Наруто: История Итачи - Правдивая легенда (Новелла) - 6 Глава

ГЛАВА 6

Золотой ястреб в одеяниях тьмы поет в лунную ночь

1

Безупречные результаты. Тайдзюцу, ниндзюцу, личные навыки, командные, тактики. Саске был лучшим в классе по всем пяти предметам. Если бы все еще действовала старая программа, он точно был бы претендентом на выпуск.

Сидящий на веранде Итачи закрыл карточку с результатами брата и посмотрел на сад. На стене, окружающей усадьбу, гордо красовался герб клана Учиха. Саске глядел на него как-то печально.

— Он сказал: “продолжай в том же духе, как твой старший брат”… — слабым голосом пробормотал Саске, повторяя слова отца.

В его непривычно безжизненном тоне мелькнула неприязнь к отцу.

Нет.

Неприязнь к старшему брату.

Саске хотел, чтобы его похвалили. Но отец не понимал его чувств и сравнивал с Итачи. Саске был еще ребенком, слова вроде “как твой старший брат” не были для него похвалой, неважно с какими благими намерениями их произносили. Он хотел, чтобы его заметили, и ничего не мог с этим поделать. Как далеко заходило его недовольство? У Итачи не было старшего брата, и он не понимал истинных чувств Саске, потому решил спросить прямо:

— Я тебе неприятен?

Сказал и улыбнулся, глядя на вечернее небо, раскинувшееся над забором. Саске широко распахнул глаза от удивления, словно Итачи прочитал его мысли, и ответил молчанием. Тихо поднял взгляд на него.

— Это нормально, — мягко начал Итачи. — Такова правда жизни: шиноби живут, окруженные людской ненавистью.

Итачи не мог и сосчитать, скольких людей он убил. У этих бесчисленных трупов были друзья и родственники, и для них он был злейшим врагом.

Он вдруг подумал…

Что стало с больными детьми Кохинаты Мукая?

— Я… я не думаю, — Саске вновь затих.

Младший брат испытывал неприязнь к нему, но этим дело не исчерпывалось. В чистом взгляде Саске таилась любовь, и любовь побеждала все прочие нехорошие чувства.

Мои способности раздражают его…

В конце концов, Саске сам был одарен. Он никогда не оглядывался назад. Тем не менее Итачи способен был сломить его одним своим внушительным существованием.

— Хах… Быть лучшим действительно трудно.

Он с улыбкой взглянул на Саске.

— Обретая силу, ты отдаляешься от людей, становишься надменным. Даже если именно этого ты изначально желал и требовал.

Клану Учиха нужна была гениальность Итачи. Но Итачи, который не вел себя так, как им того хотелось, раздражал их, и в конце концов они приказали Шисуи следить за ним. Если бы их взгляды на жизнь совпадали, возможно, они бы могли выстроить более дружные отношения. Но собственное видение Итачи этому воспрепятствовало.

Избавить мир от сражений…

Все этого хотели, но никто не смел мечтать о таком всерьез. Однако Итачи не мог позволить себе ни капли сомнения. Его мечта была слишком великой, и если бы он посмел хоть немного усомниться в ней, она бы никогда бы так и не смогла обрести своего воплощения.

Именно поэтому он не мог согласиться с их взглядами.

И в результате Шисуи…

Саске взволнованно глядел на него, внезапно прервавшего свою речь на полуслове. После недолгой паузы Итачи продолжил вновь:

— Но знаешь… мы необычные братья. Я всегда буду рядом, стану стеной, которую тебе придется преодолеть.

Показать ему, что решил насчет него…

Саске впился в него твердым взглядом.

— Даже если ты возненавидишь меня… Это и значит быть старшим братом.

Он посмотрел на него с чувством.

Саске хотел что-то ответить, но его перебил звук открывшийся двери — кто-то яростно рванул створку.

— Ты здесь, Итачи?! Выходи! Есть разговор! — рявкнул Яширо у входа.

— Все в порядке, — просто сказал Итачи.

Оставив младшего брата на веранде, он шагнул ко входу.

Справа Инаби, слева Яширо. Позади них — Текка наготове. Доверенные люди отца.

— В чем дело? Что привело вас сюда? — спокойно спросил Итачи.

Их глаза жутко мерцали.

— Двое не явились на вчерашнее собрание, — бросил длинноволосый Инаби. Его взгляд был полон враждебности. — Ты чего не пришел?

Итачи раздражала эта манера — юлить.

Двое не явились на собрание…

Итачи и Шисуи.

Эта троица уже знала о гибели Шисуи. Более того, они первым делом потребовали от него оправданий за отсутствие на собрании. Они и вправду ходили вокруг да около, подбираясь к сути на редкость медленно.

— Мы понимаем, что ты вступил в Анбу, и тебя там гоняют только так, — продолжил Инаби, сверля взглядом молчаливого Итачи. — Твой отец тоже так говорит, и он защищает тебя, но…

— …но мы не станем делать для тебя исключений, — подхватил Яширо.

Своими надменными речами он ставил себя выше Итачи.

Глупец…

Итачи подавил вздох и выдавил с тяжестью:

— Понял. Впредь я буду осторожнее. А теперь не соизволите ли покинуть…

Еще слово и его ярость дошла бы до точки кипения. Итачи не был уверен, что сумеет сдержаться.

— Ладно, — бросил Яширо чуть понизив голос. — Но перед этим, мы хотим спросить тебя еще кое о чем. Об Учихе Шисуи, который вчера покончил с собой, бросившись в реку Нака.

Вот так…

— Шисуи — второй человек, который не явился на собрание, — добавил Инаби. — Насколько я помню, ты обожал Шисуи, почти как старшего брата.

Так если они знали это, кто именно приказал Шисуи следить за мной?

Итачи удержал жестокие чувства, угрожавшие облечь в слова крик его души; словно проглотил металлический шар. Подобрал наиболее безобидные слова:

— Вот как… Мы давно не виделись, но… Это ужасная трагедия.

Никто не должен был знать о их тайных встречах на утесе. Итачи не хотел говорить об этом таким мелким людям.

Трое полицейских встретили его ответ молчанием. Они продолжали глядеть на него, как на врага.

Тишину разбил деловой голос Инаби:

— Короче говоря, Военная Полиция намерена начать серьезное расследование.

— …расследование?!

Яширо достал сложенный вдвое листок бумаги и протянул Итачи.

— Это прощальная записка Шисуи. Мы уже провели анализ почерка. Сомнений нет, это написал сам Шисуи.

— Если нет следов убийства, тогда зачем расследование? — спросил Итачи.

— Потому что для шарингана скопировать чужой почерк — плевое дело, — ответил Инаби.

Итачи принял листок бумаги и раскрыл.

— Он написал это на мелком клочке бумаги. Его последние слова, как видишь.

Последние слова Шисуи…

Прошлой ночью Итачи сам написал эту записку и тайком оставил у друга в комнате. Так велел ему умирающий Шисуи. И вот он увидел ее вновь, спустя часов десять. Даже сейчас он слово в слово помнил содержание послания. Ему даже не надо было смотреть.

Я устал от миссии.

При таких взглядах у Учиха нет будущего.

И у меня нет…

Я больше не могу сопротивляться этому Пути.

Какой “Путь” упомянул Шисуи?

Это был путь, о котором подумал бы каждый член клана, увидевший эти строки. Он устал от миссии. У Учиха нет будущего. Он не мог сопротивляться Пути. Эти печальные строки — крик боли Учихи Шисуи. Они выражали его надежду хоть немного ослабить гнев клана.

Но казалось, что до братства так и не дошел смысл его послания.

— Среди Учиха один из самых талантливых… — сказал Яширо. —  Внушающий трепет, Шисуи Телесного Мерцания. Человек, который ради блага клана взял бы любую миссию.

Любую миссию…

Имел ли он в виду слежку за ним, Итачи? Отдав Шисуи трусливый приказ следить за своим товарищем из клана, они позабыли даже о чувстве вины. Хвалили Шисуи, называли его способным шиноби, но Итачи видел за пеленой красивых слов истинные намерения этих людей. Они считали Шисуи всего лишь полезной пешкой. Крайне малодушные речь и поведение вдруг распалили его злость. Инаби, неспособный этого уловить, подхватил за Яширо:

— Сложно представить, чтобы такой человек оставил подобную записку и свел счеты с жизнью.

Эгоистичны до крайности…

— Не стоит судить о людях… лишь по внешнему виду и предубеждениям.

Ирония… Он имел в виду и себя. Но эти люди не могли этого понять.

— Пока оставляем эту записку тебе, — продолжил Инаби; словно и вовсе не слышал его слов. — Возьми ее в Анбу и попроси содействия в расследовании.

— Понял.

Все трое повернулись к выходу, и Итачи испытал облегчение. Если бы они добавили еще хоть слово, он бы уже не смог удержать под контролем свой гнев.

У самого порога Яширо обронил:

— Будем надеяться, что всплывут какие-нибудь зацепки.

Обернувшись спиной к Итачи, заговорил молчавший доселе Текка:

— Как бы там ни было, у нас, Военной Полиции, тоже есть связи в Анбу. Мы узнаем, если ты попытаешься упустить что-нибудь.

Вот он — предел…

Он сжал в кулаке предсмертную записку Шисуи.

— Почему бы просто не сказать прямо?

Трое мужчин остановились у самых дверей и обернулись. Их глаза сверкнули алым. Воздух между ними четырьмя насытился жаждой убийства.

Большего ему и не надо было.

— Вы подозреваете меня, не так ли?

Поле зрения заволокло ярко-красным.

— Да, так и есть… мелкий говнюк, — процедил Инаби.

Яширо вновь обернулся.

— Слушай, Итачи… — выплюнул он с ненавистью. — Если вздумаешь предать клан, мы тебе этого так не оставим.

Итачи рванул к ним быстрее слова, быстрее мысли. Он ударил в горло Яширо, Инаби — рукой по лицу, ткнул другим локтем Текку в солнечное сплетение. Трое мужчин неуклюже растянулись на земле. Итачи возвышался меж них в самом центре.

— Я же уже сказал вам. Не стоит судить о людях лишь по внешнему виду и предубеждениям.

Пораженные в жизненно важные точки, мужчины, согнувшись пополам, валялись на земле не в силах шевельнуться.

— Вы беспочвенно решили, что у меня хватит на вас терпения. Недооценили меня…

Инаби, дрожа всем телом, с трудом поднял одну лишь голову и взглянул на Итачи.

— Клан… клан… — продолжал Итачи. — Вы переоценили свои “сосуды” и не имеете понятия о глубине моего “сосуда”, потому и ползаете сейчас на карачках.

Яширо, тщательно пытаясь подняться с четверенек, обернулся на него через плечо и выплюнул:

— Шисуи… следил за тобой последнее время… Полгода как ты вступил в Анбу… С тех пор ты говоришь странные вещи и ведешь себя недопустимо странно. О чем ты, к чертям, думаешь…

— Вы цепляетесь за свою систему, за клан, за имя… Это отвратительное свойство ограничивает вас, определяет ваш “сосуд”… А потом вы боитесь и ненавидите вещи, которые не видите, которых еще не знаете… Это полнейшая глупость!!

Они взвалили на его отца Фугаку всю тяжесть, поручили Шисуи грязное дело и извивались кругом как черви, украдкой, скрываясь в тени. Такие люди не имели права жить. Если бы эта троица — авангард радикальной фракции — упокоились, то и их дурацкий план хоть немного бы потерял в силе.

Умрите…

Он принял решение и готов был наброситься на них вновь, когда со спины донесся свирепый голос отца:

— Итачи! Прекрати!

Итачи остановил занесенную руку. Он обернулся и увидел ошеломленного отца, который неподвижно замер.

— Довольно. Что, черт возьми, ты делал?

Отец направился прямо к нему, не глядя на мужчин, растянувшихся на земле.

— Итачи… Ты немного изменился в последнее время. Меня беспокоит твое поведение.

Итачи опустил голову, чтобы отец не увидел его шаринган.

— Ничего странного…

Это вы странные…

Он заглушил голос своего сердца другими словами:

— Я выполняю свой долг… вот и все.

— Так почему ты не пришел прошлой ночью?

Отец в молчании ожидал ответа.

— Чтобы достичь высот, — негромко ответил Итачи.

— О чем ты?

Итачи не мог сказать: “Я убил Шисуи и получил Мангеке Шаринган”. Он разозлился на себя за то, что даже в такой ситуации ему приходилось подбирать слова, и эта злость побудила его выхватить кунай. Не глядя, он швырнул клинок в стену справа. Острие вонзилось в центр искусно изображенного герба Учиха.

Лоб отца покрылся испариной. Все его тело излучало беспокойство, когда он посмотрел в глаза сыну. Опустив голову, Итачи сообщил:

— Мой “сосуд” [1] потерял веру в этот жалкий клан!

Шисуи так отчаянно впахивал и отдал свою жизнь за то, чтобы спасти таких людей? Стоил ли вообще этот клан того, чтобы его спасали? Итачи не понимал.

— Зацикливаясь на такой мелочи, как клан, вы теряете из виду кое-что действительно важное…

Мир в деревне.

Не было ли это более важно, чем обиды клана?

— Ничего не изменится до тех пор, пока вы будете в плену у догадок и воображения… рамок и ограничений…

Если бы клан только сбросил свои оковы, они могли бы жить в гармонии с деревней. Кланом руководила гордостью, желание защитить свой маленький мир. Отец и другие не могли этого увидеть.

— Какая дерзость!

Отец услышал в его словах только дерзость. В который раз он был поражен тем, насколько далекими были их взгляды. Как он и думал, они неспособны были понять друг друга.  А в таком случае…

В этот момент в воображении Итачи предстало слабое видение зловещего будущего.

Отец с ненавистью глядел на него, держа за плечи присевшего Яширо.

— Довольно! Если ты продолжишь нести этот вздор, то загремишь за решетку!

Вздор…

В памяти ожило далеко воспоминание. Первый урок в академии. Учитель спросил его о мечте, и он перед всеми объявил: “Я хочу стать лучшим шиноби, чтобы избавить мир от войн”.

Тогда все решили, что это чушь. Но даже сейчас Итачи продолжал со всей серьезностью следовать той мечте.

Избавить мир от войн…

Люди могли смеяться над ним, считать это чепухой, но Итачи один искренне желал этого.

Но отец не видел его мучений. Он поднял этих троих на ноги и встал напротив Итачи.

— Давайте, чего мы ждем?! — свирепо воскликнул Инаби. — Это невозможно терпеть. Капитан, отдайте приказ об аресте!

Его не могли здесь арестовать. Четверо зачинщиков мятежа собрались сейчас перед ним. Раз уж они пришли к этой черте, он был готов.

Но его намерение сбил вопль младшего брата — почти сорвавший на визг:

— Брат, хватит уже!

Мой брат наблюдает…

Саске слышал его слова.

Напряженная атмосфера раскололась на тысячу осколков. Словно марионетка с оборванными нитями, Итачи бухнулся на колени на вымощенную камнем дорогу. Тихо положил на землю обе руки, низко опустил голову.

На глазах у младшего брата он не мог убивать.

Это было его достоинством как старшего брата. Единственной искренней заботой Итачи было не травмировать Саске.

— Я не убивал Шисуи. Но я прошу прощения за свои непристойные слова. Мне очень жаль.

Он не извинялся от чистого сердца. Возможно, даже его отец это понимал. Тем не менее отец принял во внимание его боль и мягко ответил:

— В последнее время ты был занят миссиями в Анбу. Кажется, ты немного устал…

— Капитан! — воскликнул Инаби, упрекая его в слабости.

— Анбу — организация под прямым контролем Хокаге. Даже мы не можем арестовать его без ордера, — продолжил отец. — Кроме того, я беру на себя ответственность и присмотрю за своим сыном. Прошу вас… — сказал он хрипло и склонил голову перед своими подчиненными.

— Понял, — с неохотой ответил Инаби.

— Итачи… внутрь.

Его отец повернулся спиной к подчиненным и скользнул в дверь. Итачи смотрел ему в спину, все еще стоя на коленях на земле.

Что ты знаешь?

Тлеющая в груди вспышка ярости все еще не погасла. Это чувство обернулось сильным потоком чакры и влилось в глаза. Итачи ощутил, как изменился его шаринган.

Мангеке.

И в этот краткий миг он встретился взглядом с Саске.

[1] — в английском переводе было слово “ability”, но в оригинале манги в этом же месте Итачи использует понятие “utsuwa” — “сосуд”. Оно может переводиться и как “способности”, но тем не менее в манге всегда употребляется в кавычках. Это нечто иносказательное и по смыслу куда более широкое, чем просто способности или потенциал. Это еще и мировоззрение и прочее. То, что человек вложил сам в себя.

****

Фугаку в одиночестве размышлял о вчерашнем инциденте. Он сидел, скрестив руки, закрыв глаза, и слушал, как барабанят о крышу капли дождя.

У него был выходной. Итачи ушел на миссию, Саске был в академии. Даже жена вышла за покупками. Фугаку остался дома один.

Этим утром Итачи даже не поздоровался, когда они пересеклись в коридоре. Даже не посмотрел на него, и Фугаку сожалел, что так и не смог тогда сказать сыну хоть пару слов. Позицию Итачи прояснили его отношения с Яширо и другими, и тот кунай, оставивший шрам на фамильном гербе.

Мой сын на стороне деревни…

Фугаку планировал восстание и должен был избежать этой ситуации любой ценой. Обращение шиноби уровня Итачи на сторону врага было серьезным делом, которое могло повлиять на исход мятежа. Тем не менее, Фугаку не мог решить, было ли действительно правильно сломать волю сына.

Что бы подумали Яширо и другие о таком начальстве? Вероятно, никто бы не признал капитана, который не мог построить даже собственного сына. С Итачи все еще не снимали подозрения об убийстве Шисуи, и это еще более усиливало его изоляцию в клане.

Медитацию Фугаку потревожил детский голосок:

— Простите?

Посетитель…

Фугаку медленно поднялся и, покинув комнату, направился ко входу.

— Ты…

Он отчаянно пытался вспомнить ее имя. Девочка закрыла мокрый зонт и посмотрела на него. Ее глаза были влажными, словно она недавно плакала. Фугаку был уверен, она училась в академии на одном курсе с Итачи. Он также множество раз видел ее на собраниях.

— Я Изуми. Учиха Изуми, — представилась девочка несчастным голосом.

Теперь он вспомнил. Она была дочерью Учихи Хазуки, которая вернулась в клан после того, как ее муж погиб во время нападения Кьюби. Хазуки должно быть была парой лет младше самого Фугаку.

— Прости, но Итачи на миссии. Я не знаю, когда он вернется.

Пожалуй, он произнес это слишком резко. Даже сам себе показался неприветливым.

Его девушка?

Сложно было представить, чтобы его сын, который думал только о миссиях, завел себе девушку. Но девочка стояла перед ним, повесив нос, и на ее лице отражалась такая глубокая горечь, словно она слышала о вчерашнем случае. Казалось, она была искренне преданна его сыну.

— Ох… вот как?.. Что же, тогда я зайду позже, — сказала Изуми и, повернувшись к нему спиной, направилась к дверям.

— Э-э…

Он попытался задержать ее, но это прозвучало так жалко. Фугаку вновь ощутил себя подростком.

Озадаченная, Изуми обернулась.

Замечательно. Он остановил ее. И в то же время он не имел понятия, что сказать. Задержал ее лишь потому, что не хотел, чтобы она уходила домой на такой ноте. Почесывая щеку кончиком пальца в попытке скрыть неловкость, Фугаку сказал искренне:

— Он конечно резкий, но все же добрый малый.

— Я знаю, — ответила Изуми, неожиданно твердо.

Она глядела прямо на него, и Фугаку благоговел пред ее глазами.

— У него совсем мало друзей, — добавил он. — Пожалуйста, не покидай его.

Глаза Изуми расширились.

А она очень мила, подумал Фугаку.

— Полагаюсь на тебя.

— Хорошо, — ясно ответила Изуми.

Она единожды низко поклонилась и пересекла порог, так и не обернувшись.

— Простите за беспокойство, — сказала она, закрыла дверь и растворилась в дождливой улице.

Фугаку снова остался один. Он был тронут до глубины души сильным сердцем этой девочки и ее чувствами к его сыну и не смог сдержаться. Щек коснулась горячая влага.

2

— Итачи исполнилось двенадцать. Пора бы тебе это сделать.

Данзо взглянул на Хирузена, сидящего за столом Хокаге, и продолжил:

— Теперь, когда Шисуи мертв, против Учиха осталась всего одна подконтрольная нам фигура — Итачи. Мы не можем позволить ему тратить день за днем на разнообразные миссии Анбу под твоим началом.

— Повысить его до капитана…

— Как я и говорил прежде. Повысь его официальный возраст на год, и проблема с правилами решится сама собой.

Хирузен со вздохом положил руку на стол и взял трубку, зажег в чаше огонь. В воздух взвился дымок. Морщины в уголках его глаз углубились, Хирузен посмотрел на Данзо и сказал:

— Так сожалею о смерти Шисуи, что словами не выразить. Чтобы такой шиноби совершил самоубийство…

Данзо мысленно захихикал.

Яд, который использовал Сугару, бесследно исчез из крови. Кто бы ни расследовал убийство, он бы не обнаружил ни следа. Подходящая техника для члена Корня, ключевыми обязанностями которого были убийства. Недалекая Военная Полиция не просекла бы тайных маневров Данзо.

У него было лишь одно беспокойство: Итачи. Существовала вероятность, что он мог знать. Данзо встревожила предсмертная записка Шисуи. Вряд ли у него было время оставить ее у себя в комнате, а затем броситься в реку. Он чувствовал: куда более вероятно, что это Итачи написал записку, подделав почерк Шисуи с помощью шарингана. Итачи защищал мир, и из этого можно было извлечь выгоду даже для такой ситуации.

— Учиха притихли после смерти Шисуи, но в последнее время снова активно зашевелились, — бросил он давнему другу. — В таком состоянии мы не сможем предотвратить их вспышку.

— Я понимаю твою точку зрения.

— И?

— Я утвержу повышение Итачи.

Уголки рта Данзо сами собой приподнялись.

— Тогда я подготовлю бумаги.

— Только это исключение.

Данзо ответил кивком.

— Я освобожу Итачи, когда недовольство клана Учиха будет устранено.

— Когда они успокоятся, в Итачи уже не будет нужды. После этого делай что пожелаешь.

Настанет ли такой день когда-нибудь?

Данзо внутренне усмехнулся оптимизму Хирузена.

****

— Номинально новую команду создали из-за того, что возросло количество миссий Анбу. Новая команда нуждается в лидере, и для этой роли избрали тебя, — бесстрастно изложил Данзо, выпрямляя спину.

Он сидел напротив Итачи в своем кабинете в особняке Корня. За спиной Данзо стоял Сугару в своей белой тигриной маске, как всегда.

— Я предложил, чтобы в эту новую команду вошли члены Корня, у меня есть разрешение Хирузена.

— В таком случае, я теперь принадлежу к Корню?

— Ты не будешь напрямую под контролем Хокаге, но в то же время и не будешь принадлежать к Корню. Давай будем считать, что это особое независимое формирование даже в пределах Анбу.

— Я не совсем понимаю, что это значит, — решительно ответил Итачи.

Данзо улыбнулся.

— Давай проясним.

Он запнулся и нежно погладил свой правый глаз, скрытый под бинтами.

— Официально это новое формирование. Но никаких новых лиц в кадровом составе не планируется. Просто прием, который позволит тебе свободу передвижения. Тем не менее я выделю тебе пару человек.

— Во благо Учиха?..

— Именно.

Данзо поднялся и обошел стол. Приблизился к лицу Итачи, посмотрел на него своим тусклым взглядом.

— Я даю тебе людей из Корня также и для того, чтобы пресечь подозрения в Анбу Хокаге. Как Учиха Шисуи работал на Хирузена, отныне ты работаешь на меня, — произнес Данзо без тени колебаний.

И Итачи узрел всю глубину тьмы этого человека. Эти двое убили Шисуи. Погибший друг сам рассказал ему перед смертью, ошибки быть не могло.

— Почему вы убили Шисуи? — спросил Итачи.

В его глазах проявился узор из магатама. Данзо мгновенно среагировал на шаринган и не шевелился, все еще улыбаясь.

— Так ты знал? Как я и думал.

— Шисуи пытался остановить мятеж. Все ради деревни. Когда же он был в шаге от этого, вы вмешались, и он погиб от ваших рук.

— Ты действительно думаешь, что Шисуи мог остановить восстание?

Итачи не нашелся, что ответить, и устыдился своей запинки.

— У меня свои планы, как остановить мятеж. Его возня мне мешала. Но Шисуи Телесного Мерцания… Я ему не начальство. Даже если бы я приказал ему не делать чего-либо, он, вероятно, не послушал бы меня.

— И поэтому вы убили его?

— Именно так.

Жажда убийства сверкнула в глазах Итачи. Вмиг он выхватил правой рукой кунай, целясь Данзо в горло. У него на пути вырос человек в белой тигриной маске, и кунай Итачи пробил его ладонь.

Данзо заговорил, поглядывая через плечо верного подчиненного:

— Ты ведь уже понял, не так ли?

— Заткнись.

— Как можно защитить мир в деревне… И кто должен сделать это: то, что должно быть сделано.

— Ты не слышал, что я сказал тебе заткнуться?

— Можешь убить меня, если хочешь. Но моя смерть не остановит вспышки буйства твоего клана. Убьешь меня, устранишь препятствие, и клан напротив возбудится еще сильнее. Для властей деревни ты станешь преступником. Предположим, тебе удастся покинуть поместье, но мои люди будут преследовать тебя до самой смерти. И тогда ты не сможешь спасти свой клан. У тебя не останется выбора, кроме как, наблюдать ужасное зрелище со стороны, за пределами деревни. Если такой глупый путь тебе подходит, тогда скорее убей меня.

Очевидная провокация. У Данзо не было ни малейшего намерения умирать. В комнате был лишь Сугару, но вокруг них, затаив дыхание, скрывалось еще множество других подчиненных. Если бы Итачи попытался убить Данзо, то мигом бы стал их врагом и, возможно, даже не сумел бы ускользнуть из поместья.

— С каждой секундой  промедления, шансы убить меня сокращаются. Нет времени на вопросы и ответы. Если шиноби принял решение, он немедленно действует.

Сугару неторопливо вытащил кунай и развернулся. Он присел на одно колено, а Данзо смело возвышался позади.

— Я так понимаю, твоим ответом можно считать молчание, не так ли?

Он понял…

Не было смысла убивать Данзо. Напротив, ситуация скорее бы ухудшилась. Итачи отдавал бо́льший приоритет своим амбициям, нежели мести за друга.

Он убрал кунай в жилет.

— Как я и ожидал, Учиха Итачи.

Данзо удовлетворенно кивнул.

— Что же, давай вернемся к прежней теме?

— Я ухожу, — ответил Итачи и повернулся к нему спиной.

— Больше не желаешь слушать меня? Так значит, ты видишь.

Он прошел к двери.

— Если это сделает кто-то вне клана, на деревню падет тень недоверия и неприязни. Уже другой клан будет напуган участью Учиха, и они неизбежно станут новыми Учиха. Вот почему…

Игнорируя его, Итачи коснулся двери.

Данзо продолжал говорить:

— …это должен сделать кто-то из клана. Обезумевший клановый подросток. Если все поверят в это, в деревню придет мир.

Он открыл дверь дрожащей рукой и оглянулся на Данзо через плечо.

— Только ты подходишь на эту роль, — объявил Данзо.

Итачи вышел из комнаты, словно бы тем самым отвергая его предложение.

****

Оставив поместье Корня, он двинулся по тропинке через лес у самого подножия Монумента Хокаге.

Зашумели крылья. Жуки.

— Не валяй дурака. Покажись уже наконец, — сказал Итачи в небо.

Сквозь кроны деревьев пробивался солнечный свет. Над его головой качнулась ветка, человеческая фигура слетела вниз и очутилась прямо у него перед глазами.

— Привет, — легко сказал Сугару.

— Чего ты хочешь?

— Я бы хотел немного поговорить с тобой.

— Приказ Данзо?

— Это мое решение, — сказал Сугару и коснулся рукой своей белой тигриной маски. Пока Итачи молча наблюдал за ним, Сугару тихо снял свою маску.

— Как я и думал, это ты.

— Да, это был я.

Итачи помнил это улыбающееся лицо. Когда Тенма погиб во время миссии по сопровождению даймё Страны Огня и Шинко передумала быть шиноби, в команду на замену им добавили двоих: болтливую девочку и еще одного мальчика, который вообще не разговаривал…

— Я забыл твое старое имя.

— Йоджи.

— Верно.

Этот человек был генином Йоджи.

— Всего десять членов Корня покрывают все население Деревни Скрытого Листа. И тем не менее, есть еще целых двое людей специально для клана Учиха.

— Что ты имеешь в виду?

— Наблюдение. Отдельно от Анбу Хокаге есть отряд наблюдателей Корня — на благо Корня.

Организация Данзо. Естественно, что они бы провернули нечто подобное.

— Для наблюдения за жителями деревни всего требуется двенадцать человек. Только с этим количеством членов мы можем узнать движения деревни.

Сложно было представить, что Сугару остановил его лишь за тем, чтобы расхваливать мастерство своей организации. Он не договорил, и Итачи молча ожидал продолжения.

— Есть еще один человек, которому поручили слежку.

Сугару медленно поднял к небу острый указательный палец, медленно покрутил в воздухе и ткнул в собственный подбородок.

— Мне.

— И за чем ты, черт возьми, следишь?

— За тобой. Все время, с тех пор как ты поступил в Академию, я продолжал наблюдать только за одним человеком: за тобой, Учиха Итачи.

Он не удивился. С тех самых пор, как его на выпускной церемонии окликнул Данзо, Итачи не покидало странное ощущение, вроде дежавю. Ему казалось, что он знал этого человека уже давным давно. Если Данзо наблюдал за ним с самого поступления в Академию, то это чувство обретало смысл.

— Данзо-сама поручил двенадцати членами следить за деревней. Тот факт, что он поручил мне наблюдать только за тобой, говорит о том, как сильно он положил на тебя глаз.

— Даже если этот человек интересуется мной, я от этого не в восторге.

— По-видимому, я неправильно выразился. Ты уже в руках Данзо-сама. Тебе не спастись от его тьмы.

— И ты проделал весь этот путь, только чтобы сказать мне этот вздор?

— Мой отец был очень жестоким человеком, видишь ли.

Тема беседа сменилась слишком внезапно, но Итачи просто ожидал продолжения.

— Он мог проявлять свою силу только через зависть, ненависть и причинение страданий. Не мог смириться с тем, что сын превзошел его. Он срывал на мне злость по любому поводу и даже без повода, а я научился забывать боль с тех пор как себя помню.

Сугару рассказывал эту историю таким жестким равнодушным голосом, что это весьма беспокоило.

— Это случилось на мой пятый день рождения. Отец сидел напротив, а я случайно упал со стула и пролил сок на его одежду. В тот день у моего отца было плохое настроение. Он сказал: “Твое извинение прозвучало дерзко”. И затем разрезал мне горло.

Его голос постепенно стал тяжелым и мрачным.

— Тот день. В тот день я впервые убил человека.

— Так твой голос — последствие…

Сугару протестующе потряс правой рукой.

— Из-за отца я полностью потерял голос. Этот метод изобрел Данзо-сама: я говорю, заставляя жуков в своем теле издавать крыльями резонансный шум.

Шуршащий голос Сугару был совокупным звучанием крыльев жуков.

— В людях есть тьма. Я обнаружил это, когда мне было пять. Впрочем, если я сравню свою тьму с тьмой Данзо-сама, моя все равно покажется незначительной. Моя тьма — это моя личная тьма. Но тьма этого человека является тьмой всего Скрытого Листа. Если убьешь его, тьма,  хранящаяся в его теле, разом прольется в деревню. И если такое случится, деревня сойдет с ума.

— Так ты убеждаешь меня не убивать его, или что?

— Сейчас ты не можешь убить этого человека.

— Не узнаю, пока не попробую…

— Я знаю, — перебил Сугару, предвосхищая его слова. — Ты не достаточно готов.

Итачи промолчал.

— Готов, чтобы взвалить на себя тяжесть тьмы клана.

Они, не шевелясь, взглянули друг на друга. В пространстве между ними гуляла лишь их сухая беседа.

— Ты знаешь ребенка по имени Наруто?

— Джинчурики Девятихвостого…

— Так или иначе, он сын Четвертого Хокаге. Из-за того, что в его теле запечатан Девятихвостый, все в деревне обращаются с ним жестоко, тебе это не кажется странным?

— Данзо?

— Да.

Сугару улыбнулся, сузив глаза.

— Животные вроде людей — трусливые создания. Они обретают эмоциональную устойчивость когда сочувствуют или оскорбляют тех, кто ниже их по положению или глупее.

— Все ли люди…

— Знаю, — быстро перебил Сугару. И продолжил ровно, все еще немного улыбаясь. — Люди вроде тебя, рожденные под звездой сильных, отличаются. Но ты не думай, что все так же сильны как и ты.

Итачи хотел стать сильным, думал, что хочет стать бойцом, но он никогда не думал, что и впрямь силен.

— Данзо-сама провернул простую вещь. Он обнародовал истину, что “Девятихвостый, который напал на деревню и вверг ее в хаос, содержится в теле этого ребенка”. Люди в деревне сделали свои выводы и самовольно принялись дискриминировать Наруто. Они скинули вину на другого, прикрываясь моральным оправданием, что этого ребенка следует бояться, и относятся к Наруто с холодным безразличием. Глядя сверху вниз на несчастного ребенка они сохраняют равновесие своих душ. Твой клан тоже выполняет роль Наруто. Не так ли?

— Не имеешь ли ты в виду, что за дискриминацией клана Учиха стоит Данзо?

— Это недовольство еще с тех времен, когда Данзо-сама даже на свет не появился. Ты не можешь обвинять его во всем.

Итачи сбивал с толку неуловимый темп Сугару. Он хотел сменить направление беседы, но не мог поймать момент.

— Жертвуя жизнью Наруто, он избавляется от беспокойства в деревне. Принося в жертву клан Учиха, —  поддерживает общественный порядок. Недовольство разных людей, вскипающее в деревне, накапливается в Данзо. На нем лежит вся ответственность. Этот человек готов взвалить на себя тьму деревни. Есть ли у тебя такая готовность, Учиха Итачи?

Готовность принять бремя тьмы, порожденной жертвой… В этот момент для Итачи не было слов тяжелее. Принял ли он тьму от жертвы — гибели своего друга?

— Как я и думал, ты не можешь убить Данзо-сама. И ты не сможешь сбежать от этого человека.

Слова Сугару затягивали Итачи во тьму.

— Имей в виду, я всегда слежу за тобой.

Тело Сугару обернулось жуками и взвилось вверх. Бесчисленные черные точки испачкали пробивающийся сквозь деревья солнечный свет, наливающийся оттенком малинового.

— Шисуи… — сказал Итачи в небо, в котором исчезли насекомые. — Что мне делать?

Он никогда так не надеялся на существование бога, как в этот момент.

— Ответь мне, Шисуи.

Душа Шисуи не отозвалась. Бог не протянул Итачи руку помощи, чтобы спасти его.

3

В темной маленькой комнате прямо напротив Итачи сидел человек в маске обезьяны. Этот человек деловито разгребал гору документов на столе. Листы бумаги были густо заполнены плотным текстом и чем-то еще, похожим на чертежи. Прикрепленные к страницам фотографии лиц. Все эти документы имели отношение к клану Учиха.

Итачи находился в комнате, которую ему выделили в поместье Корня.

— Один год минул с тех пор… И глазом моргнуть не успели, — сказал мужчина в маске обезьяны.

Судя по голосу ему было около двадцати. Итачи с детства было знакомо лицо, скрытое этой маской. Это лицо он видел много раз, с тех пор как клан Учиха насильно разместили в районе, выстроенном на окраине деревни.

Учиха Каген. Итачи узнал это имя, когда они стали работать вместе. Этот человек особенно не выделялся. Он принадлежал к дежурному посту, закрепленному за второй линией Военной Полиции, имел ранг генина и никакими особо выдающимися техниками не владел. Даже на собраниях он никогда не выдвигал своих собственных предложений, всегда подчинялся чужому мнению.

По крайней мере, я так думал…

Он принадлежал к Корню. Настоящий Каген уже был мертв, а у этого человека был младший брат-близнецы. Его телосложение и природа чакры были идентичны младшему брату и они вместе использовали лицо Кагена. Близнецы были людьми Корня, которые наблюдали за действиями клана, как и сказал Сугару.

На дежурном посту второй линии Военной Полиции у него не было шанса активировать шаринган. К тому же сам Каген, будучи живым особенно не выделялся, у него не было близких родственников, и когда его тайно заменили, никто ничего не заподозрил.

Настолько глубоко Корень деревни проник в клан Учиха.

По-настоящему человека в маске обезьяны звали Гозу. Его младшим братом был Мезу. Когда Гозу сказал “с тех пор”, он имел в виду смерть Шисуи.

— Гибель Шисуи вынудила радикалов пересмотреть план и отложить день начала действий. Его смерть в итоге приостановила государственный переворот, какая ирония, да?

Более взрослый Гозу говорил с ним вежливо, потому что Итачи был старше по званию. Гозу и Мезу назначили подчиненными Итачи, ставшего, благодаря Данзо, капитаном Анбу. Он был отделен от остальных Анбу, и его заданием было пристально наблюдать за кланом Учиха вместе с этими двумя.

— Шисуи со своей техникой Телесного Мерцания должен был напасть на поместье Хокаге и похитить Третьего. Это была основа их плана. Очевидно, что смерть Шисуи их притормозила.

— Хватит болтать без толку. Делай свое дело, — сказал Итачи, пробегаясь взглядом по скорректированному плану восстания Яширо.

Как заметил Гозу, одним из важнейших элементов плана гражданского переворота, разработанного его отцом и другими, было похищение Третьего. Учиха хотели нанести удар деревенским шиноби, похитив их лидера — Хокаге. Остальные шиноби напали бы на них, а они бы отбивались в своей внутренней крепости — штаб-квартире Военной Полиции, — тянули бы время и заставляли деревню принять условия клана. Так в общих чертах выглядел их план.

Требований было три.

Участие клана Учиха в высших кругах деревни.

Снос квартала Учиха и установление свободы выбора места проживания.

Избрание Учихи Фугаку Пятым Хокаге…

Итачи сомневался, что сторона деревни приняла бы такие необоснованные требования, но ребята из радикальной фракции всерьез намеревались им эти требования навязать.

— В черновике с исправлениями, который вы читаете, капитан, отмечено, что они придумали как похитить Хокаге без участия Шисуи. Скоро они снова начнут действовать, верно? — спокойно сказал Гозу, не обращая внимания на упрек Итачи.

Итачи отвлекся от документа, который держал в руках и посмотрел на своего подчиненного.

— Какая дерзость…

Гозу в свой комичной маске обезьяны преувеличенно пожал плечами пожал плечами, совсем как клоун.

— Капитан! — раздался у двери пронзительный крик.

— О, Мезу! Как там твое наблюдение? — спросил Гозу человека, стоящего напротив дверей.

Его лицо было скрыто маской обезьяны, такой же как у Гозу. Разница была только в цвете. У Гозу была красная, у Мезу синяя. Было решено, что один из этих двоих будет играть роль Кагена в квартале, пока другой бы вел наблюдение. Если Гозу был здесь, значит, Мезу должен был находиться в квартале.

— Время не ждет. Эти парни действуют, капитан, — сказал Мезу повернувшись к нему своей обезьяньей маской; куда грубее, чем Гозу. — Сегодня клановое собрание и, по всей видимости, Фугаку объявит всем дату действий, а также объяснит задания.

— Вы знали, капитан? — спросил Гозу.

Итачи в ответ покачал головой из стороны в сторону.

Наконец пришло время…

Эта мысль повторялась в голове Итачи.

Смерть Шисуи просто отсрочила государственный переворот. В какой-то момент клан несомненно стал бы действовать вновь. Так думал не только Итачи, но и Гозу и Мезу, и Данзо, а также другие из верхушки. Итачи посмотрел вновь на своих подчиненных, и его губы слегка дрогнули:

— Я был в курсе, что сегодня собрание, но я не знал, что там будут обсуждать.

Он не особо разговаривал с отцом с тех пор. С того самого случая с Яширо и другими он не показывался даже на собраниях. Откровенно, Итачи не знал ничего кроме того, что расследовал здесь с этой командой.

— Ты идешь на собрание, не так ли? — сказал Мезу, глядя на Гозу.

Красная маска обезьяны кивнула.

— Правда… — невольно вымолвил Итачи. — Сработает ли?

До сих пор Итачи всегда намеренно избегал этого: встречи с кланом напрямую. Это был его последний шанс.

****

Он собрался с духом и открыл дверь. Все взгляды обратились к нему.

— Зачем ты пришел? — с неприязнью спросил человек, сидевший в центре комнаты.

Это был Яширо.

— Я пришел поговорить.

— Что уже теперь говорить? — сказал Инаби, поднявшись около Яширо. — А, Итачи?

Повисла тишина.

Тихо изучая обстановку, Итачи заметил Изуми. Она глядела на него с таким видом, словно готова была расплакаться в любой момент.

— Прекратите это безрассудство? — сказал он искренне.

Инаби дернул приподнятой правой бровью.

— Что ты имеешь в виду? “Безрассудство”…

— Гражданский переворот.

Все заволновались. Единственным из толпы, кто глядел на него с безразличием, был Гозу. Ныне Каген.

Яширо тоже поднялся:

— Ты даже не появлялся на собраниях. Неважно, что ты сейчас скажешь. Это ничего не изменит.

— Деревня не так снисходительна, как вам кажется.

На лбу Яширо пульсировала жилка.

— Мы не сопляки, вроде тебя. Мы отлично знаем, что деревня не снисходительна. Потому мы и терпели до сих пор.

— Если вы затеете бой, вы непременно проиграете.

— Замолчи! — рявкнул отец.

Он сидел посреди комнаты, скрестив руки. От его дикой ярости все на миг застыло. Отец заговорил с ним, все еще сидя:

— Тот, кто даже не пытается и заранее уверен в своем поражении, не имеет права называться шиноби. Покинь это место.

Итачи не послушался отца и остался стоять.

— Уходи!

Даже злобный голос не заставил его шевельнуться.

— Ты правда считаешь, что вы победите, отец? — спокойно спросил Итачи.

После короткой паузы отец медленно заговорил, подбирая слова.

— Ты все еще молод, поэтому не знаешь истинного лица этого мира. Правда в том, что реальность не меняется. Сколько ни сопротивляйся, это бесполезно. Ты еще не можешь знать, насколько тщетна жизнь, если ты вынужден терпеть до самой смерти.

— Если реальность тщетна, это можно изменить.

Яширо встрял в их с отцом диалог:

— Вот поэтому мы и пытаемся изменить это!

— Поддерживая дурацкий план, который даже не принимает во внимание возможность поражения?

— Сколько тебе еще нужно насмехаться над нами, Итачи? Когда ты уже насытишься?! Прекрати эту дурость. Как бы ты ни был талантлив, я не позволю тебе более издеваться!

— Помолчи, Яширо.

— Капитан!

— Я говорил со своим сыном.

Его отец, Злой Глаз Фугаку, с ненавистью взглянул на Яширо своим шаринганом, преисполненный жажды убийства. Вспыльчивый подчиненный опустился на свое место, недовольный и дрожащий.

— Итачи… — пользуясь молчанием Яширо, отец заговорил снова. — Победа или поражение вторичны. Важен сам факт того, что мы действуем. Если мы восстанем, люди в деревне узнают о дискриминации, от которой Учиха страдали до сих пор. Деревня станет бояться нас и изменится.

— Нас уже боятся. Вот почему клан собрали в одном месте и вышвырнули на окраину.

— Это был призрачный страх перед нападением Девятихвостого. Сейчас этот страх подкрепится реальной болью. Истоки отличаются.

— Это софизм.

— Почему ты не понимаешь? — отец горько нахмурился, и складка меж его бровей углубилась. — Я все это делаю ради вас. Ради ваших детей. Наше поколение изменит ситуацию, в которой Учиха считаются изгоями.

Ради вас…

Он имел в виду Итачи и Саске. И их детей — своих будущих внуков.

— Если ты думаешь о нас, почему совершаешь такую глупость… — сдавленно произнес Итачи.

Он слышал безжалостные слова из толпы:

— Этот предатель ведет себя так гордо…

— Выметайся…

— Верно, выметайся отсюда!

Злые голоса во мгновение ока слились в мощнейшую волну ненависти к Итачи. Клан был солидарен. Даже его отец больше не знал, что можно сделать с этим водоворотом злого рева.

Итачи хотел сказать что-то еще, но растерял боевой запал.

Значит, все зашло так далеко…

Он медленно повернулся спиной к отцу и беспомощно прошел к двери, которую оставил открытой.

Итачи шел по территории храма к тории, когда за спиной раздался голос Изуми:

— Подожди!

Он остановился, но силы воли не хватило даже на то, чтобы обернуться. Изуми бросилась к нему, схватила его за плечи и встала перед ним.

— Все нормально… Все будет в порядке, — говорила она с отчаянием.

Ее глаза горели красным.

— Если ты не вернешься, они посчитают предателем и тебя, — сказал Итачи.

— Мне все равно, что они подумают.

Больно было слушать жалкий голос Изуми, смешавшийся с рыданиями.

— Поговори со всеми еще раз. Если ты поговоришь с ними как следует, все поймут.

— Это бесполезно.

— Но если все пойдет так…

Итачи отодрал от своих плеч дрожащие руки Изуми, оставил ее и пошел дальше, даже не глядя.

— С меня довольно.

— Итачи-кун…

На этот раз Изуми за ним не последовала.

Он шел домой дорогой, утонувшей во мраке. Квартал погрузился в мертвую тишину. Самые важные представители клана были на собрании. Итачи заметил краем глаза человеческий силуэт, прислонившийся к стене.

Маска обезьяны…

Синяя маска Мезу.

Итачи прошел чуть дальше и остановился напротив него. Он все еще смотрел на дорогу перед собой.

— Все дошло до предела… Верно?

Итачи продолжал пялиться вперед, не отвечая.

— Интересно, как они собирались удерживать Третьего, известного как Профессор. Хе-хе-хе…

Итачи не обратил внимания на его подлый смешок. Смущенный отсутствием реакции, Мезу прочистил горло и сказал серьезно:

— Пришла пора доложить верхушке результаты нашего расследования, верно?

— Знаю, — просто ответил Итачи и медленно двинулся дальше.

Среди звезд, сверкающих в небе, не было видно лишь луны.

4

— Мы больше не можем это терпеть! — первой заявила Кохару, как только Итачи закончил свой доклад.

Они были в комнате допросов в Резиденции Хокаге: здесь четверо шиноби из высшей сферы деревни заслушивали важные доклады. За высоким столом располагались четыре темных стула. Справа восседал почетный советник Митокадо Хомура, за ним левее — Третий Хокаге, Утатане Кохару и Данзо.

Итачи запросил экстренное собрание верхушки, чтобы сообщить им детали событий вчерашнего собрания и ситуации клана, которую он расследовал с Гозу и Мезу с тех пор как стал капитаном чуть менее года назад.

Детали сценария разузнал Гозу, оставшийся на собрании после ухода Итачи. Государственный переворот должен был состояться десятью днями позднее. Они решили, что план начнется с атаки “Команды Нападения на Хокаге” с Яширо во главе.

— Если они намеревается устроить эту так называемую “революцию” и узурпировать нашу политическую власть, то мы будем вынуждены объявить Учиха изменниками Конохи, — гордо сказала старуха.

— Подожди, Кохару! Не торопись с выводами! — упрекнул ее Хирузен.

Данзо сверлил его холодным взглядом.

— Но, Хирузен, — сказал он тихо. — Клан Учиха не остановится. В таком случае мы должны принять меры немедленно и ударить как можно скорее, чтобы избежать хаоса… Включая детей, которые ничего об этом не знают.

— Не говори такого при Итачи! — резко возразил Хирузен.

Итачи просто смотрел на него. Лисья маска над его головой глядела в пустоту.

Хокаге поверхностно выражал сочувствие этими словами: “не говори такого при Итачи”. Но эти слова также были и косвенным доказательством того, что Хирузен внутренне разделял мысли Данзо. Прятать такие отвратительные вещи от людей было истинной сущностью деревни.

— Кроме того, если против нас в гражданской войне будут Учиха, — это весьма непросто. Нам нужен план.

Насколько этот человек действительно заботился об Учиха?

Слова Хирузена вызывали у Итачи подозрения. Хокаге боялся гражданской войны, но ни разу прямо не говорил с Фугаку и остальными. Это Хирузен отстранил Шисуи от обычных миссий и позволил ему тайно действовать. На первый взгляд он говорил вроде бы от чистого сердца, но в то же время делал то же самое, что и Данзо: повысил Итачи до капитана Анбу — дал ему независимость, чтобы он длительное время мог следить за кланом.

Обсуждение продолжалось.

— Это гонка на время… — cказал Данзо и посмотрел на других. — Мы нанесем удар первыми, прежде чем они что-либо сделают. Если мы с тобой объединим наши Анбу, неожиданно нападем на них с тыла, это закончится быстро.

— Учиха — наши старые братья по оружию… Вместо того, чтобы применять силу, я хочу поговорить с ними.

Почему ты не проявлял таких намерений раньше? Сейчас уже слишком поздно…

— Я придумаю план, — сказал Хирузен Данзо, и взгляд его пал на Итачи. — Итачи… Выиграй нам время, сколько сможешь. Даже если немного.

Разве уже не было человека, который пожертвовал жизнью, чтобы выиграть им время? Эти старые люди потратили впустую целый год, на который Шисуи разменял свою жизнь, и так и не разработали никакой внятный план.

Гражданский переворот должен был состояться через десять дней. Даже если бы он выиграл этим старикам еще немного времени, чем бы это помогло?

— Понял.

— Рассчитываем на тебя, Итачи, — в хриплом голосе Хирузена мелькнуло сожаление.

Для Итачи это было пустым звуком.

****

— Третий, может, и сказал все это, но когда придет время, он встанет на защиту Конохи… Он такой человек. Если это случится, Хирузен как Хокаге вынужден будет принять строгие меры, — спокойно сказал Данзо.

Они стояли перед базой Корня.

Дрожь, охватившая сердце Данзо после доклада Итачи, не унялась.

Гражданский перевод через десять дней. Наконец время пришло. Появился шанс избавиться от огромнейшего препятствия, угрожавшего покою деревни. Данзо дрожал от предвкушения: положить конец истории вражды, которая длилась с самого основания Конохи.

Итачи молча слушал его. Мудрый парень. Он понял, что Хирузен лицемерит и пытается оправдаться, еще в комнате допросов. И он уже догадался об истинных намерениях Данзо. Нет, эта идея зародилась в сердце Итачи еще в ту пору, когда собственные собратья стали подозревать, что он причастен к смерти Шисуи. Это накладывалось на картину, которую Данзо рисовал долгие годы.

Итак… Они думали об одном и том же.

Итачи хранил молчание, и Данзо негромко заговорил:

— Обернется это войной или нет, но в тот момент, когда начнется мятеж, судьба Учиха определится окончательно. Они будут уничтожены.

План Учиха был слишком сырым. Ими управляла гордыня, и они переоценили свои способности. Для Данзо их план звучал как маленькое печальное стихотворение, написанное разочарованным в мире сентиментальным самоубийцей.

Он устал от них. Печально, что такое дарование как Итачи родилось в этом жалком клане, но люди не могли сбежать от своей судьбы. В тот миг, когда Итачи родился в клане Учиха, его судьба оказалась предрешена.

Путь разрушения…

Данзо приготовился забросить наживку.

— …в том числе и твой младший брат, который ничего не знает. Но если все случится до переворота, есть шанс спасти хотя бы его.

Возможно, Итачи стал бы действовать и без приманки. Данзо видел, насколько тверды убеждения этого парня. Итачи со всей серьезностью пытался исполнить свою нелепую мечту избавить мир от конфликтов. В клане Учиха был такой сентиментализм.

С такой твердой решимостью избегать войн Итачи вполне вероятно что мог принять его предложение даже без наживки в виде жизни младшего брата. Однако в натуре Данзо было лишний раз подстраховаться.

Жизнь брата — слишком тощая цена в обмен на уничтожение целого клана. Что подумал бы Итачи о таком подлом поведении? Его брата фактически брали в заложники.

Итачи с застывшим нечитаемым выражением лица и бровью не вел.

Пришло время нанести удар. Если у него был запас времени, чтобы выяснить истинные чувства Итачи, он должен был накинуться на него немедленно.

— Когда это действительно произойдет, твой младший брат тоже все узнает. Если на его глазах шиноби Конохи уничтожат его клан, он захочет отомстить деревне…

Вначале заставить Итачи сфокусироваться мыслями на Саске. Затем отвести его внимание от факта уничтожения соклановцев и дать ему повод спасти жизнь своему брату.

— В таком случае не останется другого пути, кроме как убить и твоего младшего брата тоже.

— Это угроза?

Как он и думал, с этим парнем обычными методами было не совладать.

— Нет… Я хочу, чтобы ты выбрал.

Подтолкнуть его…

— Ты примешь сторону Учиха и погибнешь со своей семьей и кланом, когда начнется восстание? Или ты объединишься с нами, встанешь на сторону Конохи. Уничтожишь Учиха до того, как свершится государственный переворот, оставив в живых своего брата?

Исходя из поведения Итачи до сих пор, он бы и не подумал бы примкнуть к клану. Но почему тогда он был настолько встревожен? Или даже человек уровня Итачи боялся бесчестья от убийства своего клана?

— Во благо деревни мы должны любой ценой взять ситуацию под контроль, пока она не породила хаос. Такую миссию можно доверить только двойному агенту Учиха и Конохи… Итачи, нет никого, кроме тебя.

Итачи и сам должен был это понимать. Если Учиха будут уничтожены человеком не из клана, другие кланы станут питать недоверие к верхушке деревни. Ситуация выйдет из-под контроля, если люди станут подозревать, что целые кланы, став помехой для деревни, могут подвергаться чистке по политическим мотивам. Вот почему Учиха должен был уничтожить кто-то из своих. Душевнобольной ребенок, убивший свою семью клан… Таким способом можно было уладить ситуацию аккуратно.

— Итачи… Для тебя это будет болезненная миссия… Однако в обмен на это ты сможешь оставить в живых своего младшего брата.

Итачи почти ничего не сказал еще с момента доклада в Резиденции Хокаге. Даже сейчас он смотрел на Данзо в молчании.

Мучение…

Данзо полагал, что эти слова парню не к лицу. Но в то же время он ощутил в молчании Итачи всплеск чувств, которые вполне можно было назвать скорбью.

— Я чувствую к деревне то же, что и ты, — Данзо сделал паузу и сказал последнее: — Эта миссия… ты берешься за нее?

Итачи слегка стиснул зубы и прикрыл веки. Как будто больше не мог сопротивляться этим чувствам, способным сломать его. Он повернулся к нему спиной и пошел. Данзо, не шевелясь, наблюдал за удаляющейся фигурой Итачи, пока тот не исчез из поля зрения. Словно пытался напитать его своей страстью…

****

Итачи прижался лбом к тому месту на скале, с которого спрыгнул Шисуи, и крепко зажмурился. Видения возникали и испарялись из поля зрения, окутанные мраком.

Трупы…

Дождь…

Отец…

Он…

Ему было четыре.

Когда подходил к концу величайший конфликт, именуемый Мировой Войной Шиноби, он увидел поле боя, куда привел его отец. Даже сейчас он четко помнил гору трупов, в которой нельзя было различить ни своих, и ни врагов. Никто из этих трупов не хотел умирать. Их застывшие лица, скованные паническим страхом, выражали сожаление. Будучи ребенком, Итачи ничего не мог поделать. Он просто стоял среди этих шиноби, которых постигла безвременная кончина, и проклинал свою слабость.

С того дня его чувства не изменились.

Сражения — глупость. Войн быть не должно. Неважно, как сильно человеческая тьма пыталась очернить Итачи, это чувство продолжало солнечным лучом  освещать путь, которым он шел. Вот почему он зашел так далеко.

Даже если он знал о заговоре отца и остальных, а желающие войны соклановцы ранили его сердце. Даже если он разрывался между деревней и кланом, а его друг погиб преждевременно. Даже если бы все обернулось так, что он собственными руками привел бы клан к гибели…

Он всхлипнул сквозь стиснутые зубы. С закрытыми глазами повернулся в сторону реки. Слезы продолжали капать на сухой голый камень. Итачи никогда никому не показывал своих слез. Он поклялся в душе стать лучшим шиноби в мире, и плач для него был равносилен поражению. Чтобы искоренить все сражения, нужно было стать лучшим шиноби в мире. На пути к своей необычной мечте он не нуждался в слабости. Он должен быть сильным, всегда смотреть вперед и уверенно двигаться к своей цели, иначе его мечта никогда не сбудется.

И все же слезы не утихали.

Он прожил в этом мире двенадцать лет. Итачи особо не помнил себя рыдающим. Он всегда был хорошим и рассудительным и никогда не беспокоил родителей плачем. Не плакал даже когда погиб Тенма и он пробудил шаринган.

Воспоминания о плаче…

На поле битвы, когда ему было четыре. И еще один раз. В тот день, когда умер Шисуи. Тогда он тоже был на этом месте.

Шисуи…

Итачи пытался представить, что бы сказал Шисуи, если бы был жив.

Уничтожение клана…

Позволил бы Шисуи? Вероятнее всего, нет.

Шисуи пытался бы защитить клан до конца. В таком случае они стали бы врагами. Возможно, ему повезло, что они расстались друзьями в тот день.

Ладно…

Итачи уже принял решение.

Еще с тех пор, как год назад умер его друг; с того самого момента, когда, разочаровавшись в клане, Итачи затаил злые мысли, он каким-то образом чувствовал, что это время когда-нибудь наступит.

Восстание клана, хаос в деревне, гражданская война…

Другие деревни вторглись бы в истощенную Коноху. Война призвала бы войну. Разразилась бы новая Мировая Война Шиноби. И в середине этой цепи ненависти был клан Учиха.

В памяти ожили слова отца.

“Оставайся верен своим идеалам. Борись, сомневайся, теряйся, но ты должен найти свой ответ. И когда ты найдешь его, прими решение и стой на своем. Найти свой ответ и идти до конца. Это решимость”.

Решимость.

Решение, которое он собирался принять — распрощаться со своим кланом и…  Распрощаться с отцом.

Он колебался. Потерял свой путь давно, очень давно. Он смотрел в спину Шисуи и сожалел о своей глупости. Может, был выход получше.

И все же…

— Это лучшее решение, — пробормотал Итачи, словно пытаясь убедить самого себя.

От собственных слов повеяло холодом, и сердце болезненно сжалось. Его плач утонул во мраке.

Когда Итачи вернулся домой в тот день, его семья уже спала.

5

Поместье Корня, в комнате Данзо.

— Я сделаю это.

Слова Итачи услышал лишь Данзо. Он поднялся со стула за письменным столом и тяжелой поступью приблизился к Итачи.

— Я был уверен, что ты так скажешь, — сказал Данзо и положил ему на плечи ладони, жутко холодные.

—  Не беспокойся о своем младшем брате. Даже если ты исчезнешь, деревня о нем позаботится, взрастит со всей ответственностью.

Он решил истребить свой клан. Пусть миссия, но такое не должно было получить огласки. Итачи стал бы для всех преступником, который сошел с ума и вырезал собственный клан. Естественно, он бы не смог остаться в деревне. Сейчас у него не было выбора, кроме как довериться слову человека вроде Данзо.

— Сделаешь это за день до назначенной даты восстания. Как тебе такое?

Итачи прекрасно понял намерения Данзо.

На этот раз миссия — внезапная атака. Подлое нападение, чтобы разом выкосить весь ни о чем не подозревающий клан. В эту же ночь никто не станет выходить попусту, все будут экономить силы перед восстанием, намеченным на следующий день. Предвидеть их действия было достаточно просто. Вдобавок, пусть и мысли всех будут заняты государственным переворотом, никто и не подумает о засаде.

— Понял.

— Я скажу Хирузену, что ты отчаянно пытаешься примирить их с деревней.

Он уже принял решение и не имел ни малейшего намерения продолжать эту беседу с Данзо. Он думал о младшем брате. О том, что будет, когда эта миссия завершится.

Он возьмет на душу тяжелый грех: убийство клана ради мира в деревне. Итачи был разочарован в себе, потому что не смог найти другого решения, и постоянно думал, как ему извиниться перед Шисуи, который, умирая, доверил ему это будущее.

Решение, порожденное неудачей. Правда. Ничто…

Как бы он ни ковырялся в своей душе, на лице не отражалось ни единой эмоции. Что бы он ни увидел, что бы он не услышал, его сердце умирало.

— Что с Учихой Кагеном?

Член клана, которым притворялись Гозу и Мезу.

— А-а… — Данзо открыл рот, словно только вспомнил о них. — Я решил, что один из этих двоих умрет. Если найдешь Кагена, просто убей его.

— Уверены?

— Шиноби Корня не боятся смерти во благо миссии. Оба Гозу и Мезу с радостью отдадут свои жизни. Не сомневайся. Если среди клана Учиха кто-то исчезнет, как ты, план окажется бесполезен. А в таком случае, я не смогу гарантировать, что твой брат выживет.

Даже сейчас Данзо его шантажировал. Для него было в порядке вещей настолько сомневаться в решимости Итачи. Подозрения этого человека, не знавшего слова “доверие”, были почти жалкими.

— Понял.

— Отлично.

Итачи повернулся к Данзо спиной и пошел прочь. Он коснулся двери, когда позади раздался голос:

— Будет лучше, если мы больше не станем встречаться до завершения миссии. Это последний раз, когда я говорю с тобой как с шиноби Конохи. Ты поработал на славу во благо деревни. Спасибо.

Проигнорировав нетипичную для Данзо речь, Итачи вышел и закрыл за собой дверь. Даже в полдень этот коридор был мрачным.

— Я буду шиноби Конохи до самой смерти, — пробормотал он себе под нос.

****

Спрятавшись в слепой зоне камер Анбу, Итачи неподвижно наблюдал за территорией храма Нака. Он затаился в роще около храма. Выбрал одно ветвистое дерево и спрятался в густой листве.

Три дня до восстания. И до этих пор он определенно должен был кое-что уладить. Расставшись с Данзо, Итачи долго наблюдал за храмом Нака, и чувствовал, что его труды вот-вот должны дать плоды.

Дверь главного храма приоткрылась. Вышел человек, осмотрел окрестности. Человек с белыми волосами.

— Яширо… — пробормотал Итачи его имя.

Яширо направлялся к тории. Не дожидаясь, пока он скроется из виду, Итачи очутился около запертой двери, быстро открыл замок и скользнул внутрь настолько проворно, что наблюдатели за камерами не заметили его.

“Не исчезай…” — взмолился он мысленно.

Итачи полностью убрал мат татами, седьмой справа. Под ним была лестница, которая вела в подполье, к тайному месту собраний. Он сбежал вниз по ступенькам. Вновь отворил дверь — ту самую, которую в другой день закрыл, под полные ненависти крики соклановцев.

— Хм?

В самом конце зала собраний располагался каменный монумент. На нем была высечена история клана Учиха. Перед плитой стоял человек, которого он искал: мужчина в оранжевой маске.

— Учиха Итачи.

— Давно не виделись.

Впервые с тех пор, как погиб Тенма, они встретились вновь.

— Четыре года прошло… ты здорово вырос, — сказал человек в маске, разводя руками.

— Ты подстрекал их?

— Не говори так, а то я кажусь подлецом. Я ведь всего лишь поведал им историю клана.

— Что ты задумал, Учиха Мадара?

— Как… — человек в маске коснулся рукой подбородка. — Никогда не знаешь, кто сюда спустится. К тому же, за районом наблюдают эти парни из деревни. Мы можем уйти отсюда и немного поговорить?

— Ладно.

Его тело засосало в дыру маски, и оно вновь возникло позади Итачи.

— Следуй за мной, — сказал человек.

Они поднялись по лестнице в главное здание и вышли. Мужчина двигался по слепым зонам искусно спрятанных камер наблюдения, словно четко знал, где они расположены. Он запросто ускользнул от пытливых взглядов деревни и пересек границу.

Они немного отошли от деревни Скрытого Листа. Появилась главная дорога, ведущая к Сунагакуре. Неподалеку от дороги приютилась маленькая святыня, а вокруг нее раскинулся огромный лес, будто защищая. Укрывшись в этих лесах, мужчина остановился.

Над кедровой рощей парила искаженная луна: она вот-вот должна была принять форму идеального круга.

— Как ты узнал обо мне? — спросил человек в маске, уперев руки в бока.

Эти слова безоговорочно подтверждали, что он действительно Мадара.

— Ты… проскользнул через защиту Конохи, исследовал секретный камень в храме Нака… Только члены клана Учиха знают, где он находится…

Впервые он заметил присутствие этого человека на миссии Анбу по наблюдению за кланом. С тех пор Итачи много раз замечал мерцание воздуха в квартале — то же самое он видел, когда умер Тенма.

Вот почему он немедленно понял, что этот человек вмешивался.

— Я  следил за тобой с тех пор и пытался понять, что ты за личность, каковы твои взгляды.

Значит, этот человек был Учихой Мадарой.

Итачи думал, что Мадара умер семьдесят лет назад в жестокой битве с Первым Хокаге, Хаширамой Сенджу, но никто по факту не подтвердил его смерть. Происшествие на миссии по сопровождению даймё четыре года назад; тот факт, что этот человек ошивался в клановом квартале, разнюхивал… Итачи чувствовал, что он имеет отношение к Учиха и связан с деревней. И этой ночью, когда он узнал, что этот человек встречался с Яширо, предположение переросло в убеждение.

— …в таком случае, разговор будет недолгим, — начал человек в маске. — Значит, ты знаешь, что я член клана Учиха и ненавижу и Коноху, и Учиха.

Учиха Мадара решил дать отпор клану Сенджу, пытавшемуся угнетать Учиха, вербовал товарищей. Однако члены клана изгнали возжелавшего войны Мадару и предали его — своего лидера. Мадара разочаровался. Он один сразился с Хаширамой и якобы погиб. Несомненно, он должен был затаить обиду на Коноху и Учиха. Если он и правда подстрекал Яширо и радикалов к государственному перевороту, все это было ради мести Конохе.

Но Итачи никак не мог позволить ему отомстить деревне.

— …у меня есть условия, — сказал он надменно. — Я помогу тебе отомстить Учиха… в обмен на то, что ты не станешь тянуть лапы к деревне. И к Учихе Саске тоже.

Он силой направил острие его копья, которое метило в деревню, обратно на клан.

Не скрывая удивления от такого напора Итачи, Мадара слегка рассмеялся.

— А что, если я откажусь? — спросил он, склонив голову, все так же прикрытую маской.

Без тени эмоций на лице Итачи озвучил заготовленный ответ:

— Если ты откажешься от этого предложения, то тоже станешь моим врагом.

— Ты можешь убить меня?

— Вопрос не в том, могу я или нет. Я убью тебя.

Итачи уже ступил на путь, который не позволил бы ему повернуть обратно. Он не колебался.

Их окутала тишина. Они оба не питали жажды убийства. Просто обменивались друг с другом угрозами, но противника признавали.

— Ты все не так понял. Этот парнишка мне не товарищ и вообще никто, — сказал Мадара, обратив обе ладони к небу.

Под “этим парнишкой” он имел в виду Яширо.

— Я разбрасываю камни разных возможностей. По чистой случайности один из них удачно перекатился. Совсем неплохо, что он вернулся в мою ладонь здесь. Нет…

Маленький просвет тьмы в маске, вцепился в Итачи и не отпускал его.

— Это выглядит куда более интересно: выбрать тебя вместо той мелкой сошки клана.

Мелкой сошки…

Итачи в глубине души согласился с ним, но в следующий миг в памяти всплыло лицо Саске, и в груди закололо от острой боли.

— Мне по душе твои разговоры. Думаю, мы поладим.

Итачи отвел взгляд, игнорируя протянутую ладонь.

6

Итачи аккуратно обулся у входа. Сегодняшняя миссия обещала полностью изменить его жизнь. Он больше не будет здесь вот так обуваться. Часы спокойствия сегодня закончатся раз и навсегда.

Все в порядке…

Он был готов взять на душу этот грех.

— Брат, — позвал Саске.

Итачи, готовый подняться, остановился. Зов Саске прозвучал как чистая мольба: заставить его остаться в этом доме, в этом клане. Итачи решил остаться, пусть и ненадолго. Потому что если он выйдет, то больше не сможет вернуться домой снова. Итачи уже успел наполовину привстать, но опять сел и обернулся назад на своего младшего брата.

— Помоги мне сегодня с сюрикендзюцу…

Просьба, которую он больше не сможет удовлетворить. В глубине души Итачи хотел бы всегда помогать брату. Молился, чтобы наступил тот день, когда Саске стал бы полноценным шиноби и они вместе отправились на миссию. Но эта мечта никогда не сбудется.

Затрудняясь с ответом, Итачи все же вежливо солгал:

— Я занят. Почему бы тебе не поучиться у отца?

— Но ты лучше него в сюрикендзюцу, брат… даже ребенку понятно.

Саске скривился, опустил взгляд и свел руки за спиной. Если так подумать, Итачи всегда держал брата на расстоянии, оправдывался своей занятостью. Он подумал, что было бы лучше, если бы они виделись друг с другом больше, но сейчас уже было поздно сожалеть.

— Брат, почему ты всегда обращаешься со мной так, словно я вредитель какой?

“Нет…” — хотел сказать Итачи. Но не мог. Потому что совсем скоро младший брат возненавидит его до конца жизни…

Итачи молча поманил Саске, и тот шагнул к нему без тени подозрения. Сдерживая энергию, он ткнул младшего брата в лоб указательным и средним пальцами.

— Прости, Саске… в другой раз.

— Ауч!

Саске надулся с кислым видом. Его лоб немного покраснел. В прежние времена, ему было очень больно от этих щелков. Брат подрастал, и от этой мысли у Итачи сжималось сердце.

Если бы он задержался еще ненадолго, то уже бы не встал. Итачи решился и поднялся, тяжело шагнул. Сказал, не оборачиваясь:

— Сегодня у меня не будет времени присмотреть за тобой.

— Ты всегда тыкаешь меня в лоб и говоришь “Прости, Саске…” У тебя никогда нет времени. Каждый раз одно и то же.

Оставляя позади возмущенного брата, Итачи открыл дверь и, пересекая порог, извинился от всего сердца:

Прости, Саске…

****

На этом утесе я поклялся Шисуи…

Он уже семь часов медитировал, сидя у самого края. Как бы Итачи ни пытался прогнать мысли прочь, они сменяли друг друга и все никак не уходили. Двенадцать лет прожитой жизни моментами вспыхивали и гасли в сознании, вспыхивали и вновь исчезали. Детские воспоминания о временах, когда он просто хотел стать сильным. Дни, когда он стал шиноби и боролся, несмотря на трудные отношения с товарищами и соклановцами. Следом узы долга, которые затянули его во тьму.

За пределами эмоций, за гранями добра и зла воспоминания спутались и мутным потоком смыли его мысли. Итачи мог лишь отдаться этому потоку. Теперь уже поздно было сожалеть. Но это не означало, что его чувства были кристально ясны.

От кармы, которую он принял бы с этого часа, нельзя было просто избавиться. Это было нечто превосходящее его приготовления, сомнения и колебания, решимость… все это. Вот почему и сам Итачи не мог предвидеть, каким человеком он станет после этого дня. Единственное, что он четко понимал: этот день действительно закончится, и когда это  случится, весь его клан уже будет мертв, останется только Саске.

Это было похоже на то, как каждый осознавал, что его смертный час когда-нибудь наступит.

— Ха-а…

Итачи глубоко вздохнул и слегка приоткрыл веки. Скрытое за ресницами поле зрения освещали лучи закатного солнца.

Время почти пришло. Все уже было подготовлено и оговорено. Как только Итачи двинется, двинется и Мадара.

Сегодня в квартале был только клан, никого более. Этот фокус искусно провернули Данзо и люди Корня. Никто не заметил этой уловки, все выглядело как чистая случайность. И этот тактический трюк был не единственным.

Военная Полиция вернулась домой пораньше. Было решено, что сегодня вечером нагрянут подрядчики, чтобы обновить в управлении оборудование, и деревня приказала членам клана отправиться домой раньше. Очевидно, что этот ложный приказ выдумал Данзо. Но мертвые никому не расскажут. Никто не узнает о фальшивом приказе, если все вовлеченные в это дело, погибнут. А для полиции, ожидавшей завтрашнего государственного переворота, раннее возвращение домой было наоборот удобным.

И последняя уловка…

Задержать Саске, чтобы он вернулся домой позже. Сегодня учитель Академии должен был помочь ему с сюрикендзюцу. Этот учитель был самозванцем, членом Корня. Искусной маскировкой они собирались ввести Саске в заблуждение; он ведь даже генином еще не был, так что ничего бы не заподозрил.

Все подготовлено. Ему оставалось лишь отправиться прямиком в квартал.

— Ладно. Я пошел, — объявил Итачи в пустое небо и поднялся.

Он поглядел на видение Шисуи.

Сегодня все закончится. Участь клана Учиха, и мирная жизнь Итачи…

****

Заслышав веселые голоса из другого конца коридора, Итачи затаил дыхание. В освещенной флуоресцентными лампами комнате стоял обеденный стол. Голоса были женскими, и одну из говоривших он хорошо знал. Второй голос принадлежал ее матери.

Итачи пнул мусорное ведро, намеренно создавая шум.

— Что это? — знакомый голос.

— Я не знаю.

— Посмотрю, — ответила она матери с легкой тревогой.

Итачи ощутил ее неспешное приближение. Пробежал по коридору, скрывая свое присутствие, и спрятался в комнате рядом. Он подождал, пока Изуми пройдет мимо, и скользнул к обеденному столу. Мать заметила его, но вскрикнуть не успела — Итачи с помощью шарингана заставил ее потерять сознание и беззвучно уложил. Подождал, пока аура Изуми снова вернется.

— Мам, это просто мусор… — сказала Учиха Изуми, и остановилась. — Итачи-кун?

Она опустила взгляд на свою бесчувственную мать на полу и уставилась на него в пустом оцепенении, не понимая, что происходит.

— Поч-чему…

Он больше не мог слушать ее голос.

Скопил в глазах чакру.

Мангеке Шаринган.

“Цукуёми…”

Изуми застыла.

Итачи мысленно сосредоточился на собственном гендзюцу.

Гендзюцу “Цукуёми” позволяло ему контролировать время, пространство и материю. Эту силу Итачи получил, когда пробудил Мангеке Шаринган. Время в гендзюцу составляло сотые, тысячные, десятитысячные доли времени в реальном мире.

Итачи тщательно рисовал образы.

Мир в Деревне Скрытого Листа, спокойный клан. Он сам, свободный от забот. И затем…

Изуми рядом смеется.

Вот она в погоне за ним стала чунином. Итачи в это же время уже джонин. Он протягивает обручальное кольцо надутой Изуми.

Изуми уходит в отставку со службы шиноби.

Брак.

Рождение детей.

Забота о детях.

Дети уезжают.

Изуми стареет вместе с Итачи.

Уже семьдесят лет как они познакомились.

Их волосы поседели.

Болезнь Изуми.

Ее постель больного.

Он заботится о ней.

Ее последние годы…

Мангеке Шаринган потреблял колоссальное количество чакры и возлагал на пользователя техники соответствующую нагрузку. Итачи глубоко вдохнул, словно только что вынырнул из морских глубин. У Изуми подкосились колени, и она рухнула на пол, улыбаясь. Итачи cкользнул ближе и поддержал ее, схватив за худые плечи.

— Спасибо, — ее голос звучал так, словно она была уже пожилой женщиной лет за восемьдесят.

— Тебе спасибо…

Он крепче сжал ее плечи, и так и не смог добавить ничего более.

Изуми, широко улыбаясь, в последний раз мирно вздохнула.

Разум и тело неделимы. Если разум разлагается, рассыпается и тело. Изуми умерла счастливой.

Он бережно опустил ее на пол, неподвижную. Поднялся, пошатываясь. От такой мощной потери чакры тело дрожало.

Он решил, что Изуми будет первой. Убив ее собственными руками, он стряхнул последние сомнения — незаконченные дела с кланом, узы чувств.

— Спасибо, Изуми…

Итачи бесцельно озирался. Вот ее мать, погруженная в обморок шаринганом…

****

Когда он вышел из дома Изуми на главную улицу, пространство позади него внезапно задрожало.

— Ты уже начал? — ровным голосом спросил Мадара.

Итачи не обернулся на него, просто ощутил ауру. Небо уже затягивало сумерками. Ярко сияла вечерняя звезда, предвещающая приближение ночи.

— Я избавлюсь от женщин и детей, сколько смогу.

Забота Мадара раздражала Итачи.

— Я начну с западной стороны, а ты с восточной. Все по плану, как договорились.

— Не перетрудись.

— Заткнись.

— Ты все еще ребенок. Если взвалишь на себя слишком много тьмы, это тебя сломает.

Я уже давно сломан…

Он проглотил слова, витающие в сознании, и обернулся на Мадару. Понять выражение его лица было невозможно, оно было скрыто маской. От всего тела Мадары, облаченного в черный плащ до голеней, исходила зловещая чакра, полная жажды убийства.

— Не беспокойся.

— Я не беспокоюсь. Это просто естественные меры, чтобы гладко выполнить миссию.

— Не стоит меня недооценивать.

— Я признаю твою силу, и именно поэтому не хочу, чтобы ты тратил ее впустую, вот и все. Поскольку я владею пространственно-временной техникой, это моя обязанность — разобраться с женщинами и детьми, которые будут метаться, кричать и плакать. Так ведь будет эффективнее, разве нет?

Нужно было все закончить до того, как Саске вернется в квартал. Он не мог тратить время на болтовню с Мадарой.

— Делай что хочешь.

— Давай встретимся снова, когда все закончится, — сказал Мадара и растворился в воздухе.

Итачи коротко вздохнул. Он закрыл глаза и двинулся в темноту в поисках новой цели.

****

Жена Инаби погибла, даже не успев понять, что происходит. Итачи стряхнул кровь с лезвия и обернулся к своей следующей цели — затаившему дыхание Инаби.

— Т-ты понимаешь, что творишь? — глупо выпалил Инаби.

Итачи молча приближался. С каждым его шагом Инаби отступал.

— Почему бы тебе не приготовиться? — мягко предложил Итачи.

Инаби протестующе затряс головой.

— Чего ты боишься сейчас? На тебя надвигается неизбежное.

— П-предатель.

— Вы всегда отстранялись от всего такого. И поэтому я вот-вот убью тебя. Вот так.

Он оттолкнулся от пола, сокращая дистанцию.

Инаби попытался сложить ручные печати. Стихия Огня…

Слишком поздно. Инаби лишился головы прежде, чем с его губ сорвалось пламя.

****

Итачи коснулся входной двери. Внутри дома, утонувшего в тишине, мерцала чакра лишь одного человека. В конце коридора… В последней по коридору комнате ощущалось присутствие.

Он тронул раздвижную створку.

— Кто здесь? — спросил голос из другого конца комнаты.

Не откликаясь, Итачи откатил створку.

— Ты?

Человек сидел ровно и сурово глядел прямо на него. Черная точка на лбу — несомненно Текка.

— Чакра дрожит по всему кварталу. Так значит, это ты виновник, Итачи?

Текка даже среди Учиха считался ведущим пользователем шарингана. Он превосходно чувствовал чакру. Неудивительно, что он ловко просек: деревню постигло бедствие.

— Сейчас ты здесь. В таком случае, почему чакру все еще лихорадит?

— Не время об этом беспокоиться.

— И впрямь…

— Ты ощутил в деревне творится что-то необычное. Так почему не действовал?

— Не успел. Ты явился раньше. Всего-то.

Текка попытался встать.

Итачи немедленно ступил в комнату, сжимая в руке меч. Текка поднялся и поймал его взгляд.

Шаринган.

Глаза Текки выпустили всполох чакры, и Итачи принял его без колебаний.

— А-а!..

На лице его цели отразилось изумление. Текка удивился, что его додзюцу не сработало. Мгновение, и он узнал узор, проявившийся в глазах Итачи. Изумление сменилось глубоким сожалением.

— Только н-не говори мне, что это Мангеке!

Итачи вонзил лезвие ему в живот. Глубоко, по самую рукоять. Крови не было. Их лица были так близко, что они почти касались носами.

— Это ваша слабость — недооценивать способности противника.

— Итачи…

Сквозь стиснутые зубы Текки сочилась кровь.

Итачи отскочил назад и выдернул меч. На татами пролилось море крови, но на него не упало ни капли.

Шарясь правой рукой в воздухе, Текка упал на колени.

— Непростительно!

Это были его последние слова.

Итачи повернулся спиной к телу и вложил свой меч в ножны.

— Я и не просил прощения.

****

Однокомнатная квартира не казалась живой. В единственной маленькой комнате не было даже кровати.  Прислонившись к стене, сидел человек.

— Скорей убей меня, капитан.

По небрежной манере говора Итачи понял, что во тьме скрывался Мезу. Любой же, взглянув на него, увидел бы Учиху Кагена.

С трудом волоча ноги, Итачи подошел и встал перед ним.

— Все, что ты сделал, потеряет смысл, если не убьешь меня, капитан-сан. Не о чем волноваться. Сделай это быстро.

— Тебя это устраивает?

— Я готов к этому с тех пор, как меня нашел Данзо-сама, — Мезу с лицом Кагена уныло улыбнулся. — Да и младший брат всегда хочет быть полезным старшему, знаешь.

Не выдавая дрожи, Итачи пронзил его грудь.

Мезу улыбался.

****

Прошел час с тех пор, как он погрузил Изуми в сон. Итачи убил уже стольких соклановцев, что не счесть, и все еще торопился. Его разум заледенел. Он забыл обо всем, даже о том, что все это было во благо деревни, и просто продолжал орудовать мечом.

Родители его цели, затем, жена… Мальчик, с виду едва поступивший в академию, перестал шевелиться, и Итачи вдруг услышал позади визг.

Знакомый голос.

Мужчина суматошно с громким топотом сбежал в коридор, прыгнул к выходу и, распахнув дверь, вырвался наружу. Итачи проследовал за ним на улицу.

Человек неуклюже улепетывал. Даже не кричал, будто от страха у него окаменело горло. Вокруг уже никого не было, он мог орать сколько угодно, никто бы его не услышал.

Мужчина скользнул через каменные ворота в конце дороги. Перед ним лежал общественный парк с прямоугольной игровой площадкой. Жалкий до невозможности, он отчаянно прорвался через качели, выбрался на открытое место в центре площадки и упал головой вперед.

Итачи остановился в шаге от него, на расстоянии меча. Человек пытался подняться.

— Сдавайся, — холодно произнес Итачи.

Беловолосый мужчина задрожал от его слов. Это был Яширо.

— Е-если ты убьешь меня, это ничего не решит. Главный зачинщик — кое-кто другой. Даже Фугаку-сама не знает о нем. Меня контролировали.

— Даже в последний момент пытаешься спрятаться в чьей-то тени?

— Поверь, я просто пытался делать то, чего он хотел. Этот человек…

Яширо вытаращился на нечто позади Итачи.

— Ты-ы…

— Давно не виделись. Впрочем, кажется, мы встречались всего пару дней назад.

Яширо дрожал, глядя на Мадару.

— Почему?

Детский вопрос. Мадара брезгливо рассмеялся.

— Не зови меня ради такой чепухи, Итачи.

Они заранее договорились, как им объединиться в экстренной ситуации. Если бы Итачи высвободил чакру, думая о Мадаре, тот бы объявился, использовав пространственно-временную технику.

— Прости, но я выбрал Итачи. Вот и все, — быстро объяснил Мадара.

Яширо ошарашенно глядел на него снизу вверх, словно у него не осталось силы воли даже чтобы ответить.

— Что же, думаю, это все равно бесполезно, но я бы тебе посоветовал сопротивляться сколько можешь.

— П-подож…

— Остальное оставляю на тебя. Продолжу свое задание, — сказал Мадара Итачи и снова растворился в воздухе.

— Это чувство… Когда то, во что ты безоговорочно верил, рушится. Теперь-то ты понимаешь хоть немного?

— Кхн…

Из-за этих людей Шисуи утратил веру в клан, потерял все и погиб.

Надеюсь, это хоть немного тебя утешит, мысленно сказал Итачи своему покойному другу.

— Ну и что ты будешь делать? — спросил он и подумал, что этот вопрос совершенно не имеет смысла.

Если бы Яширо осознал свои ошибки, он бы не стал тщетно сопротивлялся.

— Я… я понимаю, что ты чувствуешь. Мы остановим восстание. По-потому, умоляю…

— Молишь о пощаде?

— Умоляю тебя, Итачи. Нет… Итачи-сан!

Яширо выглядел крайне жалко. Тщеславный, он считал, что способен по своему усмотрению прекратить восстание. Если бы Мадара не искусил его, судьба клана, может, сложилась бы иначе. При этой мысли в груди вспыхнула жажда убийства, настолько мощная, что это было даже странно.

— Встань, — сухо приказал Итачи.

Яширо таращился на него, выпучив узкие глазки.

— Ты шиноби. Почему не встать и не принять честный бой?

Яширо не ответил.

— Где твоя гордость шиноби? Ты забыл о ней?

Стараясь как-то обуздать свой страх, Яширо рывком поднялся на ноги, качая головой.

— Не стоит меня недооценивать.

— Ты только болтаешь. Может, уже нападешь? — просто сказал Итачи.

Глаза Яширо покраснели. Итачи даже не пошевелился, чтобы защититься, просто смотрел прямо в его шаринган. Чакра Яширо паутинкой додзюцу устремилась в тело Итачи.

— Стихия Огня! — рявкнул Яширо.

Он сделал глубокий вдох, надул щеки, но изо рта вырвался лишь пустой воздух. Яширо запаниковал.

— И что случилось с огнем?

— Э-э…

Итачи холодно наблюдал за искренне недоумевающим противником.

— Ослабив мои движения шаринганом, ты бы использовал технику Великого Огненного Шара. Мне бы пришлось отскочить, а ты, предвидев это, ударил бы меня в уязвимое место, скажем, кунаем. После мы бы вступили в ближний бой, ты бы использовал шаринган еще раз и вырвался на шаг вперед. Вот и все. Верно?

Он шагнул к Яширо, который застыл как вкопанный.

— Уметь жить в этом мире и быть хорошим шиноби — это две абсолютно разные вещи.

— А-а-а…

Не в силах выдавить ни слова, Яширо неподвижно стоял и ждал, пока Итачи приблизится к нему.

— Тебя настолько охватила паника, что ты даже не заметил, как угодил в мое додзюцу, когда падал.

Только на этих словах Яширо осознал, что глаза Итачи окрашены в алый.

— Я сказал тебе сражаться, чтобы ты как следует ощутил свое бессилие.

— А-а, а-а…

Яширо беспорядочно открывал рот, истекая слюной.

— Вы недооценили меня с самого начала. — Шаринган Итачи обратился в Мангеке. — Цукуеми.

Второй раз за эту ночь. Мангеке Шаринган поймал Яширо в холодную тьму. Яширо, распятый на кресте посреди смольно-черного моря, беспокойно озирался. Жидкая поверхность мрака поднималась то там, то тут, и постепенно формировалась в человеческие фигуры. Бесчисленные Итачи. Они сжимали в руках мечи.

— Этот мир контролирую я… — процедил Итачи и потянулся к нему.

— А-а-а!!

Меч погрузился живот Яширо. Один из Итачи — атаковавший — исчез в океане тьмы.

— Я не дам тебе умереть так просто.

Лезвия вонзались в тело Яширо одно за другим. Обмякший, неподвижный, он походил на  серебряного ежа. В тот миг, когда Итачи вернулись к океан, мечи исчезли. На лице Яширо отразилось облегчение. Как вдруг все поле зрения заполонила толпа новых Итачи.

— Настоящие страдания начнутся сейчас.

Искаженное спазмами лицо Яширо тронула улыбка. Он уже шагнул за пределы страха.

В реальном мире прошло менее пары секунд, но для Яширо эти мгновения ощущались как несколько дней. В измерении гендзюцу, сотворенном Мангеке Шаринганом, его продолжали пронзать мечами снова и снова. И к тому моменту, как Яширо вновь вытолкнуло в реальный мир, его разум был полностью сломлен.

— У… убе… е-е…

Яширо скалился и лихорадочно трясся. Итачи извлек меч из-за плеча. Яширо уже не услышал бы его голос, да и сказать было нечего. Его меч безжалостно сверкнул, и голова этого ничтожного человека укатилась в лунную ночь.

****

Итачи возвратился в район неподалеку от врат. Во всем квартале Учиха в живых осталась лишь одна семья. Семья Учихи Фугаку…

Вот-вот должен был вернуться Саске. Время поджимало, но Итачи все равно повернул не к дому, а в сторону врат квартала. Он присел на корточки на столбе электропередач и посмотрел на мир внизу. Отсюда он хорошо видел большие главные ворота. За ним висела полная луна, пугающе огромная. Улицы утонули в тишине, кругом не было ни души. Вдали каркнул ворон. Заслышав эхо его крика, Итачи представил блуждающую угольно-черную птицу, потерявшую свою стаю.

Кто-то прошел через главные ворота. Младший брат с сумкой на плече. Его любимый брат.

Глядя на него, пробегающего внизу, Итачи подумал, что должен был поговорить с ним очень-очень давно. Он столько хотел бы поведать ему. И что из всего этого он действительно мог рассказать? Пару вещей… Нет, он не мог открыть ему ни капли правды.

Бесчисленные слова кружились в голове, но Итачи чувствовал, что есть всего одна вещь, которую стоит сказать брату. Он не произнес ее вслух. Запер слова в своем сердце и прыгнул в сторону дома, оставляя позади младшего брата, торопящегося домой.

****

Внутри комнаты ощущалось присутствие двоих. Они словно звали его, и Итачи двинулся к ним по знакомому коридору, даже не разувшись. Он открыл дверь, увидел фигуры своих родителей, сидящих рядом, и молча встал позади.

— Вот как… Значит, ты принял другую сторону… — сдержанно сказал отец, не оборачиваясь.

Его голос звучал так философски проницательно, как будто он все понял.

— Папа… — вымолвил Итачи, совершенно не задумываясь. [2]

И сам же удивился. С самого выпуска из академии он называл отца “отцом”, словно сам же провел для себя черту: теперь он полноценный шиноби. Такое обращение вошло в привычку, и Итачи даже позабыл, что когда-то называл его “папой”.

Так почему же снова обратился по-старому?

Когда он был ребенком…

В те времена, когда не было обязательств перед кланом, противоречий с деревней, одиночества и разочарования; когда он мог испытывать к семье простые чувства… Наверное, это было самое счастливое время в жизни Итачи. И сейчас, за миг до расставания с семьей, он очень скучал по тому прошлому себе.

— Мама…

— Мы понимаем, Итачи…

Она говорила так по-доброму, как будто все понимала и все еще пыталась заключить его в объятия.

— Итачи, — позвал отец. — Пообещай мне последнее.

В его искреннем голосе не чувствовалось ни тени недовольства.

— Позаботься о Саске.

Итачи инстинктивно ощущал…

…они все понимают.

И вновь воскресли чувства, которые он подавлял еще с убийства Изуми. Отец с матерью поняли все: и то, как много он страдал и боролся, и то, что это решение определенно было не из легких. Ко всему прочему, они готовы были cпокойно принять свою судьбу.

Его отец не имел ни малейшего намерения скрещивать с сыном мечи. И если бы отец все-таки направил на него оружие, мать бы встала на защиту Итачи. Даже ценой своей жизни.

Родители излучали любовь к своему сыну, а ведь он мог убить их в любой момент.

Почему я не понял раньше…

Почему все дошло до этого…

Он ведь уже решил, что не будет ни о чем жалеть; верил, что готов… Но сильные личности отца и матери настолько больно ранили его сердце, что Итачи едва мог это вынести.

— Понял.

Слезы пролились из глаз и потекли по щекам. Дрожали руки, которыми он сжимал меч.

— Не бойся. Это путь, который ты избрал.

В памяти ожил тот разговор с отцом — первый за долгое время, после того, как он вступил в Анбу.

— Оставайся верен своим идеалам. Борись, сомневайся, теряйся, но ты должен найти свой ответ. И когда ты найдешь его, прими решение и стой на своем. Найти свой ответ и идти до конца. Это решимость.

— Решимость…

— Да. В нашем мире не так много людей, которые принимают в жизни собственные решения. Все они живут, доверяя свой выбор другим и отворачиваясь от ответственности. Никогда так не делай. Живи свою жизнь, принимай свои собственные решения.

Это был сложный путь, полный боли, но он выбрал его и не должен был бояться. Вот чему учил его отец.

— По сравнению с твоей, наша боль закончится в один миг.

Даже перед лицом смерти отец думал о том, какой будет жизнь его сына после. Очевидно, он пытался научить его своей собственной жизнью, что такое любовь.

— Наверное, я слишком поторпился, — упрекал себя отец. — Я должен был сильнее верить в тебя. Пожалуй, мне стоило поверить в тебя, сдерживать клан и ждать.

— Папа? — голос дрожал от слез.

Родители, должно быть, заметили, что он плакал. Это был первый раз, когда Итачи позволил себе подобное при свидетелях.

— Может, ты бы смог стать первым Хокаге Учиха. Смахнуть тьму клана, прорваться сквозь предубеждение деревни, собственными силами выковать собственную судьбу… — отец сделал паузу. По дрожащей спине было видно, что он пытался взять под контроль свои чувства. — Я украл у тебя будущее.

Итачи не знал, что ответить. Нет, если бы он заговорил, его чувства бы вырвались на свободу.

— Но сейчас уже слишком поздно… — отец глубоко вдохнул через нос. — Пусть мы и мыслим иначе, я горжусь тобой.

Отец гордится…

Он хотел бы услышать это при солнечном свете. Как бы Итачи был счастлив, если бы, надевая шляпу Хокаге перед жителями деревни, услышал эти слова из уст гордо улыбающегося отца.

Еще одна мечта, которая теперь никогда не сбудется…

Больше нельзя было терять время. Младший брат возвращался домой.

Итачи пронзил мечом спину матери, и его собственное сердце резануло сильнейшей болью. Он вынул клинок и направил острие на отца.

— Ты действительно добрый ребенок…

Он опустил голову и прислонился к отцу, уткнувшись лбом в широкую спину. Словно ребенок, упрашивающий покатать его верхом. Итачи никогда не докучал отцу своими прихотями, не рыдал как избалованное дитя.

Давно, так давно…

Если бы я только проводил с ним больше времени…

Итачи глядел вниз, а слезы лились не переставая, пропитывали ладони, сжимающие рукоять. Слабая дрожь, передающаяся через клинок, полностью затихла. Жизнь покинула его отца.

Итачи медленно вытянул меч. Даже в такой момент он думал о брызгах крови, и ненавидел в себе эту сущность шиноби, въевшуюся до мозга костей. Руки все еще дрожали, но он умудрился спрятать меч в ножны.

Оставалось лишь одно последнее дело. Итачи вытер слезы и стал ждать.

[2] — в оригинале манги Итачи вместо “папа” сказал “tousan”, что в общем-то достаточно вежливо. Просто для Итачи это вежливое “отец” было более неформальным, чем другой вариант японского «отец» —  “chichiue”, который он употреблял все остальное время.

7

Звуки шагов в коридоре остановились по ту сторону двери.

— Папа! Мама! — закричал его младший брат.

— Саске… Не входи! — воскликнул отец.

Итачи думал, он мертвым, и на этот раз отец действительно перестал шевелиться.

Дверь медленно открылась. Заметив лежащих родителей, Саске влетел в комнату.

— Папа!! Мама!!

Итачи показался брату, лунный свет упал на его лицо. Саске вспотел, в его напряженном взгляде застыла паника.

— Брат!

На дрожащих ногах Саске сделал шаг, развел руки и заговорил в отчаянии, едва сплетая слова:

— Брат, брат! Папа и мама, они… Как?! Почему?! Кто это сде…

Кунай вонзился в дверь позади Саске.

— Кх…

Одежда порвалась, и на голом плече Саске проявилась тонкая царапина.

— Глупый младший брат.

Последняя задача. Пути назад не было.

Мангеке Шаринган…

— А-а-а!!!

Отец…

Брызги крови.

Мать…

Старший брат…

Разорванный герб клана Учиха.

Двое, запятнанные кровью…

Он оставит позади всю ненависть, чтобы его брат мог жить.

Саске рухнул на пол, истекая слюной. Поднял голову и посмотрел на Итачи.

— …почему… брат… ?

— Чтобы оценить свой “сосуд”.

— …оценить свой “сосуд”… просто… просто ради этого… ты всех убил?

— Это было важно.

— Что… что…

К Саске вернулись силы.

— Хватит молоть этот бред!

Он бросился было вперед, но тело, подвергшееся Мангеке Шарингану, его ослушалось, и он вновь растянулся на полу. Лицом к лицу с отцом, которого уже покинула искра жизни.

Младший брат вскочил и вмиг вылетел из комнаты. Не останавливаясь, он выбежал из дома на улицу. Это бегство подтверждало: он хочет жить.

Закончить с этим…

Он встал перед младшим братом.

— Ты лжец. Мой брат не такой. Но…

— Я просто притворялся старшим братом, которого ты хотел видеть… чтобы проверить твой “сосуд”.

Живи.

— Ты станешь моим противником, чтобы я мог проверить свои способности. Сохраню за собой такую возможность.

Живи.

— Ты считал меня отвратительным, ненавидел меня. Хотел превзойти. Вот почему я оставил тебя в живых…

Живи.

— …для себя.

Живи.

— Как и я ты способен пробудить Мангеке Шаринган. Но для этого есть условие. Убийство…  лучшего друга. Как это сделал я.

Живи.

— …это… брат… Брат, ты убил Шисуи-сана?!

— Благодаря ему я обрел эти глаза.

Живи.

— В главном здании Храма Нака… Под седьмым татами справа — тайное место встреч клана. Там записаны истинные секреты того, почему существует додзюцу клана Учиха… и для чего. Если ты пробудишь его, будет три человека, обладающих Мангеке Шаринганом, включая меня. А в таком случае… хех. Это будет означать, что я не зря сохранил тебе жизнь.

Живи.

— Сейчас ты, недоносок, не стоишь того, чтобы я убил тебя.

Живи.

— …глупый младший брат…

Выживи.

— Если хочешь убить меня, злись! Ненавидеть меня! Выживи любой ценой. Беги, беги и цепляйся за жизнь.

Умоляю тебя…

— И когда ты обретешь такие же глаза, как у меня, встань предо мной.

Пожалуйста, выживи в этой реальности, которую я оставляю…

Саске, дрожа, рухнул на землю. Попытался сделать правой ногой большой шаг, и вдруг его глаза испустили алый всполох. Он посмотрел на старшего брата.

Пробудил.

Итак, Саске обрел еще одну силу, чтобы жить. Удачное время.

Итачи прыгнул в небо, стирая свое присутствие.

— Подожди!!

Младший брат взмыл за ним и швырнул три куная. От его ловкости у Итачи перехватило дух. Он увернулся от двух кунаев, но не смог избежать третьего и, чуть наклонив голову, принял удар на налобный протектор. От силы толчка развязался узел. Кунай воткнулся в землю и протектор упал рядом.

Пока младший брат, задыхаясь, приближался к нему сзади, Итачи медленно поднял свой протектор. Саске, истощив силы, не мог двинуться с места. Итачи грубо завязал протектор на голове, так что символ Конохи очутился справа — не было времени заботиться об его положении.

Он хотел поскорее уйти отсюда. Потому что плакал.

Образ младшего брата, цеплявшегося за жизнь неуклюже, но так отчаянно, растряхивал эмоции, которые должны бы были заледенеть. Саске выжимал из себя силы до последней капли — все, чтобы остановить его, а Итачи любил брата, и едва мог все это выдержать. У него даже мелькнул порыв убежать вместе Саске. Но это было совершенно невозможно.

Саске должен быть жить на солнечной стороне как шиноби Конохи. А жизнь Итачи с этих пор была прочно связана с тьмой. Они больше никогда не будут жить в одном месте — до последних дней Итачи. И лишь тогда их жизни получат шанс пересечься вновь.

Герой, который отомстит за свой клан и убьет старшего брата — злостного преступника. Вот слава, уготованная Саске. И ради этого Итачи сойдется с ним  лицом к лицу еще один раз.

Его убьет младший брат — таков будет его конец. И именно поэтому Итачи не мог позволить Саске увидеть свои слезы. Он напрягся, прижав налобный протектор к голове.

Короткое прощание.

Миг, и мысли не поспели за телом. Он заметил, что Саске исчез из поля зрения, и лишь тогда понял, что обернулся. Это желание запечатлеть в памяти образ младшего брата заставило его тело шевельнуться, обернуться. Но даже это было теперь непозволительно.

Ошибка…

Потому что он чувствовал горячие слезы, струящиеся по щекам. Итачи мигом отвернулся от Саске и прыгнул; ощутил по ауре, что брат снова упал позади него.

Он взмыл в лунную ночь, даже не вытерев слезы. Прекрасная полная луна казалась отвратительной. Итачи готов был разорвать ее в клочья.

****

Еще и часа не прошло с тех пор, как ушел Итачи, а Анбу уже собрали в квартале, чтобы охранять тела. Данзо прохаживался по улице, усеянной трупами. Он только побывал у Хирузена. Узнав о злодеянии Итачи, Хирузен пришел в ярость и обрушил свой гнев на Данзо: уволил его с должности советника, а Корень распустил.

Данзо не собирался цепляться за должность советника, его заветная мечта — уничтожить Учиха — уже сбылась. И даже если Корень официально распустили, они все равно могли продолжать действовать втайне, не попадаясь Хирузену.

В конце концов, Данзо получил что хотел.

— Данзо-сама!

Появился один из его подчиненных. Человек в маске лисы, с красным узором.

Данзо обратился к нему по имени:

— Что такое, Гозу?

Гозу промолчал.

Увидев в отверстиях маски, скрытой капюшоном, алые глаза с рисунком в три запятых в центре, Данзо задохнулся.

— Ты!

— Я всегда буду наблюдать за тобой, — ответил Итачи, принявший облик Гозу. — Если тронешь Саске, я солью всю секретную информацию деревни вражеским странам.

— Ты знаешь, чем это обернется для деревни, Итачи.

— Я теперь вне деревни.

— Я думал, ты умелая фигура, которую я контролирую, но… видимо, я недооценил тебя.

— Заруби себе на носу: если тронешь Саске, ты труп.

Итачи под личиной Гозу обернулся стаей воронов и рассеялся.

— Не спускай с него глаз, — пробормотал Данзо, не обращаясь ни к кому конкретно, и услышал жужжание крыльев насекомых.

****

— Пробрался сюда незамеченным. Как я и думал, ты действительно превосходный шиноби.

Третий Хокаге, Сарутоби Хирузен, улыбнулся и поднялся с футона.

— Полагаю, ты решил, что здесь нас никто не услышит? Потому пришел сюда, верно?

— Да, — ответил Итачи, преклонив колени у футона.

— Твое имя уже добавили в книгу бинго как преступника S-ранга. Разумеется, проникнуть в деревню и просочиться в мою спальню было непросто. Не поделишься, почему ты так хочешь со мной поговорить?

— Это насчет Саске.

— Не беспокойся, это дитя невинно. С этого момента мы позаботимся о нем, как о ребенке деревни.

От сильных слов Хокаге, Итачи чуть отлегло от сердца.

— Большое спасибо. Вот только…

— Ты про Данзо, хм?

— Да.

Проницательность Третьего, превосходящая даже шаринган, восхищала Итачи. А с другой стороны отвращала. Если он обладал способностью так искусно читать в сердцах людей, почему не пошел по пути сотрудничества с кланом Учиха? Итачи хотелось спросить, но он знал, что сейчас это уже бесполезно.

Это не изменит того факта, что он теперь преступник S-ранга, а клан полностью погиб, за исключением двух братьев: Итачи и Саске. Такова была реальность.

— Не беспокойся о Данзо. Я официально лишил его должности советника и также распорядился распустить Корень.

— Интересно, станет ли этот человек смиренно выполнять ваш приказ.

— Он больше не советник, и Корень уже распущен. Но я не отрицаю возможности, что он может как-то поддерживать его в тайне. Я приказал людям, которые наблюдали за кланом Учиха, отныне следить за Данзо.

Больше не было нужды следить за кланом Учиха. Слова Третьего больно резанули сердце Итачи.

— Не переживай, Итачи. Он и пальцем не тронет Саске.

— Пожалуйста, позаботьтесь о нем.

Итачи низко поклонился.

— Что ж…

Он поднялся и повернулся спиной к Хокаге.

— Что ты теперь будешь делать?

— Меня беспокоит одна организация, — ответил Итачи, глядя на дверь.

— Ты примкнешь к ним?

— Да. Буду наблюдать за ними изнутри, и если они разбушуются, я остановлю их любой ценой.

— Хоть ты и покинул деревню, но ты все так же шиноби, который больше любит мирное время больше, чем кто бы то ни было.

Итачи все еще считал себя шиноби Конохи. Деревня Скрытого Листа, в которой жил Саске, была его родиной. Даже если бы он захотел отказаться от нее, он бы не смог.

— Как называется эта организация?

— “Акацуки”…

****

— Почему бы тебе не показаться? — пробормотал Итачи в никуда, стоя посреди безлюдного леса.

Едва он договорил, в пустоте вспыхнул маленький огонек. Он ярко горел всего миг и тут же исчез. Лишь легкий пепел рассеялся. А среди пепла в воздухе кружился кусок прозрачного крылышка.

— Это ты, верно? Из клана Абураме.

— При тебе меня звали “Сугару”.

Мириады жуков собрались посреди леса, и на пустом месте сформировалась массивная тень. Жужжание крыльев наслаивалось и долетало до Итачи словами.

— Может, прекратишь следить за мной и вернешься к своему хозяину?

— Ты ведь и сам знаешь, что это недопустимо, верно?

— Нет, да?

Жуки постепенно приняли очертания человеческой фигуры. Человек в белой маске тигра появился посреди пустоты и парил в воздухе под гул бесчисленных крыльев.

— Я не собираюсь вечно быть пешкой Данзо.

— Этого человека не заботят твои желания. Что ты будешь делать и кем ты станешь — вот что для него важно.

— Итак, это тупик.

— Вроде того.

— В таком случае… — Итачи посмотрел на Сугару. — Есть только одно решение.

Его шаринган сверкнул.

— На меня это не действует.

— На тебя, значит…

Итачи скопил чакру в обоих глазах и активировал даже Мангеке Шаринган. Он ощущал бесчисленное множество глаз в теле Сугару. Правый глаз отдавал тупой болью — с прошлой ночи Итачи слишком часто его использовал.

— Ты сказал, что всегда следил за мной. Но ты всего один. Ты ешь и спишь. И кто наблюдает за мной в это время?

— Говоришь загадками? Не стоит ходить вокруг да око… Ох…

— Кажется, ты заметил.

Парящий в воздух Сугару выглядел странно. Все его тело дрожало, очевидно, он неистово сражался с чем-то.

— Ты думал, что я не замечу следящих за мной насекомых?

— Только не говори мне… Твой Мангеке Шаринган на моих жуках…

— Делясь чакрой с жуками, ты впитываешь то, что видят они, и откладываешь этот опыт себе в копилку. Это даже более эффективно, чем теневое клонирование.

Жужжание крыльев в теле Сугару прекратилось. В тот же миг его тело вновь налилось тяжестью и под действием силы гравитации устремилось к земле. Утратив контроль над телом, Сугару рухнул вперед головой, не успев даже сгруппироваться.

— Кх… нгх… у-ух-х-у… — травмированные голосовые связки Сугару издали грубый стон.

Глядя на него сверху вниз, Итачи холодно объявил:

— Ты враг Шисуи.

— По-подож…

— Аматэрасу, — прошептал он.

Черный огонь вспыхнул на плече Сугару. Пламя стремительно распространялось и вмиг обернуло все его тело. Покидая организм хозяина, из каждого отверстия сочились жуки, однако черный огонь окутал каждого из них.

— Это пламя не исчезнет, пока полностью не сгорит то, на что я взглянул. Ни одно насекомое, гнездящееся в твоем теле, не спасется.

Крики предсмертной агонии эхом разлетались по лесу. Охваченные черным пламенем, метались жужжащие насекомые, похожие на стаю угольно-черных светлячков.

****

— Даже сейчас я не могу в это поверить, — сказала ее бывшая кохай, уткнувшись взглядом в чашку чая, которую сжимала в руках.

Шинко вздохнула, глядя на нее с сочувствием.

— Кто бы мог подумать, что Итачи-семпай такое сделает, — сказала Химука.

По ее щеке скатилась слеза. На светло-зеленой жидкости в чашке заиграла мелкая рябь.

— Я тоже все еще не могу поверить. Но факты есть факты.

— Но, семпай…

— Я больше не твой семпай, ага? Хватит, кончай меня так звать.

— Но…

— Давай, съешь данго и приободрись.

Она предложила Химуке данго, полное анко, лежащие на высокой скамейке.

— Большое спасибо.

Химука, широко открыв рот, сунула за щеку шпажку с круглыми сладостями.

—  Вкусно, — сказала она с улыбкой.

Шинко, улыбнувшись в ответ, развернулась к дороге и посмотрела на небо. В голубом солнечном небе парила птица. Птица была странная, похожая на ястреба или орла, и все накручивала круги.

— И все ж… мне-то поня-ятно…

— Что? — спросила Химука, отправляя в рот еще одно данго.

Шинко отвечала, глядя в небо:

— Пусть этот малыш был на шесть лет младше меня, но вел себя даже взрослее.

— Понимаю. Я тоже старше него, но как-то сама собой называла его “Итачи-семпай”…

— Мне кажется, если взвалить на себя разные трудности, то рано или поздно достигаешь предела, тут уж нич-че не поделать. Но этот ребенок… Они сказали, он убил даже ту милую девочку, которую приводил сюда однажды… Итачи был не из тех, кто сделал бы чет такое, ага.

Шинко отчаянно пыталась подавить горячее ощущение, кипящее в груди. Тоже растрогалась до слез.

— Верно… Так значит, у него была девушка, — пробормотала Химука, глядя вниз.

Шинко резко обернулась, смаргивая слезы.

— Шо? Так тебе нравился Итачи?

— Н-нет, я…

— Та лан, шучу, — она шутливо ткнула ее в бок.

Химука рассмеялась.

— Не хочешь говорить прямо, да? — пробормотала Шинко, чтобы та не услышала.

Небрежно смахнув свежие слезы, она услышала голос хозяина, который звал ее из лавки. Что бы ни происходило, жизнь текла как обычно своим чередом.

****

— Ты уже закончил с делами? — спросил человек, сидящий на огромном пне.

Итачи молча кивнул.

Они встретились на горе, на границе другой страны. Земля кругом казалась голой от срубленных деревьев. По унылой горной поверхности непрерывно сквозили сильные шквалы. Итачи стоял напротив человека в маске, защищаясь от ветра, так и норовящего сдуть его.

Человек повернулся к нему своей маской, похожей на воронку.

— Ну, и что теперь станешь делать?

Отверстие в маске возле правого глаза неотрывно пялилось на Итачи.

Учиха Мадара. Так звали человека.

— Я преступник S-ранга. Куда бы я ни пошел, я все равно буду целью.

— Ты не думал о нашей недавней беседе? Поскольку ты в розыске, для тебя это может стать удобным прикрытием.

— Да…

— Ну что ж, познакомимся с интересным человеком, — сказал Мадара и повернулся к пустому месту.

— Отлично. Зови его.

Очевидно, он общался с кем-то с помощью чакры.

— Давно не виделись. Есть один тип, который хочет с тобой встретиться. Пошли через Пейна свою чакру сюда. Соедини свою чакру с Пейном.

Мадара снова взглянул на Итачи.

— Он здесь.

В воздухе неподалеку от пня, на котором сидел Мадара, возникла радужная волна. Она дико дрожала поначалу, но постепенно сформировалась в человеческую фигуру, пока наконец не стала ясным силуэтом мужчины.

Итачи видел этого человека уже много раз.

— О, давно не виделись, Итачи-кун, — молвила радужная иллюзия.

От зловещего голоса по спине пробежал холодок.

— Ты… — пробормотал Итачи.

Мадара подал голос:

— Легендарный саннин… Орочимару.

— Ты удивительно саркастичен, даже странно.

Радужная иллюзия слегка подняла уголок рта.

— Эта ситуация меня немного опьянила.

— Хе-хе-хе… Так не похоже на тебя.

— Пожалуй.

Эти двое общались по-свойски как старые друзья, а Итачи слушал их и думал о разном.

Орочимару — серьезный преступник. Он проводил запрещенные эксперименты на людях, прежде чем его изгнал из деревни Третий Хокаге. Более того, во время Второй Мировой его вместе с Джирайей и Цунаде нарекли “легендарным саннином”.

Учиха Мадара слыл легендарным шиноби времен основания Конохи. Эти двое были настолько могущественны, что в мире шиноби, пожалуй, не было никого, кто не знал бы их имен. И сейчас они объединили силы и тайно действовали с организацией “Акацуки”. Так что же, черт возьми, они замышляли?

Итачи не мог пустить это на самотек.

— Когда я был в деревне, мы встречались много раз, но… Пожалуй, с тех пор прошло лет девять, да, Итачи-кун.

Не очень-то они и общались. Когда Орочимару все еще жил в деревне, их отношения ограничивались обменом приветствиями. Они не были настолько близки, чтобы скатываться в дружеские фамильярности.

— Ты покинул деревню шесть лет назад.

— Ох, вот как? С тех пор я один раз возродился. Используя запретную технику, конечно же.

Еще в деревне Орочимару занимался экспериментами над людьми, потому Итачи вовсе не удивляло, что он умудрился возродиться.

— В обмен на вечную жизнь для пользователя эта техника ослабляет его восприятие времени. У тебя никогда не было такого чувства, что ты не помнишь, что ел вчера, а что позавчера? Для меня десять лет все равно что десять дней.

Итачи промолчал.

— Хе-хе… Впрочем, это несущественно. Этот человек свел нас совсем по другой причине, верно?

Губы иллюзии растянулись, словно пасть змеи.

— То, что ты вступаешь в “Акацуки”, обнадеживает.

— Есть еще и другие шиноби из деревни Скрытого Листа?

— Только я и этот человек. Если присоединишься, будет всего трое.

— Вот как…

Из слов Орочимару Итачи предположил, что в “Акацуки” были еще и отступники других деревень. За пределами деревни расползалась тьма.

— Эта деревня сумела сохранить мир, лишь уничтожив наш клан. А шиноби — это создания, которые могут заявить о себе, лишь заставив других уступить. Я совсем не против подождать и понаблюдать изнутри, какие меры они предпримут против вашей организации.

— Очень на тебя похоже.

Игнорируя Орочимару, разразившегося загадочным хохотом, Мадара поднялся.

— Добро пожаловать в “Акацуки”.

Итачи пожал его протянутую руку. Ладонь была чертовски холодной. В ней не ощущалось ни следа крови. Казалось, кожаная перчатка, обтянувшая правую ладонь Мадары, обледенела.

— Ладно. Я ухожу. Мы еще встретимся, Итачи-кун.

Иллюзия Орочимару растворилась в воздухе.

— Ну что, пойдем?

— Куда?

— Первым делом на нашу базу, в деревню Скрытого Дождя.

Глаз Мадары за маской вспыхнул алым.

Внезапно, в памяти Итачи ожили слова Данзо: “Хаос будет преследовать тебя всю жизнь”.

И сейчас он был в шаге от того, чтобы ступить в вихрь людей, пытающихся породить войну.

Той ночью Итачи потерял свет надежды вместе со своим кланом. Стать превосходным шиноби, лучшим из всех, чтобы взойти на пост Хокаге и, свободно пользуясь своей властью, направить всех на тропу мирной жизни…

…чтобы избавить мир от войн.

Таков был путь надежды, который Итачи представлял себе.

Он потерял все.

Но…

Даже если надежда была утрачена, у него все еще оставалась мечта. Пусть он не шел путем света, он все еще мог преследовать свою мечту — избавить мир от войн. Пускай он отмечен печатью несчастья, так тому и быть. Если его судьба — призывать хаос, он обернет это себе на пользу.

Он привлечет все конфликты и бедствия мира, и ненависть людских сердец. Итачи верил, что может исполнить свою мечту, швырнув себя в водоворот войны. Бороться, бороться, бороться до победного…

Младший брат ждал его. После того как он подавит все войны, воцарится мир, и в центре этого мира стоял образ Саске: героя, победившего своего старшего брата — воплощение грехов.

Тьма станет моим союзником на пути к мечте…

Мадарой уже вырвался вперед, и Итачи побежал за ним. Над его головой следом летела птица. Впереди ждала бесконечная тьма. И все же на губах Итачи играла благородная божественная улыбка.

В конце этого пути был его брат.

— Я жду, Саске…

Так началось последнее странствие Итачи.

****

Действительно ли мы спасли мир, запечатав Оцуцуки Кагую?

Нет, неверно.

Стоит развеять Вечное Цукуеми и вернуться к нормальной жизни, как люди примутся совершать те же ошибки. По-настоящему ужасно не великое зло. То ли дело малое зло, вьющее гнезда в человечьих сердцах…

Старший брат это знал. Знал и в одиночку тащил на плечах бремя людского зла, и умер как преступник, хотя больше всех желал мира. Именно он был настоящим Хокаге — Тенью Огня. Что, в таком случае, делать мне?

По-настоящему силен только тот, кто способен признать слабую человечью душу, своими руками остановить поток злобных чувств и все равно продолжить жить. Способен только я…

В таком случае, я это сделаю.

Пойду тем путем, который ценой своей жизни показал брат.

“Революция”.

Перевод:

Эпсилон Тукана (2021)