Как сказать, что я люблю тебя (Новелла) - 23 Глава

Подойдя к Цзи Мяню, Линь Лэян услышал часть их диалога, и его сердце наполнилось теплом.

Цзи гэ попросил режиссёра снять сложную сцену пораньше, должно быть, это было ради меня. Ведь я прекрасно видел, что Сяо Цзяшу снимал на свой телефон мои НГ.

На этот раз давай посмотрим, как ты сам сможешь успешно завершить съёмку сцены.

Вокруг было очень много людей с подобными мыслями. Узнав, что Сяо Цзяшу будет сниматься в важной сцене, исполняя ключевую роль, вся группа собралась на площадке возле сцены, с нетерпением ожидая, что тот с треском опозорится. Это был яркий показатель того, насколько плохо к нему относились члены съёмочной группы.

Это не было удивительным, поскольку его внешний вид и манеры значительно выделялись в команде. Всем казалось, будто он пришёл сюда не работать, а развлекаться. Он легко мог получить всё, что хотел, благодаря своей семье, и совершенно не дорожил этим. Люди такое не любят.

Пока все делали ставки на прогноз, сколько раз Сяо Цзяшу получит НГ, режиссёр рассказывал ему о сцене уже на третий раз. Он действительно хотел дать шанс этому ребёнку, но всё же не собирался жертвовать ради него всем фильмом.

«Я назову тебе несколько ключевых слов твоего состояния, запоминай: ужас, сдержанность, надежда, отчаяние и скорбь. Почему ты боишься? Из-за того, что ты предоставил полиции важные улики против компании, заклятые враги Лин Тао поймали тебя, подвергли пыткам, вкололи тебе наркотик и заразили ВИЧ. У тебя больше нет будущего. Ну как, уже страшно? Что насчёт сдержанности? Ты уже стал зависим от наркотиков, но не можешь рассказать об этом своему брату, и твоё воспитание не позволяет тебе показывать свои слабости, поэтому ты должен держать себя в руках. На что ты надеешься? Ты надеешься, что твой брат осознает свои дурные поступки, сможет исправиться и встать на путь добра. Отчаяние? Единственный родной человек хочет тебя убить, разве из-за этого ты не будешь в отчаянии? Ну и скорбь — ты в любом случае умрёшь или будешь убит своим собственным братом. Разве это не прискорбно? Ну что, ты всё понял?»

«Я понял», — Сяо Цзяшу кивнул дважды. Его одежда и грим были на высшем уровне, однако глаза, полные непонимания, округлились.

Я вообще не умею играть, как я могу выразить такие сложные эмоции?

«Если не понимаешь, то попробуй хотя бы частично вызвать в себе чувства из реальности. Представь, будто Цзи Мянь — это твой брат, и что он хочет тебя убить. Что ты почувствуешь при этом?»

«Тогда я точно сломаюсь», — Сяо Цзяшу сухо рассмеялся.

Цзи Мянь и мой брат — два абсолютно разных человека, и у них нет ничего общего. Как я могу принять одного за другого?

Прервав свои размышления, парнишка спросил: «Режиссёр, у меня есть последний вопрос. Каково это, быть наркоманом? Вы говорили, что это как будто кости зудят и до смерти хочется разодрать плоть, чтобы до них добраться. Но мои кости никогда не чесались…»

Ло Чжанвэй крикнул: «Ван Дао, найди для него видео. Скорее!»

Заместитель режиссёра Ван Дао поторопился найти нужный ролик. Сяо Цзяшу держал планшет и внимательно смотрел, в глубине души радуясь, что у него появилась небольшая отсрочка. Слова режиссёра невозможно было понять так быстро, и ещё сложнее их было применить на практике.

Значит, вот как выглядит наркозависимость? Кувыркаться на полу, рыдать, стонать, рвать волосы на голове и метаться из стороны в сторону — на всё это, конечно, очень неприятно смотреть. Неудивительно, что Лин Фэн так старался сдерживать свои физиологические реакции на ломку.

Как только Сяо Цзяшу досмотрел это подробное видео, Ло Чжанвэй засунул его в ящик и попросил двух актёров, игравших роли телохранителей, закрыть его крышкой и приготовиться к съёмке.

В сценарии было описание сцены, где Лин Фэн оказался пойманным злейшим врагом Лин Тао, чтобы тот мог конкурировать с ним за должность дилера нового наркотика. Одна его доза вызывала сильнейшее привыкание, которое превращалось в зависимость на всю жизнь, и как только этот наркотик получит широкое распространение, он, естественно, должен будет стабильно приносить кучу денег его дилерам. Кто вообще способен отказаться от такого искушения?

Лин Фэна хотели использовать как козырь на переговорах, поэтому его засунули в большой ящик и привезли на встречу. В то же время тот факт, что этот этот мальчишка предал их, уже был известен совету директоров, и теперь они собирались использовать это, чтобы склонить Лин Тао к сотрудничеству. Сам Лин Тао уже давным-давно приготовил спасительный трос для своего брата и сейчас сидел в своём офисе, ожидая прибытия всех остальных.

Именно эта сцена должна была сейчас сниматься.

Сяо Цзяшу начал цепенеть ещё когда его только начали запихивать в ящик, а находясь внутри, в поступке страха он целиком свернулся калачиком. Из-за детской травмы он страдал тяжёлой формой клаустрофобии и несколько лет лечился от неё. Но никто не знал, что он всё ещё боялся темноты и чувства удушения в узком замкнутом пространстве. Юноша неподвижно лежал на дне ящика, его мозг, глаза и уши словно покрылись ледяной пеленой, и даже дыхание отдавало холодом. Он не мог даже закричать, что уж тут говорить о борьбе.

Он был в ужасе!

Ло Чжанвэй ничего об этом не знал. Подождав, когда все актеры займут свои позиции, он громко крикнул в рупор: «Начали!» Двое мускулистых телохранителей внесли большой ящик в офис, открыли крышку, и вытащили Сяо Цзяшу, заставляя его встать на колени рядом с актёром, который играл «козла отпущения». Лин Тао, его враги и группа старейшин готовились начать переговоры.

Сяо Цзяшу забыл, как должен был играть. Всё его тело было деревянным, а лицо — белым, словно бумага. Понадобилось какое-то время, прежде чем он почувствовал, что его уши немного ожили, и он расслышал знакомый низкий голос, зовущий его: «Сяо Фэн?» Юноша поднял голову в сторону источника звука, его зрение сфокусировалось на лице Цзи Мяня, и как только оно стало чётче, он увидел, что глаза мужчины были наполнены тревогой.

Сяо Цзяшу хотел ответить ему: «Цзи гэ», но его горло всё ещё было сковано льдом, он мог только открыть рот и попытаться подвинуть колени вперёд, желая приблизиться к единственному знакомому человеку, но не смог сделать и этого: его ноги и ступни онемели. Опустив на них свой взгляд, он увидел свою одежду, испачканную в крови и, оглядевшись по сторонам, наконец, осознал, что сейчас он играл роль.

Наблюдатели за пределами съёмочной площадки думали, что он сразу же получит НГ, и совсем не ожидали, что этот парень сможет так ярко и искренне сыграть парализованного страхом молодого господина. Все, кто видел его исполнение, были в шоке, даже Ло Чжанвэй тихо выдохнул, и на его лице застыло удивленное выражение.

Понимая, что он должен играть, Сяо Цзяшу тем не менее не мог даже сдвинуться с места из-за сильного страха в сердце. Некоторое время он не мог с ним справиться, а его тело оставалось каменным. Однако это состояние идеально ложилось на то, как должен был себя чувствовать Лин Фэн, поэтому пока что сцена шла хорошо и соответствовала сценарию.

Лин Тао, которого играл Цзи Мянь, не осмеливался показать, что переживал за брата. Поэтому, окликнув Лин Фэна по имени, он тут же замолчал. Положив пистолет на стол, Лин Тао медленно произнёс: «Фан Мин, ты знаешь правила, сделай это сам».

Фан Мин был тем самым козлом отпущения и, естественно, не испытывал никакого желания делать это. Он взял пистолет и приставил его к виску, но затем резко повернул дуло в сторону Лин Тао и нажал на курок. Он жал несколько раз, но выстрела так и не последовало. В магазине просто не было пуль, и Лин Тао остался невредимым. Выражение лица Фан Мина из безжалостного сначала стало недоверчивым, а затем исказилось в ужасе.

Цзи Мянь выплюнул половину сигары ему на лицо, и, когда тот инстинктивно закрыл глаза, чтобы защитить их от искр, острый кинжал появился в руке Лин Тао и перерезал ему горло. Страх застыл на лице мужчины. Из механизма, скрытого в его одежде, вытекало много крови, она разбрызгивалась вокруг, попадая даже на Сяо Цзяшу.

На очки Цзи Мяня также упало несколько капель крови, ему пришлось снять их и протереть тканевой салфеткой. Его волосы, зачёсанные к затылку, упали на лоб спутанными прядями, придавая элегантному лицу дикий вид. В этот момент проявился его настоящий облик, скрывающийся за линзами строгих очков. Лицо мужчины было холодным и жестоким, а в глазах горел зловещий огонь.

Он выглядел, словно волк, рвущий свою добычу без единого проблеска человечности.

Казалось, Цзи Мянь не играл, а был настоящим Лин Тао, который сошёл со страниц сценария в реальность. Он был крупнейшим наркобароном Юго-Восточной Азии, безжалостным и кровожадным человеком. Но, как только он надел очки и посмотрел на Сяо Цзяшу, вся его жестокость мгновенно рассеялась, превращаясь в нежность и любовь.

«Сяо Фэн, подойди», — он осторожно протянул руку юноше.

Сяо Цзяшу, будучи сбитым с толку всё это время, внезапно понял значение слов режиссера.

Что такое “погружение в роль”? Зачем воспринимать Цзи Мяня как родного брата? Нет, это всё не то. Сейчас я и Цзи Мянь — это не Сяо Цзяшу и Сяо Динбан, не Сяо Цзяшу и Лин Тао, а Лин Фэн и Лин Тао. Два кровных брата.

«Брат?» — невольно вырвалось у него. Его голос был полон замешательства, как будто он не был уверен, был ли этот жестокий и зловещий человек его братом. Из-за взгляда Цзи Мяня он, наконец, вошёл в роль.

Цзи Мянь усадил его на диван, достал платок и аккуратно вытер лицо. Несколько человек находились в ступоре из-за его жестокости и не смели открыть рот, но кто-то наконец собрался с духом и тихо прошептал ему на ухо: «Да гэ, они вкололи ему вирус Эболы и ВИЧ».

Глаза Цзи Мяня яростно задрожали, на тыльной стороне руки, сильно сжимающей платок, вздулись вены, и даже мышцы на его щеке подрагивали. Его актёрская игра достигла невероятного уровня, и Сяо Цзяшу просто не мог оторвать глаз от этого человека, но в следующую же секунду его обняли, прижимая голову к плечу. Одной рукой Цзи Мянь держал парнишку за талию, не позволяя вырваться, одновременно осматривая его шею. Он заметил след от укола на её задней стороне, подтверждающий плохие новости.

Сяо Цзяшу не знал, что значит употреблять и быть зависимым от наркотиков, но в этот момент он смог понять Лин Фэна.

Причина, по которой Лин Фэн пытался держать себя в руках, заключалась не в том, что он не хотел показывать свою слабость, а в том, что он не хотел, чтобы его брат беспокоился ещё больше. Он защищал не своё собственное достоинство, а достоинство своего старшего брата, даже если тот был дьяволом во плоти.

Лин Фэн не хотел быть наркоманом, напротив, он больше всего на свете желал освободиться от этой пагубной зависимости. Но он прекрасно понимал, что от этого уже никогда не избавится, так же, как и мне самому никогда не избавиться от страха темноты.

Если совместить эти два страха, то у меня получится выразить чувства Лин Фэна.

Сяо Цзяшу задумался об этом, а затем он закрыл глаза, погрузившись в темноту, и представил, будто объятье Цзи Мяня — это узкое замкнутое пространство, что держит его и не даёт выйти. Страх из самой глубины его сердца нахлынул вновь.

Он начал неконтролируемо дрожать, его лицо стало совершенно белым, как лист бумаги, крупные капли слёз катились по щекам и весь он медленно съёживался. Юноша выглядел очень смущённым, но он вытянул свои руки вдоль тела, крепко сжимая дрожащие пальцы в кулаки. Лин Фэн боялся обнять брата в ответ, чтобы не выдать свое состояние.

Нижняя и верхняя губы подрагивали, голос дрожал, но он всё равно старался его контролировать и заставить слова прозвучать спокойно. Юноша говорил медленно и грустно: «Брат, ты говорил, что никогда в этой жизни не станешь заниматься незаконными делами. Ты уже забыл, как погибли наши родители?»

В паузах между словами раздавалось прерывистое дыхание.

Цзи Мянь ответил хриплым голосом: «Я ничего не забыл, но, сяо Фэн, ты не понимаешь. Если руки человека окрашены в чёрный, их уже никогда не очистить и не сделать снова белыми».

Как только его голос стих, Сяо Цзяшу почувствовал, как что-то острое вонзилось в его спину, — это Лин Тао проткнул сердце брата кинжалом. Он тут же прокусил мешочек с кровью, который был спрятан под его языком, и она, смешавшись со слезами и соплями, медленно стекала на пиджак Цзи Мяня.

Молодой человек смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, словно перед его глазами проносились сцены из прошлого, когда он и его брат прятались в убежище, их родители страдали от нечеловеческих пыток, а его брат всё время прикрывал ему глаза, не позволяя даже случайно увидеть ужасные картины. Тогда Лин Тао повторял снова и снова: «Не бойся, твой брат здесь, он защитит тебя».

Они уже давно выросли, но до сих пор он не осознавал, что они всё ещё были заперты в той тёмной комнате, откуда никогда не смогут выбраться. Его глаза, наконец, высохли, в них не осталось слёз, и внутренний свет померк. Но в расширенных зрачках ещё долго оставался след печали.

Лин Фэн умер.

Камера скользнула от лица к белой руке, что держала кинжал, пронзивший сердце.

Сцена закончилась.

На площадке было так тихо, что была бы слышна даже капля, упавшая на пол. Ло Чжанвэй смотрел на экран и не мог прийти в себя.