Ночь с плохим концом (Новелла) - 13 Глава

Я быстро забросил розы на платяной шкаф. Снаружи, за плотной дверью, затихала торжественная походка ‘джентльмена с розами’ — и у меня вырвался раздраженный вздох. Каждый день так, каждый день… У него было влияние в театральных кругах, он был, так сказать, авторитетом, так что нельзя было откровенно отказать ему в его докучливом расположении, которое считалось ‘покровительством мне’.

Все еще немного недовольный, я раскинулся на роскошном кожаном диване и краем глаза глянул на небрежно брошенный букет. Швырять вот так подаренный букет считается дурным тоном, и Мейко обязательно раскричалась бы, если бы увидела. Но, на мое счастье, комната отдыха сейчас была пуста.

Этот джентльмен приносил мне всяческого рода и оттенка розы, и на этот раз он раздобыл такие же, как в тот день — букет обворожительных голубых роз. Похоже, он вознамерился дарить их мне по особо важным случаям. Не хотелось это признавать, но предвидеть такие случаи он умел. Или, по крайней мере, возможности рода ‘если не сейчас, то когда’.

Завтра состоится финальный акт ‘Тиши снежной ночи’ — современного переложения некогда классической пьесы Бурле. И розы, видимо, означали предвкушение неподражаемого исполнения. Если это представление ждет успех, то компания Бурле переживет еще один резкий подъем.

Успех премьеры ‘Безумной ночи’ два года назад позволил нашей компании возглавить возрождение театра в Вест-Энде, и наши финансовые проблемы потихоньку сошли на нет; более того, наше дело за два года выросло вдвое. Благодаря эффективному спонсированию мы даже нашли новых сотрудников.

И, сохраняя медленно теряющееся историческое наследие театра, мы приложили усилия и к тому, чтобы поставить заново некоторые сценарии, позволяя им зазвучать по-современному и заинтересовать новое поколение. Идея наша быстро разнеслась по Вест-Энду, и вскоре началась культурная революция, положившая начало неоклассицизму.

Вместо того, чтобы только вспоминать прошлое, наследовать его бесценные реликвии и передавать их следующим поколениям… Очень возвышенная и самонадеянная цель, но я знал, что актеры из многих театральных компаний потеряли интерес к своим разваливающимся на глазах труппам, зато с готовностью и надеждой смотрели в будущее культурного возрождения. И все это тоже началось с событий той ночи.

Сегодня — ровно два года с первого исполнения ‘Безумной ночи’. Все эти лихорадочные два года все мы сильно выросли как актеры и как личности. Не исключая и меня самого.

— Эй, Лен, я захожу! Я тебе вещи принесла! Фью, вот это костюмчик! Ты всех сразишь, будь уверен! Э… Кх-кхм-кхм.

Тук-тук-тук.

Зайдя в комнату и сказав, что хотела, сестренка вдруг опомнилась и додумалась постучаться, виновато прокашлявшись. Я даже не знал, с чего начать.

— Ну, зато постучаться не забыла.

— Ой, извини, извини! Мы с тобой и дома и на работе вместе, я же забываюсь, хахаха! — Рин совсем не выглядела виноватой; напротив, она широко улыбалась, заходя в комнату. Она аккуратно поставила на стеклянный столик возле дивана сумки, которые принесла, сладко потянулась и уселась на диван напротив меня, по другую сторону стола.

Мы с сестрой покинули отчий дом и стали жить вместе уже больше семи лет назад. Дома мы не стеснялись друг друга: не стучась, заходили в комнаты и совсем не тяготились этим. Но на работе мы все же были сотрудниками, а не родственниками. Ей было бы неплохо поучиться сдержанности. В особенности — будучи не только моей сестрой, но и девушкой вообще, она бы сильно порадовала меня, если бы переняла немного девичьей стеснительности… Мда… Нет, я не хотел бы, чтобы они были слишком похожи, но я бы не отказался, чтобы она стала…

— Немного похожей на Луку? — посмотрев на мое вытянувшееся лицо, Рин засмеялась, — Я всеее твои мысли знаю, Лен! Ну, сколько лет мы уже друг другу брат и сестра?

— Да знаю я, — вздохнул я, — Просто тебе бы взять с нее пример.

— Ну, так я у нее и просила! А она мне говорит: ‘Ох, не слишком ли ты спешишь в свои шестнадцать стать привлекательной? Все это само придет с возрастом, так что оставайся такой же трогательной, как сейчас, Рин!’ — сестра изобразила излюбленную позу Луки — рука на бедре, голова откинута, взгляд сверху вниз — и ее манеру речи в немного утрированном виде.

— Такой же трогательной, как сейчас, вот как…

Да уж, многие не отказались бы, чтобы Рин оставалась такой — и ее ‘телохранители’, и даже сама труппа. Талантливых детей-актеров всегда сложно найти.

— Так ведь она сама с пятнадцати лет работала моделью, нет?

— Охх…

— Но умелые дети-актеры всегда ценятся. Вся труппа бы вздохнула с облегчением, если бы ты осталась такой, как ты сейчас, насовсем.

— Так, а ЭТО еще что такое?! Я уже взрослая! — вспылила Рин, — Я выросла из детских ролей! Роль куклы в ‘Безумной ночи’ — моя самая младшая!

— Ну, как будто ты очень изменилась за два года. Ты справишься и дальше.

— Грррр, Лен, ты чудовище!

— Кто бы мог подумать, что между близнецами бывает такой разрыв… Мне тебя даже жаль. Твой брат перерос тебя на голову и даже больше… А, моя славная младшая сестренка?

— Тыыы! А теперь ты еще и внаглую строишь из себя ‘давно уже старшего по уму’, да?! — взвилась сестра, — Да я просто поздняя! Ты еще увидишь!

Я раздразнил свою кипятящуюся сестренку до того, что она скоро надулась и отвернулась от меня. Ее актерские навыки за два года выросли, подумалось мне, а вот сама она душой и телом все такая же девчонка. Нужно было ее подбодрить чем-то, это становится невыносимым. Я вдруг сообразил, что она смотрела куда-то в определенную точку, все еще отворачиваясь.

— Эй… правда уйдешь? — ее серьезный голосок прозвенел в тишине комнаты; она не отводила внимательного взгляда от роз на шкафу. Похоже, эти цветы все же были прощальным подарком. Завтра, с окончанием спектакля, я собирался уйти из театра. Не потому что мне наскучила сцена; не потому что я разлюбил компанию; и не потому, что я хотел сменить род деятельности.

Событие, которое все изменило для нас… Постановка ‘Безумной ночи’, утраченного сценария Бурле, завершилась успехом. Она вызвала такую бурную реакцию, что даже по окончании последнего акта вокруг театра толпились поклонники, требовавшие еще спектаклей. И не только в Вест-Энде; слухи о нашем представлении разошлись по всему миру и вызвали большой ажиотаж.

Ошеломляюще правдоподобная актерская игра, выполненные в безупречных деталях декорации и сюжет, предлагающий зрителям разные интерпретации. Критики не уставали твердить, что все в совокупности будто выводило на обозрение публики другой мир, и рукоплескания долго не заканчивались изо всего зала.

И все же на этом самом пике славы мы объявили миру правду о поддельном сценарии, извинились и полностью возместили все сборы зрителям. Шокирующее открытие отвратило от нас расположение прессы, и нас раскритиковали. На улицах вокруг театра то и дело слышалась брань в наш адрес за осквернение памяти Бурле, а наши спонсоры, оскорбленные нашими намерениями, отступились от нас в возмущении.

Но в то же время, как ни странно… в умах людей зародилась мысль, что такое умопомрачительное увеселение нельзя закончить на этом. Некоторые зрители не приняли денег за билеты, иные начали вкладывать в театр деньги, кто-то даже организовывал группы поддержки. Движение в защиту труппы день за днем становилось все активнее, и с какого-то момента речь шла уже не о нашей труппе, а о театре Вест-Энда в целом.

Все театры получили поддержку, и театральное искусство снова обрело славу наследия, достойного перейти будущему поколению, возникло неоклассическое течение. Оказавшись на волне эпохи, компания избавилась от финансовых проблем. На сегодняшний день восстановление прошло уже так успешно, что спектакли шли днями подряд, что стоило нам грандиозного усердия.

Стоит очистить свою репутацию перед миром, искренне извиниться и показать свою готовность изо всех работать дальше — и тебе дадут второй шанс. Мику предсказала нам такое будущее… И все сбылось слово в слово.

Наше осквернение было непростительной ошибкой. Но память об этой ошибке, о том, сколько мы вложили в возвращение былой славы, стала для нас бесценным сокровищем. Человеку свойственно ошибаться; никто не идеален. Поэтому мы можем признать и исправить свои ошибки. Той, кто наставил нас на этот путь и убедил следовать ему, была Мику — главная актриса того спектакля.

— Ааах, зрители будут рыдать, когда узнают, что ты уезжаешь…

Я не ответил.

— К тому же теперь, когда ты так подрос и стал еще солиднее… Ах, бедные девицы, которые хотели увидеть тебя во всем цвету! Ну давай, купайся в слезах бедных барышень… а, стоп. Совсем забыла, что кое-кто будет плакать еще горше. Все эти парни, которые таскали тебе букеты, дорогие часы и прочие подарки… И особенно тот джентльмен с розами! Ну, давай, купайся в слезах бедных…

— Замолчи уже, а то я правда выйду из себя, — я прожег сестру коротким взглядом, и она закрыла рот, содрогнувшись. Кажется, ее до сих пор беспокоило то время, когда она могла так же дразнить меня, если я был не в настроении, и я притворялся, что сержусь на нее. Это было даже мило, что она поверила, будто я правда разозлен, но я не особо любил так над ней подшучивать. И все же, хоть я и знал, что она шутит, у меня мурашки по коже пробежали.

— Н-ну я же шучу! Просто шучу! Но, Лен, ты так внезапно уходишь от друзей, с которыми работал душа в душу много лет… Они будут очень скучать без тебя! Ты ведь и сам знаешь, как это, правда?

— … вроде как.

— Я просто подумала: вот ты уже третий… Если честно, я теперь переживаю, кто же дальше.

Я — третий… Основной состав выделялся из остальных актеров труппы тем, что был дружен и работал в тесном контакте много лет, все в нем доверяли друг другу. Когда один из таких друзей внезапно покидает компанию, оставшимся это действительно причиняет боль. Рин больше всех боялась таких прощаний, боялась остаться в одиночестве. Первое такое прощание мы пережили… где-то три года назад, когда компания была на грани разорения.

Наша звезда возглавила группу бунтарей, требовавших изменений в компании. Ее имя до сих пор было под запретом в компании, особенно при нас, актерах основного состава. Еще до финансовых проблем она считалась главой труппы на втором месте после Кайто, и даже я восхищался ей как актрисой и личностью. Но…

‘Пьесы компании Бурле — это одна только рефлексия’. Когда выяснилось, что количество публики достигло рекордно низкой отметки, она сказала именно это. И в каком-то смысле после этого нас прорвало. Она предложила революцию: чтобы мы, чтобы удержать труппу на плаву, отказались от пьес Бурле, которыми дорожили еще с самого их создания, и переключились на что-то более новое. Но мы пришли в компанию, чтобы исполнять пьесы Бурле и продолжать его наследие. Если просто тянет на сцену — есть другие театры, есть кинематограф. Ей было наплевать, что большая часть актеров пришла сюда с твердой установкой: Бурле или ничего. Так что ее взгляды было нелегко принять.

Начиная с Кайто, все те, кто потом участвовал в ‘безумной ночи’ — Мейко, Гаку, Мэг, Рин и я — весь основной состав единодушно противопоставил себя ей, как консерваторы реформаторам. Никто не соглашался разойтись миром, и много времени прошло за ни к чему не ведущими спорами, больше похожими на банальные скандалы.

Ситуация была в пользу бунтарей. Все понемногу склонялись к взглядам лидерши, и некоторые, более того, начали проклинать ранее восхваляемого Бурле, будто бы в проблемах труппы была его вина. Однажды утром я, придя на работу, обнаружил статуи, портреты и прочие связанные с Бурле предметы выброшенными к дверям театра. И в этот момент я твердо решил: я обязан защитить работы Бурле и его историю, эту труппу и каждого в ней.

Я поспешил за Мэг, которая тогда была в труппе немногим больше двух лет, и попросил показать мне ее лучшую неопубликованную работу. Мне в руки попал сказочный детектив о семерых причудливых обитателях поместья в жутковатом лесу, в которое однажды приходит девочка из поселка за лесом; а затем в доме начинались странные события, и все принимались искать их виновника. История была немного угловатая, но что-то в ней меня зацепило, так что я отправился с ней к Кайто.

Лидеру приглянулась ‘Сумеречная ночь’ Мэг. Его одобрение только убедило меня в решимости выполнить мою задумку. Сценарий этот мы должны были выдать за утраченную пьесу Бурле, ‘Безумную ночь’, и объявить о его случайном обнаружении, чтобы мгновенно привлечь внимание публики и возродить наш театр. Все, что было известно о ‘Безумной ночи’ — ее название; никаких больше сведений об этой истории не осталось. Мне показалось это удобным.

Когда я рассказал Кайто свой план, он посмотрел на меня как на полоумного, но затем о чем-то задумался. Я как сейчас помню его слова: ‘Жаль было бы возложить груз ответственности на столь юные плечи’ и ‘Я скажу, что идея была моя, так что никому ни слова’ — он извинялся передо мной и практически плакал. Я тогда разозлился, что он обращался со мной как с ребенком. Но теперь, спустя три года, я думаю, что его искренняя забота очень помогла.

Когда Кайто рассказал о плане, все ‘консерваторы’ театра собрались обсудить его. Не зная, есть ли будущее у компании Бурле, мы были подготовлены постоянными волнениями, и создали план, как сохранить все в тайне от бунтарей.

После разговора о найденной ‘Безумной ночи’ бывшие бунтари вернулись к нам как друзья, и конфликт был исчерпан. Но лидер их не хотела сдаваться до последнего. Кайто протянул ей руку, предлагал второй шанс, изо всех сил уговаривал. Но пока она колебалась, согласиться или нет, я сказал ей вот что.

‘Поздно начинать с чистого листа. Компания в вас больше не нуждается’.

Тогда я просто не мог простить ей бездумное уничтожение памятников Бурле. Она не ответила мне и в отчаянии исчезла.

— … что думаешь? Ну так… Эй! Лен, ты слушаешь?! — Рин недовольно надула щеки и скрестила руки на груди, — Боже мой, опять твои сентиментальные ностальгические мысли? Все еще думаешь о той девушке? Сомневаюсь, что она еще помнит, как ты выдал ей что- то типа ‘Кому ты вообще нужна, вредина, уходи!’… Плюс кто-то говорил мне, что она и сама думала уйти.

— Ну конечно. Ничего я такого не говорил. К тому же, даже если ей все равно, это не значит, что я… Стоп,ЧТО?! Ты откуда… как ты узнала?!

— А? Когда она ушла три года назад, начал приходить джентльмен с розами — я бы сказала, что он пришел взамен. Помнишь? И вот тогда…

— А? А он тут при чем?

— Эй! Дай я договорю! Так вот, как только она ушла, этот мужчина начал постоянно посещать театр… И по какой-то причине каждый раз приносил Лену розы. И тогда я, такая проницательная… Нет, я, такой гениальный сыщик Рин, начала присматриваться к нему, хорошо присматриваться… А потом поняла! Может ли быть, чтобы эти двое… отец и дочь?

— Н-не может быть!..

— Именно! У меня появилась догадка, и я тайком спросила у него. И что бы ты думал, гениальная Рин была права! Мы еще поговорили о всяком, типа ‘А как здоровье дочери’, потом ‘Простите Лена за все, что он ей наговорил’, и ‘Нет-нет, это моя дочь принесла вам столько проблем’, а затем ‘она сейчас помогает мне с работой дома’…

— И какого черта ты мне до сих пор не говорила?

— А? Ну, знаешь ли, ты ведь ее отшил, когда она совсем было решилась вернуться и извиниться! Я подумала, что будет забавно, если ты продолжишь думать: ‘Я ранил сердце многообещающей актрисы и вынудил ее уйти… О, как я грешен! Как же мне загладить вину!’

Я поверить не мог, что только я один и не знал об этом — меня оставили в дураках. Нет, я предполагал, что учтивости этого джентльмена что-то должно быть причиной, но это внезапное объяснение совсем меня запутало.

— И что, вы до сих пор общаетесь?

— Если тебе интересно — спроси того джентльмена напрямую! Твоя очередь интересоваться здоровьем дочери. Хотя если ты все еще зол на нее, то это не обсуждается. Но если захочешь с ней встретиться, то можешь сказать ей: компания осталась на консервативной волне и справилась с финансовыми трудностями.

— … Пожалуй, я даже понимаю, чего она тогда добивалась. Но если бы мы проиграли и Бурле покинул нашу компанию… Или наоборот — если бы мы упрямо продолжали ставить пьесы Бурле без изменений… в любом случае, думаю, компания была бы обречена. И она все еще не рухнула по одной причине… Потому что после ухода той девушки пришла Мику. Все благодаря Мику.

— Точно.

— Мику показала нам третий путь, не революционный и не консервативный. Она научила нас, как важно учит договориться. Как уравновесить желания двигаться в будущее и защищать прошлое… Она дала нам нечто крайне важное, и это помогло нам решить проблемы.

— Все правильно. Мы все пытались ее остановить, но она все же продала браслет Бурле… это было наследство от бабушки, не так ли?

— Так.

— Не так просто расстаться с памятью о единственном родном человеке. Но Мику увлекла нас за собой своей уверенностью. Пусть она была только новичком и провела в театре только полгода, но она верила в нас и поставила на нас все, что имела. Поэтому мы как следует извинились за наш проступок и поняли, что на самом деле важно и как нам поступить.

— Все были тогда на грани… Кайто продал весь свой антиквариат и даже обратился за помощью к отцу, которого так не любил…

— А ты, Лен, продал почти всю коллекцию Бурле. У тебя почти совсем ничего не осталось… Мы сделали все возможное, чтобы собрать огромную необходимую сумму. Но… в итоге большинство не приняли деньги за билеты, так что это было ни к чему. Вспомни только наши лица… Мне было так дурно, что я и смеяться не могла, — Рин сочувственно взглянула на меня и горько улыбнулась ,вспоминая это.

— Не сыпь соль на рану.

— В смысле, все восприняли это как конец света! Особенно вы с Кайто. У вас были такие круги под глазами, будто вы вообще бросили спать.

— Если подумать, то вы с Мэг легко отделались.

— Кхм! У крошки Рин и не было-то ничего, что можно было бы продать! Мэг продала кучу старых книг, по-моему, но она говорила, что за книгами можно и в библиотеку сходить. А еще — что копии удобнее читать, чем оригиналы, а в доме и так не пройти было от книг. Нельзя не согласиться.

Сестра кивнула сама себе, вспоминая неприбранную комнату Мэг. Не хотел бы я жить в таком месте.

— Эх, нет в вас ни романтики, ни чувствительности. Одна практичность.

— Так разве это плохо?! Это называется живучесть! В общем, Лен, перед отъездом тебе надо бы зайти к этому джентльмену с розами и его дочери, чтобы…

— Знаю. Я удивлен, что они связаны, но… Я зайду к ним на разговор завтра перед отъездом.

— Прекрасно! Постарайся там выразить все понятно. Вообще-то Джентльмен всегда был поклонником Бурле, потому и дочь его решила стать актрисой. Может, если ты простишь ее, она и вернется?

— … я скажу ей присмотреть за новой компанией Бурле.

Рин заулыбалась и скрестила пальцы.

— Но, боже мой… Это так внезапно, уехать безо всякого предупреждения. Ты кому-нибудь говорил?

— Нет, но…

-Ну и хорошо! Они будут удивлены максимум десять секунд, а потом улыбнутся, как ни в чем не бывало! Вроде как ‘раз это Лен, то не о чем и беспокоиться’.

— Надеюсь.

— Брось, они поймут, — заверила Рин, — Ты ведь уезжаешь и для себя, и для театра, правильно? Ты всегда это говорил. Что хочешь повидать побольше, набраться опыта. Улучшить свою проницательность и актерские навыки… Ты давнооо об этом поговаривал. И говорить ничего не придется… Они же твои друзья, они все поймут!

— Рин…

Сестренка опустила погрустневший взгляд, но почти сразу подняла голову, уже улыбаясь:

— Знаешь, что? А нам письмо пришло.

— Письмо?

— Ага. От отца…

Я остолбенел. Письмо от него… С чего бы вдруг? И Рин наверняка его уже читала… Я озабоченно глянул на сестру, но в ее глазах не было страха или горя.

— Не переживай, Лен. Я тоже не вечный ребенок. Я изменилась с тех пор, как все плакала и плакала, потому что папа не думает обо мне. Ведь птенцы когда-нибудь улетают из гнезда, правильно?

— Ну да… Так что в письме?

— Он хочет встретиться.

— Ч… Правда?! Лично, без представителей?! И когда…

— Я не пойду на встречу.

— Почему? — я не поверил своим ушам.

— Потому что я уже ответила ему, что мы не хотим встречи, и ответ отправлен.

— Ты… как же так…

— А ты сам-то сильно хотел его повидать, Лен?

Отец… Я солгал бы, сказав, что не хочу встретиться с одним из лучших актеров в мире. Не как с отцом, а как с уважаемым актером, я ухватился бы за любой шанс встретиться… Но никогда не думал, что он однажды сам захочет встречи. Он никогда не интересовался нами, посвятив себя сцене; этот человек любил только себя. Но когда я видел его на экране, то не мог противостоять его мощной харизме. Все актеры восторгались его безупречным и естественным исполнением, они желали стать похожими на него.

— Вот стану взрослой состоявшейся актрисой — и встречусь с ним, — Рин блистательно улыбнулась, еще увереннее, чем Лука, — С женихом!

— Ты уже и свадьбу спланировала?

— А? Ну конечно! Представлю ему жениха совершенно внезапно, удивлю его, а потом бац — ‘я замуж’!

— Не слишком ли ты торопишься, сестренка… У тебя и кавалера-то еще нет.

— Чт… Ой, кто бы говорил-то! Мне еще надо составить идеальный план по укреплению любовных уз между мной и моим будущим женихом!

— Отличный план, все сама. Я уже переживаю за будущего жениха.

— Эй, что это значит?!

— Ты еще с ним не познакомилась, а он уже у тебя под каблуком, — усмехнулся я, — И мысленно ты уже приводишь его в семью…

— Ну конечно! Что же я, сменю свою блистательную фамилию? Вот еще!

— Ох, не завидую я кому-то… — вздохнул я, — Ну так у тебя все? Мне почти пора на сцену.

Я перевел взгляд на деревянную коробку на стеклянном столике между мной и Рин.

— Да я же совсем забыла! Знаешь парня, который постоянно берет лучшие места на каждый спектакль? В цилиндре, с челкой, Бурле изображает…

— Барон фон Цилиндр?

— Он самый! Это от него, в качестве поздравления со второй годовщиной ‘Безумной ночи’.

В коробке оказалась бутылка красного вина. Я прочел этикетку:

— Довольно старинное… Готов поспорить, еще и дорогое.

— Ага, на такую можно целый дом выстроить. Классно. Но грубо было бы отказать, и он, кажется, был очень благодарен. Короче говоря, когда закончится сегодняшнее представление, соберем весь тогдашний состав и устроим праздник! И бутылку эту откупорим! Интересно, какое это вино на вкус…

Глаза Рин заблестели от предвкушения. Я же только хмыкнул, не разделяя ее воодушевления.

— А? Что-то ты не радуешься!

— Ну, я не особо люблю вино. Все эти правила — как его наливать, как анализировать вкус… Все это так нудно и не по мне.

— Боже, да надо просто настроиться и не киснуть, вот и все! Хоть ты и строишь из себя принца крови, но внутри-то ты тот еще дикарь, Лен. Но… Помнишь, он обычно приносил алкоголь на все празднества? Ему бы это точно понравилось.

Он… да, он так любил хорошее вино, что даже завел собственные виноградники. Эта бутылка бы его очень порадовала.

— Ну что, скажешь всем, что праздник уже назначен?

— Скажу. А ты уверена, что все придут? Это так внезапно…

— Ничего! Я уже проверила: все семеро обещали быть.

— Серьезно? Я вот кое в ком не уверен из состава ‘Безумной ночи’. Не опоздает ли этот кто-то совсем как в тот раз…

— Ну и зря не уверен! Мэг уже давно пришла, — заверила Рин, — Понимаешь, она… По-моему, она стала очень ответственной с того дня. Ни разу не опаздывала, даже если приходила одна.

— Эм… да, я не помню ни одного опоздания с тех пор.

Когда-то известная постоянными опозданиями, как в один определенный день, Мэг научилась следить за временем. Как она сама говорила, ‘Никто ведь больше не придет забрать меня, если я буду опаздывать…’

— Как думаешь, где он сейчас?

— Кто знает…

Воспоминания об ушедшем друге пришли мне в голову. Второе значительное прощание, которое мы пережили. Сразу после исполнения ‘Безумной ночи’ он исчез без предупреждения. Все, что он оставил нам, было письмо: ‘Я счастлив. Спасибо вам за все.’ Мы обыскали и дом и ферму, но никто не знал, куда он пропал.

Все были взволнованы и огорчены внезапной пропажей, но, поверив словам ‘я счастлив’, оставшиеся семеро решили двигаться дальше. Кто знает, из-за его исчезновения или нет, но… особенно после первого акта премьеры ‘Безумной ночи’ узы между актерами стали заметно крепче.

*****

Стук в дверь отвлек меня от раздумий. Я открыл дверь.

— Эм… Лен, уже почти начало.

— Мику. Ты не слишком волнуешься?

— Нет, но…

Мику зашла в комнату. Она была одета в теплое пальто с капюшоном — костюм для сцены пурги явно не подходил для теплой нынешней погоды. Мику провела в труппе уже два с половиной года, но все еще нервничала перед выступлениями. Она вся каменела и тряслась так, будто сейчас упадет.

— Удачи вам двоим! Я свою часть вчера отыграла, поэтому пойду в зал смотреть эпилог, — подбодрила Рин, — Последнее действие Лена.

— Не последнее. Я вернусь… Рассчитывай на это.

Подмигнув нам и хлопнув Мику по спине, Рин вышла из комнаты. Мику все так же морщилась от удара; не слишком ли Рин перестаралась?

— Тебя это успокаивает? Она в этом мастер… Я заметил, что ей хватает одного жеста.

— Да!.. Я фокусируюсь на боли в спине, и нервное напряжение сразу проходит, — девушка улыбнулась, и я с облегчением отметил, что это была ее первая улыбка за сегодня. В этот раз она не играла главную роль, но была моим партнером по сцене — а я играл главного героя — в заключительной сцене поминок. Это была самая сложная сцена в пьесе — той, которую мы оба всегда хотели сыграть, ведь это был наш самый любимый из сюжетов Бурле. В этой версии для новой публики внесли несколько изменений, например, сделали персонажей чуть постарше. Я был и взволнован, и растроган одновременно. Но пришла Рин и своей болтовней помогла мне расслабиться.

— Эм… Рин сказала, что это твой последний…

Мда… я пытался скрыть это, но она все равно заметила. А ведь когда-то она слишком уходила в себя, чтобы замечать разговоры окружающих и их мотивы. Меньше чем за три года она очень повзрослела.

— Неважно. Пока что думай о представлении.

— Ладно, — несмотря на беспокойство, она поверила мне и широко улыбнулась. Она хорошо понимала чувства людей и в доказательство своего доверия никогда не задавала лишних вопросов. И декламация ее стала куда лучше… В общем, она отлично справлялась и без меня.

Надев белое пальто, я в последний раз глянул на себя в зеркало. Никаких проблем. Бросил взгляд на забытые на шкафу розы — они поблескивали в лунном свете из окна. Синие розы означают чудо… Каждый раз эти цветы напоминали мне об одном моменте той ночи.

Мы с Мику поспорили, между нами начался разлад; Мику кинулась бежать, а мы погнались за ней… Она наставила на нас нож, поранила Кайто, который попытался ее остановить, и едва не упала с лестницы, но…

Все это произошло в одно мгновение. Кайто и остальные успели схватить Мику за руку, так что ничего серьезного не случилось, но затем… Все восемь актеров вдруг начали плакать безо всякой на то причины. Никто не понимал, что происходит, но мы просто расплакались. Мы и Мику извинились друг перед другом — мы за то, что упрямо не соглашались с ней, а она за то, что поверила какому-то странному письму больше, чем нам — и все обсудили.

И в тот момент между нами возникли сильнейшие узы. После этого случая я пытался понять, что такого произошло в тот момент, какая магия, но до сих пор лишь гадаю, что это было.

Внезапно я заметил небольшой листок бумаги на дне коробки с вином. Рин его проглядела, но это было наверняка послание от дарителя. Я знал, о ком шла речь: зритель, каждый день бравший лучшие места на наши спектакли. В цилиндре и с длинной челкой, закрывающей лицо, он был явным подражателем Бурле и напоминал портреты из моей коллекции.

Он был первым нашим преданным зрителем, и сейчас он был далеко не один. Но все равно поклонники, поддерживавшие нас так долго, вызывали у меня благодарность и радость больше всего. Я взял листок, исписанный изящным почерком, и оглядел его.

— Это он… Барона фон Цилиндр, о котором говорила Рин? — похоже, Мику тоже хотела посмотреть: она даже приподнялась на носочки, заглядывая в записку.

— Нет, не покажу.

— Ч-что? Опусти руку!

— Ладно, ладно… — я значительно вырос и теперь был выше ростом, чем Мику. Пришлось опустить записку так, чтобы девушке тоже было видно.

‘Я раздобыл немного изумительного вина; пожалуйста, угостите им всех. Разве не прекрасно выпить вина и повеселиться, устроить себе безумную ночь? Мои аплодисменты и благодарности за изумительное представление. От Призрака Дворецкого’.

В изумлении я внимательно перечитал каждое слово. Не может быть! Но если подумать, он нередко пропускал репетиции, пропадал куда-то и возвращался. Возможно ли, что он, кого больше с нами нет — это и есть барон фон Цилиндр?

Ели так, то, выходит, в те дни, когда он не играл на сцене, неужели он переодетый приходил смотреть наши пьесы? Но для чего?

— Лен… Это же письмо от Барона, правильно? Но ‘призрак дворецкого’… и ‘изумительный’, тебе не кажется..?

Я не смог ответить, все еще слишком пораженный.

— Ой, а подпись совсем как у Бурле… забавно.

На дне коробки обнаружилась сургучовая печать. Точно такая же, как та, которую я знал как свои пять пальцев. С ранней юности я собирал все связанное с легендарным драматургом Бурле. И в моей коллекции была печать, которой он заменял свою подпись. Эта печать была такого впечатляющего качества, что даже я назвал бы ее ‘изумительной’. Изумительным было и мастерство, с которым он подражал чужой внешности до мельчайшей детали. Оставалось только гадать, как он смог воссоздать эту печаль, которой через сотню лет не было даже у коллекционеров.

— Это ведь не настоящая, так? Нет, не может быть… Сто лет ведь прошло.

Абсурдная, нереальная идея пришла мне в голову, но я сразу отогнал ее. Чепуха. Если бы он был жив, то ему было бы уже за сто пятьдесят. Немыслимо. И описание, которое чаще всего использовали при восхвалении в адрес драматурга — ‘создающий невероятно реалистичные миры на сцене’ — было только метафорой.

— Интересно, все ли у него хорошо.

— Уверен, что так. Наверное, делает вино на своих виноградниках.

Наш пропавший друг наверняка наблюдает за нами вне компании как обыкновенный любитель работ Бурле. И сегодня ночью, наслаждаясь подаренным им первосортным вином, мы обсудим наше выступление.

(Прим. пер.: И тут следует сделать важную ремарку, что, видимо, нарочно Burlet — Бурле и Butler — Дворецкий отличаются только положением букв. Иронично, что это было очень заметно где-то в самом начале, но мне эта мысль показалась смешной. Мастерство неожиданной концовки, дамы и господа.)

*****

С того дня… С того момента что-то изменилось. Все, как и я, учились на своих ошибках и старались измениться. Да, благодаря Мику, нашей Золушке, которая всего за два года превратилась в звезду нашего театра. Как и раньше, она порой ошибалась на сцене, но, побывав главной актрисой в ‘Безумной ночи’, она стала намного увереннее в себе и стала заметно лучше в роли актрисы. Настолько, что я сам решил не тратить время попусту.

— Пора идти.

— Да… Сделаем все как можно лучше!

Солнце уже зашло. Небо было темно и безоблачно. Ветер крепчал, ударяя в окна, но дождя не было. Прекрасная лунная ночь. Я глубоко вздохнул и протянул руку к тяжелой двери комнаты отдыха, за которой должно было начаться сегодняшнее представление.