Кровь Триединства. Ярость против Лун (Новелла) - 3 Глава

Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие.

Лука 6:20

I

— О чём бы вы не попросили, сразу нет, — глубоким и устрашающим баритоном, словно острым мечом, отрезал глава Конгрегации доктрины веры Ватикана Франческо ди Медичи.

Заходящее осеннее солнце обагрило в нежные алые тона дворец Конгрегации на площади Святого Петра, однако во взгляде Франческо, смотревшего в окно, не было и намёка на теплоту.

— Кардинал Сфорца взяла на себя всю ответственность за действия своего подчинённого и находится под домашним арестом в Милане. И вы, как её служащий, не можете участвовать в официальном расследовании. Вы ведь и сами прекрасно это понимаете, да, доктор Вордсворт?

— Прошу не отказывайте, ваше высокопреосвященство, — учтиво, как и подобает альбионскому аристократу, ответил Вильям Вальтер Вордсворт, агент АХ Профессор. Он посмотрел на благородное лицо кардинала. — Конгрегация доктрины веры имеет все полномочия вести операцию по спасению папы, у Государственного секретариата нет никаких возражение по этому поводу. Мы лишь просим ваше преосвященство позволить нам помочь.

— Спасательную операцию доверено провести Инквизиции, — сказал Франческо. Учитывая то редкое терпение, которое кардинал проявлял к Профессору, относился он к прославленному учёному и подчинённому своей сестры весьма учтиво. — План по спасению уже разработан, и Военное ведомство его одобрило. Сразу же после спасения папы, все войска, размещённые вокруг Брно захватят город и уничтожат еретиков. Сейчас любые изменения в плане помешают выполнению задания. Вы должны понять, что я не никак не могу взять новых людей.

Кардинал говорил холодно, но по существу. В доказательство его слов на экранах высветилась карта Герцогства Богемия, которую практически всю закрывали крохотные огоньки. Каждый огонёк, размером с булавочную головку, показывал местоположение взводов объединённых войск Ватикана и Богемии, мобилизованных для сокрушения взбунтовавшихся еретиков на востоке герцогства. Войска союзников в составе тридцати тысяч солдат противостояли пятитысячной армии противника.

Если армия Церкви ворвётся сейчас в город, вполне вероятно, она сотрёт с лица земли этот Новый Ватикан. Но если они промедлят, церковнослужители или правящая знать по соседству, недовольные правительством Рима и сочувствующие еретикам, могут взбунтоваться. Ему уже доложили, что солдаты одного из воинских подразделений дезертировали и перешли на сторону еретиков. Каждую минуту хорошо отлаженная военная машина продолжала свой беспощадный ход, и в ней нет места постороннему механизму как «АХ».

— Ну, раз так… — сказал Профессор, склонив голову. — Благодарю вас. Простите, что отнял время. Я, пожалуй, пойду. — Он двинулся к выходу, но неожиданно остановился у двери и повернулся в кардиналу, вставшего его проводить. Он добавил будничным тоном: — Ах да, я хотел вам ещё кое-что сказать. Вы не против?

— Что такое? — спросил Франческо.

— Это на счёт украденной ракетной установки из Ассизи, — прошептал Профессор, пристально посмотрев на кардинала. — Согласно нашим разведданным, она сейчас находится в Брно. Полагаю, у вашего высокопреосвященства есть какой-то план, чтобы её вернуть?

Придерживая дверь для своего посетителя, обычно невозмутимый Франческо сейчас смешался

— Ракетная установка? О чём вы? Впервые слышу.

На секунду взгляды голубых и серо-стальных глаз скрестились, а затем они оба отвернулись, словно ничего не произошло.

— Простите, кажется я что-то напутал, — сказал профессор, слегка приподняв трость. — Прошу прощения, что отнял у вас столько времени всякими глупостями. Вы так заняты, а я отвлекаю вас сущей ерундой.

— О, не берите в голову. Был рад увидеться со знаменитым доктором Вордсвортом. Прошу вас заходите просто поболтать. Почту за честь, — ответил Франческо.

Он смотрел вслед учёному, удаляющемуся по длинному коридору здания Конгрегации. Его суровое, словно высеченное из камня, лицо омрачилось.

— Ваше высокопреосвященство? — раздался позади голос.

Франческо вскинулся и посмотрел на экран, как хищная птица на свою добычу.

— Паула? Как идёт подготовка?

— Всё завершено, — ответила сестра Паула, заместитель начальника Бюро инквизиции, чьё лицо высветилось на экране вместо карты. — Я и брат Филипп уже на месте, готовы приступить к исполнению священного долга. Ждём ваших указаний. Только хочу уточнить. — Она была, как всегда, совершенно спокойна, однако от её взгляда становилось неуютно. — Спасение его святейшества не наша первоочередная задача, так? В случае нашего успеха Альфонсо наверняка убьёт папу римского.

— Неважно. Ваша задача избавиться от объекта и уничтожить лжепонтифика. Мы не спасаем пару римского, — не мешкая, ответил Франческо и, помрачнев лицом, добавил: — Смерть Александра мало скажется на Ватикане, а вот если узнают о ракете, вернее, о боеголовке, Рим окажется под угрозой. Нужно избежать огласки любой ценой.

Франческо нащупал в кармане письмо, посланное еретиками совету кардиналов восемь часов назад. Документ особой важности, который он перехватил до того, как письмо дошло до адресатов. Нужно избавиться и от письма, и от лжепонтифика вместе с ракетой. Иначе разразится громкий скандал в Ватикане. Если можно всё уладить тихо, даже жизнь папы римского не слишком высокая цена. Ватикан, служивший оплотом человечеству тысячелетиями, стоял превыше всего.

— Повторяю, сестра Паула, ваша первоочередная задача избавиться от ракеты. Меня не волнует жизнь папы римского, — настаивал Франческо.

— Хорошо, — почтительно ответила женщина и перекрестилась. — Мы сейчас же приступаем к исполнению священного долга. До связи.

II

— Какой ужас, — произнёс Авель.

На площади толпились зеваки, глазевшие на сожжённые трупы. Сребровласый священник, стоявший позади толпы, поправил круглые очки, толстые как донышко молочной бутылки, и перекрестился. Его глаза цвета заледеневшего озера наполнились печалью.

Они стояли на площади перед замковыми воротами Брно. Замок Шпильберк, ещё пару дней назад бывший дворцом градоначальника, отбрасывал зловещую тень на вечернее небо. После того, как бунтовщики убили его, крупнейший замок в Богемии стал пристанищем для папы Нового Ватикана Альфонсо д’Эсте. Три дня назад на этой самой площади перед воротами организация сожгла на костре десятки церковнослужителей, объявив их святотатцами и вероотступниками. Говорили, что местный епископ и другие священнослужители, которых сожгли на костре, во время литургии крошили гостию на верующих и требовали денег, а если те отказывали платить, бросали хлеб на алтарь.

— Священнослужители из них, конечно, были так себе, но не сжигать же их за это, — сказал Авель.

— Первым, что сделал Новый Ватикан, придя к власти, устроил публичное сожжение, — холодно произнёс невысокий молодой мужчина. Он также был одет в типичную для странствующего священника сутану и пальто, но в отличие от своего спутника, смотрел на происходящее совершенно равнодушно. — Это своего рода пропаганда, чтобы узаконить свою власть в глазах жителей Брно.

— Интересно, как там его святейшество? — тихо спросил Авель, внимательно осматриваясь вокруг.

Проходившие мимо Треса и Авеля солдаты о чём-то весело болтали. Судя по нашивке на воротничках, раньше они служили в пехотном полку Восточной армии Церкви, а теперь присоединились к Новому Ватикану. После восстания в Брно прибывали военные, правящая знать и церковнослужители, отколовшиеся от Ватикана. В городе было полно приезжих, поэтому Авель и Трес проникли незаметно, и всё же они находились на вражеской земле.

Высокий священник заговорил ещё тише:

— Сегодня ровно неделя, как армия Церкви подступила к Брно. Ребята из Нового Ватикана наверняка уже всполошились. Трес, думаешь, они уже убили его святейшество?

— Отрицаю. Это исключено, — возразил агент Трес Икс. — Они бы тогда ещё в Праге разобрались с ним. Пока он ценный заложник, маловероятно, что его убьют. Судя по моим расчётам, его не тронут до завтрашней коронации Альфонсо д’Эсте.

— Надеюсь, — сказал Авель, однако лицо у него говорило обратное.

Трес наверняка прав, и Новый Ватикан скорее всего хорошо заботится об Александре. Правда, по словам Профессора, пребывавшего в Риме, кардинал Медичи и Бюро инквизиции развернули какую-то бурную деятельность. Франческо не потерпит, чтобы его брата держали в заложниках, а лжепонтифика короновали на престол. Если не силой, то другим способом он остановит церемонию… и тогда вполне возможно, что и Александр пострадает.

— Нужно сегодня же спасти его святейшество! — воскликнул Авель.

Глядя на солдат у прочных замковых ворот, он встревожился не на шутку.

Всю неделю они собирали сведения. Судя по всему, Александра, похищенного месяц назад, держат в этом замке, а возможно, даже и ракету из Ассизи, козырь Нового Ватикана.

— Хорошо бы ещё обезвредить эту ракету. Без своего козыря, может, они и без боя сдадутся.

Неожиданно кто-то окликнул их нарочито весёлым голосом.

— Эгей, давно ждёте, Растяпа, Пистолеро?

Авель и Трес обернулись и увидели ухмыляющегося здоровяка в серой робе строительного рабочего.

— Ну и денёк, скажу я вам. Эти долбанные священники подгоняют со сроками, а куда ни плюнь одна неразбериха. Мастеровых не хватает, и у меня дел невпроворот, — улыбнулся смуглый, похожий на дикого кота, мужчина.

Агент АХ Леон Гарсия д’Астуриас бесцеремонно уселся позади священников и подмигнул поглядывающим на него девушкам. Бедняжки покраснели и отшатнулись, вероятно, испугавшись, что он их сейчас съест.

— Эх, какие робкие эти сельские девчонки. Наивные до невозможности. Это всё моё обаяние, не иначе. Ох, душа моя грешная.

— Подтверждаю. Твой срок составляет ещё семьсот тридцать один год, — сказал Трес.

— Да я не об этом! — воскликнул Леон.

— Ну-ну, не злись, — сказал Авель, удерживая здоровяка, который хотел ударить Треса. Он успокаивающе улыбнулся ему. — Как идёт подготовка, Леон?

— Просто чудесно. Через два часа тут начнётся такая свистопляска. Я бросил одну из этих штучек в водопровод, — заверил Леон и вытянул плотную руку. На ладони у него лежал диск, похожий на пудреницу. — Из-за всей этой строительной кутерьмы в замке солдаты ничего не заметили. Но это так, на скорую руку, не знаю сколько времени мы выиграем.

— Вероятно, немного. Нужно вызволить его святейшество, пока такая суматоха. И обезвредить ракету, — сказал Авель, устало глядя на вздымающуюся в сумерках крепость.

Судя по слухам, замок Шпильберк и собор Святых Петра и Павла, где завтра будет проходить коронация, два форта Нового Ватикана. Значит, папу держат в одном из этих зданий. Авель уповал на то, что Александр всё же в соборе.

— Вы спасаете его святейшество, а я займусь ракетой. Вот только одно меня беспокоит. Там… Верующий, — пробормотал Леон, словно прочитав мысли Авеля.

Тот резко обернулся. Львиный Клык с грустью посмотрел на него.

— Что делать будем, если наткнёмся на него? Он, конечно, предатель, но всё же был нашим товарищем. Уберём его или уговорим вернуться?

— Гм, ну… — забормотал Авель.

Его мычание прервал твёрдый голос Треса.

— Убьём его. — От его ледяного тона и ад бы замёрз. — Я разберусь с Гавелом, а вы займитесь своей задачей.

— А ты справишься, Стрелок? Как же его невидимый щит? — спросил Леон.

— Не проблема. Я разработал план, — ответил Трес с непроницаемым лицом, указав на цилиндрические объекты, едва проглядывающие из-под рукавов. -Допплеровские радиолокаторы, разработанные Профессором. Благодаря частотным колебаниям сдвоенных электромагнитных волн я смогу ощутить движение частиц и уловить перемещение даже невидимого объекта, — холодно сказал он.

— Ах… хм… Трес? — робко позвал его Авель. — Ну, может, перед боем, хм, поговорим с ним… урезоним.

— Предупреждаю, отец Найтроуд, не вмешивайся, — безжалостно заявил Стрелок. Механический солдат немигающим бесстрастным взглядом посмотрел на встревоженного сребровласого священника. — Ты помешал мне тогда в Праге. Если и в этот раз вмешаешься, я разберусь с тобой на месте.

Он хотел возразить, но не мог вымолвить и слова.

— Хорош, Авель. Забудь уже про Гавела, — сказал Леон, слегка потрепав его по плечу. — Стрелок прав: он наш враг. Ты и сам понимаешь это, да?

— Н-но, вдруг мы сможем переубедить его, — слабо произнёс тот.

— Не сможем, — мягко ответил Леон, словно хотел успокоить капризного ребёнка, однако говорил горькую правду. — Сам подумай. Человек всю жизнь выбирает — что есть и где спать, кого любить, как потратить деньги и время… Каждый день перед нами стоит выбор. — Вся весёлость спала с него, чёрные глаза запали. Он стиснул медальон на шее и пробормотал в никуда: — У нас такой огромный выбор, до самой смерти мы от чего-то отказываемся. И сейчас тоже самое, так?

В окнах замка загорелся свет, и солдаты оживлённо зашагали туда-сюда. Внимательно наблюдая за ними, Леон решительно сказал:

— Он выбрал Новый Ватикан, а мы — АХ. Остаётся только приготовится к грядущему.

Авель прекрасно понимал, что за этим последует, и ему было больно. Он всё осознавал, но со многим в этом мире не мог смириться.

— Ты так уверен, Леон? — спросил он, задыхаясь. Мир его поблек. Кто знает, какие мысли вертелись в его сребровласой голове. — Неужели не дрогнешь поднять оружие на Гавела, который ещё вчера был твоим боевым товарищем?

— А что делать. Когда моя дочка Фана слегла два года назад, выбора у меня не осталось. Я теперь живу только ради неё. Вот так, — сказал Леон с безучастным лицом. — Я не дрогну. Пусть враг Гавел, я убью его, не раздумывая. — Тут в его тёмных глазах сверкнул мрачный огонёк, вероятно, он думал о маленькой девочке, лежавшей в палате миланской больницы

III

— Тебе удобно, племянник? — спросил Альфонсо, решивший вдруг посетить тюремную клеть, где в одиночестве сидел юный папа.

Следом за ним вошли монахини с ужином. Увидев полное злобы лицо Альфонсо, худенький юноша малодушно съёжился от страха. Альфонсо лишь презрительно цокнул языком.

— Постыдился бы… И ты ещё сын моего великого брата? Вот он был достоин престола. Прояви хоть каплю смелости.

Александр в ответ на колкости молчал. Губы у него задрожали, он едва не плакал.

— Какой же ты слабак. Святой Престол непосильная ноша для тебя, — горько сказал Альфонсо, покачав головой. — Как бездарно прошли эти пять лет. Мне просто плакать хочется.

Тюремная клеть находилась на самой вершине в северной башне замка Шпильберк, отсюда из окна открывался вид на весь Брно. Альфонсо поглядел на освещённые закатным солнцем улицы.

— Ты понимаешь, Александр? За эти пять лет мы потеряли Ватикан и веру, — бранил он племянника, укравшего у него престол. — Ты хоть осознаёшь какая эта утрата для мира?

— В-вы убьёте м-меня? — едва выдавил юноша дрожащими губами.

— Я беспокоюсь за будущее всего мира, а его святейшество волнуется лишь о себе. Смелости хотя бы хватит назвать меня предателем, а? — упрекнул его Альфонсо.

Д’Эсте даже где-то жалел слабовольного мальчишку и не испытывал ненависти к глупому племяннику. По правде говоря, он презирал Франческо и Катерину, этих дьявольских отродий, предавших его. Впрочем, в хорошем настроении Альфонсо был весьма мудр и справедлив.

— Не волнуйся, Александр, я не убью тебя, — сказал он в надежде успокоить племянника, — ты всё-таки заложник, а в мёртвом заложнике толку мало.

— З-заложник? З-значит, Франческо…

— Ох, ему плевать на тебя, — просто ответил Альфонсо, разозлённый, что ему приходится объяснять такие простые истины. Он прищурился, будто увидел презренного Франческо. — Не беспокойся, я припас другой козырь для этого подлого Медичи. Он не нападёт на нас, так что ты в неопасности.

— К-какой козырь? — настороженно спросил Александр, не испытав вдруг никакой радости, что не погибнет.

— Ракета, — заявил Альфонсо. Губы Безумца слегка изогнулись, когда он впился взглядом в лицо племянника. — Если войска Франческо выступят, я тут же запущу её.

— Р-ракета? В-вы сбросите б-бомбу на Рим? — воскликнул Александр.

Альфонсо покачал головой, словно искренне был удручён невежеством юноши.

— Причём здесь Рим?

Дряблым подбородком он кивнул в сторону, но не на юг, где располагался священный град, а на восток, где простирались тёмные Карпаты.

— Ракету на Рим собьют ещё на полпути. Я ударю по Империи… в логово нечисти.

— Куда? — ужаснулся Александр, смертельно побледнев.

Империя Истинного Человечества, крупнейшее государство на востоке основанное мафусаилами, обладала бесчисленным множеством утраченных технологий и по мощи, судя по слухам, превосходила сам Ватикан. Неужели его дядя хочет запустить ракету туда? Даже ребёнок понимал, что вампиры не будут сидеть сложа руки после такого удара.

— Н-но тогда… в-война… — выдавил Александр.

С лица Альфонсо тут же слетела маска добродетели, и он зло засмеялся.

— Да, будет война. В боеголовке мы спрятали утраченную технологию, которую тайно заполучили. Вампиры точно так этого не оставят. Ха-ха, представляю себе лицо Франческо.

Альфонсо отчаянно жаждал мести, и Александр наконец всё осознал. Юноша сверкнул глазами. Пять лет назад дядя проиграл выборы на конклаве вовсе не из-за брата и сестры, а потому что ему явно не хватало добродетельности.

— Дядя, и вы так далеко зайдёте? Вы так сильно хотите стать понтификом? — закричал Александр на одном дыхании, даже не заикнувшись. — Так отчаянно желаете Святой Престол?

— Что? Глупец, он был моим по праву с самого начала. Вы же сами обманом отняли его у меня, — сказал Альфонсо. Слова племянника никак не подействовали на него, так глубоко он заблуждался. Стиснув зубы, он сжал пальцы, словно хотел ухватить что-то давно потерянное. — Да, он мой! После смерти брата я должен был повести Церковь и народ, но вы отняли у меня престол!

Альфонсо не заметил, что монахини позади него испуганно отшатнулись.

Глядя на беспомощного юношу, Безумец проревел:

— Смотри же, Александр! Я верну себе былую славу! Святой Престол мой. Его несправедливо отняли у меня, а ведь я был одарён, опытен, многого достиг. Вы все поплатитесь! Да, вы точно…

— Ваше святейшество, — вдруг раздался голос, — простите, что беспокою. Мне нужно срочно с вами поговорить.

Альфонсо обернулся с таким видом, словно его окатили ледяной водой.

— Гавел?

В дверном проёме клети стоял высокий священник. У него была аккуратная бородка, чересчур худое лицо и спокойные зелёные глаза, придающие ему сходство с древним великомучеником. Вацлав Гавел, бывший агент Верующий, глубоко поклонился понтифику.

— Прошу прощения, что прерываю вашу беседу. Я хотел бы поговорить с вами об обороне замка.

— В чём дело? — спросил Альфонсо.

— Оборону замка вы поручили мне, — деловито начал Гавел, не заметив или просто не обратив внимания на недовольство д’Эсте. — И тут я узнаю, что по вашему приказу многих солдат перевели в собор. Это правда?

— Ах, это? — удивился Альфонсо, чувствуя себя оскорбленным оттого, что его мысли о неземной славе прервали какими-то пустяками. Он раздражённо кивнул. — Да, в соборе не хватало стражи для завтрашней коронации. Я направил туда около сорока человек. Что с того?

— Не стоило, — слишком уж резко сказал Гавел своему господину. Угрюмый священник покачал головой. — Я тщательно просчитал расположение войск. Из-за перемещения пары отрядов во всей обороне появится брешь. Отзовите их сейчас же, пожалуйста, — добавил Вацлав.

— Нет, войска уже заняли собор. Отменять собственные приказы ниже моего достоинства, — недовольно заявил Альфонсо, изучая лицо своего подчинённого. — Ты же видел кто к нам присоединился? Аристократы. Сильные и достойные люди, истинно верующие. А благодаря тебе оборона замка нерушима. Да кто вообще сможет пробиться сюда? Согласен, всегда нужно быть настороже, но ты чересчур мнительный.

— Агенты… — прямо сказал Гавел, скрестив руки на груди. — Они спокойно могут пробить оборону, с их-то навыками. Неразумно их недооценивать.

— Кто? — спросил Альфонсо, невольно расхохотавшись. — Гавел, я понимаю твои чувства. Знаю, ты не хочешь умалять заслуги своих бывших товарищей, но ведь именно они не уберегли Александра. Не волнуйся понапрасну. Сейчас главное подготовиться к коронации.

В принципе, Альфонсо говорил по существу. Завтрашняя коронация была не просто мероприятием, а тактическим приёмом, призванным пошатнуть устои Церкви и круто изменить положение Нового Ватикана. Кто-нибудь да захочет помешать, а значит, охраны много быть не может.

Упрямый священник хотел было возразить, как в дверном проёме, стуча сапогами, возник пожилой солдат. Он отдал честь и сказал:

— Прошу прощения, ваше святейшество, что прерываю вашу беседу. Барбариго, полковник двадцать седьмого пехотного полка Восточной армии. У меня срочное донесение его святейшеству.

— Ах, это ты, Умберто? — спросил Альфонсо, повернувшись к пожилому солдату, на днях дезертировавшего из армии Ватикана и присоединившегося к нему.

Умберто Барбариго был другом Альфонсо, когда д’Эсте ещё служил кардиналом. Прикомандированный к «Юстиниану», шестой бригаде Восточной армии, он не раз отличился в бою, однако его отдали под трибунал по подозрению в массовом убийстве военнопленных и мирных жителей. Альфонсо, занимавший тогда должность главы Конгрегации доктрины веры, спас его. Именно поэтому Умберто вместе со своими подчинёнными сразу же, как только поднялся бунт, перешли на его сторону.

— В чём дело? Что-то случилось? — спросил Альфонсо.

— Да. Прошу взгляните сюда. Мои люди при обходе обнаружили вот это в водостоке снаружи замка, — сказал Умберто, показывая пластиковый диск размером с кулак.

Вода поступала в замок Шпильберк извне по подземным акведукам. Диск, вероятно, бросили в воду — он был мокрый и грязный.

— Ну, и что это? — спросил Альфонсо.

— Бомба с часовым механизмом, — с тревогой ответил Умберто.

— Бомба? — Альфонсо непроизвольно вскинул голову, но назад не отступил. Он настороженно смотрел на диск на ладони пожилого полковника. — Кто её бросил? Она мощная?

— Наши инженеры сказали, что заряд очень слабый. В лучшем случае подорвёт небольшой дом, — объяснил Умберто.

— И только? — спросил Альфонсо. Его лицо разгладилось. Он взглянул на Гавела, а потом на Барбариго. — Благодарю, полковник. Убедись, что больше нет бомб. Слышал, Гавел? Наш неизвестный противник может только петарды пускать. — Не обращая внимания на отдавшего честь Барбариго, он насмешливо сказал молчавшему священнику: — По моему приказу половина войск направлена на оборону собора. У нас нет времени распределять сотни солдат, чтобы разбираться со злопыхателями. Гавел, оборона замка на тебе. Не подведи.

Тот с сомнением выслушал его и, печально поглядев, спросил:

— Куда вы, ваше высокопреосвященство?

— В собор. Нужно готовиться к завтрашней коронации. Ах, лучше сначала проверю ракету. Что ни говори, а наша судьба зависит от неё, — ответил Альфонсо и добродушно рассмеялся, выходя из клети.

Монахини поспешно последовали за ним.

Священник остался в клети, мрачно глядя вслед Альфонсо.

— Хм-м, Вацлав? — позвал Александр.

Гавел обернулся на робкий голос. Увидев, что прыщавый мальчик обеспокоенно на него смотрит, он грустно ему улыбнулся.

— Презираете меня, ваше святейшество? — Бывший агент изогнул губы, будто насмехался над собой. — Я поклялся, что защищу вас, а сам предал. Злитесь, да?

Александр, как всегда, заговорил, заикаясь, но не так сильно, и его вполне можно было понять.

— К-когда вы привели меня сюда, я н-немного испугался вас, но, — сказал он, опустив плечи и скребя голову, — н-но вы не н-насмехались надо мной. И д-даже сейчас защитили от дяди. Вы н-неплохой человек. Я п-просто не п-понимаю, почему вы предали Ватикан? Ведь не из-за д-денег, правда? Почему же?

Гавел молчал. Он смотрел на город из окна. Его худое лицо было невозмутимым, без тени неудовольствия. По его странному ответу сложно было понять, о чём он думал:

— Знаете, я люблю Брно. Отсюда он особенно прекрасен.

Тюремная клеть находилась в самой высокой башне, откуда можно было разглядеть улицы. Зажжённые повсюду костры освещали город так ярко, что, казалось, стоял полдень. Вдоль улиц, тянувшимся подобно кровеносным сосудам, горели газовые фонари, мягко освещая проходивших мимо солдат и жителей. За замковой стеной, позади тёмной долины ярко сверкали бесчисленные огоньки. Это горели прожекторы объединённых войск Ватикана и Богемского герцогства, готовых отразить внезапное нападение.

— Брно — древний город. Местные жители оставили свой след в его вековой истории. Конечно, ему не сравниться ни с Римом, ни с Прагой, но я всё равно люблю свой родной город, — говорил Гавел.

Стоя позади священника и глядя на великолепный ночной пейзаж, Александр спросил:

— Вацлав, в-вы родились з-здесь?

— Да. Мой отец был плотником, — ответил Гавел.

Северный ветер, задувший с гор, принёс пронизывающий холод. Осень в Брно всегда была непродолжительной, но в этом году она была особенно коротка. Может, завтра даже выпадет снег.

Накинув на плечи Александра своё пальто, Гавел сказал:

— Я переехал сразу же после смерти отца… жил в Праге, Флоренции, Риме… но мой дом всегда будет здесь.

— Хм-м. Ч-что это? — воскликнул Александр и перегнулся через окно.

Мужчины и женщины в ветхой одежде рукоплескали нескольким музыкантам, искусно играющим на каких-то странных инструментах, похожих на большую виолончель с клавишами.

— Колёсная лира. На торжествах и празднествах крестьяне издавна играют на ней и танцуют польку, — пояснил Гавел.

— К-крестьяне? Так они из д-деревни? — спросил Александр, его глаза вспыхнули любопытством. — А п-почему крестьяне в г-городе? Разве о-они не ж-живут в деревнях?

— Армия Ватикана окружила замок, поэтому они нашли прибежище в городе, — ответил Гавел вполне понятно, но юноша не удовлетворился.

Нахмурившись, Александр спросил:

— Т-то есть как? З-здесь же может начаться б-бой. Не л-лучше ли бежать в д-другое место?

— Бежать… а дальше что? — Гавел говорил мягко, но чуткий человек уловил бы в его голосе едва заметные нотки гнева. — Они бедны, у них ничего нет. Если они уйдут, то лишь умрут от голода и холода. Ваше святейшество, вы понимаете, почему они присоединились в Новому Ватикану, хотя он так уступает по мощи Риму? — Священник вытянул руку и указал на долину. — Вот уже несколько лет погода здесь странная. Каждый год жуткие морозы, а здесь лишь сельская местность, никакой промышленности. Чтобы хоть как-то не умереть с голоду, крестьяне продают всё ценное, что имеют. Сначала землю, а потом и детей.

— Д-детей? — переспросил Александр. Сначала он сморгнул, словно не понял сказанного, но наконец осознал. Его обычно бледное лицо залил редкий румянец. — Они п-продают с-собственных д-детей? К-какой ужас! А ч-что же здешняя ц-церковь? Почему т-тогда они не п-попросили помощи у Рима?..

— Церковь не смогла ничего сделать. Вернее сказать, не пожелала, — ответил Гавел.

Это была сущая правда. Местная церковь закрывала глаза на происходящее. Богачи и знать из Праги скупали по дешёвке у крестьян землю, они же и перепродавали детей. Практически все здешние церковнослужители, занимающие высокие должности, — дети богачей, купившие свои должности. Естественно, они ничего не сделают против своей выгоды.

— До восстания Нового Ватикана здешние крестьяне жили подобно скоту. Архиепископ д’Эсте пообещал освободить Брно и соседние земли от налога на три года. Думаю, остальное и так понятно, да? — спросил Гавел.

Смех крестьян зазвучал громче. Как они могли так радоваться, зная, что завтра, вероятно, погибнут?

Мрачно глядя на веселящихся людей, Гавел пробормотал:

— Вот почему я предал. Не могу мириться с Церковью, обратившую веру в деньги, а слабых в скот. — Священник невольно вцепился в оконное ограждение, смяв его как глину. Не заметив даже, он продолжал смотреть на крестьян.

— Может, и правда выживает сильнейший, — добавил Гавел скорее печально, нежели зло. — Наверное, не стоить судить сильных за то, что они поедают слабых. Однако, — сказал Гавел, оторвав ограду со странным лязгом, — разве вера и Бог не должны быть на стороне слабых? Не в этом ли суть Церкви?

Вацлав сражался во имя Бога и Церкви и как инквизитор, и как секретный агент. В итоге к концу службы большую часть тела ему заменили на механические детали. Словно пытаясь выжать всю силу из себя, Гавел закричал, сокрушаясь о жизни, потраченной впустую.

— «Блаженны нищие духом». Ватикан и это отнял у них! Сволочи!

Александр, не смея шевельнуться, молча слушал предателя. Весь Ватикан насмехался над малодушием юноши, но он отнюдь не был ни глупым, ни безразличным. Он прекрасно понимал Гавела, и почему священник говорил в прошедшем времени.

«Но… что я могу сделать?», — подумал Александр.

Он стал понтификом только из-за своего знатного происхождения, а на деле даже не мог посмотреть другим в глаза и заговорить с ними, прятался за юбкой сестры при любой опасности. Что же может сделать такой безвольный мальчишка? Как ему справиться с еретиками?

«Ничего я не могу».

Беспомощный юноша вдруг услышал нежный голос.

— Всё хорошо, ваше святейшество, — сказал Гавел, смущённо улыбнувшись из-за вырванного ограждения, которое всё ещё держал в руке. — Не корите себя. Не вы виноваты в происходящем.

— Н-но я же папа римский. Будь я с-сильнее, тогда…

— Возможно, но вы не так сильны, — ответил Гавел, в голосе его не было ни печали, ни презрения. — Слабость не порок. Во всяком случае вы не заслуживаете порицания, особенно когда и сами сожалеете об этом. — Священник ободряюще обнял юношу и внимательно посмотрел ему в глаза. — Ваше святейшество, сейчас вы не в силах помочь ни мне, ни моему народу, но потом…

— Пожар!

Чей-то возглас неожиданно прервал Гавела.

В замке всюду загорелся свет, поднялся шум, застучали армейские сапоги по коридорам.

— П-пожар? — взволнованно спросил Александр.

— Похоже на то. Не беспокойтесь. Ваше святейшество, оставайтесь здесь, — велел Гавел. — Осторожно, не поскользнитесь.

— А вот и АХ, — пробормотал он.

IV

— Скорее, скорее! Потушите огонь! — закричал Альфонсо, подавившись дымом и надсадно закашляв в платок.

Всполохи плясали тут и там по подземному залу, как проказливые бесята.

— Чёртов Ватикан! — взвыл Альфонсо, пнув небольшой кружок у своих ног.

Более сотни крохотных дисков взорвалось, огонь стремительно расползался по подземелью. Их принесло по подземному акведуку, и они, всплыв на поверхность, разом взорвались, расплескав повсюду горящее масло.

Однако какой ловкий трюк. Внутри пластмассового диска находился медный сосуд с особой кислотой. Брошенные в воду бомбы тут же ушли на дно, но спустя некоторое время кислота вступила в реакцию с медью и выбросила большое количество водорода. Благодаря водороду бомбы всплыли, и потоками воды их отнесло по водопроводу в замок, где они взорвались на мелкие пламенные кусочки. Диск, который Барбариго нашёл ранее, не всплыл — вероятно, был сломан.

— Ваше святейшество! — громко закричал полковник разъярённому папе.

Барбариго стоял впереди и командовал солдатами, пытавшимися потушить пожар. Лицо у него почернело от копоти, бровь полностью опалилась.

— Своими силами нам не справиться! Нужно перекрыть подземелье, кислорода станет меньше, и пламя потухнет само! — предложил он.

Альфонсо стиснул зубы.

Да как они вообще посмели отвлекать его подобной ерундой на кануне коронации!

— Замок не пострадает от такого пожара, — начал Альфонсо. Будто вспомнив что-то важное, он хлопнул в ладоши и сказал священникам, сопровождающим его: — Ах да! Наша ракета спрятана в соседнем помещении, так? Перенесите её в другое место, а то не дай бог ещё взорвётся.

— Слушаемся, господин! — хором ответили священники и монахи. Они раскланялись и побежали выполнять указания.

Осталось лишь двое монахов. Один, что высокого роста, с надвинутым на лицо капюшоном робко заговорил.

— Нижайше прошу выслушать меня, — сказал он. — Может, и заложника тоже отвести в другое место? Вдруг враг воспользуется суматохой и попытается проникнуть.

— Хм-м? Да, верно, — произнёс Альфонсо.

Огонь продолжал бушевать, и никто не знал, когда он потухнет. Глядя с беспокойством на пожар, он кивнул с отсутствующим видом.

— Отведите его в другое место и приставьте надёжную охрану.

— Слушаюсь! — ответил мужчина.

Монахи поклонились и отправились выполнять указания. Они поспешили к выходу, как перед ними возникла худая фигура, закрывая проход.

— Агенты часто избегают прямого столкновения, ведь их действия незаконны, им редко приходится рассчитывать на поддержку. — Голос Гавела разнёсся мощным эхом.

Он внимательно посмотрел на двух монахом своими ярко-зелёными глазами. Худым лицом он напоминал святого великомученика. Отец Вацлав Гавел медленно покачал головой.

— Александр в безопасности. Пока вы не приближаетесь к нему. Авель, Трес.

— Тьфу! — воскликнул Авель, высокий монах.

Другой монах пониже ростом скинул коричневое облачение, в руках он держал огромные пистолеты.

— Меняем план. Отец Найтроуд, ты берёшь Альфонсо д’Эсте в заложники, — закричал Трес, наведя красный лазерный прицел на бывшего товарища, — а я разберусь с Верующим!

— Л-люди Катерины? — воскликнул Альфонсо, пробиваясь через толпу перепуганных солдат, поднявших суматоху. Он невольно отшатнулся, от потрясения у него задрожали губы..

— Сдавайтесь, архиепископ д’Эсте! — сказал Авель.

Их раскрыли. Оставалось лишь взять Альфонсо в заложники и освободить Александра. Авель молнией метнулся к архиепископу, но тот прикрылся монахиней как щитом.

— Лучше ты сдавайся, Авель, — резко бросил Гавел сребровласому священнику.

Высокий мужчина подпрыгнул с невероятной силой и, перекувыркнувшись в воздухе, как кот приземлился перед Авелем.

— Вацлав, уходи! — потребовал тот.

— С дороги, отец Найтроуд! — одновременно с ним воскликнул Трес.

Гавел скинул сутану. Его фигура начала исчезать.

— Подожди, Трес! Вацлав, прошу тебя! — взмолился Авель.

— Не мешайся, Найтроуд! — воскликнул Стрелок.

Когда он оттолкнул Авеля и вскинул пистолет, Гавел уже исчез, однако Трес без промедления открыл огонь.

Посреди криков солдат и бушующего пламени, эхом раздался спокойный глубокий голос.

— Зря стараешься, Трес. Ты не видишь меня… а вот я вижу тебя, — сказал Гавел.

Стрелок же тяжело отпрыгнул и метнулся в сторону, а каменный пол, где он стоял секундой ранее, взорвался на кусочки.

— Увернулся? — слегка удивился Гавел.

Его голос всё ещё отдавался эхом в воздухе, когда Трес приземлился и, описав пистолетом замысловатую дугу, прицелился.

— Задержка в двадцать две сотых секунды, — сказал он.

Яростно громыхнули выстрели из обоих пистолетов, и тут же послышался слабый звук рикошета.

— Как так? Меня видно? — спросил Гавел, и в его голосе сквозило мучение. Его явно задело, хотя выстрел был не точный. — Допплеровский радиолокатор? Вильям постарался…

— Задержка в тридцать пять сотых секунды, — сказал Трес, продолжая вести прицельный огонь.

Он безжалостно стрелял по невидимому противнику, пробивая огромные дыры в каменной стене, а Авель и Альфонсо наблюдали за причудливым боем. Трес выстрелил несколько раз, уверенный что заденет Гавела, однако на лице механического солдата мелькнуло беспокойство.

— Оба выстрела промах. Цель потеряна.

Допплеровские радиолокаторы улавливали движения Верующего, но стоило Тресу открыть огонь, сигнал пропал.

— Радиолокаторы в норме. Невозможно вычислить. Почему я не могу обнаружить Верующего? — вопросил он.

— Dei gratia sumus quod sumus. Deo ducente nihil nocet, — пробормотал Гавел голосом, едва различимым в бушующем позади Треса огне. — Очень сложно найти того, кто слился с обстановкой. Допплеровские радиолокаторы улавливают движение, поэтому пока я стою посреди полыхающего пламени, тебе меня не поймать.

— Трес, справа! — закричал Авель.

Неожиданно в воздухе возникла объятая пламенем рука, прямо как длань Божья из Библии. Гавел ухватил руку Треса, когда тот пытался вскинуть оружие, и бросил невысокого священника в стену.

— Чёрт, Трес! — охнул Авель.

Вероятно, у него нарушилось равновесие — механический солдат бездвижно лежал вверх ногами и, судя по всему, подняться не мог. Авель тут же метнулся к нему, но путь ему преградила огненная фигура.

— Тише, Авель. Я не хочу навредить тебе, — сказал Гавел.

— Вацлав… Почему? — простонал Авель, глядя на несчастный огненный силуэт. — За что ты так?

Тут раздался ликующий возглас.

— Отлично, Гавел! — сказал Альфонсо, отпихивая от себя монахиню, которой он прикрывался, и вперился взглядом в глаза Авелю. — Сволочь, это ты целился из револьвера в меня тогда в Риме! Замечательно. Я отправлю тебя в преисподнюю прямо сейчас! — Архиепископ выхватил у стоящего рядом солдата небольшой зловеще поблескивающий пистолет. Целясь в лицо Авелю, он закричал: — Ну же, чёртова шавка! Сам папа римский очистит тебя от грехов! Скажи спасибо!

Подземелье сотрясли выстрели, раздался крик, но вовсе не Авеля.

— Гавел… — простонал Альфонсо, всё ещё лёжа. Его откинуло назад, прежде чем раздались выстрелы. Открыв глаза, он увидел, что от тонкой руки священника тянется дым. — Нет, не верю. Гавел, ты… предал меня? — обвиняющим тоном спросил он.

Священник ничего не ответил. Всё также молча он взмахнул рукой, острой как клинок.

— Ай! — взвизгнул Альфонсо, поспешно пригнувшись.

Рука прошла в паре сантиметрах от него и молнией пронеслась в воздухе, где только что была голова Альфонсо, срезая пару седых волос. Гавел пытался попасть в лицо монахине, стоявшей позади д’Эсте, — та хотела вонзить металлический шест. Раздался лязг, и монахиня упала, словно ничего не весила. Шест, которым она пыталась пробить голову Альфонсо, вонзился в плечо Гавела.

— Слышал я об искусном наёмном убийце из Инквизиции, — сказал Вацлав, вынимая оружие.

Это был металлический шест с отверстиями для пальцев посередине, оружие наёмников Древнего Востока.

— Ты та самая Леди Смерть, убившая сотни людей, мастер владения холодным оружием, да?

— Сестра Паула, заместитель начальника Бюро инквизиции. Я здесь, чтобы вынести и привести в исполнение приговор. Бывший архиепископ Альфонсо д’Эсте, вы обвиняетесь в ереси, — спокойно ответила женщина.

У неё было смиренное, но мрачное выражение лица. Она скинула монашеское облачение, под которым оказался тусклый серебряный костюм, похожий на купальный. Её чувственное тело резко отличалось от заурядного лица. Костюм, похожий на нижнее бельё, на самом деле был бронедоспехом, боевой системой, разработанной для усовершенствованного солдата.

Все, кроме Гавела, молчали, поражённо глядя на неё.

— Альфонсо д’Эсте, бывший архиепископ Кёльнский, признан еретиком, — объявила Леди Смерть. — Приговор — немедленная смерть и обжалованию не подлежит. У меня всё. А сейчас я приведу его в исполнение.

V

Выжили только юная послушница, принёсшая обед в мастерскую. Все остальные погибли мгновенно — острый дрот, закреплённый к проводу, пронзил их сердца.

— А-ха-ха-ха! Здравствуйте, барышня! — сказал мужчина.

Внимательно разглядывая послушницу, перепачканную в крови двадцати убитых бедняг, он растянулся губы в похабной ухмылке. На человека он был мало похож: чересчур низкорослый, округлый и пухлый, с тёмной, отливающей блеском кожей. Слишком широко расставленные глаза на безобразном лице придавали ему сходство с рыбой.

— У меня вопросик, — сказал он. — Видишь ли, мы тут ракету ищем, которую вы украли. — Он указал липким окровавленным дротом на середину мастерской, где находился бассейн с тёмной водой, по которой растекалась ядовитая жидкость. В центре бассейна была платформа, на которой стоял вытянутый, похожий на карандаш, предмет около пяти метров в высоту. — Это она?

— Д-д-да, — ответила юная послушница, живо кивая головой.

— Ура! — Пухлые губы уродца расплылись в улыбке. — Да! Верно говорят -Господь всегда помогает правым! Ха! — Он захлопал в ладоши и засмеялся. Смех у него был скрипучий, словно газету сминали. Он долго изучал девушку своим мерзким взглядом и наконец сказал: — Благодарю, барышня. В ответ на любезность, убью тебя без мучений.

— А-ай! — закричала девушка.

Глядя, как лицо послушницы исказилось от страха, он облизнулся и медленно поднял руки. Он с силой обеими руками метнул дрот, но раздался пронзительный металлический лязг.

— А ты ещё кто? — спросил он.

Девушка потеряла сознание. Смертоносное оружие скользнуло по её голубому головному покрову и врезалось в пол. Коротышка насторожился, вытягивая дрот за провод.

— Ты заодно с этими еретиками?

— Агент АХ, отец Леон Гарсия д’Астуриас, — раздалось в ответ. Здоровяк пожал широкими плечами, вертя на пальце чакру. — Пришёл обезвредить ракету. Помешал, брат?

— А, так ты из наших? — спросил коротышка. Он облегчённо вздохнул и протянул руку Леону, так изящно появившемуся из ниоткуда. — Брат Филипп из Бюро инквизиции. Рад встречи… а впрочем нет.

Тут он резко изменился в лице, и молниеносно, будто по волшебству, швырнул дрот в горло Леону, и тот рухнул в бассейн.

— А-ха-ха-ха! Смертельный удар! — Филипп визгливо засмеялся, глядя на высокие брызги. Перекувыркнувшись назад, полный радости он захлопал в ладоши. — Так тебе, волосач! Нечего портить другим удовольствие. Гори в своём мужланском аду!

Неожиданно позади радостно отплясывающего Филиппа раздался глубокий голос.

— Эй, толстый угорь, — позвал Леон, — ты что творишь? Следи за языком, иначе тебе не жить.

Полуголый здоровяк, чья сутана плавала в бассейне, с грозным видом стоял прямо позади Филиппа. В ту же секунду толстяк развернулся с удивительной быстротой для своего пухлого тельца.

— Прости! Прошу прости меня! Меня занесло! — Он с грохотом бухнулся на пол и уткнулся лбом. — Да это шутка, шутка, хе-хе. Я такой проказник.

Леон вперился свирепым взглядом в затылок коротышки, ползающего по полу, словно гадкий червяк, и решил, что убивать инквизитора неразумно.

— Проваливай, — мрачно сказал Леон, выпятив челюсть, — и чтоб я больше не видел твою мерзкую рожу.

— Слушаюсь! Покорнейше благодарю! — ответил Филипп.

И он удивительно проворно попятился ползком назад. Он уже был у выхода, как вдруг заметил что-то.

— Там! — закричал он.

Леон обернулся к ракете, а Филипп метнулся к лежавшей без сознания послушнице. Коротышка с поразительной для него силой подхватил девушку и бросил её в бассейн.

— Т-ты что творишь? — гневно проревел Леон.

Девушка с громким всплеском плюхнулась в бассейн и пошла ко дну. Не мешкая ни секунды, здоровяк прыгнул за ней.

— Мой черёд! — сказал Филипп и, взмахнув рукой, метнул дрот прямо в здоровяка, державшего девушку.

— Уймись уже! — воскликнул Леон.

Он, не глядя, отбил дрот тыльной стороной ладони и вытащил девушку из бассейна. Он положил её на пол и, ухватившись за край, хотел выбраться и сам.

— Занесло тебя, а, толстый угорь? Прибью! — заключил Леон.

— Прибьёшь? — переспросил Филипп. Даже утопив оружие, он не переставал ликовать. Держа провод, он расплылся в улыбке. — Куда тебе, волосач, до меня! Вон я какой красивый и сильный! Тебе конец!

У Леон буквально волосы встали дыбом. Коротышка всё ещё держал провод, к которому был привязан утонувший дрот, и вдруг по шнуру пробежал мощный электрический разряд и ударил Леона. Сердце у него ухнуло, и его затрясло.

— А-ха-ха-ха! Так тебе! Смертельный удар! Ты недооценил меня, агентишка. Ха! — кричал Филипп.

Благодаря десяткам тысяч эклектических цепей в своём усовершенствованном теле, он мог посылать заряды мощностью до трёхсот тысяч вольт. Схватившись за живот, брат Филипп весело хохотал, Леон же, по которому прошёлся заряд, способный замертво свалить лошадь, едва дышал.

— О-ох, не сдох ещё. Да ты живуч как таракан! Ну и ну! — насмешливо бросил Филипп. Перекувыркнувшись назад, он засмеялся и захлопал в ладоши. — Пора прощаться! Умри уже!

Хохотавший инквизитор подошёл к панели управления и толстым пальцем нажал на кнопку — в бассейне открылось тёмное прямоугольное отверстие, звякнула цепь. Система аварийного осушения начала с шумом откачивать воду.

— Ох… — пробормотал Леон, когда рядом с ним завертелась воронка.

Тело у него онемело, руки и ноги тряслись от электрического разряда. Львиного Клыка начало засасывать в слив.

— Ч-что за?! — выдохнул стоявший у панели Филипп.

Неожиданно его с чудовищной силой потянуло в бассейн.

— Д-да что ж такое?

Бум.

— Ты… пойдёшь… со мной… толстый угорь, — выдавил Леон из воды.

Здоровяк ухватился за провод Филиппа. Глядя на шнур, прочно обмотанный вокруг запястья, инквизитор вытаращил глаза.

— А-ах ты, гад… А-а-ай! — завопил Филипп.

Он поскользнулся, и Леон своим весом утянул его в бассейн. Филипп плюхнулся в воду. Они переругивались, пока бурлящая воронка вертела их, а потом их с шумом засосало в слив.

VI

— Быстрая! — только и успел сказать Гавел, как Паула исчезла из виду.

Казалось, она растворилась в воздухе, но тут тёмный силуэт словно видение возник рядом с Альфонсо.

— В-ваше святейшество, осторожно… — начал огромный священник, ступивший перед инквизитором, но его голос неожиданно оборвался.

Леди Смерть, вынувшая из его затылка иглу, равнодушно встала. Неспешно, спокойно дыша, она двинулась к Альфонсо. Взмахнув рукой, она метнула оружие прямо в лоб противнику.

— А-ай! — Д’Эсте напрягся, но игла с лязгом отскочила.

— Ваше святейшество, уходите. Я разберусь, — сказал Гавел.

Он встал перед Альфонсо и вытянул руку с погнутым жутким орудием, а хладнокровная женщина уже вынимала из-за спины новое оружие. Это были перекрещенные серповидные клинки для ближнего боя, похожие на полумесяцы. В руке у неё было по клинку, каждый длинной с меч.

Гавел напал первым. Он плавно заскользил вперёд, вытянув руки. Он изогнул запястья, его ладони превратились в подобие клинков. Он попытался нанести в живот противника смертельный удар, способный пробить стальную пластину. Гавел двинулся в бой первым, но Леди Смерть его всё равно опередила. Соблазнительно покачивая своим чувственным телом, она приближалась к нему. Рука-клинок Гавела рассекла воздух в каких-то микронах от женщины. Паула отразила его руку своим серповидным клинком и раздробила её одним ударом.

— Ах! — простонал Гавел.

Впервые за это время он вскрикнул от боли. Сила удара была настолько мощной, что руку ему неестественно вывернуло.

— Божья кара, — бесстрастно сказала Паула.

Леди Смерть отпрыгнула назад, и, зловеще взмахнув тонкими руками, метнула серповидные клинки к шее Гавела. Она пронзительно посмотрела своими раскосыми глазами в сторону — струйка белого дыма тянулась от револьвера в руке сребровласого священника.

— Мешаешь Инквизиции, агент? — спросила Паула без тени гнева, скорее даже довольно, будто у неё появилась ещё одна работа. — Раз так, то я разберусь и с тобой.

— Авель, беги! — закричал Гавел, держась за искалеченную руку. — Ты же не убьёшь её, а по-другому её не остановить!

— Ах! — простонал Авель.

Но было уже слишком поздно. Тень женщины уже мелькнула перед глазами священника. Револьвер дрогнул, Авель не решался выстрелить, а клинки-полумесяцы в её изящных руках уже были у его шеи.

— Задержка в восемь десятых секунды, — сказал Трес.

Если бы он не выстрелил и пули бы не отбили клинки, Авелю не сносить головы. Трес поднялся, продолжая стрелять в монахиню, лишившуюся своего оружия.

— Как вы, ваше святейшество? — раздался голос.

Неожиданно послышались крики, и эхом загрохотал топот армейских сапог. Обернувшись, они увидели ворвавшихся в подземелье солдат, которые наконец-то заподозрили неладное и прибежали выяснить, что случилось. Они целились из своего оружия в мужчин и женщину, стоявших с оружием наготове возле лежащего на полу понтифика.

— С-схватить их! — велел Альфонсо, сидя на полу. — Это убийцы Ватикана!

Паула взглянула на вооружённых военных и слегка цокнула языком — ей будет сложно справиться и с двумя агентами, и с солдатами одновременно. Изящно поведя плечами, она метнула крохотный диск на пол. Он покатился по полу и с грохотом взорвался, солдаты закричали. Помещение заполнилось дымом и слезоточивым газом, военные надсадно закашляли.

— Отец Найтроуд, предлагаю воспользоваться ситуацией и сбежать, — сказал Трес, заметивший, что Леди Смерть уже исчезла из виду. — Задание провалено. Нужно отступать.

Дым постепенно рассеивался. Если они добегут до подземного акведука, то смогут выбраться из замка. Однако сребровласый священник превзошёл все ожидания Треса.

Молча Авель положил револьвер на пол и поднял руки за голову, сдаваясь, а раненый Гавел возник перед ним.

— Иди, отец Трес, — сказал Авель, глядя прямо в лицо Верующему. — Я сдаюсь, а ты беги.

На секунду на лице механического солдата пробежала тень не то досады, не то понимания, и тут же Стрелок, снова приняв равнодушный вид, развернулся.

— Задание провалено. Один человек потерян. Отступление.

VII

Ужин состоял из чёрного хлеба и жидкой прогорклой каши.

— Вкуснятина, — сказал Авель, сидя в одиночестве в клетушке.

Он улыбнулся, но мальчишки, принёсшие ужин, смотрели всё также сурово. Один из них с пулемётом в руках, видимо, главный, лишь коротко кивнул.

— Ешь быстрее и без разговоров, — сказал он. — Мы подождём, пока ты доешь.

— Да-да, хорошо. Так… Боже наш, благослови мне пищу, — поспешно протараторил Авель перед тем, как съесть единственную за сегодня еду. Проглотив кашу за один присест, он стал запихивать хлеб, не прожёвывая. — Так… — Он кашлянул и поскрёб голову, заметив, что мальчишки уставились на еду голодными глазами. Он смущённо улыбнулся и протянул им оставшийся хлеб. — Хотите немного?

— Забрать у узника пищу! — воскликнул мальчик высоким, ещё не сломавшимся голосом. Он в презрением отвернулся, но его глаза предательски метнулись к хлебу.

Авель заметил, что руки у них были ужасно тощие, щёки впалые.

— Подождите, — сказал он.

Мальчишки вскинули оружие, настороженно глядя, как священник ищет по карманам скованными руками. Они не могли понять, что тот хочет.

— Ну-ка, где-то у меня была… Ага, нашёл! — воскликнул Авель.

Мальчишки широко распахнули глаза, когда он вынул небольшую дребезжащую коробочку. Внутри оказались карамельки.

Он протянул им конфеты и сказал:

— У меня есть ещё шоколадные. Я правда уже отъел немного, но угощайтесь, не стесняйтесь.

Мальчишки молчали, гадая, вдруг он что-то замышлял. Они украдкой поглядывали на улыбающегося священника. Не в силах больше терпеть урчание в пустых желудках, они потянулись к коробочке и, схватив сласти, стали уплетать их, все, кроме командира.

— А ты чего не ешь? — спросил Авель мальчишку с пулемётом, который спрятал конфету в карман, а его товарищи радостно кричали. — Она не отравлена. Не бойся.

— Сестрёнке отнесу, — ответил мальчик, скривив губы. — Она такого никогда не пробовала.

— Правда? — спросил Авель и смолк.

Судя по их виду, они были родом не из Брно. Возможно, из крестьянских семей, перебравшихся в город.

«Неужели у Нового Ватикана всё так плохо, что они уже берут совсем мальчишек? Когда армия Церкви нападёт, они погибнут первыми», — подумал он.

— Какой ужас! Да что Вацлав творит? — выпалил Авель. — Заставлять детей воевать… Это уж слишком.

— Согласен, — раздался голос Гавела позади негодующего священника. На его худом лице с аккуратной бородкой мелькнула печальная улыбка.

— О-отец Гавел! — воскликнули мальчишки.

— А-ах, не волнуйтесь, — мягко сказал однорукий священник изумлённым ребятам. — Это подарок отца Авеля. Ешьте на здоровье. Не оставите нас наедине? Мне нужно поговорить с ним.

— Н-но, отец, опасно же одному находиться с лазутчиком? — спросил мальчишка с пулемётом, глядя на Гавела умоляющим взглядом. Но добросердечный священник лишь улыбнулся и кивнул, и мальчик подчинился. — Хорошо, уходим. Отец, будьте начеку.

Мальчишки послушно закивали и выскочили из помещения.

Убедившись, что они ушли, Гавел подошёл к Авелю и внимательно посмотрел на него.

— Как ты, Авель? Мне очень жаль. Я просил их быть помягче, но…

— Забудь. Кто эти дети, Вацлав? — спросил тот. Он взглянув на бывшего товарища с лёгким упрёком. — На тебя не похоже давать оружие детям!

— Его святейшество решил превратить мальчишек в солдат, — угрюмо ответил Гавел, качая головой и расстёгивая кандалы одной рукой.

Правой искусственной руки у него не было. После вчерашнего боя её пришлось ампутировать, раны были слишком тяжёлые. Конечно, в Риме, можно было бы сделать протез, но в этом провинциальном городишке такую операцию никак не провести — не было ни оборудования, ни материалов.

— У нас катастрофически не хватает рук ни на войну, ни на строительство. Рабочих очень мало, и солдат недостаточно для обороны тыла.

Гавел тихо вздохнул и мрачно поглядел в единственное окно. Из башни виднелись высокие горы, окружавшие городские стены Брно. В это время года горы должны пылать алыми красками от опавших осенних листьев, но сейчас они были цвета стали и пепла. Среди бесчисленных палаток и военных автомобилей мелькали флаги римской армии — красный крест на белом полотне.

— Когда войска начнут осаду, сопротивления не будет, — сказал Гавел

— Почему вы не отступите? — прямо спросил взволнованный Авель. Проследив за взглядом бывшего товарища, он вздохнул. — С таким малочисленным войском вас только чудо спасёт. Может, лучше сдаться? И мирные жители тогда выживут.

— Авель, ты веришь в Бога? — спросил Гавел прямо.

— Ась? — удивился тот, прищурившись. — Ну, я же священник… хоть все и говорят, что непутёвый… А что до Бога… Ну да, верю в общем-то.

— А я не верю в Бога, — твёрдо сказал Гавел.

— Ась? — Авель снова прищурился, посмотрев на самого глубоко верующего агента АХ.

«Я не верю в Бога», — подумал Гавел, не глядя на поражённого собеседника. — «Существуй Господь, стал бы он благоволить власти, а не справедливости, силе, а не праведности? Почему честные бедняки оказались на грани гибели, почему им приходится поднимать мечи и сражаться?»

Вдали послышался звон колокола из собора Святых Петра и Павла, где проходила коронация, тут же раздался салют. На улицах было безлюдно. Жители, опасаясь нападения армии Церкви, заперлись в домах.

— «Блаженны нищие духом», — тихо произнёс Гавел вымершему городу. — «Веруй и спасёшься». Ложь и не более. Бога нет.

— Вацлав, если ты не веришь в Бога, сдавайся, — сказал Авель отступнику без всякого упрёка и посмотрев на него глазами потерянного ребёнка. — Похоже, кардинал Медичи приказал убить Альфонсо и плевать он хотел на его святейшество Александра. Он любыми способами попытается остановить церемонию, даже если разгромит весь город.

— Рим не может навредить нам, — ответил Гавел, всё ещё глядя на безмолвные улицы. — Пока у нас есть ракета, армия Церкви не войдёт в город. Эта ракета может стать их погибелью.

— То есть? — удивился Авель.

— Она станет их погибелью, — твёрдо повторил Гавел.

Они что же, подорвут и себя вместе с врагом? Ракета, несмотря на свой немалый размер, в лучшем случае подорвёт замок. Сможет ли она уничтожить тридцать тысяч человек одним ударом?

— В боеголовке содержится восемь килограммов цианистого калия и распылитель. — Голос Вацлава даже не дрогнул. — Хватит, чтобы мгновенно убить полмиллиона человек. Более чем достаточно, чтобы уничтожить армию Ватикана.

— Цианистый ка… что? — ужаснулся Авель, словно помянул чёрта.

Цианистый калий, ядовитое вещество, более известное в народе как просто цианид. Уже само по себе очень опасное, а смешанное с кислотой в боеголовке, оно превращалось в испаряющуюся синильную кислоту, смертельно-ядовитый газ. Если его ещё и распылить, то отравляющее облако может накрыть весь город за считаные минуты.

— И-и этот ядовитый газ в боеголовке? Но зачем?.. — вопросил Авель.

— Зачем? Чтобы сразиться с Империей, — ответил Гавел без всякой злобы, но пальцы у него дрожали, когда он дотронулся до чёток. — Ты знал, что синильная кислота очень действенна против вампиров? Кардинал Медичи намерен сбросить её на Империю в следующем крестовом походе.

— Сбросить газ… на Империю? — поражённо переспросил Авель.

Ватикан не единожды пытался восстановить древние ядовитые газы и биологическое оружие, но безрезультатно. Мало того, что с ними сложно управиться, так они ещё и малоэффективны против вампиров, которые устойчивы к нервно-паралитическим газам вроде зарина и табуна. Однако синильная кислота была редким исключением. Точно неизвестно почему, но, судя по всему, вещество было как-то связано с так называемыми «бациллами», паразитами, живущими симбиозом в крови вампира. Кислота вызывала нехватку притока кислорода клеткам. Вампиры, вдохнувшие этот газ, могли погибнуть так же легко, как и обыкновенные люди. Правда, в отличие от серебра и солнечного света, цианистый калий был смертелен как для вампиров, так и для людей.

Авель не понимал, чего они добьются, если ударят такой ракетой по городу.

— Но в Империи же не только мафусаилы живут, там и терран очень много! А если ветер подует в нашу сторону! Нам тоже несдобровать!

— Лес рубят, щепки летят, — холодно улыбнулся Гавел. Глядя в пол, он произнёс: — Вот так, Авель. Ватикану плевать на людей, живущих у границы с Империей, раз можно уничтожить вампиров.

— Ты поэтому предал нас, Вацлав? — медленно протянул он хриплым голосом, мрачно глядя на бывшего товарища. — Ты знал об этом и…

— Авель, хочу попросить тебя об одном, — сказал Гавел, выпрямившись и смахнув с лица угрюмую усмешку. — Прошу забери его святейшество Александра и немедленно уходи из города.

— Как? — спросил Авель, будто не понимая его.

«Уйти из города вместе с Александром? Разве он не ценный заложник?»

— Инквизиция напала, наплевав на его жизнь. Вероятно, у кардинала Медичи нет желания спасать брата, значит, его святейшество не представляет никакой ценности как заложник, — ответил Гавел. Он глядел так, будто перед ним был не Авель, а юноша, с которым он разговаривал вчерашним вечером, как учитель, говоривший со своим нерадивым, но любимым учеником. — Он в соборе. Его преосвященство Альфонсо собирается заявить на коронации о своём престолонаследии на глазах у племянника. Если хочешь спасти его святейшество, лучшей возможности не будет.

Авель пристально посмотрел на своего бывшего товарища, слегка наклонившегося влево.

— Вацлав, ещё есть время, — неуклюже протараторил Авель со всей искренностью. — Может, вернёшься? Я упрошу Катерину и…

— Благодарю, Авель, — ответил Гавел с улыбкой, которую Авель навсегда запомнит. — Ты поэтому остался, чтобы сказать мне это? К сожалению, я не могу вернуться, иначе отвернусь от людей, поверивших в меня. Я буду охранять это мерзкое оружие, пока хватит сил.

— А ты сможешь в таком состоянии? — спросил Авель, мельком взглянув на его правое плечо без руки. — Пока у вас ракета, армия Церкви не вторгнется в город, о вот Инквизиция точно нападёт, чтобы обезвредить её. Ты сможешь сражаться с ними?

— Дважды я не ошибусь. В замке всё-таки больше четырёхсот солдат. Мы защитим ракету, — сказал Гавел.

Верил ли он в это или уже смирился с печальной участью?

Он развернулся и, не оглядываясь, направился к выходу. Рукав сутаны свободно болтался.

— Авель… спаси его святейшество.

VIII

— Путь был долог и тернист, — сказал Альфонсо.

Сидя на безыскусном троне у алтаря и обводя взглядом чествующих его людей, бывший архиепископ Кёльнский, а ныне первый папа римский Нового Ватикана, Альфонсо I, довольно закивал. Небольшой неф заполонили местная знать, священнослужители и военные, восставшие против деспотизма Рима.

Долгий путь к Святому Престолу был сложен. И началось всё со смерти предыдущего папы и поражения Альфонсо на конклаве, из-за чего он прозябал в безвестности пять лет в Кёльне, затем провалилась операция «Беззвучный шум» в Риме. И вот поднялся бунт. Наконец справедливость восторжествовала. Впрочем, он понимал, что радоваться пока рано, и подавил улыбку.

Альфонсо был несколько раздосадован из-за вчерашнего, он не ожидал, что агенты смогут зайти так далеко. Его замысел мог провалиться. Им нужно было искать ракету, а не спасать Александра. Если бы не оружие, армия Церкви сравняла бы уже Брно с землёй. А всё потому, что Гавел ничего не смыслит в обороне. Всё-таки он священник, а не воин. Сущий дилетант, не стоило вообще доверять ему оборону замка. Чтобы избежать очередного провала, Альфонсо поручил полковнику Барбариго охранять собор Святых Петра и Павла. Полковник и его люди, опытные военные, накануне тщательно проверили практически весь город, чтобы обезопасить собор. Нигде не было и следа ни агентов, ни инквизиторов.

— По завершении церемонии правящая знать увидит, кто главный и наконец примет решение, — тихо пробормотал Альфонсо, одаривая благожелательной улыбкой сотни чествующих его дворян, священнослужителей и солдат Барбариго, стоявших с оружием наготове. — И тогда даже проклятый Франческо отзовёт армию. Вот видишь, Александр, толку от твоего приезда никакого.

Окружённый солдатами юноша молча стоял позади Альфонсо. На нём было практически такое же белое облачение, как и на д’Эсте, но руки и ноги закованы в кандалы.

Глядя на бледного племянника, вид у которого был такой, будто его привели на плаху, Альфонсо довольно покивал. Как заложник Александр был бесполезен, но зато послужил отличным украшением на церемонии. Картина «лжепапа в руках истинного папы» произведёт фурор, когда он объявит о своей победе Риму.

— Habemus Papam! — раздался голос, возвещающий о становлении понтифика.

Вздрогнув от пронзительного возгласа, Альфонсо вернулся мысленно к уже завершающейся церемонии. Епископ Дубчек, глава конклава Нового Ватикана, почтительно шествовал к Альфонсо с белой тиарой. Д’Эсте верил, что эта тройная корона, сверкающая сотнями драгоценных камней, нитями серебра и золота, предназначалась ему пять лет назад, когда умер его брат, а вернее, ещё задолго до этого. Гавел возмутился, что на создание этой короны ушло слишком много денег, но Альфонсо было всё равно. Чтобы укрепить власть и заставить знать склониться, требовались деньги. Гавелу, выходцу из простонародья, не понять этого.

С тиарой в руках, епископ заговорил:

— Ваше святейшество, прошу примите эту корону в знак вашей власти.

— Вы наместник Бога на земле, рыбак для народа, самый преданный слуга Божий и наш господин, — вторила нараспев толпа.

Альфонсо медленно поднялся, пока народ пел, повторяя за Дубчеком. Скрюченными дрожащими пальцами он потянулся к тиаре.

— Ах-х!

С пересохших от волнения губ нового папы сорвался хриплый вскрик, и тройная корона с лёгким стуком упала на пол. От переизбытка чувств его покинули силы. На глазах смутившегося Альфонсо конусообразная тиара, украшенная камнями, покатилась по полу между собравшимися.

И тут внезапно вспыхнул яркий белый свет, ослепив всех присутствующих в нефе. Несчастный народ вряд ли когда-нибудь поймёт, что это именно корона взорвалась, обдав всех волной жара и грохота.

— Как? Взрыв! Что произошло?! — завопил Альфонсо, слыша кошмарный звон в ушах.

Неф, где лишь минуту назад проходила торжественная церемония, заполонили крики боли, гневные вопли, сильный запах гари и крови. До обескураженного папы донёсся чей-то голос.

— А-ха-ха-ха! О да, повезло так повезло! — насмешливо воскликнул кто-то, даже не спросив Альфонсо о его самочувствии.

Сквозь дым с потолка со смехом спрыгнула круглая фигурка и уставилась на ошеломлённого папу с мерзкой ухмылкой.

— Или нет? Как ни крути, а погибнешь ты от моей прекрасной руки.

— Инквизитор? — Альфонсо изумлённо вытаращил глаза.

Монах-коротышка был круглым, как бочонок, а широкой улыбкой походил на сома. Эмблема Инквизиции «Божий молот» была вышита на рукаве его облачения. Как он вообще пробился сквозь охрану?

— Убить его! — визгливо велел Альфонсо. — П-полковник Барбариго, пристрелите этого уродца! Это инквизитор, враг Божий!

— Целься! — тут же закричал Барбариго, ни мешкая ни секунды, и выхватил оружие.

По приказу командира солдаты, стоявшие у стен, одновременно вскинули винтовки.

— Огонь!

Раздались выстрелы, а затем и крики боли.

— К-как? — охнул Альфонсо с перекошенным лицом.

Солдаты открыли огонь по священнослужителям и знати, поддерживающим Новый Ватикан. Люди бежали к выходу, когда их настигли выстрелы. Раздались истошные крики, кровь полилась рекой.

— К-куда вы целитесь? — взревел Альфонсо.

Солдаты направили оружие на выживших, будто на диких зверей.

— Б-Барбариго, что творят твои люди?! Прекратите огонь! Вы должны убить врага Божьего!

— Но мы и уничтожаем врагов Божьих, — ответил пожилой полковник, вскидывая пистолет.

Он направил дуло прямо в лоб Альфонсо, и тот наконец всё понял.

— Как же так, Барбариго. Ты предал меня?

— Это вы предатель, ваше святейшество, — ответил насмешливо мужчина, — а я верный солдат Ватикана. Неужели вы думали, что я присоединюсь к вашим сельским аристократишкам? Да от них навозом разит за версту. Конечно, тут ещё и кардинал Медичи пообещал повысить меня в звании до генерала.

— Ты видимо забыл свой старый долг! — ядовито сплюнул Альфонсо, совершенно позабыв о пистолете. — Убийца! Кто спас тебя от трибунала?

— Да и вы не святой. Что с ним делать, господин Филипп? — спросил Барбариго.

— Хм-м? — задумался инквизитор, скривив лицо. — Убей его. Он сущая заноза. Некогда мне разбираться с этим старикашкой!

— Слушаюсь, — ответил Барбариго. Отдав честь, он усмехнулся. — Прощайте, ваше святейшество. Дружба наша была недолгой.

— Ч-чёрт! — воскликнул Альфонсо.

Ещё с древности героем звался тот, кто стойко держался перед лицом опасностей. Альфонсо д’Эсте в принципе можно было даже назвать героем, правда, не успел Барбариго выстрелить, как тот метнулся к своему племяннику и схватил беспамятного юношу. С проворством, удивительным для его преклонных лет, он прикрылся Александром как щитом, и приставил пистолет к виску юноши.

— Н-ни с места! — зло прорычал бывший архиепископ, прячась за юным папой. — Всем стоять! Двинетесь, и я пристрелю его!

Не особо испугавшись отчаянной угрозы Альфонсо, Барбариго угрюмо взглянул на инквизитора.

— Как поступить, господин Филипп?

— Сам не знаешь? — вкрадчиво ответил тот, скривив толстые губы. — Прикончи обоих. В этом городишке итак все сдохнут.

— И то верно, — сказал Барбариго, не сводя оружия с ошеломлённого Альфонсо.

Он поточнее прицелился своим крупнокалиберным армейским пистолетом в сердце Альфонсо. Будет проще пристрелить и «щит» бывшего архиепископа, и его самого.

— Дядя и племянник умрут вместе!

Громыхнул выстрел… Барбариго упал, крича от боли. Из руки алой струйкой потекла кровь, а дымящийся пистолет упал на пол.

— Ха-ха! Пришёл-таки? — спросил Филипп без всякого удивления.

Изогнув коротенькую шею, он посмотрел на витражное окно, у которого стоял высокий мужчина с дымящимся старомодным револьвером. Взглянув на сверкающие в лучах заходящего солнца серебристые волосы, коротышка скривился.

— Пёс Сфорца, вот и ты!

IX

Целясь из всё ещё дымящегося револьвера в Филиппа, Авель тихо сказал:

— Прикажи солдатам сложить оружие, брат.

Бойня в соборе почти завершилась. В льдисто-голубых глазах священника стояла боль, когда он посмотрел на окровавленных людей.

— И отойди, пожалуйста, от его святейшества. Больше ты никого не убьёшь.

— А-ха-ха! Святая простота, — улыбнулся Филипп, дав знак солдатам, чтобы те нацелились на незваного гостя. — Ну, выживут они сегодня, толку-то, всё равно все местные погибнут. Лучше уноси ноги, агент, если хочешь жить. Ну!

Пронзительный грохот заглушил последние слова инквизитора. Слегка изогнув руку, он метнул дрот прямо в лицо священнику. Потрясающий удар. Послышался хруст, только вот не кости сломались, а мрамор треснул. Дрот глубоко вонзился в лоб статуе младенца Иисуса, а сребровласый священник, стоявший перед ней, растаял в воздухе, словно мираж.

— Ба! Где же ты? — выдохнул Филипп.

— Тише, брат. — Голос Авеля эхом разлетелся.

Прямо над ухом инквизитора раздался щелчок взведённого курка. Священник вперился в его затылок холодными, как замёрзшее озеро, глазами.

— То есть все местные погибнут?

— Р-ракета же, — ответил Филипп. Зловеще улыбаясь, он мельком обернулся на дуло револьвера. — Мы запустим ракету, и все здесь погибнут. Хе-хе!

— Ты что несёшь? Вы же хотели её обезвредить и ввести войска в город, нет? — спросил Авель.

Ответ ужаснул его.

— Как-как? Ха! Да мы даже утруждаться не станем, — усмехнулся тот. — Нет, мы не станем её обезвреживать… мы её пустим на Брно!

Голос у него совершенно изменился. С удивительным проворством и силой он кинул спрятанный дрот. И метил он в беспамятного Александра и Альфонсо, прикрывающимся юношей как щитом.

— Ч-чёрт! — вскрикнул Авель.

Старомодный револьвер громыхнул выстрелами. Мчавшийся в юного папу дрот с пронзительным лязгом разлетелся на кусочки. Филипп толстыми пальцами перехватил руку Авеля.

— А-ха-ха-ха! Ну ты и святая простота, агент! — прокричал он.

Волосы у Авеля встали дыбом — по телу пробежал разряд в триста тысяч вольт, заряд, в четыреста раз сильнее удара электрического угря. И он, ростом в добрые сто девяносто сантиметров, отлетел назад.

— А-ха-ха-ха! Смертельный удар! — захохотал Филипп.

Упавшего Авеля потряхивало, а от тела шёл дым. Коротышка подбежал к нему и без всякой жалости наступил ему на лицо, хотя тот с трудом дышал.

— Жалость-то какая, а, агент? Нужно было уважительнее ко мне отне… Так, о чём мы там говорили? Ах, да. О ракете.

Авель перевёл взгляд и открыл рот, будто хотел сказать что-то.

Филипп, вцепившись ногтями в висок священника, самодовольно откинул голову.

— Как только выйдем и города, тут же запустим сюда ракету. Когда ядовитый газ прикончит всех этих паразитов, войска войдут в город повеселиться. Вот такой у нас план.

— Но здесь же мирные жители… тоже, — с трудом выдавил Авель из-под сапога инквизитора. — В чём они-то виноваты?

— Народ тупой, никто и не узнает ничего, — сказал Филипп. — Общественности скажем, что еретики случайно выпустили самодельный ядовитый газ, и он убил всех жителей. Ах, ну что за лицо. Ты огорчён? Расстроился, да? — захихикал Филипп, зажав между пальцами новый дрот. Повернув лицо Авеля к себе, чтобы тот мог видеть, какая участь ему уготована, монах радостно ухмыльнулся. — Ну, пожалуй, закончу твою жалкую жизнь. Сдохнешь ты как собака.

Филипп поднял дрот повыше и вдруг завопил — что-то вонзилось ему в руку. Он уставился на чакру с искусным узором — заострённый круг глубоко впился в ладонь. Увидев, как из руки хлынула кровь, он перепугался и упал навзничь, крича от боли.

— А-а-а-а-ай! Рука! Моя ру-у-у-у-ка-а!

— Эгей, а вот и украшение для тебя, толстый угорь. Правда, оно совсем тебе не идёт, — раздался насмешливый голос.

Огромный смуглый мужчина, сияя улыбкой, бесшумно возник у алтаря. Солдаты нацелились на бесстрашного насмешника, но не успев открыть огонь, выронили своё оружие — кто-то их подстрелил.

— Задержка в тридцать три сотых секунды, — бесстрастно пробормотал невысокий мужчина, стоявший рядом со здоровяком. В руках он держал дымящийся танковый пулемёт.

— Леон! Трес! — воскликнул Авель.

— Извини за задержку, Растяпа, — сказала отец Леон Гарсия д’Астуриас, взмахнув рукой. — Мы вообще раньше хотели прийти, но пришлось сушить мою одёжку.

— Советую оставить лишние разговоры на потом, Львиный Клык, — прервал его Трес суровым тоном. Перепугав не на шутку солдат своим пулемётом, он холодно уставился на здоровяка. — Сейчас наша первоочередная задача спасти его святейшество.

— Да знаю я. Не порть мне веселье. — Леон взглянул на бесстрастное лицо преподобного Треса Икса, но подчинился. Небрежно подняв напарника с пола, он кивнул в сторону юного папы, так и не пришедшего в себя. — Авель, отвечаешь за его святейшество. Беги из города. А мы с Пистолеро займёмся ракетой.

— П-подожди, — с отчаянием начал Авель, с трудом вставая. — Ну… нужно… Вацлав.

— Сейчас от тебя никакого толку. И слышать ничего не хочу, — сказал Леон. Он собирался уже прочитать ему целую тираду, но заметив решительный взгляд Авеля, лишь пожал плечами. — Ладно. Возвращайся в замок. А мы с Пистолеро…

— Я твой противник, волосач! — Филипп заорал так страшно, будто кричал из адской бездны. Он вынул чакру из ладони. Губы у него перекосились от гнева. — Уже дважды мешаешь мне! Зла не хватает!

Трес уже было вскинул оружие, но Леон, жутко осклабившись, сказал ему:

— Постой-ка, Трес. Беру этого идиота на себя. Сегодня тебе уже так не повезёт. Готовься, толстый угорь, шашлык из тебя сделаю!

***

— Всем стоять! — рявкнул Гавел на солдат, пытавшихся выбежать из подземелья, и уже более спокойно добавил: — Пока Ватикан не добрался до ракеты, он не выдвинет свои войска. Они хотят выманить нас из замка и ослабить оборону…

— С дороги, Гавел! — проревел обозлённый офицер и барон по совместительству. — У нас родные в соборе. Хочешь, чтобы мы тут торчали, пока убивают наших близких?

— Нет, конечно. Просто, не хочу, чтобы вы по глупости помогли нашему врагу, — ответил он.

— По глупости? Ты нас дураками обозвал, плебей? — вспыхнув, гневно закричал барон.

В офицерах Нового Ватикана служили младшие сыновья из Богемской знати. Им претило находиться в подчинении, а уж особенно у какого-то безродного священника.

— Делай что хочешь, а мы пойдём в собор! А трусы пускай остаются! — заявил барон с упрёком и в сопровождении других офицеров вышел из подземелья.

Глядя им вслед, Гавел поник.

— Ну вот и конец…

Ракета зловеще высилась в тёмный потолок. Ватикан не нападёт на Брно, пока у них это жуткое оружие, в этом Гавел был уверен. Пусть даже дела пойдут совсем худо, их не победить.

Ещё бы немного времени и помощи от местной знати, и они смогли бы противостоять Риму. Вот бы к ним пришли истинно верующие, вместе они бы построили Храм Божий… Сейчас это казалось лишь несбыточной мечтой.

— А вы что, не идёте? — спросил Гавел.

Он посмотрел на дюжину солдат-мальчишек в ветхой одежде. Они нерешительно глядели на него, будто хотели сказать что-то.

— Чего ждёте? Скоро здесь будет Инквизиция. Бегите живее! — поторопил их Гавел.

— Е-если вы остаётесь, отец, то мы тоже, — сказал за всех мальчишка с пулемётом в руках.

— Мы с вами, отец. Мы не проиграем. Плевать на этих богатеев.

— Точно, мы не ради этих аристократов пришли, а ради вас, отец, — сказал другой мальчишка.

— Мы вас не бросим, — добавил другой.

Слушая, как ребята переговариваются, их деревенский говор, Гавел вздохнул. Он так ничего и не смог для них сделать, только беду на них накликал. И виноват во всём он.

— Послушайте меня, пожалуйста. — Он смолк на мгновение, чувствуя как сжимается сердце. Посмотрев на каждого из мальчишек, он печально произнёс: — Мы проиграли.

По тёмному залу пронеслись удивлённые вздохи.

Священник заговорил вновь, а мальчишки помрачнели всё больше.

— Скоро сюда заявится Инквизиция, чтобы обезвредить ракету, а после армия противника вторгнется в город. Всё уже предрешено.

Мальчишки закричали и умоляюще на него посмотрели, почувствовав себя обманутыми.

— Н-но, отец! — воскликнул один.

— Вы же сами сказали, что праведники не проиграют, что Господь на нашей стороне! Вы лгали, отец? — спросил другой.

Однорукий священник удручённо закусил губу. «Блаженны нищие духом», так он сказал им. Он учил их, что даже бедный и слабый должен делать правое дело, ведь господь смотрит… и вот результат. Что сказать им теперь? Уже поздно для слов. Ободрить их… или попросить прощения? Только одно остаётся сказать им.

— Я солгал, — ответил Гавел, не обращая внимания на их ошеломлённые лица. — Нет никакого Бога. Мы проиграем. Армия Ватикана схватит нас или убьёт. Если хотите жить, бегите.

Взяв одного из мальчишек за руку, священник вложил ему металлический ключик в ладонь и сжал её в кулак.

— Это ключ от кладовой. Возьмите припасы, одежду и бегите. Хватит на несколько дней, пока не найдёте где укрыться.

— Враль! — бросил мальчишка, и горючие слёзы побежали по его лицу.

— Ты обманул нас, лживый священник! Соврал нам, использовал нас! — закричал другой, сплёвывая.

Гавел молча слушал оскорбления, даже не отирая слюну с щеки. Он бесстрастно смотрел, терпя их гневные взгляды.

— Уходим. Нечего нам здесь подыхать, — сказал мальчишка с пулемётом.

Он развернулся, и остальные последовали за ним. Проклиная священника, они выбежали из помещения.

— Вот и хорошо, — тихо и печально проговорил Гавел.

Мальчишки убегут из города или, может, сдадутся. У них есть ещё пара часов, чтобы спастись. Правда, если армия Церкви нападёт раньше, всё пропало. Ему нужно выиграть время любым способом.

«Но как?», — задумался он.

Судя по переполоху в соборе, Инквизиция уже скоро будет здесь.

«Как же мне выиграть время? Руку я потерял, камуфляж не работает».

Просто нужно постараться. Он был виновен в произошедшем, выхода нет.

И тут раздался тихий голос, будто зашептал ночной лес.

— И повелел Господь: «Теперь иди и порази Амалика [и Иерима] и истреби все, что у него».

Гавел даже не заметил, как в двери возник стройный женский силуэт. Затянутая в серебристый костюм-доспех, она держала в руках клинки-полумесяцы. Изогнув сияющее в свете оружие, она спокойно продолжила:

— «И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла». Аминь.

Гавел бесстрастно посмотрел на неё. Слегка наклонившись, он вскинул левую руку и метнулся вперёд, а монахиня подпрыгнула. Он оттолкнулся с такой силой, что в каменном полу осталась глубокая вмятина.

Худой священник отшатнулся назад, чтобы избежать удара, — инквизитор целилась в его лицо клинками, закреплёнными на сапогах. Помедли он хоть полсекунды, ему бы раскроило череп. Монахиня тем временем приземлился и крутанулась. Она взмахнула клинком, рука у неё была гибкая как плеть. Гавел ловко увернулся. Вращаясь словно мельница, она сделала выпад другим клинком, целясь в грудь противника. Гавел тут же вскинул руку, рукав с треском порвался. Его с немыслимой силой и скоростью отшвырнуло к стене.

Его сутана была изодрана в клочья, из ран вытекала подкожная трансмиссионная жидкость. Да будь он полностью здоров, ему не победить её. Не зря она звалась Леди Смертью.

— Рано радуешься! — сказал Гавел.

Он даже не пытался избежать удара мечом, напротив отважно метнулся вперёд и выбросил руку-клинок к танцующему над головой оружию.

По залу эхом пронёсся пронзительный лязг. Леди Смерть вдруг изменилась в лице. Верующий выбил серповидный клинок и как змея метнулся к её шее. Потеряв оружие, Паула не могла избежать удара…

— Как? — поражённо охнул Гавел, широко распахнув глаза.

Паула голыми руками остановила его руку-клинок, способную пробить стальную пластину.

— Ты верно сказал: я прекрасно владею холодным оружием, но это лишь доля правды, — бесстрастно заметила Леди Смерть, всё ещё удерживая руку Гавела, а тот вырывался из всех сил. — Тайное оружие я использую только для устрашения грешников, чтобы еретики ощутили ужас перед смертью и поняли всю тяжесть своих грехов. На самом же деле…

Гавел не верил своим глазам: монахиня раскрошила его руку в прах своей нежной ручкой.

— Я специалист по рукопашному бою, — продолжила Паула.

Подкожная жидкость фонтаном хлынула на пол. Священник изогнулся назад с раздробленной рукой.

— Божья кара, — пробормотала Паула.

Она ударила священника в живот кулаками и немного крутанула их, чтобы удар вышел как можно мощнее.

Хаккэй — техника боя, при которой человек сосредотачивал мощь всего тела в одной точке. Пролетев больше десяти метров, Гавел ударился об стену. Сутана его полностью разодралась, словно по нему выстрелили из танковой пушки. Его пластмассовые мышцы порвались, кожа ужасно потрескалась и стала похожей на змеиную.

— Вот и всё, Вацлав Гавел. Теперь ракета, — сказала Паула.

Не глядя на священника, от тела которого исходил дым, она двинулась к центру зала. Она забегала пальцами по панели управления, будто знала что делать, и спустя пару секунд загорелись огоньки.

— П-прошу, сестра, — взмолился Гавел, говоря ей в спину. Его основные процессоры были уничтожены, и жизнь уходила из него с каждым словом, но он всё же заговорил. — Подожди… Не обезвреживай её пока. Мы проиграли. Пожалуйста, дай нам возможность сдаться до прихода армии.

Танцуя пальцами по панели управления, он взглянула на умирающего священника своими раскосыми глазами.

— Не понимаю о чём ты. Армия не войдёт в город… нет нужды.

— Как это? То есть? — насторожился Гавел.

— Все еретики погибнут. Мы подорвём ракету прямо здесь, — коротко бросила Паула.

Гавел вспыхнул, его лицо исказилось от ужаса и потрясения.

В потолке с шумом открылся люк, сквозь который проглядывало вечернее солнце. Поглядев на отверстие, через которое вылетит ракета, Паула сухо сказала:

— Когда ракета взорвётся, ядовитый газ от синильной кислоты накроет замок и весь город. За полчаса все еретики погибнут.

— Н-но… — Кашляя кровь, Гавел заговорил дрожащим голосом. Он собрался с силой и взмолился к монахине, выставляющей значения. — П-прошу, сестра, здесь же и простые жители! Они…

— Еретики не должны жить, — спокойно ответила Паула, не отрываясь от панели управления. — Такова воля Божья и вера, что движет миром. Ватикан — страж этого порядка, а кто противостоит нам — вероотступники.

Паула была совершенно равнодушна, не выказывая ни сожаления, ни вины, ни даже злобы. Словно решала уравнение на доске, она спокойно приговорила десятки тысяч людей к смерти.

— Те, кто мешают устоявшемуся порядку просто сор, а от сора нужно быстро избавляться, — сказала она.

— Но… сор… — Окровавленное лицо умирающего священника исказилось. — Ты так называешь людей? Ты считаешь, что Господь — это лишь вера и порядок?

— Верно, Господь — порядок. Он закон. Бог есть сущее, ибо Он всеведущ и всемогущ. Наш мир Его творение, и он всегда должен работать должным образом.

— Порядок… закон… — пробормотал Гавел.

Не в силах подняться, он задумался.

«Что же тогда Бог? Если Он одобряет сильных, пожирающих слабых, где тогда справедливость? Неужели вера позволяет сущему растоптать идеалы? Так Паула говорит?»

А разве происходящее не пример этому? Истинно верующие в Бога погибнут. Если Господь, в которого он когда-то верил, и правда существует, почему не ниспошлёт чуда? Почему он просто смотрит, как слабых, но праведных людей забивают как скот? Ответ был только один: нет никакого Бога.

— «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?»

Из глаз священника потекла кровь. Возможно, это была лишь подкожная жидкость, ведь его слёзные каналы были давно удалены, но сейчас он несомненно плакал.

«Бога нет. В этом мире справедливость и идеалы ничего не значат. Есть лишь сущее и власть. Слабых забивают, плюют на правосудие. Вот такой он, промысел Божий».

— Я установила таймер. Сейчас разобью панель управления, и никто не остановит взрыв, — сказала Паула.

Гавел с ужасом слушал пугающе спокойный голос монахини. Отсутствующим взглядом он смотрел, как женщина занесла кулак над панелью. Всё кончено. Рука, возвещающая о гибели десятков тысяч жизней и Бога, в которого он когда-то верил, медленно опускалась.

И тут сверху в лучах заходящего солнца скользнула фигура в развевающейся сутане.

— Как ты, Вацлав?

X

— Отойди оттуда, сестра Паула! — закричал Авель, спрыгнув и прицелившись из револьвера в Леди Смерть. — АХ забирает ракету! Ты её не запустишь!

— Мешаешь Инквизиции, агент? Думаешь так просто отделаешься? — тихо спросила Паула, прищурив глаза. — Это официальное задание Конгрегации доктрины веры. Твоё вмешательство отразится не только на тебе, но и на кардинале Сфорца. Ты понимаешь что делаешь?

— Если общественность узнает о происходящем, твоему начальнику не поздоровится, — резко возразил Авель.

Он мельком взглянул на бывшего сослуживца, лежавшего ничком на полу. Его раны были куда серьёзнее, чем он думал. Если Гавелу не помочь, он, вероятно, умрёт.

— По закону Церкви использовать цианид в любом его виде запрещено, как при диверсиях, так и в оружии, а он есть в боеголовке. Если кардиналы и правящая знать узнают об этом, разразится громкий скандал, и лорду Медичи придётся туго.

— Я смотрю, ты много знаешь, — сказала Паула. Её голос стал мягче, и она опустила руку. — Так что ты хочешь, агент? Спасти этого еретика?

— Я хочу спасти всех в этом городе, включая его, — ответил Авель, приближаясь к Гавелу. — Пожалуйста, доложи армии, что Брно сдался без боя. И не говори, что это невозможно. Кардинал Медичи вправе пощадить жителей.

— Прости, но это неразумно, отец Авель, — мягко ответила Паула и в ту же секунду исчезла из виду. — Тебе не уйти отсюда живым.

Когда он обернулся на голос, воздух со свистом уже рассекла ладонь. Не подними он тут же руку, снесло бы ему голову. Удар пришёлся по револьверу, переломившемуся пополам, обнажая крестообразную сердцевину.

— Наша цель — уничтожить всех в городе. Никто не должен выжить. Уже поздно для мирного отступления.

Паула снова ударила, а священник увернулся с механической точностью.

— Отец Найтроуд, раз ты знаешь о ядовитом газе, тебе не жить.

— Тьфу! — сплюнул Авель. Его глаза покраснели. Смерть приближалась. Обнажая клыки, он быстро затараторил «заклинание»: — Наномашины Кресник 02, сорок процентов ограниченных воз…

Но внезапно смолк.

— Копуша, — усмехнулась Паула.

Она снова исчезла из виду, но перед этим обрушила такой силы удар, что могла бы свалить медведя. Авель отлетел назад.

— Ох! — вскрикнул он.

— Агент АХ Авель Найтроуд. Оперативный псевдоним Кресник, — сказала Паула, холодно глядя на священника, скорчившегося на каменном полу и кашляющего кровью. — Рост сто девяносто один сантиметр, вес шестьдесят пять килограммов. Возраст неизвестен. Место рождения неизвестно. Боевая мощь В-, в режиме Кресника А++.

Ухватив Авеля за серебристые волосы, Паула подняла его с силой, совершенно удивительной для такой изящной женщины.

— У меня есть данные по всем агентам и, конечно, я изучила их слабые места. Отец Найтроуд, если ты не Кресник, от тебя никакого толку.

— П-прошу хватит! — слабым голосом воскликнул Гавел, глядя, как Паула занесла руку над головой Авеля. — Ты уже победила! Сестра, не проливай кровь понапрасну!

— Напротив. Я не могу его отпустить, он знает о газе. К тому же… — Лицо Паулы было безупречно чистым в отличие от окровавленного Авеля. Словно ангел мщения, она вещала: — Такова воля Божья. Вы оба умрёте. Господь есть порядок нашего мира, всего сущего. Безжалостно уничтожать противящихся Ему, значит, исполнять Его волю. Не сопротивляйся, отец Гавел, — мягко проговорила Леди Смерть.

Священник молчал, подавленный унынием.

— Бог — это сила и всё сущее. Вы же противитесь Его власти, заявляете о своих эгоистичных идеалах, отвергаете священную истину. Вы порождения зла. Вам нет прощения.

— Ч-чушь! — воскликнул Авель слабым, сдавленным голосом, прервав её поучения. — Полня чушь, сестра Паула. Оправдываешься словно побитая собака!

Паула взметнула брови.

— Что? — спросила она, глядя на бормочущего священника. — Отец Авель, как ты меня назвал? Меня, посланницу Божью, обозвал побитой собакой?

— Да, сестра. Ты жалкая, побитая собачонка, — твёрдо ответил Авель, медленно изогнув губы. Его лицо исказилось от жуткой боли, но льдисто-голубые глаза были ясными. Превозмогая муку, он решительно продолжил: — Уж я-то знаю, сам был такой. Я потерял веру в этот мир, смеялся над идеалами своей любимой. Я ненавидел их, только сейчас понимаю, каким был неудачником. Я боялся действительности. Смеялся над всеми. Я был таким же как ты.

Его взгляд был устремлён куда-то вдаль, словно Авель находился не здесь и не сейчас. Его голос переполняли не то сожаление и печаль, не то тоска по прошлому.

— Нужно смотреть правде в глаза. В одиночку не справиться, но и сдаваться нельзя. Паула, ты ведёшь себя как побитая собака. Только неудачник сдастся без боя!

— Благодарю за проповедь, отец, но ты вообще понимаешь что происходит? — засмеялась Паула, холодно глядя на священника. Она яростно взмахнула рукой. — Ладно. Вот убью тебя, уничтожу этот городишко и посмотрим. Сможешь назвать меня после этого побитой собакой, признаю твою правоту. Тебе конец, агент!

Паула обрушила на Авеля такой силы удар, что могла размозжить ему голову, но её рука так и не достигла цели.

— Что за ерунда! — растерянно воскликнула она.

Кто-то схватил её сзади с чудовищной силой. Паула невольно отпустила Авеля и обернулась к священнику.

— Ты ещё двигаешься? — зло бросила она.

— Авель, я отрёкся от Бога, но он всё же существует, — сказал Гавел и тихо засмеялся, удерживая женщину. Он собрал все оставшиеся силы, и сейчас лицо его приобрело землистый оттенок. Предчувствуя скорую смерть, он оставался спокоен. — Бог есть, но ни в силе, ни в мечтах, а в воле людей, между их грёзами и явью!

— Вацлав!

Авель закричал, но Паула уже вонзила свою руку в грудь Гавелу. Она раскрошила ему позвоночник, и подкожная жидкость хлынула фонтаном. Это был смертельный удар.

— Авель? — прошептал Гавел, слабо улыбаясь на смертном одре. — Жители… люди… спаси их…

— Тебе конец! — закричала Паула.

Гавел закрыл глаза и перестал шевелиться, а женщина отдёрнула руку. Развернувшись, она поглядела на следующего противника.

— Только время потеряла. Ты следующий, отец Авель, — победоносно заявила она.

Однако перед ней был уже не тот лежащий при смерти священник.

— Наномашины Кресник 02, сорок процентов ограниченных возможностей. Принято! — печально сказал Авель и поднялся.

***

— Вацлав? — спросил Авель.

Услышав тихий оклик, Гавел медленно открыл глаза, но всё плыло.

— Очнулся, Вацлав?

Авель улыбался ему сквозь слёзы.

Гавел кивнул. Говорить он практически не мог. Собрав оставшиеся силы он выдавил:

— Инквизитор?

— Сбежала. Отец Леон и отец Трес собирают жителей и готовят их к безоговорочной капитуляции. Думаю, войска не будут входить в город. Слышишь меня? Всё благодаря тебе.

— Капитуляция?.. — произнёс Гавел.

«Значит, всё-таки проиграли?»

Гавел попытался улыбнуться. Он вдруг понял, что лежит не на полу, а на чём-то мягком, вернее, кто-то поддерживает его.

Человек посмотрел на Гавела и просил слабым голосом:

— К-как вы, Вацлав?

— Ах, ваше святейшество. Вы не ранены? — спросил Гавел. Удивлённо глядя на бледное лицо понтифика, он улыбнулся. — Сами видите. Мы проиграли… Простите, что втянул вас в эту неразбериху.

— Э-это в-вы простите меня, Вацлав, — умоляюще проговорил Александр со слезами на глазах. — Б-будь я х-хорошим понтификом, ничего бы…

— Всё хорошо, ваше святейшество. Не беспокойтесь, — заверил он плачущего юношу. Пытаясь ободрить его, Гавел сказал: — Благодаря вам я воссоединился с Богом, которого потерял. Теперь я спокоен.

— С Богом? Вацлав, в-вы встретили Бога?

— Да. Я думал, что давно потерял Его, но это не так. Он внутри меня, — с трудом выдавил Гавел.

Жизнь покидала его тело. Он уже не видел лица юноши. Он столько хотел сказать, но ни сил, ни времени уже не было. По крайней мере он сказал самое главное Авелю, и теперь всё зависело только от него, как он посеет это.

— Ваше святейшество, у вас нет сил сейчас. Вы не могли спасти нас, но в этом не ваша вина, — сказал Гавел. Он положил окровавленную ладонь на худенькую, но тёплую руку юноши. — У вас есть воля, вы не беспомощны. Придёт день, и Бог внутри вас дарует вам силу. Я с нетерпением жду этого дня.

— Вацлав? — позвал Александр.

Гавел закрыл глаза. Юноша затряс священника, будто хотел влить в него жизнь, но тот уже не открывал глаз.

— Господи, веди его душу. Он любил тебя как никто другой. Аминь, — сказал Авель.

Он поднял полные слёз глаза. Небо алело кровавым цветом.

Двумя часами позже город Брно пошёл на безоговорочную капитуляцию и сдался объединённым войскам Ватикана и герцогства. Вторая битва за Богемию была окончена. По официальным данным, раненых и убитых не было.

Утро во дворце Сфорца, что находился в самом центре Милана, где поколениями проживал собственно род Сфорца, началось весьма рано. Хозяйка, обычно пребывающая в Риме, вернулась в родной дом. Редкое явление.

В этот час, когда сестра Кейт появилась в кабинете, её начальница, ранняя пташка, уже сидела за письменным столом.

— Доброе утро, ваше высокопреосвященство. Как вы себя чувствуете? Ах, Профессор? — Кейт, монахиня-голограмма, удивлённо заморгала.

Катерина взяла на себя всю ответственность за действия своего подчинённого и сейчас была под домашним арестом. В гостях у неё был доктор Вордсворт, который должен находиться в Риме и вести дела в секретариате.

— Профессор, почему вы здесь, да ещё так рано? Что-то случилось в Риме? — спросила Кейт.

— Вчера пал Брно, — спокойно ответил Профессор, жуя незажжённую трубку, но лицо у него посерело. — Армия Церкви победоносно вошла в город без всякого сопротивления, но Вацлав… погиб.

— Гавел? — ошеломлённо охнула Кейт. Женщину так трясло, что даже её голографическое изображение задрожало.

Конечно, все ожидали нечто подобного. Гавел похитил папу в Праге, был замешан в бунте в Брно. Никто и не думал, что он сможет спокойно вернуться в Рим или АХ. И всё же услышанное сильно потрясло её. Гавел был их другом целых десять лет, они познакомились ещё до создания АХ.

Кусая ногти, Кейт повернулась к Катерине, молчавшей всё это время. Она хотела как-то ободрить женщину, однако кардинал не выглядела такой уж потрясённой.

— Хм-м, леди Катерина… — забормотала Кейт.

— Итак, Профессор, что делает Бюро инквизиции? — спросила кардинал приятным, но твёрдым голосом, прервав попытку монахини проявить заботу. Она подняла стальные глаза, из-под монокля вспыхнул пронзительный взгляд. Катерина заговорила ясным голосом без тени сомнения и волнения. — Сколько кардиналу Медичи известно о нашей связи с отцом Вацлавом… то есть с предателем Гавелом? Он может обвинить меня в чём-нибудь?

— Мы уничтожили все документы, связанные с секретной службой Вацлава, — сухо ответил Профессор с невозмутимостью истинного альбионского аристократа. — Однако он числится в служащих Государственного секретариата. Вас можно будет привлечь за халатность, но до Инквизиции дело не дойдёт, а вот расследование советом кардиналов не избежать.

— Что поделать. Ещё и Прага. Пришлось отдать ядовитый газ, чтобы спасти Брно. Будь у меня образец, я могла бы договориться с братом, — сказала Катерина.

— Это да, но думаю, что в Ассизи сохранились документы по производству газа, — ответил Вордсворт. — Если мы сможем их раздобыть…

Железная Леди и Профессор как обычно вели беседу непринуждённо и легко, без всяких эмоций, и Кейт почувствовала себя лишней здесь. В душе у неё бушевал пожар. Гавел погиб. Друг, с которым они прошли огонь и воду, испытали печали и радости, теперь мёртв. Как они могли так спокойно разговаривать, не понимала она. И не тени печали. Понятно, что положение Катерины и АХ могло пошатнуться, но неужели нельзя проявить хоть каплю уважения к погибшему?

Катерина и Профессор обсуждали будущие действия, но Кейт намеренно перебила их.

— Хм, так… где сейчас тело Гавела? — спросила она.

Да, он был изменником, но не заслуживал такого отношения. И она, единственный соратник Вацлава, заговорила о том, что так усердно избегали её сослуживцы.

— У отца Гавела нет родственников. Нужно забрать его тело и похоронить. Леди Катерина, где мы его погребём, в Риме или Милане? Я займусь похоронами.

— Мы не имеем никакого отношения к Верующему. Я отказываю в любой просьбе заниматься его похоронами, — жёстко заявила Катерина. Её холодное, словно фарфор, лицо ничего не выражало. — Отец Вацлав Гавел находился у меня в подчинении, но сейчас он предатель. Что бы там Конгрегация доктрины веры не думала о его гибели, мы не можем заниматься его погребением. Его похоронят вместе с другими погибшими в Брно.

— Н-но, ваше высокопреосвященство! — взмолилась Кейт, ударяя кулаком по столу так, что её голограмма замерцала. — Мы же были семьёй для Гавела! И мы не станем даже оплакивать его? Какой ужас!

— А что делать, Кейт, — сказал Профессор, пытаясь успокоить монахиню, впервые проявившую свои чувства.

Катерина молча подошла к окну, а Вордсворт покачал головой.

— Кардинал Медичи и Бюро инквизиции пытаются повесить вину за восстание в Брно на кардинала Сфорца. Сейчас никто не должен узнать о связи Вацлава с АХ. Прошу закроем тему.

— Н-но!.. — Кроткая Кейт помрачнела.

Она обернулась к начальнице, словно ища у неё поддержки, но та даже не взглянула на монахиню.

Сев снова за стол, Катерина велела Профессору:

— Доктор Вордсворт, сейчас же возвращайтесь в Рим, не сводите глаз с Папского дворца. Подготовьте полный отчёт о действиях кардинала Медичи и Бюро инквизиции.

— Слушаюсь. — Профессор поднялся и почтительно поклонился. Он уже выходил из кабинета, как вспомнив что-то, обернулся к монахине. — Ах, да, Кейт, тебя не затруднит заказать мне билет на поезд? Первый класс, отдельное купе. Боюсь, если пойду на вокзал, на ближайший поезд уже не успею купить билет.

— Хорошо, — ответила твёрдо Кейт, и её голограмма исчезла из виду.

Она не попрощалась с Катериной, просто не знала, что сказать. Только отключившись от камеры в кабинете, она поняла, что из-за злости совершенно позабыла доложить о важном деле.

«Нужно же рассказать о Гюге…»

Глядя на отчёт из римской больницы, она замешкалась на секунду. Она не осмелилась заговорить с начальницей. Может, просто выслать отчёт? В конце концов она снова подключилась к камере и настроила микрофон. Она не решилась транслировать своё голографическое изображение. Не то, чтобы она ленилась, просто не хотела видеться с Катериной так скоро.

Профессор уже ушёл, и в кабинете за столом сидела лишь одинокая худенькая фигура.

«Ваше высокопреосвященство, прошу прощения… я забыла вам сказать», — так хотела начать Кейт, но не произнесла ни слова.

Железная Леди всё также сидела за столом. Казалось, её мысли занимала будущая борьба с братом. Немигающим взглядом стальных глаз она смотрела на стол. Весь её вид весьма подходил её прозвищу.

— Вацлав! — произнесла Катерина.

По её дрожащим щекам побежали слёзы.

***

Когда Дитрих зашёл в кабинет в пролёте между третьим и четвёртым этажами Башни, он повстречал гостя. В солнечном свете, лившимся сквозь окно, Маг читал утреннюю газету.

— Guten Morgen, Исаак. Интересная статья? — спросил он.

— «Победители пишут историю проигравших, а выжившие — историю погибших», Лессинг. Битва за Брно окончена, Кукловод.

Молодой мужчина с длинными смоляными волосами взглянул на улыбающегося соратника и снова уткнулся в газету. Руки у него были в перчатках, между пальцами он зажал тлеющую тонкую сигару

— Безоговорочная победа Ватикана. Альфонсо д’Эсте пропал. Армия Церкви без всякого кровопролития вошла в город.

— Вот так, значит. Никакого веселья. Ты же говорил, что погибнет триста тысяч человек, — сказал Дитрих.

Длинноволосый мужчина сухо улыбнулся и сложил газету. Вскинув взгляд, Исаак весело засмеялся, что случалось крайне редко.

— Что ж, вторая часть операции «Беззвучный шум» подошла к концу. Всё прошло не совсем так, как ожидалось, но вполне приемлемо.

— Приемлемо? А ты не слишком радуешься, Исаак? Члены с рангом 8-3 и выше не слишком довольны, — сказал Дитрих. Отпив эспрессо, которое ему принесла безликая горничная, Кукловод нахмурился, но посмотрел лукаво, как кот, играющий с мышью. — Та же Ледяная Ведьма. На собрании она сказала, что из-за своей халатности ты погубил Новый Ватикан.

— Гм, вообще она права. Я виноват в уничтожении Нового Ватикана, — согласился Исаак. Стряхнув пепел с сигары, он поглядел на своё отражение в чашке с кофе и поучительно прошептал: — Только это произошло вовсе не из-за моей халатности. Это было вложение… в будущий успех. Сперва нужно что-то вложить, чтобы добиться результатов. Видимо, она не поняла этого…

— Исаак, — ухмыльнулся Дитрих, внимательно вглядываясь в лицо соратника, — наверное, даже не стоит говорить о твоим дальнейших планах?

Маг затушил сигару в пепельнице.

— А ты знаешь, что я хочу сделать? — Он изящно изогнул бровь.

Кукловод уверенно закивал.

— Конечно. Что-то грандиозное, правда?

Маг едва заметно улыбнулся тонкими губами. Он положил подбородок на руки и, словно довольный демон, прищурил тусклые глаза.

— Верно, Кукловод, я сделаю нечто грандиозное.

Комментарии

1. Замок Шпильберк (чеш. Špilberk) — крепость, построенная в XIII в. Когда-то была резиденцией короля, а потом и тюрьмой.

2. Гостия (лат. hostia, жертва) — у католиков и лютеран небольшая лепёшка (облатка) из пресного пшеничного теста с изображением агнца и креста, как символ Спасителя. Употребляется на церемонии причастия.

3. Собор Святых Петра и Павла (чеш. Katedrála svatého Petra a Pavla) — очень красивая церковь в романском стиле. С собором связана одна интересная легенда. Во времена Тридцатилетней войны в 1645 г. шведы пытались захватить Брно. Они осаждали город три с половиной месяцев, и шведский генерал Торстенсон пообещал, что если они не смогут взять Брно до полудня, его армия отступит. Тогда находчивый звонарь, чтобы спасти жителей, прозвонил в колокол в одиннадцать часов утра, и шведы ушли ни с чем. С тех пор по традиции в колокол звонят в 11:00.

4. Неф (от лат. navis, корабль) — часть интерьера церковного здания, ограниченная с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов.

5. Habemus Papam (лат.) — «У нас есть Папа». Фраза, возвещающая об избрании нового папы римского.

6. Дубчек (чеш. Dubček) — Александр Дубчек — чехословацкий политический деятель, первый секретарь ЦК Коммунистической партии Чехословакии.

7. «Теперь иди и порази Амалика [и Иерима] и истреби все, что у него. И не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла». Первая книга Царств, глава 15, стих 2.

8. «Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня?» Евангелие от Марка, глава 15, стих 34. Иисус восклицает эту фразу, когда его распяли.

Ошибки, опечатки, неточности? Пожалуйста, дайте знать.