжу долго с ним встречаться, наверное, придется рассказать ему о моей болезни. Хотя мне не очень хочется».

«3ье января, 20ХХ.

Мы расстались. Вещи вроде расставания в первые три дня года – пожалуй, это может быть дурным предзнаменованием. Кеко меня утешала».

«20е января, 20ХХ.

Однажды мне придется и Кеко о моей болезни рассказать. Но это может подождать до последнего момента. Потому что я хочу и дальше веселиться с Кеко. На случай, если Кеко это читает, извинюсь прямо здесь за молчание. Прости, что не рассказала, что умираю».

Закончив среднюю школу, она поступила в старшую и вместе с Лучшей-Подругой-сан наслаждалась радостями юности по полной. Прошел год, она перешла во второй класс; повседневная жизнь, которую она решила прожить весело, даже чувствуя приближение смерти, глубоко впитывалась в мое нутро, строчка за строчкой.

«15ое июня, 20ХХ.

Похоже, я все больше становлюсь похожей на старшеклассницу. Я совершенно растерялась, вступать ли в клуб, но все-таки решила никуда не вступать. Я даже подумывала вступить в несколько культурных клубов, но, дорожа временем со своей семьей и друзьями, решила остаться без клуба. Кеко, как и раньше, потеет каждый день, играя в волейбол. Постарайся, Кеко!».

«12ое марта, 20ХХ.

Часто говорят, что от вида осыпающейся сакуры болит сердце, но у меня сердце болит и от вида ее цветения. Потому что я начинаю прикидывать, сколько еще раз смогу увидеть сакуру. Но у этого есть и другая сторона. Конечно, сакура, которую вижу я, намного красивее той, что видят остальные мои ровесники…».

«5ое апреля, 20ХХ.

Я перешла во второй класс! Я попала в один класс с Кеко! Я так рада!

Здесь и другие, вроде Хины и Рины, а из мальчиков Такахиро-кун. Повезло мне, ха. Ну, если считать это удачей за то, что случилось с моей поджелудочной, то, пожалуй, все правильно. Кстати говоря…».

А затем, одним весенним днем, она встретила меня. Мы знали друг друга и раньше, но встретились именно в этот день.

«22ое апреля, 20ХХ.

Сегодня я впервые говорила с кем-то о своей болезни. Собеседником был мой одноклассник, ●●-кун. Он случайно нашел дневник в больнице и даже прочитал его, так что, решив: «это уже неважно!», я заговорила с ним. Возможно, я тоже нуждалась в слушателе. Не говоря уже о том, что у ●●-куна, похоже, друзей немного, и потому, думаю, он оставил в моем сердце впечатление. На самом деле, ●●-кун меня давно заинтересовал. На первом году мы были в одном классе, но, интересно, помнит ли он это? Все-таки, он вечно читает книги – он словно молча борется сам с собой. К тому же, поговорить с ним сегодня было весело, и у меня сразу проснулся к нему интерес. Вот так все просто. ●●-куна окружает немного иная, чем других людей, аура. Мне хочется ближе с ним подружиться. Все-таки, он даже знает о моем секрете».

Мое имя было закрашено ручкой. Возможно, она закрасила его, когда я сказал, что не хочу, чтобы мое имя всплывало.

С этого момента наше время начало переплетаться. В основном, записи появлялись раз в три дня. Содержание, по большей части, было банальным.

«23ье апреля, 20ХХ.

Я вступила в библиотечный комитет. Ничего не изменится, даже если я скажу здесь об этом, но какая школьная система позволяет людям свободно выбирать комитеты? Я окликнула ●●-куна, и у него появилось озадаченное выражение. Но, похоже, он, как следует, объяснил мне мою работу и прочее. Думаю, я буду спрашивать его о всяком».

«7ое июня, 20ХХ.

Я набрала высший балл на небольшой контрольной. Как и ожидалось от меня! Кстати, разве «ожидалосьотменя» не похоже немного на название цветка? В последнее время у меня легко на сердце. Иногда, если я шучу про смерть, ●●-кун хмурится и говорит интересные вещи! Пусть и понемногу, но я начинаю понимать его характер. Как я и думала, он и правда борется с собой».

«30ое июня, 20ХХ.

Жарко. Но к жаре я нормально отношусь. Потея, я чувствую себя живой. На физкультуре мы играем в баскетбол. А еще ●●-кун сказал не включать его имя в «Записи о жизни с болезнью». Хотя я и передразнила его и ответила словами непокорности, в отличие от него, я, в принципе, послушная, и потому буду потакать время от времени его просьбам. Отныне я воздержусь от упоминания его имени».

Как я и думал. Я продолжил читать, и мое имя действительно не всплывало после того дня. Я также понял еще кое-что. Наверное, из-за таких изменений в содержании ее мама не смогла определить, кто знал о болезни ее дочери. Подумав о тревогах ее семьи, я решил, что, пожалуй, сказал лишнего. В процессе чтения подобные мысли становились все сильнее.

«8ое июля, 20ХХ.

Сегодня мне посоветовали тратить мое время, как мне хочется. Подумав: «хмм, что я хочу сделать…», я решила, что хочу пойти веселиться с давшим совет человеком и поесть якинику, так что мы договорились на воскресенье…».

«11ое июля, 20ХХ.

Якинику было вкусное! И сегодня мне было весело. Жаль, что я не могу написать подробности. Единственное, что я скажу – я подумываю до самой смерти просвещать остальных о прекрасном вкусе харумона. После этого…».

«12ое июля, 20ХХ.

Сегодня я поспешно спланировала поход за десертом. Такая мысль меня посетила только после утренних уроков, так что я задействовала в этом плане кое-кого и все исполнила. Поскольку все мои мысли были заняты этим, наверное, с экзаменами я справилась плохо».

Как только мое имя перестало появляться, сразу исчезли и все записи о том, что она обо мне думает. То была оплошность с моей стороны.

Примерно в это время ее записи стали ежедневными.

«13ое июля, 20ХХ.

С сегодняшнего дня, придумав, что хочу сделать, я буду записывать это сюда.

・хочу отправиться в поездку (с парнем);

・хочу поесть вкусного харумона;

・хочу поесть вкусного рамена;

Мне в голову пришло кое-что хорошее».

«15ое июля, 20XX.

・хочу сделать то, чего не следовало бы, с парнем, который не является моим возлюбленным (лол).

Напишу о моей поездке, когда приеду домой».

«20ое июля, 20XX.

Мои оценки за экзамен были лучше, чем я думала! Я повеселилась в поездке, и Кеко тоже меня простила – похоже, начало летних каникул получится довольно хорошим. Так я думала, но дополнительные занятия никуда не длись. Черт».

«21ое июля, 20ХХ.

День был очень плохим и очень хорошим. Я немного поплакала в одиночестве. Сегодняшний день был полон слез».

…Должно быть, речь шла о том дне. Том дне, когда мы оба совершили ошибки. Часть про ее слезы в одиночестве вызвала у меня неожиданную боль в районе легких.

«22ое июля, 20ХХ.

Я в больнице. Я буду лежать здесь около двух недель. Какие-то из показателей были странными. Совсем немного – нет, я прекращу врать здесь. Я изрядно встревожена. Я креплюсь рядом с близкими. Но я не вру. Я просто креплюсь».

«24ое июля, 20ХХ.

Решив прогнать тревогу, я танцевала, но меня застали за этим занятием. Я смутилась, но и испытала облегчение от визита. Выступили слезы, я отчаянно их прятала. После этого время пролетело весело. У меня полегчало на сердце…».

«27ое июля, 20ХХ.

Случилось кое-что интересное, но я не могу писать об этом из-за правила. Так что, пожалуй, напишу о фокусах…».

«28ое июля, 20ХХ.

Оставшийся мне срок сократился вдвое».

Я лишился дара речи, читая выстроившиеся рядком иероглифы.

«31ое июля, 20ХХ.

Я солгала. Пожалуй, не в первый раз. Я просто солгала. Меня спросили, не случилось ли что-то, и я едва не заплакала. Я едва не выболтала все. Но я посчитала это неправильным и ничего не сказала. Я не хочу лишаться дарованной мне повседневной жизни. Я слаба. Однажды я расскажу правду».

«3ье августа, 20ХХ.

Обо мне начали волноваться. И я снова солгала. Все-таки, если у кого-то на лице читается такое облегчение, правду ему не скажешь. Но это обрадовало меня. Настолько, что я задумалась, способно ли что-то в жизни так меня радовать. Поскольку я не знала, что настолько нужна. Я была так счастлива, так счастлива, что расплакалась, когда осталась одна. Хотя я и пишу об этом в таком тоне, мне хочется оставить мои истинные чувства, чтобы их нашли после моей смерти – как я и думала, я слаба. Думаю, меня не раскусили. Я неожиданно хорошо изображаю бесстрастное лицо».

«4ое августа, 20ХХ.

Похоже, недавняя я была слишком слабой! Теперь я собираюсь перестать писать о мрачных вещах! Я забыла, как решила всегда смотреть вперед! Возможно, потом я даже сотру записи последних дней».

«7ое августа, 20ХХ.

На самом деле, с момента моей госпитализации я изо всех сил стараюсь столкнуть друг с другом неких двух личностей, в надежде, что они поладят, но, похоже, это совсем не просто (лол). Я до самой смерти буду желать им подружиться. В последнее время я разучиваю великий фокус! Не могу дождаться возможности показать его…».

«10ое августа, 20ХХ.

Я определилась с планами после выписки. Пойду на пляж. Думаю, вполне нормально с такого начать. Кажется, нынешние мы, не снижая темпов, заходим так далеко, как только можем (лол). Так тоже ничего, но здорово, когда можно не торопиться, знаете ли. Фокус сложный…».

«13ое августа, 20ХХ.

Меня навестили, и впервые за это лето я поела арбуза. Я люблю арбузы больше дынь. Пожалуй, вкусы человека не особо меняются с детства, ха. Но даже так, я не всегда буду любить хорумон. Я очень не люблю, когда дети громко жуют мино. Я объяснила правила касательно этой книги маме. Так что напишу еще раз. Пока один человек не придет за книгой, ее ни в коем случае нельзя показывать кому-то, кроме членов семьи. И не просить подсказок у Кеко и остальных…».

«16ое августа, 20ХХ.

Меня скоро выпишут! Двое людей приходили навестить меня в последний раз в больнице. Поскольку обе стороны попросили меня прекратить, я разделила время их посещений (лол), но когда все наладится, мне бы хотелось, чтобы мы втроем подружились и сходили вместе поесть!».

«18ое августа, 20ХХ.

Меня выписывают зааааааааааавтраааа! Я собираюсь по полной насладиться оставшимся временем! Ураааааа!».

На этом ее записи закончились.

Как бы сказать?

Мои тревоги оправдались.

Хотя что-то и случилось, она это утаила.

Как и раньше, нечто поднималось из моего нутра. Я успокаивал себя. Я ничего не мог сделать, да и теперь уже нельзя было ничего поделать – я придумывал оправдания, стараясь держать себя в руках.

Глубоко вдохнув, я подумал о том, о чем мне сейчас следовало думать.

Я не нашел того, что желал обнаружить в «Записях о жизни с болезнью». В этой книге не было ясных ответов на вопрос, что она обо мне думала. Я понял, что меня считали важным, но это я и так знал. От меня до сих пор ускользала ее манера обращаться ко мне.

Я был больше чем немного разочарован.

Закрыв глаза, я выровнял дыхание. Пока я замолчал, словно в молитве.

Я закрыл книгу и посмотрел на ее маму, терпеливо ждавшую меня. Я тихо положил книгу на пол и толкнул ее вперед.

— Спасибо Вам большое…

— …Еще рано. – Ее мама не взяла назад «Записи о жизни с болезнью». Ее глаза, точная копия глаз девушки, сильно покраснели. И они твердо смотрели в мои глаза. – То, что Сакура действительно хотела, чтобы ты прочитал, дальше, еще впереди.

После этих слов я взволнованно пролистал пустые страницы.

В конце дневника записи возобновились.

То были ее слова, излучавшие ее характер, пылкие.

Мне казалось, что у меня сердце остановится.

«Завещание (Черновик) (Будет много раз переписываться)

Всем привет.

Это мое завещание.

Раз оно попалось кому-то на глаза, вероятно, меня уже нет в этом мире, ха. (Может, это слишком шаблонно?)

Прежде всего, пожалуйста, простите, что скрывала свою болезнь почти ото всех. Я очень сожалею.

Хоть это и было эгоистично с моей стороны, но мне хотелось жить нормально, много веселиться и смеяться со всеми. Поэтому я и умерла, помалкивая об этом.

Возможно, найдутся даже те, кто подумывал что-то мне сказать. Если ты один из них. Пожалуйста, скажи кому-то еще то, что тебе хочется сказать. Любишь ты их или ненавидишь, все в таком духе – я хочу, чтобы ты рассказал им. Иначе они могут умереть, ничего не узнав, как я. Пусть в моем случае тебе уже не успеть вовремя, с другими ты еще можешь успеть, так что, пожалуйста, выскажись им.

Всем в школе (возможно, мне стоит некоторым отдельно написать?). Мне было очень весело учиться со всеми. Хотя я по-настоящему насладилась и культурным, и спортивным фестивалем, особенно мне нравилась наша совместная повседневная жизнь. Жаль, что теперь я не смогу увидеть, как все вы весело занимаетесь разными вещами в разных местах. Так что, пожалуйста, создайте больше воспоминаний, чтобы им предаваться, и расскажите мне потом на небесах. Так что лучше вам ничего плохого не делать (лол). Тем, кто меня любил, тем, кто меня ненавидел – спасибо.

Папа, мама, братец (это считается отдельным обращением?), спасибо большое за все. Я очень любила нашу семью. Папа, мама и братец, я очень, очень любила всех вас. Когда я еще была маленькой, вчетвером мы довольно часто ездили в поездки, верно? Я до сих пор их весьма хорошо помню. Хотя я была очень упрямой и с детства приносила одни проблемы, мне интересно, стала ли я дочкой, которой можно гордиться. Даже на небесах я хочу быть дочерью вам обоим. Так что давайте всегда ладить. А после перерождения вы двое снова меня воспитаете. Вместе с братом я хочу снова жить под фамилией Ямаути. Хм-м, мне слишком многое хочется написать, я не могу все вместить, ха.

(Как я и думала, моей дорогой близкой подруги я напишу отдельно. Часть для семьи я перепишу еще раз).

Кеко.

Позволь сказать первым делом. Я люблю тебя.

Я люблю Кеко. Без единого сомнения, я люблю тебя. И потому мне очень жаль.

Мне жаль, что я сообщила тебе в самый последний момент. (Нужно и это хорошенько продумать)

«Прости меня» – ничего такого я говорить не стану.

Но просто поверь. Я любила тебя.

Я любила общество Кеко. Смеяться, злиться, говорить глупости, плакать – я любила все это.

Прости, неверно.

Я люблю все это даже сейчас.

Всегда. В настоящем времени, я люблю все это. Даже когда я отправлюсь на небеса, даже когда перерожусь, я всегда буду продолжать любить все это.

Я люблю проведенное с любимым человеком время, и мне не хватает смелости прервать его.

Это грубовато по отношению к остальным моим друзьям, но для меня Кеко всегда будет на первом месте. Возможно, я даже влюбилась в Кеко. Ладно, тогда в следующей жизни Кеко должна стать парнем (лол).

Будь счастлива. Кеко.

Что бы ни случилось, с тобой, Кеко, все будет хорошо. Все-таки, Кеко, которую я полюбила, не уступит, верно?

Найди чудесного мужа и роди милого ребенка. Создай самую счастливую семью.

По правде говоря, знаешь, я хотела бы на это посмотреть. На дом Кеко. ○ (←Я не стану плакать, когда сяду писать чистовик)

Я всегда буду присматривать за Кеко с небес.

Точно, у меня одна просьба. Буду рада, если ты посчитаешь это моим последним желанием и прислушаешься ко мне.

Моя просьба заключается в том, что я хочу, чтобы ты подружилась с одним человеком.

Да, это парень, на которого ты вечно смотришь волком (лол).

Этот парень – хороший человек, знаешь ли. Правда. Хотя иногда он груб со мной (лол).

Однако, он

(Пожалуй, пояснения насчет него можно на потом оставить).

(Мне нужно лучше донести то, что я хочу сказать Кеко).

Ну, наконец, ты.

Я не буду писать твое имя (лол).

Ты, я говорю о тебе. Ты ведь просил его не упоминать, сам знаешь.

Ну, у тебя все хорошо? (лол)

В различных смыслах, число вещей, которые мне особенно хочется тебе сказать, в последнее время возросло. (Летние каникулы второго года)

Но сначала административные вопросы.

Пожалуйста, используй свободно эти «Записи о жизни с болезнью». Я уже сообщила об этом своей семье. Чтобы тебе отдали записи, когда ты за ними придешь.

«Свободно» подразумевает, что с полученной вещью ты можешь делать, что захочешь.

Можешь разорвать, можешь спрятать или отдать кому-то.

Другими словами, хоть я и пишу послания разным людям, увидят ли они их – решать тебе.

Потому что сейчас, когда ты смотришь на них, «Записи о жизни с болезнью» становятся твоими. Если они тебе не нужны, можешь спокойно их выбросить (злится).

Это меньшее, что я могу сделать для тебя, подарившего мне столько всего.

Недавний арбуз был вкусным (лол). (Перспектива как-то сместилась в настоящее – возможно, мне стоит переписать)

Ладно, теперь я собираюсь написать то, что хочу тебе сказать. Думаю, это мои истинные чувства. Если мои чувства изменятся, я все перепишу. Но если я тебя возненавижу, то вообще ничего писать не стану (лол). Если такие времена наступят, не лучше ли, чтобы тебя просто убила Кеко? (лол)

С момента нашей первой встречи в больнице прошло не больше четырех месяцев, ха. Это странно. Мне кажется, я провела с тобой намного, намного больше времени. Конечно, дело в том, что ты столькому меня научил, и время выдалось насыщенным.

Хотя я уже упоминала это в записях, на самом деле, ты заинтересовал меня намного раньше. Знаешь, почему? Видишь ли, ты говоришь об этом довольно часто.

И это правильный ответ, потому что я тоже об этом думала.

То, что мы с тобой, конечно, относимся к противоположным типам людей.

Я тоже так думала.

Кстати, я заинтересовалась, но никак не получала возможности подружиться с тобой, и тогда-то и произошло то совпадение, понимаешь? Так что я подумала: «Пожалуй, мне не остается ничего другого, кроме как теперь подружиться с ним, ха». Я очень, очень рада тому, что в итоге мы сблизились.

Хотя в последнее время я слышала тут и там голоса, мол, не слишком ли хорошо они ладят?(лол) Это и есть игры влюбленных? Так что я сама дала этому имя, но мое сердце так и бьется. Хотя сейчас мы лишь на стадии объятий, сам знаешь. Такими темпами мы ведь и до поцелуя шутки ради зайдем, да? И мое сердце начинает стучать быстрее (лол).

Хм-м, хотя и так нормально. Тебе это замечание внезапным не кажется? Но все действительно и так нормально. Даже если мы не станем возлюбленными, я все равно рада.

Я была слегка озадачена, но однажды, когда ты это прочитаешь, я все-таки буду мертва (лол). Так что буду прямолинейна.

Говоря прямо, я думала бесчисленное количество раз, действительно бесчисленное, что я любила тебя. Например, когда ты говорил о своей первой любви. Знаешь, я ощутила трепет в груди. То же самое было, когда мы тогда пили в гостиничном номере. То же самое было, когда я впервые тебя обняла.

Но знаешь, мне не хотелось с тобой встречаться, и не захочется даже в будущем. Пожалуй, так я считаю (лол).

Наверное, из нас бы даже вышла хорошая пара. Но у нас нет времени, чтобы в этом убедиться, верно?

Не говоря уже о том, что мне не нравится называть наши отношения таким шаблонным словом.

Что-то вроде любви или дружбы. Наши отношения не такие, верно? Хотя мне немного любопытно, что случилось бы, влюбись ты в меня. Но намерений или возможностей спросить у меня нет.

Ах, кстати, раз уж затронули эту тему, я озвучу вопрос, который подумывала задать в тот раз в больнице, когда сказала, что хочу сыграть в «правду или действие». Поскольку ответ я не узнаю, то правил не нарушаю. Видишь ли, то, что я хотела спросить…

«Почему ты не называешь меня по имени?».

Я помню. Когда я уснула в экспрессе, ты разбудил меня, щелкнув резинкой, так? Хотя ты мог просто окликнуть меня, ты не позвал меня по имени. С тех пор я все думаю об этом. И ты действительно ни разу не назвал меня по имени. Всегда на «ты». Ты, ты, ты.

Тогда я растерялась, спрашивать ли об этом, подумав, что, просто возможно, ты не звал меня по имени, потому что ненавидел меня. Так я думала. Более того, я не могла посчитать, будто это не имеет значения. Поскольку никакой особой уверенности у меня нет. Я ведь, в отличие от тебя, отношусь к людям, что понятие «себя» может существовать только в связи с окружающими меня людьми.

Так я считала, и подумала, что не могу спросить, не полагаясь на «правду или действие», но недавно я осознала, что ошибалась.

Все последующее – просто мои домыслы. Прости, если я ошибаюсь.

Ты ведь просто боишься, что я стану для тебя кем-то?

Ты так говорил, верно? Что тебе интересно представлять мысли окружающих о тебе, когда они обращаются к тебе по имени. И что неважно, верны ли ты твои фантазии.

Это лишь моя удобная и эгоистичная интерпретация, но ты, наверное, не считаешь меня незначительной.

И потому мне кажется, что ты боишься это делать.

Ты боишься привязаться к значению, которое вкладываешь в мое имя.

Ты боишься сделать меня, которую потеряешь рано или поздно, «другом» или «возлюбленной».

Так что ты думаешь? Если я попала в яблочко, оставь сливового ликера или еще чего у меня на могиле (лол).

Хотя можно и не бояться. Что бы ни случилось, люди должны иметь возможность ладить с другими людьми, знаешь ли. Совсем как мы с тобой до сих пор.

Ах, я все пишу о твоем страхе, словно обвиняю тебя в трусости, но это не так.

Потому что я считаю тебя удивительным человеком.

Удивительным человеком, полностью противоположным мне.

И еще, кстати, я даже отвечу на заданный тобой как-то вопрос. Какая огромная услуга, ха!

Тот, насчет моего о тебе мнения. Ты не особо хочешь это знать? (лол) Тогда можешь пропустить эту часть.

Видишь ли, я…

Я восхищаюсь тобой.

Уже некоторое время я думаю кое о чем.

Что если бы я походила на тебя, то смогла бы жить только для себя, с собственным очарованием, ответственная за себя, никого больше не тревожа, не насылая печаль на тебя или свою семью.

Конечно, сейчас я своей жизнью совершенно довольна. Но я восхищаюсь тобой. Тобой, просто живущим как человек, хотя рядом и нет никого.

Предпосылка моей жизни – наличие кого-то рядом.

Я заметила это однажды.

Что я лишаюсь всякой привлекательности, когда рядом со мной никого нет.

Хотя я и не считаю это плохим. То есть, разве не все такие? Все-таки, людей определяет их общение с другими. Даже наши одноклассники не смогли бы оставаться собой, не будь они вместе со своими друзьями или любимыми.

Сравниваться с кем-то, сравнивать себя и впервые находить себя.

Вот, «что значит для меня жить».

Но ты, только ты, всегда остаешься собой.

Ты создал собственное очарование не через общение с людьми, но глядя внутрь себя.

Я тоже хотела завладеть своим личным очарованием.

Поэтому тогда, в тот день, когда ты ушел домой, я плакала.

Тогда ты выказал серьезную заботу обо мне. В тот день ты сказал мне, что хотел, чтобы я жила.

Я была выбрана тобой, не нуждавшимся в отношениях вроде дружбы или любви.

Не кто-нибудь другой. Я была выбрана.

Впервые я узнала, что я, как она есть, нужна.

Впервые я подумала, что я и только я была собой.

Спасибо.

Возможно, 17 лет я ждала, чтобы оказаться нужной тебе.

Совсем как сакура ждет весны.

Возможно, из-за того, что я поняла это, я выбрала «Записи о жизни болезни» как способ передачи, хотя и не читаю книг.

Благодаря моему выбору, я встретила тебя.

Серьезно, знаешь, ты действииительно удивительный человек, раз смог кому-то принести столько счастья. Если бы только все остальные тоже заметили твою привлекательность.

Поскольку я уже заметила ее сто лет назад, знаешь ли.

Перед смертью мне бы очень хотелось заварить грязь из-под твоих ногтей и выпить ее.

Так я написала, но лишь после этого осознала.

Такие шаблонные слова не подходят, ха. Наши с тобой отношения – было бы жалко описывать их словами, которые где угодно можно встретить.

Точно, ха, тебе, может, и не понравится, но, понимаешь.

Как я и думала, я…

Я хочу съесть твою поджелудочную.

(В итоге, твоя часть получилась самой длинной – похоже, Кеко это разозлит, так что я ее пересмотрю)

Черновик 1».

— …

Дочитав, я заметил, что ее не существовало в мире, куда я вернулся, и тогда я понял.

Разваливался. Аах, я разваливался.

Я осознал это. Я осознал, что остановить это было невозможно.

До того, как это случится, я должен был кое-что спросить.

— Ее… Мобильник Сакуры-сан.

— Мобильник?.. – Ее мама встала и сразу вернулась с телефоном в руке. – С тех пор, как она… Ушла, я пыталась только звонки принимать, но недавно я его отключила.

— Пожалуйста…Позвольте мне в него заглянуть.

Ее мама безмолвно протянула мне мобильник.

Я открыл устройство, раскладушку, и включил его. Спустя некоторое время я открыл папку с сообщениями и выбрал входящие.

Среди множества непрочитанных сообщений, я нашел его.

Последние отправленные мной слова.

Последнее мое ей сообщение.

Сообщение было прочитано.

Оно… Дошло…

Я положил телефон и «Записи о жизни с болезнью» на татами, и, кое-как шевеля дрожащими губами, выдавил свои последние слова, прежде чем окончательно сломаться.

— Те… тя…

— …Да?

— Мне очень жаль… Я понимаю, что, возможно, это неуместно, спрашивать Вас об этом…Но… Мне очень жаль…

— …

— …Ничего, если я уже поплачу?

По ее собственному лицу скатилась одинокая слеза, и она кивнула, давая мне разрешение.

Я сломался. Нет, на самом деле, сломался я давным-давно.

Я плакал. Я неприкрыто ревел, словно младенец. То уткнувшись лбом в татами, то подняв взгляд к потолку, я плакал громким голосом. Это было впервые. Громкий плач и плач перед другим человеком. Потому что я не хотел делать подобного. Потому что я не хотел делать того, что навяжет мою печаль другому человеку. Я никогда раньше так не делал. Но сейчас зов бесчисленных эмоций не позволял мне оставаться замкнутым на себе.

Потому что я был счастлив.

Что я дотянулся до нее, что я успел.

Что я был нужен ей.

Я был счастлив.

Но в то же время я страдал от невообразимой боли.

Эхо ее голоса не стихало.

Ее лица всплывали одно за другим.

Плачущее, затем хмурое, затем улыбающееся, затем улыбающееся, затем улыбающееся.

Ее прикосновение.

И запах.

Этот приторный запах.

Словно это происходило прямо там, и словно она была прямо там – я помнил.

Но ее здесь больше не было. Девушки больше не было здесь. Или еще где-то. Девушки, на которую я всегда смотрел, больше не было здесь.

Мы двинулись в разных направлениях, как она часто и говорила.

Это было вполне естественно.

Мы не смотрели в одну сторону.

Мы всегда смотрели друг на друга.

С противоположных сторон мы всегда смотрели на другой берег.

Хотя это и правда не должно было никогда раскрыться, хотя этого и правда не должны были никогда заметить. Мы смотрели друг на друга. Из разных мест, из несвязанных мест, где мы должны были существовать по отдельности.

И все же, мы встретились, потому что она перепрыгнула через канал.

Но даже так, я считал, что это лишь я такой. Нуждался в ней и думал, что хотел бы походить на нее.

Только подумать, такой я был…

Такой я был… Ею…

Это был я.

Это я прямо сейчас убедился.

Я жил ради встречи с ней.

Я сделал выбор. Чтобы встретить ее и только ради этого, я сделал выбор и жил.

Никаких сомнений.

Все-таки, до сих пор я не знал ничего, что приносило бы такое счастье или такую боль.

Я жил.

Благодаря ей, я жил последние четыре месяца.

Конечно, впервые, как личность.

Через связь моего сердца с ее.

Спасибо, спасибо, спасибо.

Хотя я и не мог в полной мере выразить благодарность, девушки, которой я должен был это говорить, здесь уже не было.

Сколько бы я ни плакал, дотянуться до нее я больше не мог.

Сколько бы я ни кричал, докричаться до нее я больше не мог.

Хотя я и хотел так сильно передать ей их – это счастье и эту боль.

Что проведенные с ней дни были самыми веселыми в моей жизни.

Что я хотел быть с ней больше.

Что я хотел быть с ней всегда.

Хоть это и было невозможно, мне стоило сказать ей.

Даже если это было простым самодовольством, мне стоило просто заставить ее выслушать меня.

Жаль.

Я больше не мог ничего ей сказать.

Я больше не мог ничего для нее сделать.

Хотя я и получил от нее столько всего.

Я не мог ничего сделать…