Легенда о героях Галактики (Новелла) - 4 Глава
Глава 4. Рождение Тринадцатого флота
I
Здание Центра стратегического планирования Союза Свободных Планет находилось в северном полушарии планеты Хайнессен, располагаясь в огромном здании, поднимавшемся на пятьдесят этажей над землёй и на восемьдесят этажей уходившем вглубь. Рядом выстроились здания Штаб-квартиры тыловой службы, Научного центра, Управления космической обороны, Военной академии, а также Центр планетарной обороны. Эти здания образовывали зону, которая была военным центром всего Союза и лежала в ста километрах от столицы, города Хайнессенполиса.
В огромном зале, занимавшем четыре подземных этажа Центра стратегического планирования, вот-вот должна была начаться траурная церемония в память о солдатах, погибших в битве при Астарте. Прошло два дня, после того, как флот, посланный в эту систему, вернулся, потеряв около шестидесяти процентов своей численности.
Стоял яркий солнечный день. Дорожка, ведущая к актовому залу, была забита толпами пришедших на церемонию людей. Присутствовали члены семей погибших, а также правительственные чиновники и военные, в числе которых был и Ян Вэнли.
Отвечая на вопросы людей, то и дело подходивших к нему, он иногда поднимал глаза к чистому голубому небу. Несмотря на то, что он не мог их видеть, коммодор знал, что там, над слоями атмосферы, двигались бесчисленные военные спутники, включая и двенадцать спутников-перехватчиков, формировавших «Ожерелье Артемиды», страшное оружие, являвшееся основой обороны столичной планеты. Военные лидеры Союза часто хвастливо заявляли, что до тех пор, пока у них есть эта система, главная планета Союза Свободных Планет останется неприступной. Каждый раз, слыша это, Ян морщился и вспоминал события из истории, когда большинство крепостей, считавшихся «неприступными», захватывались и уничтожались. Кроме того, он вообще не считал оружие тем предметом, которым стоит хвастаться.
Ян слегка хлопнул себя по щекам обеими руками. После шестидесяти часов напряжённой работы, даже шестнадцати часов сна оказалось недостаточно, чтобы восстановиться. Кроме того, он почти ничего не ел. После концентратов и стимуляторов, необходимых для поддержания организма во время боя и в последовавшей за ним неразберихе, желудок отказывался принимать нормальную пищу, так что Ян ограничился лишь овощным супом, который разогрел для него Юлиан. Он рухнул в постель сразу, как добрался до дома, и отправился на церемонию менее чем через час после вынужденного пробуждения, так что теперь не мог даже вспомнить, сказал ли хоть пару слов мальчику, чьим опекуном не так давно стал.
«Да… Похоже, родитель из меня не получился», – со вздохом подумал Ян.
В это время кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, он увидел контр-адмирала Алекса Кассельна, знакомого ему по Академии, где тот учился на несколько курсов старше.
– Кажется, герой Астарты ещё не до конца проснулся.
– Где вы видите героя?
– Прямо перед собой. Наверное, у вас не было времени ознакомиться с репортажами прессы, но все журналисты в последние дни только о вас и пишут.
– Обо мне? Но я простой офицер, к тому же, мы проиграли битву.
– Всё верно, – кивнул Кассельн. – Флот Союза проиграл битву. И именно поэтому нам сейчас необходим герой. Вот если бы мы победили, такой необходимости не было бы. А так командованию нужно что-то, чем можно отвлечь общественность от общей картины. Вам ли об этом не знать, ведь во времена Эль-Фасиля происходило то же самое.
Такой ироничный тон был характерен для Кассельна. Решительный, среднего роста мужчина тридцати пяти лет, он служил в Центре стратегического планирования, являясь вторым человеком в команде гранд-адмирала Сидни Ситоле и его главным помощником. Пусть ему чаще приходилось работать за столом, чем на фронте, но в организации поставок и борьбе с бюрократией он преуспел как никто другой, благодаря чему солдаты приходилось испытывать меньше тягот, не связанных непосредственно с боевыми действиями. Мало кто сомневался, что в будущем контр-адмирал Кассельн займёт пост начальника штаба тыловой службы.
– А это нормально, что вы здесь? – спросил Ян. – «Главный помощник» ведь на деле означает «мальчик на побегушках». Разве вы не должны быть всё время заняты в такой день?
В ответ на эту лёгкую контратаку талантливый военный бюрократ лишь тонко улыбнулся.
– Это мероприятие организуем не мы, а Бюро церемоний. Оно не для солдат и, на самом деле, даже не для их семей. Больше всех в нём заинтересован председатель комитета обороны. Всё это является политическим шоу с целью набрать очки перед следующими выборами.
В памяти обоих всплыло лицо председателя комитета обороны Джоба Трунихта.
Высокий и красивый молодой политик. К своим сорока одному году он сумел забраться очень высоко по политической лестнице. Он занимал жёсткую позицию против империи и проводил энергичную провоенную политику. Половина из тех, кто его знал, превозносили Трунихта как великого человека и талантливого оратора. Другая половина люто ненавидела его и считала софистом.
В данный момент должность председателя Верховного Совета, высшую в Союзе Свободных Планет, занимал Роял Санфорд. Пожилой политик, выигравший в своё время политическую борьбу и поднявшийся на самый верх, он предпочитал умеренную политику и редко принимал неординарные решения. В связи с этим всеобщее внимание всё больше притягивал лидер нового поколения Джоб Трунихт.
– Хотя слушать этого безвкусного подстрекателя вживую, не имея возможности выключить телевизор, хуже, чем работать не покладая рук, – брезгливо добавил Кассельн. Но в этом вопросе с ним согласилось бы меньшинство военных. Ведь, несмотря на свои пропагандистские речи об уничтожении Империи, Трунихт также ратовал за увеличение привилегий военных, так что многие из тех, чью поддержку он заполучил, носили военную форму. Ян, как и Кассельн, относился к меньшинству.
Внутри приятели сели далеко друг от друга. Кассельн ушёл к своему начальнику адмиралу Ситоле на места для почётных гостей, а Ян сел впереди и по центру, прямо перед трибуной.
Церемония началась традиционно. Председатель Санфорд бесстрастным, монотонным голосом зачитал речь, подготовленную для него помощниками, после чего покинул сцену, и на неё вышел Джоб Трунихт. При одном его появлении, атмосфера в зале изменилась, а поднявшиеся аплодисменты были даже громче, чем председателю Санфорду.
Трунихт, у которого не было в руках никакого текста с речью, звучным голосом обратился к шестидесяти тысячам собравшихся:
– Господа военные! Сограждане! Сегодня мы все собрались здесь, чтобы почтить память полутора миллионов воинов, павших в битве у звёздной системы Астарта. Они отдали свои драгоценные жизни, чтобы защитить мир и свободу своей родной страны…
Он ещё только начал свою речь, а Яну уже хотелось заткнуть уши. Он с грустью подумал, что это тоже «наследие» человечества ещё со времён Древней Греции – слушать и поклоняться оратору, который говорит цветистые, но абсолютно пустые слова.
– …Я сказал «драгоценные жизни», и это действительно так! Жизнь человека – это великая ценность! Но, друзья мои, они умерли, чтобы показать нам, что есть вещи даже более ценные, чем человеческая жизнь! Это Родина и Свобода! Их смерти были столь красивы именно потому, что они отказались от всего ради великой и благородной цели! Они были хорошими мужьями, хорошими отцами, хорошими сыновьями и просто хорошими людьми. Они имели полное право на долгую, полноценную жизнь. Но, отбросив всё это, они отправились на поле боя и отдали там свои жизни! Сограждане, я наберусь смелости ещё раз спросить… Почему погибли полтора миллиона солдат?
– Потому что командующие операцией показали себя круглыми дураками, – пробормотал Ян себе под нос, но слишком громко, и на лицах сидящих рядом офицеров отразился шок. Молодой черноволосый офицер повернулся к Яну, словно хотел что-то сказать, но натолкнулся на его взгляд и, смутившись, быстро отвернулся обратно к трибуне, где, подержав паузу, продолжал речь Трунихт:
– Да, я уже сказал ответ на этот вопрос. Они отдали свои жизни, чтобы защитить свою страну и идеалы свободы. Есть ли смерть более возвышенная и благородная, чем эта? Есть ли что-нибудь, что более красноречиво показывало бы, как мелко жить только для себя и умереть только для себя? Лишь правовое государство позволяет жить личностям! Своей смертью эти герои показали, что это более важно, чем человеческая жизнь! И я тоже хочу сказать, что наша страна и наша свобода стоят того, чтобы отдать за них жизнь! Мы пережили лишь ещё одну битву. Но война продолжается. И я хочу сказать тем из вас, кто зовёт себя пацифистами и требует заключить мир с Империей… Вы, самозваные идеалисты, думающие, что можно сосуществовать с тиранией и абсолютизмом, пробудитесь наконец от своих заблуждений! Каковыми бы ни были ваши причины, в итоге ваши действия приводят лишь к ослаблению Союза и играют на руку Империи! Добавлю, кстати, что в Империи антивоенные и пацифистские движения жестоко подавлены! Лишь потому, что наш Союз являет собой олицетворение демократического государства, у нас допускается оппозиция национальной политике. Не пользуйтесь этим бездумно! Конечно, нет ничего проще, чем говорить красивые слова о мире, ничем их не подкрепляя…
«Есть кое-что и проще, – подумал Ян. – Прятаться в безопасном месте и говорить красивые слова о войне».
Он чувствовал, как людей вокруг, словно подхваченных полноводной рекой, всё больше охватывает волнение. Похоже, нынешние агитаторы, как и многие поколения их предшественников, никогда не устанут искать поддержку своим идеям.
– …Возьму на себя смелость заявить: те, кто выступает против этой праведной войны против тирании и деспотизма Галактической Империи, подрывают основы нашего государства! Они недостойны жить в нашем гордом Союзе! Лишь те, кто не страшась смерти борется с врагом, чтобы защитить наше свободное общество и государство, которое его гарантирует, являются настоящими гражданами Союза Свободных Планет! Трусы, боящиеся погибнуть за правое дело, осрамляют дух этих героев! Эта страна была построена и выкована нашими предками. Мы помним и чтим историю. Мы знаем, как наши предки заплатили своей кровью за нашу с вами свободу! Наша страна с её великой историей! Наша свободная Родина! Можем ли мы стоять в стороне и отказываться сражаться за то единственное, что стоит защищать?! Давайте все вместе бороться за нашу Родину! Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!
С каждым возгласом председателя комитета обороны разум слушателей растворялся во всеобщей эйфории. Словно подброшенный единым порывом, весь зал вскочил на ноги, присоединяясь к крикам Трунихта. Их рты раскрывались так широко, будто они хотели перекричать друг друга.
– Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!
Лес взметнувшегося оружия, бессчётное число подброшенных в воздух беретов, крики и аплодисменты наполняли зал.
В разгар всеобщего безумия, Ян молча сидел на своём месте. Его чёрные глаза холодно глядели на человека на трибуне.
Обе руки Трунихта были подняты вверх в ответ на возбуждение зала. Но внезапно его взгляд упал на передний ряд зрителей. На мгновение в его глазах мелькнул лёд, уголки его рта презрительно дёрнулись. Он заметил молодого офицера, не вскочившего вместе со всеми. Если бы Ян сидел в задних рядах, его, возможно, и не заметили бы, но он был прямо перед трибуной, как наглое повстанческое пятно перед воплощением патриотизма.
Сидевший рядом толстый офицер средних лет закричал на Яна:
– Офицер, почему вы не салютуете вместе со всеми?!
На нём были такие же, как у Яна, нашивки коммодора.
– Это свободная страна, – спокойно ответил Ян, переводя на него взгляд. – Я свободен не салютовать, если не хочу. И я пользуюсь этой свободой.
– Почему же вы не хотите салютовать?
– Запрашиваю свободу не отвечать на данный вопрос.
Ян понимал, что говорит слишком грубо, но не мог сдержаться. Кассельн наверняка посмеялся бы над ним, назвав ребячеством такое проявление протеста, но у Яна не было никакого желания вести себя как взрослый, если это означало вскакивать, хлопать в ладоши и кричать «да здравствует Союз!» Если отсутствие реакции на речи Трунихта вело к обвинению в отсутствии патриотизма, то что на это ответить? Взрослые не кричали, что император голый, это был ребёнок.
– Что вы себе позволяете!.. – снова закричал коммодор, но в этот момент стоящий на трибуне Трунихт опустил руки, вытягивая их перед собой ладонями вперёд в сторону толпы, и собравшиеся стали понемногу успокаиваться. Даже немолодой коммодор, чьи мясистые щёки дрожали от гнева, занял своё место, лишь метнув напоследок ещё один яростный взгляд.
– Дамы и господа… – председатель комитета обороны снова начал говорить, но после длинной речи и криков его горло пересохло, и голос заметно охрип. Откашлявшись, он продолжил: – Наше главное оружие – это воля народа, сплочённая единой целью. В нашей свободной стране, с нашим демократически выбранным всем народом республиканским правительством, мы не можем принуждать вас к чему-либо, какой бы ни была благородной цель. Каждый из вас имеет право не соглашаться с государственной политикой. Но все вы, как сознательные граждане, должны понимать: истинной свободы можно добиться, только если отбросить свои личные эго и объединиться, чтобы вместе двигаться к общей цели. Дамы и господа…
Трунихт вновь прервался, но на этот раз не из-за сухости в горле. Он увидел, как по проходу в сторону трибуны идёт молодая женщина. У неё были светло-каштановые волосы и лицо, достаточно красивое, чтобы по крайней мере половина встречных мужчин оборачивалась ей вслед. С обеих сторон прохода, по которому она шла, возникли подозрительные шепотки, рябью распространяясь дальше по залу.
«Кто эта женщина? И что она делает?»
Ян, как и другие зрители, обернулся к женщине, решив, что смотреть на неё всяко лучше, чем на Трунихта. Но, разглядев её, он не смог сдержать удивления. Это лицо он знал слишком хорошо.
– Господин председатель комитета обороны, – звучное сопрано её голоса было слышно издалека даже без микрофона. – Меня зовут Джессика Эдвардс. Я невеста… Точнее, я была невестой офицера штаба Шестого флота Жана-Робера Лаппа, погибшего в битве при Астарте.
– Это… – красноречивый «лидер нового поколения» не мог найти подходящих слов для ответа. – Это действительно прискорбно, госпожа, однако…
Слова председателя комитета обороны падали в никуда, растворяясь в огромном зале. Шестидесятитысячная толпа молчала. Все они, затаив дыхание, смотрели на молодую женщину, потерявшую жениха.
– Я не нуждаюсь в сочувствии, господин председатель. Ведь мой жених погиб благородной смертью, защищая свою страну, – ровным голосом ответила Джессика.
На лице Джоба Трунихта отразилось облегчение, он снова поймал свою волну:
– Вот как? Да, всё верно. И я должен сказать, что вы являетесь примером для всех женщин, потерявших своих близких или дожидающихся мужей с фронта. Ваш дух достоин восхищения и награды…
Ян закрыл глаза, чтобы не видеть человека на трибуне. «Как же хорошо жить, когда у тебя нет совести!»
Но Джессику не удалось сбить с толку. Она всё так же спокойно продолжила:
– Благодарю вас за лестные слова. Но я пришла сюда сегодня, чтобы задать всего один вопрос. Я бы хотела, чтобы господин председатель ответил на него.
– О? И что же это за вопрос? Надеюсь, что я смогу на него ответить…
– Где вы сейчас находитесь?
Трунихт удивлённо заморгал. Как и многие в зале, он не понял вопроса.
– А? Что вы имеете в виду?
– Мой жених отправился на поле боя защищать свою родину. Его больше нет в мире живых. Председатель, а где находитесь вы? Вы, восхваляющий смерть, почему вы здесь?
– Госпожа… – председатель комитета обороны вздрогнул под обращёнными на него всеобщими взглядами.
– Где ваша семья? – неумолимо продолжала Джессика. – Я пожертвовала своим женихом ради этой войны! А чем пожертвовали вы, столько говорящий про необходимые жертвы? Где сейчас ваша семья? Я не отрицаю ни единого слова из сказанных вами сегодня. Но готовы ли вы сами жить так, как предлагаете всем?!
– Охрана! – закричал Трунихт, оглядываясь по сторонам. – Эта молодая дама не в себе. Отведите её в комнату отдыха! Моё выступление окончено. Дирижёр, национальный гимн! Играйте национальный гимн!
Кто-то взял Джессику за руку. Она попыталась вырваться, но потом увидела лицо этого человека и успокоилась.
– Идём отсюда, – негромко сказал Ян Вэнли. – Не думаю, что это место тебе подходит.
Торжественная музыка, вводящая людей в экстаз, начала наполнять зал. «Флаг Свободы, Люди Свободы», национальный гимн Союза Свободных Планет.
Друзья, однажды мы одолеем угнетателей,
Освободим планеты и поднимем флаг свободы!
Мы сражаемся сейчас ради прекрасного будущего,
Сражаемся сегодня ради счастливого завтра.
Друзья, давайте вознесём хвалу свободным душам.
Давайте покажем всем наш свободный дух…
Толпа начала петь вместе с музыкой. В отличие от недавних разрозненных криков, сейчас они пели в унисон.
…В тёмные земли тирании мы принесём рассвет свободы…
Повернувшись спиной к трибуне, Ян и Джессика шли по проходу к выходу из зала. Люди бросали на них взгляды, но сразу же снова поворачивались вперёд и продолжали петь. Уже выходя в бесшумно открывшуюся дверь, они услышали последнюю строчку гимна.
…Мы свободные люди, мы никогда никому не покоримся!
II
Исчезли последние отблески заходящего солнца, и повсюду разлилась вечерняя прохлада. На небе появились скопления прекрасных серебристо-голубых звёзд. В это время года созвездие, похожее на шёлковый пояс, светило особенно ярко.
Столичный космопорт Хайнессена был наполнен суетой. В огромном зале ожидания сгрудились самые разные люди. Прибывшие с других планет и те, кто ещё только собирался отправиться в путешествия. Пришедшие проводить и встречающие. Обычные люди в гражданской одежде, солдаты в чёрных беретах и техники в комбинезонах. Сотрудники службы безопасности по-прежнему стояли на месте в стратегически важных точках, с раздражением глядя на толпу. Работники космопорта ходили, проталкиваясь сквозь скопления людей. Повсюду бегали дети, мешая всем и внося хаос в и без того напряжённую обстановку. Роботизированные тележки перевозили багаж…
– Ян… – обратилась Джессика Эдвардс к молодому человеку, сидящему рядом с ней.
– Хм?
– Ты, наверное, разочаровался во мне сегодня.
– Почему ты так решила?
– Не я одна потеряла близких, но другие семьи сидели спокойно, с мужеством перенося горе… Одна я устроила скандал на виду у всех. Тебе наверняка было неприятно всё это слушать.
«Ничего не станет лучше, если просто сидеть и молчать», – подумал Ян. Кто-то должен высказать своё мнение о правительстве и возложить на них ответственность. Но когда он открыл рот, то всё, что он смог сказать, было:
– …Вовсе нет.
Они сидели рядом в зале ожидания космопорта. Джессика сказала, что через час отправляется на соседнюю с Хайнессеном планету, Турнейзен. Там она работала учителем музыки в начальной школе. Если бы Жан-Робер Лапп остался жив, то она бросила бы эту работу и вышла замуж.
– Ты проделал долгий путь, не так ли, Ян? – сказала Джессика, глядя на семью из трёх человек, проходящую перед ними.
Ян не ответил.
– Я слышала о том, что ты сделал при Астарте. Да и до этого выделялся на фоне остальных. Жан-Робер всегда восхищался тобой. Он говорил, что ты гордость вашего выпуска…
«Жан-Робер был хорошим человеком, и Джессика приняла мудрое решение, выбрав его», – подумал Ян с оттенком безысходности. Джессика Эдвардс. Дочь казначея Военной академии, учившаяся в музыкальной школе. А теперь она сама учительница музыки, потерявшая жениха…
– Не считая тебя, всем остальным в Адмиралтействе должно быть стыдно. Потерять более миллиона человек в одной битве! Это же уму непостижимо! У них совсем совести нет!
Ян подумал, что это не совсем так. Не считая совсем уж варварских действий, вроде нарушения договоров и убийства безоружных, нельзя говорить о войне с точки зрения совести. Глупый командир потеряет миллион союзников, а хороший – убьёт миллион врагов. В этом единственное различие между ними. А с точки зрения абсолютного пацифизма – «Я не стану убивать, даже если ради этого придётся умереть» – между ними не было и вовсе никакой разницы. Оба они массовые убийцы. То, что глупцу должно быть стыдно за отсутствие способностей – вопрос, не относящийся к морали. Вряд ли, однако, Джессика это поймёт, даже если попытаться объяснить, да Ян и сам не знал, нужно ли это понимание.
Его раздумья прервало объявление по космопорту. Джессика встала – её пассажирский лайнер готовился к отбытию.
– До свидания, Ян. Спасибо, что проводил.
– Береги себя.
– Стань отличным командующим. За себя и за Жана-Робера.
Ян внимательно наблюдал, как Джессика торопится на посадку.
«Отличным командующим, да? Понимает ли она, что это тоже самое, что сказать: «Иди и убей ещё больше людей»? Видимо… Нет, точно не понимает. А ведь это то же самое, что попросить сделать с женщинами империи то же, что сделала война с ней. И когда это случится, на кого обратятся их гнев и печаль?..»
– Простите, возможно ли, что вы коммодор Ян Вэнли? – раздался рядом чей-то голос. Ян медленно повернулся и увидел пожилую, со вкусом одетую женщину, державшую за руку мальчика лет пяти-шести.
– Эм… Да, это так…
– Ах, я так и думала. Смотри, Уилл. Это герой Астарты. Поздоровайся с ним.
Мальчик застенчиво спрятался за её спину.
– Меня зовут миссис Майер. Мой муж и мой сын, отец этого мальчика, были солдатами и погибли с честью в войне с империей. Я услышала в новостях о ваших подвигах и очень благодарна вам за то, что вы сделали. Я не могла и надеяться, что смогу встретиться с вами лично.
Ян замер, не зная, что на это ответить.
– Уилл тоже говорит, что станет солдатом. Что собирается сражаться с империей и отомстить за папу… Коммодор Ян, я понимаю, что это наглость, но не могли бы вы позволить ему пожать руку героя? Я думаю, рукопожатие с вами стало бы для него отличным стимулом.
Ян не мог поднять глаза на эту женщину.
Видимо, приняв его молчание за согласие, она попыталась подтолкнуть внука к молодому полководцу. Однако мальчик крепко вцепился в бабушкино платье, хотя и смотрел при этом на Яна.
– Что такое, Уилл? Думаешь, если будешь поступать так, ты сможешь стать храбрым солдатом?
– Госпожа Майер, – сказал Ян, мысленно утирая пот со лба. – Когда Уилл станет взрослым, будет мирное время. Не нужно будет становиться солдатом… Береги себя, малыш.
Повернувшись на каблуках, он торопливо покинул это место. Проще говоря, сбежал. Но в таком отступлении он не видел бесчестья.
«Да, мирное время настанет… Даже если нам, живущим сейчас, придётся заплатить за него своими душами».
III
Когда Ян вернулся в свой офицерский дом в блоке 24 на улице Серебряного моста, его часы показывали 20:00 по стандартному времени Хайнессена. Весь этот жилой район был выделен для правительственных чиновников и офицеров, которые жили одни или имели маленькие семьи, и налетевший ветерок принёс освежающий аромат свежей зелени.
Но всё же этот район нельзя было назвать особо роскошным. Вокруг было много зелени и свободной земли, но лишь из-за постоянной нехватки средств на новое строительство, как и на ремонт имеющегося жилья.
Сойдя тротуара, Ян пересёк неухоженный общий газон. Ворота, оснащённые ID-сканером, приветствовали хозяина офицерского дома B-6 скрипом и жалобами на переутомление. Ян подумал, что их скоро придётся менять, даже если придётся заплатить за это из собственного кармана. От бухгалтерии-то денег явно не дождаться…
– С возвращением, коммодор, – поздоровался с ним Юлиан, вышедший на крыльцо, чтобы встретить его. – Я уже думал, что вы сегодня не вернётесь. Но всё равно приготовил ваше любимое ирландское рагу.
– Отлично, я как раз проголодался. Но почему ты думал, что я не вернусь?
– Мне позвонил контр-адмирал Кассельн, – ответил мальчик, принимая из рук Яна форменный берет. – И сказал, что вы ушли с церемонии под руку с красивой женщиной.
– Вот же гад… – поморщившись, пробормотал Ян, входя в прихожую.
Четырнадцатилетний Юлиан Минц был воспитанником Яна. Среднего роста для своего возраста, с льняными волосами, тёмно-карими глазами и тонкими чертами лица. Кассельн и остальные иногда в шутку называли его «пажом Яна».
Два года назад Юлиан попал в дом к Яну, благодаря Особому Закону о Детях Военнослужащих. Как правило, его называли Законом Треверса, по имени государственного деятеля, предложившего его.
Союз Свободных Планет уже полтора столетия находился в состоянии войны. Это, разумеется, вело к огромному числу погибших и других жертв войны. Закон Треверса был придуман, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев – помочь сиротам, не имеющим близких родственников и добыть людские ресурсы.
Дети-сироты воспитывались в домах солдат и офицеров. Правительство выделяло опекунам на их содержание определённую сумму денег и до пятнадцати лет они жили как все прочие дети, посещая обычные школы. Но потом они должны были сделать выбор – те, кто добровольно пошёл в армию или поступил в Военную академию, техническое или иное учебное заведение с военной направленностью, освобождались от необходимости возвращать вложенные в них средства.
Для военных даже женщины были важным человеческим ресурсом в тыловых службах, а также медицинской, транспортной, диспетчерской, аналитической, службе связи и многих других.
– В общем, можешь считать это чем-то вроде средневековой системы ученичества. Хоть и более порочной, так как при нём с помощью денег стараются ограничить будущее людей, – со здоровым сарказмом объяснял Яну Кассельн, недавно назначенный в штаб тыловой службы. – Как бы то ни было, человек не может жить без пищи. А значит, его должен кто-то кормить. Так что давай, уж одного ты можешь взять.
– Да у меня и своей-то семьи нет…
– Вот именно! Значит, ты не выполняешь своей обязанности перед обществом по содержанию жены и ребёнка. К тому же правительство помогает материально. Будет стыдно, если ты никого не возьмёшь. Хватит уже жить вольным холостяком!
– Понял… Но только одного.
– Если хочешь, можешь взять и двоих.
– Одного уже много.
– Вот как? Тогда я хотя бы подыщу такого, кто ест за двоих.
Четыре дня спустя после этого разговора, мальчик по имени Юлиан появился в доме Яна.
В тот же день он нашёл себе и место в своей новой семье. Учитывая, что прежнего единоличного хозяина жилища с трудом можно было назвать способным или трудолюбивым в домашних делах, всё находилось в ужасном состоянии. Хотя у него была домашняя компьютеризированная система, он всегда ленился вводить в неё команды для управления различными бытовыми приборами, так что в итоге она не приносила никакой пользы, а дом тем временем покрывался слоем пыли.
Юлиан решил заняться этим, в том числе и ради собственного комфорта. Через два дня после появления в доме нового жильца, Ян отправился в командировку. Вернувшись неделю спустя, он нашёл свой дом оккупированным силами аккуратности и эффективности.
– Я распределил данные в вашем компьютере по шести разделам, – доложил двенадцатилетний командир оккупационных сил хозяину дома, застывшему на пороге с ошеломлённым видом. – Первое – «управление домом», второе – «управление приборами», третье – «безопасность», четвёртое – «сбор данных», пятое – «исследования» и шестое – «развлечения». В первом пункте находятся бытовой учёт и общие настройки, во второй – кондиционер, стиральная машина, сушилка и прочие приборы, в третьей – охранная сигнализация и огнетушитель, в четвёртой – новости, погода и информация из магазинов… Пожалуйста, запомните всё это, капитан!
Ян в то время был капитаном. Он молча сел на диван в гостиной, раздумывая над тем, что бы сказать этому невинно улыбающемуся маленькому захватчику.
– Думаю, я навёл порядок во всём доме. Но если что-то пропустил – только скажите. Могу я что-нибудь для вас сделать?
– Как насчёт чашечки чая?
Ян запоздало подумал, что в доме может не оказаться ни одной чистой чашки, но мальчик уже возвращался с кухни, неся чайный сервиз, почищенный и выглядящий почти как новый. Затем, на его глазах, Юлиан с удивительным мастерством заварил чай. Отпив глоток из поставленной перед ним чашки, Ян решил сдаться этому маленькому мальчику. Уж слишком хороши оказались вкус и аромат. Как позже рассказал Юлиан, его отец был лейтенантом космофлота и ещё большим поклонником чайной церемонии, чем сам Ян. Он-то и научил сына разбираться в сортах чая и способах заваривания.
Спустя полгода после того, как Ян принял стиль ведения хозяйства Юлиана, к нему в гости заглянул Алекс Кассельн, желавший поиграть в трёхмерные шахматы. Обведя взглядом комнату, он выразил своё мнение удивлённым присвистыванием и саркастическим заявлением:
– Впервые в истории человечества в это жилище пришла чистота! Правду говорят люди, утверждая, что ребёнок настолько же зрел, насколько неумелы его родители.
Яну нечего было ответить.
Прошло ещё два года. Юлиан вырос более чем на десять сантиметров, и в его чертах оставалось всё меньше детского. Его оценки, судя по всему, также были хороши. «Судя по всему», – потому что его опекун говорил, что до тех пор, пока не случилось чего-то плохого, не стоит рассказывать о всяких мелочах, а также потому, что воспитанник нередко приносил домой разные награды и медали. По словам Кассельна, он был «учеником, превзошедшим своего учителя».
– Сегодня в школе меня спросили, что я намерен делать со следующего года.
Для Юлиана было необычно прерывать воспитателя во время обеда, и вилка Яна замерла, не донеся до рта кусочек рагу. Он внимательно посмотрел на мальчика.
– Выпускной будет в июне следующего года, так ведь?
– Да, но есть система, благодаря которой можно выпуститься на полгода раньше, если сдать все экзамены.
– В-вот как, – его безответственный опекун был ошеломлён. – Значит, ты хочешь закончить школу и стать солдатом?
– Верно. В конце концов, я ведь сын солдата.
– Не существует закона, по которому ребёнок должен обязательно идти по стопам родителей. Мой отец, к примеру, был торговцем. Если тебе нравится что-то другое – займись этим, – сказал ему Ян, вспомнив лицо Уилла, мальчика, встреченного им недавно в космопорту.
– Но если я не пойду на военную службу, вам придётся выплатить все вложенные в меня деньги…
– Значит, я заплачу их.
– Что?..
– Не смотри свысока на своего опекуна! У меня достаточно сбережений, чтобы оплатить это. И, в первую очередь, тебе нет необходимости заканчивать школу раньше срока. Почему бы не провести это время весело?
Щёки мальчика покраснели от смущения:
– Я не могу взваливать на вас такой груз.
– Не возражай, малыш. Дети и должны жить за счёт родителей, пока не вырастут.
– Большое спасибо, но всё же…
– Но что? Ты так сильно хочешь стать солдатом?
Юлиан с подозрением взглянул на него:
– Почему-то это прозвучало так, будто вы не любите солдат.
– Не люблю.
Короткий и ясный ответ Яна озадачил юношу:
– Но если это так, то почему вы им стали?
– Всё очень просто. У меня не было способностей к чему-либо ещё.
Ян доел рагу и вытер рот салфеткой. Юлиан убрал со стола и включил посудомоечную машину. Потом достал из шкафчика чай и стал заваривать красноватый напиток из листьев Шиллонг.
– Как бы там ни было, хорошенько обдумай всё ещё раз. Не причин с этим торопиться.
– Хорошо. Я подумаю. Но, коммодор, в новостях говорили, что граф Лоэнграмм вступил в ряды армии в пятнадцать лет.
– Насколько я знаю, это правда.
– И там показывали его фотографию. Вы знали, что он очень красив?
Ян много раз видел лицо Райнхарда фон Лоэнграмма. Не в живую, конечно, а на снимках и голограммах. Он даже слышал, что этот имперец более популярен среди женщин из штаб-квартиры тыловой службы, чем любой офицер Союза, и это казалось вполне вероятным. Ян никогда не видел более красивого молодого человека.
– И что? Даже я не так уж плохо выгляжу. Разве я не прав, Юлиан?
– Хотите молока к чаю или предпочтёте бренди?
– Бренди.
В этот момент замигала лампа охранной сигнализации, и раздался предупреждающий сигнал. Юлиан подбежал к монитору и схватил пульт управления. В инфракрасном спектре ночного видения было видно множество фигур. На головах у всех были надеты белые капюшоны с прорезями для глаз.
– Юлиан.
– Да?
– Ты случайно не знаешь, может, в эти дни у клоунов появилась мода сбиваться в толпы и наносить благотворительные визиты?
– …Это отряд рыцарей-патриотов.
– Не знаю цирковой труппы с таким названием.
– Это новое экстремистское движение националистов. В последнее время они стали довольно известны. Занимаются тем, что преследуют людей, выступающих против правительства или ведения войны… Но это не имеет смысла, зачем им врываться к нам? Вас они даже хвалили, так в чём же дело?
– Сколько их там? – небрежным тоном спросил Ян.
– На территорию дома вошло сорок два, – ответил мальчик, взглянув на цифру в углу экрана. – То есть уже сорок три… Нет, сорок четыре…
– КОММОДОР ЯН! – усиленный мегафоном голос заставил слегка завибрировать армированное стекло стен.
– Да слышу я, слышу… – пробормотал Ян, хотя его, конечно, не было слышно на улице.
– Мы – корпус рыцарей-патриотов, люди, которые по-настоящему любят свою страну! Мы осуждаем тебя! Ты совершил поступок, подрывающий единство и боевой дух наших граждан! Возможно, твои военные достижения сделали тебя слишком высокомерным! Уверен, ты понимаешь, о чём мы говорим!
Ян почти физически почувствовал удивлённый взгляд Юлиана на своей щеке.
– Коммодор Ян! Ты выразил презрение к священной панихиде! В то время, как все участники церемонии в едином порыве поддержали пламенную речь председателя комитета обороны и клялись уничтожить империю, ты единственный остался сидеть! Не является ли твоя надменность насмешкой над волей нашего народа?! Мы осуждаем тебя! Если тебе есть, что ответить, выйди и скажи нам это! Сразу предупреждаю, бесполезно пытаться вызвать полицию! У нас есть способ вывести из строя систему связи!
«Понятно. Похоже, за спинами этих рыцарей-патриотов или как их там, скрывается ещё более ярый «патриот» своей страны, Джоб Трунихт. Уж больно похожи их выступления, словно эти пафосные и поверхностные речи писал один и тот же человек…»
– «Единственный, кто остался сидеть и с надменным видом насмехался над волей народа»? Вы правда так делали, коммодор? – спросил Юлиан.
– Ну… Да… В некотором роде…
– Зачем вы снова себя так вели?! Неважно, что у вас в мыслях, что мешало вам притвориться? Встали бы и похлопали. Другие видят только внешние проявления, вы же сами знаете.
– Малыш, ты говоришь точь-в-точь как Кассельн.
– Причём тут контр-адмирал Кассельн? Это понятно даже детям!
– В чём дело? – вновь раздался голос снаружи. – Не выходишь? Осталось ещё немного стыда в твоём сердце? Но даже если ты раскаиваешься, мы примем твои извинения, только если ты выйдешь к нам и повинишься!
Ян щёлкнул языком и собрался встать, но Юлиан схватил его за рукав.
– Коммодор! Как бы вы ни злились, нельзя использовать оружие!
– Не делай поспешных вводов, малыш. С чего ты взял, что не получится просто поговорить с ними разрешить дело мирно?
– Но… Вы ведь не хотите говорить с ними?
Ян не нашёлся с ответом, а в следующий момент окно из армированного стекла с громким звоном треснуло. Стёкла в доме невозможно было разбить камнем, но предмет, влетевший в комнату, и не был камнем. Металлический шар размером с голову человека пролетел через всю комнату и врезался в полку, разбил стоявшие на ней керамические изделия и с глухим стуком упал на пол.
– Ложись! Это опасно! – крикнул Ян.
Они едва успели укрыться за массивным диваном, когда шарик взорвался. Разлетевшимися во все стороны осколками уничтожило лампы, тарелки, стулья и всё остальное, находившееся в комнате.
Ян лишился дара речи. Рыцари-патриоты использовали гранатомёт с особым зарядом, который иногда использовали военные инженеры, чтобы сносить небольшие здания без угрозы пожара.
Повреждения были относительно невелики и поверхностны, значит, они настроили заряд на минимальную мощность. В противном случае вся комната превратилась бы в груду обломков. Но как бы то ни было, откуда у гражданских вообще взялось армейское вооружение?
Взглянув на Юлиана, чтобы убедиться, что тот в порядке, Ян заметил, что мальчик всё ещё сжимает в руках пульт управления системами дома. Ему в голову пришла одна мысль и он прищёлкнул пальцами.
– Юлиан, дай-ка мне пульт… Так, где тут выключатель поливного устройства?
– 2-А-4. Вы хотите им ответить?
– Да, нужно научить их хорошим манерам!
– Понял!
– Ну как тебе? Теперь ты готов с нами поговорить? Если нет, то готовься ко второму… – голос оборвался визгом. Разбрызгиватели, установленные на максимальную мощность, ударили людей в белых капюшонах толстыми струями воды. Мгновенно промокшие и растерявшиеся, они слепо заметались туда-сюда.
– Ну что, поняли, как опасно злить настоящего джентльмена, полагаясь лишь на количество, хулиганы? – негромко проворчал Ян.
Издали раздались звуки полицейских сирен. Скорее всего, полицию вызвали жители соседних домов. Тем не менее, тот факт, что власти начали действовать лишь сейчас, показывал, что эти самозваные рыцари-патриоты оказались неожиданно сильной группировкой. Впрочем, если за ними действительно стоит Трунихт, то это вполне объяснимо. Пока же они спешно разбегались. Вероятно, сегодня у них не будет настроения праздновать очередную «победу».
Прибывшие наконец сотрудники полиции не поверили, что за происшествием действительно стоят рыцари-патриоты, утверждая, что эти люди истово любят свою страну.
– Если всё так, как вы говорите, – обиделся Ян, – то почему они не идут добровольцами во флот? Разве настоящие патриоты станут нападать среди ночи дом, в котором живут дети и громить всё вокруг?! Да и вообще, если они делают такое правое дело, то почему носят маски?!
Пока Ян препирался с полицейскими, Юлиан начал разбирать беспорядок в доме.
– Я тоже помогу, – сказал Ян, поняв бесполезность попыток что-то доказать.
– Не стоит. Вы будете лишь мешать, – Юлиан махнул на него рукой. – Сядьте пока на стол, пожалуйста.
– …На стол?
– Не бойтесь, я быстро всё закончу.
– …И что я буду делать на столе?
– Хмм… О! Я приготовлю чай и вы посидите и спокойно попьёте его, пока я прибираюсь.
Ян, ворча себе под нос, залез на столешницу массивного и потому оставшегося целым стола и сел, поджав под себя ноги. Но, увидев осколок керамики в руках Юлиана, возмутился:
– Это был красный фарфор периода Ваньли династии Мин! Единственная часть коллекции отца, которая не была подделкой…
Когда в десять часов вечера позвонил по видеофону Кассельн, Юлиан уже почти закончил уборку.
– Привет, парень. Где сейчас твой опекун?
– Он вон там.
Юлиан махнул рукой в сторону стола, на котором сидел глава семьи, скрестив ноги и неспешно прихлёбывая чай. Кассельн в течение пяти секунд молча смотрел на эту сцену, а потом медленно спросил:
– Это у вас обычай такой, сидеть на столе?
– Только по определённым дням недели, – с невинной улыбкой ответил Ян.
– …Ладно. Но я звоню не поэтому. Тебя срочно вызывают в оперативный штаб. Я уже выслал за тобой машину, она должна подъехать с минуты на минуту.
– Почему так срочно?
– Тебя вызывает лично начальник Центра Ситоле.
Когда Ян возвращал на блюдце чашку, стук вышел громче, чем обычно. Юлиан на мгновенье застыл от удивления, но быстро пришёл в себя и поспешил принести форму Яна.
– Что начальнику Центра от меня нужно?
– Я знаю лишь, что дело срочное. Ладно, увидимся в штабе.
Кассельн отключил связь, а Ян скрестил руки и ненадолго задумался. Когда он обернулся, Юлиан уже стоял рядом, держа в руках мундир. Пока коммодор переодевался, прибыла машина. Вечер получался насыщенным сразу в нескольких отношениях.
На пороге он обернулся:
– Наверное, это надолго. Не жди меня.
– Так точно, коммодор! – ответил мальчик, но у Яна появилось ощущение, что мальчик не собирается поступать, как ему сказано.
– Юлиан, думаю, когда-нибудь мы посмеёмся над тем, что случилось сегодня. Но, возможно, это случится нескоро. Похоже, наступают плохие времена.
Он сам не понимал, почему он вдруг это сказал. Но мальчик серьёзно взглянул на него и ответил:
– Коммодор, я… Наверное, я говорю много неуместного, но, пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Я хочу, чтобы вы шли по пути, который считаете правильным. И я больше чем кто-либо ещё верю в верность вашего пути.
Ян посмотрел на мальчика и, хотя он хотел что-то сказать, в конце концов, просто взъерошил его льняные волосы и пошёл к ожидающей у дороги машине.
Юлиан стоял на крыльце, пока задние огни автомобиля не растворились в темноте ночи.
IV
Гранд-адмирал Сидни Ситоле, начальник Центра стратегического планирования Союза Свободных Планет, был пожилым чернокожим человеком почти двухметрового роста. Хотя и не из тех, чей талант виден сразу, но он был надёжным организатором и неплохим стратегом. Люди доверяли его простому, но полному достоинства характеру. Он пользовался всеобщей поддержкой, хотя и не был дико популярен.
Должность начальника Центра стратегического планирования – самый высокий пик, к которому могли стремиться миллионы мужчин и женщин в форме. В военное время человек, занимающий этот пост, также являлся заместителем главнокомандующего вооружённых сил Союза. Ну а главнокомандующим был председатель Верховного Совета, то есть глава государства. Ещё одним его заместителем, наряду с начальником Центра, являлся председатель комитета обороны, глава военной администрации.
К сожалению, в настоящий момент в Союзе Свободных Планет двое заместителей главнокомандующего находились не в самых хороших отношениях. Им необходимо было взаимодействовать, ведь без этого военная машина начинала буксовать, но поделать ничего было нельзя. Отношения Трунихта и Ситоле, людей с очень разными характерами, чаще всего описывались как «вооружённый нейтралитет».
Когда Ян вошёл в его кабинет, адмирал Ситоле приветствовал его ностальгической улыбкой. Много лет назад, когда Ян учился в Военной академии, Ситоле был её директором.
– Присаживайтесь, контр-адмирал Ян.
Ян послушно занял предложенное кресло.
– Я вызвал вас, так как хотел кое-что сообщить. Приказ о вашем назначении выйдет только завтра, но всё уже решено, вас производят в контр-адмиралы. Полагаю, вы знаете причину?
– Потому что я проиграл?
Ответ Яна вызвал у старого адмирала страдальческую улыбку:
– А вы нисколько не изменились со времён Академии. Всё так же с умиротворённым видом выдаёте едкие замечания.
– Но это ведь правда, не так ли, дирек… то есть, ваше превосходительство?
– Почему вы так считаете?
– В одном древнем трактате о войне говорится, что если кого-то начинают заваливать наградами, значит, командование находится в отчаянном положении. По-видимому, вам крайне необходимо отвести взгляд общественности от поражения, – в тоне Яна не слышалось ни намёка на извинение, что вновь вызвало страдальческую гримасу у адмирала. Потом он скрестил на груди руки и внимательно посмотрел на бывшего ученика.
– В некотором смысле, вы правы. Мы потерпели сокрушительное поражение, какого не знали много лет. И гражданские, и военные люди находятся в крайнем расстройстве. Чтобы немного успокоить их, государству нужен герой. Иными словами – вы, контр-адмирал Ян, – при этих словах на губах Яна мелькнула улыбка, но довольным он не выглядел. – Наверное, вам не нравится становиться «искусственным героем». Но если такова необходимость, то это ваш долг как солдата. Кроме того, ваши достижения в любом случае заслуживают награды. Если бы мы не повысили вас, у людей возник бы вопрос, реагируют ли комитет обороны и оперативный штаб на успехи и неудачи военных.
– Кстати, насчёт комитета обороны. Что сказал по этому поводу председатель Трунихт?
– В таких вопросах личное мнение отдельного человека не имеет значения. Даже если он председатель комитета обороны, он в первую очередь государственное лицо.
«Насчёт сохранения лица перед обществом всё верно. Но вот натравить на меня этих рыцарей-патриотов ему ничто не помешало».
– Кстати, я хотел спросить о другом, – с видимым облегчением оставил тему своего недруга Ситоле. – Тот план операции, который вы представили вице-адмиралу Паэтте перед боем… Как по-вашему, наш флот победил бы, если бы следовал ему?
– Да, наверное, – ответил Ян так скромно, как только смог.
Адмирал Ситоле глубоко задумался, пощипывая подбородок, а потом спросил:
– Но мы ведь ещё можем воспользоваться им, если выпадет возможность? И когда придёт время, мы отплатим Лоэнграмму за это поражение.
– Это может сработать против графа Лоэнграмма. Если успех сделает его дерзким, если он вновь захочет малыми силами разбить большие, то план ещё можно будет привести в жизнь… Однако…
– …Однако?
– Однако я не думаю, что это произойдёт. Победа малыми силами над превосходящим врагом, конечно, выглядит эффектно, но это скорее из области фокусов, чем военной стратегии. И я думаю, что граф Лоэнграмм это прекрасно понимает. В следующий раз, когда он решит напасть, он наверняка приведёт огромный флот.
– Это правда, собрать больше войск, чем у противника – это основа военной стратегии. Дилетанты, однако, больше приветствуют то, что вы назвали фокусами… Они считают неумехой того, кто не может победить превосходящего противника. Так что, когда вы проигрываете вдвое уступающему по численности врагу…
На лице пожилого адмирала ясно отразилась тоска. Что бы по этому поводу не думали сами военные, в глазах граждан и правительства они выглядят тускло.
– Контр-адмирал Ян, мы не ошиблись с точки зрения основ стратегии. Мы послали против врага вдвое большую силу. Так почему же, несмотря на это, мы потерпели столь разгромное поражение?
– Потому что облажались в применении этой силы, – прямо ответил Ян. – Имея преимущество, мы не смогли его использовать. Видимо, наше превосходство сыграло с нами дурную шутку – мы слишком уверились в победе и успокоились.
– И?
– Не считая эпохи так называемой «кнопочной» войны, а также того периода бурного развития радарных устройств, всегда существовало два главных принципа использования войск на поле боя: сконцентрировать силы и быстро переместить их. Граф Лоэнграмм наглядно продемонстрировал нам, как это делается.
– Хм…
– И посмотрите, что делали мы, – продолжал Ян. – Пока враг уничтожал 4-й флот, два других тратили время, следуя первоначальному плану. Разведка передвижений противника и анализ этой разведки были выполнены неудовлетворительно. Поэтому всем трём флотам пришлось сражаться в одиночку и без подкрепления. Вот что случается, когда забывают о принципах концентрации и мобилизации сил.
Ян умолк. В последнее время он редко бывал столь многословен. Видимо, он всё же немного волновался.
– Ясно. А вы проницательны, – покивал Ситоле. – Но я хотел сказать вам ещё кое-что. Хотя это, в отличие от присвоения вам нового звания, ещё не решено… Планируется создать новое боевое соединение из остатков Четвёртого и Шестого флотов – Тринадцатый флот. И командование этим флотом будет доверено вам.
Ян склонил голову набок:
– Но разве для того, чтобы командовать флотом, не нужно иметь звание от вице-адмирала и выше?
– Новый флот будет уступать обычному в численности примерно вдвое. В его состав войдут 6400 кораблей и 700 000 солдат, так что звание не будет играть роли… И первым заданием Тринадцатого флота станет захват крепости Изерлон, – совершенно спокойным тоном добавил Ситоле.
Молодому контр-адмиралу потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить сказанное и переспросить:
– Вы говорите, чтобы я с половинным флотом захватил крепость Изерлон?
– Именно.
– Вы верите, что это возможно?
– Я верю, что если этого не сможете вы, то не сможет никто.
««Я в тебя верю!», «Ты сможешь»… Старые привычные клише», – подумал Ян. – «Сколько же людей поддались этому сладкому шёпоту и в итоге отдали жизнь, пытаясь сделать невозможное. А вот те, кто подтолкнул их, никогда не несли ответственности».
Ян задумчиво молчал.
– Как я понимаю, вы не уверены в своих силах?
После этих слов начальника Центра, Ян ещё больше не знал, что ответить. Если бы он не был уверен, он бы сразу так и сказал. Но у него была уверенность и надежда на успех. Он знал, что если бы командиром был он, то флот Союза в прошлом не потерпел бы поражения во всех шести атаках на Изерлон.
Но Ян не хотел играть по правилам, навязываемым ему начальником Центра стратегического планирования.
– Если вы совершите столь выдающийся подвиг, как захват Изерлона во главе нового флота, – медленно заговорил Ситоле, почти до неприличия пристально вглядываясь в лицо Яна, – то независимо от того, что он будет думать о вас лично, даже у председателя комитета обороны Трунихта не останется выбора, кроме как признать ваши способности.
«А значит, и позиция начальника Центра усилится по сравнению с председателем комитета обороны. Происходящее скорее относится к политике, чем к военной стратегии. Ну и хитрец же наш бывший директор!»
– Я сделаю всё, что смогу, – после долгой паузы сказал Ян.
– Правда? Вы сделаете это? – Ситоле с довольным видом кивнул. – Тогда я прикажу Кассельну поторопиться с организацией и снабжением флота. Если вам что-то понадобится, просто обратитесь к нему. А я окажу любую поддержку.
«Когда же нам придётся отправляться? До утверждения нового начальника Центра остаётся около семидесяти дней. И он явно стремится вновь получить назначение на этот пост. А значит, операция по захвату Изерлона должна быть завершена до этого. Если посчитать, что на саму операцию необходимо дней тридцать, то у нас остаётся не более сорока дней до вылета с Хайнессена».
Трунихт вряд ли выступит против этой операции и кадровых решений по ней. Ведь, разумеется, Изерлон невозможно взять половинным флотом, а когда операция закончится провалом, он сможет публично разделаться с Ситоле и Яном. Так что он теперь может смело поднять тост за то, что его противники сами вырыли себе могилы.
А Ян вновь некоторое время не сможет пить чай, заваренный Юлианом. И это было для него очень досадно…