Лакей Богов (Новелла) - 1 Глава
Хотя Ёсихико родился и вырос в Киото, городе, богатом на историю, храмы и монастыри, разницу между храмом и монастырём он смог осмыслить лишь в старшей школе.
— Этому ведь учат в младших классах, разве ты не знаешь? — удивился Фудзинами Котаро, с которым они учились вместе с первого класса, а затем объяснил: — Монастыри буддистские, храмы синтоистские. Соответственно и молятся: в монастырях — буддам, в храмах — богам. Что такое «будда» — вопрос запутанный, но если в двух словах, то это слово обозначает много кого, и будды совсем не похожи на японских богов.
Будучи наследником одного довольно крупного сельского храма, он часто говорил с Ёсихико о таких вещах. Разумеется, он рассказывал о почитаемых богах, но также и об исторических зданиях, о глубоком смысле того гравия, которым посыпают территорию храмов, или о том, что красные хакама*, которые носят храмовые жрицы, порой оказываются простыми юбками.
— А ещё в крупных храмах на случай больших толп, обступающих короб для подаяний, под ним проходит конвейерная лента, поэтому есть немалая вероятность, что все твои пожертвования будут автоматически собраны в кучу.
Благодаря таким рассказам Ёсихико словно заглядывал в незнакомый ему мир, поэтому любил слушать этого человека, в котором искренние молитвы у алтаря сочетались с характерными для наследника храма сюрреалистичными мыслями.
После окончания школы Ёсихико, с младших классов игравший в бейсбол, поступил в университет, служащий домом для одной весьма известной команды, а Котаро отправился учиться в Токио, на специальное отделение, где готовят жрецов Синто. Однако они поддерживали дружбу: иногда Котаро приезжал домой, и тогда они вместе обедали, а во время каникул вдвоём куда-нибудь ездили. Даже сейчас, когда оба разменяли третий десяток, ничего не изменилось. Окончив университет, Котаро стал полноправным жрецом, однако вместо того, чтобы вернуться в семейное святилище, устроился послушником в храм Онуси недалеко от дома Ёсихико, и они снова начали видеться почти каждый день, как в школьные времена.
Стояло начало сентября. С утра, по пути на работу, Ёсихико зашёл в храм Онуси, прошёл мимо главного здания, около которого собралось несколько прихожан, по дороге, заведшей его на крутой холм, и помолился перед святилищем, которое называли Дайтенкю.
Из-за того, что это святилище не основное, люди сюда особо не заглядывали, а кроме того, оно посвящалось сразу всем восьми миллионам богов неба и земли, так что у посетителя не было особой причины приходить для молитвы именно сюда. Просто когда-то это святилище часто посещал его дед, и Ёсихико шёл по стопам предка. Однако Ёсихико жил не в семье прихожан и даже не имел домашнего алтаря, а привычку молиться, сложив перед собой руки, приобрёл под влиянием Котаро и деда. На Новый Год или перед экзаменами, или когда кто-то заболевал, он просил богов о помощи, но в отличие от Котаро, искренне верящего в сверхъестественное и честно работающего в храме, для Ёсихико боги оставались лишь способом утешиться.
— …Простите за то, что я в тот раз пожелал, не подумав…
Вместе с этими словами он, как учил его дед, сделал два поклона, дважды хлопнул в ладоши и поклонился ещё раз. Хоть где-то на задворках сознания Ёсихико и казалось, что он занимается какими-то глупостями, парень вздохнул с облегчением от того, что исполнил задуманное. Как бы там ни было, просьба о прощении — это просто хорошие манеры, пусть даже и не существует богов, способных эту просьбу услышать.
— О, уважаемый послушник, хорошо работаете.
После посещения Дайтенкю, Ёсихико спустился по длинной лестнице под аккомпанемент сверчащих цикад и освещаемый напоминавшим о лете солнцем. Возле павильона для омовений ему на глаза попался работавший метлой Котаро, которого он по пути в святилище не видел.
— …Слушай, тебя мой сегодняшний вид совсем ни на какие мысли не наводит?
Ответив на шутливые слова Ёсихико, Котаро, не выпуская из рук метлы, обернулся и с недовольным видом посмотрел на собеседника.
— Э? А что, должен был навести? Мне влюбиться следует?
— Я имею в виду, посмотри на мою одежду и подумай, не хочешь ли чего-нибудь сказать.
По длинной лестнице, заставленной с обеих сторон красными фонарями, медленно спускалась группа похожих на туристов людей с фотоаппаратами. Прячась от их взглядов, Котаро затащил Ёсихико за павильон.
Храм Онуси, построенный у западного подножия горы Онуси — старинный комплекс, основанный в середине эпохи Хэйан *. Здесь есть красивые ворота и коридоры, выкрашенные красным лаком, а на территории также расположены несколько меньших святилищ. О святынях же главного храма говорят, что их привезли из самого Великого Храма Касуга в Наре. Во многих путеводителях комплекс помечен как достопримечательность, и здесь даже в будние дни немало посетителей.
— По-моему у тебя такая же одежда как и вс…
Но тут Ёсихико ещё раз посмотрел на Котаро и замолк на полуслове.
Если раньше его друг носил характерный для служителей храма светлый костюм из белого халата и простой хакама, то сейчас на нём хакама другого цвета. Ещё вчера она, как и халат, была белой, но сегодня — цвета морской волны.
Добившись, наконец, реакции от Ёсихико, Котаро довольно улыбнулся.
— Я больше не послушник, а гоннеги*. Больше не ученик, а полноценный служитель храма. Жрец. Понял?
— Так это… тебя повысили, что ли? — осторожно поинтересовался Ёсихико, и Котаро утвердительно кивнул.
Совсем скоро после того, как этот статный красноречивый мужчина, ростом выше 175 сантиметров, с коротко стриженными приятными на вид чёрными волосами и обаятельной улыбкой поступил сюда на службу, он снискал огромную популярность среди тётушек и замужних женщин окрестных религиозных семей. Говорили, что о нём хорошо отзывается главный жрец, затем это мнение разделили и остальные служители, а также подрабатывающие здесь жрицы; и в итоге о Котаро заговорили как о подающем надежды новичке. С учётом того, что рост Ёсихико не дотягивал и до 170 см, а его непримечательный внешний вид словно создан оттенять привлекательность Котаро, и в отличие от своего талантливого друга Ёсихико демонстрировал успехи лишь в бейсболе, игнорировать новость о повышении он не мог.
— К-как? Как ты это сделал? У тебя связи есть?
Хоть они и находились в городской черте, но вдали от центра и суеты. Тем не менее, стрёкот не знавших устали цикад раздавался на всей территории храма. От дуновений ветра шелестела листва, сквозь которую пробивалось солнце, а отчего-то взбудоражившийся Ёсихико схватил Котаро за рукав. Что до него самого, то в прошлом году он сразу после выпуска устроился в одну фирму, но уволился уже через полгода и лишь весной наконец-то нашёл подработку, чтобы сводить концы с концами. Семья постоянно одаривает его холодными взглядами, он проводит все дни в чтении журналов с вакансиями, хватаясь за голову, а его друг уже делает карьеру?
— Не оскорбляй меня. Поскольку я закончил университет, то с самого начала был кандидатом в гоннеги. Я просто проходил практическое обучение.
Ёсихико убрал руку, и Котаро поправил воротник. Лишь сейчас Ёсихико заметил: если раньше Котаро носил достаточно старые вещи и постоянно бурчал, что с этим ничего не поделаешь, то теперь его костюм выглядел очень даже ничего.
— Н-но ведь ты всё это время только и делал, что бил в барабаны и играл на флейте!
— Занятия кагурой*.
— Играл с песком на пустошах…
— Церемония освящения земли.
— И с самого утра заговаривал зубы красивым женщинам!
— А это работа, — непринуждённо ответил Котаро, и Ёсихико посмотрел на него с подозрением.
— С какой стати жрец должен трепаться с женщинами? — с сомнением в голосе спросил Ёсихико, и Котаро протяжно вздохнул.
— Послушай, люди в храме работают, поэтому им следует платить, логично? К тому же здания надо ремонтировать, амулеты и талисманы обновлять, а ещё в году есть не один фестиваль, к которому надо готовиться, и все эти вещи требуют ресурсов.
— Р-ресурсов?..
Котаро сложил пальцы в кольцо, намекая на деньги, чем вызвал недоумённый взгляд Ёсихико. Жрец на его глазах вдруг стал похож на сборщика долгов.
— По этой причине важная часть работы в храме — поддержание отношений с семьями, которые жертвуют нам деньги, и беседы с компаниями-спонсорами, — объяснил Котаро с серьёзным лицом, сложив руки на груди.
Ёсихико смотрел на него ошарашенно. Ему всегда казалось, что друг немного не от мира сего, но, похоже, жизнь закалила его характер.
— Ёсихико, богов нужно уважать и бояться. Их нельзя почитать беспечно. Но есть и не менее важная работа.
Пробивавшееся из-за спины друга поистине летнее солнце слепило глаза. Ёсихико вскинул руку, защищая их, а Котаро объявил:
— Управление храмом — тоже бизнес.
Не выдержав головокружения, Ёсихико закрыл глаза.
— …С тех пор, как я познакомился с тобой, мой мысленный образ типичного жреца стал каким-то странным…
— Жрецы тоже люди. Мы не питаемся одним лишь святым духом.
— Это-то так, но…
Наверное, это и есть та самая «подноготная». Тот самый мир, который совершенно непонятен стороннему наблюдателю.
— Кстати, а ты зачем сюда пришел? У тебя ведь сегодня поминальная служба? — вдруг спросил Котаро и обернулся, прекращая мести.
Ёсихико так изумился тому, что его друг запомнил дату — даже на мгновение растерялся.
— А-а, она была вчера. Жрец очень спешил, поэтому мы провели её на день раньше.
Первая годовщина смерти деда прошла без особых происшествий. Хотя семью Ёсихико никак не отнести к набожным буддистам, они, как и большинство японских семей, пригласили жреца на службу и организовали поминки.
— А сегодня я… просто зашёл по пути на работу, — Ёсихико отвёл взгляд и ни слова не сказал о том, что молился у Дайтенкю.
На глаза ему попался бронзовый фонтанчик павильона, из которого вытекала журчащая вода. Из-за неё по каменной чаше без конца бежали волны.
— А, ясно, — буркнул Котаро, явно желавший добавить что-то в духе «вот ведь лентяй», и вновь начал мести.
Затем ему на глаза попались новоприбывшие прихожане, и он дружелюбно поприветствовал их.
***
Закончив работать точно по часам, Ёсихико вышел из офисного здания и протяжно вздохнул. Мимо него прошёл юный коллега со словами «до свидания».
— …До свидания, — угрюмо ответил Ёсихико бодро удаляющейся спине.
На часах нет и шести вечера. Наверняка его коллега, будучи студентом, сейчас идёт куда-нибудь развлекаться. Ёсихико, который поленился даже переодеть белую спецовку, ещё раз вздохнул и побрёл вперёд. Стояла обыкновенная для Киото, расположенного в низине, жаркая и душная погода, от которой плавилось тело. Несмотря на сентябрь, зной никак не ослабевал.
Памятуя о словах матери о том, что «кто не работает — тот не ест», всё ещё находившийся в поиске постоянной работы Ёсихико устроился на полставки уборщиком, и каждый день оказывался в новом месте: то в больнице, то в торговом центре, то в офисном здании. Поначалу Ёсихико это не нравилось, но затем он привык и обнаружил: молчаливая работа автоматической щёткой подходит ему хотя бы потому, что Ёсихико считал слишком тягостным общаться с незнакомыми людьми.
— …Карьера, говорите? — прошептал Ёсихико, волоча обутые в изношенные кроссовки ноги.
Для человека, которому не удаётся даже найти новую работу, это мечта в квадрате.
С младших классов Ёсихико занимался бейсболом, и мечта о выступлении в Косиэне* даже однажды сбылась, когда в старших классах его взяли на третью базу, однако их команда вылетела после первого же матча. После этого он по рекомендации поступил в университет, имеющий бейсбольную команду, а там ему посчастливилось попасться на глаза менеджеру сильного бейсбольного клуба, принадлежащего крупной фирме. Конечно, драматическим такое развитие событий не назовёшь, но до того момента жизнь его шла по плану.
Однако вскоре после вступления в клуб он неудачно столкнулся с товарищем по команде во время тренировки и повредил коленную чашечку, что вынудило его пойти на операцию. К тому же примерно в то же время дела у фирмы пошли неважно, и она приняла безжалостное решение закрыть клуб уже в следующем сезоне.
— Да уж, беда не приходит одна…
Ёсихико вспомнил былое, и правое колено отозвалось тупой зудящей болью.
Он провёл в больнице три дня, а когда выписался с костылями в руках, то обнаружил, что на родном месте ему уже не рады.
Что ещё хуже — после операции ему запретили нагружать колено, поэтому он не мог работать ни на открытом воздухе, ни даже на складе, где требовалось много действовать стоя. Постепенно коллеги начали смотреть на Ёсихико, как на обузу. К тому же изначально его приняли в компанию для игры в бейсбол, а теперь, когда он потерял возможность заниматься этим, то и сам ощущал, насколько тяжело оставаться здесь. В конце концов, уже через полгода он написал заявление по собственному желанию. После увольнения и до весны, когда он начал подрабатывать, Ёсихико жил затворником.
— Наверное, надо попросить Котаро — пусть помолится за выздоровление, — с самоиронией пробормотал Ёсихико.
Последние полгода он, потеряв цель жизни, чувствовал себя вялым. Пусть врачи и говорили ему, что его правое колено уже в порядке, сейчас оно решило напомнить о себе и разболелось. Именно поэтому, хотя Ёсихико и подумывал о полноценной работе, он никак не мог её в деталях представить.
Проехав на поезде и сойдя на ближайшей к дому станции, Ёсихико уже собирался перейти дорогу в сторону дома, как вдруг заметил на лестнице, ведущей в подземный переход, скрючившегося старика, одетого в тёмно-синее кимоно и весьма редкие в наше время традиционные гэта *. Рядом с ним валялся фиолетовый свёрток. На лысой голове виднелись бледно-коричневые пятна. Длинная белая борода подрагивала от тяжёлого дыхания.
Эта картина невольно оживила в голове Ёсихико неприятные воспоминания.
— Вы в порядке?!
В голове Ёсихико пронеслись худшие из возможных вариантов, и он пулей метнулся на помощь. Одновременно с этим его сердце отозвалось тупой болью. Вспомнилась добродушная улыбка деда, которого он больше никогда не встретит.
— Вам вызвать скорую? Вы чем-то больны?
В студенческие времена в рамках политики бейсбольного клуба их в обязательном порядке учили оказывать экстренную помощь. Извлекая полученные когда-то сведения из глубин разума, Ёсихико приподнял старика, проверил его дыхание и убедился, что тот в сознании. Обычно возле станции многолюдно, но поезд только что ушёл, и прохожих поблизости нет, как и никого похожего на сопровождающего.
— У вас боль в груди?
Тело худощавого старика оказалось на удивление лёгким. К счастью он находился в сознании и в ответ принялся с красным лицом царапать горло. Похоже, дело не в груди, а в том, что он не может дышать.
— Что-то в горле застряло?!
«Раз так, то нельзя терять ни секунды». И только Ёсихико пробормотал себе эти слова, как ощутил в груди непередаваемую тревогу. Если он правильно помнит, уже через четыре минуты после начала удушения шансы оживить человека падают вдвое.
Ёсихико немедленно уложил старика животом на свои колени и принялся с силой стучать ему между лопаток. Нет времени вызывать скорую помощь. Если не спасти его здесь и сейчас, жизнь этого дряхлого старика угаснет.
— Прошу вас, держитесь! — воскликнул он старику, продолжая стучать. — Ваша семья непременно расстроится, если вы просто так скончаетесь на улице!.. У вас ведь есть внуки?!
Ёсихико не мог вернуть своего деда. И именно из-за горечи той утраты он считал, что обязан спасти этого старика. У него тоже должна быть семья, которая его ждёт.
— Вот и я вас так просто не отпущу!
С этими словами он нанес очередной удар, и из горла оцепеневшего старика выскочило нечто белое, размером немного меньше кулака, и упало на землю.
— Есть! — воскликнул Ёсихико, и в тот же самый момент старик громко закашлял.
Ёсихико погладил его по спине и с облегчением вздохнул. Судя по тому, что до сих пор старик не мог ни кашлянуть, ни слова сказать, можно считать, задачу Ёсихико выполнил.
— Вы в порядке?
Когда кашель стих, а к лицу старика вернулся нормальный цвет, Ёсихико обратился к нему и поддержал рукой.
Старик неторопливо поднялся, вытер рот и посмотрел в небо.
— Ох, я уж думал, помру! — бодрым голосом отозвался он. — Решил, раз уж я тут, надо бы купить «молодых» бобовых моти *, но что-то я их в спешке переел.
Постучав по лысой голове, старик повернулся к Ёсихико.
— Всё-таки не стоит пенсионеру-отшельнику забываться и есть на ходу. Если б ты не проходил мимо, тут бы я и окочурился. Спасибо, ты меня спас.
Пожав руку Ёсихико, старик низко поклонился. Стоя лицом к лицу со стариком, Ёсихико заметил, что выглядит тот весьма обаятельно, несмотря на низкий рост. Особенно помогают морщинки возле глаз, которые сразу располагают к себе.
— А, это ничего… самое главное, что обошлось.
Ёсихико почесал голову, удивляясь тому, как весело разговаривал старик, ещё недавно корчившийся у земли. Как бы там ни было, опасность миновала, и это радовало. Конечно, этот старик — лишь незнакомец, встреченный по чистой случайности, но на душе Ёсихико всё равно стало легче от того, что удалось спасти человека. Это же с какой скоростью нужно есть моти, чтобы тот умудрился застрять в горле?
— Видимо, моти любят за что-то цепляться…
— Вот именно. В этот раз это целиком и полностью моя ошибка. Прошу прощения.
Старик вновь поклонился, и Ёсихико поспешил одёрнуть его:
— А нет, я вовсе не прошу вас об извинениях! Просто хотел попросить вас впредь есть осторожнее… думаю, ваша семья тоже беспокоится…
Посреди своей речи Ёсихико понял, что наверняка выглядит как юнец, который лезет не в своё дело. Поэтому он тут же начал говорить тише и медленнее. Старик же заметил это и вдруг добродушно прищурился:
— Вижу, Тосимасу воспитал хорошего внука.
Тихий голос старика вынудил Ёсихико тут же поднять взгляд.
— Э? Вы знаете моего дедушку?
Так звали его деда, скончавшегося год назад.
— Ага, я очень хорошо его знал.
— Вы… его друг?
— Ну, что-то вроде того. Старый знакомый.
Старик с довольным видом кивнул, а затем вдруг поднял упавший на землю свёрток и выудил из него зелёный блокнот со страницами чуть больше книжных.
— У меня к тебе дело есть. Я хотел передать тебе это.
С этими словами он протянул блокнот. Тот оказался сделан из сложенной гармошкой и скреплённой японской бумаги *, что указывало на солидный возраст, и с довольно грязной обложкой.
— Что это?.. — спросил сомневающийся Ёсихико, и старик опустил добродушный взгляд на блокнот.
— Вещь, которую доверил мне Тосимасу. Много чего произошло, и в конце концов мы сошлись на том, что её надо отдать его внуку.
Ёсихико не очень понял эти слова. Если дед доверил ему эту вещь, значит, изначально она принадлежала деду?
— Уверен, ты замечательно сгодишься на эту роль. Остальное тебе объяснит лис.
Пока Ёсихико недоумевал от неожиданного подарка, старик с почему-то сияющим лицом сказал эти слова, затем вдруг попрощался, развернулся и пошёл.
— Э… а… постойте! — бросил Ёсихико вслед одетой в синее кимоно спине, но старик шёл на удивление быстро и не стал оборачиваться. — П-подождите, пожалуйста! Скажите хотя бы ваше имя…
Следуя за стариком, он зашёл за угол здания, после чего изумлённо замер на месте.
— Э…
Кимоно старика только что было прямо перед ним, но бесследно исчезло за какие-то мгновения. Перед глазами простирались лишь привычные жилые кварталы. Он сбежал в какой-то переулок?
— …Какой-то одноклассник или однокурсник деда?
Судя по его возрасту, это весьма вероятно, но кто он — всё ещё неясно.
Ёсихико ненадолго растерялся, но понял, что вернуть блокнот не получится, и вздохнул. Как бы ему ни хотелось отдать его, хозяин уже куда-то исчез.
Обложка блокнота отделана весьма изысканной и неплохо изготовленной тканью, которая под разными углами казалась то бирюзовой, то салатовой. Ёсихико заглянул внутрь и увидел, что треть страниц уже исписана.
— …Что это?
На каждом листе чернело по строчке текста, написанного кистью, и поверх которого красовалась кропотливо оформленная красная печать. Однако ни одно из слов, написанных на страницах — «Синацухико-но-ками», «Аменокухидзамоти-но-ками», «Хинатеринукатабитиоикотини-но-ками» и так далее — Ёсихико не узнал, и они казались ему похожими на шифровку.
— Ни единого слова не понимаю…
Слова напоминали мешанину иероглифов, и их прочтение не вносило никакой ясности. Предполагая, что это какие-то имена или же нечто вроде древнего иероглифического письма, Ёсихико с кислым лицом листал страницы. Когда он пролистал где-то треть, начались чистые листы, ослепляющие своей белизной.
Ёсихико закрыл блокнот и вздохнул. Все эти наборы заковыристых иероглифов никак не объясняли ему смысл блокнота. Почему у его деда была такая вещь?
— Пойду-ка домой…
Подумав о том, что кто-то из родных может опознать блокнот, Ёсихико растворился в толпе идущих с работы людей и направился к дому.