Кровь Аэнариона (Новелла) - 1 Глава
«Есть те, кто выражает удивление, что Аэнариону никогда не говорили, что Морелион и Иврейна, его дети от Вечной Королевы, выжили. Если бы он узнал, это могло бы изменить всё течение эльфийской истории. Возможно, король бы тогда не посетил Губительный Остров и не вытащил бы Меч Каина. Он бы мог никогда не встретить Морати, и Малекит бы не был рождён.
Такие размышления бесполезны. Что случилось, то случилось. Меч был высвобожден. Эльфы Нагарита последовали за Аэнарионом в тень и проклятье. И мир был спасён.
Возможно, как раз потому, что Аэнариону не сказали, что его дети живы.
Многие учёные думают, что когда Меч был освобождён, Сердцедуб и его доверенные принцы были правы, что сохранили от Аэнариона тайну о его выживших детях. Они указывают на то, что случилось с теми эльфами, что последовали за Королём-Фениксом, а также на то, что произошло с Малекитом, который стал известен как Король-Чародей. Держа детей подальше от их отца, они тем самым спасли их от гибельного влияния Меча Каина.
И таким образом, в Иврейне, эльфы обрели Вечную Королеву с чистой репутацией, и ей все мы должны возносить хвалу.
Возможно, те, кто хранил секрет от Аэнариона, имели и иные причины. Учёные говорят, что, учитывая те планы, которые Морати имела насчёт своего сына Малекита, маловероятно, что дети бы прожили бы долго в Нагарите, где она легко могла бы схватить их. Вторая жена Аэнариона стала известна благодаря её знаниям о ядах, зельях и злом колдовстве. Кто знает, как долго бы Морелион и Иврейна смогли бы прожить, если бы она узнала об их существовании?
Какими бы ни были причины, действия Сердцедуба и принцев обеспечили выживание линии Аэнариона в двух главных ветвях: одна дала нам линию удачных Вечных Королев по настоящее время. Другая линия благословила и прокляла Ултуан множеством наследников блестящей и испорченной Аэнарионовой крови. В частности, они, как и их великий предок, дали эльфам столько же причин как проклинать их, так и быть им благодарными».
Принц Илфарис, История Крови Аэнариона.
***
10-й год правления Финубара, вилла Арафиона, Котик (2173 и.э.)
Тирион сидел на краю стены виллы своего отца, свесив ноги и радуясь чувству опасности. Позади него лежал двадцатифутовый обрыв, а тот, что был впереди, был еще круче, потому что земля уходила вниз по склону. Если он упадёт отсюда, то может переломать себе все конечности на усыпанной камнями земле внизу.
В ясном голубом небе поздней зимы ярко горело солнце. Высоко в горах Котика было холодно. Его дыхание превращалось в облачка ледяного пара, он чувствовал, как замерзает сквозь тонкую ткань своей изодранной кожаной туники и залатанный шерстяной плащ. Вдалеке он увидел отряд всадников, скачущих вверх по склону к вилле на вершине холма.
Путешественники были редки в этой части Ултуана. Очень немногие люди когда-либо приходили к ним в гости. Большинство из них были проезжими охотниками, бросавшими часть своей добычи в качестве десятины для охоты на землях его отца. Один или двое из них были горными жителями, которые пришли посоветоваться с его отцом по поводу болезни в их семье или по какому-то незначительному вопросу магии или науки.
Все было иначе, когда его мать была жива, по крайней мере так утверждала Торнберри. Когда его родители приехали сюда на один-два летних сезона, спасаясь от жары в низинах, в доме было полно народу. Колдуны и ученые со всего Ултуана приезжали сюда вместе с богатыми родственниками его матери. Народ любил его мать, и многие были готовы отправиться даже в это отдаленное место, чтобы навестить её.
Но Тирион не знал ни о чём из этого. Его мать умерла во время трудных родов, дав жизнь ему и его брату, и он никогда не знал каково было жить с ней. В одном он был уверен – никто из местных жителей, кроме его отца, не мог позволить себе купить лошадь, не говоря уже о боевом коне. Глаза Тириона были остры, как у орла, и он увидел, что незнакомцы сидят верхом на конях еще больших, чем у его отца, и одеты так, как он видел только на иллюстрациях в книгах. Большинство из них были вооружены копьями. Он не мог себе представить, что еще может быть в этом длинном шесте с развевающимся вымпелом. По правде говоря, он не хотел, чтобы это было что-то еще. Он хотел, чтобы они были рыцарями, блестящими воинами, о которых он и его брат всегда читали в старых книгах своего отца. Он подумал, не связано ли это каким-то образом с его днем рождения, который должен был состояться завтра, хотя отец, похоже, опять забыл об этом. Он почему-то чувствовал, что так оно и есть. Это казалось правильным.
Он вскочил, балансируя на тонком выступе стены, затем пошел вдоль нее к крыше конюшни, вытянув руки по бокам, чтобы сохранить равновесие. Он пролез внутрь через большое отверстие в покрытой шифером крыше и спрыгнул на опорную балку. Пыльный, затхлый запах старого здания наполнил его ноздри вместе с теплым животным запахом отцовской лошади. Он пробежал вдоль балки, схватил веревку, которую оставил привязанной к краю, и прыгнул.
Это всегда было самым приятным: долгий спуск на землю, головокружительное ощущение скорости. Эльф накренился вниз и отпустил верёвку, приземлившись и прокатившись по тюкам сена. Это всегда вызывало у него улыбку.
Он выбежал из конюшни мимо испуганной Торнберри. Морщинистая старая эльфийка наблюдала за ним с выражением смущения на лице, как будто энергия молодого Тириона каким-то образом сбивала ее с толку и расстраивала.
— Приближаются чужаки! – крикнул Тирион. – Я пойду расскажу отцу.
— Тише, юный Тирион, — сказала Торнберри. – Твой брат опять заболел. Иди разбуди его.
— Брат уже проснулся.
Торнберри подняла бровь. Она не стала спрашивать, откуда Тирион мог это знать. Тирион все равно не смог бы ей ответить. Он понятия не имел, как это возможно, что, находясь рядом с братом, он иногда может сказать, спит он или бодрствует, счастлив или печален, или испытывает сильную боль. По правде говоря, ему всегда казалось странным, что другие не могут этого делать. Может быть, это как-то связано с тем, что они были близнецами.
— Он здесь, а ты производишь столько шума, — сказала Торнберри. Её тон был раздражённым, и она пыталась сделать свое лицо строгим, но её взгляд, как всегда, был добрым. Тем не менее, как и всегда, ей удалось заставить Тириона почувствовать себя виноватым.
Он помчался наверх и вбежал в покои отца.
Его отец поднял руку, призывая к тишине. Он стоял над своим верстаком, всматриваясь во что-то через окуляр магнаскопа.
— Тише, Тирион, я сейчас.
Тирион встал там, едва не лопаясь от желания сообщить новости, но он знал, что его отца нельзя торопить, когда он занимается своими исследованиями. Чтобы занять себя, он обвел взглядом комнату, рассматривая огромную библиотеку отца с книгами и свитками, столь любимыми Теклисом, стеклянные банки с маринованными головами чудовищ, странные химикаты и диковинные растения из джунглей Люстрии и тропических лесов к востоку от Дальнего Катая. Его взгляд, как всегда, был прикован к гигантскому, ужасающему доспеху, стоявшему на проволочном каркасе в углу, и как бы он ни старался этого избежать. Он выглядел для всех как какой-то чудовищный голем, ожидающий своего оживления. Его отец утверждал, что эти доспехи были выкованы в магических печах Наковальни Ваула для их легендарного предка Аэнариона, и что теперь они сломаны и мертвы, нуждаясь в магии, чтобы вернуть их к жизни, наделить силой и снова сделать пригодными для ношения героем. Тирион не был полностью уверен в правдивости этих слов, но надеялся, что так оно и есть.
Доспех был обесцвечен вокруг груди и рук, где его отец собственными руками чинил древнюю поврежденную металлическую конструкцию. В этих местах доспехи не имели той возрастной патины, которая была в других местах. Это была работа всей жизни его отца: сделать доспехи снова целыми. Он посвятил ей всю свою учёную жизнь, с тех самых пор, как унаследовал доспехи от своего отца, который унаследовал их от своего отца до него и так далее в тумане времени. По семейным преданиям, эти доспехи были подарены их предку Омариону самим Тетлисом в награду за спасение жизни его сына. Это была самая драгоценная семейная реликвия.
Насколько Тирион знал, его отец был первым из его рода, кто попытался переделать доспехи. До сих пор его усилия были бесплодны. Всегда требовалась ещё одна вещь, ещё один кусок редкого металла, ещё одна мифическая руна, которую нужно было заново открыть и переписать, ещё одно заклинание, которое нужно было переплести. Много раз Тирион слышал, как его отец говорил, что на этот раз он сделает это, и всегда был разочарован. Доспех стоил его отцу немалого состояния и всей его жизненной энергии, но всё ещё не был завершён.
Тирион посмотрел на отца и понял, насколько слаб тот был. Его волосы были тонкими, как серебряные нити, и белыми, как снег на вершине горы Старброу. Сеточка морщин покрывала окружность его глаз и большую часть лица. Пурпурные вены тонко выделялись на его руках. Тирион посмотрел на гладкую кожу своих собственных рук и сразу же увидел разницу. Жизнь, полная неудач, преждевременно состарила его отца: принцу Арафиону было всего несколько столетий.
— Скажи мне то, что хотел сказать, придя сюда, сын мой, — сказал Арафион. Его голос звучал спокойно, мягко и отстраненно, но не без насмешки. — Что такое привело тебя в мою мастерскую, раз ты даже не постучался?
— Приближаются всадники, — ответил Тирион. – Воины верхом на боевых лошадях.
— Ты уверен в этом? – спросил его отец.
Тирион кивнул.
— Откуда? – его отец считал, что наблюдения должны быть проверены и обоснованы. Это было частью его метода познания. «Не одно лишь книжное обучение» — было его лозунгом.
— Лошади были слишком большими, чтобы быть обычными скакунами, и всадники несли копья со знамёнами на них.
— Чьи знамёна?
— Не знаю, отец. Они были слишком далеко.
— А не лучше ли было бы, сын мой, подождать, пока сам всё не увидишь? Тогда бы ты смог рассказать мне больше о том, кто были эти незнакомцы и каковы их цели.
Как всегда, Тирион не мог отделаться от ощущения, что он чем-то разочаровал своего ласкового, учёного отца. Он был слишком громким, слишком шумным, слишком активным. Он не был таким умным, как Теклис.
Отец улыбнулся ему в ответ.
— В следующий раз, Тирион, будь внимательнее.
— Да, отец.
— К счастью, у меня есть подзорная труба, которая позволит мне узнать информацию, которую ты упустил. Несмотря на то, что эти старые глаза не так остры, как твои. А теперь беги и расскажи своему брату. Я знаю, что ты умираешь от желания сообщить ему эту новость.
Теклис лежал на огромной кровати с балдахином, укрытый грудами изношенных, залатанных одеял. В комнате было так темно, что невозможно было разглядеть, насколько изъеден молью полог кровати и как стара и шатка мебель в комнате.
Теклис громко кашлянул. Это прозвучало так, словно внутри него оторвалась кость и теперь гремела в груди. Он повернулся в клубке одеял и посмотрел на брата блестящими лихорадочными глазами. Тирион гадал, действительно ли на этот раз Теклис умрет, и не эта ли болезнь в конце концов настигнет его. Его брат был теперь так слаб, так слаб, так полон боли и отчаяния.
И Тирион эгоистично гадал, что же тогда с ним будет. Он чувствовал отголоски боли и слабости своего брата. Что будет, когда Теклис отправится в своё тёмное путешествие? Неужели Тирион умрет?
— Что привело тебя сюда, брат? На улице всё ещё светло. Ещё не время для чтения.
Тирион виновато посмотрел на экземпляр «Сказаний о Каледорской Эпохе», лежавший на выщербленном столике рядом с кроватью. Он подошел к окну. Занавески были пыльными и пахли плесенью. Холодный воздух со свистом врывался в щели между ставнями, несмотря на рваные клочья мешковины, которыми забили щели. На старой вилле не было места, где Теклис мог бы укрыться от холода, который, казалось, высасывал из него все жизненные силы.
— У нас гости, — сказал Тирион. В глазах Теклиса мелькнул интерес, и на какое-то мгновение он уже не казался таким вялым.
— А кто они такие? — этот тон был сухим эхом голоса их отца, как и сам вопрос. Тирион удивился этому сходству. При всей своей слабости Теклис был во многом сыном своего отца, хотя Тирион никогда не чувствовал себя таковым.
— Я не знаю, — вынужден был признать он. — Я не стал ждать, чтобы проверить их геральдические знамёна. Я просто вбежал с новостями, — он не мог скрыть угрюмости в голосе, хотя и знал, что его брат этого не заслуживает.
— Я вижу, отец снова подвергает тебя пыткам, — сказал Теклис, и его снова охватил долгий, ужасный приступ кашля. В его случае смех иногда был ошибкой.
— Он заставляет меня чувствовать себя глупо, — признался Тирион. — Ты заставляешь меня чувствовать себя глупо.
— Ты вовсе не глуп, брат. Ты просто не такой, как он. Ваш ум работает в разных каналах. Вас интересуют разные вещи, — Теклис старался быть добрым, но не мог скрыть некоторого удовлетворения в своем голосе. Его близнец постоянно сознавал свою физическую неполноценность. Его чувство интеллектуального превосходства помогло уравновесить это чувство. Обычно это не беспокоило Тириона, но сегодня он чувствовал себя неуверенно. Теклису не потребовалось много усилий, чтобы вывести его из равновесия. — Сражения, оружие и тому подобное — вот что тебя интересует.
Тон голоса брата дал Тириону понять, насколько незначительными он считает подобные вещи в Великом Замысле.
— Один из всадников, по крайней мере, воин. Он нёс копье, и его доспехи ярко сверкали на солнце.
Сначала Тирион подумал, что он выдумывает последнюю деталь, но даже когда он сказал это, он понял, что это правда. Он заметил больше, чем думал. Жаль, что отец не расспросил его об этой детали.
— А как же остальные всадники? — спросил Теклис. — Сколько их было?
— Десять с копьями. Один без.
— А кто бы это мог быть?
— Не знаю, может быть, оруженосец или слуга.
— Или маг?
— Зачем магу приходить сюда?
— Наш отец — волшебник и ученый. Возможно, он пришел посоветоваться с ним, а воины-его телохранители.
Тирион видел, что Теклис искажает события в соответствии со своими собственными взглядами и фантазиями. Он хотел, чтобы один из этих всадников был ученым, а остальные, воины, находились в более низком положении. Это было больно. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог придумать, что именно, и тогда Теклис рассмеялся.
— Мы действительно как деревенские мыши, не так ли? Мы сидим в своих комнатах и обсуждаем незнакомцев, которые могут прийти к нам в гости, а могут и не прийти. Мы читаем о великих битвах Каледорской Эпохи, но некоторые всадники в поисках ночлега являются для нас источником большого волнения.
Тирион засмеялся, радуясь, что ему не придётся спорить с братом. — Наверное, я мог бы пойти и спросить чего они хотят, — сказал он.
— И лишить нас восхитительной тайны и предвкушения ее разгадки? — спросил Теклис. – Они уже скоро будут здесь.
Едва он произнес эти слова, как зазвонил большой колокол у ворот. В его звоне было что-то зловещее, и Тирион не мог отделаться от ощущения, что он предвещает какую-то огромную перемену, что по какой-то пока еще неизвестной причине их жизнь никогда не будет прежней после сегодняшнего дня.
Большой колокол зазвонил снова, и Тирион помчался вниз во двор. Он подошел к воротам одновременно с Торнберри. Некоторое время они стояли лицом друг к другу, ожидая, что же предпримет другой.
— Кто приехал?! — закричал Тирион.
— Корхиен Айронглайв и Леди Малена из Дома Изумрудов со своею свитой. У нас есть дело к принцу Арафиону.
— И что же это будет за дело? — спросил Тирион. Он был ошеломлен очарованием этих имен. Его отец говорил о Корхиене. Дом Изумрудов был родичами его матери, торговыми князьями великого города-государства Лотерн, где близнецы жили, когда были маленькими детьми. Что им здесь могло понадобиться?
— Это я должен обсудить с принцем Арафионом, а не с его привратником, — голос эльфа звучал нетерпеливо. В нём определенно было что-то воинственное. Он был ясен, как огромный бронзовый рог, предназначенный для того, чтобы звучать над полем боя.
— Я не его привратник, я его сын, — ответил Тирион, чтобы показать, что он не испугался, хотя и был немного напуган.
— Тирион, открой ворота, — послышался мягкий голос у него за спиной. Тирион обернулся и с удивлением увидел там своего отца. Он также был одет в свой лучший плащ, а на голове у него был обруч из замысловато обработанного золота, в который были вставлены сверкающие и мистические драгоценные камни. – Не стоит заставлять гостей ждать. Это очень грубо.
Тирион пожал плечами и взялся за стержень, поднимавший решетку ворот. Она легко поднялась, потому что юный эльф был очень силен для своего возраста. Он отступил назад, когда ворота распахнулись, и обнаружил, что смотрит на верховых незнакомцев. Один из них был самым высоким эльфом мужского пола, из всех, что Тирион когда-либо видел, таким же высоким и широким, как и он сам, с огромным топором за спиной и мечом, привязанным к боку. В руке он действительно держал длинное копье. На плечах у него был плащ из шкуры белого льва. Тирион был в восторге. Он никогда раньше не встречал членов легендарной охраны Короля-Феникса. Что может здесь понадобиться такому человеку?
Рядом с Белым Львом стояла эльфийка в прекрасно сшитом дорожном платье с капюшоном. Выражение ее лица было высокомерным, янтарные глаза смотрели пронзительно прямо. Она носила множество светящихся амулетов, которые выдавали в ней мага. Прядь длинных иссиня-черных волос выбилась из-под капюшона ее плаща.
Позади них виднелась группа всадников, сидевших верхом на разукрашенных лошадях. Все они были одеты в одинаковые плащи и имели одинаковую эмблему на вымпелах своих копий — белый корабль на зелёном фоне. За ними тянулась вереница запасных лошадей и вьючных мулов. Похоже, это была весьма впечатляющая экспедиция.
Прежде чем Тирион успел что-либо сказать, Белый Лев воткнул копьё в землю у ворот, спрыгнул с седла, пересёк двор и крепко обнял Арафиона. К большому удивлению Тириона, его отец не возражал, весело засмеявшись. Это был первый раз, когда Тирион видел своего отца таким.
Он взглянул на женщину, чтобы убедиться, что она так же удивлена, как и он, и заметил, что выражение её лица было кислым и неодобрительным. Она оглядела двор, словно осматривала свинарник. Её конь был меньше, чем у воинов, но ещё красивее в седле. Она заметила, что Тирион наблюдает за ней, и нахмурилась. Однако он встретил её пристальный взгляд своим и смотрел, пока она не отвела глаза.
— Корхиен, старый боевой пес, как я рад тебя видеть, — сказал принц.
— И я тебя, Арафион, — сказал воин, хлопнув отца по спине с такой силой, что Тирион испугался, как бы тот не пострадал. Его отец поморщился от удара, но не стал протестовать. Внезапно Тириону пришло в голову, что Корхиен и его отец были друзьями. Это была совершенно новая концепция. За все годы своего детства Тирион не мог припомнить, чтобы его отец проявлял привязанность к кому-либо или чему-либо, даже к своим сыновьям. — И как давно это было?
— С тех пор как ты ушел отсюда, после Алисии… — сказал Корхиен, и по тому, как изменилось выражение его лица, было видно, что он уже знал, что совершил ошибку. Он закрыл рот. Волна печали промелькнула на лице отца, и он посмотрел вдаль.
— Леди Мален, — наконец произнес его отец. — Добро пожаловать в мой дом.
— Так вот где умерла моя сестра’ — сказала женщина. ‘Это не очень хорошо… располагающее место.
Ещё один шок сотряс грудь Тириона: эта женщина была его тетей. Теперь он изучал её ещё внимательнее, задаваясь вопросом, насколько она похожа на его мать. Теперь, присмотревшись, он увидел, что некоторые черты ее лица были похожи на черты Теклиса и даже на те, что он видел в зеркале. Она так же пристально смотрела на него. В этом взгляде была враждебность и что-то еще, чего он не мог разобрать, возможно, любопытство.
Она протянула ему руку и снова посмотрела на него. Ему пришло в голову, что она была леди, которая не привыкла садиться или слезать с коня без посторонней помощи. Он почувствовал искушение подойти и помочь ей, но что-то в нём восставало против этого, и через мгновение он понял, почему.
Это должны были делать слуги, а он определенно не был ее слугой. Она увидела, что это знание поразило его, и холодно улыбнулась, грациозно спешилась и подошла к нему. Она обошла его кругом, разглядывая так, как горная домохозяйка разглядывает теленка, которого собирается купить. Тириону не понравилось, как она это сделала.
— Вам нравится то, что вы видите? — спросил он.
— Тирион, — неодобрительно произнес отец. Воин рассмеялся. Ответ эльфийки удивил его.
— Да, очень, — ответила она. — Хотя его манеры можно было бы улучшить.
Корхиен тоже рассмеялся. Тирион почувствовал, что краснеет. Он вызывающе сжал кулаки, не привыкший, чтобы над ним издевались, кроме отца или Теклиса. Потом он увидел смешную сторону и сам рассмеялся.
— Ты похож на неё, когда смеёшься, — сказала Малена, и в ее голосе прозвучала печаль, которая напомнила ему отца. — Алисия всегда была веселой душой.
Алисией звали его мать, и по тону Малены было очевидно, что она скучает по ней. Ему пришло в голову, что, возможно, эта гордая, холодная женщина станет чем-то вроде него, если Теклис умрет, и тогда он почувствовал к ней некоторую симпатию.
— Неужели мы весь день будем стоять здесь в пыли? — спросил Корхиен. — Или ты пригласишь нас войти и угостишь прекрасным старым вином из твоего погреба, которым ты всегда хвастался?
— Конечно, конечно, — сказал Арафион. — Входите, входите.
Это был первый раз, когда Тирион услышал о прекрасных старых винах в их погребе. Это определенно был интересный день. Всадники всё ещё сидели на своих лошадях, бесстрастные, словно ожидая нападения. В их неподвижности была какая-то угроза.
— Возможно, твои слуги захотят присоединиться к нам, — добавил его отец. — Похоже, ваша компания немного великовата для светского визита.
Тирион не пропустил быстрый предупреждающий взгляд, мелькнувший между отцом и Корхиеном.
— Дороги снова становятся опасными, — сказал Белый Лев. Тирион почувствовал, что он хотел бы сказать что-то еще, но его сдерживало присутствие остальных.
Что же здесь происходит?