Кровь Триединства. Возрождение на Марсе (Новелла) - 1 Глава

И Я открыл им имя Твое и открою.

Евангелие от Иоанна 17:26

I

— А-а-ай, не могу больше!

— Ну что опять, отец? — с досадой спросила Эстер Бланшетт.

Она обернула к спутнику своё бледное лицо и посмотрела на него — того по виду будто приговорили к смерти.

Пар от поезда окутал лестницу, по которой она спускалась.

— Хватит вам дурью маяться. Спускайтесь уже. Вы же там людям проход загораживаете.

— Эстер, давай вернёмся в поезд, а?

Вечерний свет, лившийся сквозь стеклянную крышу, слегка обагрил платформу, куда прибывали международные поезда. Зимний воздух был холодный, как поцелуй ведьмы. Повсюду деловито сновали пассажиры и работники вокзала. И только долговязый священник с взъерошенными серебристыми волосами горько стенал. Он был довольно привлекательный, но только когда молчал. Сейчас же его портило кислое от тоски лицо. Он вышел из вагона с чемоданами в руках.

— И чего вдруг кардиналу понадобилось так срочно? Отчёт можно и в Риме отдать. Подойди-ка. У меня дурное предчувствие. Случится что-то страшное.

— Отец, да кардинал же вечно вас отчитывает. Пора бы уже вам привыкнуть. — Эстер картинно тряхнула копной рыжих волос.

Преподобный Авель Найтроуд закивал, что-то бормоча.

Они служили вместе уже год, и она поняла, что с этим нытиком каши не сваришь. Монахиня ухватила чемодан обеими руками и невозмутимо пошла вперёд.

На платформе толпилось много народу. Через три дня будет богослужение, скоро приедут священнослужители, участвующие в литургии. Путники тащили огромные чемоданы, в воздухе слышались неразборчивые разговоры. Стояла полная суматоха. Эстер же шла спокойно.

Она втянула вечерний воздух и едва слышно вздохнула. Казалось, она только сейчас поняла, где была. Она остановилась и выглянула в окно.

— Ну вот я и… вернулась.

Перед ней распростёрся город. Вовсе не Рим, где она прожила год, и не Византий, куда они недавно ездили, и даже не Скопье, где они вчера остановились. Город окружали покатые холмы, виднелась извилистая река. Да, он был похож на Рим и Византий, но изогнутые шпили и керамическая плитка придавали городу свой неповторимый облик. Этот пейзаж был с ней с самого детства.

Иштван, город под защитой Ватикана.

Восточный оплот человечества… и место, где выросла Эстер.

— А тут ничего не изменилось… ничего.

Эстер снова вздохнула. Она не была здесь целый год.

Она так изменилась за это время, а город остался прежним. Извилистый Дунай, трещинки на мостовых… Мягкий свет закатного солнца окутал город, из которого она сбежала год назад.

Иштван всё тот же, но хорошо ли мне на душе?

Сколько горестей и печалей она здесь натерпелась. Даже больно вспоминать. Но раз уж вернулась домой, наверное, никуда от этого не деться.

На неё нахлынули и приятные воспоминания, но тут пронзительный крик вернул её к происходящему.

— Ну что на этот раз?

Она рассерженно обернулась. Долговязый священник в очках печально вздыхал, расчёсывая волосы, словно хотел сказать: смотри, как мне тяжело, будто земной шар держу на плечах. Артист из него, конечно, ещё тот.

— А ты знаешь, что я посадил фруктовый сад в семинарии? А вдруг они заметят лишние цифры в квитанциях? Господи, спаси своего слугу! Может, они закроют глаза?

— Сдаётся мне, что вы ещё до принятия сана были непутёвым человеком.

Боже, ни одной спокойной минуты с ним!

Бедная я, глубоко вздохнула Эстер. А ведь здесь я впервые повстречалась с преподобным. Тогда и началось моё путешествие к новой себе. Это был поворотный час. Почему же я не радуюсь?

— Но ведь зачем-то же мы приехали сюда, отец, — сказала Эстер, стараясь не смотреть в глаза Авелю. — Почему её высокопреосвященство послала нас в Иштван? Нам же не обязательно идти на богослужение в память о погибших. Кардинал так сильно хочет узнать о нашей поездке в Империю, что ли?

— Хорошо бы, если так. Конечно, ехать из Скопье в Рим через Иштван не особо скажется на времени, но кардинал не любит никаких изменений в планах. Она редко меняет свои приказы. Эх, тут точно что-то не так! — Авель согнулся пополам и схватился за голову.

Монахиня на него как-то сумрачно поглядела.

Два дня назад они завершили задание в Византии и поехали в Скопье, столицу Македонского маркизатства. Оттуда они должны были ехать на восток в Рим, но по пути получили зашифрованное сообщение. «Отправляйтесь в Иштван на богослужение в память о погибших. При встрече расскажете о своём задании», говорилось в нём.

Литургию устраивали в память о павших в битве за Иштван в прошлом году. На церемонию приедут архиепископ Иштванский, секретарь Палаты общественной информации Антонио Борджиа и сам папа Александр. Катерина Сфорца, как государственный секретарь, тоже будет на богослужение, так что вполне логично рассказать ей обо всём в Иштване. И всё же Эстер не понимала, зачем им нужно идти на богослужение? Ведь там будет и архиепископ, и секретарь общественной информации. Эстер вообще с ними никак не связана. Может, новое задание? Всё это как-то подозрительно.

— Проще всего спросить у герцогини, чем гадать. Пойдёмте уже, отец, — поторопила его Эстер.

Народу было полно. Нужно поскорее выйти с вокзала и поймать автомобиль, а то до гостиницы придётся идти пешком, а Эстер очень этого не хотелось. Она силой потянула за собой Авеля, вынула два билета и решительно зашагала к пропускному пункту.

— Толку тут стоять и языками чесать. Пойдёмте скорее. Нужно всё рассказать кардиналу.

Платформу международных поездов ради безопасности отделяли вращающиеся двери. Эстер показала своё удостоверение служащей Святого Престола и поспешно вышла на улицу. Священник тоже протянул документ, а девушка оглянулась в поисках автомобиля.

— Сестра Эстер!!! — раздался оглушающий вопль.

И тут её ослепил белый свет. Она даже не успела сообразить, что это были бесчисленные вспышки фотоаппаратов. Она отвернулась, а на неё тут же обрушился шквал голосов.

— Сестра Эстер! А вот и вы! Скажите что-нибудь!

Мужчины и женщины с блокнотами и перьевыми ручками закидали её вопросами. Ослеплённая вспышками, Эстер даже не могла толком их разглядеть. Похоже, обращались они именно к ней и вроде бы даже не шутили. Её окружила толпа людей, мерцали яркие вспышки.

— Эй! Эй!

Да что происходит-то?

Эстер обомлела.

Это же репортёры и журналисты. А эти с огромным магнитофоном с радио, что ли? Народ был разномастный, но у всех на груди висели пропуска от Палаты общественной информации. И что им всем надо?

Обескураженная Эстер просто молча стояла. И тут позади неё раздался смех. Авель, удивлённо молчавший до этого, вдруг хвастливо заявил:

— Хе-хе-хе! Вот и пришёл мой звёздный час! Наконец-то моё обаяние заметили!

Он так круто развернулся, что, казалось, почти шею свернул, и начал позировать перед фотокамерами.

— Всем здравствуйте! Так и быть, расскажу о себе. Меня зовут Авель Найтроуд. Я странствующий священник из Ватикана. По знаку зодиака Дева, счастливое число 13. Я хоть и священник, но подумываю написать мемуары… Ась?!

Он квакнул, как лягушка, когда толпа журналистов навалилась на него. Не обращая внимания на его стенания, репортёры насели на Эстер, оцепенело стоявшую посреди толпы.

— Сестра Эстер, что вы подумали, когда вернулись домой?

— В прошлом году вы покончили с Дьюлой. Что вы сейчас чувствуете?

Журналисты кричали, фотоаппараты щёлкали. Девушка невольно отпрянула от них.

— Что… что вам надо?

Наконец мысли прояснились, и она поняла, что суматоху они подняли из-за неё. Но почему? Что им всем нужно? Она же простая монахиня!

И тут же она нашла ответ.

— Сестра Эстер, вы читали сюжет новой оперы? — спросил пожилой журналист в грязном пальто и протянул её брошюру. — Что вы думаете о ней?

— Э-э. Я не понимаю, о чём вы. Опера… Какая ещё опера?!

Эстер ошеломлённо уставилась на листовку. Это была брошюра, отпечатанная на качественной бумаге. Не сказать, что пёстрые картинки и кричащие лозунги выглядели хорошо, но вполне сносно. Но больше всего её поразил рисунок посередине. На фоне креста красивая монахиня пронзает мечом мужчину в элегантной одежде. Лицо мужчины ужасно искажено, изо рта торчат длинные клыки. А внизу написано: «Уже скоро. Звезда скорби. Святая Есфирь и демон Дьюла. Последняя битва!!!»

Что это такое?

— Памятная опера об освобождении Иштвана и о вашей битве с вампиром, сестра Эстер. Вы разве не знали о ней? — удивлённо спросил репортёр.

Эстер даже не обратила внимания. Нет, она-то тут причём. Она стиснула брошюру, пытаясь успокоиться — мысли бешено метались.

Святая Есфирь? Это ещё откуда?!

— Весьма знаменательное представление, — сказал репортёр, да так гордо, будто сам сочинил оперу. — Палата общественной информации поддерживала постановку и артистов, а сюжет придумал архиепископ Иштванский. В оперу вложили миллион динар. Сегодня вечером премьера. Вы ведь поэтому приехали?

— А? Да нет…

Эстер даже не смогла покачать головой.

Всё какое-то причудливое, словно она видела сон. Она хотела просто вернуться в родной город, пройтись по знакомым улицам, навестить могилу матушки, зайти к друзьям-партизанам. И тут автомобильный гудок вырвал её из задумчивости.

— Сестра Эстер Бланшетт, — раздался бесстрастный голос.

Она обернулась на знакомый голос. Позади толпы журналистов стоял автомобиль. С водительского сидения на неё смотрел молодой мужчина.

— Отец Икс?!

— Герцогиня Миланская велела приехать за тобой. Пожалуйста, садись в автомобиль, — бесстрастно произнёс Трес Икс, агент АХ Стрелок, сжимая рулевое колесо. — «Не обращай внимания на журналистов, приезжай скорее», так сказала её высокопреосвященство. Герцогиня ждёт тебя в оперном театре.

— Иду!

Да чего они такую шумиху-то подняли? И почему герцогиня в оперном театре?

В голове вертелось множество вопросов, но Эстер лишь кивнула. Теперь хотя бы ясно, что делать. Катерина уж объяснит, к чему вся эта глупая шутка.

— Отец Найтроуд, пойдёмте!

— А, но это мой час. Всё моё обаяние.

Эстер потянула за собой Авеля, как какой-то балласт, и помчалась во весь дух. Журналисты забрасывали её вопросами и постоянно фотографировали. Не оглядываясь на толпу, бежавшую за ней, она закричала:

— Отец Икс, откройте дверь с другой стороны!

Они не виделись три месяца, но здороваться было некогда.

— Они за мной гонятся. Отвлеките их, пожалуйста.

— Понял. Сделаю.

Невысокий священник даже не замешкался. Он понял, что задумала Эстер, и тоже решил, что это был наилучший выход. Он тут же открыл дверь.

— Время восемнадцать часов ровно. Герцогиня Миланская сейчас в оперном театре. Иди туда, а я отвлеку журналистов, — холодно, но решительно сказал он.

Эстер закивала. Она бросила чемодан на заднее сидение и вылезла с другой стороны автомобиля. Она спряталась за какими-то строительными материалами и пригнулась. Автомобиль ринулся вперёд, оставив позади себя только запах резины.

— Стойте, сестра Эстер! Скажите что-нибудь!

Задумка удалась. Журналисты кинулись вдогонку. Кто сел в свой собственный автомобиль, кто поймал такси. Пока все кричали, а двигатели фырчали, никто даже и не заметил монахиню.

— Ну всё…

Эстер убедилась, что все уехали и поднялась, отряхнув пыль.

Что это было? Она посмотрела на брошюру и прикусила губу.

«В память о первой годовщине освобождения Иштвана».

«Святая Есфирь».

«Демон Дьюла».

Она скомкала брошюру и сунула её в карман. На душе у неё было неспокойно. Нужно поскорее поговорить с кардиналом. Пусть сама расскажет к чему весь этот фарс.

Она уже хотела уйти, как её остановил хриплый голос:

— Минутку, сестра Эстер. Хотел спросить.

Она обернулась и посмотрела на мужчину в грязном пальто. Это же тот репортёр, который дал ей брошюру. Выходит, он раскусил её уловку.

— Смышлёная вы. Впрочем, чего ещё ожидать от вас — вы ведь одолели маркиза Венгерского. Вот так удача, у меня будет эксклюзивное… Ой, я же не представился. Меня зовут Климент, «Пикадилли газетт», Альбионская пресса.

Мужчина протянул ей жёлтую визитную карточку. Он вежливо улыбался, но при этом внимательно изучал монахиню.

— Я уже сказала, что не понимаю о чём вы, — ответила Эстер.

Она почему-то была напугана и невольно отвернулась от его пристального взгляда.

— Если хотите узнать о богослужении, идите в собор, господин Климент. Я не знаю…

— Нет-нет, мне больше интересны вы, сестра.

Они стояли на безлюдной улице. Мужчина улыбался слегка насмешливо, вот уж точно истинный папарацци.

— Я узнавал о вашей семье. Вас отдали в церковь младенцем, и растила вас мать-настоятельница… Витез, да? Выходит, вы не знаете своих настоящих родителей?

— Я… я знаю немного об отце.

Да как она вообще смеет вторгаться в её жизнь?

— Знаю только, что он из Альбиона, — выпалила Эстер, решительно поднимая взгляд. — Это всё, господин Климент? Я тороплюсь. Потом поговорим.

— Ну, зачем же так.

Впрочем, репортёр нисколько не обиделся на её сухой тон. Улыбаясь, он вытащил из кармана пожелтевшие бумаги. Судя по печати и городскому гербу, документы были из ратуши.

— Что это такое, как думаете? А это копия свидетельства о рождении. По документам вашим отцом был некий Эдвард Бланшетт, рыцарь Альбиона, мелкий дворянин.

— Да что вы…

Увидев документы, Эстер вспыхнула от гнева. Она часто задышала.

— Отдайте! — велела она, вскинувшись. — Нечего совать свой нос в чужие дела!

— Отдам всенепременно. Только ответьте на вопросы. Эти бумажки стоили мне кучу денег. Так просто не дам. Вернёмся к нашему разговору, — весело засмеялся Климент, словно наслаждался своей победой. Он помахал документами, будто хотел отвлечь её внимание. — Вашим отцом был Эдвард Бланшетт. Вы знаете, что он был за человек?

— Я же сказала, что ничего о нём не знаю!

— Да? Ну, я тоже. И не только я. Вообще-то, о нём никто ничего не знает. Потому что его никогда и на свете не было.

— Что?

Эстер уже потянулась за документами, как оцепенела. Она хмуро посмотрела на репортёра. То есть «никогда и на свете не было»?

— По нашим сведениям, в Альбионе никогда не было дворянина по имени Эдвард Бланшетт, — сказал Климент, радостно глядя на её замешательство. — Мы изучили архивы всего титулованного дворянства, любые упоминания, даже секретные записи в геральдики. Нигде не упоминается его имя.

— А… ну… но ведь… — Эстер пыталась придумать, что сказать.

Честно говоря, она старалась не думать об отце. По сути узнать о нём было не так уж сложно, но она боялась правды. Однако сложно не обратить внимания на слова Климента. Так Эдварда Бланшетта никогда не было?

— Конечно, присвоение личности и подделка документов не такой уж редкий случай. Он не первый и не последний, кто приехал в провинцию и сказал, что дворянин из далёкой страны, но тут кое-что занятное — восемнадцать лет назад он назвался Эдвардом Бланшеттом…

Определённо, он загонял её в ловушку, и она знала это, но не пыталась сбежать.

— Что же там занятного? — боязливо спросила Эстер, прекрасно понимая, что подначивает его.

— Ну вот, теперь вы готовы поговорить, сестра.

Рыбка заглотила наживку. Репортёр затряс документами и обнажил пожелтевшие от табака зубы.

— Давайте-ка уйдём отсюда? — медленно произнёс он. — Поговорим в спокойном месте, где нам никто не помешает.

— Н-но мне некогда.

— Вам не интересно? — Климент посмотрел на неё, как крокодил на добычу. Он нарочито громко вздохнул и спрятал документы в карман. — Ну что ж, тогда напечатаю всё, что узнал в своей следующей статье «Тайна рождения Святой». Я вам потом пришлю копию. Отправить сюда или в Рим?

Эстер помрачнела и невольно скрестила руки на груди.

— Вы угрожаете мне?!

— Эх! Да вы умница, сестра, — сказал репортёр, радостно глядя на неё. — А разве не понятно? — угрожающе спросил он. — Вам решать, конечно. Или пойдёте со мной и дадите эксклюзивное интервью, или тайна вашего отца…

— Невежливо угрожать своему ближнему, уважаемый, — раздался спокойный голос.

Репортёр резко обернулся.

— Да ещё и монахине. — Мужчина медленно покачал головой. — Люди вашей профессии, видимо, совсем не знают меры?

— Ты ещё кто такой?

По виду мужчине было чуть за тридцать. Смуглый шатен с изящными чертами лица. На нём было безупречно сидящее чёрное пальто с накидкой, из-за очков в серебристой оправе сверкали умные чёрные глаза.

— Простите, я не представился. Меня зовут Айзек Батлер. Я дворецкий, служу в доме альбионского дворянина.

Молодой джентльмен приподнял цилиндр тростью и изящно поклонился.

— Я не хотел вмешиваться. Просто ждал знакомого и случайно услышал ваш разговор. Господин… Климент, верно? Прямо скажем, профессиональная этика у вас ни к чёрту. Вторгаетесь в чужую жизнь, угрожаете. Постыдились бы.

— А тебе какое дело?! — рявкнул репортёр, зло глядя на него. — Ну, испугалась она немного от неожиданности, бывает. И вообще, я никому не угрожаю. Мы просто разговариваем. Ничего плохого я не делаю.

— Вообще-то, делать копии свидетельства о рождении без разрешения это преступление, — пробормотал Батлер и, вскинув руку, помахал бумагами с печатью и городским гербом.

— Ты как…

Климент потянулся к карману. Документов не было!

— В-вор! Отдай сейчас же!

Репортёр побледнел, а потом вспыхнул. Он оскалился и кинулся к мужчине, но документы отобраться не смог. Раздался глухой звук, и папарацци покатился по земле.

— Молодец, Гудериан, — тихо сказал Батлер мужчине, загородившего его.

Это был хмурый мужчина с пепельными волосами, невысокий, но крепкий, а глаза его как-то хищно сверкали. Он уже двинулся к репортёру, но Батлер жестом остановил его.

— Что ж, господин Климент, — вежливо сказал дворецкий, — мой друг господин Гудериан истинный джентльмен, не то что вы, но порой он бывает жесток. Не советую драться с ним. — Он закурил трубку и равнодушно добавил: — А других дел у вас нет? Может, хватит надоедать барышне? Ну, вот скажем… Говорят, волки нынче совсем озверели. В прошлом году они сожрали трупы погибших на войне, а в этом уже нападают на домашний скот и местных жителей. По-моему, весьма занятные новости, а?

Климент злобно посмотрел на него, но отошёл подальше.

— Ладно, я ухожу. Но господин… Батлер, да? Я вас запомнил. Мы ещё встретимся. Я ещё покажу вам, как мешать прессе.

— Очень надеюсь на скорую встречу. А теперь бывайте, господин Климент.

Батлер повернулся к Эстер, тут же позабыв об обозлённом репортёре. Он с улыбкой слегка поклонился и любезно протянул ей документы.

— Да, не повезло вам, сестра!

— Спасибо большое. — Эстер благодарно склонила голову и взяла бумаги.

Они уже встречались? Странное чувство, будто она его где-то видела.

— Как хорошо, что вы оказались рядом. Я не забуду вашей доброты.

— Право не стоит. Джентльмен обязан помочь даме в беде. Вы только не подумайте, что все репортёры в Альбионе такие. В основном, у нас настоящие джентльмены.

— Вы из Альбиона?

Услышав, что он с родины её отца, Эстер смягчилась, но её лицо тут же помрачнело.

Он же сказал, что служил какому-то дворянину? Что же он делает здесь? А вдруг это очередная уловка, чтобы втереться к ней в доверие? Вероятно, все её мысли отразились на лице, потому что Батлер вдруг немного смущённо улыбнулся.

— Вы, вероятно, гадаете, что здесь делает бедный дворецкий? — поспешил объясниться он. — Честно говоря, я ищу друга своего господина. Он пропал много лет назад. У него были неприятности. Он устроил жуткий переполох по молодости и сбежал. Мой господин узнал, что он приехал сюда и попросил найти его.

— Да, нелегко вам.

Наверное, он не лгал, и Эстер решила поверить ему.

И тут друг Батлера протянул ему карманные часы. Дворецкий щёлкнул пальцами и, потушив трубку, почтительно взял руку Эстер.

— Как жаль! Уже столько времени! Сестра, если вы не против, мы пойдём.

— Ну что вы. Идите, конечно. Мне тоже пора. Благодарю вас, господин Батлер.

— Право не стоит.

Он слегка коснулся губами её руки и, улыбаясь, прошептал на альбионском:

— Рад был знакомству. Надеюсь, мы ещё увидимся.

Девушка покраснела. Батлер почтительно поклонился и развернулся. Гудериан пошёл за ним по тёмной улице.

Эстер задумчиво смотрела им вслед. Когда она наконец очнулась, на улице уже зажглись фонари.

Ой! Нужно бежать!

Времени нет.

Она цокнула языком и ринулась в другую сторону.

II

Оперный театр стоял на главном проспекте Андраши. Это было старое здание, пережившее Армагеддон. После битвы за освобождение, первой отстроили именно эту улицу и все здешние общественные здания.

Оперный театр был построен в стиле неоренессанса и отличался красотой и изяществом. Грандиозное здание, которое могло сравниться с театром «Ла Скала» в Милане или оперными театрами в Вене и Праги. Внешне он был довольно скромный, но внутри поражал роскошью, золотыми и пурпурными красками.

Эстер прошла через вход для почётных гостей. Роскошные ложи смотрели на широкую сцену, мягкие ковры утопали по самые щиколотки. Стены украшали произведения искусства, а мебель специально привезли из Рима и Флоренции. Она будто оказалась во дворце.

Но всё это меркло рядом с красотой женщины, ожидавшей её.

— Здравствуй, сестра Эстер. Ты, наверное, устала в пути, — тепло поприветствовала её женщина, сидящая на софе.

Это была Катерина Сфорца, герцогиня Миланская, государственный секретарь, занимавшаяся внешней политикой. Она пригласила девушку присесть на софу, где уже сидели двое священников, и поставила на столик чашку чая.

— Говорят, у тебя какие-то неприятности с журналистами. Я рада, что с тобой всё хорошо.

— Да ничего страшного. Я больше удивилась.

Эстер покачала головой, словно болванчик, глядя в улыбающиеся серые глаза. Для неё кардинал была подобно святой. Она всегда жутко волновалась при встречи с ней. Она смахнула невидимый пот со лба.

— Ваше высокопреосвященство, журналисты назвали меня Святой, — обеспокоенно сказала Эстер. — Это что за шутка такая? И почему про меня написана опера?

— Мы ещё поговорим об этом. — Красавица поправила монокль и вздохнула, взглянув на опущенный занавес. — Его святейшество скоро приедет. С ним будет секретарь общественной информации. Это он всё устроил, а сама я толком ничего не знаю. Он нам сам всё объяснит. Лучше расскажи мне о поездке в Империю, — спокойно сказала кардинал, но в её голосе появились едва различимые твёрдые нотки. Она скрестила ноги под облачением и посмотрела на монахиню и священника. — Вы увиделись с императрицей?

— Да, как раз об этом. — Эстер вытянулась и отчеканила заранее приготовленную речь. — Нам повезло и с императрицей мы…

— Вообще-то, мы с ней так и не смогли встретиться, — прервал её голос.

Вся её речь рассыпалась вдребезги.

— Что?!

Но Авеля было не остановить. Он затараторил так быстро, что она даже слово не могла вставить.

— Мы всеми силами пытались передать ваше послание лично императрице, но, конечно, увидеться с ней нам не позволили. Но вы не волнуйтесь, нам помогла местная дворянка, маркиза Киевская. Она моя давняя знакомая. Мы передали послание через неё. Не беспокойтесь.

— Но… отец… подождите…

Что он несёт такое?!

Эстер взволнованно оправляла облачение, пытаясь привлечь внимание Авеля, но тот продолжал тараторить и размахивать руками.

— Ох, и натерпелись мы! У них там за рубежом всё не так. Мы без продыху несколько дней бежали. Плакать хочется, как вспоминаю об этом. Да вы бы тоже заплакали. Я сбросил три килограмма, представляете!

Что за ересь он несёт?

Эстер наконец собралась. Ей, конечно, было интересно, что ещё выдумает Авель, но она отбросила эти крамольные мысли.

— Постойте, отец! Что за чушь!

Она не понимала, к чему весь этот цирк, но если так пойдёт и дальше, Катерина решит, что они и не встретились с императрицей.

— Не слушайте его, ваше высокопреосвященство! — закричала Эстер, закрывая ладонью рот Авелю. — Мы…

Она покраснела, пытаясь заткнуть священника. И вот она уже хотела всё рассказать, как…

— Прошу прощения, кардинал Сфорца, — раздался приятный мужской голос.

В дверях стояли четверо, впереди был средних лет мужчина с фиолетовой лентой на облачении — архиепископ.

— Простите, что прерываю. Его святейшество и кардинал Борджиа здесь.

— Привет, душенька! — раздался легкомысленный и несколько пошлый возглас.

Меньше всего этому молодому мужчине с осветлёнными длинными волосами шло кардинальское облачение. Это был Антонио Борджиа, секретарь общественной информации.

— Сколько лет! — сказал он слегка в нос. — Какая же ты красавица! Я так давно тебя не видел! Моё чувство прекрасного даже притупилось. Как ты?

— Добрый вечер, кардинал Борджиа. Ты прямо сияешь от счастья. Мы вроде вчера в Риме виделись, нет? — холодно ответила Катерина и посмотрела на третьего спутника. Взглянув на юношу, она смягчилась. — Алек! Как долетел? Тебя не укачало?

— Н-немного, сестра, — тихо ответил папа Александр XVIII, одетый в красивое белое облачение.

Он был ужасно застенчивым и почти ни с кем не общался. Уехать из Рима, да вообще из Апостольского дворца для него настоящий подвиг. Впрочем, сестра его всё же сумела ободрить.

— Меня н-немного у-укачало, — забормотал он, — н-но всё х-хорошо…

— Да? Ты что-то бледный. Я тебе дам лекарство. О, позволь представить тебе. Это сестра Эстер, она служит в Государственном секретариате, а ещё она Святая Иштвана.

— Очень рада встречи, — учтиво сказала монахиня. — Какая честь познакомиться с вами, ваше святейшество.

Все служащие Ватикана знали о застенчивости понтифика. Эстер не хотела напугать юношу и говорила спокойно.

— Вы очень великодушны, — сказала она, слегка поцеловав ему руку. — Я не достойна чести преклониться перед вами.

— Ах! Ну… что вы…

От её поцелуя понтифик тут же вспыхнул. Он часто задышал, будто его сердце вот-вот остановится, и поражённо взмахнул рукой.

— И… я… и… я…

— Вы, верно, устали, — сказал мужчина, положив руку ему на плечо.

На вид ему лет пятьдесят, но он по-прежнему был красив. В молодости он наверняка свёл с ума немало женщин. Он заботливо усадил понтифика на софу.

— Скоро начнётся спектакль. Отдохните пока. Я могу сказать речь, если позволите.

— Спасибо, архиепископ д’Аннунцио.

Понтифик дышал так тяжело, что Эстер показалось, у него сейчас остановится сердце. Катерина отёрла ему пот с лица, чтобы хоть как-то успокоить.

— Простите за все неприятности, это поездка столько сил отнимает.

— Ну что вы! Для нас честь помогать Ватикану и вам, ваше высокопреосвященство, — мягко улыбнулся Эммануил д’Аннунцио, архиепископ Иштванский, и почтительно поцеловал руку Катерине. Его зелёные глаза посмотрели в её красивое лицо. — Я сам написал сюжет оперы. Боюсь, вам она не сильно понравится, ваше высокопреосвященство, — у вас такой тонкий вкус. И всё же я рад, что вы увидите её, — скромно сказал он. — Не знаю, как пройдёт представление, но…

— Да хорошо пройдёт. Выше всяких похвал, — несколько раздражённо оборвал его Антонио, поправляя волосы. — Моя же палата помогала вам. Театр, режиссёр, актёры — всё высший пилотаж. Накладки могут быть только с вашим сюжетом.

— Мы всегда будем помнить вашу доброту, кардинал Борджиа. Большая честь для нас, что вы уделили нам своё драгоценное время, — вежливо ответил д’Аннунцио, но в его словах скользнули нотки насмешки.

Он пристально посмотрел на Антонио, как матёрый лев глядит на молодого выскочку, покушавшегося на его место.

— Сегодняшнее представление очень важно для нас. Ведь так мы покажем всему миру, что оправились от трагедии, а успех оперы укрепит власть Ватикана. Мы надеемся, что ваша палата и дальше будет помогать нам. — Архиепископ сказал слегка вызывающе, но не переходя границы.

Антонио молчал, что было удивительно для него. Он как будто не нашёлся, что ответить, чувствуя, насколько он незрел по сравнению с д’Аннунцио.

К своим пятидесяти годам архиепископ набрался немало опыта и был важным человеком в Ватикане ещё со времён правления папы Григория ХХХ. Он был помощником тогдашнего главы коллегии кардиналов Альфонсо д’Эсте, а также служил начальником Святой инквизиции и секретарём Ватикана. Он написал десятки романов и больше двухсот пьес и вообще считался литературным гением своего времени. Альфонсо начал завидовать блестящим успехам Эммануила и выслал его из города. А д’Аннунцио был, конечно, превосходным политиком. Кто ещё смог бы возродить Иштван всего за один год после трагедии со Звездой скорби. Превзошли его только Медичи и Сфорца, брат и сестра понтифика по отцу.

— Ох, я же не поприветствовал нашу главную гостью.

Архиепископ обернулся к Эстер, молча наблюдавшую за их полемикой.

— Мы впервые встречаемся, но я очень хорошо вас знаю, сестра Эстер. Простите, что вам пришлось ехать в такую даль, — дружелюбно улыбнулся он.

— Ну что вы, ваше преосвященство. — Она смущённо поднялась с софы и покраснела под взглядом мужественного архиепископа. — Благодарю вас за приглашение. Такая честь познакомиться с вами.

— Это для меня честь встретиться со Святой. Я многое разузнал о вас, чтобы написать оперу. Давно мечтал познакомиться с вами. Признаться, я приятно удивлён. Вы такая красавица.

— Красавица? Ну что вы. — Эстер покраснела как варёный рак и опустила голову.

Смущённая и растерянная, она посмотрела на Авеля, моля о помощи, но священник даже не заметил — он во все глаза разглядывал театр.

— Ух, я первый раз в гостевой ложе. Вот это вид! Э-ге-ге, я прямо Господь Бог!

Эстер тут же представила, как даёт ему хорошего пинка.

Что же сказать ему, подумал она и почесала голову.

— Пожалуйста, не называйте меня Святой. Я совершенно не заслужила этого.

— Как так? Вы слишком скромны, сестра, — произнёс д’Аннунцио с улыбкой, хотя и был раздосадован её смущением. Он поправил головной убор и лукаво посмотрел на неё. — Вы святая дева, защитившая жителей и убившая злобного демона. Как архиепископ города, я вам от всей души благодарен. Сегодняшним представлением я всего лишь хочу увековечить ваш подвиг для будущих поколений.

— Большое спасибо, но… — вымученно улыбнулась Эстер и тряхнула головой.

Она вдруг побледнела.

Святая Есфирь? Откуда они взяли это, печально подумала она. Ей совершенно не нравилось прозвище.

Год назад у неё на руках умер мужчина, любивший свою жену. Он решил бороться со всем миром и отомстить людям, отнявших у него любимую. Он-то и был этим «злобным демоном». А Эстер назвали Святой потому, что она совершила «подвиг», убив его. Но что-то здесь было не так. Всё это казалось каким-то фарсом, и ей совершенно не хотелось в этом участвовать.

— Ах да, ваше высокопреосвященство, а где же кардинал Медичи? Я думал, он приедет на богослужение в память о погибших.

— К сожалению, он очень занят и не смог приехать. Он сказал, что пришлёт своего представителя. Он ещё не здесь?

Д’Аннунцио и Катерина заговорили о своих вещах, а Эстер вздохнула с облегчением и посмотрела на партер.

В зале было уже больше тысячи зрителей. Вроде как местные знаменитости, но она никого не узнала. Д’Аннунцио пригласил промышленников и банкиров из Рима и Венеции отстраивать Иштван. Все они были богачами. До неё доносились отголоски разговоров на государственном римском, а не на местном венгерском.

Занавес был ещё опущен, но из-за сцены выглядывали актёры. Вероятно, они хотели поприветствовать зрителей до начала представления. Среди них была юная монахиня, главная героиня, а рядом с ней горбун, видимо, маркиз Венгерский. У него были длинные клыки и жуткий грим, ну точно злодей.

Хрупкая и прекрасная героиня вытерпит много горя, но в конце одолеет изверга и принесёт покой городу. Такая предсказуемая история, что можно наяву представить героев.

Но…

«Наша битва совсем не была простой», — подумала Эстер, невольно сжимая крест на чётках, висевших у неё на шее. — «Мы вовсе не хотели убивать. Я не изверг какой-нибудь, резня мне вовсе не по душе».

«Это борьба за выживание», — сказал он ей тогда. Он вовсе не был «злобным демоном», да и она не сражалась из-за одной лишь веры. Она до сих пор многого не понимала, но одно было ясно — это и правда была борьба за выживание. Она и все её товарищи погибли бы тогда, проиграй она. Однако она до сих пор спрашивала себя, а вдруг можно было не доводить до битвы?

Но монахиня не вправе задавать подобные вопросы. Служить Ватикану и думать о таком всё равно, что сомневаться в своём предназначении.

— А?

Погружённая в свои мысли, Эстер тут же встрепенулась.

Среди актёров промелькнула фигурка — она незаметно проскользнула с другой стороны сцены. Это была девушка, наверное, ровесница Эстер. У неё была очень смуглая кожа, необычная для местных жителей, и блестящие чёрные волосы. А глубокий вырез платья и длинные перчатки с драгоценными камнями просто ошеломляли. Впрочем, не её наряд так заинтересовал Эстер. Эти фиолетовые глаза на изящном лице… будто она где-то уже их видела.

— Эта девушка кажется знакомой.

— Что, Эстер? — спросил Авель, без дела болтавшийся по гостевой ложе. Он пожирал глазами блюдце с печеньем. — Ты чего вдруг притихла? У тебя живот заболел? Хочешь печенья? Я уступлю тебе…

— Не хочу, — сухо оборвала его Эстер и указала в сторону. — Вам эта девушка не кажется знакомой, отец? Я уже видела её где-то не так давно.

— Ась? Какая девушка? — с любопытством спросил священник и обернулся. Он растерянно посмотрел на сцену. — Нет там никакой девушки. А, так ты про актрису?

— Да нет же, она вышла с другой стороны сце… А?

Эстер посмотрела на сцену и нахмурилась. Девушка исчезла.

— Что за ерунда. Ещё минуту назад…

— Ого! Это актриса, которая играет тебя? Я её на программке видел, но в жизни она куда красивее!

Авель тут же растерял интерес к Эстер и разглядывал актёров. Он почти пускал слюни, глядя на актрису.

— Вот это красотка! Да она куда краше тебя… Ой! Ты только не злись, Эстер. Не волнуйся, ты тоже очень симпатичная, просто она намного изящнее и соблазнительнее тебя.

— И это по-вашему комплимент?!

Эстер поставила чашку чая на столик и уже хотела отбрить священника, как…

— Представление начинается, — пробормотал архиепископ, поглядев на часы, и поднялся попрощаться. — Ваше святейшество, господа кардиналы, надеюсь, опера вам понравится. Если вы позволите, я пойду поприветствую зрителей. Идёмте, сестра Эстер.

— Что?! Я? — ошеломлённо воскликнула Эстер и поморгала.

Зачем ей-то идти?

— Мы вместе поприветствуем зрителей, — ласково произнёс д’Аннунцио и улыбнулся. — Вы же приготовили небольшую речь?

— Как поприветствовать? Какую речь?

Эстер совсем растерялась. Вот так неожиданность. Он шутит, что ли? Не могу же я вот так выйти на сцену и придумать речь!

— Подождите! Это как-то всё внезапно.

— Вы разве не готовы? Вы совсем растерялись, Святая. Что же делать? Хорошо, что я предположил нечто подобное. Я подготовил для вас небольшую речь, просто прочтите её, — невозмутимо сказал он и протянул ей кипу бумаг.

— А? Но…

Эстер взяла бумаги, не зная, что делать и посмотрела на священника, моля о помощи.

— О, Эстер, попроси, пожалуйста, ту актрису дать мне автограф, а? Что-нибудь вроде «Преподобному Найтроуду с любовью». Ха-ха-ха!

Эстер глубоко вздохнула, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прибить его.

Придётся идти.

***

— Эх, что-то я поздно!

Ноябрь только начался, а в Иштване уже выпал снег и стояли холода. Небо затянули тёмные тучи. В оперном театре должно быть центральное отопление, но люди, заходившие в фойе, выдыхали белые облачка пара. Впрочем, мужчину, бежавшего через фойе, это совсем не волновало. Здоровяк, от которого исходил удушающий дух жаркого лета, тяжёлой поступью мчался по ковру. И конечно, все взгляды были прикованы к нему — будто сюда ворвалось таинственное чудище. Однако мужчина не замечал взглядов и с суровым видом нёсся вперёд, словно наступал на врага.

— Ну что за напасть! Опоздать да ещё в такой день! Я же представляю кардинала Медичи! Ох, и дорого тебе это обойдётся, Пётр!

Брат Пётр, одетый в обмундирование специальной полиции, поглядел на часы, как на заклятого врага. До представления оставалось ещё двадцать минут, но он умудрился приехать позже его святейшества. Непростительная ошибка!

Благо, он здесь не надолго. Начальник не смог приехать, слишком много дел в Риме, и послал его вместо себя. Пётр как раз осматривал военные гарнизоны, что затянулось на долгое время, вот и опоздал. Пришлось ещё ехать поездом, а не воздушным кораблём, как понтифик.

В гарнизонах было всё хорошо, но как начальник Святой инквизиции умудрился приехать позже понтифика! Это просто неслыханно! Франческо точно устроит ему такую взбучку. Ничего хорошего его не ждёт. Правда, пугало его и другое.

— Где же эта гостевая ложа? Эй! Я вообще где?

Пройдя через всё фойе, Пётр остановился. Заблудился. Он огляделся по сторонам, но ни одна дверь не вела в его ложу. Замечательно. Он не знал, где был. Он пулей пролетел через фойе, да толку-то — он понятия не имел, где гостевая ложа, не будешь же он открывать все двери. Он яростно вертел головой в надежде найти её, но тщетно. Он взвыл от отчаяния.

А всё было просто — с главного входа в гостевую ложу никак не попасть, нужно идти через другой проход, но Рыцарь Разрушения об этом не знал. Он стиснул зубы и просто решил идти напролом. Он круто развернулся и стукнулся головой об кого-то.

— Ой! — охнули от боли.

Позади воинственного монаха шла девушка со стопкой листов. Она упала на ковёр и выронила кипу бумаг.

— Эх! Простите, сестра! Я такой растяпа! — извинился Пётр, собирая листы, разлетевшиеся по коридору.

Монахиня, потирая голову, застонала.

— Простите меня! Вы целы? А? Ты?!

Он помог ей подняться. Девушка немного пошатывалась.

— Эстер Бланшетт! — проревел он и покраснел от злости.

— О, брат… Пётр, да? — Она испуганно отшатнулась от него и поклонилась. — Здравствуйте. Ах! Спасибо, что помогли тогда в Карфагене.

— Да нет, что ты, это тебе спасибо… Что я несу?!

Пётр по привычке начал говорить учтиво, но тут же оборвал себя. Не время для болтовни!

— Эстер Бланшетт! Ты-то что здесь делаешь?! Тебе тут не место!

— Вообще-то, я готовилась произнести речь. — Девушка выпрямилась и холодно на него посмотрела. — Архиепископ д’Аннунцио попросил меня поприветствовать зрителей. Я как раз читала речь…

— Сам архиепископ попросил? Да ну, брось. С чего бы? — засмеялся Пётр, будто говорил с несмышлёной девчонкой.

Он взглянул на речь. Недоверие сменилось удивлением. На титульном листе стояла печать архиепископа! Инквизитор начал спешно читать бумаги.

— Ну… Что за?!

«Перед началом представления я бы хотела сказать несколько слов. Зло существует. И пока мы не искореним это Зло, у нас нет будущего. Мы должны объединиться и биться, защитить всё, что нам дорого и ценно. Борьба будет сложной, но мы едины в нашей вере и…»

Да ведь это и правда речь. И почти на пятьдесят страниц. Несколько витиеватая и чересчур высокопарная, но подпись архиепископа в конце вполне настоящая.

— Хм-м-м, и архиепископ подписал это. Что за ерунда! И почему он попросил тебя?! — воскликнул Пётр, недоверчиво посмотрев на монахиню. — Ты же врёшь мне! Говори правду, а не то пожалеешь!

— Эх! Да я сама толком ничего не знаю, — растерянно сказала Эстер, потирая голову. У неё было ощущение, что она стояла перед пьяным и повторяла одно и то же. — Мне тоже кажется всё это очень странным. Сначала герцогиня Миланская велела приехать в Иштван, потом они попросили меня произнести речь. Честно говоря…

— Герцогиня Миланская… Кардинал Сфорца?! — резко спросил Пётр.

И что эта змея задумала?

А вдруг единокровная сестрица понтифика что-нибудь выкинет, вот что взволновало Петра больше всего. Кардинала Медичи рядом нет, и она может подговорить папу римского на что-нибудь или сама натворит дел. Нужно держать ухо востро.

Значит, эта змеюка здесь. Но дважды на одни и те же грабли он не наступит. Теперь-то она не уйдёт от него!

Пётр пристально посмотрел на монахиню — та глядела на него изумлённо. Он сжал кулаки.

Ведьма обдурила его в Карфагене. Он уже хотел раскрыть заговор, но все доказательства вдруг испарились. Он точно знал, что она хотела встретиться с вампирами, но в последнюю минуту она ускользнула от него. На этот раз он поймает её. Он выяснит, что она затевает и обличит её перед понтификом и всем миром!

— А, вот вы где, сестра Эстер.

Холодный оклик вырвал его из бушующих мыслей. Учтивый мужской голос будто хотел защитить монахиню.

— Я искал вас. О? Кажется, мы знакомы. Что привело Инквизицию сюда, Орсини?

— В-ваше преосвященство!

Давно уже никто не обращался к нему как к мирянину. Пётр обернулся, будто по нему прошёлся электрический заряд.

— Здравствуйте! — заставил он себя поприветствовать архиепископа. — Рад новой встрече! Давно не виделись.

— Да, давно, Орсини. Последний раз, когда я уходил с поста начальника Инквизиции, верно? Ты тогда совсем мальчишкой был. Время-то как летит!

— Я всегда буду вам благодарен за внимание и помощь! — сказал Пётр и глубоко, пружинисто поклонился, будто неваляшка.

Рыцаря Разрушения боялись как в Ватикане, так и за его пределами, и склонялся он лишь перед четырьмя людьми. Архиепископ д’Аннунцио был одним из этих четырёх.

— Простите за опоздание. Задержался на осмотре гарнизонов. На дорогах жуткие пробки…

— Потом расскажешь, — оборвал его архиепископ и тут же мягко сказал поражённой монахине: — Сестра Эстер, вы прочитали речь? Времени уже нет. Идёмте.

— Да, я прочитала, — ответила смущённая монахиня и взяла бумаги, которые ей поспешно протянул Пётр. — Ваше преосвященство, мне правда нужно всё это зачитывать?

— То есть, сестра? — Архиепископ удивлённо посмотрел на помрачневшую девушку. — Вам не понравилась речь? В ней что-то не так? — осторожно спросил он.

— Да нет, прекрасная, доходчивая речь, но посыл… — Эстер поперхнулась словами. Она что-то пробормотала себе под нос и наконец решительно вскинула взгляд. — Зачем же так открыто призывать к войне? Мы сражались против маркиза Венгерского, это правда, но лишь ради выживания. Мы не думали ни о чём таком красивом, вроде «божественного проведения» или «защиты человечества».

— Ах, вот вы о чём, — спокойно прервал её д’Аннунцио и очаровательно ей улыбнулся, но в его голосе было что-то жёсткое. — Не воспринимайте всё буквально, сестра Эстер. Зрители пришли сегодня не правду послушать, а посмотреть на красивое представление. Им нужна история отважной девы, убившей злобного вампира. Вам совершенно не нужно отвечать их ожиданиям.

— Н-но…

— Послушайте, Святая, — оборвал он её взмахом руки и покачал головой.

В коридор вошли люди, и архиепископ, поприветствовав гостей, заговорил тише.

— Вы очень милая девушка, Эстер. Я понимаю, что вам не нравятся резкие слова. Но вы подумайте. Иштван до сих переживает трудные времена, хоть и отстраивается. И жизнь у горожан, ваших товарищей, очень суровая. Понимаете, как важно для них иметь героиню. — Он положил свою белую руку ей на плечо и внимательно посмотрел в её глаза. — Эстер Бланшетт, вы должны быть их Святой. Вы должны вселять мужество в их сердца. Вы должны стать надеждой и опорой ваших близких, всего человечества. А я покажу вам как.

Эстер растерянно слушала его красивую речь. Она открыла и закрыла рот, не зная, что сказать.

— Хорошо, я постараюсь. — Она глубоко вздохнула.

— Умница, — довольно кивнул он и открыл дверь на сцену. — Сестра Эстер, ваш выход. Зрители ждут.

— Иду.

«Зрители ждут».

По идее она должна взбодриться, но она всё также была взволнованна. Сомнения ещё больше отразились на её лице. И всё же она медленно пошла на сцену. Она вошла в открытую дверь и растворилась в тёмном проёме.

Д’Аннунцио закрыл дверь и растянул губы в усмешке.

— Ох, и сложно с этой Святой. Я тут в лепёшку расшибся, пока сделал из неё звезду, а она ещё жалуется, — холодно засмеялся он.

— А? — Пётр удивлённо посмотрел на него.

Д’Аннунцио снова открыл дверь.

— Никогда не знал, как разговаривать с этими умниками, — сказал он подчинённому. — Вечно нужно говорить им сладкие речи. Скука смертная. Куклы должны быть послушны и делать, что им велят.

— Куклы? Ваше преосвященство, это вы про девушку? А что значит, вы «сделали из неё звезду»? — ошеломлённо спросил Пётр.

Выходит, он не верил, что она святая?

— О, ты ещё здесь, начальник Инквизиции?

Архиепископ обернулся к Петру и посмотрел на него, как будто впервые увидел.

— Сам всё слышал, — сказал от таким голосом, будто разглядел на своём облачении грязное пятно. — Святая Есфирь просто образ, придуманный Ватиканом. Большой мыльный пузырь, в который вложили огромные деньги и раструбили о нём по всему свету, — спокойно объяснил архиепископ своему тугому на голову подчинённому. — Ты сам понимаешь, что Ватикан теряет власть в светских государствах. Мы должны привлечь внимание народа, чтобы остановить это. Создание святой — часть замысла. Эстер Бланшетт просто кукла, инструмент.

«Не сотвори себе кумира», говорилось в Библии. Или архиепископ не знал? А д’Аннунцио говорил так, словно и не чувствовал за собой вины. Он совершенно не раскаивался за то, что играл с жизнью девушки и верой миллионов людей.

— Она идеальный инструмент. Незапятнанное прошлое, да ещё и красивая. Заметил, какая она хорошенькая, а, Орсини?

— А? Ну, я не знаю, — смутился Пётр.

Архиепископ насмешливо посмотрел на него.

— Да неужели? Ну да ладно, неважно. Мне нужно представить Святую зрителям. Иди в ложу, Орсини. Потом поговорим о твоём опоздании. Готовься, — холодно сказал д’Аннунцио и повернулся к двери на сцену.

— А…

Испуганный Пётр поклонился и уже хотел унести ноги подальше, как вспомнил, что не узнал главного.

— Ваше преосвященство, я хотел вас спросить.

Архиепископ уже почти закрыл дверь. Он рассерженно обернулся к докучливому Петру.

— Что? — сказал он тоном строгого учителя.

Пётр отчаянно хотел сбежать, но всё же подошёл к д’Аннунцио поближе.

— Я видел городскую стражу. Ваше преосвященство, зачем столько гвардейцев? Там же целая дивизия, если не больше. Да ещё танки и аэропланы! — взволнованно воскликнул Рыцарь Разрушения.

Д»Аннунцио даже не остановился.

— Просто восхитительно, как вы отстроили разрушенный город всего за один год. Но зачем столько военных? Что-то не так? — с тревогой спросил Пётр и растерянно на него посмотрел. — А? Что-то случится?

Архиепископ вдруг остановился.

— Конечно, гвардейцев сейчас намного больше, чем в прошлом году, — холодно ответил он, скривившись. — И всё равно их мало, учитывая в каком положении находится город. Иштван — главный оплот восточной обороны Ватикана, а оборону нужно делать как можно сильнее. Согласен?

— Если позволите, военных слишком много! Здесь же размещена Вторая дивизия Ватикана, отвечающая за оборону. Городская стража должна выполнять только роль полиции. Зачем снаряжать гвардейцев как военных? — пылко воскликнул Пётр.

— Ну и ну, смотрю, ты так ничего и не понял, Орсини, — холодно усмехнулся архиепископ, едва скрывая злобу и презрение. Он засмеялся, будто искренне сочувствовал недалёкому собеседнику. — Да, в Иштване стоит дивизия, но если начнётся война, войска уйдут из города. Им что, одним защищать город? Вот поэтому мы экипировали гвардейцев. Конечно, на это уходит много денег, но без этого никуда.

— Но это же идёт вразрез с планами Ватикана и кардинала Медичи! Вот вы говорите о войне, но сейчас же в городе всё спокойно. С чего бы тут начаться битве? Соседние государства уважают власть Ватикана. Они точно не собираются поднимать никакие бунты и…

— Брат Пётр! — резко воскликнул архиепископ, будто ледяной плетью хлестнул. В тёмном коридоре д»Аннунцио бросил пронзительный взгляд на инквизитора и мрачно сказал: — Ты же начальник Инквизиции и что, ни черта не понимаешь?! Ты что, забыл, кто заклятый враг человечества?! Ты забыл, что у нас под боком империя злобных демонов?! Если забыл, так я тебе напомню. Вдолби себе в голову: это Иштван, первая линия обороны против упырей!

— А? Но…

От такого напора любой бы остолбенел. Рыцарь Разрушений, славившийся своей непоколебимостью, лишь молча стоял.

Архиепископ понял, что Пётр не собирался отвечать ему, и смягчился.

— Ну, хватит на сегодня проповедей. Возвращайся в коридор. Ты же будешь сопровождать его святейшество? Больше ты ни на что не годен. Хотя бы это сделай.

— Е-есть, ваше преосвященство! С вашего разрешения. — Пётр поклонился, стиснув зубы.

Его не особо убедила речь архиепископа, но он пока не нашёлся, что сказать. Да и времени нет.

Он развернулся к выходу. И тут дверь перед ним захлопнулась. Будто гвардейцы только того и ждали и заперли дверь на щеколду.

— Эй!

Его что, заперли?!

Пётр ошеломлённо оглянулся по сторонам. Все двери, ведущие в партер, тоже были заперты. Свет в зале погас, а сцена наоборот вспыхнула.

— Господа, добро пожаловать в оперный театр Иштвана! — воскликнул в микрофон конферансье. — Через несколько минут мы начнём наш спектакль «Звезда скорби».

— Пётр, ну ты и растяпа!

Инквизитор заволновался. Нужно скорее идти в гостевую ложу!

Но сколько бы он не искал, двери не открывались. Значит, зрители заперты в театре. Всё ради безопасности. Конечно, он мог бы открыть дверь, сказать, что он начальник Инквизиции, но тогда он прервёт речь, об этом узнает архиепископ, и ему не сносить головы.

— Перед началом спектакля автор оперы скажет несколько приветственных слов. Его преосвященство архиепископ Иштванский Эммануил д’Аннунцио!

— Добрый вечер, господа.

Пётр весь взмок, пока думал, как выбраться, а речь уже началась. Архиепископ взял микрофон и одарил зрителей обаятельной улыбкой.

— Добро пожаловать, — сказал он спокойно, как истинный слуга Божий. — Год назад меня назначили архиепископом города. Наш путь был труден, но с Божьей помощью и вашей поддержкой мы преодолели все горести. Весь год мы защищали Иштван и нашу веру в Господа, подарившего нам прекрасную деву. По-моему, мы можем гордиться собой, — почти на одном дыхании выпалил архиепископ и смолк на минуту.

Он вскинул взгляд к потолку и закрыл глаза, будто вспоминая все трудности. Пётр вдруг понял, что всё это сплошная показуха, но зрители приняли это за искреннюю набожность. Несколько женщин даже всплакнули, расчувствовавшись.

В зале стояла тишина. Архиепископ открыл глаза, спокойно улыбаясь. Он поднял правую руку и указал на хрупкую фигурку, стоявшую на сцене.

— Сегодня я счастлив приветствовать девушку, благодаря которой город возродился. Уважаемые господа, позвольте представить вам героиню, освободившую Иштван от злобного изверга! Нашу надежду перед демонами! Сестра Эстер Бланшетт, Святая Иштвана!

Громыхнули аплодисменты. На сцену вышла девушка с микрофоном в руках. Он поморгала от яркого света и подёрнула плечиками. Она казалась такой крохотной на огромной сцене, словно потерянный ребёнок.

Бедняжка, подумал Пётр, глядя на Эстер.

Как ей не повезло. Служит в Государственном секретариате под началом этой ведьмы Катерины Сфорцы, да ещё и вместе с агентами, мерзкими богохульниками. Как можно оставаться праведной монахиней среди этих шакалов? А тут ещё и этот спектакль д’Аннунцио. Стать Святой в таком юном возрасте. Оставалось только ей посочувствовать.

— Эх… хм… Д-добрый вечер вам вс… Ой, нет! Добрый вечер, господа. Для меня большая честь здесь стоять перед вами. Я Эстер Бланшетт. У меня просто нет слов. Спасибо за это представление в мою честь.

Она начала что-то бессвязно бормотать. Пётр с сочувствием посмотрел на неё. У него сжалось сердце. На лбу у девушки выступил пот, её голубые глаза беспокойно забегали. Пытаясь улыбнуться, девушка положила речь на столик перед собой. Когда она перевернула первую страницу и уже хотела произнести речь, случилось нечто ужасное.

— Ой!

Сначала в микрофоне раздался слабый стон. А потом кипа бумаг разлетелась в стороны.

— О нет! — воскликнул Пётр.

А бумажные страницы взмыли в воздух, словно палые листья на ветру.

Она забыла скрепить кипу?

Монахиня попыталась тут же собрать бумаги, но много листов упало со сцены. Она страшно побледнела.

Пётр и зрители затаили дыхание.

Эстер была так ошеломлена, что не могла говорить. Вполне понятно. Наскоро придумать речь перед такой толпой, да ещё известными и влиятельными людьми. Даже опытному политику пришлось бы нелегко, что уж говорить о восемнадцатилетней девушке. Никто бы и слова не сказал, уйди она сейчас со сцены. Но Святая не уходила.

Она закусила губу, словно уже всё решила, и выпрямилась, оправляя подол облачения. Она всё ещё была немного бледной, но голубые глаза ярко засверкали. Зрители пристально смотрели ей в лицо, зачарованные её взглядом.

Она заговорила.

— Простите за мою неловкость. Я немного переволновалась, столько людей, — сказала Эстер решительно, даже почти яростно. — Сегодня будет спектакль в мою честь. Больше спасибо, что пришли посмотреть представление.

Неужели ещё минуту назад она дрожала как лист? Сейчас она выпрямилась, будто вся её растерянность куда-то исчезла.

— Да она неплохо справляется, — восхищённо сказал Пётр, ища глазами архиепископа.

Д’Аннунцио выглядел напряжённым, но продолжал с радостной улыбкой смотреть на монахиню. Она же читала речь, что-то да запомнила. Всё идёт как надо. Пётр тоже так подумал и снова посмотрел на девушку. Наверняка возблагодарит Господа и Ватикан, отдаст должное своим боевым товарищам и призовёт зрителей объединиться. Скажет это, и никто ничего не заметит.

— Я хотела поблагодарить вас, но… теперь передумала.

Пётр ещё не скоро забудет, как в один миг поменялась обстановка в зале.

Что она хотела сказать?!

Он заметил, как помрачнел д’Аннунцио. Он ошеломлённо глядел на монахиню, будто на фарфоровую куклу, которая вдруг заговорила. Но Эстер смотрела не на архиепископа, а на зрителей. В её глазах отражались бесчисленные лица. Казалось, присутствующие были зачарованы её словами.

— Я здесь, чтобы вместе с вами помолиться за души, погибших в бою год назад, — медленно произнесла она. — Поэтому я вернулась в родной город.

Её голос не был сильным, но только он слышался в зале, где не раздавалось даже покашливания. Она говорила ясно и спокойно, без всякой резкости или весёлости. У неё был очень приятный голос. Даже Пётр забыл, что ему нужно идти в гостевую ложу. Из головы улетели все мысли. Рыцарь Разрушения внимательно слушал её мелодичный голос.

— Год назад мы пролили немало крови, наших товарищей и наших врагов. Страшная была битва. Тогда я думала, что у нас нет другого выхода — только сражаться. Казалось, что мы стояли на пороге жизни и смерти. Вот как это было. И поэтому мы подняли меч. Но сейчас, год спустя, мне кажется, что всё это пустые отговорки.

Эстер замолчала. Глядя в задумчивые глаза девушки, Пётр вдруг не узнал её. Она прикрыла глаза, а он вспомнил о святых, изображённых в соборах на фресках и полотнах.

Эстер открыла глаза. Сиял приятный, но яркий свет. Она посмотрела на безмолвных зрителей.

— Я повстречала одного человека тогда, — спокойно сказала она. — Он был врагом, и я хотела его убить. Он тоже верил, что должен убить меня, чтобы выжить.

Нельзя сказать, что она сияла благодатью, да и говорила она не особо красиво, но все восхищённо ловили каждое слово Святой. Никто из богачей и власть имущих даже не кашлянул. Все внимательно слушали девушку, а та говорила как ни в чём не бывало.

— Но всё это ложь. Никто не должен был тогда умирать, а мы оба думали, что должны убить, чтобы выжить. Мы не поняли друг друга. И ведь не он один такой был. Среди погибших многие так считали. Мы ненавидели врагов, а они также как и мы радовались и горевали. Но мы всё разрушили из-за недопонимания.

В её голосе скользнули горькие нотки, и у зрителей тоже сжалось сердце. Эстер заговорила, не торопясь, спокойно, проникая в самые глубины души собравшихся.

— Господа, не верьте себе. Усомнитесь в праведности. Может, мы слишком простодушны. Не доверяйте своим мыслям о справедливости. Так ли они верны? Может, вы просто хотите в это верить? Может, мы навязываем их своим ближним? Будьте бдительны. Усомниться в себе не так уж плохо.

Зрители слегка вздрогнули.

Когда монахиня только заговорила, сначала все усомнились в ней, потом они зачарованно слушали её и наконец начали приходить в себя. Эстер это не волновало. Она ещё решительнее посмотрела на зрителей и взмахнула руками.

— Возможно, вы огорчились из-за моих слов, подумали, что всё ложь, в мире нет ничего святого. Бог и справедливость лишь пустые слова. Нет, это не так. Мы можем не доверять, сомневаться, но всегда будет что-то ещё. То, что нельзя отвергнуть. Например, собраться всей семьёй у камина в такую зимнюю ночь и ощутить тепло в своём сердце.

Семейные зрители переглянулись, зачарованные её словами.

— Или посмотреть на звёздное небо в безлюдной долине и понять, как бесценна жизнь.

Монахиня раскинула руки, словно хотела объять их всех.

— Любовь к себе и к ближнему, вот что у нас есть, — сказала она, вкладывая душу в каждое слово. — Вот почему я верю в Бога. Потому что Господь любит нас и даёт нам эти дары. Давайте вместе помолимся. Давайте помолимся за души всех погибших, проливших кровь… Аминь.

— Аминь.

— Аминь.

— Аминь.

Она бы, конечно, хотела лучше подготовиться, но всё прошло прекрасно. Казалось, всё слилось воедино — дыхание, биение сердец. Эхо ещё не успело стихнуть, а зал громыхнул аплодисментами. Монахиня поблагодарила их, а зрители продолжали рукоплескать. Когда архиепископ окончил своё выступление, все сидели, но после речи Эстер все зрители поднялись.

Даже Пётр, глядя на зал, восхищённо присвистнул.

— Вот так девчушка. Да у неё дар!

Они её просто назвали Святой, а она уже свела с ума тысячу людей. Это же не нормально. Что дальше-то будет, забеспокоился Пётр. Если выдуманная д’Аннунцио и Борджиа Святая так привлекает народ, то у неё будет столько возможностей. А под началом Сфорцы она станет опасным соперником кардинала Медичи и его последователей.

— Эй, ты! Куда идёшь?! Сейчас не время! — раздался возглас со сцены.

Монах встрепенулся. Он оглянулся на гвардейца в серо-голубом обмундировании — солдат спорил с девушкой. Та держала в руках букет цветов, наверное, хотела подарить Святой. Судя по её вычурному вечернему платью, она была дочерью какого-то местного богача. Правда, её смуглая кожа и яркие черты лица были не типичны для иштванцев. У неё были раскосые глаза цвета аметиста.

— Ты оглохла, что ли? — грубо рявкнул гвардеец, схватив девушку. — Хочешь отдать Святой цветы, подожди, пока она спустится со сцены. Иди на своё место.

— Отстань, терранин!

Девушка едва ли взмахнула рукой, но случилось странное. Мужчина был ростом выше ста восьмидесяти сантиметров и весил килограммов сто, а отлетел как пушинка и бухнулся об стену. От удара он потерял сознание и упал на пол, раздался жуткий хруст — он сломал нос.

Все встрепенулись. Кто-то из зрителей ошеломлённо охнул, кардиналы подскочили.

Пётр не обратил на это внимания, потому что смотрел на длинные клыки девушки.

— Стоять! Уйди от неё! — закричал Рыцарь Разрушения и выхватил Крикуна. — Она не человек! Она…

— Рада встрече, терране. Меня зовут Шахерезада. Я приехала из Империи Истинного Человечества, — сказала девушка звонким как колокольчик голосом, в котором сквозили твёрдые нотки.

Она бросила букет на пол. Камни на длинных перчатках засияли. Она положила руки на стену и посмотрела на Эстер — та даже не пыталась сбежать.

Девушка, точнее, вампирша сказала:

— Я пришла поглядеть на убийцу, которую вы зовёте Святой… и убить ей!

Стена с глухим звуком пошла трещинами, словно паутина.

III

На сцене стояли бесчисленные декорации, некоторые из них весили несколько тонн — вполне обычное дело, поэтому саму сцену, сделанную в стиле неоклассицизма, укрепили плотным слоем гипса. Однако уже при первых трещинах сцена начала разваливаться на огромные куски. Самое удивительное, что только там, где стояли Эстер и вампирша. Партер и ложи были совершенно целыми.

— Защитите Святую!

Вампирша напала прямо на глазах у всего народа. Гвардейцы остолбенели от изумления, но тут же собрались и, перекрикиваясь, метнулись на сцену. Кровопийца стояла в каком-то метре от Святой, поэтому они выхватили сабли, а не пистолеты. Их быстрота и ловкость восхищали, но противник был куда сильнее.

— Кретины! С дороги! Даже не лезьте! — рявкнул Пётр, но гвардейцы уже кинулись на вампиршу.

Они отважно и слаженно окружили её со всех сторон, как будто заранее готовились.

Вампирша воинственно закричала, когда они кинулись на неё. Она даже не увернулась — просто ударила по полу. И тут же по нему пошли глубокие трещины.

Всё случилось в мгновение ока. Гвардейцы даже не успели охнуть, как рухнули вниз. На сцене остались лишь расщелины, похожие на пасть хищника. Снизу послышались крики боли.

— А ты хороша, вампирша! — взревел Пётр, когда она отскочила в сторону.

Монах в душе не особо хотел биться с ней. Она не простой противник. Справится ли он с ней без облачения святого рыцаря?

— Deo duce gladio committe.

Был бы Пётр обычным солдатом, побежал бы за хорошим снаряжением, но он Рыцарь Разрушения, не знающий страха. Не мешкая ни секунды, он с рёвом вскинул оружие и метнулся на противника.

— Deo adjuvant vincam. Вот тебе моё правосудие, кровопийца!

Вампирша удивлённо на него посмотрела. Он что, совсем идиот бросаться прямо в лоб? Она ошарашенно на него глядела. Её смуглое лицо помрачнело. Она вытянула руки, чтобы защититься.

— А?!

Перчатки на секунду засияли, и на Петра обрушился страшный удар, будто его припечатал сам воздух. Воин-монах пошатнулся, из носа побежала кровь. От такого ужасного удара другой бы погиб на месте, даже бионическому солдату пришлось бы несладко.

— И это всё?!

Рыцарь Разрушения всё ещё держался на ногах. Он пружинисто выпрямился и с диким рёвом обрушил жезлы на голову вампирши. Он бил вслепую, но по её лицу вдруг пробежала тень беспокойства. Она тут же отпрыгнула назад, и его жезлы стукнулись друг об друга.

— Увернулась?! А от этого сможешь?

Противник сбежал, но Пётр не мешкал ни секунды. Он соединил два жезла в длинное копьё. Крикун был на просто оружием, на его конце были закреплены высокочастотные диски, мгновенно разрушающие всё, чего они касались. Размахивая смертоносным жезлом во все стороны, инквизитор метнулся на вампиршу и загнал её в угол сцены. Он наступал так яростно, что она даже не успевала отбиться. Остановись она хоть на секунду, чтобы ускориться, Пётр тут же ударил бы её. Инквизитор подходил всё ближе и ближе…

Вампирша изменилась в лице при виде его натиска.

— Попалась!

Ей не сбежать.

Пётр аккуратно поднял Крикуна и нацелился прямо ей в сердце. С грохотом жезл рассёк воздух… Но ни хруста ломаемых костей, ни звука рвущейся плоти не раздалось. Послышались лишь гневный крик Рыцаря Разрушения и лязг жезла.

— Да ну, брось!

Вампирша сложила руки вместе, будто молясь, и перехватила оружие. Диски продолжали крутиться, и её перчатки начали рваться, но она плотно зажала жезл.

— Да ну! Как ты… Ах!

Пётр остолбенел от изумления, и на него тут же обрушился жуткий удар.

Воздух вокруг перчаток задрожал, засиял и поглотил Рыцаря Разрушения, как хищный зверь. Инквизитор пытался отбиться, но его отшвырнуло на другой конец сцены.

— Трусиха… Тва…

От удара всю нервную систему парализовало, к тому же он сломал пару костей, и всё же Пётр умудрился встать на колени, кашляя пеной и кровью.

— Ну вот и всё!

Пётр понял, что проиграл, а зрители тут же переполошились. Напуганные внезапным нападением заклятого врага человечества, они ринулись к выходу, как мыши, бежавшие от кота.

Однако вампирша даже не обратила на них внимания. Не посмотрела она и на д’Аннунцио, сжавшегося в углу. Посреди всей этой суматохи её аметистовые глаза глядели лишь на монахиню, ошеломлённо взирающую на неё. Девушка стояла, не шевелясь, пока вампирша шла к ней. Возможно, она перепугалась, а может, она думала, что архиепископ и зрители пострадают, если она убежит.

— Нет! Беги, Эстер Бланш… — выдавил Пётр, задыхаясь от горя.

Он беспомощно смотрел, как вампирша с дерзкой усмешкой вытянула руки. Перчатки засияли, и воздух вокруг Эстер…

Она же убьёт её!

Пётр взвыл от отчаяния, представив, как сейчас девушку разорвёт на части. От удара вампирши её череп расколется, как яичная скорлупа. Вот сейчас труп Эстер рухнет на пол, ужаснулся инквизитор, болезненно сощурившись.

Монахиня слабо охнула и пошатнулась, как безвольная кукла. Она рухнула в раскрытые руки вампирши.

Упала в обморок? Похоже, что она не могла пошевелиться. Вампирша подхватила монахиню и мягко подняла её, будто пёрышко. Всё так же бесстрашно усмехаясь, она повернулась к треснувшей стене.

— С-стой!

Архиепископ, не смевший до этого пошевелиться, вдруг резко подскочил.

— Что… ты хочешь… с девочкой, графиня Вавилонская?

Д’Аннунцио, казалось, позабыл о собственной жизни.

— Девушку… я… — прошептала вампирша ему.

Но из-за треска и скрипа Пётр не расслышал, о чём они говорили. Скорее всего, она что-то бросила ему с вызовом — он мигом побледнел.

Вампирша что-то ещё сказала д’Аннунцио и мягко перебросила девушку через плечо. Она положила руку на стену, перчатка засияла, и трещины расширились, будто живые.

— Эстер! — закричал кто-то.

Мужчина бежал к сцене, пока зрители неслись к выходу. Сребровласый священник с перекошенным лицом пробивался сквозь толпу.

— Эстер! Отпусти её! — взревел священник, выхватывая револьвер.

Но из-за людей он не мог выстрелить — он едва стоял на ногах. Он пытался встать, чтобы прицелиться, но толпа сбила его с ног.

Вампирша взглянула на него, но поняла, что он не опасен, и раздосадовано повернулась к д’Аннунцио.

— Ваше преосвященство, с вашего позволения… я забираю Святую, — услышал Пётр.

Перчатки засияли, и стена обрушилась.

Комментарии

1. Вавилон (по-аккадски «ворота бога») — древний город на реке Евфрат, столица Вавилонии. В переносном значении символ распутства, безбожия и высокомерия, а так же суматоха, путаница.

2. «Первой прольётся благородная кровь» — я неправильно поняла девиз мафусаилов и поэтому неточно перевела его в третьем РОМе. Имеется в виду, что дворянин ценой своей жизни будет защищать своего подданного, поэтому кровь дворянина прольётся первой.

3. Скопье — столица Македонии.

4. Палата общественной информации — я переводила её как Палата по массовым коммуникациям, но мне не очень нравится, как это звучит. У них тут псевдо девятнадцатый век с лошадьми и паровозами и массовые коммуникации как-то не к месту.

5. Пикадилли (англ. Piccadilly) — знаменитая улица и площадь в историческом центре Лондоне.

6. Пётр Орсини — скорее всего автор назвал его в честь папы Бенедикта XIII, в миру Пьетро Франческо Орсини. В общем, в миру инквизитор был Пьетро Орсини, но после монашеского пострига он стал братом Петром.

7. Эммануил д’Аннунцио — его имя означает на древнееврейском «с нами бог». Фамилия взята у Габриеле д’Аннунцио, итальянского писателя, поэта, драматурга и политика.

8. Светское государство — мирское государство, которое регулируется на основе гражданских, а не религиозных норм.

9. Deo duce gladio committe. Deo adjuvant vincam (лат.) — Господь поведёт меня. Господь поможет мне победить.