Косторез (Новелла) - 7 Глава

Чжао Ли Синю вдруг приснилось детство. В тот год белого снега он покорно принес коробку с завтраком своему третьему имперскому брату.

Великий наставник, который в то время был еще молод, улыбнулся ему и ушел. Увидев, что Великий наставник уходит, этот обычно послушный и дружелюбный принц сразу же переменился в лице, выбросил коробку с завтраком, которую держал в руке и посмотрел на него с выражением отвращения. Взяв платок у служанки, стоявшей рядом с ним, он вытер руки как будто вытирая что-то грязное.

— «Почему ты думаешь, что можешь прикоснуться к еде, которую я ем?»

Он посмотрел вниз на нежные пирожные, разбросанные по всей земле, и на чрезвычайно высокомерного имперского брата, и тихо сказал:

— «Имперский брат, я твоя сестра.”

— «У меня нет такой сестры, как ты, — презрительно рассмеялся третий принц и тяжело толкнул его в плечо, уходя сказав ему слова который могли слышать только они двое, — Ты отвратительный урод».

Служанка, которая первоначально следовала за ним, вежливо протянула зонтик и ушла с Третьим принцем. Снег упал на тело Чжао Ли Синя, постепенно намочив его одежду.

Что же он слышал, что мать всегда говорила отцу? Мин Чжэ был самым милосердным и великодушным — у него не хватило бы духу растоптать даже муравья. Когда он услышал о том, что у многих граждан нет домов, куда можно было бы вернуться, и им не хватает ни еды, ни теплой одежды, он стал еще более решительным и усердным в работе, чтобы помочь нести бремя императора.

Молодой Чжао Ли Синь того времени не понимал — его собственный имперский брат пожалел бы одного муравья, но только для него он даже пальцем не пошевелил бы; после долгого времени он наконец понял — даже муравей имел самую малую пользу для третьего принца. А он для третьего принца вообще ничего не значил. Конечно, он ничего не пожалеет для него.

Это и был так называемый милосердный и доброжелательный честный сын императорской наложницы Лю.

Из-за холодного ветра, проникшего в его тело в тот день, он оказался очень больным, с лихорадкой на весь день и ночь, но не было даже одного человека, чтобы помочь ухаживать за ним. Но на следующий день первоначально пустой дворец внезапно оживился. Мать, которая даже не заботилась о нем, вдруг обняла его, плача, крича и взывая к своей Синь’Эр.

Он думал, что эта женщина действительно почувствовала жалость, но в смятении он услышал нежные и трогательные слова «Ваше Величество» и проснулся в следующее мгновение.

Просто смешно, как он до сих пор принимает желаемое за действительное. Кто бы не знал, что другая сторона надеялась на жалость императора, и что только тогда она будет готова захочет выставить видимость любящей матери.

Постепенно он перестал надеяться что императорская наложница Лю посмотрит на него. Но с каких это пор его амбиции стали постепенно расти? Было ли это тогда, когда императорская наложница Лю безостановочно говорила о том, как он станет чиновником или это были слова третьего принца «отвратительный урод» в тот день?

Он обратил свое внимание на Великого наставника Императорской академии. Он специально собрал информацию о тех местах, которые ему предстояло пересечь в этот день. Позаимствовав у своей матери те личины, которые она использовала в отношениях с императором, он успешно использовал сострадание другой стороны и получил свою небольшую свободу и возможность получить больше знаний.

Чжао Ли Синь и раньше мечтал о таком высоком положении. Он хотел украсть все, чего так страстно желали императорская наложница Лю и третий принц. Ну и что с того, что он останется совсем один?

Он безумно хватал все, что могло быть полезным — покупая поддержку других, не оставляя никаких следов, увеличивая свое влияние в глазах императора. Каждый шаг был подобен шагу по тонкому льду, в страхе, что один неверный шаг заставит его упасть в бездонную пропасть.

Но когда его приняли в резиденцию Фу, как же он был счастлив в это время! Там ему не нужно было притворяться умным, чтобы получить достаточно уважения и любви, он даже подумал — как было бы хорошо, если бы он был ребенком семьи Фу.

Эти комфортные дни в конце концов разрушат цель человека. Благодаря нежной любви матери Фу он смог испытать то, что называлось материнской любовью, а благодаря «обмену носовыми платками» с Фу Мяо Хань он смог ощутить вкус того, что у него есть старшая сестра. Но самым важным был все еще Фу Хун Вэнь.

Фу Хун Вэнь, который пел ему, когда он пил и даже подбадривал его со стороны, утешал его, хвалил и его лицо, и уши краснели, когда он проявлял некоторую инициативу, чтобы приблизиться к нему.

Но он был женат на Фу Хун Вэнь всего пять лет. Это было всего лишь пять коротких лет — чудесные дни в его памяти длились не более четырех лет, после чего все изменилось. Двое старших из семьи Фу, которые были изначально нежны начали проявлять негодование по отношению к нему; Фу Мяо Хань, которая когда-то уважала и защищала его, даже сожалела о том, что свела их вместе; и муж, который стоял у цветущего персика в тот год, улыбаясь, называя его Цин Цин[1], также предал его.

Но еще страшнее было то, что каждую ночь ему снились эти нерожденные младенцы, которые кружились вокруг него.

Простые люди сказали бы, что его сердце было ядовитым, совершенно не боясь последствий. Ему было страшно. Он действительно был таким. Он даже мечтал о том, как его будут преследовать эти младенцы, как они будут есть его плоть и пить его кровь; но потом он думал, что все будет хорошо, как и с Фу Хун Вэнем. Он был доволен только этим человеком.

А что теперь?

Пробудившись от сна, у него ничего не осталось.

Когда он открыл глаза, первое что он увидел, был усталый вид Фу Хун Вэня у кровати. Когда этот человек увидел, что его глаза открыты, он чрезвычайно взволновался и поспешно уступил место доктору, чтобы осмотреть его, а затем тихо спросил доктора, что ему нужно знать, как обычный любящий жену муж.

После того, как Фу Хун Вэнь вскипятил лекарство, он терпеливо подул на жидкость и подал ему, как только она стала подходящей температуры. Чжао Ли Синь увидел ожоги на его руках, затем хладнокровно выпил целебный суп. Он шевелил губами, но не мог ничего сказать.

Как только чаша с лекарством была закончена, он поднес к его рту ложку засахаренной тыквы. Чжао Ли Синь поднял голову, чтобы посмотреть на него, открыл рот и откусил кусочек — кисло-сладкий вкус распространился во рту и удержал горечь лекарства, которое он выпил ранее.

— «Синь’Эр, давай больше не будем ссориться. — Фу Хун Вэнь поднял пустую руку, чтобы удержать ее, и опустил голову, чтобы посмотреть на ярко-красную засахаренную тыкву в другой руке, не позволяя собеседнику увидеть его нынешнее выражение лица. — Если тебе не нравится эта женщина, подожди пока родится ребенок, тогда мы отошлем ее подальше. Этот ребенок станет нашим, будь то мальчик или девочка, у нас будет только он. Отныне мы будем растить ребенка вместе, и мы будем его матерью и отцом. Отныне у меня будешь только ты. Я больше не буду тебя разочаровывать».

Такие сладкие слова, как нож, нагретый в огне, безжалостно вонзились ему в сердце прямо посередине, без малейшего намека на отклонение.

Горький привкус, который первоначально был подавлен, вернулся, принеся с собой волну кисловатости и в следующий момент Чжао Ли Синь вырвал все лекарство и засахаренную тыкву, которую он только что съел. Палочка засахаренной тыквы в руке Фу Хун Вэня тоже была уронена в суматохе, испачкана в середине беспорядка, не в состоянии больше разглядеть ее первоначальный блестящий красный вид.

Чжао Ли Синь рассмеялся — он не знал, над кем смеется: над наложницей Лю, или над третьим принцем, или даже над всеми, включая его самого.

— «Убирайся».

— «Синь’Эр…»

— «Я сказал, чтобы ты убирался».

Он больше не надеялся. Все эти вещи были фальшивыми — все это было просто его сном. Чжао Ли Синь больше не мог бодрствовать — теперь он знал, чего хочет.

Ему не нужен был Фу Хун Вэнь. Он хотел трон.

Даже если этот путь был неровным и наполненным шипами, он должен стать правителем под этим небом[2].

***

[1] 卿卿 — старый ласковый термин, используемый между супругами, которые находятся в особенно нежных отношениях. Не следует путать с тем, когда есть один «Цин» — который может быть термином для чиновника в судах.

[2] синоним слову «страна».