Магистр дьявольского культа (Новелла) - 29 Глава

Слуга ответил:

— Не спешите, я как раз собирался об этом упомянуть. Так вот, все они мертвы. Да, я сказал, что глава клана остался в живых, но это продолжалось недолго: не прошло и нескольких лет, Чан Пин также погиб. И умер он куда более ужасающей смертью — его убили линчи! Мне ведь не нужно вам рассказывать, что такое линчи? Это когда от тела живого человека ножом или мечом состругивают тоненькие кусочки плоти, три тысячи шестьсот раз, до тех пор, пока всё мясо не будет снято и не останется один только скелет…

Безусловно, Вэй Усянь не мог не знать, что такое линчи. Если бы кто-то вдруг возжелал книгу «Тысяча способов мучительно умереть», он оказался бы наиболее подходящим кандидатом в писатели. Вэй Усянь махнул рукой:

— Я понял. Что ж, может быть, ты знаешь, почему весь клан Чан уничтожили?

Слуга продолжил:

— Говорят, они пали жертвой козней другого ордена. Вне всяких сомнений, так и было! Иначе как же целая группа людей, да к тому же заклинателей, не смогла выбраться наружу? Их определенно поймали в западню, человек или существо.

На случай, если беседа не развлечёт гостей достаточным образом, владелец лавки даже принёс им по блюдцу арахиса и семечек. Вэй Усянь кивнул в знак благодарности и, щёлкая семечки, продолжил расспрашивать:

— Кто-нибудь пытался выяснить, что это был за человек или существо?

Слуга рассмеялся:

— Молодой господин, да вы ведь просто подшучиваете надо мной! Как можем мы, простые люди, которые влачат жалкое существование, выяснить что-то о тех, кто парит в облаках? Уж, скорее, вы знаете больше меня, потому что вы тоже заклинатели! Я только краем уха слышал, что они, кажется, оскорбили того, кого оскорблять не следовало! Как бы то ни было, с тех пор Юэян остался беззащитным перед всякими тварями.

Вэй Усянь задумчиво произнёс:

— Того, кого оскорблять не следовало?

— Вот именно, —  слуга съел два орешка, — все эти ваши ордены, кланы, или как там ещё, всегда не прочь выяснить отношения.  Моё мнение —  клан Чан пал жертвой других заклинателей. К тому же, убить ради наживы ведь обычное дело, разве нет? Все рассказчики так говорят, да и легенды и сказания тоже не отстают. И хоть я и не знаю, кто именно стёр с лица земли целый клан, но, скорее всего, здесь не обошлось без одного очень известного злодея.

В древнем Китае в народе существовала профессия «рассказчик», так называли людей, которые перед большим количеством слушателей пересказывали различные исторические книги, предания о прошлых династиях, былины и повести.

Вэй Усянь поднёс чашу ко рту, улыбаясь и боковым зрением глядя на него:

— Дай угадаю. Ты сейчас скажешь, что не знаешь, что это за злодей?

Слуга возликовал:

— А вот и нет! Этого-то я уж наверняка знаю! Он еще рифмуется со словом «наглейшее»… Точно, «старейшина». Старейшина Илин!

Вэй Усянь поперхнулся, булькнув пузырьками в чаше вина:

—  Что?

Опять он?!

Слуга подтвердил:

— Да-да, всё так! Его фамилия была Вэй, а полное имя, кажется, Вэй Уцянь. Люди говорят о нём и с презрением, и со страхом одновременно.

«Усянь» значит «без сожалений», а «Уцянь» — «без денег».

— …

Вэй Усянь как следует поразмыслил и понял для себя две вещи: первая — он раньше никогда не был в Юэяне, и вторая — из всех его жертв никто не умер от линчи. Вэй Усяню показалось, что ситуация становится нелепой, и он обернулся на Лань Ванцзи, словно ища разъяснений. Лань Ванцзи, уже достаточно долго ждавший этого взгляда, ответил:

— Идём.

Вэй Усянь сразу же сообразил, что Лань Ванцзи должен ему кое-что сказать, но не может сделать этого в лавке, где кругом любопытные глаза и уши. Он поднялся со словами:

— Что ж, пойдём. Сколько… Ах, да, все уже оплачено. Дружище, я пока оставляю вино здесь и допью, когда мы вернёмся. — И полушутя добавил: — Надеюсь, оно никуда не денется?

Слуга, съевший уже больше половины блюдца орешков, горячо ответил:

— Что вы! В нашей лавке не обманут ни ребёнка, ни старика! Можете со спокойной душой оставлять вино здесь. Мы не закроем лавку до вашего возвращения. О, кстати, молодые господа, вы ведь сейчас собираетесь в имение Чан? Это так здорово — я вот здесь живу, но ни разу там не был! Моей смелости хватило лишь на то, чтобы подглядеть издалека. А вы, наверное, войдёте внутрь? Что будете там делать?

Вэй Усянь ответил:

— Мы тоже подглядим издалека.

Слуга был молодым общительным юношей, слишком быстро сближающимся с людьми. Вот и сейчас он всего ничего болтал с гостем, но уже считал того своим другом. Он подошёл ближе и обвил рукой плечи Вэй Усяня:

— А вообще — у вас двоих тяжёлая работа? Много денег получаете? Наверное, целую кучу! Всё-таки уважаемая профессия. Я бы вот что хотел узнать — начинать трудно? Я…

Неожиданно он перестал болтать, захлопнул рот и, в испуге поглядывая в сторону, прошептал:

— Молодой господин, а почему тот, что подле вас… так уставился на меня?

Вэй Усянь проследил за его взглядом и увидел, как Лань Ванцзи встал, развернулся и вышел из лавки:

— А, ты про него. Моего друга слишком строго воспитывали. Он на дух не переносит, когда люди в его присутствии начинают вести себя слишком свободно друг с другом. Странно, да?

Слуга неловко убрал руку и приглушённо произнёс:

— Ещё как странно. Он так на меня глянул, будто бы я его жену обнял…

Лань Ванцзи обладал острым слухом и определённо не мог не слышать последней фразы, даже несмотря на пониженный голос. Представив, что он сейчас чувствовал, Вэй Усянь до колик в животе старался не прыснуть со смеху. Он поспешил сказать:

— Я осушил весь сосуд.

Слуга удивился:

— И что?

Вэй Усянь указал на себя пальцем:

— Я всё ещё на ногах.

Слуга, наконец, припомнил свою зазывалку «если, прикончив всю тару, вы всё ещё сможете стоять на ногах, я возьму вашу фамилию» и затараторил:

— Ой, ой… Да-да! Вот оно что… Ого! Нет, правда, я впервые вижу, что кто-то в состоянии твёрдо стоять на ногах и говорить, не заплетаясь, осушив целый сосуд. Молодой господин, как ваша фамилия?

Вэй Усянь начал было говорить:

— Моя фамилия…

Но тут он вдруг вспомнил про «Вэй Уцяня», упомянутого слугой, и уголки его губ дрогнули. Он без запинки продолжил:

— Лань.

Слуга тоже оказался не из стыдливых и, ни капли не дрогнув, во всеуслышание объявил:

— Быть посему. Отныне моя фамилия Лань!

Снаружи, под ярко-красной вывеской лавки, высокая фигура в белом, казалось, слегка пошатнулась. Вэй Усянь, заложив руки за спину и шкодно улыбаясь во всё лицо, подошёл к Лань Ванцзи и похлопал того по плечу:

— Ханьгуан-цзюнь, в благодарность за то, что ты оплатил счёт, я сказал ему взять твою фамилию.

Покинув город, мужчины устремились в направлении, указанном слугой. Постепенно людей на их пути становилось всё меньше, а деревьев — всё больше. Вэй Усянь поинтересовался:

— Тогда, в лавке, почему ты остановил меня от дальнейших расспросов?

Лань Ванцзи ответил:

— Я внезапно вспомнил, что уже слышал о том, что случилось в Юэяне. В дальнейших расспросах больше не было нужды.

Вэй Усянь произнёс:

— Прежде чем ты всё объяснишь, позволь кое-то узнать у тебя. Мне нужно мнение со стороны, чтобы кое в чём убедиться. В общем, это… ведь клан Чан… с лица земли стёр не я?

В довесок к тому, что в то время Вэй Усянь был мёртв, а душа его смиренно довольствовалась своим уделом, едва ли он мог погубить целый клан и не помнить об этом!

Лань Ванцзи ответил:

— Нет.

Вэй Усянь сказал:

— О.

Он словно вернулся в те дни, перед самой своей смертью, когда он был хуже сточной крысы, которую каждый спешит обругать и ударить: в любых несчастьях всегда находилась доля его участия. Его винили во всём: даже если соседский внук отказывался есть кашу и отощал на пару-тройку цзиней, то это случилось явно потому, что дитя слишком напугался рассказов о Старейшине Илин, приказывающем Призрачному Генералу умертвлять людей.

Однако Лань Ванцзи продолжил:

— Убийство совершил не ты, но ты действительно связан с ним.

— Каким образом?

— Есть две нити. Первая — один из тех, кто вовлечён во всю эту историю, начал свой путь заклинателя подобно твоей матери.

Вэй Усянь резко остановился.

Сейчас он не осознавал бушующих в душе чувств или выражения своего лица. Немного поколебавшись, Вэй Усянь переспросил:

— Моей матери?..

Вэй Усянь был сыном Вэй Чанцзэ, слуги Ордена Юньмэн Цзян, и саньжэнь Цансэ, бродячей заклинательницы.

Саньжэнь — дословно: «вольнолюбивый (ничем не связанный) человек». Часто добавляется к имени бродячего заклинателя.

Бродячий заклинатель — заклинатель, не принадлежащий ни к одному клану или ордену.

И Цзян Фэнмянь, и его жена Юй Цзыюань довольно хорошо знали родителей Вэй Усяня, но несмотря на это, Цзян Фэнмянь никогда не пускался в пространные воспоминания о покойном друге, а Юй Цзыюань за всю свою жизнь едва ли сказала Вэй Усяню хоть что-то хорошее. Тот считал за счастье, если она хотя бы не стегала его кнутом и не гнала преклонять колени в храме предков, всеми силами пытаясь держать Вэй Усяня подальше от Цзян Чэна. Все свои скудные знания о родителях он услышал от чужих людей, поэтому Вэй Усяню было известно не более, чем остальным.

Лань Ванцзи тоже притормозил и оглянулся, встретившись с ним взглядом:

— Ты когда-нибудь слышал о Сяо Синчэне?

Порывшись в памяти, Вэй Усянь ответил:

— Нет.

Лань Ванцзи продолжил:

— И не мог слышать. Этот человек прославился, вернувшись в мир двенадцать лет назад. А сейчас никто не вспоминает о нём.

Дословно: спустился с гор, т.е. прекратил, живя отшельником, совершенствовать тело и дух и вернулся в люди. Считается, что подобные отшельники в буквальном смысле жили на горе.

Двенадцать лет назад — это всего на год позже осады горы Луаньцзан в Илине, а значит, Вэй Усянь почти застал его. Он спросил:

— С какой горы? Кто наставлял его?

Лань Ванцзи ответил:

— Мне неизвестно, что это была за гора. Наставляла же его заклинательница. Сяо Синчэнь был учеником саньжэнь Баошань.

Баошань — досл.: объять гору.

Вэй Усянь, наконец, понял, почему Лань Ванцзи сказал, что тот человек начинал путь заклинателя подобно его матери:

— Значит, Сяо Синчэнь — мой шишу.

Шишу — младший соученик матери/отца в ордене заклинателей, некровный родственник. Конкретно в этом случае имеется в виду не орден заклинателей, а общий наставник, который также даёт право матери Вэй Усяня и Сяо Синчэню называться шицзе и шиди соответственно.

Саньжэнь Баошань обучала также и саньжэнь Цансэ.

Саньжэнь Баошань была заклинательницей, жившей в уединении от внешнего мира и, по слухам, принадлежавшей к тому же поколению, что Вэнь Мао и Лань Ань.

Родоначальники Орденов Цишань Вэнь и Гусу Лань соответственно.

Большинство героев прошлого уже давно обратились в прах, но саньжэнь Баошань до сих пор считалась несломленной. Если молва не ошибалась, то она, должно быть, более чем искусная заклинательница возрастом в несколько сот лет. В те годы Вэнь Мао стал первым, кто счёл нужным сконцентрироваться на прославлении и возвышении клана, а не ордена, и вслед за ним объединения заклинателей, связанных кровными узами, вырастали, словно побеги бамбука после дождя. Любой маломальский талант решал примкнуть к остальным. Но эта женщина захотела удалиться от мирских сует и ушла в горы, взяв себе имя саньжэнь Баошань. По сей день никто не знает, какую именно гору она «объяла».

Традиция сродни постригу в монахи — когда человек отказывается от своего мирского имени и берёт новое.

С другой стороны, уединение от внешнего мира называется уединением как раз потому, что никому не известно, где находится пристанище отшельника. И если люди могут с лёгкостью отыскать его, то, значит, это вовсе не уединение, а набивание себе цены.

Так или иначе, она жила на неизвестной горе бессмертных и часто в тайне забирала к себе брошенных детей, которые становились её учениками.

Гора, на которой, как считается, светлая энергия копится быстрее и, следовательно, человек быстрее становится всё более искусным заклинателем.

Однако со всех до единого саньжэнь Баошань брала клятву в том, что они посвятят свои жизни совершенствованию тела и духа, никогда не покинут гору и не вернутся в мир. В противном же случае ученики лишались пути назад, что бы ни произошло; им пришлось бы разорвать все связи со своей наставницей и рассчитывать только на себя в своих скитаниях по бренному миру.

Все высоко ценили дальновидность саньжэнь Баошань, установившей подобное правило. За несколько сот лет только три послушника покинули гору —даожэнь Яньлин, саньжэнь Цансэ и Сяо Синчэнь. И никто из них не почил в мире.

Даожэнь — то же, что и заклинатель, но в форме прозвища.

Вэй Усянь с самого детства знал о судьбах первых двух и не нуждался в пояснениях, поэтому Лань Ванцзи поведал ему историю последнего ученика, его шишу.

Сяо Синчэнь покинул гору в возрасте семнадцати лет. Лань Ванцзи никогда не встречался с ним лично, но был наслышан от других о его одаренности.

В то время с Аннигиляции Солнца прошло всего несколько лет, а осада горы Луаньцзан в Илине и вовсе едва завершилась. Все именитые ордены всячески зазывали в свои ряды лучших из заклинателей. Сяо Синчэнь же вернулся в люди с мечтой спасти мир. Благодаря природным способностям и великолепному наставнику во время своей первой ночной охоты он, с длинным мечом в одной руке и метёлкой из конского волоса в другой, в одиночку одолел всех тварей и обошёл всех соперников — Сяо Синчэнь прославился в мгновение ока.

Метёлка из конского волоса — довольно частый атрибут заклинателей в сянся, чаще всего относится к оружию.

Ордены заклинателей, увидев юношу с безмятежной наружностью, но с исключительными талантами в заклинательстве, были потрясены и наперебой принялись предлагать ему присоединиться к ним. Однако Сяо Синчэнь вежливо отверг все приглашения и заявил, что хочет ни от кого не зависеть и создать свой собственный, совершенно новый орден на пару с преданным другом, который не опирается на кровное родство.

Нрав его был кроток, но сердце — как кремень; мягкий снаружи, решительный внутри, он строго содержал себя в духовной чистоте. Когда люди попадали в беду или иную трудноразрешимую ситуацию, первым делом они искали его помощи, и Сяо Синчэнь никогда не отказывал, за что все глубоко уважали его.

Примерно в это же время кто-то полностью уничтожил Орден Юэян Чан.