Квалия сиреневого цвета (Новелла) - 2 Глава

Пролог. С чего начать

Само собой разумеется, что у любой истории есть «начало», и чтобы рассказать её до конца, с этого начала придётся начать.

Но с чего же следует начать мне?

Эта история о пережитом, даже прожитом мной самой, «Хато Манабу» (иными словами, прошу прощения у всех, чьи ожидания обманула, но героиня этой повести — «я», а не моя лапочка-подруга «Марии Юкари». Увы! Хотя, конечно, и она сыграла важную роль. Не сердитесь…). И поскольку я играю главную роль, стоило бы рассказать немного о себе — так может, начать прямо с рождения? Со дня, когда я физически или духовно появилась на свет? Или с появления того «фактора», что «определяет» меня?..

Конечно, нет.

Ведь если начинать с него, когда вообще рассказ можно будет назвать законченным?

Конечно, если захочу, я могу начать и оттуда. Хотите — начну рассказывать с того дня, как мама и породнившийся с её семьёй папа произвели меня на свет (в таком случае рассказ придётся начинать с одного летнего дня, после полудня, но ещё не вечером, пятнадцать лет назад, в тени деревьев за додзё). Если угодно, могу рассказать и как они встретились, чего там, и как их самих зачали, могу и про бабушек и дедушек — поверьте, мне это несложно. Просто не хочется.

Я могу отступать сколько угодно — поэтому где-то надо остановиться.

Где-то нужно оборвать нить причин и следствий, и объявить там «начало».

Так что вернусь к исходному вопросу:

Когда же началась эта история?

Тогда ли, когда возникли обстоятельства, о которых пойдёт рассказ?

Или когда я решила о них рассказать?

Если размотать цепь событий, начало происходящему положила её смерть.

Переведясь в другую школу, она в итоге умерла.

После того, как одна девочка прибыла к нам учиться по обмену, она — Марии Юкари — и решила перевестись в другую школу.

Тогда, может быть, отсюда и надо начинать?

Или начать надо с того вечера, когда прибывшая по обмену золотоволосая девочка задала мне вопрос, от ответа на который нельзя было уклониться, и когда поступил тот звонок.

Звонок, возвестивший о начале этих событий — знали бы вы, кто звонил!

Тогда, пожалуй, и начну с него —

Нет, всё-таки, хочу начать с «того дня».

Действительно: спрашивая, с чего начать, я уже решила сама. Со случившимся далее это прямо не связано, но пусть всему началом будет минута, когда мы с Юкари встретились. Наверное, она просто важна для меня самой — простите, что захожу издалека, но это моя повесть, позвольте рассказать её как мне вздумается. Собственно, история ни на что и не претендует — с такой-то концовкой! Ведь закончить её я собираюсь вот как: «Тадам, мне всё приснилось!»

Поэтому приступлю к рассказу так, как мне хочется:

Всё началось с того дня, когда я встретила Марии Юкари — девочку, которой всё живое, кроме себя, кажется роботами.

А если мелодраматичнее —

Всё началось с первого поцелуя.

1. Встреча с Юкари

Впервые мы встретились с Юкари во второй половине нового семестра, на углу крытой галереи, соединявшей здания школы.

Хотя, строго говоря, прежде мы друг друга уже видели.

Мы жили в одном городе и ходили в одну и ту же начальную школу. Так что мы не были друг другу совсем посторонними, и на самом деле я с первого дня семестра запомнила Марии Юкари в лицо и по имени.

Без дружеской пристрастности честно скажу, что на неё легко было засмотреться.

Пусть до красотки она ещё не доросла, но прелестной девочкой её можно было назвать смело — хоть это и неловко и для говорящего, и для того, кого хвалят. Вчерашняя младшеклассница, она даже для своих лет казалась маленькой, и в новенькой с иголочки школьной форме, которая была ей немного велика, волей-неволей обращала на себя внимание. В тот день я впервые в жизни подумала про кого-либо, что она «похожа на маленькую зверушку». Меня же от маленькой зверушки отделяла пропасть. Бесцеремонная, неприветливая, с детства практикую нагината и мускулами не уступаю парню (меряясь силой, ни разу не проигрывала мальчишкам-ровесникам), поэтому ноги стоптаны — симпатичной я даже сама себя никогда не считала.

Возможно, и с Марии Юкари я не свела знакомства, хотя имя и лицо запали мне в память, потому, что придавала этому значения больше, чем думала.

Она девочка до мозга костей, а я похожа на парня — о чём нам говорить?

Правда, я вела себя так не только с Юкари, но и с другими одноклассницами — я всех сторонилась и не стремилась нарочно породниться с классом. Мало того, что я не очень хорошо схожусь с людьми, дело усугубляли и мои неженственные замашки. С первых дней семестра я прослыла доброжелательной, но необщительной (правда, дружба с Юкари незаметно разрушила это мнение), поэтому окружающие соблюдали со мной дистанцию.

И меня это устраивало.

С младшей школы у меня осталось несколько подруг, так что в школе мне скучно не было: на перемене находилось с кем поболтать, а когда надо, на обеде или на физкультуре, было к кому примкнуть — а от друзей большего и не требуется.

Я вовсе не чуждаюсь людей, и я не чёрствый сухарь, с которым сложно подружиться (напротив, я слишком легко привязываюсь к друзьям, поэтому теперь и рассказываю эту историю…), но я была юна и не хотела казаться ребёнком. Перейдя в седьмой класс и надев новую школьную форму, друзья-шестиклассники преобразились, они словно стали старше меня — мне тоже хотелось казаться такой перед другими. Я хотела вести себя как взрослая, как настоящая женщина. Но я ничем не увлекалась и кроме нагинаты, никакого мастерства не знала — приходилось молчать, чтобы не выдать, какая я деревенщина. Так было проще: пусть лучше думают, что женские занятия мне не интересны, чем поймут, что я просто ничего в них не смыслю.

Гордость — это чувство не чьего-то, а своего собственного удовлетворения, и разыгрывая ту роль, в которую меня втиснули окружающие, я вполне гордилась собой.

Таким образом, нашим с Юкари мирам не суждено было пересечься.

Потому, что думать о лапочках или мечтать стать хорошенькой мне — Хато Манабу — было неинтересно.

Но похоже, эти мои замашки в итоге и сбили Юкари с толку.

Если без обиняков, хоть смейся, хоть плачь — похоже, из-за того, что я вела себя не по-женски, Юкари своими сиреневыми глазами, сквозь которые всё видится особенным образом, в самом деле не смогла различить, юноша я или девушка.

Чтобы в будущем не ошибиться и не обидеть, Юкари решила заранее выяснить, кто же я такая — девочка или мальчик — и стала ходить за мной по пятам.

К слову, я человек стремительный — потому, что занимаюсь боевыми искусствами, а вернее всего, просто характер такой.

И ношусь тоже резво, быстрее большинства.

Постоянно как опомнюсь, уже умчалась вперёд, потеряв шедшую рядом подругу.

А Юкари и сама-то невелика.

Значит, и шаг у неё маленький.

Движется она может и быстро, но движения все крошечные.

Поэтому слежка у неё выходит такой: пробежит мелкими шажочками, спрячется, оглядится по сторонам — никто не заметил? — затем опять вынырнет и бежит мелкими шажочками, догоняет, покрывает расстояние, на какое отстала. Это само по себе ужасно забавно, но представьте себе, что сделает такая семенящая перебежками за мной по пятам девочка, увидев, что я исчезла за углом коридора?

Перепугавшись, Юкари бросилась за мной следом.

А я секунду спустя вспомнила, что забыла кое-что в классе, и развернулась обратно.

Далее всё случилось буквально в один миг.

Завернув за угол, я первым делом увидела, как на меня кто-то несётся.

Не раздумывая, присела на полусогнутые ноги и приготовилась к столкновению.

Мы взглянули друг на друга в упор.

Распахнув сиреневые глаза, но уже не в силах остановиться, Юкари налетела на меня. Она попыталась если не затормозить, так хоть уйти в сторону, вся выгнулась, а я машинально выставила руки и поймала летевшее на меня в неестественной позе тело. Ох, не надо было этого делать. Мне представился случай на собственном опыте убедиться, что предупреждение «по коридорам не бегать», которое можно услышать в любой школе — это не приевшийся штамп, а указание на подлинную опасность, и что какой бы хрупкой не была Юкари, с разбега её тело становится страшным оружием. Видимо, чтобы не потерять меня из виду, она неслась со всех ног — выдержать этот толчок было невозможно, поэтому я на автомате присела ниже и страхуя Юкари, опрокинулась на спину — грохнулась об пол, ловко приняв её на себя. Распласталась под её телом.

И не знаю, какой бог вздумал пошутить, но мы крепко столкнулись губами.

…Сколько времени так прошло?

Думаю, на самом деле не так много.

Потому, что мы не почувствовали дыхания друг друга, до того, как разнять губы.

Но мне этот срок показался вечностью. Одной рукой обнимая Юкари за попку, а другой продолжая держаться за пол, я хладнокровно сходила с ума. Не в силах унять лихорадочный стук сердца, я в то же время вполне способна была находить в нём удовольствие. Забыв дышать, я, однако, смаковала приятную тяжесть Юкари, её крошечный размер и ощутимое даже сквозь школьную форму тепло тела. Я валялась в коридоре школы на полу, на мне лежала девушка и целовала меня без спросу — не дай бог меня бы кто-нибудь сейчас застукал, но я нисколько об этом не думала, наоборот, мир будто сжался до нас двоих, и больше ничего не было, и я ждала, когда замёрзшее время потечёт вновь.

Ещё раз всмотревшись в зрачки Юкари, я подумала:

«Как красиво — сиреневые глаза…»

Сколько же так прошло?

Повод подала я, решив проверить, видимо, уровень влажности: язык сам двинулся и облизнул губы — мои, а заодно и приложившиеся к ним губы Юкари.

Юкари тут же подпрыгнула как ужаленная и села.

Весь её вес оказался на моём животе, я взвыла, услышав это, Юкари торопливо слезла с меня.

Ва, ва, ва — запинаясь, попыталась она что-то сказать.

— Ва, ва, ва… я нечаянно! Прости! Я… я не думала, что ты пойдёшь назад… я думала…

— …Погоди. Так мы столкнулись не случайно, ты хотела меня догнать?

— Ва? Ну, не совсем, в смысле, я не хотела догнать… то есть, хотела, но сама по себе, а Хато-сан я трогать не хотела, я просто, чтобы не обидеть, хотела тихонечко… Я просто не знала, мальчик вы или девочка, Хато-сан…

— …Я что, непохожа на девочку? Думаешь, я парень в юбке?! Поэтому ты меня поцеловала?!

— Ва! Нет-нет! Не непохожа на девочку, я просто хотела как бы убедиться… «Ну так и есть, Хато-сан — девочка»… Ой, то есть, нет, не так — ах да, поцелуй это нечаянно, я это, прости пожалуйста, это, ва, ва, ва…

Я и сама знала, что нечаянно, и хотела просто подразнить её, но тут Юкари совсем расплакалась, и утешая её, я попутно узнала и о её «глазах» (зрении?).

О том, что Марии Юкари все живые существа кроме себя самой кажутся «роботами».

То есть, и я ей казалась роботом, и вдобавок из-за имени Манабу (а также — тут Юкари уклонилась от ответа — но видимо и из-за моих собственных замашек) она сомневалась, девушка ли я на самом деле, и решила это выяснить.

Разумеется, я ей сначала не поверила.

Слишком уж несуразно звучал её рассказ, и кроме того, про субъективные впечатления «каким мне что-то кажется» можно выдумать что угодно.

Поэтому я сочла, что Марии Юкари, что называется, «не от мира сего»: из той разновидности тронутых детей, которые говорят, что они из космоса или видят фей — и поддакивая по необходимости, договорилась, что мы никому не будем рассказывать о случившемся.

Но думая о её словах, я стала наблюдать за ней внимательней — и действительно в самых разных житейских ситуациях Юкари вела себя странно.

Так, будто и правда вместо людей видела роботов.

При этом свои странности она старалась не выдавать.

Если Юкари действительно изображает, что она «не от мира сего», зачем ей скрывать черты своего характера?

Во всяком случае, поп-звёзды, которых называют не от мира сего, совершенно не пытаются этого скрыть (если б скрывали, их бы такими не считали), хотя и должны понимать, что ведут себя ненормально.

Между тем Юкари изо всех сил старалась скрыть своё странное поведение — так, чтобы казаться не особенной, а наоборот, обычной.

Отчаянно пыталась быть «нормальным человеком».

Услышав от Юкари о её зрении, я это хорошо поняла, и потому, верила я ей или нет, но зная, в чём дело, когда я замечала, что Юкари пытается выкрутиться и не выдать своих странностей и только сильнее вязнет, я не могла её бросить. Каждый раз, как у Юкари возникали трудности — на каких-нибудь уроках рисования или плавания — мне приходилось её выручать, и само собой вышло, что мы больше времени стали проводить вместе. И Юкари тоже, открыв мне свой секрет, словно перестала стесняться, привыкла мне доверять и держалась рядом. Не успела я оглянуться, как мы стали приятельницами.

…Так мы с ней познакомились.

Кстати, как-то раз потом я спросила Юкари —

Какой ей запомнилась эта сногсшибательная встреча — точнее, поцелуй со мной.

Юкари ответила, что ничего почувствовать не успела, просто все мысли вылетели из головы.

Наверное, она не стеснялась, а говорила правду.

Я тоже самого поцелуя толком и не запомнила, хотя это был мой первый поцелуй.

Не знаю даже, мягкими ли были губы Юкари, как обычно говорят.

Помню не прикосновение губ, а тепло, когда обнимала Юкари, её тяжесть и как я держала её в руках.

Как казалось, будто кроме нас с Юкари в мире больше никого нет…

Так мы встретились с Юкари.

Тогда, по-моему, и началась эта история.

2. Тэндзё Нанами и «Кот Шрёдингера»

Кстати, знаете ли вы, что такое квалия?

Это слово переводится с латинского как качество и означает «возникающее в голове ощущение». Каким ощущается красный цвет — «красным», каким ощущается синий, сиреневый, — и даже глядя на один и тот же цвет, разные люди в разных обстоятельствах воспринимают его не одинаково, а по-разному, — это называется квалией.

Разумеется, речь не только о зримых чертах вроде синего и красного цвета.

У звука, осязания, запаха, у всех субъективных ощущений, которые дают нам наши пять органов чувств — то есть, у всего воспринимаемого — есть квалии.

К примеру, квалия есть и у боли.

Мы знаем, что если поранимся, будет больно. Человек разобрался, что боль выступает своего рода оберегающим нас предупредительным сигналом — и потому бывает боль множества разных типов.

Но непонятно, почему каждую из них мы чувствуем «именно так».

Ощущение того, как поражённую часть тела что-то морозит, жжёт, щиплет или щекочет — это квалия «боли», и когда из-за этой квалии вы мучаетесь, злитесь или даже, может быть, веселитесь, это тоже «квалии» соответствующих чувств. И мимолётных, и не только: если вы посмотрели фильм и весь день ходите под впечатлением от него, вам радостно или грустно, или хочется бороться и побеждать, это не отпускающее вас чувство — тоже квалия.

…Рассказала мне всё это и познакомила меня с понятием квалии Тэндзё Нанами — отличница из параллельного класса, одна из немногих, кто знал об особом зрении Юкари, и всего из пары человек, испытавших его на себе.

Нанами и Юкари знакомы давно, ещё с детского сада.

В детстве Юкари никогда не смеялась.

И не только не смеялась, а даже не умела управлять выражением лица.

Ведь Юкари люди казались роботами.

А у роботов, вообще говоря, нет никакого выражения лица.

Во всяком случае они не могут так свободно и живо выражать чувства, как люди.

То есть, Юкари никогда не видела человеческих лиц, и не притворялась, когда не могла понять, мальчик я или девочка — она на самом деле не различает тонкости чувств, отражающиеся на лицах. Поэтому она и вообще не знала, что бывают какие-то «выражения лица».

Есть ли у кошек и собак чувства? Бывает ли выражение лица?

Те, кто держат питомцев, наверняка ответят без колебаний: чувства у кошек и собак есть. И если вы живёте с ними достаточно долго, то возможно, умеете понимать выражения на их мордочках. Хозяева, прожившие с любимым псом долгие годы, наверное, поймут его настроение и по выражению на морде, а не только когда он скалится и рычит или машет хвостом.

Но постороннему человеку мельчайшие перемены в выражениях незнакомой кошки или собаки практически незаметны.

Так и Юкари не понимала выражений человеческих лиц.

Долго с кем-то встречаясь, она в конце концов начинала угадывать их чувства — как у кошек и собак, — но с незнакомцами или с теми, кого она не очень хорошо знала, Юкари не могла даже понять, смеются они или злятся, счастливы или тоскуют. Вот в каком мире жила Юкари, хозяйка сиреневых глаз, и вот почему друзья для неё были всем — а Тэндзё Нанами была не просто первой подругой Юкари, она ещё и угадала, что Юкари не знает о выражениях лиц, и научила её управлять собственным.

Хотя Юкари не улыбалась и не хмурилась, но разумеется, чувства у неё были.

Она просто их не проявляла —

Догадавшись об этом несмотря на свой возраст, Нанами всеми приходящими ей в голову способами пыталась научить Юкари смеяться. Щипала вдруг её за руку и говорила «сейчас у тебя на лице боль», отнимала коробку с едой и сообщала «сейчас ты злишься». Хлопала Юкари ни с того ни с сего, вызывая удивление, щекотала и кормила конфетами, ходила с ней в кино, наблюдала вместе за животными, и когда на лице Юкари что-то отражалось, рисовала её или давала подруге зеркало — смотри, сейчас у тебя само собой получилось «выражение лица».

«Вот как надо показывать другим, что ты чувствуешь».

Так, под постоянным присмотром Нанами, Юкари научилась управлять выражением лица. Привыкла выражать свои чувства живо, естественно, так непринуждённо, что мне самой завидно. Тут — увы — возразить нечего, заслугу Нанами я должна признать.

До несчастного случая Нанами была лучшей подругой Юкари.

После несчастного случая Нанами её невзлюбила и начала вести себя с ней жестоко. Стала ей как чужая, принялась цепляться и дразнить по любому поводу.

И тем не менее, как бы Нанами её не задирала, Юкари всё равно всегда называла её подругой и старалась помириться.

Конечно, это потому, что её «глаза» — сиреневые глаза, не различающие выражений лиц, но зато хорошо видящие состояние души — благодаря накопленному за долгую дружбу опыту распознавали, какое смятение царило на сердце у Нанами.

Но даже если бы Нанами искренне возненавидела Юкари — а это тоже отчасти было — Юкари всё равно не перестала бы считать подругой девочку, которая научила её смеяться.

◆

Тэндзё Нанами рассказала мне, что такое «квалия».

Она рассказывала мне и о многих других сложных понятиях: об «обратной квалии», о «философских зомби» — конечно, мы тогда только перешли в среднюю школу, и Нанами, скорее всего, просто повторяла то, что читала в книгах или в интернете — вряд ли мы правильно понимали друг друга (к примеру, Нанами то говорила, что квалия «не-эмержентна», то — что она «возникает» (1)*. Я её спрашивала — ты же только что по-другому сказала? — а она — «Ну и что? В науке всё меняется», и даже не смущалась. Да я и не знала тогда, что такое эмержентное явление). Но хоть Нанами и не всё понимала, она от всей души желала разобраться, да и мне было интересно. Поэтому мы как могли, пусть и по-детски, беседовали на эти темы.

Квалию Нанами объясняла так:

— По сути, квалия — это как «один раз увидеть».

— Вместо «сто раз услышать»?

— Да. Сколько ты не узнай о «красном цвете», пока ты его сам не увидишь, ты не поймёшь до конца, что это такое. Получается, что люди, которые «красного» не видели, на самом деле его не знают, как бы подробно им о «красном» не рассказали. Так? Сто раз услышали, но на самом деле не знают, а один раз увидели — и поняли. Вот это «один раз увидели», по-моему, и есть квалия — конечно, я понятия не имею, в чём заключается это «увидеть».

Даже не понимая таких тем, мы обсуждали их со всей серьёзностью.

Не могли не обсуждать.

Однажды мы говорили о квантовых частицах и о коте Шрёдингера.

— Хато, ты знаешь, что такое кванты?

— Электроны там, молекулы… мельчайшие частички вещества?

— Да. И люди, и звёзды, всё на свете сделано из квантов. Так вот, эти кванты — частицы и в то же время ведут себя как волны. Понятно?.. То есть, они как бы сразу и «осязаемая материя», и в то же время «бесформенная энергия». Поскольку они волны, у них нет точного положения, они существуют вероятностно. Выражаются плотностью вероятности — так они устроены.

— Плотностью вероятности?..

— Да. Какая вероятность, что в этом месте есть частица — больше или меньше… Понимаешь, пока квантовую частицу не «пронаблюдали», существует она в каком-то месте или нет — не определено. Не «невозможно знать», а действительно «ещё не решилось». Её существование впервые «определяется» в момент наблюдения. Поэтому до наблюдения можно говорить только о вероятности существования, высокой или низкой — такова природа частиц.

Звучит немыслимо, но это не фантастика, учёные считают, что так и устроен мир. «Не узнаешь, пока не глянешь» — из огромного числа таких частиц состоят наши тела.

— Хм-м, — вяло ответила я, не в силах этого представить на деле, но Нанами не смутилась и продолжила:

— А про мысленный эксперимент с котом Шрёдингера ты знаешь, Хато?

— Э-э… что-то слышала, точно не помню…

— Короче говоря, берут специальный ящик, в который поступает смертельно ядовитый газ, если нажать на кнопку — и внутрь сажают кота. Что будет с котом?

Не понимая, к чему Нанами клонит, я неуверенно ответила:

— Пока кто-нибудь не нажмёт на кнопку, будет жить, если нажмут — умрёт.

— Да. Обычно было бы так. Но в этом мысленном эксперименте кнопку нажимает не «кто-нибудь», а «квантовая частица». Так устроено, что если квантовая частица есть, то кнопка нажимается, а если нет — то нет.

Но квантовая частица существует в виде вероятности, поэтому пока её не наблюдали, не определено, есть она или нет.

Тогда, получается, и зависящее от квантовой частицы состояние кнопки до этого наблюдения не определено. Получается, пока коробку не откроешь и не посмотришь, кнопка, как и квантовая частица, тоже существует в вероятностном виде: нажата и отжата одновременно. А тогда и кот, участь которого зависит от кнопки, существует, пока не заглянешь внутрь коробки, подобно частице и выключателю одновременно в виде вероятности, что он жив, и вероятности, что он мёртв — понимаешь меня?

— Э-э…

— Короче говоря, этот эксперимент говорит нам вот что. Есть квантовые частицы, они обладают загадочными свойствами. Казалось бы, эти свойства проявляются только в микромире, а к макромиру, к обычной жизни, отношения не имеют — так вот, это неправда! Как от квантовой частицы зависит состояние выключателя, а от состояния выключателя жизнь кота, так любые загадочные вещи, которые происходят в микромире, должны происходить и в макромире. Если квантовые частицы правда так устроены, то и мы, когда нас не наблюдают, должны существовать сразу и живыми, и мёртвыми, как частицы — вот что значит эксперимент с котом Шрёдингера.

Переварив её слова, я удивилась и спросила:

— Э? Но на самом-то деле вот они мы, существуем обычным образом! Не вероятностным, а вполне определённым — даже когда на нас никто не смотрит, мы же никуда не исчезаем?

— А ты уверена?

— …Нет, ну как «уверена»…

— Ну ладно, существуем. Шрёдингер, придумывая свой эксперимент, как раз это и хотел показать. Что не бывает никаких непонятных одновременно живых и мёртвых котов, а потому и квантовые частицы не могут сразу «быть и не быть».

Но копенгагенские физики с ним не согласились.

Они сочли, что частицы вероятностны по своей природе и даже «существующий сразу в живом и мёртвом состоянии кот» — хотя такого и не бывает в жизни, это всё-таки гипотетический эксперимент — вполне возможен, если устранить передачу тепла, сотрясений и других помех, в общем, любых внешних взаимодействий, и поставить эксперимент предельно точно. И эта точка зрения до сих пор общепринята. В результате Шрёдингер в последние годы жизни даже бросил физику… Ну, так я слышала. Смешно, правда? Заложил основы квантовой механики своим «уравнением Шрёдингера», и не может её признать…

Скептически поджав губу, я прервала отклонившуюся от темы Нанами и спросила:

— Погоди. Получается, мы тоже на самом деле «существуем как вероятности»? И если б не эти твои внешние воздействия, то едва на нас перестали бы смотреть, как мы стали бы сразу и живыми, и мёртвыми?

— Кто знает.

— Как это «кто знает»?!

— Этого правда никто не знает. Известно только, что квантовые частицы ведут себя вероятностно, а почему они себя так ведут, как устроены эти процессы, почему касаются только микромира — окончательных ответов до сих пор нет.

И вообще, «состояние» частицы определяется в момент «наблюдения» — это называется «коллапс волновой функции» — но никто не знает даже, что такое это «наблюдение».

Например, в опыте с котом Шрёдингера «наблюдение» — это что?

Когда человек открыл крышку и увидел кота? Когда он умом понял, что его видит? Или тут же, как он крышку поднял? Или когда сам «кот» что-то почувствовал? А если открывающий крышку человек сам находится в большой коробке? И на неё снаружи смотрит кто-то ещё? И этот кто-то вместе с этой коробкой опять находится в ещё большей коробке, за которой опять кто-то наблюдает — в какой момент определится, жив ли в первой коробке кот или нет? Будет ли это не определено, пока самый последний человек не откроет крышку? В микромире квантовые частицы действительно существуют в загадочной форме, одновременно и частицы, и волны. Можно убедиться, что и составленные из них крупные атомы всё равно ведут себя как квантовые объекты. Кто знает, может, это можно заметить и в вирусах — тогда почему нельзя в макромире? Если частица действительно определяется в момент наблюдения — если происходит «коллапс волновой функции» — то когда, на каком этапе, почему происходит?.. Объяснений множество, но толком этого никто не понимает. Известен только «итог», а «процесс»… некоторые даже считают, что процесс физике никогда и не понять.

Прежде учёные верили, что с развитием науки рано или поздно все загадки будут разгаданы.

Но современная наука так не считает.

Почему? Потому, что в микромире одно лишь наблюдение меняет наблюдаемый объект. И это крошечное изменение влечёт за собой множество сложнейших последствий в реальности. Есть предел тому, в чём можно разобраться: как ни развивай науку, предсказать погоду со стопроцентной точностью никогда не будет возможно — по крайней мере, с современным научным подходом.

«Так вот» — вернулась к рассказу Нанами.

— Я столько наговорила, короче, вот что я хочу сказать: наш мир не такой уж вещественный. Некоторые, например, считают так… Что квантовые частицы никакие не вероятностные, и их существование не определяется в момент наблюдения, а что у этой вселенной есть бесчисленное множество «параллельных миров», и из-за того, что они взаимодействуют на микроуровне и кажется, что квантовые частицы так странно, вероятностно себя ведут.

— Параллельных миров?

— Да, параллельных миров. Почти таких же, как этот мир, но совсем чуть-чуть отличающихся — квантовые частицы ведут себя необычно, пока взаимодействуют со своими версиями из других миров, а «теряя» эту «согласованность», становятся «определёнными». С этой точки зрения, кот в коробке с самого начала жив или мёртв — то есть, существует бесконечное число «миров, где кот жив» и «миров, где кот мёртв», и «мы» тоже есть в каждом из них и друг с другом взаимодействуем, но каждый из «нас» ощущает только свой собственный мир…

Представляешь? Параллельные миры!

И такую фантастику изучает наука — на самом деле, я не шучу!

Подход с «коллапсом волновой функции» называют копенгагенской интерпретацией, с «параллельными мирами» — многомировой, и на основе последней уже придуманы квантовые компьютеры, — верна ли какая-то из них, неизвестно, но их рассматривают в качестве правдоподобных версий —

И всё это не какая-нибудь фантастика, это — в нашем, в настоящем мире!

…Если вам смешно, как две бестолковые восьмиклассницы с умным видом силились вести такие сложные разговоры, умрите сами разок, а потом воскресните. И пусть повреждённую половину вашего тела залатают обломками детской площадки, а потерянную руку заменят мобильным телефоном.

Тогда вы поймёте нас с Нанами чуть лучше.

— …Вот я и думаю — правда, это немного натяжка — может, и зрение Марии так устроено? Мы ведь ей кажемся роботами, да? Допустим, по копенгагенской интерпретации: то, что она «наблюдает», «коллапсирует» под стать этому наблюдению и становится для неё «роботом». Или по «многомировой»: её глаза видят «нас из другого мира», в котором мы действительно роботы… Или нет, может быть…

Может, вообще не квалия появляется из «увиденного», а квалия и «определяет», каким увиденное «должно быть»?

— …Да уж, куда-то тебя понесло.

— Знаю, но что поделать? Я же не учёный. Но ведь убедительно звучит! Пусть нашим зрением этого не видно, кванты ведь и вообще увидеть нельзя, но в том, на что смотрит Марии, происходят изменения в микромире или на каком-нибудь другом уровне реальности, и наши тела изменяются им в такт — словом, из чего бы тело не было сделано, пока я своей квалией «наблюдаю» в нём плоть и кровь, оно определяется как человеческое, и ты свою руку тоже «наблюдаешь» не как мобильник, а как левую руку, поэтому она тебе такой и кажется…

В общем, если так рассуждать, то и «сила» Марии, возможно… на самом деле, вполне в порядке вещей. Просто мы её толком не понимаем, но ничего такого в ней нет, обычная штука.

Как-то раз Тэндзё Нанами попала в беду и чуть не погибла, а Юкари её спасла.

Тогда для её ремонта она использовала обломки турника с детской площадки.

По словам Юкари, около четырёх десятых Тэндзё Нанами она «заменила» металлическим каркасом.

Не обычными материалами, из которых состоит человеческое тело, а частями турника.

Ничего странного, что Нанами — тогда ещё ребёнок — испугалась и невзлюбила Юкари.

Мы с Нанами по большому счёту не ладили, когда c нами была Юкари, мы ни в чём не уступали друг другу и постоянно препирались, и лишь когда мы оставались без Юкари одни, то разговаривали нормально. Когда дул приятный ветер, когда небо над головой прояснялось и Нанами, казалось, была настроена миролюбиво, она забывала, что я её кровный враг, и капля по капле делилась выученными научными знаниями и рассказывала, как себя чувствует.

Например, что до сих пор иногда просыпается от кошмаров.

Что в зеркале она иногда мерещится себе не человеком.

Боится, не проржавеет ли её тело с минуты на минуту из-за железных частей, не превратится ли она в робота…

Вообще-то, Нанами любила Юкари — считала её настоящей подругой.

И понимала, что спасая её, Юкари желала ей добра.

Но признать её значило признать, что почти половина тела Нанами сделана из частей турника — иначе бы Нанами уже погибла, — но если так, то человек ли Нанами теперь? И тот ли человек, что прежде?..

Не зная, что и думать и о себе, и о Юкари, Нанами всё-таки пыталась изо всех сил свыкнуться с реальностью.

Насколько это возможно для восьмиклассницы, она изучала квалии, квантовую механику — всё, что могло хоть немного относиться к делу — и искала для себя объяснения.

Хвастать нехорошо, но, наверное, немало на неё влияла и я.

Меня Юкари тоже как-то починила, пусть и не турником: на меня напал преступник и откромсал мне конечность (теперь вспоминаю — ужас какой!). На заплату для моей левой руки ушёл мобильный телефон, Нанами заделали частями детской площадки — мы обе пережили немыслимое, и у обеих в теле были «нестандартные части», поэтому мы понимали друг друга и могли беседовать откровенно (правда, я-то не была так потрясена, как Нанами…).

Через Юкари мы с Нанами познакомились, и через меня, в свою очередь, отношения Нанами и Юкари начали налаживаться.

Глядя, как спокойно я воспринимаю то, что Юкари меня «отремонтировала», Нанами тоже стала проще смотреть на случившееся с ней.

Ещё немного — и она бы, наверное, оправилась от того происшествия.

Снова подружилась бы с Юкари и жила бы с ней душа в душу, как раньше.

…Если бы Юкари не перевелась.

Начался новый учебный год, Юкари перевелась за границу — и мы с Нанами разговаривать перестали.

В новом году мы попали в один класс, но видимо, в глубине души мы обе считали, что виноваты, и сторонились, старались не замечать друг друга.

Поэтому только Юкари перевелась — и как по сигналу мы с Нанами тоже разлучились.

…Как-то в одном мире я встретилась с повзрослевшей Нанами на встрече выпускников.

Это было 11 лет спустя — нам тогда было по 25 — и в том мире к моему удивлению Нанами была известной молодой актрисой (а я внештатным журналистом). Поэтому я не думала, что мы встретимся, но Нанами пришла на встречу и была мне рада.

«Помнишь меня?»

На банкет мы не остались, я позвала Нанами к себе домой.

Завтра с утра ей надо было на работу, но Нанами — она взяла сценическое имя, теперь имя писалось иначе (2)* — всё-таки осталась у меня на ночь.

Мы с Юкари часто ходили друг к другу с ночёвкой, но Нанами у меня ночевала впервые.

Потушив свет, мы лежали рядом в тёмной комнате и говорили обо всём на свете.

Вспоминая весь долгий срок, который не виделись — сначала о текущем, потом всё раньше и раньше, до средней школы.

— Кстати, Тэндзё, ты же вроде встречалась с Касоку в девятом классе?

— О, а ты знала? Мы старались не афишировать…

— Ладно тебе, все о вас знали… Ой, так я сегодня тебе помешала? Ты же небось хотела с ним увидеться? Касоку ведь тоже пришёл.

Кстати, и я, буквально в то же самое время, что и Нанами, тоже встречалась с Касоку. И конечно, не тайком, как соперница, а открыто, первая и единственная — и даже довольно искренне.

— …А, ну, я, в общем… — смущаясь, уклонилась Нанами.

Решив, что это подходящий момент, я спросила, «Кстати говоря…»

— Кстати говоря, Тэндзё… А Марии-сан помнишь?

На секунду наморщив лоб и задумавшись, Нанами кивнула — «А!»

— Да! Помню! Точно-точно, была такая. Марии Юкари! Смешная была девочка. И такая милая…

И по этой её беззаботности я поняла.

Нанами уже забыла Юкари — забыла девочку, которую она звала Марии.

Переписала в памяти как далёкое прошлое.

Люди часто переписывают воспоминания. Переделывают прошлое. Так, как им удобней — так, чтобы себе помочь.

Нанами, можно сказать, «пронаблюдала» прошлое заново.

Перестроила его так, чтобы с ним можно было жить.

Всё — и правду о глазах Юкари, и как её саму «починили» с помощью турника — превратила в выдумку, в байки о «смешной девочке».

Я такого не ждала, но не слишком рассердилась.

Да я и не имела права сердиться.

Кто-кто, а «я» точно не могла укорять Нанами за то, что она отвернулась от реальности и переделала прошлое как ей больше нравилось.

— Кстати, — обронила Нанами, — а почему её сегодня не было? Марии-сан?.. А, да, она же перевелась после восьмого класса. Как она поживает, интересно…

— Угу…

— Кстати, Хато, мы же с тобой особо не дружили с тех пор, как попали в один класс. Удивительно, тогда почти не общались, а теперь разговариваем так вот с глазу на глаз…

— Да… Действительно.

Правда, думаю я.

Наверное, мы и тогда могли подружиться.

Если бы только Юкари не перевелась в другую школу.

Если бы только Юкари осталась в живых.

…Я не сержусь, что Нанами благополучно забыла о Юкари.

Я не ревную и не жалею, я даже вздохнула с облегчением. Наверное, это к лучшему — так ей легче жить.

Рано утром Нанами ушла.

Уходя, она как-то неуверенно спросила:

— Хато… Может, давай созваниваться временами? Встретимся ещё как-нибудь…

— Конечно, давай!

— Да? Отлично! А то мне вообще-то поговорить особо не с кем.

Видя такую небывалую для Нанами-школьницы искренность, я невольно ухмыльнулась:

— Ну о чём ты, ты же модная поп-звезда… Да можно, конечно. Звони, когда хочешь. Мы же подруги?

Да, подруги. Пусть прежде нас и держала вместе Юкари.

Поэтому звони в любое время.

Но только я не забуду Юкари ни за что — и поэтому.

Этот мир мне не нужен —

Но я забегаю вперёд.

Чтобы вас не запутать, лучше постараюсь рассказывать по порядку.

Прошёл год, как мы познакомились с Юкари и летом перед восьмым классом я попала в беду, пострадала, и Юкари меня спасла (починила).

Обнаружив свою, как говорит Юкари, «способность подстроиться к любой обстановке», я мигом оправилась после происшествия и ещё сильнее сдружилась с Юкари (а заодно и с Нанами) — и вот, в тот день, в первый день после летних каникул, в день торжественной линейки —

К нам перевелась новенькая.

Светло-русые волосы и янтарные глаза — юная девочка со внешностью точно из сказки, звали её Алиса Фойл.

Алиса была ещё одной, кто знал о том, что видят глаза Юкари.

◆

Кстати, я ещё кое-что вспомнила.

Всё-таки о загадочных свойствах света мне рассказала тоже Тэндзё Нанами.

3. Алиса Фойл и «Джонт»

Алиса Фойл была из тех, кого называют детьми индиго.

Не за ум — хотя она была весьма умна. Когда Алиса, тряхнув своими длинными, до пояса, золотыми волосами, вышла к доске, должно быть, каждый гадал: «как к нам попала младшеклассница?» — но она, в свои одиннадцать лет, будучи ещё ребёнком, уже закончила институт, к тому же из «Лиги плюща» — экстерном.

И всё же подлинная незаурядность девочки Алисы крылась не в обычной сообразительности.

Её настоящий дар был в её «восприятии математики».

В том, что формулы для Алисы выглядели рисунками.

Всё, от простого сложения до запутанных волновых уравнений, Алиса могла изобразить на картинке — хотя, к сожалению, и непонятной для посторонних — и по ней сразу увидеть ответ (если вы не понимаете, как это, не волнуйтесь — я тоже не понимаю. Подозреваю, что не разобрались бы и ведущие физики. Можете представлять себе, что рисуя картинку, Алиса как бы выписывает уравнения). Как я поняла, всеми своими красками её дар заиграл бы с использованием так называемых квантовых компьютеров — она говорила: «Если выйдет сделать квантовый компьютер, я вам даже вопрос P = NP закрою на раз!» (как обычно, для меня это тёмный лес, но она так этим бахвалилась, что видно, дело большое…).

Ждали от неё и того, что она найдёт какой-нибудь совершенно новый подход к развитию «Единой теории поля».

«Единая теория поля» — её ещё называют «Теорией всего» — это теория, которая сможет полностью описать все различные силы, существующие в природе.

Это заветная мечта учёных, их святой Грааль, если получится его найти — возможно, объяснится и странное поведение квантовых частиц, и нерешённые пока загадки возникновения вселенной.

Представьте себе масштаб гения Алисы, если она могла приблизить её достижение.

Сама Алиса учёной (в то время) вовсе не была.

И физикой она не занималась.

Она умела только по наитию управляться с формулами, «видя» их особым образом.

Не вычисляя, а чувствуя, Алиса в буквальном смысле на картинках выводила правильные ответы или составляла формулы. Её талант лежал далеко за пределами доступного обычным людям, он способен был поменять привычные подходы в математике и преобразить мир — талант, который достоин был называться гением…

Этим Алиса отчётливо кого-то напоминала.

По приглашению учителя выйдя к доске, Алиса ослепительно улыбнулась и без запинки объявила:

— Здравствуйте, японские ребята. Меня зовут Алиса Фойл. Очень приятно с вами познакомиться. Я к вам ненадолго, но надеюсь, мы успеем подружиться.

…Особенно с вами, Марии Юкари-сан.

Я очень ждала встречи с вами.

Алиса Фойл прилетела в Японию для того, чтобы пригласить Юкари в организацию «Джонт», в которой состояла сама.

Как роза с острыми шипами выглядит красиво, пока её не тронешь, так и Алиса Фойл издалека казалась очаровательной девочкой.

Возможно, она смотрелась так потому, что была другой расы, но в её внешности угадывались черты будущей необыкновенной красавицы.

Когда такая кнопка всё время вела себя серьёзно, изо всех сил старалась казаться взрослой — она вызывала не только улыбку, но даже уважение.

И только рядом с Юкари серьёзное выражение пропадало у неё с лица.

С Юкари Алиса разговаривала беспечно, как любая девочка её возраста, и выходило это так очаровательно, что можно было просто засмотреться.

Каждую свободную минуту Алиса проводила возле Юкари.

Льнущие друг к другу под локоток Юкари и Алиса были для всех усладой для глаз, и глядя им вслед — золотые волосы Алисы свободно стекают с плеч, и длинные кудри Юкари рядом; ни дать, ни взять, две пушистые зверушки — всякий, даже знавшие о мотивах Алисы мы с Нанами, не мог сдержать восхищённого вздоха. Юкари любила потискаться и, похоже, совсем не возражала, и мягко прижавшиеся друг к другу золотые и тёмные волосы гораздо лучше любых голубей символизировали мир во всём мире (…как и с миром, истинное положение дел по фасаду было совершенно не угадать).

Перед другими одноклассниками Алиса притворялась, разыгрывала иностранку-отличницу, прилежную девочку в незнакомой стране, но при Юкари, и при нас с Нанами, которые всегда были с Юкари вместе — и ещё при Касоку Томонори, которого Нанами часто задирала, но его я опущу, он тут неважен — сразу выдавала свой норов.

Вот что она сказала мне первым делом — как только осталась с нами наедине:

— Учти: я с вами, обывателями, знаться не хочу. Потому, что с кем поведёшься, от того и наберёшься… Мне интересна только Юкари — такой же гений, как я.

— Юкари гений?..

— Да. Юкари — гений. Если кто и достоин называться гением, то это она. Возможно, обывателям этого не понять, ведь вы не признаёте тех, кто от вас отличается. Но ты, Юкари, не сомневайся в себе. Ты лучше их всех. Стыдно должно быть тем, кто тебя не оценил.

По-японски Алиса всегда разговаривала формально-вежливо, под тем предлогом, что «в японском языке сложно разобраться» (3)*.

Но хотя в окончаниях она действительно иногда путалась, по-моему, на самом деле ей просто нравилось вежливо хамить. Особенно это бросалось в глаза, когда рядом не было одноклассников.

— Ну почему «обыватели»… Зачем ты сама от нас отмежёвываешься? Гении или не гении, мы все друзья. Не только мы с Нанами, весь класс.

— Ты уверена, Хато? Может, тебе только так кажется? Ну ладно, а остальные что скажут? Тэндзё?

— А? Я… А чего сразу я? Пусть Хато за себя говорит! Я с ней не дружу, чушь какая. А Марии мне вообще враг. Как её можно терпеть, когда ей все кажутся…

— Всё, всё, уймись, Тэндзё! — …*хнык* Тэн-тян…

Ладно, Нанами просто не может быть с собой честной.

Алиса и не скрывала, что недолюбливает обычных, лишённых таланта людей вроде нас — в её терминах, обывателей.

Можно даже сказать, не выносит.

И в этом она тоже была типичным «гением».

Алиса была живым воплощением стереотипа о жизни гениев — уже в детстве по таланту на голову превосходила взрослых, и потому её нигде не любили: она выбивалась из любой компании, везде была чужой. Она не говорила об этом прямо, но по тому, как вела себя, чувствовалось, что у неё зуб на весь мир. А ведь ей было всего одиннадцать лет! Чем более гневно она кляла обывателей, тем трагичнее казался разрыв между её возрастом и пережитым ей.

Цинично предположу, что возможно, «Джонт» потому и отправил её с этим заданием.

Чтобы разбудить фантазию в Юкари, «гении» того же типа; чтобы она задумалась о собственном будущем, и чтобы повела себя так, как нужно «Джонту».

Прежде всего «Джонт» для Алисы был ангелом-хранителем.

— «JAUNT» был создан для того, чтобы защищать и воспитывать «одарённых детей» — таких, как мы с тобой, Юкари. Организация небольшая, но у нас всё есть, даже школа своя… Понимаешь, Юкари? Я сейчас скажу тебе кое-что важное.

Мы с тобой не одиноки, есть и другие такие дети.

Просто о них не знают, точно так же, как о тебе — их тоже прячут.

Нам с тобой ещё повезло: нам довелось встретиться. Обычно такие дети угасают, даже не встретив подобных себе. Гаснут, им больше ничего не остаётся. А сколько их было прежде? Детей с замечательным, просто не раскрытым даром, с талантом, который мог бы преобразить мир — непонятых, осмеянных, освистанных окружающими, купированных.

«Джонт» придумали для того, чтобы защищать и растить таких детей.

…Поскольку дело это деликатное, его не предают огласке, но «Джонт» — вполне респектабельная организация, её поддерживают целые страны.

И «Джонт» — это неофициальное название, формально она называется иначе.

Вообще говоря, «Джонт» это название сверхспособности из одного фантастического романа, его выбрали временно, а оно прижилось.

— Jaunte — так называлось особое явление в романе писателя Альфреда Бестера. Знаешь ведь, что такое телепортация? По-японски… «мгновенное перемещение»? Разумеется, учёные такого пока не открыли. Это выдуманная способность, о ней говорится в книге — умение переноситься сквозь любые стены и пространства в одно мгновение, силой воли. Новый способ передвижения, который появился у людей в будущем вместо транспорта — но этим его роль не ограничивается.

«Джонт» в книге — инструмент перерождения, несущий на себе переворот в мире.

Символ динамизма, ищущей выхода яростной воли — с помощью «джонта» люди вырвались из застоя, с помощью «джонта» достигают новых высот. Долгожданное перерождение, новая ступень адаптации, веха на дороге к светлому будущему — вот какое явление названо «джонт».

Изначально «JAUNT» — это была анаграмма, составленная из первых букв имён основателей, но теперь организация называется в честь самого понятия. Чтобы редкостный дар не пропал на свете зря — искать, защищать и помогать ему. Ради лучшего будущего — вот что такое «Джонт», название нашей организации. Словом, я не забыла официальное название, «Джонт» уже само по сути стало официальным.

Алиса рассказывала о своей организации с горящими глазами.

С гордостью она поведала, что фамилию «Фойл» получила от нынешнего председателя.

Что когда вступаешь в «Джонт», от фамилии родителей отказываешься.

Позже я узнаю и другие подробности.

Имя «Алиса» она тоже получила не от родителей, а выбрала сама.

В день, когда она попала под опеку «Джонта» и очутилась в непривычном для себя мире, она взяла новое имя. Вероятно, в честь «Алисы в стране чудес», представляя себя золотоволосой Алисой из виденного когда-то мультфильма…

Заметила я это только позже, но её золотые волосы не были светлыми от природы — она их осветляла.

— …Пока «Джонт» меня не отыскал, я не знала, на что способна. Я существовала просто по привычке. Теперь я радуюсь жизни — и это встреча с «Джонтом» всё изменила!

— Ох фальшиво-то как… Будто в секту или пирамиду какую заманиваешь.

— Да? А много ты знаешь про то, как в пирамиды заманивают, Тэндзё? Вот и помалкивай. Только бы ярлык налепить на всё, в чём неохота разбираться — и довольна. И как мне любить обывателей? Ладно, к беспричинным нападкам мне не привыкать.

— Ах беспричинным? А думать головой ты не пробовала, а? А? Вундеркиндша!..

— Хватит тебе, Тэндзё. — Ва, Тэн-тян!

◆

Если меня это хоть немного извиняет, мне кажется, нам с Юкари просто не повезло — всё случилось в неподходящий момент.

Ведь только что я побывала в лапах «Токийского потрошителя».

Вроде бы я оправилась и от нападения, и от потрясения, что мою левую руку «отремонтировали» мобильным телефоном. Или же ещё не осознала случившегося как следует — по крайней мере, я держала себя в руках, не боялась Юкари, которая одолела преступницу, и не убегала от неё с криком (Нанами первое время так себя вела).

Но сохраняя хладнокровие, я как раз поэтому чётко осознавала.

«Сила» Юкари не просто в том, что она видит людей как роботов.

Ведь она смогла мою отрезанную руку сделать как новенькую.

И с тех пор, как её пришили обратно, моя левая рука снова работала без каких-либо затруднений — разве современной медицине такое под силу? Что же, — нет, какое там «что же» — вне всяких сомнений, Юкари обладала ценнейшим даром.

Личность «Токийского потрошителя» Юкари установила, просто взглянув на фотографии.

А ещё эти, бывшие там тогда — те, кого Юкари называла «друзьями»…

…Мало только быть умным, таких ещё не зовут гениями.

Гений становится гением, когда в нём есть нечто такое, что может преобразить мир.

В науке, в литературе, в кино, в музыке, даже в политической мысли — везде появлялись свои великие люди, которые оставляли после себя новые жанры.

«В одиночку мир не поменять» — так думают обыватели.

Великие же люди именно что переворачивают мир в одиночку. Из-за них он начинает преображаться.

Конечно, ничьи силы не безграничны, но гении находят сторонников, делают из них последователей — и это тоже дар.

Алиса была права, Юкари действительно гениальна.

То, что люди ей кажутся роботами, это всего лишь её слова, убедиться в них невозможно.

Поэтому её и считали просто немножко странной девочкой и не мешали жить обычной жизнью.

Но случившееся со мной и с Нанами произошло, вне всякого сомнения, на самом деле, и в отличие от «люди кажутся», это можно было повторить — в этом можно было убедиться.

Стоит всем узнать, что Юкари сделала с Нанами и со мной — в мире наверняка поднимется паника.

Если в её способностях разберутся, это будет настоящая революция в современной науке.

Талант моей подруги Марии Юкари действительно может повлиять на мир.

А я, хоть и считаюсь её подругой, ничем не могу ей с этим даром помочь.

Ни выручить и подсказать, ни укрыть и защитить.

В свою очередь и Юкари, похоже, чувствовала себя виноватой за то, что гнавшийся за ней преступник напал на меня — из-за неё я попала в неприятности.

Да, плохое оправдание — но так сложилось.

Поначалу Алиса просто искренне пыталась убедить Юкари.

Что с обывателями жить нельзя, что рано или поздно они предадут, обидят, ранят. И даже если для виду они пытаются подружиться, в глубине души они нас боятся, а за спиной смеются и передразнивают — так уж устроены обыватели.

Но я действительно спокойно относилась к Юкари и к приключившемуся со мной, и поняв, что доверие Юкари ко мне тоже незыблемо, Алиса сменила тактику.

Стала подходить и ко мне, сказала:

— Хато… Если ты правда друг Юкари, как говоришь, то и сама должна понимать, насколько изумителен её дар. Насколько он ценен. Наш долг перед человечеством — не дать ему истлеть вот так среди обывателей, согласна?

— Ну… Юкари же не обязана человечеству… Её право жить, как она хочет.

— Да. Я понимаю. Но это отговорка избалованного ребёнка. У людей есть долг перед обществом — и вообще, как бы вы с ней к этому не относились, ты же не думаешь, что сможешь держать Юкари в тайне вечно? Конечно, её дар не так очевиден, но мы ведь всё-таки его заметили?

Отец Юкари прежде был большой шишкой в государственном управлении полиции (государственном, не просто столичном) (4)*.

Подробностей Юкари не рассказывала, но узнав о зрении дочери, отец подал в отставку и переехал в наши края — как она сказала, видимо, ради неё. То есть, Юкари винит себя в том, что отец из-за неё бросил работу.

Возможно, поэтому она одно время и помогала его бывшим подчинённым при условии, что в записях о ней упоминаться не будет.

Но тем, что старалась не привлекать к себе внимания она, наоборот, вызвала чей-то интерес, о ней стали расспрашивать и нашёлся кто-то, кто знал — она заявляет, что «люди ей кажутся роботами».

Случай с Нанами тоже расследовали.

А произошедшее со мной стало теперь последней каплей.

На самом деле слова Юкари, что ей «люди кажутся роботами», слышало довольно много людей.

Ведь именно из-за этого над Юкари с детства смеялись, из-за этого её бросали друзья.

Просто обычно дело кончалось пожатием плечами — «Ну и что».

Правду говорила Юкари или нет, проверить было никак нельзя, и Юкари старалась, чтобы на жизни это никак не отражалось.

Другое дело случай с моей рукой.

Другое дело, когда убийца разом встал на путь исправления.

С Нанами ещё обошлось, но мой случай действительно окончился странно. Убийца взяла меня в заложники и окопалась на заброшенном заводе, где впоследствии к тому же нашли окровавленное оружие и в большом количестве следы крови (было установлено, что кровь моя). И тем не менее на мне не оказалось ни царапинки, никаких следов кровотечения; Юкари противостояла убийце одна-одинёшенька, но тоже нисколько не пострадала, а преступница сдалась, как будто стала другим человеком.

И дело закрыли, не допросив нас ни разу, не оставив о нас в нём ни строчки — под каким, интересно, давлением?

Сложнее было бы не заметить в этом деле ничего странного.

— К сожалению, Юкари пока не сказала мне, что тогда произошло. В настоящий момент у меня есть только косвенные улики. Но если котелок на голове варит, уже по ним одним даже обыватель обратит на Юкари внимание. Так что я прилетела к вам… и потому повторяю:

Ты ведь не думаешь, что сможешь держать её в тайне вечно?

Что сумеешь защитить Юкари, когда вас заметит другая, обывательская организация, которая в отличие от нас будет думать только о том, как использовать её талант во зло?

А вот мы сумеем.

Для этого и был создан «Джонт» — чтобы защищать мой дар и дар Юкари от таких обывателей; для этого вся его мощь.

Ещё раз тебя спрашиваю, Хато, задумайся хорошенько. Сможешь ли ты защитить Юкари? Хватит ли у тебя, обывателя, сил?

Ответ был очевиден, но как я могла ответить?

Просто так сложилось.

Родителей Юкари, прежде бросивших из-за неё работу и переехавших, случившееся со мной тоже встревожило. Кто знает, что ещё могло произойти — на этот раз повезло, а в другой раз кто-нибудь погибнет. И всё же они за дочь не решали, считались с её желаниями.

Я не спрашивала, но скорее всего, Алиса говорила что-то похожее и Юкари.

Мол, вечно у тебя не привлекать внимания не получится.

Рано или поздно кто-нибудь заинтересуется талантом Юкари. И хорошо, если просто из любопытства, но ведь этот человек может вздумать воспользоваться её даром для каких-то своих целей. Может захватить для этого заложников, может напасть, повинуясь своей странной логике — как было в моём случае (ведь обыватели любят над кем-нибудь издеваться). Уверена ли ты на сто процентов, что «и тогда», «как в прошлый раз», сумеешь защитить друзей?

Но если Алиса и убеждала Юкари таким образом, я не могла обвинить её в малодушии.

Потому, что как подруга Юкари, если б я закрывала глаза на то, что такое и вправду возможно — я бы обманывала себя. Потому, что когда пробил бы роковой час, было бы слишком поздно.

И главное — потому, что даже если в этом и было что-то от запугивания, у Алисы не было выбора. Она хваталась за любую соломинку…

…Об Алисе Фойл я никогда не могу вспоминать спокойно.

Наверное, где-то в глубине души я ощущаю, что по её-то вине и погибла Юкари. Я понимаю, что злюсь на неё беспричинно, срываю злость, но не в силах отогнать такие мысли, я возненавидела Алису.

И напротив, испытывала я к Алисе и привязанность.

Изнанку ненависти — пылкую любовь.

Нежданно, незаметно выросло во мне это чувство, пока я раз за разом, опять и опять с Алисой встречалась.

Противоположности, но существующие вместе; сердце-оксюморон.

Сама по себе Алиса была подлинно доброй девочкой.

Конечно, она в насмешку звала нас обывателями, но это была обратная сторона её страха — она боялась, что её обидят. Да, я знаю об этом. Снова и снова, и снова и снова встречая её, ненавидя, любя, защищая, убивая её, узнаёшь и то, чего не хотел. Поэтому я знаю. Что Алиса — не настоящее имя. Что волосы у Алисы крашеные. Что над Алисой издевались — её звали сатанинским отродьем.

Что у Алисы нет отца.

Что молодая мать Алисы была наркоманкой, пока не попала в секту.

Что новорождённую Алису она сочла благословением Господним, а когда в девочке проснулся дар и она начала отклоняться от нормы, мать решила, что это клеймо греха — что на родившегося ребёнка так повлияли наркотики, которыми она злоупотребляла. Ей втемяшилось, что Алиса — дитя наркотиков, чадо зла, и она решила, что во искупление греха должна исправить её, сделать «нормальной».

Я знаю.

Что это была лишь нездоровая жажда быть в центре внимания.

Для Алисиной мамы дочь была не более, чем символом её раскаяния; Алису ругали за то, что она была Алисой, и пока девочку не выручил «Джонт», она жила, стыдясь самой себя и не видя в себе никакой ценности. Нет, не жила — её сохраняли в живых. Как доказательство тому, что мать исправилась и следует учению господню.

Как-то Алиса спросила меня:

— А как по-честному ты считаешь? Уродует Юкари такое свойство её глаз?

— Вовсе нет. Почему уродует? По-моему, у неё замечательное, красочное зрение.

— Молодец, Хато. Именно так. Для обывателя метко сказано, полуобыватель! Да, сиреневые глаза Юкари изумительная вещь, показывающая мир в неожиданных красках. Воистину подарок небес, с которым можно только поздравить.

Почему же Юкари должна скрывать его, как будто это что-то плохое?

…Почему Юкари нельзя просто быть собой?

Почему?

Алиса убеждала Юкари изо всех сил. Пусть приезжает в «Джонт». В «Джонте» можно не скрывать её зрение. В «Джонте» можно быть самой собой. В «Джонте» это нормально. Там никто притеснять одарённых детей не будет. И никто не отвернётся из-за того, что у тебя странный дар…

— …Приезжай к нам в «Джонт», Юкари. К людям одной с тобой крови — к таким же одарённым, как ты.

…Да.

На самом деле, друзья были нужны Алисе, а не Юкари.

Это Алиса, а не Юкари, нуждалась в людях одной с ней крови, в друзьях. В друзьях не из обывателей, в таких же одарённых друзьях, как она сама. Мечтала о товарищах подлинно равных себе, которые не предадут, не отвернутся из-за её дара. Вот почему она так старалась.

Ей нужна была подруга.

Потому она и лезла из кожи вон, чтобы заполучить Юкари, которую считала себе подобной.

Как я могла её за это винить?

◆

Мне — нам — не под силу было защитить Юкари.

Не только от преступников и опасных организаций, но и просто от людских пересуд.

Но если бы она отправилась с Алисой в «Джонт», её бы защитили.

Там ей можно было бы не таиться. Не стыдиться своих глаз.

И мало того. Возможно, там — куда стекаются подающие надежды юные дарования — талант Юкари смогут развить. Разгадают, почему люди кажутся роботами для одной только Юкари. И возможно, тогда Юкари сможет поделиться тем, что она видит, с кем-то другим, и в истинном смысле будет больше не одинока…

Как же мне поступить?

Если я правда хочу ей добра, я ведь должна думать о её будущем, а не о том, как мне сейчас будет легче.

А тогда как я должна решить? Чем я могу помочь Юкари — я, обыватель?

Подруга не на словах, настоящая подруга, выбрала бы…

◆

Решиться меня в конце концов заставил один телефонный звонок.

Я уже практически пришла к своему собственному решению, но всё-таки тем вечером ещё не могла поставить точку, ещё мучилась и не могла заснуть — когда мне позвонили.

На мою «левую руку», о которой почти никто не знал.

Вы не поверите, кто был на другом конце провода.

4. Таинственный звонок и разлука

Когда-то я спросила у Юкари, которой люди кажутся роботами, каким роботом ей кажусь я.

Оказалось, что я «робот-универсал».

Судя по названию, должна быть прямо какая-то мелкая сошка, каких горы, но почему-то это вроде как нечто экстраординарное; по словам Юкари, я могу взаимодействовать со множеством периферийных устройств, а с подходящими оборудованием сумею приспособиться к любой обстановке.

И словно бы в подтверждение этим словам мобильный телефон, который Юкари использовала как деталь, чиня мою левую руку, даже став этой левой рукой, продолжал работать в качестве мобильного телефона.

Рука как рука, самая обычная на первый взгляд — но с её помощью я могла звонить и отвечать на звонки.

Поскольку тело Нанами, которую похожим образом отремонтировали частями детского турника, не стало вдруг стальным и было не крепче обычного человеческого, надо полагать, такое происходило только со мной.

К слову, я не всегда могла использовать телефон как угодно — было несколько ограничений.

Во-первых, он работал только вечером.

Когда на небе было солнце, телефон не работал — неважно, на свету или в темноте. Полная темнота не требовалась, но в помещении должно было быть достаточно темно, и вообще, если рядом находился кто-то ещё, телефон работать переставал (гораздо позже он то ли усовершенствовался, то ли что, но это условие пропало).

И главное, он страшно расходовал силы.

Однажды, поговорив с Юкари, я даже грохнулась в обморок от голода.

Мы с ней болтали, и я смотрела заграничный фильм по телеку — а мобильнику, разумеется, нужна энергия, и поскольку «левая рука» часть моего тела, то конечно, вместо электричества она работает на моих собственных силах.

Мало того, поскольку это всё-таки не мобильник, а левая рука, то чтобы её использовать как мобильник, похоже, требуется гораздо больше сил — причём даже не в разы, а на порядки; не успела я глазом моргнуть, уже была голодна как волк. Всю трясло, хотя не было холодно, голова кружилась, холодный пот тёк рекой, и когда я потом взвесилась, оказалось, за два часа похудела на килограмм! В тот раз со мной сталось что-то уж совсем нехорошее, пришлось в итоге опять звать Юкари меня спасать — теперь у меня в комнате для телефона всегда наготове мёд и сладости.

В общем, поскольку полицейские купили мне новый телефон для обычных надобностей, о «телефоне» в левой руке я ни семье, ни даже Нанами не рассказывала, и говорила по нему только с Юкари.

Так что и когда мне звонили, отвечая, я всегда знала, что это Юкари.

Удивительное дело, я подняла трубку ещё до того, как раздался звонок.

Не знаю, как, но поняла — мне сейчас позвонят.

Не было звука переключения, как на стационарном телефоне, и всё же я почувствовала, что сейчас будет звонок, и сняла трубку до того, как заиграла мелодия. Мало того.

Поняла, кто это, прежде, чем услышала голос.

Мне ещё ничего не сказали, а я уже как-то ощутила: это не Юкари — и похолодела, сознавая, что такого звонка быть не могло. Не знаю, поняли на том конце провода, с кем говорят, или нет, но голос из трубки, плача, произнёс будто и не мне:

— Пожалуйста… Юкари же погибнет…

Когда я спохватилась, связь уже прервалась.

Но я всё равно очень долго смотрела на раскрытую левую ладонь.

Даже когда просвечивающий сквозь кожу дисплей уже давно растворился и исчез.

Ерунда, мне просто померещилось — точнее, послышалось.

Ну конечно это обман слуха, что же ещё. Если подумать, я даже не слышала звонка. Поэтому никто мне не звонил, это мне просто пригрезилось. Точно: переволновалась за Юкари, вымоталась; видимо, задремала на секунду…

…Юкари погибнет?

Вдыхая носом, выдыхая ртом, дыханием успокаивая сердце, я соглашаюсь сама с собой: да. Так всё оставить нельзя, сама знаю. Знаю, в глубине души, как будет лучше для Юкари. Но сделать выбор мне не хватает духу; видимо, это стало моей навязчивой идеей, вот мне и мерещатся такие звонки. Только и всего…

Иначе и быть не может.

Не могла же мне звонить я сама.

Не могла же на другом конце провода быть я.

Голос, раздавшийся из «левой руки», звучал иначе, нежели хорошо знакомый мне собственный.

И тем не менее, свой голос я опознала.

Я догадалась, что со мной говорю я.

Но этого, естественно, быть не могло.

Так что, наверное, мне померещилось — сказалось напряжение. В действительности такой звонок невозможен…

Таким самовнушением восстановив душевный покой…

Я, наконец, собралась с духом.

И на следующий день сообщила Юкари.

Начала издалека, очень осторожно, прямо на себя непохоже — сказала, мол, в принципе можно и подумать над Алисиным предложением, ну просто как вариант.

Мол, даже если Юкари надумает ехать, то мы и разлучившись, всё равно останемся друзьями.

— Встречаться в любой момент мы, конечно, не сможем, но на выходных, на каникулах тебя же держать не будут? Да я и сама могу к тебе прилететь. В общем, я к тому, что пусть ты даже улетишь, мы ведь не расстанемся насовсем. Правильно?

— …Да. Правильно.

— Так что я от тебя никуда не денусь… Ну, конечно, я тебя лететь не заставляю…

Глупое притворство.

Детская дружба почти всегда кончается со сменой школы.

Но мне хотелось верить, что с нами будет не так, что мы будем дружить вечно.

…Мои слова, моё согласие в итоге и убедило Юкари.

Конечно: как могла она не решиться после такого напутствия?

…Я — я, её подруга — не оставила ей выбора.

◆

Дождавшись конца третьего триместра (5)*, Юкари вместе с Алисой перевелась в «Джонт».

Одна, без семьи — в школе при «Джонте» было общежитие (разумеется, предварительно, на зимних каникулах, она летала туда с родителями всё посмотреть и оформиться).

◆

…Извещение о её смерти придёт после этого меньше, чем через полгода.

5. Звонивший — и мой дар

Одним из доводов, которыми Алиса соблазняла Юкари, была школа «Джонта».

Алиса хвастала:

— Юкари, в «Джонте» ты получишь образование по высшему разряду. Не обывательскую уравниловку, а то, что важно именно для тебя. Знаешь, что Эдисон, которого называют королём изобретательства, в школе был трудным ребёнком? Бросил школу Эйнштейн, придумавший теорию относительности. Нечего и говорить, что оба были гениями — а значит, проблема была в школах. Им не смогли предоставить образования, которые бы их устроило. Но в школе «Джонта» об этом можно не беспокоиться.

Тебя будут учить тому, что для тебя важно, Юкари.

В самых подходящих для этого условиях: в компании таких же гениев, как мы с тобой.

…Кто знает, возможно, придёт день — раскроют и тайну твоих глаз.

— Ва… думаешь, раскроют?

— Рано или поздно — конечно! Ведь у нас всё делают для гениев, а на свете чего только не бывает… У вас в японском есть такая пословица: «Лягушка в колодце не слышала о море, и думает, что колодец это весь мир»… Или это в китайском? А, вот, вспомнила пример точно для тебя. Мысленный эксперимент философа Франка Джексона «Мэри в чёрно-белой комнате» — слышала о таком?

Алиса рассказала нам такую вымышленную историю:

Одарённая девушка-учёный Мэри с рождения живёт в чёрно-белой комнате.

Окон там нет, телевизор тоже чёрно-белый, и Мэри никогда не видела того, что называется цветом.

Но она умна и благодаря своему блестящему уму знает о цвете всё, что о нём может сказать наука. Она прекрасно себе представляет, что такое цвет с физической точки зрения. Просто сама красок никогда не видела.

Если теперь её выпустят из чёрно-белой комнаты в пёстрый и красочный внешний мир, что она впервые узнает в этот момент; она, которая вроде бы уже знает о цвете всё, что только можно?

— Суть этого мысленного эксперимента в том, чтобы спросить, откуда же берётся новое «знание» Мэри — но сейчас мне важно другое. Я хотела показать тебе: чем бы ни было это «знание», Мэри не получит его, пока не выйдет из комнаты.

Юкари, ты сейчас в такой чёрно-белой комнате.

За её стенами полный красок мир, и тебе выпал шанс выйти наружу. Понимаешь? Юкари. Вот о чём непременно узнает Мэри, выйдя из комнаты — что мир снаружи шире и красочней, чем она могла себе представить в своём чёрно-белом заточении…

Алиса привела эту историю как пример «Лягушки в колодце, не слыхавшей о море», но меня она заинтересовала в другом смысле.

Я подумала: жаль, что её не услышала Нанами (к сожалению, Алиса всякий раз при встрече дразнила её и вынуждала сказать «Никакая мне Марии не подруга!», поэтому Нанами её теперь вообще избегала).

Прежде Нанами говорила мне, что наши тела — как и всё на свете — сотканы из вероятностных облаков, именуемых «квантовыми частицами», и состояние их впервые определяется только в момент «наблюдения».

И определяется, возможно, как раз на основании возникающих в наших головах «квалий».

Что как раз из-за таких квалий тело Нанами «определяется» не как сделанное из железок, а как человеческое. А поскольку у Юкари другие квалии, наши тела ей не просто кажутся механическими — они «определяются» как состоящие из механических частей и Юкари может их «починить»…

Но откуда берутся сами квалии?

Почему мы смотрим на одно и то же, но видим разное — не только я с Юкари, но и Нанами со мной?

С тех пор, как Юкари перевелась, я стала смутно задумываться над такими вопросами.

Размышляя над квалиями — такими далёкими от повседневной жизни материями — я как будто сохраняла с Юкари связь; к тому же, мне и самой захотелось разобраться, что же происходило с моим телом.

Поэтому я многому принялась учиться.

В тот время мы с Нанами держались порознь, и мне приходилось разбираться во всём самой, но у меня были надёжные помощницы.

По вечерам, запасясь сладким соком или леденцами, я «звонила» по своей левой руке.

— Алло? На всякий случай: я не впервые тебе звоню?

— Нет. То есть, конечно, впервые, но уже не первый раз… Н-да… Алло, другая я, ты ещё слушаешь?

Самой себе из других миров.

◆

Придумала звонить себе я потому, что у меня никак не шёл из головы этот странный телефонный звонок.

Всё-таки мне казалось, что со мной тогда разговаривала я.

Но нельзя же в самом деле говорить с самой собой по телефону!

Так что, видимо, мне почудилось, послышалось, померещилось — но сколько я не убеждала себя, голос звонившей не шёл у меня из головы.

Взгляд падал на левую руку, и тут же как наяву звучало в памяти предупреждение: Юкари грозит беда.

Первое время как Юкари перевелась, мы созванивались.

Но очень скоро из-за разницы во времени звонки сменились бумажными письмами (моя левая рука умела отправлять электронную почту, но я не знала, как это делается). И в первом же пришедшем письме Юкари осторожно намекала на то, что особо часто она писать не сможет. Пока не освоится на месте, мол, дел невпроворот.

Вот и хорошо, Юкари есть чем заняться. Грустно без неё, но что поделать…

И как-то вечером, не находя себе места, я взглянула на левую руку — и подумала:

А что будет, если набрать свой собственный номер?

Уж со мной самой меня должны соединить — да: со мной самой.

Конечно, я ждала не того, что дозвонюсь до девушки, с которой разговаривала.

Мне просто вдруг захотелось послушать, как звучит из трубки собственный голос.

Я надеялась, что когда услышу саму себя, мне станет ясно, что в прошлый раз звонила не я. Тогда я вздохнула бы с облегчением. Я бы поверила, что меня просто подводит память или, может, случайно соединяло с кем-то другим. Хотелось в этом убедиться — и не в силах усидеть ни секунды, я бросилась пробовать тут же, как только это придумала. Если б я задумалась хоть на секунду, я бы поняла, что, когда сама набираю свой номер, у меня на линии будет занято — но даже это тогда не пришло мне в голову.

Я набрала свой собственный номер:

— Алло? Юк… э-э?! Как это?! Это я?!

— Ух… О-ого… Манабу?

И в буквальном смысле стала разговаривать сама с собой.

◆

Да, быть того не может, но что я могла поделать, если так действительно было. Как и с «токийским потрошителем», я довольно скоро привыкла к такому положению дел.

С тех пор почти каждый вечер я звонила себе, а временами отвечала на звонки, но той себе, с которой общалась в первый вечер, ни разу не дозвонилась. Да и вообще с одной и той же собой (какое странное выражение) ни разу не говорила дважды. Трубку всякий раз снимала новая «я», но при этом наши «знания» и «опыт» всегда совпадали. Мелочи могли различаться: например, та «я», что звонила сегодня, названивала другим «нам» ещё чаще меня — но как только нас соединяло, знания собеседника просачивались в меня, как бы сливаясь с моими. Как в самый первый раз, ещё не услышав ни слова, я сразу поняла, что говорю сама с собой, так и здесь: мысли собеседницы, что она хочет сказать — всё это появлялось у меня в голове как собственное. Иногда было даже непонятно, кто говорит.

И всё же мы разговаривали вслух.

По молчаливому уговору, хотя прекрасно знали, что понимаем друг друга уже когда открываем рот — иначе мы бы запутались.

Поначалу нас это сбивало с толку, но, когда мы привыкли, разговор, наоборот, стал течь сам собой.

И стоило мне привыкнуть, как на том конце провода тоже стали появляться только «привыкшие» собеседницы — похоже, в целом они были версиями меня «нынешней».

Так что мы мигом свыклись с таким положением дел и многое обсуждали.

Особенно — что с нами происходит.

Что это за «я», с которой я сейчас разговариваю?

Как так получается?

— Видимо — как там говорила Тэндзё? Ты — это «я» из параллельного мира.

— Или другая возможная «я». Копенгагенская либо мультимировая интерпретация. Либо же причинная интерпретация де Бройля — Бома — кстати, есть и такая.

О причинной интерпретации я слышала впервые, но в ту же секунду, как «я» о ней сказала, я всё поняла — правда, только «моим» пониманием.

«Я» — похоже, более подкованная из нас двоих — продолжала:

— Ну, если даже башковитые учёные до сих пор к одному мнению не пришли, то нам с тобой точно не разобраться. Лучше подумаем, почему с нами так происходит.

— Про это у вчерашней «меня» была одна мысль. Она говорит, дело в левой руке… К-хм, только «я» не учёный, ладно? За что купила, за то и продаю… Так вот, возьмём для простоты копенгагенскую интерпретацию — свойства частицы определяются только после наблюдения, так?

— Так.

— Хорошо. Тело Тэндзё залатали железной арматурой. Но Тэндзё может «наблюдать» его только как собственное тело, поэтому и заплаты, и переделки в ней определяются как «обычная плоть». Пока понятно?

— Продолжай.

— В моём же случае — помнишь, Юкари говорила? Многоцелевая модель, работаю с любой периферией, необыкновенно адаптивна. Поэтому в отличие от Тэндзё я приспособилась и воспринимаю свою левую руку как есть. Просто как такую вещь — «левую руку» и «телефон» одновременно.

— Хм, хм.

— То есть, в квантовых терминах — наверное, моя левая рука сейчас существует в суперпозиции «левой руки» и «телефона». Мало того, приноровившись к этому, я могу её использовать и как телефон, и как руку. Вот как сейчас…

Возможно, моя левая рука сейчас ещё не «определённый» объект. По копенгагенской интерпретации она суперпозиция «множества вариантов», а с мультимировой точки зрения — ещё не потеряла интерференции с «множеством других миров».

Или же «определённый» — но «определившийся» таким образом.

Как бы там ни было, результат один.

По ту сторону левой руки есть тело, есть голова, есть ещё одна «я».

То есть, через левую руку я связана с «собой» из множества вероятностей или параллельных миров…

— Вот почему через эту левую руку мы можем беседовать друг с другом, хотя обычно нас разделяет «коллапс волновой функции» или «потеря интерференции между мирами».

— Хм-м… То есть, из-за того, что я использую свою «левую руку» в качестве «мобильника», я как бы признаю, что это не просто левая рука, а ещё и мобильный телефон, и через это как бы соглашаюсь с существованием себя из других линий вероятности или других миров, и потому могу говорить с ними — так, что ли?

«Угу», промычала я.

— Вроде и понятно, и непонятно… ох, даже голова кружится. Что же это значит?.. Если я через «левую руку» разговариваю с «другими своими вариантами», то когда я повешу трубку и «телефон» перестанет быть телефоном, получается, ты исчезнешь? До тех пор, пока «телефон» опять не появится…

— …Э, погоди?! Как это я исчезну? Разве не ты?

— Нет-нет-нет! Это же я тебе позвони… хотя погоди.

Спохватившись, мы поняли, что уже не знаем, кто кому позвонил.

Хотя даже если б знали — чем бы это нам помогло?..

— Давай считать, что это параллельные миры, а? Пусть и с мирами ничего не понятно…

— Ага…

«Спокойной ночи» — сказала я и повесила трубку.

И в ту же секунду исчезла — ха-ха, разумеется нет. Не исчезла, а вскрыла пакетик с конфетами, чтобы срочно подкрепиться, и подумала о той, с кем только что разговаривала.

Где она сейчас? Исчезла?

Или в каком-нибудь параллельном мире ест конфеты, как я?

Да и параллельные миры сами могут рождаться и исчезать… Так или иначе, итог один: больше мы с ней друг друга не услышим.

— …Действительно ли я сейчас та же самая я, какой была до звонка?

Набирая номер, я понятия не имела о всяких причинных интерпретациях Бройля-Бома, а теперь я о них знала — хотя вряд ли это что-то доказывало, и поделать я всё равно ничего не могла.

Я решила не волноваться.

◆

— Ты знаешь, что по исследованию учёных Роджера Пенроуза и Стюарта Хамерофа, человеческий мозг сам может быть чем-то вроде квантового компьютера? Якобы, сознание зарождается из-за квантово-механических процессов в каких-то там микротубулах между нейронов мозга.

— Сознание порождается квантами? Но всё в мире состоит из квантов, не только люди. Может, и у роботов действительно есть сознание? Надо Юкари сказать, она обрадуется… Кстати, я всё хотела спросить, а что такое квантовый компьютер?

— …Зачем спрашивать, если чувствуешь, что я не знаю.

Поначалу я растерялась, но должна себя похвалить, всё же я молодец, даже к такому положению дел мигом привыкла — и беседовать с самой собой оказалось не так уж плохо.

Мало того, я даже немного приободрилась.

Ведь у меня тоже, можно сказать, обнаружился дар? Пусть и возникший главным образом из-за того, что Юкари меня починила.

Во всяком случае, того, кто может разговаривать со своими копиями из параллельных миров (или с другими своими версиями), уже не назовёшь обывателем, правильно?

Подумав так, я решила учить всё, что только смогу.

Хотелось найти своему дару какое-то применение. Если б я поняла, как эта, по словам Юкари, «полная универсальность», может пригодиться в жизни, может, меня тоже приняли бы в «Джонт»… Признаю, я всё-таки была обычной девятиклассницей, и даже тогда ещё не осознала собственной исключительности. За то, что я умела делать, меня в «Джонте» и без всякой учёбы встретили бы с распростёртыми объятиями. А мне это не приходило в голову, и я с утра до вечера пыхтела над книгами. Окончательно бросила нагината, сказав, что готовлюсь к экзаменам; дома проводила дни за столом, гулять зачастила в библиотеку. Брала книги наугад и обогащала словарный запас выражениями «трудная проблема сознания», «эксперимент с двумя щелями» и «квантовая декогеренция» (Что это? Объяснить? И не просите). Пробовала разобраться в волновых уравнениях, посмеиваясь, что Хато Манабу ещё не значит «учит про волны» (6)*, и убедилась, что у меня душа не лежит к математике. Формулы казались мне заклятыми врагами. Мир жесток, и в нём полным-полно того, с чем девятикласснице просто не под силу справиться — и всё-таки я старалась, заручилась «нашей» помощью и почти всё доступное время тратила, поглощая знания, которые могли пригодиться (впрочем, похоже, «я» — это всё-таки «я»: храбрячки, отважившейся вновь сесть за волновые уравнения, не нашлось ни в одном из параллельных миров).

Если постараться, может, я смогу жить рядом с Юкари, думала я.

И даже не замечала, что от Юкари нет вестей.

— Приедет ли она на каникулы?

— Приедет! Может, и Алиса с ней притащится… Хорошо бы к тому времени что-нибудь придумать с нашей способностью.

— Угу, но только что тут придумаешь такого, чтобы в жизни пригодилось? Ладно я, но другим людям она совсем ни к чему, да телефон при посторонних и не работает… Эх, горе. Наверное, и Юкари себя так чувствовала?

Тогда я довольна: я как будто лучше её поняла.

Вернётся — спрошу её. Расспрошу как следует.

Думая так, я выписывала в блокнот выражения, которые казались мне полезными и могли объяснить, что со мной происходило, и звонила себе по телефону.

Предвкушая, как Юкари вернётся, и как изумится, узнав о моём даре.

Тем не менее, Юкари не вернулась и когда начались летние каникулы.

Не вернули даже её тело.

◆

Предупрежу:

Дальше повесть делает резкий поворот.

6. Смерть и свойства света

Вскоре после фестиваля О-бон (7)* мне позвонила мама Юкари и сообщила, что Юкари умерла.

Несчастный случай во время какого-то эксперимента.

Катастрофа была такой, что разрушило весь корпус, так что от тела осталась лишь часть.

Останки были ужасно обезображены, и организация взяла на себя смелость их кремировать — как сообщил родителям Юкари прибывший из-за границы представитель «Джонта» (японец), передав небольшую урну с прахом.

Подробностей я не знаю, но как я поняла, навещал их посредник и что именно случилось с Юкари им не сказали, поскольку сведения были засекречены.

Родители Юкари были потрясены, полились слёзы.

Мать и брат с сестрой были вне себя от горя — они кляли посланца «Джонта» на чём свет стоит. «Как она могла погибнуть? Она только полгода назад уехала!»

Отец Юкари тихо попросил:

Расскажите подробнее. Я хочу понять, что случилось…

Эксперимент? Что за эксперименты вы проводили? Почему вообще не обеспечили безопасность там, где учатся дети? Государственная тайна? Должны хранить в секрете? А у нас что, нет прав? Ничего, что мы доверили вам ребёнка? Если вы так к этому подходите, мы тоже сложа руки сидеть не будем…

Смерть Юкари, разумеется, выглядела подозрительно — не только для отца, потерявшего дочь, но и для любого, кто знал о глазах Юкари.

Впрочем, я была настолько ошеломлена, что думать ни о чём не могла.

То ли будучи к этому готов, то ли решив не шутить с отцом Юкари, который даже в отставке сохранил в полицейском управлении связи, «Джонт» разрешил ему досмотреть организацию. Не потому, что видел в этом необходимость, а в качестве жеста доброй воли. Мол, посмотрите и убедитесь, что дело нешуточное.

Похороны Юкари прошли в Японии, у неё дома — тихо и грустно.

Пришли одни взрослые: были и полицейские, и шишки из правительства, но детей, кроме меня, не было.

Ни бывших одноклассников, ни даже Нанами не позвали.

Теперь мне кажется, что наверное, родители Юкари знали о психологической травме Нанами. Как и о том, что Нанами после отъезда Юкари так или иначе пошла на поправку. Видимо, потому ей и не сказали…

Не думаю, что это жестоко.

Честно говоря, в тот день мне вообще было безразлично, что там с Нанами.

Не то, что волноваться из-за её отсутствия, а даже вспомнить о ней не было сил: я просто отрешённо витала по безжизненному, словно замёрзший лес, залу между стоявшими там и тут взрослыми в чёрных костюмах.

Помню, что подойдя к гробу на подставке из необработанного дерева, подумала: да, ведь тела Юкари внутри нет…

Всё, на что падал взгляд, было приглушённым, неярким…

…и вдруг краем глаза я заметила золотое пятно.

На фоне выцветшего мира, где даже чёрный цвет выделялся, это золото ещё сильнее бросалось в глаза, цепляло взгляд, и секунду спустя я, наконец, поняла, что смотрю на чьи-то волосы.

Да, я помнила и этот цвет волос, и эту фигуру.

В чёрном костюме, с собранными в хвост золотыми волосами она была совсем не похожа на ту девочку, которая увезла отсюда Юкари, но это несомненно была…

— …Алиса? — позвала я негромко, практически шепнула, но девочка подпрыгнула как укушенная и обернулась.

Наши взгляды встретились.

Глаза её под распухшими веками были тусклыми, как у рыбы; в них крылся страх и не осталось и следа жившего там прежде надменного блеска…

Не успела я ничего сказать, как Алиса отвела взгляд и развернулась на каблучках.

Будто убегая от моего взора, она бросилась прочь и тотчас скрылась в другом конце коридора.

…Не раздумывая, я бросилась за ней вдогонку.

Промчалась по коридору, даже не заботясь, что привлекаю внимание, и выскочила из прихожей на улицу.

Яркий дневной свет ударил мне в лицо, на секунду у меня закружилась голова.

Как я ни спешила, Алисы уже нигде не было видно. Посмотрев по сторонам, я заметила на дороге вдали от дома Юкари длинный чёрный автомобиль.

Алиса как раз открывала дверцу.

— Алиса!

Она вздрогнула всем телом — явно услышала.

Но не остановилась. Не глядя в мою сторону, села в машину и закрыла за собой дверь.

За тонированным стеклом её лицо было не различить.

Я бросилась к автомобилю.

Заворчал мотор и машина тронулась, поехала, но я не остановилась.

Я всё бежала и бежала за удаляющейся машиной вслед.

Споткнувшись о камушек, от острой боли я вспомнила, что не обута: я выбежала в одних носках. Но и тут я не перестала бежать.

Только когда чёрный автомобиль совсем пропал из виду, мои ноги подкосились и силы тотчас покинули меня.

Я рухнула на землю, села, где стояла.

И только теперь заметила, что плачу.

Слёзы текли без остановки.

…Алиса сбежала, сбежала от меня.

Алиса — которая звала нас обывателями, и бросив вызов всему свету, не уступала.

Которая меня попрекала, что мне Юкари не защитить.

Сбежала…

Я стиснула кулаки от избытка чувств.

Но не от ярости и не от гнева дрожали мои руки, а от непонимания.

Как же так? Гордячка Алиса — бежит?

Украдкой, как мышь? Почему?

Или она знает, что в чём-то виновата? Стыдится, что не смогла защитить Юкари? Что так хвалилась, а Юкари из-за неё умерла? Ведь ты же была её подругой! Ты что, её в чём-то предала?

Иначе зачем убегать с середины похорон…

Немного успокоившись, я подумала и вот о чём: какой бы взрослой Алиса не казалась, каким бы гением не была, она ещё маленькая.

И поэтому она вполне могла убежать, испугавшись встречи со мной.

Но мне нужна была причина, чтобы не мириться с неприятной реальностью.

Казалось, если я не зацеплюсь хоть за что-нибудь, то сойду с ума.

Поэтому я решила для себя:

Раз Алиса сбежала, то ей есть что скрывать.

Может быть, Юкари погибла не по случайности.

Серьёзных причин так считать у меня не было, я практически винила первых попавшихся, но я вцепилась в эту мысль. Мне она требовалась — цвет, чтобы залить белоснежно-пустую голову, чувство, которое охватило бы меня, изгнав все другие мысли.

Найдя, наконец, предлог отвернуться от правды, которую я видеть не хотела, я со странным удовлетворением подумала:

Хочешь бежать, Алиса — беги.

Никуда ты от меня не денешься.

Сначала я узнаю, есть ли тебе что скрывать, и что.

А время погоревать ещё будет.

◆

— Я непременно найду Алису. И всё у неё выясню. В саму Америку за ней погонюсь, если из Японии она уехала, — сказала я наполовину сама для себя, и «я» со мной согласилась:

— Да. Однако не совсем. Погонишься не «ты», погонимся «мы».

— Угу. Да, «мы».

— Вместе «мы» её изловим…

◆

Посоветовавшись с «нами», я первым делом пошла к отцу Юкари и попросила —

Возьмите меня с собой, когда поедете инспектировать «Джонт».

Для этого мне пришлось бы пропускать школу.

Отец Юкари хмурился. Мои родители тоже не были рады. Прогуливать опасно, вдруг я потом слабо сдам экзамены? Понятное дело, мама с папой-то думали, что я всё время к ним готовилась.

Но я не отступалась.

День за днём я приходила к Юкариному дому и упрашивала. Не моргнув глазом, заявляла, что лучше всех знала Юкари, и прозрачно намекала, что у нас с ней был тайный уговор (к сожалению, никакого уговора не было). Притворялась, будто получила завещание, будто знаю что-то о смерти Юкари (разумеется, ничего я не знала, но не сомневалась, что дело нечисто). Я пробовала упрашивать по-всякому, как только приходило в голову. Даже угрожала между строк. Я и про телефон в моей левой руке рассказала (правда, поскольку доказать я ничего не могла, вряд ли отец мне поверил).

Да, я хваталась за любой шанс, который мне подворачивался.

Решилось дело, когда я добыла заявку на получение загранпаспорта.

Я сунула её своим родителям, потребовав, чтобы они подписались, что не возражают. И заявила, что если отец Юкари не возьмёт меня с собой, что ж, пусть! Я доберусь сама, без опекуна. И пусть не надеются, что я не смогу. По крайней мере, я не отступлюсь, пока не перепробую все способы до последнего.

И поскольку за мной давно ходила слава упрямицы, родители, наконец, сдались, и попросили отца Юкари вместе со мной.

Так, наконец, решилось, что я лечу в «Джонт».

◆

Не знаю, как про дальнейшее и сказать — я в затруднении.

Расскажу, что случилось.

«Джонт» оплатил поездку не только родителям Юкари, но и мне — даже купил нам билеты.

Мы тут же вылетели из Японии.

Самолёт с нами на борту взмыл в вечернее небо.

…И взорвался над Тихим океаном.

Последнее, что я увидела перед смертью — это как падают с потолка кислородные маски, с кресла впереди в страхе оборачивается мать Юкари, и —

Как сквозь мою «левую руку» слабо просвечивает экран.

А потом меня поглотило пламя.

◆

Я подскочила во тьме.

◆

Злость словно привела меня в чувство.

Да, злость была сильнее чем шок от того, что меня убили. А ещё сильнее было возмущение.

О том, что происходит катастрофа, я и думать забыла.

Они взорвали самолёт, совсем крыша поехала?!

Да. Чтобы избежать проверки и обезопасить себя на будущее, «Джонт» разделался с семьёй Юкари. Подстроил авиакатастрофу, втянув заодно и меня, и других непричастных пассажиров…

Безумие — но те, кто учат детей делить всех на гениев и посредственности, могут такое придумать.

А поскольку гении состоят в их рядах, то, наверное, и устроить…

Вот это отморозки.

Но зато теперь ясно.

«Джонт» на стороне зла.

И Юкари, наверняка, не погибла случайно — её убили.

Они ведь даже меня и родителей Юкари пытались убить. Наверное, хотели заставить Юкари что-нибудь сделать, а она отказывалась, и они…

— Э?..

Спохватившись, я оглянулась.

Где это я… В моей комнате? Э?

Лежу в постели, сплю — стойте, как это? Я же летела на самолёте? Точно, на самолёте — и его вдруг затрясло, и — …

Мне что, приснилось?

И хочется есть…

Я встала из постели — и рука сама потянулась к конфетам. Открывая коробку с карамелью, я взглянула на электронный календарь на столе и прочла дату.

Точно, мы же сегодня с родителями Юкари едем в Америку, сейчас мы должны уже лететь на самолёте…

— …Стоп, как это едем в Америку? — вслух прошептала я, вспоминая: точно.

Я же уговорила родителей Юкари отменить расследование.

Те соглашались неохотно, но я упрашивала изо всех сил. Мол, я сама займусь смертью Юкари. Мне помогают, кто — пока сказать не могу, но мы всё выясним, поэтому пожалуйста, пожалуйста, не надо расследований, поверьте мне…

Так я их убеждала, и удивительное дело, родители Юкари мне поверили.

И конечно, никуда мы не полетели. И конечно, никто не погиб!

Ага… Значит, в этом мире…

Телефон в «левой руке» зазвонил, и засунув карамель в рот, я сняла трубку.

— Алло?

Звонившая, тяжело дыша, сказала:

— Аллё!.. Ой, в смысле… Прости, что поздно звоню. Не разбудила?

— Разбудила. Только у меня — и у тебя, наверное — это сегодня уже не первый звонок. Видимо, лучше долго не болтать.

— …Ты тоже это пережила, да?

Угу, кивнула я.

Память у нас уже смешалась, и мы понимали друг друга. Понимали, что случилось.

— Всё это… было со «мной» из мира, где мы полетели на расследование…

— Или это была вероятность — что было бы, если бы мы полетели на расследование.

Нам не приснилось, всё случилось на самом деле.

Случилось, но не «определилось» так.

Родилось и исчезло только как «вариант», «где-то в параллельном мире».

— А мы, получается, в мире, где на инспекцию не поехали?

— Да. Наверное, в мелочах и наши с тобой миры различаются, но в целом так… Прости, что-то у меня голова кружится. И у тебя, наверное, тоже? Нам надо подкрепиться. Обеим.

— Угу. Ну давай… Пока.

Я повесила трубку, сунула в рот вторую конфету, и грызя её, задумчиво поджала губы.

Погибла несколько минут назад я. И сидела сейчас здесь тоже я.

Что я вообще такое?..

Впрочем, главное сейчас было не это, главное было, что —

Не удержавшись, я рассмеялась.

◆

— …«Джонт» слишком опасен. Взрывать весь самолёт, чтобы убить нас троих — это просто ни в какие ворота не лезет…

Опасливому голосу другой из «нас» я ответила с усмешкой:

— Да. Так и есть. Наш враг могуч. Теперь вспоминаю, кажется, и Алиса говорила что-то пугающее, вроде «можем изменить весь мир». А?… Нет, ну вряд ли взрывала сама Алиса. Но ведь они наверняка внушают такие мысли всем своим «Алисам»? Это же промывка мозгов. Эх, не могу себе простить, что раньше об этом не задумывалась.

— Угу. Полностью согласна. Но я говорила не о том, главное другое —

Да-да, посмеялась я,

— Я знаю: «Джонт» могучая организация — которой по силам установить бомбу в самолёт. Простой девчонке-восьмикласснице её ни за что в жизни не одолеть.

— Но я не одна, — подхватила за мной «я».

— Меня бесконечность.

— Бесчисленное множество миров, бесконечность возможностей.

— Помнишь, Тэндзё рассказывала о том свойстве света? Как оно… Теорема Ферма?

— Нет-нет, принцип Ферма. «Из всех возможных маршрутов, связывающих две точки, свет следует тем, по которому достигнет конечной точки в наименьшее время».

…Удивительно, но есть у света такое свойство: он добирается до цели по пути, на который уходит меньше всего времени.

Если между точками ничего нет, то естественно, свет полетит напрямик — потому, что это самый быстрый путь.

Но когда на его пути лежат различные препятствия — будь то вода, воздух или сила тяжести — всё уже не так просто.

К примеру, через воздух и воду свет движется с разной скоростью.

В воде свет замедляется, поэтому когда ему по пути приходится пересекать воду, если он движется по прямой, часть пути, находящаяся в воде, оказывается длиннее и свет тратит лишнее время. Поэтому свет выбирает преломлённую траекторию. Такую, чтобы расстояние, пройденное сквозь воду, было как можно меньше, но чтобы и по воздуху не пройти слишком много — путь, который требует меньше всего времени.

Можно сравнить воду с пробкой на дороге.

Никому не хочется ползти в пробке с черепашьей скоростью, даже если ехать недалеко. По возможности все ищут пути объезда. Но какой смысл, объезжая пробку, сделать огромный крюк и проехать такой длинной дорогой, что уйдёт ещё больше времени? Нужен безошибочно выверенный путь, на котором как можно большую часть пробки объедешь, но и слишком длинного крюка тоже не сделаешь — и свет большой знаток таких путей.

Это так называемый принцип Ферма.

Самое удивительное в этом принципе — что свет, получается, будто заранее знает, куда летит.

Мало того, знает, какие препятствия ему повстречаются на пути, сквозь какие «физические среды» ему придётся пройти, как упасть на их поверхности и как преломиться — он словно выясняет всё это и решает, как добраться будет быстрее всего.

Да, ведь если не знать все маршруты в момент отправления, если заранее не выяснить, где пробки — как можно отправиться тем путём, по которому доберёшься быстрее всего?

Но свет находит этот путь мгновенно.

Как у него это получается?

Нанами говорила:

— В квантовой механике полагают так: свет не выбирает путь и не отправляется тем, которым доберётся быстрее всего, он распространяется одновременно по всем возможным маршрутам. Но весь свет, кроме следовавшего «самым быстрым связывающим две точки маршрутом», интерферирует и гасит друг друга. И остаётся только следовавший «самым быстрым связывающим две точки маршрутом» свет. Поэтому и кажется, что он всегда выбирает путь, которым идти было быстрее всего.

Да: свет — тоже квантовая частица, и ведёт себя как частица и как волна.

Поэтому и свет тоже интерферирует с другими своими вероятностями или параллельными мирами.

Он не знает заранее пути к своей цели, а по своей квантовой природе одновременно следует всеми путями, и в конечном счёте оставляет только правильный ответ — «самый быстрый связывающий две точки маршрут».

Так смотрит на это свойство света квантовая механика…

— Понимаешь?

— Нам нужно просто задаться целью: добраться до Алисы.

Да.

Мне просто надо стать такой же, как свет.

Подобно свету, думать только о том, чтобы добраться до Алисы в кратчайшее время.

Тогда «мы» все и каждая будем её искать — во всех возможных мирах.

И каким бы могучим и страшным не был «Джонт», это неважно. Потому, что за меня — все варианты на свете, за меня — бесконечное число миров. И через этот «телефон» мы можем взаимодействовать.

— Не так уж это и сложно. Ведь и свет ничего не знает ни о принципе Ферма, ни об интеграле Фейнмана по траектории. Свет просто устроен как свет. И по своей природе находит путь, которым можно добраться до конечной точки в кратчайшее время. Так что и мне не обязательно ломать голову. Надо думать только о том, как добраться до цели. Просто оставаться такой — и тогда одна из бесчисленных «нас» рано или поздно найдёт ответ — а затем только этот ответ и останется.

— Как осталась я, поскольку не села на самолёт, а не та «я», которая с ним погибла.

— И только правильная возможность не отменится, а сохранится…

Да. Стану как свет.

С помощью подаренного Юкари «телефона».

Для начала обязательно найду Алису.

Да, для начала.

…Лучшим лекарством от горя была злость.

Пусть сильнодействующим, но зато моя грудь не разрывалась от тоски.

Сильнодействующие средства потому так и называются, что вредны для организма, но я, как всегда, быстро привыкла.

…Наверное, к тому времени я уже перестала быть «Хато Манабу».

7. Цель, которой надо достичь

Бывало, что я любила.

Думаю, что любила по-настоящему. Но замуж не выходила. Не грустила, когда расставались. Свадьба в некотором роде цель жизни — конечно, не для всех, не буду спорить, я и сама исключение — и всё же у меня была «цель», которую я ни за что не могла забыть. Я поступала в институт, находила работу, становилась фрилансером. Иной раз бывала активистом, иной вела никчёмную жизнь. Мне разбивали сердце, я снова в кого-то влюблялась, и всё же никогда не забывала «цели».

Когда я глядела на играющих в парке детей, иногда мне на глаза почему-то наворачивались слёзы.

В каком-то мире я жила до 47, в другом умирала в 15. В 15 я умирала семь раз. В 16 трижды — почти всегда убивали. Чтобы попасть за границу, однажды путешествовала зайцем. Нашла, что это не для леди. Америка — это страна самозащиты. Я научилась стрелять из пистолета, училась приёмам самообороны. В конечном счёте полагаться можно только на собственные силы, и я была рада, что с детства и до сих пор не прекращала заниматься нагината (тогда я ещё не замечала неувязки). Я чувствовала, как мгновенно меняется система ценностей, которая, я думала, не поменяется никогда.

Какая-то «я» просила родителей Юкари и отправлялась в Америку.

Какая-то «я» сразу после окончания 9-го класса переводилась за границу.

Какая-то «я» поступала в 10-й класс, затем в институт, пыталась привлечь «цель» к себе.

Иногда меня тошнило от безуспешных будней. Временами хотелось всё бросить.

Но «цель» всегда оставалась для меня главным.

Хотелось поддержки и опоры, и я влюбилась. Представьте себе, в Касоку Томонори. Я встречалась с ним и была поражена, узнав, что до меня Касоку уже встречался с Нанами. Потом мы расстались.

Всё это мои жизни.

…Зачем пытаться понять квалии, спрашивают некоторые.

Какой прок их исследовать.

Другие отвечают, что именно из-за квалий жизнь стоит того, чтобы её жить.

Оглядываясь на свою жизнь — мало того, неоднократную — я понимаю, что довольна ей. Бывали тяжелые времена, иногда все усилия шли впустую, и всё же в конечном счёте я прожила свою жизнь совсем недурно. Превратившись в воспоминания, все миры казались не столь уж плохими.

Но у меня есть «цель».

…И всякая «я», которая не достигала цели, была просто ненужным вариантом развития событий.

Поэтому я всегда легко их отбрасывала.

…Да, я уже некоторое время чувствовала, что где-то ошибаюсь.

Но не останавливалась.

◆

В итоге был выбран мир, где «Джонт» узнал о моей «левой руке».

Я связалась с «Джонтом» после похорон Юкари. И притворилась: мол, я смирилась со смертью Юкари и пытаюсь жить дальше.

Мол, я растеряна и сбита с толку даром, который обнаружили во мне «сиреневые глаза».

«Джонт», знавший о зрении Юкари, немедленно прислал людей проверить мои слова.

Мой «телефон» нельзя было использовать при людях, но меня обыскали, и дав всем убедиться, что я нигде ничего не прячу, и мало того, не ношу в своём теле никаких приборов, я затем показала, как звоню из совершенно пустого контейнера.

Дальше переговоры пошли как по маслу, и скоро меня пригласили в «Джонт», как я хотела.

Без сомнения, это и был мой «самый короткий путь к цели».

Окончив девятый класс, я поступила в школу «Джонта».

Нашла «цель» — Алису — и узнала правду.

Плача, Алиса просила прощения:

— Прости пожалуйста, прости пожалуйста, прости….

— Ничего, я понимаю…

«Джонт» с самого начала приглашал Юкари не для того, чтобы взять под своё крыло, а чтобы что-то сделать с помощью её глаз (Алиса не знала, что).

И, как я и думала, Юкари отказалась.

Чтобы добиться от неё послушания, «Джонт» ставил над Юкари жестокие опыты.

Они просчитались в том, что Юкари была довольно хрупкой даже по сравнению с обычными детьми.

Юкари немедленно «сломалась», и поняв, что больше ничего не добиться, учёные из «Джонта» вскрыли её для изучения.

Извлекли её глаза, чтобы сохранить в формалине — как мозг Эйнштейна…

— …Прости. Прости пожалуйста. Прости. Прости…

— Ничего. Ты не плачь. Я всё понимаю. Ты не смогла ей помочь… — утешала я Алису, ласково гладя по голове, а она повторяла одно и то же, как сломанная игрушка.

Расчёсывая её волосы, чёрные у корней — от треволнений Алиса забыла их покрасить — я думала:

Ничего страшного, Алиса.

Я ведь всё знаю.

Добиться от неё ответов было непросто.

…В каком-то мире «я» умоляла Алису в слезах.

…В каком-то мире «я» Алисе угрожала.

В каком-то мире просила о помощи, в каком-то мире подчиняла её, в каком-то мире предавала, в каком-то пытала. Следуя из мира в мир, я уже перешла некоторую грань. От некоторых миров меня тошнило, другие мне нравились. В каком-то мире я смотрела на застывшее навсегда тело и, ничего уже не чувствуя, наступала на него ногой.

Никогда бы не подумала, что я на такое способна — но и это, бесспорно, были «возможные варианты» меня самой.

И эти «варианты» привели меня в нынешний мир — в мир, где я уговорила Алису.

Поэтому я знаю — знаю правду.

…Послушай, Алиса, я столько всего знаю. И о тебе, об имени «Алиса», о твоей матери. О твоей гордости, твоих тараканах, о твоей доброте. Что ты хотела защитить Юкари, помочь ей… что у тебя ничего не вышло.

Поэтому в этом мире я тебя прощу.

В каком-то мире я тебя полюблю.

В каком-то прокляну.

В каком-то мире спасу тебя, в каком-то брошу, в каком-то поддержу, в каком-то мире сломаю, предам, использую в «своих» нуждах.

Ради следующей «цели», которую я придумала.

Если от «тела» Юкари осталось хоть что-то — верну его.

А заодно найду «тех, кто с ней это сделал» и узнаю.

Когда, в какой момент погибла Юкари?

И с каждым миром, с каждой вероятностью буду искать для вас высшие муки…

И я взялась за дело — подобно свету.

◆

Впрочем, эта «цель», которой я поклялась достичь во что бы то ни стало, уже через несколько дней упала далеко вниз в моих приоритетах, и другая «цель» сменила её.

8. Поворотная точка

Навёл меня на мысль звонок от «себя самой» как-то вечером.

Сам разговор хочется забыть, как страшный сон, о чём мы говорили — не верится.

От всей души рада, что этой беседы никто не слышал.

Простите, что повторяюсь, но… впрочем, ладно.

К слову, тогда я училась в школе «Джонта» и комнату в общежитии мне предоставили отдельную, но почти каждый вечер у меня засиживалась Алиса.

Обычно она держалась собранно, выручала меня, когда я не могла толком объясниться, не зная английского — в школе только мы с ней говорили по-японски, даром, что вокруг были одни гении — но едва мы оставались наедине, превращалась в избалованного ребёнка.

Девчонке скоро стукнет тринадцать, а стоит отвернуться, она тянет большой палец в рот, словно у неё задержка в развитии — выглядело это неприятно, честно говоря, меня раздражало, впрочем, и порвать я с ней не могла, она ещё была мне нужна, поэтому я терпела, скрепя сердце.

«Джонт» особо не возражал против того, что мы с Алисой держались вместе.

Мне «Джонт» ещё не верил до конца, с Алисой был осторожен — в этом я убедилась в других мирах — но, видимо, понимая, чего стоит моя «левая рука», не собирался менять своей молчаливо-наблюдательной позиции.

Кстати, мой «телефон» нельзя использовать на виду у людей (во всяком случае, обычно; есть и исключения).

И напротив, когда «телефоном» можно пользоваться, меня никто не видит.

Это его свойство было для меня очень удобно.

Выходит, если мне на «левую руку» звонят, это значит, что за мной сейчас никто не наблюдает и Алиса действительно спит.

Контактов я по возможности старалась избегать, но тут подумала, что что-то случилось, и сняла трубку «левой руки».

— Да, алло? Что такое?

«Я» на другом конце провода ответила необычайно звонко:

— А, привет. Прости, слушай, на самом деле я не по делу звоню, никаких новостей у меня нет, просто хотела посоветоваться по личной жизни.

— Л-личной жизни? Э?..

Не замечая моего недоумения, «я» объявила:

— Да. Слушай, я тут, похоже…

…немножко влюбилась.

Стоило мне услышать её слова, как все мысли вылетели из головы.

Впрочем, вылетели лишь на секунду, и тут же в ошеломлённый разум ворвались её знания и опыт.

— …Э, п-по… Ты что такое думаешь?!

— Чего? Ну влюбилась, и что. В каком-то из миров мы уже встречались сейчас с Касоку, что такого.

— Я не о том! А то ты не понимаешь!.. Но погоди пожалуйста… Не может быть! Это точно не то! Ты просто путаешь любовь и какое-нибудь там материнское чувство! И вообще, вообще, как ты, в смысле…

…Алиса же девочка!

Не хотелось этого признавать, но разделённые с ней знания и опыт говорили мне, в кого «я» влюбилась. И что я на самом деле к ней чувствовала.

…У-ух, как же быть.

Она — в смысле, «я» влюбилась в девочку, ещё и совсем ребёнка…

— Чем-то недовольна?

— Всем недовольна! В Алису. В ребёнка! В девочку! И даже, допустим… да нет, нечего тут допускать! Ах ты извращенка! Чем ты вообще думаешь, ты до чего докатилась! В общем: никакая это не влюблённость!

— Хм… Полагаешь, любовь?

— Отвяжись! Господи, и ладно влюбилась, но почему в Алису?! Она же невыносима…

— Ты поехала?! Да посмотри, какая она милашка!

Ух, рассердилась…

Не обращая внимания на моё замешательство, «я» крайне возмущённо трещала:

— Что тебе в ней не нравится?! Она такая лапочка, да ещё и с характером, такая крошечная и так старается, и ещё, знаешь, то, что она вся такая колючая, а на самом деле на меня надеется, это же просто… — эх! Ладно. В общем, что «ты» там не говори, я всё-таки думаю, что влюбилась. И поняв это, не могу больше держать в себе, я должна прямо, без утайки с ней…

— Молчи. Мне и так всё передалось, так что молчи. Эх… и это вариант меня самой? Какой кошмар…

…Неужели и это тоже я?

Конечно, чисто теоретически, параллельных миров бесконечно много. Наверное, неудивительно, что нашлась среди «нас» и такая…

— Ты правда меня не понимаешь? — негромко спросила «я», когда я замолчала, не зная, что сказать.

— А?.. Не скажу, что совсем, просто это… маловероятный поворот…

— Нет, тут дело не в повороте. Я подумала, мне теперь кажется, что и на Тэндзё с Юкари мы такие же слюни пу…

— Убью!! Убью к чёрту, извращенка! Не порти мои воспоминания!

— А ты подумай. Помнишь, как мы с Юкари познакомились? Поцеловались нечаянно — тебе что, не понравилось?

— Да мы не целовались! Мы просто столкнулись! И вообще, ты сама говоришь — я встречалась с Касоку! Всерьёз… ну, всё у нас было! И я не жаловалась! Мне даже в целом понравилось…

— Угу. Но это была не ты и это была не я. Так? Разумеется, это наша версия из параллельного мира, но всё-таки лишь «я».

…Да.

С Касоку встречалась тоже «я», а не я.

И эта извращенка, опять же, пусть не я, но одна из «нас».

…Ладно, всё путём. Признайся, Манабу! Даже столкнувшись с таким своим вариантом, ты быстро привыкнешь и приспособишься… наверное. Хотя и не хочется…

Эх! — вздохнула я и поинтересовалась:

— И всё-таки, ну ладно, она тебе понравилась… забудем даже, что она девочка и ребёнок, но как ты умудрилась влюбиться в пешку, которую пытаешься использовать в своих целях?

— В какую ещё пешку?! Я никогда об Алисе так не думала! Мы с ней подружились крепче прежнего и договорились работать вместе.

Вместе с её словами в голове ожили воспоминания — нахлынула «моя» память и стало понятно: ага, вот оно что.

Эта «я» не похожа на меня.

Я, надавив на совесть Алисы, вытянула из девочки правду, притворилась, что прощаю её — чтобы использовать. А затем с «умыслом» формировала нынешние односторонние отношения, в которых Алиса от меня зависела.

Но та «я» раскрыла Алисе всё, что думала — а Алиса её поняла, и они помирились по-настоящему. Так помирились, что теперь «я» даже влюбилась.

Поэтому Алиса из «того мира» не сосёт большой палец, как здешняя.

В отличие от Алисы из этого мира, она довольна собой, она твёрдо стоит на ногах и помогает подруге.

…Честно говоря, я даже позавидовала.

Как мило.

Не оказалось бы, что «я» из того мира ещё и быстрее достигну цели…

— Ну нет! Фигу! Не бывать тому! Я рассудительней, у меня всё получится!

— Ты хоть знаешь, что такое рассудительность? Извини, что лезу не в своё дело, но все эти «пешки», которых ты «используешь»… Плохие отношения в итоге бьют по себе самой.

— Отстань! Ты ещё хотела что-то сказать? А то я вешаю…

— Да-да-да, у меня серьёзный вопрос был. Скажи, ты ведь помнишь, когда «я» — в смысле, когда ты училась в средней школе… —

…Вдруг связь прервалась.

Сохраняя невозмутимый вид, я как можно непринуждённее оглянулась по комнате.

С досадой хмыкнула, посмотрев на Алису на кровати.

Похоже, я её разбудила…

— …Э? Хато? Ой, где это… я…

— У меня в комнате. Спи, не волнуйся. Уже поздно.

Приподнявшись на кровати, Алиса некоторое время сонно бормотала себе что-то под нос, и, наконец, опять повалилась на бок.

Через некоторое время донеслось:

— Хато, ты ещё не ложишься?..

— Нет. Извини, я посижу подольше…

— ……Мне-то всё равно. Но поздно ложиться спать вредно для кожи. Ты ведь уже немолода.

— Я, конечно, старше тебя, но и мне ещё шестнадцать!

— Не повод сидеть допоздна, — недовольно буркнула Алиса и отвернулась. Тронутая этой её милой непосредственностью, я вздохнула.

Эх, сколько не ворчи на неё, а какая Алиса лапочка…

Но надо же, не ждала —

Сама от себя услышать «извращенка».

Глядя на ладонь, я подумала о своей собеседнице.

Говорила я сейчас с «потенциально возможной мной» или со «мной из параллельного мира»? Со средней школы ломаю над этим голову, но ни к чему ни пришла.

Так или иначе, разницы нет — дважды одной и той же собеседнице не дозвониться.

…У времени есть наименьшая единица, называемая планковским временем.

Точнее, это наименьший интервал времени, который люди в состоянии наблюдать, и теоретически, каждое такое планковское время рождаются и исчезают параллельные миры, они же мои потенциальные варианты. Каждое планковское время я становлюсь вероятностной и «коллапсирую», или же «интерферирую» с «параллельными мирами» — по крайней мере, так мне объяснила Алиса, с которой мы помирились и стали союзниками…

Подойдя к кровати, я взглянула на Алису, которая спала, оставив для меня место рядом — и при виде неё моя грудь наполнилась любовью.

И я всё больше сердилась — на «меня», с которой говорила по телефону.

Эх ты! Такая же «я», а про лапочку Алису вон как — «невыносима», «пешка»!

Ну, ничего не попишешь. Похоже, в том мире «мы» с Алисой просто не помирились как следует.

То есть, у меня с «ней» разное прошлое…

…Я заметила. Заметила, благодаря услышанному от Алисы.

Связь прервалась, но прежде я разделила со «мной» память и имела возможность убедиться.

А значит, заметят и другие «Хато» в рождающихся отныне «вероятностях»/«мирах».

«Эх», — вздохнула я, и позвав Алису по имени, тихонько нырнула под одеяло, обняла её вместо подушки.

Похоже, Алиса ещё не спала — она чуть шевельнулась, но ничего не сказала.

Поэтому я прижалась к ней ещё сильнее и про себя шепнула:

Спасибо, Алиса. Спасибо, что подсказала мне. Спасибо, что помогла.

И прости.

Я очень тебя люблю — и всё-таки, я не могу предать своей «цели»…

◆

— Слушаешь?

— Слушаю, да. Говори.

— Возможно, нам под силу менять прошлое.

9. В прошлое

Навело меня на мысль то, что я заметила перемены в своём отношении к Алисе.

Я влюбилась в Алису.

В другом мире «я» её ненавидела.

В каком-то мире «я» считала Алису пешкой, другая «я» ничего к ней не чувствовала, третья разрывалась в противоречиях и не могла определиться…

Параллельные миры — это миры, которые похожи, но в чём-нибудь различаются.

Варианты потому и варианты, что отличаются один от другого. В разнице их суть.

Одно и то же не повторяется. Поэтому, конечно, между мирами есть различия.

Но откуда они берутся?

С Алисой всё было понятно. Различия возникли от того, как я выяснила у Алисы правду о смерти Юкари: угрожала ли, убеждала ли, перевоспитала её или простила — это было так очевидно, что до сих пор я ни о чём не задумывалась. Полагала, что из-за этой развилки в прошлом я и относилась теперь к Алисе по-разному.

— …Но Алиса же говорила: разные ли это варианты или параллельные миры — они должны ветвиться только «отсюда». У квантовых частиц нет никакого «случившегося прошлого» и никакого «ждущего их будущего». Нам только кажется, что есть — на самом деле «прошлого» не существует. Точно так же нет и «будущего». Есть только оторванный от всего планковский кусочек «настоящего времени».

— То есть?..

— «Нынешняя я» всегда выступаю «точкой ветвления». И для будущего, разумеется — но и для прошлого.

Да: не прошлое порождает отличия.

Сперва возникаем «мы», а затем, подстраиваясь под наши различия, время ветвится в обе стороны — в прошлое и в будущее. Я не потому сейчас люблю Алису, что раньше помирилась с ней. Наоборот: сначала возникла «возможность / параллельный мир», где я люблю Алису, а затем, чтобы это стало возможным, родилась ветка прошлого, где я с Алисой помирилась. Забудьте о привычной логике. «Причины» не приводят ко «следствиям» — из «следствий» вырастают их предпосылки.

Помнишь, чем я занималась ради Юкари в средней школе?

— Как же не помнить? На всякий случай, на будущее я тренировалась с нагинатой. И мне не раз это пригодилось…

Да.

На всякий случай, на будущее я продолжала заниматься нагинатой, не прекращала вплоть до того, как отправилась сюда, в «Джонт» — и это не раз выручало меня в трудную минуту. Не будь я физически подготовлена, наверное, не дожила бы до этого момента. Но…

— Когда же я успела изучить квантовую механику?

— Э?..

— Тренировалась с нагинатой? Разве? Вспомни, воспоминания у тебя должны быть. С тех пор, как Юкари перевелась, я бросила нагината и целыми днями читала книги. Почти год я ей не занималась, поэтому должна была потерять форму — но сейчас я тренирована так, что комар носу не подточит. Куда же тогда делось прошлое, где я училась по книгам?

— Хм…

— Главное, что меня тогда волновало в будущем — поступлю я в Джонт или нет. Ради этого я упорно вчитывалась в учебники. Так ведь? Мне и в голову не приходило, что Юкари убьют. Поэтому не могла я «на всякий случай» тренировать нагинату. Это нелогично.

И всё-таки я действительно хорошо тренирована…

…Да: ведь чтобы добраться до правды о Юкари, мне нужны были выносливость и сила.

Поэтому я изменила прошлое.

Отбросила то, в котором решила учиться, и выбрала прошлое, где тренировалась дальше.

Знания смешиваются, и я этого не заметила. Но не обращая внимания, наверняка я меняла прошлое ещё много раз. Бессознательно. Так и с отношением к Алисе. Понимаешь?

— …«Мы» можем разветвлять не только будущее, но и прошлое?

— Да. А значит, если удачно его подобрать…

— То может получиться создать мир, в котором Юкари до сих пор жива.

В глубине души я подумала, что в чём-то мы ошибаемся.

Упускаем из виду что-то важное.

Но вариантов у меня в любом случае не было.

— Думаешь, так правда получится?

— А почему нет? Ты же учила квантовую механику. По большому счёту, в физическом изложении будущее и прошлое это одно и то же. Наоборот, странно было бы, если бы будущее менять было можно, а прошлое нельзя.

— Но если изменить прошлое, не получится ли… парадокс? Что будет со — мной, вернее с «нами» нынешними? Куда мы денемся?

— Думаю, никуда не денемся. «Коллапс волновой функции» или «потеря интерференции» — необратимый процесс: что случилось, того не воротишь. А всё, что мы знаем друг о друге, мы получили через «коллапс волновой функции»/«потерю интерференции», потому, что никаким другим путём это получить нельзя. Так что и опыт со знаниями мы передаём и объединяем друг с другом через какую-нибудь разновидность квантовой телепортации… Да, в физике я не разбираюсь, это я так, гадаю. Кто его знает, как оно на самом деле. Только одно я могу тебе сказать твёрдо —

…«Мы» хотели распространяться как свет. Помнишь?

…Да.

Именно так.

Так я решила. Буду продвигаться как свет.

Проверю все возможные пути, найду правильный ответ — траекторию кратчайшего времени — и непременно доберусь до «цели».

Я думала, что этот путь «определился».

Я думала, что это правильный ответ.

Но я ошибалась. Только и всего. Просто ошибалась с первого же шага — с выбора «цели».

И узнать правду о смерти Юкари, и совершить возмездие над отнявшими у неё жизнь — всё это было вторично на пути к «настоящей цели», и теперь, когда я увидела эту «настоящую цель», нынешняя «определившаяся», как я думала, ветвь, оказалась лишь одним из многочисленных вариантов, лишь одной из вероятностей, судьба которых — исчезнуть, не «закрепившись».

Я думала, что я открыла ящик с котом.

Но на самом деле он так и остался закрытым. Я только собралась его открывать, не более.

Мир ещё не «определён».

Раз я не могу здесь добраться до правильного ответа, этот мир мне тоже не нужен.

— Да… Так я устроена.

На самом деле у меня и нет никакого выбора —

Повесив трубку, я перевела взгляд на кровать.

Посмотрела немного на спящее лицо Алисы.

Неслышно подошла ближе.

Мягко поцеловала в закрытые глаза.

Прости. И спасибо, Алиса.

Я тебя безмерно люблю, но я отправляюсь дальше. Так что —

— Прощай.

— …И удачи тебе,

◆

…новая «я».

— Спасибо.

Повесив трубку, я вытерла уголки глаз.

Но слёзы было не унять.

Роняя странные, самой толком непонятные слёзы, в которых перемешались радость и печаль, я тихо осмотрелась в комнате.

…В своей комнате.

Не в комнате общежития, которую мне предоставил в Америке «Джонт», а в своей комнате в Японии.

Едва сдерживаясь от волнения, я взглянула на календарь на столе.

Не веря себе, включила ТВ и стала искать новости.

Собственное лицо в тёмном отражении телевизора показалось странным — я нашла зеркало и обнаружила в нём себя немного помолодевшей.

В новостях по телевизору была сказана дата — того памятного вечера, когда я впервые позвонила сама себе.

За день до того, как я скажу Юкари слова, которые подтолкнут её к поездке.

…Естественно.

Наверняка, только меняя прошлое с этого дня, и можно спасти Юкари.

Поэтому все прочие вероятности, все другие миры — исчезли.

Лучше всего было бы, чтобы я даже не возвращалась в прошлое, а просто переместилась в «себя из мира, где я уже спасла Юкари» — но такого удобства мне, похоже, всё-таки не досталось (честно говоря, я и сама себе этого не представляла). И тем не менее —

— …Я вернулась…

Наверное, и тот первый звонок был от меня из будущего.

Вот только со мной тогда это случилось впервые, мне ещё не хватало ни знаний, ни опыта, и я ничего не поняла.

Но теперь другое дело. Теперь я объединила знания и опыт всех миров.

Поэтому теперь всё получится —

Не в силах сдерживаться, я прыгнула на кровать и зарылась головой в подушку.

Утираясь подушкой, которая понемногу промокала в слезах, я безмолвно кричала:

В этом мире Юкари ещё жива!

И я её спасу!

Теперь уж точно, наверняка!..

◆

Утром на другой день.

Примчавшись с утра пораньше без спросу домой к Юкари, я впервые за долгое время, за очень долгое время, впервые за бесчисленное множество миров увидела её — и не сдержавшись, схватила в охапку.

Обняла.

Не смогла себя остановить.

А затем мы пошли в школу, я встретилась с Алисой (честно говоря, при виде Алисы я немного волновалась — я теперь помнила всё, и как ненавидела её, и как любила, и как поддерживала, и как убила её — и хоть эта память была не моей, тяжело было сохранять спокойствие) и прямо ей сказала. Что забрать Юкари в другую школу не дам.

Ради неё самой? Защитить её? Прежде трогавшие меня слова теперь казались такой ерундой.

Не обращая внимания на то, что говорила Алиса, и не моргнув глазом, когда из обывателей я оказалась повышена в супер-обыватели — как это вообще с точки зрения языка? — я изобличила «Джонт» как организацию, готовящую террористов, а к Алисе стала относиться с жалостью. Похоже, пройдя через множество миров, я приобрела некоторую суровость… Весь тот день я вела себя как помешанная, и должно быть, серьёзно подорвала сложившийся прежде образ невозмутимой девочки Хато Манабу.

Но всё это мне было до лампочки.

Потому, что рядом была Юкари.

Потому, что её можно было обнять.

На этот раз я ни за что Юкари в обиду не дам…

◆

Алиса проучилась в нашем классе до конца третьего триместра, а затем с грустью вернулась в «Джонт».

А Юкари перешла в 9-й класс.

В нашей школе, вместе с нами.

Я спровадила Алису прочь, отбила «Джонт», спасла Юкари и —

◆

Не прошло и полгода.

Как Юкари кто-то похитил и она пропала без вести.

К тому времени, как я её нашла, её тело уже остыло.

10. Вероятности и судьба

Я спрашиваю:

— Почему же я не могу быть как свет?..

— А?

— Сама посуди. Свет не повторяет, как я, пробы и ошибки. Свет летит сразу всеми возможными путями, и неверные пути сами собой интерферируют и исчезают, а остаётся только нужный — самый быстрый путь между двумя точками. Правильный вариант отбирается в ту же секунду, без всяких расчётов. Почему же я так не могу? Если проверять бесконечное число возможностей в бесконечных мирах одну за другой вот уж действительно надо быть квантовым компьютером, или ответ не найти.

— Пожалуй. Но ведь я и правда нечто вроде квантового компьютера — пусть и не такого, как свет. Так что рано или поздно…

— Хорошо, я квантовый компьютер! Мне подвластна квантовая природа, я могу мыслить и планировать неограниченным числом умов в неограниченном числе миров — самый настоящий квантово-распределённый разум! Так почему?! Почему не нахожу ответ, который должна получить мгновенно?! Ведь я знаю, что ответ есть…

— Видно, я не понимаю «задачи», — ответила «я» тихим и каким-то смирившимся голосом, — Когда ясен вопрос — от него можно прийти к ответу. Но «я» не понимаю даже самого вопроса. Поэтому и к ответу прийти не могу. Не понимаю, в чём задача — на что вообще надо отвечать. Так и есть, спасти Юкари — это цель, а не решение, а решения не найти, пока я не осознаю саму проблему.

— …Я не понимаю проблему.

Понимаю, что проблема есть.

Чувствую, что в чём-то заблуждаюсь.

Но в чём — самого этого я и не понимаю…

◆

Я делала всё, что могла.

Проводила все уроки вместе, провожала в школу и из школы. Иногда даже приходила ночевать. И всё же помешать не могла, Юкари похищали. Сколько бы союзниц из параллельных вселенных у меня не было, сколько бы миров в поисках опыта и знаний я не обошла, в конце концов я была лишь школьницей. У меня было мало времени и я мало что могла.

Потратив некоторое время, я могу уничтожить «Джонт».

Но к тому времени Юкари уже похищают и убивают.

Я пробовала всё возможное. Сообщала родителям Юкари, что за ней охотятся, и ставила несокрушимые охранные системы. Юкари всё равно похищали. Нанимала личного телохранителя. Юкари всё равно убивали. Раскрывала СМИ секрет силы Юкари, трубила о ней на весь мир. Но только заработала Юкари нервотрёпку, а себе нелюбовь Нанами, а смерть Юкари предотвратить не смогла. Я обнародовала сведения о «Джонте», я отправлялась туда сама, но Юкари всё равно убивали и анатомировали. Как я не спешила, как я не готовилась, на любые мои попытки словно в насмешку Юкари опять убивали и крали мозг. Как в игре — мой ход. Ход «Джонта». Я проиграла. Штраф — смерть Юкари. Расплата за моё бессилие.

А ведь Юкари сейчас жива и рядом со мной!

И я не могу ей помочь — не могу! Она умрёт. Умрёт, потому, что я слаба. Умрёт, и я не успею её спасти. Умрёт, хотя я знаю об этом. Что ни делай, из кожи вон лезь, умрёт; снова и снова будет умирать неспасённая — из-за меня! Пробы и ошибки, пробы и ошибки, пробы и ошибки, без конца, без конца, без конца…

…Господи, пожалуйста.

За что мне этот кошмар.

◆

Пробовала убить Алису.

Поймали, сдали в исправительное учреждение. Такой мир не нужен. Вернулась, снова её убила. Думала, всё аккуратно сделала, но опять поймали. И этот не нужен. Убила Алису. На третий раз, наконец, поняла, зачем. Юкари погибла после её приезда. Алису надо просто убрать. Убираю Алису… Получилось, но следом приехала другая. Убрала и ту, но меня засекли. Пробы и ошибки. Пробы и ошибки. Повторяю, пока не перестану попадаться…

Наконец, больше никто не переводился.

Может, хоть в этот раз Юкари не умрёт.

…Наивно было надеяться.

Конечно, Юкари похитили, и меня заодно убили.

Пробы и ошибки. Всё сначала…

◆

Временами я начинала жаловаться «самой себе»:

— …Может, Юкари вообще нельзя спасти? Может, это какая-нибудь судьба?

— Судьба?

— Да, судьба. Ведь всё началось со смерти Юкари. С этого началась та я, какой я теперь стала. Я такая потому, что Юкари погибла. Будь Юкари жива, нынешней меня бы не было. А значит —

Пусть я и могу обращать время вспять.

Пусть я и могу менять прошлое и будущее.

Но может статься, судьбу, однажды наблюдавшуюся судьбу я ни за что изменить не смогу. Ведь сначала «определилась» смерть Юкари, а из-за неё возникла «я»… Может, Юкари и спасти нельзя, пока на свете есть «я».

— Да. Может и так. А может и нет. Не знаю, как на самом деле. Могу тебе сказать одно —

«Я», которая сдаётся, мне не нужна. Поэтому исчезни.

Повесив трубку, я вздохнула.

Что ж, начну заново.

С отправной точки. Как свет. Потеку всеми возможными путями.

В поисках единственного правильного ответа.

Потому, что я уже так устроена.

◆

Однажды я вдруг сообразила.

Раз времени нет, нужно сделать так, чтобы оно было.

Времени не хватает, потому, что я начинаю отсюда — с первого звонка. Можно просто начать раньше по временной оси. Я уже вернулась на шаг в прошлое, смогу и дальше. Да, отправлюсь назад — тогда уж вообще до того, как «Джонт» создали.

Я помнила, в параллельных мирах я изучала «Джонт» и знала: он сформирован не так давно — организация была моложе меня.

С системой бороться сложно.

Так что надо не дать ей стать системой.

Если начать с того времени, когда «Джонт» ещё не возник, то и спешить будет некуда, и враг будет слаб — убью двух зайцев одним выстрелом.

— …Погоди — ещё дальше в прошлое? Ты хочешь, чтобы «я» с пелёнок с ними боролась?..

— Возраст сам по себе неважен. Она ведь разделит с «нами» все наши знания и опыт. Так что ничего страшного. Наоборот, застанем их врасплох, на ребёнка они не подумают — это большое преимущество.

— Но в таком далёком прошлом… я ещё даже не встретилась с Юкари, и «левая рука» у меня обыкновенная.

— Ну о чём ты говоришь? — усмехнувшись, сказала я «мне», которая ещё не сообразила, — Разве не понятно? «Телефон» просто запустил процесс, вот и всё. Теперь я использую его только ради удобства, а вообще он не нужен. Потому, что я уже давно «так устроена». Потому, что уже «определилось», что я сама «такая».

…Главное результат. Процесс можно понимать как хочешь.

Или есть другие предложения?

— …Нет.

— Тогда не придирайся, пробуем — любые варианты, всё, что угодно, что кому-то из нас по силам…

Я повесила трубку и затем снова сделала вызов.

Звонить по телефону несколько раз подряд утомительно, но плевать. Всё равно этот мир мне уже не нужен.

Мне нужна только возможность спасти её. Даже я себе больше не нужна…

«Слышишь меня?..

◆

…Теперь твоя очередь.»

— Хорошо.

Эх! Выразительно вздохнув, я повесила трубку игрушечного телефончика.

Сначала я перепугалась, когда игрушечный телефон зазвонил, но это понятно — ведь здесь мне только исполнилось пять лет. Неудивительно, что по любому пустяку чуть ли не штаны могу намочить.

Но да, похоже…

— Сколько бы у тебя не было опыта и знаний есьли как следует не мозесь ими пользоваться то толку от них мало… Видимо плавда когда взлослеешь мозг застывает…

Вертя шеей, я раздумывала о себе четырнадцатилетней.

О том, как до того была пятнадцатилетней.

А ещё раньше двадцатилетней (— двадцатилетней?), тридцатилетней (…тридцатилетней!) — вспоминала старших «себя» из разных миров, из далёких миров, выходящих за пределы воображения.

Так дело не пойдёт.

— Незьзя же так негибко мыслить, знаесь ли, «я».

«Моей» ошибкой было то, что «я» использовала вероятности только «в длину».

Параллельных миров бесконечность — а «я» сама надела на себя цепи.

Но я такой ошибки не повторю. У возможного не существует границ. Нужна только гибкость мысли.

Главное «результат», стоит лишь его «определить», как «причины» появятся сами…

Взволнованно, нетерпеливо, я нажала кнопку телефона-игрушки.

— Алло?

— Да! Алло! — немедленно ответила «я».

— …Ясно сьто надо сделать? Мысли отплавились, да?

— Да! Искать! Одну из нас в параллельных мирах! Сама я, увы, не такая. Но я поищу!

Угу, кивнула я и повесила трубку. Заново набрала номер.

Наверное, сейчас одновременно со мной так же набирают номер бесчисленные мои варианты — стоило это представить, и у меня заколотилось сердце.

Так мы в два счёта её найдём.

Да, будем искать.

Раз я бессильна —

Найдём «меня», у которой есть сила.

Например, «меня, умеющую колдовать».

Раз параллельных миров бесконечно много, должен среди них найтись хоть один, где есть «я, умеющая колдовать».

А стоит найти один — и дальше они станут самой обычной вещью.

Вот как надо использовать неисчерпаемость вариантов.

— Алло!

— Угу. Понятно! Не волнуйся, я справлюсь.

Да: справлюсь — я всегда мечтала ей стать —

Девочкой-волшебницей.

◆

Как я могу колдовать?

Можете назвать это сверхъестественными способностями. Неважно, почему и как я их получила. Может, из-за случайной мутации, может, мои гены повредило какое-то воздействие извне, или случилось ещё что-нибудь — вариантов миллион, главное результат.

Сперва я начала искать таких «себя», которые задумывались — а нет ли у них волшебного дара?

Как только нашла, «мы» все стали такими.

Затем искала тех «нас», которые правда что-то умели.

Как только нашла, такими же стали все «мы» — какими? Почему? Знать не знаю. Неважно. Результат определяет процесс. И в копенгагенской, и в мультимировой интерпретации результат в конечном счёте одинаков. Применяется то, что подходит, то, что полезно (копенгагенская интерпретация преобладает среди физиков просто потому, что она удобнее). Поэтому мыслю гибко! Махну рукой на всё и буду просто добиваться результата!

Теперь я искала «себя» со способностями, которые были бы полезны.

Тут пришлось многое проверять на практике, методом проб и ошибок, но подумаешь — в мирах и времени у меня недостатка не было. Так что всё путём. Рано или поздно я их найду —

— Нашла мир, где управляю огнём, но меня отправили в больницу.

Облажалась с телепортом, телепортировала себя в стену и умерла.

Обнаружила мир, где умею летать, но меня захватили то ли японские силы самообороны, то ли ещё кто.

Нужна была маскировка — чтобы меня никто не замечал. А если заметили, то чтобы не узнали.

Неся за плечами опыт многих миров, она сделала вероятность своим оружием —

— Девочка-волшебница магическая ☆ множественная ☆ Мана-тян! Вперёд!

Скорей бы встретится с Юкари, скорей подружиться с ней… с этой мечтой в груди «Магическая ☆ множественная ☆ Мана-тян» взялась за дело.

…Честно говоря, были миры, где я не сдерживалась и раньше времени летела проведать Юкари (что с меня взять — повторюсь, мне только пять лет; когда мне чего-то хочется, терпеть я не умею).

Но я поняла, что только порчу жизнь Юкари и Нанами — их в результате непременно брали против меня в заложники или попросту впутывали в мои дела. Поэтому я с тяжёлым сердцем отказалась от мысли уже сейчас увидеться с ними.

Познакомлюсь с ними должны образом, когда всё будет позади.

Если сделаю всё как следует, беспокоиться будет не о чем.

Можно будет дружить сколько влезет.

Поэтому скорее наводить порядок!

— Злодеям пощады не будет!

«Джонт» был могущественной организацией, но даже лев или слон беспомощны в младенчестве. Дел было буквально что у ребёнка конфету отобрать.

Я разгромила всех тех, кто в будущем станет основателями «Джонт» — тех самых, по первым буквам чьих имён складывалось JAUNT.

На всякий случай разделалась и со всей его будущей верхушкой.

Никто из них, похоже, не понимал, за что с ними так поступают, и меня это немножечко злило, но что я могла поделать?

При случае нашла я и мать Алисы, и наказала её как следует.

Мне было, что ей сказать.

Разумеется, саму Алису я пристроила должным образом в интернат. В порядочный, благовидный, внушающий доверие интернат, не то, что «Джонт». Жаль, что не получится в будущем с ней увидеться — хотя… Я ведь могу сама её найти?.. Конечно, странно, что малыш-Алиса смотрела на меня как на кровного врага, но я всё равно осталась довольна. Теперь «Джонт» не появится.

Я вернулась в Японию и отправила «Магическую ☆ множественную ☆ Ману-тян» на покой.

Встретилась с Юкари, подружилась с ней (да, в этом мире я, как и Нанами, знала Юкари с детства!), ходила в одну с ней младшую школу, перешла вместе в ту же среднюю, и, хотя мы уже были знакомы, снова поцеловала её в коридоре.

Меня-таки похитили и моя левая рука стала «телефоном» (неудивительно, я ведь особо и не старалась этого избежать… Кстати, и Нанами не избежала несчастного случая, но я поработала над ней и с Юкари они не поссорились).

Наконец, мы стали девятиклассницами.

…А «Джонт» так и не был создан.

◆

Тем не менее, Юкари похитили.

Не «Джонт», а другая организация.

Совершенно иная, в другом месте, с другими основателями.

…И всё надо было начинать с начала.

Я пожила так некоторое время, собирая нужные сведения об этой возникшей новой организации, а затем вернулась в прошлое.

И теперь уничтожила не только «Джонт», но и эту «организацию».

◆

И опять появилась ещё одна «организация» и украла Юкари.

И опять всё сначала…

◆

…Я не поверю в судьбу.

◆

Я не умирала. Не могла умереть. Так я была устроена. Даже если я погибала, новая «я» тут же вставала на моё место. И «я» ни за что не могла отказаться от «цели».

Подумаешь, ещё не всё испробовано.

Ведь миров, ведь возможностей бесконечно много. Столько всего можно пробовать!

Ещё не всё. Не всё. Не всё. Не всё. Столько всего…

Пробы и ошибки.

— Слушай, я вдруг вспомнила, помнишь, «я» говорила нам —

Пробы и ошибки.

— Что-то про судьбу, да? Что поскольку «я» зародилась в мире, где Юкари погибла, «я» не могу Юкари спасти — это парадокс. Что кончаться всё равно будет тем же.

Пробы и ошибки.

— Я так подумала, это не лишено смысла. «А что, хорошая мысль». Может быть, стоит проработать этот вопрос.

Пробы и ошибки.

— …Пожалуй, что да. Раз других зацепок нет, можно и попробовать. Но как это сделать?

Пробы и ошибки.

Пробы и ошибки.

— Не знаю. Но ведь стоит решить — и мы найдём дорогу, как свет. Так?

Пробы и ошибки.

Пробы и ошибки.

Пробы и ошибки.

— Пожалуй, что так.

…Раз «мне» это не по плечу, нужно перестать быть «собой».

11. «Я» и ответ

Перестать быть собой я смогла легко.

Нужны объяснения — сейчас найдём. Хотите знать, как я это сделала — давайте подумаем. Сначала я попыталась стать своей мамой. Мама, строго говоря, это не я, но половина генов у неё такая же — в этом смысле она наполовину «я». Так что достаточно было верить, что я могу стать «собой». Думать гибче. Среди бесконечных возможностей бесконечных миров бесконечной мне это по силам. «Я» могу всё. Только Юкари спасти не могу.

Так что я перестала быть «собой» и стала мамой.

Заодно попробовала стать и папой.

Когда один раз получилось — дальше в целом было просто. Стала дедом. Стала бабушкой. Стала прадедом. Стала прабабушкой. Поднималась всё выше и выше по семейному древу, а затем, наоборот, двинулась вниз. Стала своим школьным учителем. В далёком прошлом у нас были общие родственники. Далёкий-далёкий предок связывал меня и с Нанами. Поэтому я смогла стать и Нанами. Чем больше я удалялась в прошлое, тем большим числом людей могла стать. Заплатив вышедшим из строя чувством времени — в голове уже всё смешалось в кучу, — я научилась становиться посторонними. Конечно, не исключено, что я теряла и многое другое, просто не замечала и не знаю об этом.

Не могу сказать, что не было проблем (как вы наверняка уже заметили, я совсем не всесильна).

К сожалению, когда я становилась папой, мамой, Нанами и другими людьми, это была уже не полностью я, а лишь половина от половины, половины, половины и так далее, я растворялась — и, видимо, поэтому смешение знаний и опыта работало не очень хорошо. В памяти, как бы сказать, не оставалось ничего, кроме объективных фактов, которые можно было увидеть со стороны — я понимала, что, когда и где делают мама, папа или Нанами, но что они при этом думали в глубине души, такие подробности их внутреннего мира совершенно не передавались.

Опять же, почему-то, не знаю, почему, некоторыми людьми, которыми мне вроде бы ничто не мешало стать, я стать ни за что не могла, хотя меня это не очень беспокоило.

В любом случае это были мелочи.

Потому, что главным для меня было не стать целиком Нанами, и не добиться способности быть любым человеком на свете, а отвергнуть «себя» и стать чем-нибудь другим.

Для пробы я стала Нанами и попыталась спасти Юкари.

Но её всё-таки убили.

…Что ж, приступим к пробам и ошибкам!

◆

Ни став учителем, ни став родителями, ни став совершенно посторонними людьми я Юкари спасти не могла. Ни став президентом, ни став полицейским, ни став Касоку с его буром я Юкари спасти не могла. И никем другим я её спасти не могла, совсем не могла, до смешного уже не могла: в «Сказках Матушки Гусыни» был такой стишок, «Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне, вся королевская конница, вся королевская рать не могут Шалтая-Болтая собрать».

Не только я, никто на свете не мог спасти Юкари.

…Став Нанами, я сейчас глазами Нанами смотрю на «Хато Манабу».

Не на «меня» с другой стороны трубки, а на настоящую живую, движущуюся «Хато Манабу».

Обычную родившуюся у мамы с папой «Хато Манабу», но иную, чем я.

Удивительно, — а может, этого следовало ждать — но когда я становилась другими людьми, обычная Хато Манабу всё равно существовала.

И с этой «Хато Манабу» разделить знания «я» не могла.

Мы с этой «Хато Манабу» были полностью разными.

Передо мной, ставшей Нанами, «Хато Манабу» сейчас весело разговаривает с Юкари.

Но она не знает.

Что Шалтая-Болтая не собрать.

В одном из миров мне вдруг пришло в голову, и я убила «Хато Манабу». Ничего особого не изменилось. В одном из миров я угрозами заставила «Хато Манабу» разорвать дружбу с Юкари. И всё равно ничего не изменилось. Похоже, в конечном счёте «Хато Манабу» не имела особого значения.

Как-то я пробовала стать мамой Юкари.

Ведь за Юкари охотятся потому, что узнают о её «сиреневых глазах». Так надо взять дела в свои руки и проследить, чтобы никто в мире о них не узнал — мне казалось, что это отличная мысль. Я ходила за Юкари хвостом, ни братика, ни сестрёнки ей не рожала, на мужа тоже не оглядывалась, следила только за Юкари. Строго-настрого запрещала ей раскрывать кому-либо правду о своём особенном зрении, учила её движениям и поведению, чтобы никто не заметил странного в её поступках.

…Наверное, со стороны казалось, что я с Юкари слишком жестока.

Но на кону стояла её собственная жизнь.

Поэтому, заперев сердце на замок, я приучала её к скрытности — чтобы не дай бог никто не узнал, что Юкари вместо живых существ видит роботов. Сколько она не плакала и не кричала, пощады не было: я не спускала ни малейшей ошибки и брала с неё клятвенные обещания, что больше так не повторится. С другой стороны, чтобы Юкари понимала, что я не хочу ей зла, я окружала её любовью. Строго наказывала, чтобы надолго запомнилось, а когда урок был как следует усвоен, обнимала её. Если Юкари поступала правильно, я от всей души хвалила её, и постоянно, изо всех сил старалась показывать, что я совсем не злюсь на Юкари, я наказываю её именно потому, что люблю, потому, что хочу защитить.

Нет, я была не то, что Алисина мать.

Я не пыталась самоутвердиться, я в самом деле хотела защитить Юкари.

И благодаря моим урокам, о тайне зрения Юкари не знал даже её отец.

В расплату за это Юкари не подружилась ни, конечно, с Манабу, ни даже с Нанами — да у неё вообще не было друзей, но меня это устраивало.

Главное было её спасти.

А для этого — чтобы никто, кроме меня, не проведал о тайне её глаз.

Не нужны ей друзья, от которых она только будет в опасности — во всяком случае, пока. Пережить бы сначала хоть как-нибудь девятый класс…

…Но в девятый класс Юкари в итоге так и не пошла.

В день вступительной линейки её сбила машина — насмерть.

По словам очевидцев, Юкари чуть ли не сама шатающейся походкой выскочила на дорогу.

◆

…Объясните мне кто-нибудь.

Что же я делаю не так?

◆

Шагая сквозь бесчисленные миры — иногда сама, иногда от лица кого-то другого.

Кажется, я понемногу начала понимать.

Начала догадываться, в чём ошибалась.

…Может, в конечном счёте к смерти Юкари ни «Джонт», ни я не имеем никакого отношения?

Может, против неё — против меня — просто сам этот мир?

Хотите называть это «судьбой» — называйте.

Так или иначе, «что-то на свете» желает Юкари — видящей мир не так, как все остальные — смерти, и ставит мне палки в колёса?

Точно, моей фундаментальной ошибкой было то, что я полагала, будто «определяю» реальность в одиночку.

Если рассуждать хладнокровно — то, что по силам мне, должно быть по силам любому.

Потому, что по крайней мере сначала я была обычным человеком — обывателем.

В терминах копенгагенской интерпретации — как бы я не старалась «определить» в итоге «мир, где Юкари выжила», «наблюдаю» наш мир, вообще говоря, не я одна. Наравне со мной его наблюдают все живущие в нём люди. И если в целом мир «определяется» общим мнением, то даже располагая бесконечным числом возможностей, я в меньшинстве, а для обычных людей Юкари, которая «видит живых существ как роботов», — это ведь подлежащее устранению инородное тело. Как те «гении», о которых говорила Алиса.

Получается, мир в целом воспринимает Юкари как инородное тело и определяет её устранить?

И поэтому у меня ничего не получается? Что бы я ни пробовала?

Действительно, сколько я не открывай «коробку с котом», если я сама нахожусь в «коробке», мне только кажется, что я «определила», жив кот или мёртв — а стоит тому, кто меня запер, открыть коробку и «пронаблюдать» нас, якобы «определённый» итог изменится. Что я не делай, кто-то другой переправит моё «определение» — ведь именно это со мной и происходит…

◆

«Информация» — вот что важно.

И «положение наблюдателя».

Знать, что вообще можно «наблюдать».

Знать, что «наблюдается».

…Нет никакой «судьбы».

Если я заперта в какой-то коробке, я из неё вырвусь.

…Да.

Я, наконец, поняла, в чём задача.

А раз так, осталось только добраться к ответу, как свет…

— Я непременно одержу победу —

12. Будущее и антропный принцип

Если пока не откроешь «коробку» и не «посмотришь» на кота, не установлено, жив он или мёртв, интересно, чувствует ли это кот? Понимает ли, что существует одновременно и в живом, и в мёртвом виде?

Нет, едва ли он может это понимать.

Кот ведь не размышляет, жив он или мёртв, или и то, и другое сразу — как не размышляем и мы сами.

Мы всегда чувствуем, что существуем однозначно.

Почему — потому, что никаких других состояний наш мозг осознать не в состоянии.

Трудно переварить, когда говорят, что мы состоим из облаков вероятности, называемых квантами, которые есть частицы и волны одновременно, однако и возразить на слова «нет, твоё тело не определено однозначно, тебе только так кажется» — сложно. Как можно в конечном счёте опровергнуть, что твой мозг всё просто так воспринимает? Ведь мы действительно и усваиваем, и обрабатываем всё усвоенное мозгом.

Ты спишь, это очень реалистичный сон, ты принимаешь за реальность простую иллюзию, порождаемую электрической стимуляцией твоего плавающего в цистерне мозга. На такие слова нечего ответить — именно потому, как последний бастион, придумано изречение: «Я мыслю, следовательно, я существую».

…Знаком ли вам такой взгляд на мир как антропный принцип?

Попросту говоря, это представление о том, что вселенная существует ради человека. С точки зрения житейского здравого смысла звучит как ерунда, однако так на полном серьёзе думают многие учёные. Настолько удобно, по их мнению, «параметры» вселенной подобраны под человека. Говорят даже, что если б хоть чуть-чуть соотношение этих параметров было иным, людей бы не существовало.

Появление человека во вселенной было неизбежно? Мало того, для него вселенная так и устроена? Такой образ мыслей называется антропным принципом.

Поразительно в этой области науки то, что чем больше проводят исследований, тем яснее на это указывают результаты.

Чья бы корова мычала, но с точки зрения квантовой физики, некоторые учёные заявляют совсем уж невероятные вещи.

Что законы вселенной таковы потому, что люди их такими «увидели».

А вселенная «определилась» пригодной для людей как раз потому, что её «наблюдали» люди.

То есть, что 1+1=2 не потому, что вселенная такова сама по себе, а потому, что наблюдателям-людям так было удобнее и так они это «наблюдали», и в результате вселенная стала «такой». Что результат наблюдения в будущем влияет и на прошлое, и в результате существует настоящее.

Вот уж правда чья бы корова мычала, но по-моему, это запредельный образ мыслей.

Может быть, несколько высокомерный. Может быть, ставящий всё с ног на голову.

Но очень удобный. Поэтому забуду про свои личные чувства и охотно соглашусь с этим учением. Поддержу его, примкну к нему! Ура антропному принципу!

«Я мыслю, значит, я существую».

Ведь мы так устроены — выбираем самое удобное.

◆

Я снова родилась Хато Манабу и позволила жизни идти своим чередом.

Поступила в среднюю школу, в коридоре столкнулась с Юкари и поцеловалась. Познакомилась с Нанами, однажды была похищена и обрела «телефон».

В восьмом классе в первый день второго триместра к нам перевелась Алиса.

Юкари уехала учиться за границу и погибла.

Окончив среднюю школу (кстати, за это время я встречалась с Касоку Томонори. Успела вперёд Нанами. …Да, прошу прощения, наверное, это я из вредности. Но можно же и мне изредка вести себя по-человечески), я поступила в «Джонт».

Разузнала всё о смерти Юкари и между делом помирилась с Алисой и сошлась с ней ещё ближе прежнего.

…Да, я не только превратила её в сообщницу, я привязала её к себе.

Промыла мозги, влюбила в себя, сделалась для неё всем на свете. Мне было несложно, ведь про Алису я знала всё — а если и ошибалась, у меня было сколько угодно возможностей. Обольстив Алису, я притворилась, что слушаюсь «Джонт», а сама собиралась с силами.

Выбрала момент, заручилась поддержкой Алисы и разоблачила порочность «Джонта»; выдавила гной, очистила организацию и в конце концов подчинила себе.

Я встала во главе «Джонта».

Я превратила «Джонт» в добродетельную организацию, активно охраняла и воспитывала «гениев». И в то же время продолжала расширять свою власть — мне требовались огромные средства. Сколько бы денег ни было, мне всегда не хватало. Я создавала предприятия и делала их успешными. Среди бесчисленного множества параллельных миров хватало таких, где я купалась в деньгах. Я основала фонд и ещё шире искала таланты, набирала учёных, помогала многообещающим компаниям. Вкладывала всё своё состояние — не ради прибыли, а ради открытий.

«Джонт» — это символ динамизма, стремления в будущее, это олицетворение новаторства — и сейчас я была «Джонтом».

Я не жалела денег на развитие науки, на воплощение революционных идей.

Я толкала планету своими руками, искала и нанимала талантливых людей — разумеется, не навязываясь, да и не было нужды. Редчайшее везение и невероятная удача всегда ходили за мной по пятам. Меня величали богиней победы, называли спонсором двадцать первого века, меня включили в «Бизнес-леди выбирают — топ-сто» (8)*, я попала на обложку Таймс, меня приглашали выступить со всех уголков земли.

А в это время молодые учёные-гении, Алисы в «Джонте», продолжали двигать науку.

Физикам ли, биологам ли, я оказывала помощь учёным из всех областей.

Социология, искусство, музыка, литература — всё, что могло оказаться полезным, я развивала, не жалея сил.

И всё-таки, ключом была Алиса.

Поэтому для Алисы я готова была пойти на всё.

…На всё, кроме того, чтобы отпустить её.

Человеческие отношения сложны, но мне всегда всё удаётся.

— Скажи, Алиса… Могу я для тебя что-нибудь сделать?

В то время я владела четырьмя языками, но с Алисой всё равно разговаривала по-японски.

Алиса — она выросла и больше не осветляла чёрные волосы — ответила безжизненно:

— …Оставь меня в покое. Не обращай внимания на то, что я говорю. И не отвечай мне.

Засмеявшись, я покачала головой и честно объяснила:

— Я так не могу. Я умею любить тебя от всей души. И так же от всей души умею тебя ненавидеть… А полумеры не для меня. Я прямо как свет: из всех путей могу выбирать только «крайние». Либо самый короткий, либо самый длинный, одно из двух — так уж я устроена.

Алиса держала меня на прицеле, и я улыбнулась и отвела взгляд, чтобы ей было проще стрелять; указала себе в голову.

И такое со мной уже не впервые. Пробы и ошибки. Повторения.

— Только постарайся с одного выстрела. Хочешь, подойди ближе.

— …Что, думаешь, я не выстрелю?

— Э, нет. Боюсь, ты сейчас меня не поймёшь, но видишь ли, я-то знаю: ты выстрелишь. Знаю точно — потому, что, хотя тебе это неизвестно, ты не в первый раз убиваешь меня… Как и я тебя, впрочем.

— Я правда не понимаю, Манабу.

— И не надо. Знай только одно: я сейчас, я из этого мира тебя люблю. И если тебе так хочется, я не против, пожалуйста — забирай этот мир. Он твой.

— …Да я же совсем не этого хочу!

— Знаю. И это знаю.

Наконец, я услышала всхлипы.

Подняла голову и увидела, как по щекам Алисы катятся слёзы.

…Да, Алиса никогда не может решиться. Потому, что на самом деле она добрая девочка.

Я тихо вздохнула.

— Слушай, Алиса… Мне от тебя больше ничего не нужно. Так что пожалуйста, стреляй. Всё равно этот мир уже, наверное, безнадёжен. Хоть погибну от твоей руки.

— Я… я…

— Если ты меня любишь — покажи на деле! Собственными руками, Алиса! Сделай меня своей. Иначе я так никогда тебя и не отпущу.

Любя. Ненавидя. Всегда выбирая крайности. Своими руками вырезая на себе отметины.

Так уж я устроена.

— Дай мне умереть ради тебя и покончить с этим миром, Алиса.

Где же я ошиблась, гадаю я, вспоминая и подбивая всё в памяти.

Жалко, но ничего не поделаешь.

В следующем мире не ошибусь…

Бам!

◆

Алиса закончила её в тот год, когда мне должно было исполниться 47 — в год, когда меня номинировали на Нобелевскую премию мира за десятилетия работы на благо человечества.

С характерной для гения бесцеремонностью она явилась ко мне в комнату затемно, громко чмокнула меня в щёку и коротко сказала лишь:

— Сделала.

Затаив дыхание, я смотрела на большой холст, развёрнутый передо мной.

На абстрактную картину на нём…

— Так выглядит изображение «теории всего»?..

То, что я искала всё это время, шагая сквозь мир за миром и поднимая на ноги многочисленных гениев.

Один из конечных пунктов физики, общее описание четырёх формирующих вселенную сил — сильного, слабого, электромагнитного и гравитационного взаимодействий.

Разумеется, завершить её — это не последняя цель.

Оттого, что люди открыли «теорию всего», они не научатся вдруг предсказывать будущее, не станут бессмертными и неуязвимыми и не начнут путешествовать по вселенной.

Но это ясное доказательство.

Ещё одно указание на то, что наука, над которой бились люди, приносит пользу; что и возникновение вселенной, и поведение квантов — всё, чего человек увидеть не мог, и о чём мог судить лишь на бумаге — что всё это правда.

Да: «точка зрения», необходимая для однозначных «наблюдений».

Фундаментальный ориентир…

— Конечно, надо перевести её, записать в математических терминах. Но это уже мелочи. Наверное, я успею к церемонии вручения тебе премии, Манабу! Тогда и ты сможешь…

Я покачала головой, перебивая её:

— Нет-нет, Алиса. Я и так понимаю… Я понимаю! Уже по рисунку ясно даже мне — да, это оно. Именно то, что я искала.

…Да, понимаю.

Я не умею читать математику в виде рисунков, у меня и к решению уравнений склонности нет — но эту картину я почему-то поняла.

Постигла интуитивно.

И узнала всё, что надо было знать…

— …Манабу?

— Да. Вот теперь моя повесть начнётся по-настоящему.

На левой руке слабо светились цифры.

Мобильный телефон, которым я не пользовалась давным-давно, включился — несмотря на то, что рядом была Алиса.

Глядя на него, я осознала:

Вот оно что, только что я «пронаблюдала» свой «собственный мир».

Теперь вселенная «коллапсирует».

И я ясно поняла то, что уже заметила раньше, но над чем не задумывалась:

…Вселенная была ещё не «определена».

Вселенная до сих пор всегда оставалась в состоянии до коллапса волновой функции (или же в интерференции с другими мирами). Как коробка с запертым в ней котом, которая сама заперта в другой коробке, и как ещё одна коробка поверх этой, и как новая коробка с предыдущей внутри — мы этого не замечали, поскольку сами были внутри этой системы, но мир всегда оставался в форме «облака вероятностей». Мы существовали только в вероятностном виде, просто не могли этого осознать.

Почему — потому, что человек не знал, что должно «наблюдаться».

Но только что я это узнала.

Узнала, что именно мы должны «видеть» вокруг.

На что указывает «теория всего».

Теперь, с этого мгновения, прошлое зафиксировано и творит будущее.

«Начало», бывшее прежде лишь вероятностным, теперь «коллапсирует» в подлинное — предыдущее время станет мнимым, туннелируется, вселенная сожмётся в крупинку, станет одной бесконечной точкой, а затем мгновенно и стремительно расширится —

Конечно, это не «окончательный ответ».

Рано или поздно родятся новые теории, которые присоединят к «теории всего» ещё что-нибудь. Следующая, наверное, решит загадку сознания. И когда такие возникнут, тогда вселенная «переопределится» заново. И «большой взрыв» случится вновь. И эта итерация тоже не будет последней. Снова и снова, и снова, и снова будут повторяться бесконечные пробы и ошибки. Бесконечный заколдованный круг. Змея, глотающая собственный хвост — уроборос.

…Но мне этого хватит.

— Ой… Что это светится? Что у тебя с рукой, Манабу?

Я прижала левую руку к уху, а правой погладила Алису по щеке.

Притянула этой рукой её к себе и поцеловала в веки, за которыми прятались зрачки медового цвета.

Шепнула.

— Спасибо, Алиса. Спасибо тебе.

Надеюсь, мы ещё встретимся — когда вселенная совершит оборот и «определится» снова.

…Хотя боюсь, к тому времени от меня во вселенной уже нигде не будет и следа.

— Манабу?

— Прощай.

◆

…Так я достигла своей цели.

«Нашей» цели: стереть себя из бытия.

Да: я, наконец, пропала из этого мира и перестала существовать.

13. — Юкари —

Давайте поговорим о девочке по имени Марии Юкари.

Сейчас она восьмиклассница.

На первый взгляд она обычный ребёнок, но у неё сиреневые глаза, которые всех людей — и даже всех живых существ — видят как роботов (хотя вообще-то в глазах просто сиреневые радужки, а сами глазные яблоки такие же, как у всех людей).

Из-за этого она с детства одинока и поэтому всегда тосковала по друзьям и дорожила ими.

Да, даже у необыкновенной Юкари были друзья.

Во-первых, Тэндзё Нанами — подруга, которая научила её смеяться.

…Сейчас они чуть отдалились (видимо?) друг от друга, но Марии по-прежнему считает Тэндзё подругой.

Вторая — Хато Манабу.

Очень необычная подружка, которая спокойно восприняла и свыклась не только с правдой о «сиреневых глазах» Марии Юкари, но и с тем, что её собственное тело отремонтировали.

Благодаря Хато Манабу, Марии стала храбрее. Нашла в себе смелость не колеблясь заводить новые знакомства.

И третья — Алиса Фойл.

Вундеркинд со своим особенным, не таким, как у Марии, «взглядом на мир».

Марии она считала себе равной, называла своей соратницей — разумеется, соратница соратницей, а глаза у Алисы были не такие же, как у Марии, и тем не менее Марии была рада её словам.

Поэтому она решила перевестись в другую школу.

Ей было грустно расставаться с Хато и Тэндзё, но те сами убеждали её, что так будет лучше.

Конечно, дело было ещё и в другом. Марии и сама боялась, что если осталась бы, то вновь причинила бы неприятности Хато и Тэндзё. Что из-за её глаз они снова попали бы в какую-нибудь передрягу. Что лучше ей было держаться от них подальше:

«Наверное, такой оставаться нельзя.

Наверное, нужно стать сильнее и научиться справляться самой».

Хато сказала, что дождётся её возвращения. Поэтому Марии решилась. Слова друзей придали ей храбрости. Раз подруги так хотят, мне надо самой сделать шаг навстречу. Надо стать сильнее.

Так что Марии поверила Алисе Фойл, поверила её товарищам и отправилась в Америку, где находился «Джонт».

Фойл и её друзья были хорошими. Она думала с ними подружиться.

Но взрослые оказались не такими.

Взрослым с самого начала нужны были только глаза Марии.

Взрослые с самого начала хотели получить глаза Марии и для этого обманули Фойл и отправили её в Японию. Чтобы она завербовала Марии.

Они попросили Марии — позволь использовать твои сиреневые глаза на благо человечества. Взгляни ими на Землю. И если можно, исправь её — как, видимо, исправила Тэндзё Нанами и Хато Манабу.

Марии отказалась.

Сказала, жалко Землю трогать, с ней и так всё в порядке.

Взрослые её уговаривали. Говорили, что Земля как живая, и она умирает (Марии не соглашалась). Что для Земли будет лучше если человек с помощью техники возьмёт на себя «прямое управление» (Марии и тут не соглашалась). Марии упорно отказывалась, и они изолировали её в отдельном крыле института. Разлучили с Фойл и её товарищами и оставили в одиночестве. Угрожали и физическими пытками (но почему-то на самом деле не пытали. Кто знает, почему — ведь они настроены были серьёзно).

Когда пообещали убить родственников, Марии замкнулась в себе.

Стала сама точно «робот», не отвечала, сколько с ней не заговаривали, потом и есть перестала — и тогда взрослые из «Джонта» сдались и решили действовать по-другому.

Раз Марии не шла навстречу, они решили сами раскрыть тайну её «глаз».

Откровенно говоря, им не слишком-то и нужна была помощь Марии. В уникальности её зрения они не сомневались, но не испытали на себе, как Тэндзё и Хато, силы этих глаз — на что Марии способна (а подробности случившегося с Тэндзё и Хато были им в то время ещё неизвестны). Поэтому для них важнее неясного множества перспектив, что таили в себе глаза Марии, был их, как биохимиков, интерес к Марии с точки зрения «подтверждения существования квалии».

И хотя дети об этом знать не могли, «Джонт» был крайне затратным проектом, и им ради господдержки, бюджета и по другим взрослым причинам важны были немедленные результаты — не расплывчатые неопределённости, а конкретные вещи, которые можно было упомянуть в переговорах.

Сами глазные яблоки Марии были совершенно обычными.

Значит, секрет её способностей крылся в самом загадочном из органов тела — в мозге.

Изучив её мозг, можно было приоткрыть завесу тайны над совершенно неизученным явлением, «квалией». К этому времени Марии превратилась практически в инвалида, никакого толку от неё не было. Мало того, она грозила стать для организации проблемой. Нечего и думать — и решено было отдать Марии для бесчеловечных экспериментов, но…

…в тот же день вмешалось ФБР и арестовало взрослых «Джонта».

Один из работников сообщил в полицию об их планах.

(Точнее, один работник рассказал Фойл о том, что стало с Марии, а Фойл с подругами сообщила в полицию — но все эти подробности не сохранились в записях. Неизвестно и кто был этот работник)

Так Марии была спасена.

Сейчас она в больнице лежит под капельницей.

Она была на волосок от смерти от истощения.

Жизни её больше ничто не угрожает, но с тех пор, как её спасли, она ещё не сказала ни единого слова.

Но волноваться не о чем. К ней уже летят из Японии родители и друзья.

И Хато Манабу — тут и говорить нечего — и притворяющаяся безразличной Тэндзё Нанами с ней вместе.

В соседней комнате спит Фойл и подруги по «Джонту», которые всё время беспокоились за Марии. Они не захотели разлучаться с ней и никуда отсюда не уходят.

У неё есть семья и друзья. Люди, которым она нужна.

Так что всё нормально. Она непременно поправится.

Будут в её жизни и новые опасности. Будут и печали.

Но она с ними справится. Она не будет несчастна.

Отныне Марии Юкари всегда сможет жить счастливо.

…Смотрите, она вот-вот проснётся…

Марии открыла глаза.

Оглянулась по сторонам, и вдруг увидела маленькую «фигурку робота», лежавшую на подушке.

Так называемая «пластиковая модель», которую принесла вместе с гостинцами Фойл — зная, что Марии их обожает. Марии внимательно всмотрелась в неё:

— …Гаку-тян?..

…Похоже, Марии не проснулась как следует.

Или у неё сон ещё стоял перед глазами.

Она сощурилась, подняла взгляд и вгляделась в робота на своей ладони, точно приходя, наконец, в чувство…

— …Гаку-тян? Ты же Гаку-тян?

…У «меня» чуть сердце не остановилось от удивления.

Хотя у меня уже и не было никакого сердца.

Нет, не может быть, отрицала я то, что услышала.

…Точно: Марии Юкари полагалась на Хато Манабу.

Во многом она и перевелась потому, что Хато Манабу ей так сказала.

Сейчас её психика неустойчива, поэтому она ищет Хато Манабу. Только и всего.

«Меня» она увидеть не могла.

Потому, что «меня» и не существует.

…Потому, что «я» стала тем, чего никто не может «наблюдать».

Открытую Алисой «теорию всего» можно иначе назвать «ориентиром для наблюдений».

Если взглянуть на это с другой стороны, она указывает «пределы наблюдаемого» людьми.

«Я» это поняла, этим воспользовалась и «выскочила» за эти «пределы».

Вернулась в прошлое на несколько сотен миллиардов лет, подправила свои собственные характеристики и переделала саму себя таким образом, чтобы не попадать в «теорию всего». Эволюционировала заново. Стала непознаваемой для людей, лишённой тела — не волной, не частицей, даже не вероятностью, а чем-то «несуществующим» — в воспринимаемой человеком вселенной «меня» нет. «Выкинула» себя из «познаваемой человеком вселенной».

Чтобы меня никто не «наблюдал».

А значит, ничто на свете «воспринять» «меня» больше не может.

То есть, я не «определяемая».

Поэтому больше ничто не в силах помешать «мне» защитить Марии Юкари.

Больше я никому не позволю её убить…

— …Гаку-тян? Почему ты не отвечаешь? Ты сердишься? Потому, что я не писала? Извини… Я не специально, на меня столько всего свалилось…

Ничего человеческого во «мне» уже не осталось, я в буквальном смысле была бессердечна, и тем не менее на жалобное лицо Юкари я всё равно не могла смотреть спокойно.

Поэтому с большой опаской я… рискнула заговорить (поражаюсь, как я не забыла, что это вообще такое).

«…Ты ко «мне» обращаешься?»

— Конечно, к тебе! Ва, и правда Гаку-тян! Ну ты даёшь, не пугай меня!

«…Нет, прости. «Я» не Хато Манабу. Хато Манабу сейчас летит к тебе самолётом, а «я»… я тебе мерещусь. У тебя сейчас голова немного шалит. Поэтому лучше ляг и выспись как следует.»

— Ва! Так нельзя! Нехорошо надо мной смеяться! Конечно, мне все кажутся «роботами», и выражения на лицах я не умею различать… ладно, иногда я принимаю людей за других, но уж Гаку-тян я ни с кем не спутаю! …Хоть ты и правда такая «навороченная» — универсальная модель, я же говорила — но ты Гаку-тян, я же вижу! Мои глаза не обманешь!

Но как, почему… когда ты успела так «расширить» свои «функции»?

…Мне трудно было поверить.

«Сиреневые глаза» Юкари видели «меня»?

«Меня» — которую никто, а согласованные с «теорией всего» люди и подавно, — не может наблюдать?

Пусть это лишь воспоминания, но всё же — больше ста миллиардов лет я была одна.

Никто меня не видел, никто со мной не говорил, я просто ждала в одиночестве дня, когда однажды встречусь с Юкари…

Так было всегда и я думала, что так будет и дальше.

И не возражала. Ведь таким «я» была созданием.

«Я» натворила достаточно в разных мирах, чтобы этого заслужить. Ради своей цели «я» попрала вселенную и вероятности. Да, бежала из мира в мир, от варианта к варианту, полагаясь на свою бесконечную природу. Искала удобный для себя мир.

А ведь ненужных миров не бывает.

Так что я, безусловно, преступница и дорога мне в пекло.

За свои проступки нужно расплачиваться.

…Поэтому до сих пор «я» была в одиночестве, и если так получилось бы хоть на короткое время защитить Юкари, то пусть бы я и дальше вечно оставалась одна.

Ведь вроде бы я к этому подготовилась…

— …Что случилось, Гаку-тян? Что с тобой такое…

…Я поняла, что плачу.

Всё, что я копила в себе и выносила бесконечными годами, мирами, километрами, рухнуло за секунду.

Плотину прорвало и я уже не могла остановиться.

Захлёбываясь от слёз, как закативший истерику ребёнок, рыдая несуществующими слезами, я рассказывала.

Обо всём, что случилось.

О том, что Юкари из-за меня перевелась.

И что поэтому Юкари погибла. И как я не могла с этим смириться.

О параллельных мирах.

О вероятностях.

О том, как нашла тело Юкари и поклялась отомстить убийцам. Как поняла, что могу менять прошлое, и решила спасти Юкари. Как пробовала снова и снова, меняла прошлое и не спасала, меняла и не спасала, меняла и не спасала — как убила Алису, убила Нанами, убила Хато, убивала кого попало, себя убила, стала Нанами, стала мамой Юкари, как пробивалась вперёд словно свет, как обманывала Алису, как выпотрошила ради одной своей прихоти множество параллельных миров и бежала из них, когда они становились не нужны — как повторяла всё это в бесчисленных вселенных снова и снова, и снова, и снова…

Я всё ей рассказала.

Юкари просто слушала.

Не задавая вопросов, с серьёзным видом. Тихо, ни в чём меня не обвиняя…

Слушала мою исповедь.

◆

— …И с помощью этой «теории всего» ты получила трансформационные функции?

«Не знаю, что за т-трансформационные функции, но… Наверное?».

Когда я закончила рассказывать и почувствовала себя лучше, в то же время сильнее заколотилось моё вроде бы несуществующее сердце.

…Наверное, я Юкари теперь противна.

Бояться она меня… вроде не боится, но верно, я стала ей неприятна. Она меня знать не захочет.

Впрочем, пусть так. Ничего.

Даже того, что я смогу с ней поговорить, я не ждала. А большее — это и вовсе роскошь. Всё, дальше буду просто охранять Юкари, пока жива, этого хватит.

Ничего другого не надо.

«Так что, в общем, можешь ни о чём не волноваться… Конечно, если ты не против, что я всегда буду рядом. Я тебя ни за что в обиду не дам! Мне теперь никто не может помешать, я могу «наблюдать» и «интерферировать» как хочу…»

На лице Юкари промелькнула боль.

Некоторое время она смотрела, опустив взгляд, на пластиковую фигурку под рукой, наконец подняла лицо (кстати, не подумайте, я не стала пластиковым роботом, меня даже и не существует — то есть, я в комнате сразу и везде, и нигде, нечто вроде облака) и заговорила:

— …Э-эм, Гаку-тян… Я не хочу тебя ранить, но всё-таки друзья друг друга не обманывают, так что… я скажу, ладно? Ты подготовься морально, хорошо?.. Так вот… Мне жаль, ты столько всего сделала и не хочется тебя расстраивать, но…

Боюсь, ты никогда не сможешь меня спасти, Гаку-тян.

От этих прозаично сказанных слов у «меня» перехватило дух (хотя у меня и горла-то не было).

Я заспорила:

«Что? Почему это? Ерунда! Смогу! Меня больше никто не может «наблюдать»! Помешать мне просто некому!»

— Но я ведь могу… Я-то тебя нормально вижу.

«Ты… Ты одна — это ничего страшного»

— Разве ты не видишь, Гаку-тян? Где ты ошиблась. В чём была проблема. Пока я сама могу быть наблюдателем, ты мою судьбу наверняка изменить не сможешь…

«Э?»

— Мою судьбу могу менять… должна менять только я. У тебя такого права нет, Гаку-тян.

Хоть глазных яблок у меня и не существовало.

Я почувствовала, как у меня потемнело перед глазами.

Что-то в глубине меня хрустнуло, пустив сеточку трещин — и разбилось.

14. Хато Манабу

— Я в квантовой физике не разбираюсь… но даже если мне суждено умереть, это же моя собственная судьба, которую наблюдаю я сама. Моя судьба принадлежит только мне, а твоя только тебе, Гаку-тян — мне кажется, так всё устроено.

«Наблюдать» и «определять» люди могут только собственные судьбы.

Это были просто беспредметные догадки, никакой научной опоры под ними не было, и тем не менее, сердце у меня упало в груди.

Вот оно что…

Я надеялась, что если меня никто не будет «наблюдать», то и помешать мне никто не сможет.

Думала, я смогу спасти Юкари.

Но если она права, то изменить «судьбу, в которой она погибает» не в силах никто, кроме самой Юкари, а мне никто никогда и не мешал — это я сама всем, что до сих пор делала, просто навязывала свою волю Юкари…

Судьба Юкари её и только её собственная.

Постороннему пытаться её изменить — не более, чем кощунственная заносчивость.

Но как раз это я и хотела сделать.

Вот оно что, ещё раз, запоздало, подумала я.

…Значит, в этом моя ошибка?

Я просто навязывала собственные желания?

Говорила, что всё делаю ради Юкари, но об её чувствах и не задумывалась, ради Юкари была только на словах…

Я бежала от своей собственной, ждавшей меня судьбы.

От факта, что не могла Юкари спасти.

От реальности, где была настолько беспомощна…

«Какая же я бестолковая…»

…Надо было не бросаться без спросу самоуверенно, гордясь собой, спасать Юкари, а прежде всего поговорить с ней и объяснить, чего хочу.

Не давить, а рассказать по-человечески.

Извини, что подвела, что беспомощна… Я и правда посредственность и редкого дара у меня нет, и ты такими темпами можешь погибнуть, но я всё же хотела бы помочь тебе чем смогу…

Какой бы неуютной не была эта правда.

«Прости, Юкари. Ты права. Я с самого начала всё делала не так»

— Нет, это ты меня прости!.. Это снова из-за меня. Если б я опрометчиво не починила тебя мобильником, ничего бы не случилось…

«Нет. Ты не при чём. Тогда другого выхода не было, да и откуда тебе было знать, что так получится… Ведь по большому счёту я сама решила такой стать.

…Да и не так всё плохо.

Наоборот, как раз такое «тело» от многого может тебя защитить… Так что всё хорошо…»

Да, признаю. Я сильно ошибалась.

Но исправить уже ничего нельзя. Поэтому я буду такой, какая есть…

— …Не хорошо! — вдруг воскликнула Юкари, — Гаку-тян… Мне очень приятна твоя забота. Но… я так не хочу. Не хочу, чтобы ты так и осталась в этой трансформации! Не хочу, чтобы никогда нельзя было тебя обнять!

Перепугавшись, я стала пытаться как-то успокоить плачущую Юкари:

«Так ведь Хато Манабу в этом мире никуда не делась. Забыла? Так что…»

— Нет! Конечно, та ты тоже ты, но ведь ты и это ты! К-хм… Словом, хоть бы ты никуда и не делась, но я не хочу — чтобы ты за неё всегда была такой, только со мной могла видеться, говорить… чтобы так навсегда, чтобы даже после моей смерти, во веки веков — не хочу!

Если ты в чём-то и ошиблась, то за ошибки давно заплатила.

…Послушай, Гаку-тян, я постараюсь… Постараюсь перебороть мою судьбу, чтобы тебе не нужно было трансформироваться. Пожалуйста, ну стань прежней?

Улыбаясь — конечно, если я могла улыбаться, — я сказала ей:

«Спасибо, Юкари! Ты такая заботливая…»

— Значит…

«…Но я уже не могу. Мне уже не вернуться… Да —»

«— Я не знаю, как возвращаться.»

Юкари на секунду оцепенела при этих моих словах.

— Как возвращаться? А… нельзя через телефон, как ты раньше делала?

В вопросе слышалась тревога, и я ответила как можно спокойнее:

««Телефон» был у «Хато Манабу». И с его помощью «такой» стала тоже не я, а «Хато Манабу». А я — да, когда-то я действительно была «Хато Манабу», но теперь…»

Я помню, что когда-то была девочкой, которая называла себя Хато Манабу.

Но не знаю, что это за девочка.

Не знаю, кто такая была Хато Манабу.

Не знаю, как снова ей стать.

…Я и не заметила, как стала слишком не собой…

«Я была своей мамой. И Тэндзё Нанами была. И твоей мамой. — Да, я сколько угодно становилась посторонними, и моя собственная память слишком беспредельно расширилась, слишком бесконечно размножилась, слишком размазалась, слишком преобразилась… слишком долгими были тринадцать миллиардов семьсот миллионов лет эволюции, и теперь —

Я уже не знаю, что такое быть «Хато Манабу».»

— …Ой, и всё? Так это не проблема совсем! — беспечно заявила Юкари, и я, прервав своё погружение в море воспоминаний, уставилась на неё с глупым видом.

Засмеявшись, Юкари продолжила:

— Правда, я же тебе не успела сказать, что ты заблуждаешься, Гаку-тян. Прости!

«Э?»

— Да… Вот скажи: значит, ты становилась разными людьми — а мной ты не была? А Алисой-тян не была?

«Э? Нет. Действительно, тобой и Алисой не была… Но это потому, что Алиса иностранка…»

— Нет, не поэтому… Ладно Алиса, но моей мамой-то ты становилась, а мной, значит, нет? А я ведь японка, и её дочь. Гены у меня похожие, проблем быть не должно — в чём же дело?

…Действительно, это было странно.

Когда я обнаружила, что могу становиться другими, естественно, я пробовала стать Юкари.

Вдруг проще всего оказалось бы её спасти, став ей? (При этом, конечно, терялся смысл, но тогда я цеплялась за любую соломинку)

Однако хоть я и смогла стать матерью Юкари, самой Юкари, её родной дочерью, я стать не смогла.

Тогда я решила «ну, значит, нельзя» и махнула рукой.

«И ты знаешь, в чём дело?»

Угу, кивнула Юкари, улыбаясь чуть грустно:

— …Наверное, Гаку-тян, ты в душе понимала… Ты не смогла бы увидеть то, что вижу своими глазами я.

Никто не может увидеть то, что я вижу своими глазами.

«…Потому, что мы —»

Потому, что мы — параллельные линии.

Мы никогда не сможем по-настоящему понять друг друга — но признавая это, мы можем дружить. Это главная ко всему предпосылка.

И я действительно это понимала, и признавая, соглашалась с этим…

— И точно так же, Гаку-тян, ты знала, что тебе никогда не понять то, что отражается в зрачках гения Алисы-тян. Поэтому мной и Алисой-тян ты стать не смогла… Нет, не смогла принять наши формы.

На самом деле ты ведь не становилась ни Тэн-тян, ни моей мамой, Гаку-тян?

Ты становилась похожей на маму и на Тэн-тян, становилась в такие же обстоятельства, ты просто вообразила, что превращалась в других людей, а на самом деле ты оставалась «Гаку-тян, которая изображает Тэн-тян или маму».

Ведь что на самом деле видят мама или Тэн-тян, ты тоже не знаешь.

Потому, что никто на самом деле не может увидеть того, что видят другие.

Если бы ты могла, наверное, и в меня бы ты смогла превратиться…

…Я просто вообразила, что превращаюсь в других людей, а на самом деле оставалась «Хано Манабу»?

И не смогла принять вид Юкари и Алисы, потому, что заранее знала, что не увижу того же, что видят они?

…Верно, это объясняет, почему я не смогла стать Юкари и Алисой. Но —

«Но и что с того? Пусть даже так, какая разница, всё равно я не могу себя вспомнить…», — бессильно произнесла я.

Юкари покачала головой:

— Говорю же, и не надо ничего вспоминать! Тебе не нужно быть на себя похожей, ты и другим человеком не становилась, Гаку-тян, ты всегда была и есть Гаку-тян… Как и я всегда буду собой, что я ни делай… И никогда не смогу смотреть по-другому.

«Юкари…»

— Так ведь? Как ты не трансформируйся, ты это ты, Гаку-тян. Не обязательно вспоминать, не нужно ничего такого сложного. Достаточно просто почувствовать —

Прервавшись, Юкари поразмыслила и со смущённым видом продолжила:

— А помнишь, что случилось, когда мы учились в средней школе, Гаку-тян? Как мы впервые встретились?..

«Конечно. Я шла по коридору, а ты откуда-то вылетела и отняла у меня первый поцелуй»

— Ва, ва, а зачем ты так резко назад пошла! И я раньше тоже ни с кем не целовалась…

С этими словами Юкари отвернулась, чуть зардевшись, и опустила глаза на пластиковую модель робота в руках.

— Послушай, Гаку-тян…

Мне нужно не божественное создание, которое бы исполняло мои желания.

Мне нужна подруга, с которой мы бы загадывали эти желания вместе —

— Поэтому давай встретимся заново?

Юкари легонько поцеловала робота на своей ладони.

И в моей несуществующей, казалось бы, голове.

В моём несуществующем теле, в несуществующих руках.

Воскресло то, что я тогда чувствовала.

◆

…Я вспоминаю.

Верно, однажды мы встретились.

С этого всё началось.

Сильнее всего в память врезался не поцелуй, а как я держала её в своих объятиях. Какой она показалась тёплой. Какой показалась мягкой. Даже в панике я мыслила ясно. Осязая обмершую Юкари всем телом, испытывала какое-то приятное волнение — что же теперь будет, что она сделает, когда опомнится? Сердце стучало быстро-быстро. Какое-то предчувствие охватило меня, словно что-то сейчас случится, и казалось, в огромном мире мы остались наедине…

Так мы встретились.

Да, действительно, в том месте тогда по невероятной случайности.

Среди всего огромного мира встретились мы вдвоём.

Сколько бы ни было в мире людей, сколько бы они друг друга не обнимали и не целовались.

Та встреча и тот поцелуй были нашими.

Как мы держали друг друга в объятиях и как смотрели друг другу в глаза —

Это чувство моё личное — моя квалия сиреневого цвета.

Сокровище Хато Манабу.

И я, — и мы с Марии Юкари встретились —

◆

…Вот оно что, думаю я, падая в бездонную тьму.

Когда я смотрю на яблоко, вместе со мной на него смотрят бесчисленные другие «я».

Бесконечные мои копии из бесчисленных миров смотрят на то же яблоко, и чувствуют то же самое. Думают то же самое. И часть мозга у каждой из «нас», одновременно смотрящей на яблоко, резонирует с другими, интерферирует, и составляет в голове образ, словно голограмму.

Это и есть квалия.

Квалия — это нить, которая пронизывает бесчисленные плёнки под названием «я» и связывает их воедино.

…И подтверждение тому, что сколько бы не было во вселенной «нас», все мы без исключения — это я.

То, чем нельзя поделиться с самым близким другом — то, что понятно исключительно мне, и потому доказательство того, что я — это я…

Даже вспоминать ничего не надо.

Всё, что я чувствовала, не мог почувствовать никто, кроме меня.

Я это один-единственный человек, это я сама, Хато Манабу.

Квалия, должно быть, этому подтверждение —

…Мир залило белым светом.

15. Куда падает свет

Я вскочила на ноги в полной темноте.

Меня захлестнула волна паники, я стала оглядываться, пытаясь понять, где я сейчас.

Но не успела разобраться, как заметила, что левая рука слабо светится.

Тут же мной овладела навязчивая мысль:

…Всё пропало, если срочно что-то не сделать —

Я так ничего и не изменю.

В панике я прижала трубку левой руки к уху, не глянув даже толком, кто звонил, и со слезами взмолилась:

— …Пожалуйста… Юкари же погибнет…

Я услышала, как на том конце провода ахнули.

Но прежде, чем мне ответили, я успела положить трубку.

…Сердце лихорадочно колотится.

Не могу одна. Мне нужна «наша» помощь. Иначе Юкари так и…

— …Нельзя. Прекрати убегать, Манабу.

Да. Я что, хочу опять всё повторить?

Я задышала быстро и коротко, стараясь успокоиться.

Чуть справившись с волнением, осмотрелась — где я была?

В своей комнате.

Цифровой календарь на столе показывал дату: тот день, когда я вечером впервые позвонила сама себе.

На всякий случай хотела включить телевизор проверить.

Грустно усмехнулась, в кои-то веки увидев на тёмном экране своё лицо.

Ах, значит сегодня тот вечер.

Канун дня, когда я подсказала Юкари перевестись.

…Значит, всё-таки развилка тут.

Переделывать надо отсюда.

Или нет. Не переделывать. Ведь ничего ещё и не началось.

Переделать судьбу Юкари я не могу — я не вправе.

Я могу… да, лишь поддерживать и помогать, как подруга.

Как бы горько не было, ничего другого мне наверняка не позволено.

К тому же и меня саму ждёт моя собственная судьба. И от неё я, как и Юкари, больше бежать не буду.

Буду просить о помощи, но не убегать.

Буду идти вперёд.

…Глубоко вздохнув полной грудью…

Я ударила левой рукой об оконное стекло.

Громко и сухо треснув, стекло покрылось лучами разломов.

Вокруг места, куда я ударила, паутиной разбежались, ветвясь, трещины.

Резкий жар опалил меня, я сдержала чуть не вырвавшийся вскрик, посмотрела на залитую красным левую руку.

Кровь заливала её и пульс в ней бился так, будто она стала чуть ли не сердцем — но сколько я не приглядывалась, она не светилась.

…Вот и хорошо.

Снаружи громко крикнула мама:

— Манабу? Что случилось?

Я крикнула в ответ, стараясь не уступить в громкости — но вышел лишь хрип, словно я много лет не открывала рта:

— …Мам. Прости. Споткнулась и стекло разбила.

— Что? Ну ты даёшь. Не поранилась? Цела?

— Да. Цела…

Только крови многовато как-то.

Может, мне в больницу надо идти?

Или к Юкари?

Так или иначе, нужно попросить Юкари, чтобы она что-нибудь сделала с этим «телефоном». Рука рукой, но чтобы использовать его так запросто я больше не могла.

Эта «сила» для меня слишком велика.

Закружилась голова, и я села на кровать.

Коснулась головы — и вдруг почувствовала, что мои воспоминания быстро растворяются.

Ну конечно. Разве может один человек удерживать в своей голове воспоминания из бесчисленного множества миров.

До сих пор они с помощью «телефона» и интерференции хранились в бесчисленных головах бесчисленных «нас». Но я прервала работу «телефона» — прервала по собственной воле — и моя способность к квантовой интерференции опять стала как у всех людей. Поэтому и воспоминания остаются только те, которые я могу удержать в своей собственной голове — остальное исчезает… Или вернее сказать, всё лишнее отделяется от меня? Грустно чуть-чуть, конечно — кое-что забывать не хотелось бы — но может, если телефон починить, всё вернётся? Нет-нет-нет —

— Эй! Манабу? Ты меня слышишь?

…Устала я что-то — как будто вернулась из долгого путешествия.

И холодно немножко.

…Прилягу посплю.

Да, это правильно. Посплю. И пусть всё станет сном.

А проснусь я уже прежней.

Посплю —

— Эй? Можно войти?.. Ах?! Манабу? Манабу!

— Ой ма, знаешь, который час… Не шуми, я сплю.

— Вот балда! Отец! Вызывай скорую! Скорую вызывай!..

Короче, меня увезли на скорой.

В девчачьей пижамке, которой я немного стесняюсь.

Хорошо бы мне правда всё это приснилось…

◆

Ну вот, пора заканчивать мой рассказ как я и обещала:

…Всё мне просто приснилось. Снилось очень-очень долго.

Но пора просыпаться.

В этой сказке принцессу — хотя какая из меня принцесса — уже поцеловали.

Дремать приятно, но вечно спать нельзя…

Эпилог. Чем закончить

Пусть мне и пришлось показаться перед соседями в девчачьей пижамке, которой я немного стеснялась, но на следующий день я уже смогла пойти в школу.

Мало того, хоть мне и вызвали скорую помощь и увезли в больницу, рана оказалась в противовес объёмам пролитой крови совсем пустяковой. Вообще почти никакой, из-за «левой руки», что ли — но я всё-таки на всякий случай (по правде сказать, для приличия) обмотала её бинтами и издалека, наверное, может показаться, что я сильно поранилась.

Юкари ждала у ворот, заметив меня, она взволнованно бросилась ко мне.

Кажется, я мельком увидела и Нанами в тени у школы.

Тоже волнуется и ждёт меня? Нехорошо-то как, а рана и не такая большая — спасибо вам, друзья…

Не успела я заговорить с подбежавшей Юкари, как меня саму окликнули сзади:

— Ну что, обыватель? Жива? У тебя всегда кровь в голову ударяет, кровопускание тебе не повредит…

Вздохнув, я обернулась:

— Привет, Алиса. Спасибо, ты такая заботливая.

— Ва, ва, привет Гаку-тян, Алиса-тян… Гаку-тян, ты поранила руку…

— До тебя сарказм уже не доходит, обыватель? Разбила стекло рукой… У тебя не только с головой, но и со зрением стало плохо.

— Сердитая ты какая с утра пораньше, Алиса. Переволновалась за меня? Или ты поругаться хочешь, если так, давай поругаемся. Тем более, я как раз из-за тебя не спала и вот чем кончилось.

— Это как?..

— Я всё думала. О Юкари и о твоих словах.

Юкари замерла.

Алиса выражения лица не изменила, но многозначительно перевела на меня взгляд.

— И как, надумала что-нибудь? Решила, как должна поступить ради Юкари, если ты настоящая подруга?

— Да…

Кивнув, я повернулась к Юкари и сказала:

— Всё-таки я не хочу, чтобы ты уезжала.

— Э? — Э-э?

Глядя на сбитых с толку Юкари и Алису, я подумала:

…Да, может, я и не в силах уберечь Юкари с её особенным даром.

Ни от какой-нибудь организации, ни даже от самого мира.

Тем не менее —

— Разумеется, я уважаю волю Юкари. На всякий случай скажу: как бы Юкари не решила — мы подруги. Это не поменяется.

…И всё же я не хочу, чтобы она уезжала.

…Мы ещё дети, и если взрослым понадобится… нас в любом случае могут когда-нибудь разлучить. Но как раз поэтому, пока выбор есть — я и не хочу, чтобы ты переводилась. Если в моих силах что-то ради этого сделать, я сделаю. Постараюсь. Вот что я думаю, положа руку на сердце.

— …Ну так и что? — спросила Алиса вызывающе, — Что же ты будешь делать, если Юкари из-за тебя попадёт в беду?

Не тушуясь, я посмотрела на неё.

— …Да. Я знаю, что такая вероятность есть. Поэтому я Юкари не заставляю. Но я бы хотела рискнуть. Это моя собственная прихоть, и пусть я из-за Юкари попаду в неприятности, пусть мне будет грозить опасность. Я к этому готова. Но и Юкари может грозить опасность из-за меня —

Так что я хочу, чтобы и Юкари была к этому готова. К тому, что это возможно. Так же, как готова я.

Хочу, чтобы она всё равно осталась со мной — с нами. Чтоб мы встречали беду плечом к плечу.

Вот какого решения я жду от Юкари.

Конечно, если Юкари не хочет брать на себя такую ответственность, я не буду настаивать…

— …Гаку-тян…

Перебив открывшую было рот Юкари, Алиса раздражённо вздохнула:

— Так говорить стыдно, Хато. Своими словами ты вынуждаешь Юкари доказывать тебе свою дружбу. Разве настоящие друзья проверяют друг друга? И ты ещё гордишься тем, что её подруга?

— Горжусь.

— Обыватели!.. Юкари, подумай спокойно. Друзьями зовут тех, кого правда волнует твоё благополучие. Настоящий друг с радостью благословил бы твой отъезд. Если она этого не может, если она в первую очередь думает о себе, какой она тебе друг? Использует тебя, а потом наверняка предаст и отречётся! Как ни крути, между нами, гениями, и ими, обывателями, широкая и глубокая пропасть и рано или поздно все они непременно…

Я скептически поджала губу и глядя на Юкари, сказала начавшей было разглагольствовать Алисе:

— Так проверь?

Алиса застыла как каменная и со скрипом повернула голову:

— ……А? Что… проверить?

— Ну, попробуй для проверки начать дружить со мной? А?

— …А?

— Просто станем обычными подругами. Тогда тебе станет ясно, вру я или не вру. Можем ли мы дружить или нет. Так?

Алиса совершенно окаменела, а я подначивала её дальше:

— Или ты боишься? Мне-то не страшно.

— Чё-чё-чё-чё ты несёшь! За словами следи, обыватель! Я никогда и ничего не боюсь!

— Правда? То есть, ты со мной дружишь? Ура!

— Да нет, я… ну… конечно, ты только отчасти обыватель — нет! Обывателям я не верю! Как вам можно верить!..

— Говорю же тебе, не верь, возьми и проверь. Наука — это метод проб и ошибок, так? И вообще, ну предам я тебя, и что тебе сделаю? Всё-таки ты меня боишься?

— И бояться не боюсь, и даже глазом не моргну, что бы такая как ты мне не сделала!

— Ну а тогда…

Я протянула руку, и Юкари тоже поддержала меня: «Правильно!»

— Алиса-тян! Я тоже тебя прошу! Раз ты дружишь со мной, подружись и с Гаку-тян! Ты же даже не пробовала! Пожалуйста…

…Если ты ко мне хорошо относишься, пусть и моя лучшая подруга тебе понравится…

Некоторое время Алиса смотрела прищурившись, недовольно гудела себе под нос и сердито взирала на протянутую ей руку.

Наконец, тяжело вздохнув, сказала:

— …Ну раз Юкари так просит… раз настаивает… так и быть. Давай проверим. Но только для того, чтобы соблюсти приличия перед Юкари.

Шурх, — она сжала кончики пальцев моей вытянутой руки.

Не теряя ни секунды, я вытянула другую руку, обхватила её маленькие пальчики и крепко пожала Алисе ладонь.

— Вот и хорошо, значит, с сегодняшнего дня мы подруги! Очень приятно!

— Т-т-ты только не воображай! Я просто решила сорвать с тебя маску и показать Юкари, кто ты на самом деле!

Я глянула в сторону школы, но Нанами там уже не было.

Вздохнув, я обратилась к Алисе и Юкари:

— Ну что ж, пошли тогда в школу, Юкари, Алиса?

— Чего это ты вдруг без «-сан», что за фамильярность, обыватель?!

— …По-моему, я всегда так обращалась? Иностранка!

…Вот как всё оказалось просто.

Взяв другой рукой за ручку Юкари, Алиса краснела, но не пыталась вырвать свою ладонь из моей. Глядя на неё, я улыбнулась и подумала.

Точно; если сил не хватает, можно просить помощи.

А когда кажется, что помощь нужна другому, можно самой протянуть руку.

Можно встретиться и начать всё заново.

Я шла довольно кружным путём, но теперь оглядываясь, кажется — он пролетел во мгновение ока…

— …Кстати, вы обе знаете принцип Ферма? Тэндзё мне рассказывала —

— Ва, ва, фе- ферма?

— Конечно, знаем, мы же гении. Принцип Ферма, это, если в двух словах…

Путь, который указывает свет.

(1) Производное или эмержентное явление (emergent phenomenon) — это закон, который возникает как следствие какого-то другого закона уровнем ниже.

Например, волны на воде — это производное явление законов электромагнетизма и гравитации. Отдельного «закона волн» в природе нет, он неизбежно возникает из притяжения земли и притяжения частиц воды между собой.

Нанами то говорит, что квалия «не эмержентное явление», т.е. самостоятельное явление, никак не вытекающее из других законов природы (и совершенно правильно), то — рассказывая о чём-то ещё — неаккуратно выбирает слова и говорит, что квалия «возникает» из цвета или вкуса, путая Хато.

(2) Прежде имя Нанами писалось иероглифами «семь» (нана) и «красивый» (ми), в псевдониме же второй иероглиф — «море» (в этом имени читается так же). Сценические имена нужны в частности для того, чтобы сделать имя более выделяющимся и узнаваемым.

(3) В японском языке есть несколько стилей речи, которые отличаются иногда незначительно, а иногда и существенно. За рубежом обычно первым преподают формальный вежливый стиль, от которого несложно перейти к разговорному.

(4) В каждой из 47 префектур Японии есть полицейское управление, причём токийское носит особое название «столичное». Ими управляет государственное полицейское управление, оно на уровень выше.

(5) Конец учебного и календарного года.

(6) Хато — фамилия героини — пишется почти так же, как «хадо:» — «волна» в физике, «распространение волны», Манабу же, имя — это глагол «учить».

(7) О-бон— летний японский трёхдневный фестиваль, празднуется по всей стране, в августе или июле (в разных местах).

(8) «Бизнес-леди выбирают» — довольно частая формула в заголовках.