Невероятное восстание Лулу (Новелла) - 7 Глава

Правда невероятнее вымысла. Так много людей неправильно понимали, что означала эта фраза. Так много предположительно умных людей ошибочно истолковывали ее значение – возможно, намеренно, чтобы показать, насколько они умны – что абсурд, возможный в человеческом разуме, не может сравниться с реальностью. Что они легко опровергали какой-нибудь нелепой выдумкой или другими бессвязными словами, собранными вместе, чтобы сформировать идею, полностью упуская суть.

Это происходит потому, что большинство людей забывали остальную часть фразы: «Потому что вымысел обязан держаться в рамках правдоподобия, а правда – нет.»

Он знал это лучше как никто другой. Художественная литература тяготеет к ряду архетипов, структур и тропов. В рамках художественного произведения персонажам могут быть даны роли: Протагонист. Антагонист. Отважный закадычный друг, шут, девица в беде. Список довольно обширен, и определить роль персонажа в художественном произведении может быть легко и, как правило, довольно быстро. Насколько часто реальные люди попадают в такие категории?

Утешительная ложь, в некотором смысле. Что все происходит не просто так. Что за трагедии можно отомстить. Что они происходят в первую очередь потому, что эгоистичный, злой человек или группа людей делали все, чтобы это произошло. Мир не так уж безгрешен. Мир не так уж чист. Люди знают это. Они знают, что это правда. Но им нужна ложь. Им нужно думать, что мир работает как вымысел, и таким образом вещи, которые нереальны, могут украсть и сформировать мысли тех, кто был реален.

И разве эта правда не более невероятнее, чем любой вымысел?

Прямо сейчас он находился в кабинете самого важного человека в Зоне. Главный человек сидел за своим столом, положив локоть на стол, в то время как кулак служил ему местом отдыха для щеки. За это время Дитхард успел познакомиться со многими людьми. Аристократы. Лидеры. Генералы. Он также встречался с обычным людом, нищими, безработными и всеми, кто был между ними. Каждый человек оставляет свой собственный след в ходе истории, тот лишь различается по степени влияния и размаху. Каждый человек подобен камню в текущей реке времени.

Это выработало у него неплохой инстинкт для оценки человека – он мог многое рассказать о нем с первого взгляда. Он видел, как перед его глазами разворачивается его место в истории. И когда он посмотрел в глаза Маркграфу, то видел в этом выражении больше, чем ему хотелось. Это был взгляд человека, чье значение для истории было не столь велико, как некоторые могли бы подумать.

Но он никогда не скажет этого вслух. Ему все еще нравилось место, где находились его почки.

— Сегодняшний вечер очень важен, — сказал Маркграф. Дитхард едва заметно кивнул. — Очень важно, чтобы люди вспоминали нашего дорогого покойного Наместника с любовью и преданностью.

— Мы уже подготовили телевизионную вставку, — сказал Дитхард.

Конечно они ее сделали. Они сделали ее для каждого значимого человека, на случай внезапной и неожиданной кончины.

— Очень хорошо, — сказал Маркграф. — Я хотел бы в дополнение к ней произнести речь, напомнив о его лидерство и заверив народ, что переход будет гладким и безболезненным. Стабильность – важнейший фактор, и ее легче поддерживать, когда люди в нее верят.

— Разумеется, — ответил Дитхард, разглядев довольно очевидный смысл этой речи еще до того, как он ее увидел.

Повысить общественное мнение о Чистокровных. Сплотить людей вокруг страха, что за убийство Кловиса ответственен пожалованный британец. Увеличить поддержку их собственных убеждений при помощи страха перед другими. Это было довольно отвратительно.

Но судить об этом тоже было не его делом. Политика не была его работой. Сообщать правду, странную, невероятную правду – вот его работа. Если ему нужна история, чтобы подать правду публике, то так тому и быть. Приходите сегодня, приходите и послушайте историю о Кловисе всеми любимом, застреленном в самом расцвете сил. Главное дать им услышать не о том, как он делал одиннадцатых несчастными, но о поверхностных достоинствах, которые он предоставлял, чтобы люди чувствовали себя менее виноватыми, когда пинают их на улицах.

А затем, как только мы закончим слушать эту историю, мы услышим о другой. Услышьте, как отважная команда рыцарей несмотря ни на что пробилась сквозь тьму и интриги, схватила убийцу и отдала его в руки правосудия. Услышьте, как неутомимо они трудились, услышьте, как они перехитрили и загнали дьявола в угол. Услышьте, как мир снова становится безопасным, если только мы доверимся им. Услышьте, что справедливость восторжествовала. Услышьте, что злодеи страдают от тяжести своих преступлений, услышьте, что верность – величайшая из добродетелей. Услышьте, что Джеремия Готтвальд заслуживает похвалы, и услышьте, как его положение и статус постоянно возвышаются.

Но он был не в том положении, чтобы критиковать. И высказывать своего собственного мнения по этому поводу. Он должен был снять репортаж, и снимет его обязательно. Непременно. Без всяких вопросов… Ладно. Пожалуй, один вопрос не сделает бури.

— Похоже, это прекрасная возможность для нападения, — заметил он. — Подобные события – лучшая возможность для террористической группы, чтобы попытаться воспользоваться ей: поскольку трансляция идет на всю Зону, они могут нанести большой психологический ущерб, прервав поминальную службу такого рода.

— Сложно не согласиться с вами, — сказал Джеремия. — Если кто-нибудь попытается испытать мою верность, — молния ударила в соседнее здание, и Дитхард подумал, что это странно, потому что на небе не было ни облачка. — Они узнают, что их ждет мой личный Сазерленд, а также несколько моих самых доверенных людей! Любой, кто будет достаточно глуп, чтобы попытаться это сделать, будет казнен на месте, где это увидит вся Зона.

Предоставив им совершенно иной конец истории, чем тот, на который они надеялись. Ну что ж, очень хорошо. Давайте посмотрим на эту речь, давайте посмотрим, как ее можно сделать самой драматичной для народа. Ибо что такое новости, как не история дня? Что такое продюсер, как не автор без ручки?

***

Во многих отношениях это была огромная сила, чтобы ее удерживать. Держать в своих руках способность воспринимать сквозь завесу мертвых, взаимодействовать с ними, как если бы они были живыми. Слышать их голоса. Слышать их мысли. Такая сила позволяла человеку сидеть рядом с Богом.

И где еще можно было сидеть, если они хотели убить Бога, как не по его правую руку.

Разные люди по-разному отреагировали бы на то, что эта сила находится в их руках. Некоторые сойдут с ума. Это ошеломило бы их, лишило бы перспективы, сбило бы с пути истинного. Другие были бы слишком напуганы, чтобы использовать ее. Они будут убегать, как недостойные трусы, доказывая, что не заслуживают находиться в ее присутствии самим фактом, что пытаются сбежать от нее. Другие будут проходить через другой вид безумия. Они станут гордыми. Высокомерными. Они будут использовать полученные знания, чтобы перемешивать и искажать волю людей. Они будут использовать шантаж, вымогательство и манипуляции. Они позволят силе проникнуть в их головы и тем самым позволят ей овладеть ими, доказывая, что они тоже ее не заслуживают.

Он вынужден был с некоторой неохотой признать, что едва не позволил этому чувству овладеть собой. Сам размах и размеры всего этого сделали бы это с кем угодно. Даже с ним.

— А, вот ты где! — сказал громкий и гулкий голос у входа.

Чарльз зи Британния, 98-й Император Священной Британнской Империи, чуть повернулся к знакомому лицу, медленно идущему к нему, ковыляя на трости, которая, как подозревал Чарльз, ему на самом деле не нужна. Чарльз был крупным мужчиной, обычно возвышающимся над всеми, кого он встречал. Человек, приближавшийся к нему сейчас, был столь же велик, как и он сам, и с тех пор, как родился Чарльз, он ничуть не изменился.

— Опять разговариваем с мертвыми, да? — спросил мужчина с кривой улыбкой.

Кто-нибудь другой продолжил бы его шутку: «Ага, разговариваю!» – подумают они. – «Кто бы сомневался!». Покровительствовать странным убеждениям человека, который мог убить их в любой момент, казалось не особенно разумным, но он терпел это. Когда-нибудь, если они проживут достаточно долго, они поймут истинную природу вещей.

— Да, — сказал он. — Я обсуждал с Кловисом обстоятельства его безвременной кончины.

Старик хмыкнул и встал справа от Чарльза, глядя прямо на них. Врата в загробную жизнь. Дверь в прошлое.

— Это на тебя не похоже, — сказал старик. — Понятное дело, что смерть Кловиса ничего не значит. Он умер, потому что был слабее того, кто убил его. Впрочем, я полагаю, что ты, вероятно, задал вопрос, кто это сделал. Не хотел бы поделиться этой информацией?

— Он не знал, — произнес Чарльз. И, честно говоря, Чарльза не слишком заботился по этому счету. — Все что он знал, это то, что это был пользователь Стенда с силой невидимости.

— Пользователь Стенда… — очень задумчиво произнес старик. Он погладил свой подбородок. — Понятно. Думаешь, этот человек начнет действовать?

— Мужчина со звездой на шее, — сказал Чарльз. — Вероятность имеется. Мы не слышали о нем больше десяти лет.

— Он может сделать многое со Стендом с невидимостью, — сказал старик. — Я уже представляю себе множество вещей, где я мог бы его применить, будь я на его месте.

— Разумеется, ты же очень много знаешь о Стендах, так ведь? — заметил Чарльз. — Насколько я понимаю, твой первый ученик очень внимательно изучал их.

— Ты про Шнайзеля? — ответил старик. — Да, этот мальчик хорошо проявил себя. Он обсуждал со мной некоторые идеи, над которыми работала его исследовательская группа. Он ничего не скрывает от своего любимого старого наставника… Или хочет, чтобы я так думал, — усмехнулся старик. — Он хитрый и находчивый молодой человек.

Чарльз позволил себе слегка усмехнуться.

— Если бы ты действительно верил, что Шнайзель что-то скрывает от тебя, ты бы достал это из него.

— Правда, правда. Ты знаешь меня слишком хорошо. Смерть Кловиса как-то поменяла планы?

— Нет. Не поменяла. Мы продолжим следовать заданному курсу до тех пор, пока не произойдет нечто, что заставит нас его поменять. Твой следующий вопрос будет заключаться в том, зачем вообще говорить с Кловисом? Как еще я мог бы определить, была ли это та деталь, которая заставила бы нас поменять курс? Я не смог бы так долго оставаться Императором, игнорируя самые мелкие детали!

Старик прищурил глаза и постучал тростью по земле, а затем издал пронзительный смех, который эхом прокатился по месту, эхом отзываясь в самой душе Чарльза. Это был смех, который, казалось, исходил прямо из легких самого дьявола.

— Ты, конечно, понимаешь, что только что объявил смерть своего собственного сына незначительной деталью?

— И что с того? — сказал Чарльз.

Он развернулся и покинул комнату с большей скоростью, чем, возможно, намеревался. Не было никакого смысла задерживаться здесь, среди мертвых, когда ему еще так много нужно было сделать среди живых.

— И что с того? — повторил он.

— Ничего, — пробормотал старик себе под нос, оставшись наедине. — Я, Дио, просто нахожу это ужасно забавным.

И он снова засмеялся, засмеялся с такой злобой, что духи прошлого содрогнулись от страха за то, что может ждать их в будущем, и за то, какие мечты для мира держат в голове эта пара мужчин.

***

Большинство людей не обращают внимания на масштаб и размах событий, происходящих не так уж и далеко от них. Большие события кажутся такими, как будто они проводятся совершенно другим видом существ, кем-то едва узнаваемым как человек – Богами в человеческом обличье. Маленький человек не склонен слишком много думать об этих вещах, при условии, что он живет в комфорте. У него есть свои собственные проблемы, которые нужно решать. Его собственные заботы. Его собственные переживания. Его собственные проблемы.

Прямо в этот момент у Ширли возникла пара других проблем. Она все время что-то слышала. Все время что-то мерещилось. Тихий шепот на краешке ее сознания. Мелькание… лица, которое, казалось, могла видеть только она. Вот только этот человек был там, потому что делал вещи. Двигал вещи. Какое-то время она надеялась, что если будет игнорировать его, то он исчезнет.

Но у нее была и другая проблема. Милли с благоразумием проводила встречу. Они были в состоянии рассортировать часть бюджета просто на отлично, не к чему придраться, все двигалось в разумном темпе и они делали вещи, которые уже давно должны были сделать. К этому моменту она, честно говоря, даже забыла об человеке, которого могла видеть только она, потому что на самом деле она думала о другом.

— Что он так долго возиться там? — сказала Ширли, глядя в окно в двадцатый раз за последние несколько минут. — Он уже точно должен был догнать ее!

— Ну, может быть, они оба сделали крюк, чтобы узнать друг дружку чуточку получше. Тебе действительно стоит поторопиться с этим мальчиком, он же не всегда будет один, — сказала Милли, вставая и протягивая руку через стол за какими-то бумагами. — И пожалуйста, дорогуша, Ширли – это твое имя, не мое.[1]

Пока все остальные стонали от интерпретации довольно старой шутки, Милли с извиняющейся улыбкой вернулась на свое место. Сам по себе этот факт не был особенно примечателен, за исключением одного факта, который ускользнул почти от всеобщего внимания. А именно, кресло Милли бесшумно и быстро отодвинулось назад на значительное расстояние. К счастью для ее достоинства и к несчастью для достоинства Ривалза, он случайно заметил незначительную опасность, в которой оказался президент студсовета, и отреагировал с несвойственной ему кошачьей реакцией, нырнув под нее, как только она расслабила мышцы ног, чтобы сесть на что-то, чего там уже не было.

— Ох! — ахнула Нина. — М-мадам президент, вы в порядке?

— Да, в полном, — ответила Милли, бросив взгляд на свое импровизированное временное сиденье. — О, Ривалз. Если ты так хотел быть моим стульчиком, пожалуйста, в следующий раз спроси сперва меня об этом, ладно?

— Не было времени для этого, — сказал Ривалз, неловко стоя на четвереньках. — Но я обязательно буду иметь это в виду.

— Хороший мальчик, — сказала Милли.

Она погладила его по голове на манер послушного песика, затем встала, чтобы принести свой стул, позволив Ривалзу подняться и снова вернутся на свое место.

— Божечки, Ширли. Ты сильно побледнела. Что-то не так?

Для нее это был очень, очень хороший вопрос. В последнее время она тоже задавалась этим вопросом, если быть абсолютно честной. На мгновение. Всего лишь на мгновение, ужасное мимолетное мгновение, она почувствовала себя очень раздраженной на Милли. Раздраженная глупой шуткой, которую она тысячу раз слышала о своем имени. Раздраженная намеком на то, что Лулу просто убежит флиртовать с девушкой, которую никто из них даже не знал. Раздраженная поддразниванием, что «она должна чуточку поспешить, если хочет заполучить его!» Ох! И все?! Просто поспешить, чтобы привлечь его внимание? А чем она, по ее мнению, занимается? Не всем так легко в этом признаться, не все так беззаботны, как она, не все могли так легко обнажить свою душу перед тем, кто им нравится!

Она едва ли осознавала это до того момента, как это случилось, но эти мысли стали довольно очевидными для нее, когда она увидела… что-то. Позади Милли. Две руки держались за спинку стула сразу после того, как Ривалз поймал ее. Две призрачные руки без тела, которые растворились в воздухе. Как будто их там вообще не было… как будто они отодвинули стул, чтобы досадить Милли за ее глупые слова.

Она услышала телефонный звонок, и это, казалось, разрушило все чары, которые были наложены на нее. Спасительное и своевременное отвлечение внимания, если такое вообще возможно.

— Простите, я на минутку, — сказала она, доставая телефон из сумки, чтобы проверить номер. А? Но зачем ей звонить в такое время?

— Привет, мама, — ответила она на звонок, звуча чуть бодрее, чем мгновение назад.

— Привет, Ширли, — сказала ее мама на другом конце провода. — Прости, что отвлекаю тебя, но мне показалось, тебе следует знать, что мне нездоровиться. Нам придется отменить наши планы на ближайшие выходные. Я знаю, что ты ждала их с нетерпением, но ничего не поделаешь.

— О, да не переживай, мам! — сказала Ширли.

«Но ты ведь с нетерпение ждала их, не так ли?»

Да, конечно, так оно и есть, но вряд ли она собиралась зацикливаться на этом! Это было бы нечестно.

«А честно ли ей отменять все, всего лишь потому что она немного приболела?»

«Хватит, хватит, хватит!»

— Если ты плохо себя чувствуешь, то ничего не поделаешь. Отдохни и быстро поправляйся!

— Ох, божечки, — сказала Милли, как только она повесила трубку. — Джоанне Фенетт нездоровится? Как необычно. Разве обычно у нее не здоровье как у быка?

— Теперь, когда ты упоминала это, и в правду немного странно, — сказала Ширли, впившись взглядом в свой телефон. — Я даже не вспомню, когда она последний раз болела. И это случилось прямо после того, когда папа в последнее время начал тратить все больше времени на работу…

Ривалз щелкнул пальцами.

— А, тогда это все объясняет!

— Объясняет что?

— Почему ты на взводе весь день, — сказал Ривалз «с этим тупым самодовольством на лице, как будто он в половину такой же умный как Лулу». Серьезно, неужели этого никто не слышал?

— Семейные проблемы, верно? Ты переживала о своих родителях или что-то в этом духе.

— Ну, это вообще не имеет никакого смысла, — сказала Нина. — Я имею в виду… она только что узнала, что ее мать приболела, так почему это должно быть иметь дело к чему-то?

Ширли встала и хлопнула ладонями по столу.

— Ну же! Перестаньте говорить обо мне, как о каком-то подопытном кролике! Честно говоря, я даже не знаю, о чем ты говоришь! На взводе? Кто сейчас на взводе? Точно не я! Я даже близко не на взводе! Я далека от него, насколько это возможно. Поняли?

Троица некоторое время молча смотрела на нее.

«Пялятся и судят о тебе по твоей выходке, чтобы они знали, как заставить тебя делать все, что они захотят.»

Ширли вдруг осознала, как глупо она выглядит, и села.

«Нет, встань и выйди против них. Только так они смогут понять.»

Она осталась сидеть, в то время как они продолжали смотреть на нее. Трудно было винить их за это. Выглядело так, будто ее подменили.

— Что ж, — сказала Милли, разрушая неловкую тишину. — Если это не доказывает, что здесь что-то не так, то я не знаю, что именно.

— Единственное, что здесь что-то не так, это то, что вы думаете, что со мной что-то не так.

— Хм, я бы так не сказала, — произнесла Милли. — Что я имею ввиду, разве ты в последнее время не принимаешь душ и не переодеваешься отдельно от других девочек? Интересно, что же тебя побудило это делать? Сомневаюсь, что причина кроется в том, чтобы скрыть от меня свое десять из десяти невероятно выразительное тело.

Ох, эта их президент! Пойманная душа извращенного старика в теле молодой девушки и хихикающий себе под нос Ривалз на своем стуле абсолютно никак не помогали!

«К тому же, только одному человек выпадет шанс увидеть это тело, а его даже здесь нет.»

Ширли резко обернулась на голос, раздавшийся у нее за спиной, чтобы понять, что там никого нет. Она снова повернулась к остальным и принялась рассеянно тереть шею.

— Так, все же почему ты начала принимать душ и переодеваться отдельно от остальных девушек?

— Ох, да нет особых причин. Просто захотелось, — сказала Ширли, продолжая нервно потирать шею совершенно без всякой причины.

***

Каллен услышала крик вскоре после того, как смогла вплыть в тень, где впервые по-настоящему увидела таинственный, призрачный голос. Точнее руку, протянутую вниз, чтобы она могла взобраться. Она взяла ее и на мгновение представила себе, как вытаскивает его на свет, чтобы увидеть, кто он такой. Быстрый и легкий способ опознать его, но все же нет. Сейчас они находились в самом центре места преступления. Она сразу же привлечет к себе внимание, как только станет видимой, а это означало, что у нее снова не было абсолютно никакого выбора, кроме как довериться этому безымянному безликому человеку.

Это уже начинает становится привычкой.

Вдвоем они легко могли держаться в тени и двигаться по улице, пока люди стекались к месту происшествия. К этому времени она уже могла видеть тело Бридингтона, плавающее лицом вниз в алой луже, и зрелище было настолько жутким, что она остановилась на мгновение, чтобы перевести дух. Но Тень подтолкнула ее вперед, и они пошли дальше через ближайший переулок.

— Возьми, — прошептала Тень, кидая ей одежду. — Переоденься в это. Ты не можешь в таком состоянии и в этом вернуться домой. Я подожду тебя снаружи переулка. Никто, кроме тебя самой, тебя не увидит.

Звук сирен потревожил окрестности, и Каллен увидела, как Тень покинула переулок. Конечно, он может вернуться в любой момент, чтобы подглянуть за ней. С другой стороны, по такой логике она никогда больше не захочет переодеваться. Похоже, у нее не было другого выбора, кроме как снова довериться ему. Привычки действительно имеют способ формироваться, да? Она сняла свою форму чуть более поспешно, чем надела ее сегодня утром.

И уставилась на пятно, простиравшееся по всей передней части бежевого жакета. Контраст был довольно глубоким. Его вообще можно смыть? Это была человеческая кровь. Конечно же, что-то подобное должно было исчезнуть в… в…

Внезапно она почувствовала себя как-то нехорошо, что не имело для нее никакого смысла. Она и раньше убивала людей. Хотя иногда ей говорили, что она прирожденный пилот, это требовало упорного труда и решительности. А это означало, что ей приходилось расстреливать множество британнских солдат за время, что она провела с Оги и остальными. Расстреливать. На расстоянии.

Она никогда раньше не убивала так близко. Никогда еще не делала этого в настолькой личной манере. Никогда не чувствовала, как холодная сталь проскальзывает в плоть, как будто она разрезает мясо за обеденным столом. Никогда не связывала это с тем фактом, что человеческие существа, когда ты задумываешься над этим, вроде как ходячее, разговаривающее, думающее, дышащее мясо. Форма выпала из ее окровавленных пальцев (господи, она этого даже не заметила), и она почти машинальным движением надела на себя позаимствованную одежду.

Постарайся думать о чем-то другом. О чем-то другом, а не о том, как резать того идиота и чувствовать, как его кровь сочится по твоим рукам и одежде. О чем-то другом, а не об ощущении, что его тело слабеет с каждым мгновением. О чем-то другом, как… как этот таинственный голос. Он просто оказался в нужном месте в нужное время, чтобы помочь ей. Разве это не кажется немного подозрительным? Как раз после того, как ей удалось заставить того парня Лелуша последовать за ней…

Что, естественно, подводило к другой мысли. Если один эшфордский ученик мог обладать странными способностями, то почему бы не два? Разве странно такое предположить? Если бы он был там, в Синдзюку, когда все это началось, то вполне мог бы присоединиться к ним. Почему? Не имеет значения, есть десятки возможных причин. Может быть, он такой же, как она, наполовину японец, которого тошнит от несправедливости и унижения. Может быть, это личный топор, которым нужно взмахнуть. Это может быть все что угодно. Забудь о мотиве. Мотив можно будет выяснить позже.

Самое главное – это сама возможность. Если провести цепочку: получив эту силу, по какой-то причине, он решает помочь им бороться с Британнией, держит свою личность в секрете, а затем узнает ее в школе на следующий день. Наверное, он сам себе дает подзатыльник, когда этот его друг случайно упоминает, что он был в грузовике. После он следует за ней на школьную территорию, видит, как Бридингтон пытается побить ее, помогает ей придумать способ побить его, а затем помогает ей сбежать с места преступления. Все складывается. Особенно, когда голос принадлежал Лелушу.

Что приводило ее обратно к вопросу о причинах. Зачем ей помогать? Чего он хотел? В чем его цель? Был ли это ряд ситуативных союзов, или он имел в виду что-то другое? Самым простым и прискорбным фактом было то, что она этого не знала. Она даже не могла сделать догадку. А это означало, что она должна была получить эту информацию из единственного доступного ей источника.

— Я закончила! — сказала она. Немного мешковато, но сойдет. — Ты еще здесь?

— Да, — прошептал голос из-за угла переулка.

Тень появилась, шагнув внутрь и прислонившись к стене с аурой удовлетворения. Она могла бы поклясться, что если бы видела его лицо, то он бы ухмылялся, как торжествующий лев.

— Отлично сработано, Q1. Хорошая из нас вышла команда, правда?

— Кто ты? — спросила она, подозревая, но пока не желая озвучивать это подозрение. Если она это сделает, он поднимет свою бдительность. Если же нет, то он может ошибиться и выдать ей что-то, что она могла бы использовать, узнав больше.

— Что тебе от меня нужно?

— Стать союзником. Чтобы уничтожить Британнию, — прошептала фигура. — Пользователь Стенда сказал, что ты наполовину японка. Поэтому ты сражаешься с ними?

— Да. Почему ты хочешь сражаться с ними.

— Чтобы узнать ответ, встретимся завтра на смотровой площадке Токийской башни. Четыре часа дня. Приводи своих друзей, если хочешь. Меньше стресса для всех участников.

— Ох, хватит загонять! Ты так просто не уйдешь! — вспылила Каллен, приближаясь к Тени с огромной скоростью. — Хватит тут строить из себя загадку! Я знаю что ты Лел–…

Тень прижала палец к губам и указала ей за спину. Каллен резко обернулся, внезапно почувствовав еще одно присутствие рядом с переулком. Тьфу ты! Опять кто-то помешал!

— Да, это я, — произнес голос, и Каллен не могла поверить в это. Но это был… — Да, прости, мне стоило позвонить раньше. Так произошло, что я полностью потерял из виду мисс Стадтфилд. Может напугал ее или еще что-то.

Лелуш Ламперуж стоял снаружи переулка и разговаривал по телефону. Она бросила взгляд назад, на Тень у стены – как он мог быть в двух местах одновременно? Разве его сила не должна быть невидимой?

«Не беспокойся», — появились слова из невидимых мест на стене. — «Он не видит нас. Звучит так, словно он говорит о тебе. Мы должны выяснить, с кем он разговаривает, прежде чем что-то предпринимать.»

— Что самое безумное, — сказал Лелуш. — Минуту назад я пытался поговорить с ней, но она как будто исчезла. Я подумал, что она попала в какую-то беду, но не смог найти никаких следов ее присутствия. Похоже, приглашение в студсовет придется отложить на завтра.

Студсовет? Это было то самое здание, из которого, как она видела, он выходил…

— Ладно, не переживай. Я вернусь через пару минут.

Сейчас! Телефонный разговор был закончен. Вот и все. Прекрасная возможность для нескольких быстрых вопросов. Все, что ей нужно было сделать, это протянуть руку из тени, ее складной нож уже был на готове, и она могла использовать его, чтобы заставить его говорить–

«Нет.»

Слова, образованные невидимостью, довольно очевидно расплылись по спине Лелуша, открывая его вены, кровь и мускулы. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить Каллена остановиться. Она резко повернулась к Тени и прожестикулировала ему одним-единственным словом: «Почему?»

Ответ был прост и снова состоял из невидимых букв.

«Ты уже убила этим ножом одного эшфордского ученика, и не далее как несколько минут назад. Убьешь еще одного, и полиция будет расследовать дело Эшфорда гораздо тщательнее, чем могло бы быть в противном случае.»

«Но он мог увидеть что-то!» — ответила она жестом.

«Тогда почему он не упомянул об этом?» — заметила Тень. — «Присоединись завтра к студсовету. Веди себя так, будто это для тебя большой сюрприз. Таким образом, ты сможешь более внимательно следить за этим парнем. Он явно является членом этого совета.»

Лелуш двинулся прочь, и Каллен стиснула зубы. Она оказалась между двумя зайцами и не могла преследовать их обоих. Она должна была выяснить, что известно Лелушу, но ей также нужно было выяснить личность Painted Black. Но что она могла сделать? С одной стороны, если ей все-таки придется избавиться от Лелуша, это все равно вызовет подозрения. С другой стороны, он все равно мог рассказать о ней все! А что насчет Тени? Он мог легко спрятаться от нее, став совершенно невидимым и двигаясь за ней по пятам в тени! Она снова обратила свое внимание на Тень и увидела еще несколько слов, вырезанных в стене.

«Помни», — говорили слова. Тень начала растворяться. — «Завтра, в четыре часа дня. Смотровая площадка Токийской башни.»

А потом он исчез. Просто взял и сделал это. Очевидно, он беззаботно выйдет с любой стороны переулка, но у нее не было бы никакой возможности преследовать его. Он мог притвориться кем угодно или прятаться в тени, пока она не уйдет. На всякий случай Каллен высунула голову из-за угла – Лелуша поблизости не было, а это означало, что на какое-то время оба зайца ускользнули от нее.

Но завтра… Завтра все будет по-другому. Завтра она будет преследовать их обоих в разное время, и завтра же она их поймает!

***

Первое, что он почувствовал, проснувшись, была сырость во всем теле. Сразу же за этим последовало изнеможение, которое испытывало его тело, а затем жажда, которая, казалось, была глубже океана. Сузаку Куруруги решил немного оценить обстановку и сделал усилие, чтобы открыть глаза.

То, что он увидел, было больничной палатой, где он лежал на одной из кроватей. Он увидел, что его тело с головы до ног было покрыто мокрыми полотенцами. Он увидел, что пилот, которого он спас только вчера, лежит на кровати напротив в таком же состоянии, как и он сам. Но, судя по всему, все еще без сознания.

— О, хорошо, — сказала медсестра. — Вы проснулись. Вот, выпейте. Вам нужно выпить много воды, чтобы восстановится.

Она держала в руках контейнер, наполненный водой. Из него торчала соломинка. Забавно. Он ничего не пил через соломинку с тех пор, как… Ну, он даже не мог вспомнить когда, если честно. Он пробормотал слова благодарности, чувствуя, что в горле у него пересохло и он не может нормально говорить, и сделал большой глоток воды. Та было прохладная, но не холодная. Освежающая. Он начал чувствовать себя немного лучше, хотя и постепенно.

— Простите за мои слова, но довольно странно видеть пожалованного британца в роли пилота, — сказала медсестра, прикладывая руку ко лбу Сузаку. Прикосновение было прохладным. В ее словах не было и следа злобы или превосходства, что, надо признать, было довольно приятной переменой.

— Извините, мне, наверное, следует представиться. Я Лена Пейсадс. Приятно с вами познакомиться.

Сузаку кивнул, он был рад напоминанию, что не все британцы были такими же злыми, как люди вроде Бридингтона. Некоторые люди действительно заботились о других. У некоторых людей действительно было доброе сердце. Некоторые люди–

— Наверное, мне следует предупредить вас, что я немного фанатею от ужастиков, — сказала Лена. — Перед тем, как я расскажу вам о Дракуле и Франкенштейне и как меня раздражает, что люди путают ученого с чудовищем, чтобы не потратить полчаса, чтобы убедить вас – нет, я не стала медсестрой из-за крови, увольте, у меня были другие причины для этой работы…

Некоторые люди любили рассказывать о своих увлечениях плененной аудитории. Что ж. Он мог подумать и о худших судьбах, чем быть вынужденным слушать милую медсестру, восторженно рассказывающую о своем любимом жанре кино. По крайней мере, он не будет скучать во время своего выздоровления.

— Один из самых распространенных повторяющихся элементов для монстров ужастиков – это элемент потери себя каким-то образом: стать зверем, потерять свой интеллект, потерять след рационального мышления, быть соблазненным чем-то ужасным и темным. Превратиться из непримечательного в могущественного, но утратить себя в этом – очень распространенный мотив, который довольно много говорит об общей психологии человека…

— Нет, — довольно сурово произнес голос. — Определенно нет, по крайней мере в том, что касается настоящего ученого.

Бедная Лена чуть не выпрыгнула из своей кожи, и винить ее было трудно. В глазах Сесиль мелькнуло странное выражение, которое совершенно недвусмысленно говорило о том, что сейчас она не в хорошем расположении духа.

— Если вы уже закончили флиртовать со своим пациентом, — сказала Сесиль, кивая в сторону другой кровати, — ваша другая пациентка, похоже, начинает пробуждаться.

— Ах! — ахнула Лена. — И-извините, я сейчас же ей займусь!

И она ушла, схватив на ходу еще один наполненный водой контейнер. Сесиль наблюдала, как она поспешно поднесла соломинку к губам почти потерявшей сознание рыцаря и прижала ладонь ко лбу, довольно грубо проверяя температуру.

— У некоторых людей нет чувства профессионализма, — пробормотала Сесиль себе под нос.

На заднем плане Сузаку вполуха слышал, как Лена разглагольствует о киношных монстрах перед совершенно другой плененной аудиторией. Сесиль снова повернулась к Сузаку и мягко улыбнулась ему.

— Я надеюсь, что ты скоро поправишься. То было настоящее испытание, через которое ты прошел.

— Полагаю, что так оно и было, — сказал Ллойд, входя в палату, очевидно, к большому удивлению Сесиль. — Сражаться с человеком, который может метать невидимый огонь? Ведь если бы я не записывал все это, то вряд ли бы поверил.

— Сэр, что вы тут делаете? Я думала вы–…

— Контролирую ремонт Ланселота? — посмеялся Ллойд. — О, о нем уже позаботились. Большинство повреждений показались мне довольно поверхностными, поэтому я решил, что, наверно, пришло время удовлетворить немного научных знаний. Этот полковник Бридингтон определенно обладал какими-то странными способностями, не так ли? Невидимое пламя! Создаваемое усилием воли! Да ведь это стоит в полном противоречии со всем, что мы когда-либо знали о простых законах физики. Мне бы очень хотелось расспросить его об этом, но увы.

— Он намекнул, что у него есть союзники с такими же способностями, — сказала Сесиль. — Может быть, вам удастся опросить одного из них?

Ллойд пожал плечами и покачал головой.

— Может быть, — сказал он. — Но знаешь, теперь, когда ты упомянула об этом, он сказал еще кое-что, что я нахожу действительно интересным. Пожалуйста, сестра, извините меня на минутку.

Ученый склонился над Виллеттой, и Сузаку подумал, насколько ужасным должно было быть это зрелище. Что-то в этом мужчине было немного не так, и теперь, когда Лена вложила эту мысль в его голову, она заставила его думать обо всех этих классических киношных монстрах: вампир, склонившийся над кроватью молодой женщины, чтобы утолить жажду крови. Безумный ученый собирает части тела, чтобы сшить вместе самые задатки жизни. Да. В Ллойде Асплунде определенно было что-то не то, и это было заметно по его тону голоса.

— Насколько я понимаю, вы намерены обвинить моего Девайсера в преступлениях, которые он не мог совершить, — сказал Ллойд. — Мне стало любопытно, как вы собираетесь это сделать. Пожалуйста, я бы счел эту информацию наиболее информативной…

— Оставьте… ее… в покое… — прохрипел Сузаку, его горло все еще было пересохшим, но все же оно значительно улучшилось после того, как он проснулся.

— Ну и ну, ты уже трижды спасаешь ее за столько же дней. Это похоже на начало формирования привычки…

— При всем моем уважении, — резко ответила Сесиль, хотя ее тон выдавал, что уважение, которое она могла бы испытывать, было не таким сильным, как могло бы быть, если бы не некоторые нормы поведения. — В данный момент ни один из них не в состоянии для опроса. Возможно, будет лучше, если мы попытаемся предупредить Маркграфа Готтвальда.

Ллойд довольно равнодушно пожал плечами.

— Я уже попытался, — сказал он. — К сожалению, один весьма настойчивый подчиненный сообщил мне, что он занят подготовкой к поминальной службе Кловиса. Хм! Напряженная, полагаю, жизнь тех, кто отвечает за это! Наверное, это даже к лучшему. Вряд ли он поспособствуют их выздоровлению, и я сомневаюсь, что это предупреждение будет воспринято настолько же серьезно, насколько и быстро. Стоит попробовать еще раз после большого события.

— Эм… — почти не слышно сказала Лена, поднимая руку, чтобы привлечь к себе внимание. — Разве показ поминок не начнется через несколько минут? Я должна поставить телевизор, чтобы мы могли наблюдать за ними…

— Какая замечательная идея! — сказал Ллойд, успокаивающе(?) хлопая ее по голове. — Организуй-ка это для нас прямо сейчас, ладно?

— Конечно, сэр, уже включаю! — сказала Лена, радостно проскакивая мимо кровати Сузаку, где она повернулась, чтобы дать ему малюсенький намек на подмигивание, а сама ускользнула, чтобы установить телевизор.

Но… как только она отвернулась, и все остальные вернулись к своему разговору, милая улыбка на лице Лены сразу исчезла, сменившись преувеличенно зловещим выражением.

— Дети Ночи зовут… — пробормотала она себе под нос, бросив беглый взгляд в отражение телевизора на крошечные фигурки, парящие над быстро приходящими в себя телами Сузаку и Виллетты… фигурки, которые она, и только она одна, могла видеть – ребенка в накидке и еще одного с простыней на голове.

***

Ну, вот и все. Это был познавательный опыт. Лелушу становилось совершенно очевидно, что вокруг этой силы, называемой Стендом, все еще кружат тайны, которые ему придется раскрыть и освоить, если он намерен идти дальше по намеченному пути.

Такие тайны, как «Сколько еще существуют пользователей Стендов?», «Как Фредерик Бридингтон заполучил Стенд?», «Есть ли способ, которым он может напрямую атаковать кого-то своим Стендом?»

Тайны, тайны и еще раз тайны, которые ждали своего ответа. Эксперименты были необходимы, и он все еще держал стрелу надежно спрятанной в своей комнате. Было ли что-то, кроме невидимости и наблюдения за окружением, что можно было бы сделать с помощью [Painted Black]? Способности, о которых он еще не знал…

Он надеялся, что было больше, чем это. Если он начнет использовать [Painted Black], чтобы открыто помогать тем, кто противостоит Британнии, то, вероятно, пройдет немного времени, прежде чем кто-то заметит это. По крайней мере один из их военных знал, кто он такой, хотя Лелуш едва мог поверить, что он сдаст его в этом ключе.

Но зачем было так глупо рисковать, когда существовала альтернативная стратегия, которой он мог бы следовать? Он все еще мог руководить прямо с фронта, не делая вид, что руководит с него. С правильной фигурой, с харизмой, хитростью и коварством он мог легко ввести своих врагов в заблуждение, чтобы они смотрели прямо сквозь него, гарантируя, что его личность не будет раскрыта, даже если ему придется принять другие риски, которые потребуются от него…

Единственный вопрос, который у него был: кого поставить на место лидера? Это должен был быть кто-то с правдоподобными лидерскими качествами, но кто-то, кого он мог контролировать из тени. Эти мысли плясали в его голове, когда он вернулся в комнату студсовета и когда остальные четыре члена совета подняли головы, чтобы посмотреть на него.

— Ну, ну, ну! Много же времени у тебя все заняло, — сказала Милли, пригрозив пальцем. — Если ты хочешь сбежать со своей новой девушкой, тебе нужно только попросить.

— Серьезно, Милли, не следует позволять своему воображению настолько разыгрывать себя. У меня нет девушки, и в планах она у меня не намечается, спасибо.

— О! Значит парень!

— …Даже не близко. И я знаю, что ты дразнишь меня, я слишком легко вижу эту искру в твоих глазах.

— В любом случае! — внезапно подала голос Ширли. — Я не думаю, что мы здесь для того, чтобы сплетничать о членах совета, не так ли? Вот! Почему бы нам, я не знаю, не вернуться к делу, может быть?

— А стоит ли? — сказал Ривалз. — Это точно не может подождать до окончания поминок по принцу Кловису..?

— Если мы будем ждать так долго, то будет слишком поздно, — сказала Нина. — Бюджеты должны быть закончены сегодня. Разве не так?

— Ну, я все еще задаюсь вопросом, что же с ним произошло на самом деле, — сказал Ривалз. — Я имею в виду, что они явно не все нам рассказывают. Верно же? Это может скомпрометировать расследование или что-то в этом роде.

— Что-то в этом роде, — согласился Лелуш. — Нет смысла делать так, чтобы убийце было легче выйти сухим из воды.

— Скорее всего одиннадцатый… — пробормотала Нина. Похоже, она вообще не осознавала, что говорит что-то вслух. — Притворился смиренным и извиняющимся, а потом вытащил пистолет и показал свое истинное лицо. Безмозглое, жестокое животное в человеческой шкуре.

В комнате воцарилась тишина, которая, к счастью, была нарушена, когда дверь снова открылась. Хотя он всегда испытывал некоторое облегчение, видя свою младшую сестру, а небо действительно немного светлело каждый раз, когда он видел ее лицо и слышал ее голос, сегодня это казалось еще большим облегчением, даже если бы она не была в своем обычном приподнятом настроении.

— Привет всем! — поприветствовала Наннали. — Почти пришло время для поминок.

— Разумеется, я приняла это во внимание, — сказала Милли. — Лелуш, нам все равно почти удалось закончить со всем этим. Я уверен, что вы с Наннали сможете справиться с остальными.

Вполне естественно. Конечно, она все понимала, и остальные просто списали бы это на то, что старший брат помогает своей бедной покалеченной и слепой сестре подготовиться к этому событию. Но в глазах Милли все было не совсем так. Она знала, что они были родственниками Кловиса. Она знала, что у них были особые причины оплакивать его потерю, помимо потери «прекрасного лидера». Пусть остальные верят во что хотят. Лелуш просто улыбнулся, кивнул и ушел.

— Это так ужасно, — сказала Наннали, когда они покинули комнату. — Кловис не заслуживал смерти.

Он лежал на полу, и под его все бледнеющим телом образовывалась лужа крови.

— Я совершил все это от их имен. Все это было ради Лелуша и Наннали, но разве они этого хотели? Неужели они хотели бы, чтобы я отомстил от их имени? Желали бы они отречения от братьев и сестер, как это сделал я? Все, что мне удалось – это увековечить ту же самую боль, которая была причинена мне.

— Нет, — сказал Лелуш, неприятно ерзая, когда они заняли свое место в актовом зале. — Не заслуживал.

Событие началось очень скоро и экран ожил. Без сомнения, Каллен простят по болезни. Может быть, она смотрела его вместе со своими японскими друзьями в другом месте? А может быть, у них на уме было что-то другое, например тост за смерть ублюдка или что-то такое, что могло бы привлечь немного меньше внимания со стороны людей, которые могли бы донести о них?

— Кловис ла Британния был блестящим человеком, с нежным сердцем и твердой душой, — начал рассказчик пока шел монтаж различных публичных выступлений Кловиса во время его пребывания на посту Наместника. Оратор всегда присутствовал на торжествах и различных мероприятиях.

— Те, кто знал его, ценили его остроумие и сочувствие. Те, кто не имел такой привилегии, восхищались его состраданием и природной харизмой.

— Как лидер, он был вдохновляющим. Несмотря на непрекращающееся сопротивление со стороны упертых одиннадцатых, он постоянно протягивал руку помощи в попытках улучшить их жизнь. Те, кто принимал ее, повышали свое качество жизни. Что же касается тех, кто отказывался, то принц Кловис часто замечал, что у него разрывается сердце, когда он думал о том, что с ними может случиться.

Это почти заставило его закатить глаза, и он мог бы это сделать, если бы все это не заставляло его чувствовать себя паршиво. Может быть, это было воспоминание о совершенном им убийстве? Убийстве своего брата, даже если это было сделано в целях самообороны? Или, может быть, это было больше связано с тем, как отвратительно они обеляли его карьеру. Игнорируя принятые им законы, которые лишь делали вид, что помогают японцам, но на самом деле делали их жизнь еще более невыносимой.

— Когда принц Кловис своими нежными действиями не направлял Одиннадцатую Зону в будущее, он проводил большую часть времени в личной мастерской, выражая свои мысли на холсте. Многие из этих картин он обычно продавал под псевдонимом в попытке обеспечить справедливую цену. Все вырученные средства, как сообщается, шли в различные благотворительные организации, что в конечном итоге способствовало открытию личности под псевдонимом. Многие из этих произведений искусства до сих пор выставлены в музеях по всей Империи.

Разве это не Вилла Ареса на закате? Боже мой, Кловис, неужели их слухи о нашей смерти действительно так сильно повлияли на тебя?

Пьеса заканчивалась изображением Кловиса, поднимающего тост за какой-то трапезой, и нацарапанным курсивом текстом с подробными датами его рождения и смерти. Воистину, мастерское произведение пропаганды. Лелуш очень мало знал о режиссуре фильма, но он не мог не заметить работу мастера за камерой. По крайней мере, его работе стоить отдать должное.

Изображение переместилось на ряды аристократов и генералов, сидящих перед экраном. Они аплодировали со слезами на глазах, и вскоре один из них поднялся, чтобы занять место на трибуне перед этим экраном. Камера увеличила изображение, показав Маркграфа Джеремию Готтвальда, вытирающего несколько слез, которые, возможно, даже были настоящими.

— Простой видеоряд не может надеяться воздать должное человеку, которого мы потеряли, — начал Джеремия. — Но оно приблизилось намного ближе, чем я ожидал. Сегодня вся Зона в трауре. Сегодняшний вечер посвящен памяти мученика и героя! Сегодня мы вспоминаем жизнь человека, который показал своей стране, показал свому народу, показал нам всем только глубину своей верности миру и справедливости!

Вспышка света осветила экран на долю секунды, но, к счастью, на этот раз сигнал не был оборван. Какое же это должно быть облегчение! Теперь им выпала честь наблюдать за остальной частью этой волнующей речи.

— Как временный Наместник, вы все, вероятно, заинтересованы в том, как эта временная должность повлияет на вашу жизнь. Ответ на этот вопрос поразительно мал. Я твердо намерен похоронить свое горе, продолжая исполнять волю Кловиса. Я буду следовать его политике до тех пор, пока не будет назначена более постоянная замена, за одним примечательным исключением – я и те, кто находится под моим командованием, должны посвятить каждую свободную минуту обнаружению виновника этого гнусного преступления! В этом я клянусь перед всеми вами! Мы найдем виновника и закуем его в кандалы, а потом потащим на расстрел!

Если только Лелушу не будет что сказать по этому поводу. Не должно существовать и следа улик, связывающих его с убийством. Пистолет был украден у одного из солдат и брошен в океан, как только он покончил с ним. Никаких свидетелей. Никакой связи, и единственный возможная ниточка могла только предполагать, что он покинул Синдзюку. Вероятность того, что они смогут выйти на нее, была ничтожной, если только он не сделает что-нибудь очень, очень глупое. Или если удача резко отвернется от него.

Ну серьезно. Каковы были шансы того, что это произойдет?

Экран за спиной Джеремии внезапно начал гаснуть. Застывшее изображение Кловиса, казалось, было покрыто снегом прямо перед ним, покрывая экран настоящей метелью. Маркграф бросил на него раздраженный взгляд и хмуро посмотрел на кого-то за видимой частью камеры. По-видимому, ему не понравился ответ, но изображение полностью прояснилось.

Открывая вид, не на Кловиса, а человека в маске. Он был одет в ярко-белый костюм, угловатый и готичной по дизайну. Маска на его лице была такой же чистой и белой, если не считать трех черных букв, начертанных на ее поверхности: «P2F».

— Поздравляю с вашим временным назначением, — произнес чей-то голос, возможно, человек на экране, невозможно было разобрать. — Я уверен, что вы свершите великие дела во время этой должности.

Но что-то здесь было не так. Глядя на экран, Лелуш заметил еще кое-что. Ряд единиц и нулей, связанных в цепочку, простирающуюся чуть в сторону. Казалось, что цепочка цифр почти… дергается. Как пульс.

— Кто ты, — бесстрастно произнес Джеремия. — Назови себя! Как ты взяли под свой контроль этот экран?

— Всему свое время, Маркграф. Или вы предпочитаете называться временным Наместником? Неважно. В отличие от вас, я пришел сегодня к людям, чтобы избавить их от лжи и обмана, даже если для этого мне, к сожалению, придется надеть эту маску.

— Дитхард! Выключите питание! Я не позволю, чтобы это событие было осквернено подобным образом!

— И лишить людей такого зрелища, как это? Вы просите слишком многого! Давайте послушаем, что он скажет!

— Начнем с того, что я полностью осведомлен о вашем глупом, эгоистичном маленьком плане. Сузаку Куруруги. Знаете ли вы, что даже сейчас он лежит на больничной койке, приходя в себя от теплового истощения? Очень храбрый парень, этот пожалованный.

— Почему мы должны заботиться о каком-то пожалованном британце?

Человек на экране, казалось, рассмеялся над чем-то, над своей личной шуткой, которой он явно намеревался поделиться со всем миром.

— Потому что вы намеревались обвинить его в смерти нашего любимого принца, когда все улики указывают на то, что у него не было абсолютно никакой возможности оказаться рядом с ним. Его местонахождение было известно в то возможное время, когда Кловис умер, и все же вы намеревались спрятать эти улики под ковер!

— Ложь! Ты пятнаешь слух публики таким обманом! Ты трусливый подлец! Прячешься за экраном! Покажись, встреться со мной лицом к лицу!

— Как пожелаете, — сказал тот же самый голос, и тот же самый человек, что и на экране, вышел из боковой комнаты.

Лелуш ахнул, в то время как другие ученики вокруг него начали перешептываться между собой. Он задыхался, потому что видел то, чего не могли видеть они. Человека, парящего в воздухе позади этой фигуры в маске. Человека, состоящего из единиц и нулей. Он видел Стенд.

— Ну, вот и я, Джеремия. Что вы хотели мне сказать?

— Ты и твой сообщник будете обвинены в саботаже, вот с чего я хотел бы начать! У меня будет еще много чего сказать, и ни одно из этого не будет приятным!

— Сообщник? — человек в маске на экране склонил голову набок.

— Вы имеете в виду того, кто на экране? — сказал тот, кто действительно присутствовал, указывая на экран, и затем они оба начали обмениваться словами, когда начинал говорить один, а заканчивал другой.

— Это.

— Не.

— Мой.

— Сообщник.

— Это продолжение моей воли! — воскликнули они в унисон, истерично хохоча при этом.

— Довольно этого фарса, — прорычал Джеремия, поднимая вверх пальцы и щелкая ими.

Почти сразу же к ним приблизилась пара Сазерлендов, и камера была вынуждена отодвинуться, чтобы заснять их обоих.

— P2F, прежде чем ты снимешь эту нелепую маску, я должен признаться тебе в некотором любопытстве. Что за этим стоит?

— Стоит… Какой интересный выбор слов. За этим стоит то, что вы, Чистокровные, намереваетесь узурпировать наследие Кловиса для достижения своих собственных целей! За этим стоит то, что вы намерены использовать эту трагедию для получения выгоды и власти! Потому что вы и ваши Чистокровные ничто в сравнении с этими найтмэйерами. Вы отказываетесь от справедливости! Вы упиваетесь гнилью и ленью! В то время как я… я и мои союзники действительно похожи на найтмэйеры! Мы запрограммированы сражаться до самого конца.

Джеремия нажал потайную кнопку, и подиум, казалось, почти раскрылся у него под ногами. Сработал какой-то лифт, и на пол выкатился третий фиолетовый бегемот, на котором стоял Джеремия. Гордо. Дерзко. Он скрестил руки на груди и с презрением уставился на человека в маске.

— Снимай маску, — приказал он.

— Я приглашаю вас сделать это, — ответил P2F.

Джеремия кивнул ближайшему из двух Сазерлендов, находившихся под его командованием, и тот сделал шаг вперед. Слишком уверенно. Тот был слишком уверен в своих способностях. Что умеет его Стенд? Что он сейчас делает? Нити единиц и нулей тянулись из его рук, как пряденые нити, протягиваясь к найтмэйерам. Проникая сквозь металл. Но что же он делает? Что же это–

Сазерленд остановился, а затем резко развернулся и направил оружие прямо на Джеремию.

— Ты… Ты предатель! — закричал Маркрграф. — Как ты смеешь наводить на меня оружие!

— Это… это не я, сэр! Управление не отвечает!

— Какая сладкая сказка! Твоя голова–…

Прежде чем он успел закончить фразу, его собственный Сазерленд повалил его на землю, оставив лежать на спине и смотреть в дуло оружия его собственного найтмэйера.

— Невозможно! — заявил Джеремия. — Внутри никого нет! Как ты–…

— В моем наличии особый талант, — сказал P2F. — Я умею обращаться с электронным оборудованием, о чем свидетельствует мое изображение на экране.

— Чего ты добиваешься? Для чего все это нужно?!

— Как у вас с историей, Джеремия? — сказал P2F. — В римской армии было особенно изобретательное наказание за мятеж и дезертирство. Поймав виновных, они делили их на группы по десять человек и заставляли каждую группу тянуть жребий. Тот, на кого выпал жребий, был казнен остальными девятью. Они называли это «децимацией», что означает «удаление десятой части».

— Я… не вижу смысла в этом уроке от павшей Империи.

— О, но это относится и к нам! — сказал P2F, его голос становился все громче и увереннее, когда Сазерленды собрались вокруг него в охранный строй.

Присутствующие солдаты не осмеливались приблизиться, не осмеливались даже попытаться напасть. Насколько же это было иронично? Как это интересно видеть! Лучшее оружие Британнии отнято у них силой и применено против них таким эффективным способом! Такой Стенд мог бы в одиночку почти полностью уничтожить Империю!

— Потому что у меня есть союзники… мы все обладаем особыми способностями, и можем легко утверждать, что я самый слабый из них. Мы разочарованы вашим стремлением к власти. Мы разочарованы тем, что вам, похоже, все равно, кто возьмет ответственность за смерть Кловиса, будь то его настоящий убийца или нет.

— И поэтому мы выдвигаем этот ультиматум. Три дня, Джеремия. Три дня. Если настоящий убийца не будет найден в течение этого времени, я и мои союзники начнем децимацию Одиннадцатой Зоны. Ни одна часть или слой населения не будет пощажены. На протяжении этого времени никому не разрешается покидать Зону, чтобы не вынудить нас начать немного раньше.

— Ты… Ты безумец! Навязывая такой ультиматум верным гражданам Британнии–…

— Именно та стратегия, которая сработает. Три дня, Одиннадцатая Зона! Переверните все доказательства, которые вы сможете найти и которые приведут к раскрытию истины! Три дня на то, чтобы сдаться, и не думайте, что сможете кого-то пощадить, дав подмену! Мы зададим убийце вопрос, на который только он может знать ответ! Мы будем знать и будем ждать, когда вы передадите его нам в руки! Не разочаруйте нас. Близится последний час!

Сигнал погас, и почти сразу же остальные школьники в зале начали паниковать и кричать. Наннали настойчиво потянула его за рукав, и Лелуш наклонился, чтобы ободряюще положить руку ей на плечо. Но даже если он мог сказать что-то вроде «все будет хорошо», он не был в этом так уверен. Теперь ему предстояло разгадать еще одну загадку.

Что, черт побери, теперь ему делать?

<— To Be Continued

***

Параметры Стенда

Programmed to Fight (Запрограммированный Сражаться)

Пользователь Стенда: Неизвестно (Прозвище – P2F)

Характеристики:

Разрушительная сила — D

Скорость — A

Дальность — C

Выносливость — C

Точность — A

Потенциал развития — C

Способности:

Reprogram (Перепрограммирование): Может влиять на входящую информацию для любой неорганической электронной системы, позволяя в значительной мере контролировать систему. Может влиять на столько систем, сколько существует в пределах сферы влияния, без потери точности. Эффективность управления полностью зависит от знакомства с системой и концентрации внимания Пользователя.

Примечания:

[1] Полагаю, здесь подразумевался какой-то каламбур, созвучный со именем «Shirley», но я, боюсь, упускаю какой именно.