Лакей Богов (Новелла) - 2 Глава
Хитокотонуси-но-оками — бог, имя которого упоминается в последнем томе «Записок о делах древности» [✱]«Записки о делах древности» — основная священная книга синтоистского троекнижия, является сборником древнейших мифов и песен, а также содержит историческую хронику.. По словам Когане, в своё время этот бог поставил на колени даже 21-го императора, Юряку [✱]Юряку — 21-й император династии Ямато, правил с 456 по 479 гг. н.э., заслужившего славу ужасного тирана за многочисленные казни. А пристанище Хитокотонуси нашёл у юго-западного подножья горы Яматокацураги.
После того, как им удалось без особых приключений добраться до станции старого дворца, Ёсихико немедленно побежал на автобус, объезжающий всевозможные общественные заведения округи. Судя по карте на смартфоне, от станции до храма весьма далеко, а с учётом того, что он с трудом расстался с деньгами, когда садился на поезд, на такси бы Ёсихико точно не решился. Поэтому ему пришлось поспешить, чтобы не опоздать на автобус, который ходит лишь три раза в день.
— Святилище Хитокотонуси к юго-востоку отсюда. Человек дошёл бы до него минут за 50. Если у тебя нет денег на проезд, мог бы и пройтись, — недовольно заявил Когане, входя в автобус вслед за Ёсихико.
— Будто кому-то понравится идти 50 минут. Да и колено у меня больное.
— Какой же ты хилый. Вряд ли ты осилишь многодневный переход через гору.
— Не соизволит ли застрявший в прошлом лис помолчать?
— Ты смеешь называть бога застрявшим в прошлом лисом?!
— Так ведь ты ещё совсем недавно считал, что не могут поезда двигаться быстрее лошадей.
Пока Ёсихико и Когане спорили, автобус, проезжавший мимо больницы, центра социальной защиты пенсионеров и муниципальной администрации, заполнился практически полностью. Все пассажиры оказались людьми пожилыми, и воздух даже наполнился запахом лекарств. Прозвучал предупреждающий звук, двери закрылись, и автобус неспешно тронулся.
Автобус проехал жилые кварталы, а затем начал подниматься по пологому склону, и у Когане вновь заблестели глаза. Он припал к окну настолько близко, что его чёрный нос едва не касался стекла. Похоже, проплывающий за окном пейзаж приходился лису в диковинку.
По пути автобус сделал ещё несколько остановок, на каждой из которых заходила ещё пара стариков. Все они вели себя так, словно знали даже то, на какое место сядут. Эта умиротворённая сельская картина заставила Ёсихико неожиданно опомниться.
— Боже мой, и чем я только занимаюсь…
Разве может он сейчас заглядываться на будни пенсионеров?
Общество, спокойно принявшее к себе одноклассников Ёсихико, отвергло его, и жизнь день за днём проходила мимо него. В их вчерашней перепалке с Котаро виноват лишь яд, порождённый самим Ёсихико. Лишь результат того, что за год, прошедший с заявления об увольнении, он так и не нашёл в себе сил куда-либо продвинуться.
Ёсихико невольно положил правую ладонь на колено.
Он до сих пор вспоминал слова, брошенные другу, когда тот предложил свои советы. Уж не сказал ли Ёсихико ему, что тот ничего не понимает, потому, что на самом деле пытался защитить себя мыслью о том, что Котаро неправ? С какой стати он наговорил такие слова единственному, без преувеличения, человеку, понимавшему его? Возможно, виновато чувство зависти, возникшее в Ёсихико от того, что его товарищ уверенно продвигался по жизненному пути. Хотя, наверняка вина всё-таки заключена в самом Ёсихико. Сколько бы он ни пытался оправдываться и сетовать на правое колено, но продолжал торчать на дне мерзкого болота и завидовать тем, кто дышит воздухом.
— Какой же я никчёмный… — беззвучно обронил Ёсихико.
Возможно, Котаро беспокоится о Ёсихико не так сильно, как он сам. Но, тем не менее, Ёсихико всё равно страдал из-за того, что дал своим чувствам волю и позволил себе произнести те слова. У него было столько шансов исправить ситуацию, но какая-то необъяснимая гордость встала на его пути, и опоздавшие извинения прозвучали вслед Котаро уже после того, как тот покинул дом. Почему-то привычные и знакомые слова вдруг застряли в горле так крепко, что вызывали удушье.
— Болит? — вдруг донёсся голос откуда-то сбоку, и Ёсихико после небольшой паузы опомнился.
Он повернулся на голос и увидел женщину лет семидесяти, сидевшую возле него и участливо глядевшую на правое колено Ёсихико, на котором лежала его ладонь.
— А, нет, иногда побаливает, но ничего страшного. Руку класть — просто привычка.
Видимо, в какой-то момент он невольно напряг покоившуюся на колене руку. Ёсихико замотал головой, а старушка в ответ улыбнулась.
— Просто у тебя такое напряжённое лицо было, что я подумала, видать, сильно болит. У меня самой недавно колено болело. Хрящ?
— Нет, у меня коленная чашечка.
Ёсихико натянуто улыбнулся. Пусть его недуг и связан с коленом, но это не изношенные старческие хрящи в суставах.
— А-а, точно, ты ведь ещё молодой. Как неудобно-то, я подумала, что ты как я, — старушка повела плечами, достала из сумки леденец со сливовым вкусом и протянула его Ёсихико. — Не обижайся, что я тебя случайно за кого-то своего возраста приняла.
— Да что вы, всё нормально. Я не обиделся.
Но, несмотря на спешный ответ Ёсихико, старушка едва не насильно всучила ему леденец, так что пришлось её поблагодарить. Можно сказать, они с ней товарищи по больным коленям. Может, у их боли разные причины, но если она схожа, то на ошибку обижаться незачем.
— Я всю жизнь такой была. Вроде хоть немного бы подумать, и всё станет ясно, но слова нет-нет да выскочат. Я и с невесткой столько раз ругалась из-за не к месту сказанного, — шутливо оправдалась старушка, и Ёсихико невольно улыбнулся.
— …Ага, и я помню некоторые слова, которые лучше бы не говорил, — он выглянул за окно, ощущая, как покачивается от автобусной тряски. — Наверное, все допускают такие ошибки…
От таких слов старушка расплылась в улыбке, достала ещё один леденец и положила себе в рот.
— И правда. Пожалуй, каждый человек в своей жизни хоть раз-два, но ошибается. А уж я — столько, что по одной руке не сосчитать, — старушка непринуждённо улыбнулась и продолжила: — И всё же мне нравится разговаривать. От бесед мне словно становится лучше. Может, язык мой — и враг мой, но ведь бывает и такое, что слова придают кому-то сил, не так ли?
Ёсихико бросил ещё один взгляд на свою соседку. У неё коротко стриженные седые волосы, темно-синий кардиган и улыбающееся морщинистое лицо, сразу располагающее к себе.
— Иногда словом можно спасти человека или заставить его осознать нечто важное. Пусть сказанного и не вернуть, но можно попытаться снова, и искренняя речь обязательно достигнет цели. Поэтому молчать и делать страдальческий вид неправильно.
От её слов на лице Ёсихико сама собой появилась улыбка. «Можно попытаться снова, и искренняя речь обязательно достигнет цели». Возможно, это действительно так. И возможно, для него самого эта речь — слова извинений, которые он должен принести Котаро.
— Спасибо, — сказал Ёсихико старушке, развернул обёртку леденца и положил его на язык.
Во рту растёкся умеренный кисло-сладкий сливовый вкус. И почему-то одного его хватило, чтобы Ёсихико стало легче на душе.
— Вкусные, правда? Я их всегда в сумочке держу, иначе на душе неспокойно. Из-за этого я постоянно закупаю их впрок, и на днях мой сынок…
С этих слов начались скучные старушечьи истории. Ёсихико слушал их вполуха, раскачиваясь вместе с автобусом. Он предвидел, что их разговор закончится именно этим, но не считал, что это так уж плохо. Когане, продолжавший смотреть за окно, иногда раздражённо дёргал правым ухом, но Ёсихико твёрдо решил, что не будет обращать на него внимание.
— Так у нас, оказывается, редкий гость? А я уже успела удивиться тому, как переполошились духи горы.
Попрощавшись со старушкой и сойдя с автобуса, они пошли по узенькой улочке Кацураги и уже скоро добрались до каменных торий. После них дорогу вскоре перегородил конный камень[✱]Камень, перед которым необходимо спешиться., сообщавший о начале священной территории. За ним началась мощёная тропа, обставленная с обеих сторон фонариками и упиравшаяся в лестницу, которая вела к храму, посвящённому Хитокотонуси.
— Этот прекрасный золотистый облик — собственность Хоидзина из Киото, не так ли? Что привело вас сюда сегодня, да ещё и в компании с человеком?
На территории храма их встретила молодая девушка в одеяниях шафранового цвета. Она отличалась роскошными черными волосами, доходящими почти до самой земли, нежной бледной кожа и мягкой улыбкой. Она выглядела примерно на 20 лет, и она казалась прекрасной настолько, что Ёсихико несколько мгновений не мог отвести от неё глаз. Он даже едва не подивился тому, каких только людей не бывает, но на самом деле вряд ли сегодня можно встретить человека, настолько соответствующего обликом эпохе Хэйан. Совсем недавно мимо прошли несколько прихожан, но в сторону девушки даже не посмотрели. А значит, они её не видят. Выходит, это она — Хитокотонуси?
— Этот человек — временный лакей, получивший молитвенник от всевышних богов. Последним он выполнял мой заказ, но я остался недоволен и поэтому хожу вместе с ним.
Ёсихико бросил кислый взгляд на поднявшего голову Когане. Конечно, Когане следовало поблагодарить за то, что он представил Ёсихико, но для бога он все равно на удивление упёртый.
— «Молитвенник», давненько я не слышала этого слова. Пожалуй, в последний раз я слышала его в эпоху, когда люди только начали ходить без причёсок [✱]Возможно, она имеет в виду 10 век — вторую половину эпоху Хэйан, когда японские правители стремились к максимальной независимости от Китая, в том числе в культуре, и это нашло отражение в повседневной моде: в противоположность китайской традиции закалывать волосы и собирать их в пучки, японцы стали ходить с распущенными прядями.. Но эта узда на шее — действительно символ лакея, — проговорила девушка, смотря куда-то вдаль, а затем вновь повернулась к Ёсихико и Когане. — Простите, что ещё не представилась. Я — сородич обитающего здесь Хитокотонуси-но-оками, зовут меня Окё.
— Э? Сородич? — спросил Ёсихико у низко поклонившейся девушки.
К счастью, сегодня, в будний день, посетителей в храме так мало, что даже за прилавком никого нет. Тем не менее, Ёсихико и вправду думал, что перед ним — богиня.
— Да. Я служу ему уже где-то 1200 лет. Настоящая я — там.
С этими словами Окё указала на огромное дерево гинкго, росшее за бамбуковой изгородью. Его ствол опутывали канаты, а само оно напоминало огромную руку, протянутую к небесам. Даже ветви его выглядели толще, чем стволы многих деревьев, растущих на улицах. Со всех сторон его поддерживали крепкие бревна, приставленные, словно стремянки.
— «Настоящая я»?.. — Ёсихико ошеломлённо смотрел на крону огромного дерева.
Если он правильно помнил, такие деревья считаются священными.
— Так ты — дух гинкго? — спросил Когане, щурясь от вида шелестящей зелёной листвы.
Пожалуй, уже через месяц она украсит дерево великолепным осенним золотом.
— Да. Я была никчёмна во всем, но Хитокотонуси наградил меня своим вниманием.
Ёсихико изумлённо смотрел то на Окё, то на святое гинкго — те стояли ровно, словно вытянувшись по струнке. Стоило ему привыкнуть к говорящему лису, как теперь появляется дух дерева? Ёсихико вздохнул, пытаясь успокоиться, а затем вдруг обратил внимание на табличку возле дерева, дававшую краткую справку о возрасте дерева и о гинкго в целом.
— Меня называют Когане. А этот человек — Ёсихико.
— А, да, я Хагивара Ёсихико, — услышав, как его представили, пока он разглядывал табличку, Ёсихико спешно поклонился.
— Мы пришли сюда не просто так. В молитвеннике всплыло имя Хитокотонуси. Как мы понимаем, что-то беспокоит его до такой степени, что высшие боги… — начал Когане, а затем опомнился, запнулся и недовольно посмотрел на Ёсихико. — Почему я должен все это рассказывать?! Молитвенник ведь выбрал тебя, не так ли? Вот ты и объясняй.
— Ты первый начал, а теперь злишься…
— Это потому, что ты такой медленный! Ты вообще понимаешь свои обязанности как лакея?!
Когане постучал лапой по ноге Ёсихико, и тот повернулся к Окё, но продолжать начатое не решался. Возможно, сказывалось воспитание в мужской секции, но говорить с девушкой при первой встрече Ёсихико умел плохо. А поскольку Окё настолько прекрасна, беспокойство становилось ещё сильнее. Возможно, ему было бы проще говорить с ней, останься она деревом.
— Ну-у, в целом он уже всё сказал, так что если вам что-нибудь нужно…
Если бы заказ включал в себя что-то на уровне подметания территории, он бы с радостью за него взялся.
Но его надежды не оправдались, поскольку Окё тут же прикрыла готовое расплакаться лицо рукавом кимоно.
— …Как же так получилось? Похоже, высшие боги действительно видят всё насквозь…
В воздухе отчётливо запахло чем-то, от чего так просто Ёсихико не отделается.
Ёсихико закрыл глаза, словно надеясь сбежать от реальности. Если подумать, то первый заказ, который поручил ему Когане, состоял в просьбе пробудить в людях уважение к богам и религиозным фестивалям, а для обычного человека вроде Ёсихико это перебор. Неужели сейчас его попросят о чем-то ещё более впечатляющем?
— Не… неужели люди так себя чувствуют, когда умоляют богов?..
Ёсихико ощутил в груди трепет, но подавил его. Пусть сейчас перед ним богиня, но даже такие слова набьют оскомину, если с ним так будут говорить каждый день.
— На самом деле, я себе уже места не нахожу. У меня никоим образом не получается справиться своими силами. Сейчас мне остаётся лишь страдать…
От этих слов Ёсихико тихонько вздохнул. Сможет ли он справиться с проблемой, которую так отчаянно и безуспешно пыталась решить прислуга бога?
Ёсихико рефлекторно протянул руку к Окё, но та оказалась настолько холодной на ощупь, что он невольно вздрогнул.
— Прошу вас, мастер Ёсихико, спасите Хитокотонуси, моего господина!
И в этот самый момент из сумки, висевшей за спиной Ёсихико, полился свет.
— Э? Это что, окончательный вариант просьбы?
Ёсихико обернулся и посмотрел на свою сумку. Когда он принял заказ Когане, молитвенник светился точно таким же светом. Быстро вытащив его из сумки, Когане увидел, что имя Хикотонуси действительно стало чёрным и отчётливым.
— …И вообще, как это — спасти бога?..
Все ещё пребывая в замешательстве от просьбы, вернее, мольбы Окё, Ёсихико посмотрел на Когане. Разве не у людей монополия спасаться благодаря богам?
— Я так понимаю, у вас какие-то сложные обстоятельства?.. — спросил Когане, качнув хвостом.
Окё прижала готовые пролиться слезы рукавом, а затем вежливо пригласила гостей пройти внутрь молельни.
Ёсихико шёл с изрядным любопытством — не каждый день тебя приглашают зайти внутрь места, на которое обычно смотришь издалека. Несмотря на регулярное посещение храма Онуси, даже там Ёсихико никогда не заходил дальше короба для подаяний. Ёсихико снял обувь, взял её в руку и как раз поднимался по лестнице, почерневшей от долгих лет, как вдруг ему навстречу вышли две прихожанки среднего возраста. Однако, хоть Ёсихико и находился в их поле зрения, они даже не посмотрели в его сторону и продолжили о чем-то беседовать.
— Я поставила барьер перед входом в святилище. Внутри него другие люди вас не увидят, мастер Ёсихико, — пояснила Окё, угадав мысли Ёсихико.
— Ты ещё и такое устроила?
Ёсихико невольно остановился и посмотрел по сторонам. Действительно, в воздухе у самого входа висит тусклая радужная пелена. Наверное, это и есть барьер.
— И даже в землях Кацураги современные люди молятся только о себе? — Когане со вздохом посмотрел в сторону женщин, опустивших по монетке в короб и помолившихся о том, чтобы им повезло в лотерее. — Сила богов изначально проистекает от искренне проводимых божественных фестивалей. Я не понимаю, почему люди считают, что их желания исполнятся, если они бросят монетку и зачитают беспечную молитву.
Когане, как всегда, выразился сурово, а Ёсихико почесал затылок в смешанных чувствах.
— Но разве боги существуют не для того, чтобы исполнять желания? — озвучил Ёсихико наивный вопрос, долгое время не дававший ему покоя.
Каждый человек, заходя в храм, загадывает пару желаний, и Ёсихико никто и никогда не рассказывал, что этим он раздражает богов.
В ответ на его вопрос Окё натянуто улыбнулась и повернулась к нему.
— Небесные боги, земные боги, сородичи, духи… многое определяется разновидностью божества, но, как правило, все они отвечают на масштабные молитвы, вроде просьб об урожае или всеобщем процветании, а на индивидуальные мольбы, вроде сдачи экзаменов или любви, практически не откликаются. Если все студенты, посетившие святилище, сдадут экзамен, выйдет очень странная ситуация, не так ли? Мы можем поддерживать людей, но не станем исполнять просьбы, которые происходят от нежелания трудиться.
— А… кажется, я понял…
И правда, если боги начнут исполнять все желания, то у людей пропадёт необходимость работать и трудиться.
— Но с давних времён боги, крепко привязанные к земле, относились к живущим на ней людям, как к своим детям. И когда те часто просили богов об одолжении, многие все же поддавались своим чувствам, — с улыбкой добавила Окё. — На самом деле, в древности владыку Хитокотонуси уважали и почитали, а он отвечал на благородные мольбы людей ниспосланием откровений. До сих пор в этих краях его кличут «почтенный Хитокото» и говорят, что его святилище дарует людям одно желание[✱]Имя «хитокото» означает «одно слово» или «одна сказанная [вещь]», отсюда — «одно желание»..
Окё предупредила о том, чтобы они смотрели под ноги, и пошла вглубь храма.
— Люди — слабые создания. Действительно, многие из них вымаливают что-то для себя, владыка Хитокотонуси всегда говорил, что нет ничего страшного в том, чтобы дать им высказаться.
В полумраке храма тускло горели два огонька. Прямо по центру располагался стол для подношений, на котором стояли вода и рис. Позади него — окно с деревянной рамой, в котором виднелись другие здания. Храм оказался на удивление коротким.
— …И где твой владыка Хитокотонуси?
При всей величественности этого места, бога здесь не ощущалось. Но то неудивительно, ведь внутренности храма совершенно открыты каждому, кто посмотрит за короб для подаяний. В комнате обнаружились несколько щёток, обвешанных листками белой японской бумаги, и украшения, оформленные орнаментом из золотистых молний, но никого божественного не наблюдалось.
— Это молельня. Место, где молятся богу. Самого владыки здесь быть не должно, — Когане посмотрел на Ёсихико взглядом в котором читалось «ты даже этого не знаешь?»
— Тогда где он? — удивился Ёсихико, и Окё указала за стол для подношений.
— Владыка Хитокотонуси находится в главном святилище, вон там.
Окё указала взглядом на окно за столом, и Ёсихико разглядел в нём главное здание, очень похожее на молельню. Во время походов к храму Онуси он никогда не задумывался об этом, но в структуре храмов нетрудно запутаться.
Окё переместилась влево и вошла в узкий проход.
— Владыка Хитокотонуси обладает внушительным доверием жителей этой земли. Но, несмотря на поддержку со стороны жрецов и потомственных прихожан, факт в том, что сейчас он значительно слабее, чем во время встречи с императором Юряку. Сегодня владыке Хитокотонуси тяжело даже ниспослать откровение.
Ёсихико спросил у идущей перед ним опечаленной Окё:
— …Это из-за того, что всё больше людей не принимают участия в божественных фестивалях?..
Если учесть слова Когане, то, вероятнее всего, дело в этом.
Окё обернулась и неловко улыбнулась.
— Богам вовсе не обязательно нужны грандиозные ритуалы. Просто когда-то боги питались силой от людей, что стояли перед их домами, благодарили и рассказывали о том, как счастливы они в своей жизни, — когда Окё сделала паузу, Когане утвердительно кивнул. — Даже после того, как ему стало тяжело посылать откровения, владыка Хитокотонуси каждый день спускался по лестнице и, зная, что его всё равно не услышат, подбадривал словами каждого, кто приходил молиться сюда. Но…
Окё вновь прервалась и опустила взгляд.
— Но последний месяц он безвылазно сидит в главном святилище.
Ёсихико нахмурился так, словно речь шла вовсе не о ком-то другом.
— Другими словами… он… стал затворником?
Пока в голове Ёсихико проносились неоднозначные мысли, Окё открыла деревянную дверь и вышла наружу. Затем она прошла мимо стола для подношений и поднялась по лестнице, ведущей в основное святилище. Здание стояло на склоне горы, а за ним росли такие раскидистые деревья, что полностью скрывали крышу.
Когда Окё поднималась по лестнице, она вдруг запнулась, и Ёсихико тут же подал ей руку.
— Вы в порядке?
Он сделал для себя открытие — даже сородич бога может споткнуться.
— Пожалуй, мне следует быть признательной, — натянуто улыбнулась Окё и прошла оставшиеся ступени.
Ёсихико, шедший вслед за ней, опустил взгляд на руку. Он прикасался к Окё уже второй раз и вновь ощутил исходящий от неё странный холод.
— У уединения Хитокотонуси была какая-то причина? — тихо спросить Когане, поднимаясь по лестнице.
Глаза Окё забегали, словно она пыталась отыскать ими ответ.
— «Аз есмь Бог излагающий, кому скверна и добродетель — глаголы». Когда-то именно такими словами владыка Хитокотонуси представлялся, являясь императору Юряку…
— …Это вообще японский? — растерянно спросил Ёсихико, чем немедленно заслужил пристальный взгляд Когане.
— Это значит, что он бог высказываний, который может одним словом указать на добро и зло. Другими словами, имя этого бога обладало огромным могуществом.
— …Понятно.
Это какой же устрашающий бог ждёт их в глубинах главного святилища? Ёсихико с трепетом проследовал за Окё, открывшей двери, ведущие в заветное здание.
— Когда владыка Хитокотонуси представлялся таким образом, он гордился словами, которые произносил. Но к сегодняшнему дню слова, которыми он подбадривал людей, и которые лились из него, как из рога изобилия, совершенно иссякли.
Окё отворила первые двери. Внутри царил полумрак, особенно по сравнению с молельней. Позади незажжённых лампад обнаружилась маленькая лестница, ведущая к ещё одним дверям. Перед ними стояла пара небольших клейер[✱]Клейера — священное синтоистское дерево, устанавливается в храмах; в помещении обычно вырастает не выше полутора метров в высоту. и круглое зеркало. Похоже, именно за этими дверями и находился Хитокотонуси.
— Стыдно должно быть из-за того уходить в отшельники. Ладно бы о нём беспокоилась лишь сородич Окё, но если его имя всплыло в молитвеннике, значит, о положении дел прознали и высшие боги, — проговорил Когане, сокрушённо качая головой, а затем вдруг резко вскочил на лестницу, прошёл мимо клейер и зеркала и надавил на двери лапой.
— А, эй, Когане!
Разве можно так вести себя, находясь в гостях в чужом святилище? Ёсихико бросился за Когане, но Окё осталась смотреть на них сзади, а Когане успел открыть двери носом.
— Хитокото-но-оками, лакей прибыл. Показывайся, — сказал Когане и двери неспешно отворились.
— …Хм?
И из-за них полился настолько знакомый свет, что Ёсихико застыл на месте.
Прямоугольный источник освещений висел в центре небольшой комнаты. И чем больше глаза Ёсихико привыкали к полумраку, тем отчётливее становилась фигура мальчика, похожего на учащегося средней школы, сидевшая в комнате. Его волосы такие длинные, что доходили бы до плеч, если бы не белая лента из прочной бумаги, собиравшая их у макушки. Одетый в знатное одеяние бледно-зелёного цвета, он сидел перед чайным столиком. Но больше всего внимания привлекало не это.
— Компьютер?..
На голове мальчика держались непропорционально большие наушники, а перед ним находилось нечто, что могло быть только компьютером. Причём не из числа модных нынче компактных неттопов, но с большим чёрным системным блоком, который можно найти только в магазине для энтузиастов. Клавиатура тоже необычной формы, с внушительной подставкой для рук. Компьютер оккупировал почти всю площадь скромного чайного столика. Кроме того, при осмотре комнаты в глаза бросались валяющиеся на полу планшет, смартфон и плеер, а также стоящий в углу ЖК-телевизор диагональю примерно 32 дюйма, перед которым лежали несколько игровых консолей. Помимо всего этого, в комнате нашлись фигурки героинь современных игр, постеры и стопки игровых журналов, из-за которых грань между внутренними покоями святилища и комнатой среднего школьника заметно стиралась.
— Чего надо?
Перед тем, как мальчик увидел посетителей и бросил эти слова, прошло какое-то время — не исключено, что из-за своих огромных наушников он попросту не заметил неожиданно открывшуюся дверь. Однако взгляд его продлился лишь мгновение, после чего вновь уткнулся в экран компьютера. Похоже, он играл в какую-то игру, причём с мышкой и клавиатурой управлялся весьма умело.
— Э-э, — Ёсихико несколько раз моргнул, не веря своим глазам.
Когане же, успевший зайти в комнату, замер с ошарашенным видом, не в силах обронить ни слова.
— Э-э… просто на всякий случай, но это точно?.. — осторожно обратился Ёсихико, и Окё уверенно кивнула.
— Да. Это мой господин, владыка Хитокотонуси.