Магистр дьявольского культа (Новелла) - 46 Глава

Зарождающаяся улыбка мгновенно застыла на губах Вэй Усяня, словно его окатили ушатом ледяной воды.

Под мёртвым деревом стояла высокая фигура, обратившаяся к Вэй Усяню передом, и, если бы шея её заканчивалась головой, то сейчас бы она непременно уставилась на него молчаливым взглядом.

Ученики Ордена Гусу Лань, разместившиеся у костра, также заметили силуэт, и волосы их зашевелились от ужаса, а глаза широко распахнулись — все как один потянулись за мечами. Но Вэй Усянь вовремя поднёс указательный палец к губам и едва слышно шикнул.

Он отрицательно покачал головой и взглянул на юношей глазами, говорящими «нельзя». Увидев его жест, Лань Сычжуй бесшумно вложил обратно в ножны наполовину обнажённый меч Лань Цзинъи.

Безголовый мужчина протянул руки и ощупал ствол дерева подле себя, словно раздумывая и пытаясь понять, что это такое.

Затем он сделал маленький шажок вперёд, и Вэй Усянь наконец смог рассмотреть большую часть его тела.

На мужчине болтались погребальные одежды, кое-где изодранные в лоскуты — именно в этих одеждах похоронили торс, вырытый на кладбище Ордена Чан.

У его ног валялись разбросанные обрывки ткани — Вэй Усянь едва признал в них остатки мешочков Цянькунь.

Он подумал: «Досадное упущение. Похоже, наш дражайший друг собрался воедино!»

Вэй Усянь вспомнил, что с тех пор как он и Лань Ванцзи забрели в город И, произошло множество непредвиденных событий, и в итоге они не играли «Покой» уже около двух дней. За всё время странствий мужчинам вдвоём насилу удавалось утихомирить расчленённый труп, а сейчас, к тому же, почти все части его тела находились в одном месте, поэтому их взаимное притяжение чрезвычайно возросло. Скорее всего, конечности и туловище чувствовали затаённую злобу друг друга, и их желание воссоединиться усилилось до крайности. Они улучили момент и, когда Лань Ванцзи отправился по окрестностям с дозором, спешно сбежали от него, разорвали мешочки Цянькунь, запечатавшие их, и собрались почти в целое тело.

Но, к сожалению, одной части мертвецу по-прежнему недоставало. Одной самой существенной части.

Безголовый мужчина обхватил руками шею, дотронувшись до ровного кроваво-красного пореза на глотке. Он тщательно ощупал рану, но так и не смог найти того, что должно располагаться на её месте, и, словно разгневавшись этим, внезапно ударил ладонью по дереву!

В стволе тут же образовалась длинная трещина. Вэй Усянь подумал: «Нрав у него явно буйный».

Лань Цзинъи заслонился мечом, зажав его в горизонтальном положении, и дрожащим голосом произнёс:

— Ч-что это за чудовище?!

Вэй Усянь заметил:

— Ты наверняка на занятиях пропускал мимо ушей самые основы. Что такое чудовище? Оборотень или монстр. Но перед тобой определённо мертвец, относящийся к категории гулей1. Разве он похож на какое-то там «чудовище»?

1Гуль по классификации данной новеллы — призрак, неживое существо человеческой природы, обретшее сознание (необязательно разум) благодаря тёмной энергии, обладающий физическим телом.

Лань Сычжуй прошептал:

— Учитель, вы… так громко говорите. Не боитесь, что он услышит?

Вэй Усянь ответил:

— Не услышит. Я вдруг понял, что мы можем шуметь сколь угодно. У него нет головы, а значит, нет ни глаз, ни ушей, поэтому он лишён и зрения, и слуха. Если не верите, попробуйте сами крикнуть.

Лань Цзинъи тотчас же заинтересовался:

— Правда? Сейчас попробую.

Он действительно несколько раз крикнул. Но едва его голос затих, безголовый мужчина внезапно развернулся и устремился к ученикам Ордена Гусу Лань.

Юноши чуть не испустили дух от страха. Лань Цзинъи взвыл:

— Ты же сказал, что он не услышит!

Вэй Усянь поднёс ко рту сложенные лодочкой ладони и тоже завопил:

— Он и не слышит, вот смотрите! Я повысил голос донельзя, а он не вернулся ко мне! Но в вашей стороне дело вовсе не в громкости звуков. Его привлекает огонь! Тепло! Кроме того, там сгрудилось несколько живых людей, причём мужского пола! Сосредоточение энергии Ян в одном месте слишком высоко! Он не способен слышать или видеть, но зато может почувствовать скопление людей и направиться к нему. Ну же, скорее тушите костёр! И разойдитесь по сторонам!

Лань Сычжуй взмахнул рукой, и порыв ветра мгновенно погасил пламя. Юноши немедленно разбежались по разным углам заброшенного сада.

И в самом деле, стоило огню потухнуть, а людям рассредоточиться, как безголовый мужчина потерял ориентиры.

Он на некоторое время замер без движения. Но как только все приготовились вздохнуть с облегчением, мужчина вновь тронулся с места и без малейших сомнений зашагал прямо к одному из учеников!

Лань Цзинъи вновь завопил дурным голосом:

— Но ты же сказал, что когда огонь погаснет, а мы разойдёмся, он отстанет от нас!

Вэй Усянь, не найдя времени для ответа, прокричал тому ученику:

— Не шевелись!

Он подобрал с земли небольшой камешек и, легко взмахнув рукой, запустил им в безголового мужчину. Голыш попал аккурат в центр спины мертвеца. Тот тут же остановился и развернулся. После секундной заминки, словно решая, какая сторона вызывала наибольшие подозрения, мужчина метнулся к Вэй Усяню.

Вэй Усянь медленно сделал два шага в сторону, едва-едва разминувшись с рвущимся напролом мужчиной. Он добавил:

— Вот именно, я сказал вам разойтись, а не разбежаться. Не носитесь как угорелые. Этот безголовый гуль когда-то был весьма искусным заклинателем. Если вы будете передвигаться слишком быстро и поднимете вокруг себя мощные волны воздуха, он также заметит вас.

Лань Сычжуй предположил:

— Похоже, он что-то ищет… Может быть… свою голову?

Вэй Усянь ответил:

— Верно. Он пытается её отыскать. А поскольку голов тут предостаточно, он не может понять, какая принадлежит ему, поэтому будет отрывать любую подвернувшуюся под руку и приставлять к своей шее, проверяя, подходит ли она ему. Если гуль сочтёт ваш череп подходящим, то он некоторое время походит с ним, если же нет — отшвырнёт куда подальше. Так что двигайтесь медленно и ни в коем случае не попадитесь ему.

Представив, как мертвец отрывает им головы, а затем с силой пихает в свою шею, поливая всё вокруг кровью, юноши в страхе затрепетали. Все как один обхватили свои макушки и принялись неспешно «танцевать» по саду, словно играя с безголовым гулем в смертельно опасные жмурки, по правилам которых, если кто-то попадётся «жмурке», должен поплатиться головой. Как только мертвец нападал на след кого-то из юношей, Вэй Усянь кидал в него камешек, тем самым отвлекая внимание на себя.

Сложив руки за спиной, Вэй Усянь медленным шагом передвигался по дорожкам и изучал движения мертвеца. Он подумал: «Кажется, наш дражайший друг держится слегка необычно. Он замахивается рукой, полусжатой в кулак. Подобный жест…»

Поток его мыслей прервал Лань Цзинъи, потерявший терпение:

— И долго ещё это будет продолжаться?! Мы что, так и будем бродить туда-сюда?!

Вэй Усянь на секунду задумался и ответил:

— Ну разумеется, нет. — В следующее мгновение он что есть мочи завопил: — Ханьгуан-цзюнь! Эй, Ханьгуан-цзюнь! Хангуан-цзюнь, ты уже вернулся? Спаси нас!

К его воплям тут же присоединились ученики, и поскольку голова у мертвеца отсутствовала, а вместе с ней и уши, каждый крик звучал громче и отчаяннее предыдущего. Вскоре в сумерках зажурчали щебечущие трели сяо, переплетающиеся со звонкими отзвуками струн.

Услышав дуэт сяо и гуциня, юноши едва не разрыдались от радости:

— Уааа, Ханьгуан-цзюнь! Цзэу-цзюнь!

Две высокие и стройные фигуры, окутанные общим ореолом безупречности и чистоты, с равным достоинством и изяществом возникли в полуразрушенных воротах сада. Мужчины шли плечом к плечу, один из них держал сяо, а второй — гуцинь. Заметив безголовую тень, оба слегка замешкались.

Лань Сичэнь выглядел особенно удивлённым, едва ли не порясённым. Лебин2 замолчала, Бичэнь же, напротив, обнажился.

2Лебин — сяо Лань Сичэня, досл. треснувший лёд.

Безголовый гуль, ощутив, как к нему летит мощный и ледяной вихрь меча, занёс руку и вновь замахнулся. Вэй Усянь воскликнул про себя: «Вот, опять это движение!»

Мертвец оказался весьма проворным и гибким. Уклонившись от Бичэня одним рывком, он клацнул ладонью у себя за спиной, и тем самым ухитрился схватить рукоять меча!

Зажав Бичэнь в руке, безголовый мужчина поднял его перед собой, словно, несмотря на отсутствие зрения, пытаясь разглядеть только что пойманный им предмет. Увидев, что гуль голыми руками остановил Бичэнь Ханьгуан-цзюня в воздухе, юноши разом побелели. Лань Ванцзи же, однако, ни капли не изменившись в лице, разместил перед собой гуцинь, опустил голову и ущипнул одну из струн. Звук этот словно обернулся незримой стрелой, что просвистела в направлении мертвеца. Тот в ответ рубящим движением меча разнёс его вдребезги. Лань Ванцзи попеременно пробежался пальцами по каждой из семи струн, и все они затрепетали с нарастающей мощью. В ту же секунду Вэй Усянь выудил из-за пояса флейту и присоединился к гуциню, извлекши крайне пронзительную и режущую уши трель, словно с неба градом посыпались остроконечные мечи и сабли!

Безголовый мертвец сделал ещё один выпад. Тем временем Лань Сичэнь наконец пришёл в себя, поднёс к губам Лебин и принялся играть. Вэй Усянь не знал, показалось ему или всё же нет, но когда воздух наполнился ненавязчивой и безмятежной музыкой сяо, гуль на мгновение застыл, словно прислушиваясь, а затем развернулся, будто желая увидеть, кто же исполнял эту мелодию, но недостаток головы и глаз вновь не позволил ему этого сделать. Яростные атаки флейты и гуциня ударяли его со всех сторон, и безголовый мужчина постепенно сдавался над напором всех трёх инструментов. Вскоре он словно выбился из сил, пошатнулся и рухнул на землю.

Если говорить точнее, то не рухнул, а распался на части. На земле, покрытой ковром сухих листьев, оказались отдельно лежащие руки, ноги и туловище.

Лань Ванцзи убрал гуцинь, призвал и вложил в ножны свой меч, а затем вместе с Вэй Усянем подошёл к частям тела, окинул их взглядом и выудил пять новых мешочков Цянькунь. Юноши, всё ещё не опомнившиеся от испуга, окружили их. Первым делом ученики поприветствовали Цзэу-цзюня, но едва они открыли рты, намереваясь загалдеть, Лань Ванцзи произнёс:

— Время отдыхать.

Лань Цзинъи растерялся:

— А? Ханьгуан-цзюнь, но ещё же не девять.

Лань Сычжуй же, напротив, дёрнул его за рукав и с почтением ответил:

— Слушаемся.

Больше он ничего не спрашивал и повёл остальных юношей в дальний конец сада, чтобы развести новый костёр и приготовиться ко сну.

У беспорядочно разбросанных частей тела осталось лишь трое. Вэй Усянь кивнул Лань Сичэню в знак приветствия, присел на корточки и принялся запечатывать конечности и туловище обратно в мешочки Цянькунь. Когда он запихивал внутрь левую руку, Лань Сичэнь неожиданно подал голос:

— Прошу, подождите минутку.

Вэй Усянь понял, что что-то не так, ещё когда заметил выражение лица Лань Сичэня у ворот. Вот и сейчас Лань Сичэнь с пепельно-серым лицом повторил:

— Прошу… подождите минутку. Позвольте мне увидеть тело.

Вэй Усянь остановился:

— Цзэу-цзюнь, вы знаете, кто этот человек?

Лань Сичэнь замешкался, словно был не в состоянии ответить утвердительно, и Лань Ванцзи, опередив его, медленно кивнул.

Вэй Усянь сказал:

— Раз так, то и я знаю, кто он, — он понизил голос: — Это Чифэн-цзунь, верно?

Во время игры в «жмурки» безголовый мертвец непрестанно повторял одно и то же — полусжимал руку в кулак, замахивался и совершал рубящее движение. Со стороны казалось, будто мужчина потрясал каким-то оружием.

Сперва в голову Вэй Усяню пришла мысль о мече. Однако он, человек, владеюший искусством фехтования на мече и в прошлом не раз сражавшийся против других мечников, никогда не видел, чтобы опытный боец использовал такое оружие подобным образом. Меч считался «благороднейшим из всех оружий», и любой, пускавший его в ход, двигался с определённой долей достоинства или грации. Даже мечи наёмных убийц при всей своей смертоносности и коварстве непременно содержали в себе чуточку лёгкости и проворства. Орудование мечом предполагало «колющие удары» и «выпады», и в гораздо меньшей степени «рубящие удары» и «замахи». Тем не менее, безголовый мужчина действовал с сокрушительной физической силой, его замахи источали лютость и свирепость, а рубящие удары страдали полным отсутствием элегантности и грациозности.

Но если бы он держал не меч, а саблю, массивную саблю, обуреваемую значительной жаждой убийства, то тогда бы всё встало на свои места.

Мечи и сабли в корне отличались друг от друга не только методами использования, но и своими нравами. При жизни этот мужчина явно привык применять саблю, причём саблю весьма отчаянного и яростного темперамента, стремящуюся к сметающей всё на своём пути мощи, а не к лёгкости и воздушности движений. Когда мужчина пытался наощупь найти голову, он также искал и свою саблю и поэтому непрестанно замахивался рукой с полусжатым кулаком, норовя экипироваться, а в один момент даже схватил Бичэнь и пустил его в ход, словно своё собственное оружие.

К тому же, на теле мертвеца не было никаких отличительных знаков, вроде родимых пятен, и опознавать его отсечённые части, находящиеся отдельно друг от друга, возможности не представлялось. По этой же причине Не Хуайсан не смог понять, чьи конечности обнаружились в крепости-некрополе. Строго говоря, и сам Вэй Усянь не ручался, что если бы он отрубил свою собственную ногу и забросил её куда подальше, то после сумел бы сообразить, кому эта нога принадлежала. Ситуация оставалась таковой до тех пор, пока конечности и туловище временно не собрались в гуля, существующего за счёт тёмной энергии, и в ту же секунду Лань Сичэню и Лань Ванцзи удалось наконец узнать мертвеца.

Вэй Усянь произнёс:

— Цзэу-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь, должно быть, уже поведал о наших странствиях? Деревня Мо, могильщик, город И и прочее.

Лань Сичэнь кивнул, и Вэй Усянь продолжил:

— Значит, Ханьгуан-цзюнь наверняка рассказал и о том, что человек с лицом, скрытым туманом, пытавшийся забрать труп с кладбища Ордена Чан, знал стиль фехтования Ордена Гусу Лань как свои пять пальцев. Тут есть два варианта: либо он из Ордена Гусу Лань и с малолетства изучал ваше искусство ведения боя, либо он не из Ордена Гусу Лань, но порядком осведомлён о вашем способе управления холодным оружием. Этот человек или часто тренировался на мечах с адептами вашего ордена, или же настолько умён, что способен запомнить уникальные движения, лишь наблюдая их.

Лань Сичэнь хранил молчание. Вэй Усянь добавил:

— Он сражался за труп, потому что не может допустить, чтобы остальные узнали о расчленении Чифэн-цзуня. Если все части тела воссоединятся, он окажется в крайне невыгодном положении. Этот человек знает о тайнах родовой крепости-некрополя Ордена Цинхэ Не, возможно, тесно знаком с Орденом Гусу Лань, а с Чифэн-цзунем их связывает… весьма сложное прошлое.

Нужда произносить имя вслух отсутствовала, все трое прекрасно понимали, о ком идёт речь.

Лань Сичэнь выглядел напряжённым, но, тем не менее, быстро проговорил:

— Он ни за что бы не поступил подобным образом.

Вэй Усянь спросил:

— Цзэу-цзюнь?

Лань Сичэнь пояснил:

— Вы встречались с могильщиком и шли по следу расчленённого трупа в течение месяца. Но весь этот месяц он почти каждую ночь проводил в беседах со мной: всего несколько дней назад мы обсуждали грядущий Совет Кланов в Ордене Ланьлин Цзинь. Он физически не сумел бы появиться ни в каком другом месте. Могильщиком не может оказаться он.

Вэй Усянь предположил:

— А что если он использовал Талисман Перемещения?

Лань Сичэнь покачал головой и ответил мягко, но категорично:

— Использование Талисмана Перемещения требует дополнительного изучения одноимённого искусства, причём постичь его весьма сложно. Он же никогда не выказывал никаких признаков владения подобным знанием. Кроме того, применение этого искусства расходует колоссальное количество духовных сил. Но мы охотились на тварей всего несколько ночей назад — и он прекрасно проявил себя. Я твёрдо убеждён, что он никогда не прибегал к помощи Талисмана Перемещения.

Лань Ванцзи сказал:

— Ему было не обязательно действовать самому.

Лань Сичэнь по-прежнему отрицательно качал головой. Вэй Усянь добавил:

— Глава Ордена Лань, в глубине души вы знаете, кто попадает под наибольшее подозрение. Просто отказываетесь признавать.

Тени от костра плясали на лицах погружённых в думы мужчин. В глуби заброшенного сада всё застыло без движения.

После длительного размышления Лань Сичэнь ответил:

— Я отдаю себе отчёт в том, что в силу некоторых причин большинство людей превратно относятся к нему. Но… сам я верю тому, что наблюдал все эти годы. Я уверен, что он не такой человек.

Желание Лань Сичэня оправдать его не представляло никаких трудностей для понимания. Если говорить начистоту, то даже у Вэй Усяня не сложилось дурного впечатления о подозреваемом. Возможно, из-за своего происхождения этот человек всегда вёл себя крайне ласково и смиренно со всеми. Он принадлежал к тому типу людей, которые никогда никого не обидели и в обществе которых любой чувствовал себя свободно и непринуждённо. Что же тогда следовало ожидать от Цзэу-цзюня, дружившего с ним в течение многих лет?

Время смерти Не Минцзюэ совпало с расцветом Ордена Цинхэ Не под его управлением, чьи слава и могущество едва ли не достигли уровня Ордена Ланьлин Цзинь и продолжали расти. Кто извлёк наибольшую выгоду из его гибели?

Смерть от искажения Ци на глазах у толпы народа, безусловно, казалась трагической, но всё же обоснованной и неизбежной. Но было ли всё столь же просто в действительности?