Ночь с плохим концом (Новелла) - 8 Глава

Однажды ночью, когда за окном бушевал ветер, семеро актеров устроили празднество в честь новой постановки.

Это было очень веселое празднество. А затем пришла восьмая девушка, одна из актеров.

Она сказала, что нашла письмо, в котором говорилось о грехе, совершенном семерыми.

И что она не собирается хранить этот секрет.

Ярости и возмущения семерых не было предела.

Ведь, вне зависимости от греха, им необходимо было закончить начатое.

Но девушка не сдалась. Она настаивала, что ее должны послушать.

Она бросила спорить с семерыми и попыталась уйти. Семеро решили ее остановить.

Но девушка не сдалась.

Противоречие не решилось миром.

В конце концов, девушка достала нож, который держала в кармане, и стала угрожать семерым.

И те отступили.

Но, однако, они тоже не сдались.

Если бы правда, сказанная в письме, открылась, то все их усилия пошли бы прахом.

Затем был разговор и неприятная драка, а после…

Возможно, это была шутка судьбы, для которой чудо и несчастный случай неразличимы. О, как легко запустить фатальный механизм трагедии!

Девушка упала с парадной лестницы.

Она упала к самому подножию… С ножом в груди.

Девушка умерла, и так трагически умерла.

Актеры скорбели об её несчастной гибели. И подумали:

— Если бы только трагедия эта была не более чем спектаклем, первой сценой вымышленного мира… О, если бы время можно было остановить.

Однако спектакль ее жизни, в котором она играла главную роль, уже завершился.

И тогда актеры решили предать забвению ее трагическую смерть. И скрыть все случившееся в тайном подвале театра, в гробу… ∞

К последней странице по моим пальцам бежал пот. Толстая книга, полная слов, которые, стоило мне перевернуть страницу, будто бы сами вбивались мне в голову.

— Я… я знаю это! Я знаю!

— Мм?

Теперь я уже помнила отчетливо. События в «Первой ночи» полностью повторяли приснившийся мне к утру кошмар. Семеро на вечеринке, одна опоздавшая, ее заявление, вызвавшее возмущение, попытка сбежать и раздор с друзьями… И гибель. Все в моем сне именно так и происходило. Но если сюжет этой книги совпадал со сном — выходит, семеро попытались впоследствии скрыть смерть девушки и спрятали труп в гробу? В помещении под театром?..

— Несомненно, это то же самое.

— То же, что и…? — уточнил Мальчик-кукла.

— Мне приснился сон сегодня утром. Я никак не могла уснуть всю ночь… А потом совсем забыла этот сон. Но теперь… теперь мне кое-что напомнило об этом.

— Напом-нило?

— Эта книга. Восемь человек, одна против семерых и смерть этой одной. Наверное, несчастный случай, но… Можно воспринять и как убийство.

— Восемь чело-век? Так это же поч-ти как мы, — заметил мальчик.

Так и есть… Сценарий ‘Безумной ночи’ и этот мир: как они связаны с ‘Первой ночью’ и моим сном? Может, мой сон — предсказание? Или…

— Но здо-рово, что ты мо-жешь так хоро-шо помнить сны. Ну… ку-клы вовсе снов не ви-дят, так что не знаю. Запом-нить даже, сколько лю-дей было во сне…

— Я редко вижу сны, так что не знаю, всегда так или нет.

— Их точ-но было семь? — вдруг уточнил Мальчик-кукла.

— Да…

— Точ-но? Это кру-то, что ты запомни-ла число. Непо-хоже это на тебя.

Я только обиженно вздохнула.

— А поче-му ты запом-нила? Виде-ла их лица? Или слы-шала голоса?

— Нет… Не видела, — подумав, покачала головой я, — Или, может, видела, но сейчас уже забыла. Совсем не помню… Ни лиц, ни голосов.

— Гм. Но смот-ри, как получает-ся: если ты виде-ла себя одной из них, то без те-бя было бы… Семеро, пра-вильно?

— А? — я собралась с мыслями, вспоминая сон, но… Как я и думала, ничего больше в голову не пришло. Кукольный юноша смотрел на меня серьезно и без тени насмешки, — По-моему… я не была в этом сне кем-то определенным. Как будто это была пьеса и я сидела в зале, но очень близко к актерам — примерно так. Так что, включая меня, уже девять, наверное? Не уверена. Что тут еще сказать… Во снах вообще обычно нет какой-то точки зрения — они как бы… С нескольких разных ракурсов подряд.

Мальчик подпер маленькой ручкой подбородок и задумчиво хмыкнул:

— Ты сказа-ла, что не пом-нишь лица или голо-са, но… Не может ли быть тако-го, что они были… На-шими? — он склонил набок крохотную голову и немного усмехнулся. Но сейчас его взгляд, в котором изначальный оттенок любопытства медленно сменялся жадной осторожностью, теперь казался отстраненным и безумным. Этот взгляд был таким острым и пронзительным, что я невольно избегала смотреть ему в глаза. Казалось, стоит мне надолго встретиться с ним взглядами, и все самые потаенные секреты моей души, даже те, которые мне неведомы, откроются ему. Наконец мое пересохшее горло позволило мне говорить:

— Эм… я не знаю. То есть, я не помню ничего о тех, кто был в моем сне. Я помню только… Ту, которая умерла.

Да, я помнила, что погибшую девушку все называли ‘главной ролью’.

— … была главной ролью?

Я встрепенулась. Откуда он знает?! В книге этого сказано не было…

— Если бы главная героиня погибла посреди пьесы… — он выждал паузу, наблюдая за мной, — Не думаешь, что этим бы все и закончилось?

Я засомневалась, не сразу найдя ответ. Обычно главные герои не умирают в середине сюжета, их гибель обычно оставляют на финал… и на трагический финал, как правило. В книге без главного героя и вовсе не осталось бы повествователя; так и в пьесах не принято было продолжать действие после гибели главного героя: большинство зрителей полагало, что так будет неинтересно.

— Не зна-ешь? Похоже, ты не-много тормо-зишь. Не так ли, мисс Селя-нка? Для глав-ного героя это да-же неплохо, — заметил мальчик. Я так до конца и не поняла, похвала это или насмешка, — Как пра-вило, главные ге-рои не умирают. Ведь то-гда история закон-чится тут же. Но есть спо-соб продолжить…

— Есть? — удивилась я.

— Да. Если… за-менить главную роль. Герой у-мрет, но пере-даст эстафету друго-му, и все будет но-рмально. История может ид-ти хоть ве-чно.

— Заменить главную роль?..

— Если так посту-пить, то история перей-дет к новому пер-сонажу. В реаль-ности всегда так, вер-но? Исто-рия… Постоянная чере-да наследий. Если умрет гла-вный герой… Просто нахо-дится кто-то другой и становит-ся главным геро-ем. И в этих пере-менах нет ничего плохо-го. Это есте-ственно. А неестествен-но — это когда но-вые люди думают только о ста-ром. Так ведь неинте-ресно. Ничего пло-хого нет в том, чтобы найти но-вого главного героя. И, если в пьесе во-семь персонажей… То просто нужен девя-тый.

— Девятый…

Найти нового главного героя и вписать его в сюжет. На место ушедшего. Девятый человек в пьесе на восьмерых… Меня что-то беспокоило. Девушка из моего сна, которая умерла и оказалась в гробу… Кто же она такая?

Я неосознанно прижала руку к груди. Время спектакля еще немного прошло. Что теперь? Нужно торопиться, пока оно совсем не закончилось, и делать что-то. А что? Точно, страница! Надо выйти отсюда и идти искать. И думать!

— Дай я тебе кое-что еще ска-жу, — вдруг окликнул Мальчик-кукла.

— Эм, но мне…

— Спе-шить тебе не-куда.

— А?

— Не спешить? А как же время спектакля?! Осталась уже половина, и я не могу просто…

— Ну вот зако-нчится оно — и что? — пожал плечами юноша, — Мы исчезнем?

— Что?..

— Нынеш-ние мы, коне-чно, исчезнем. Но окончится толь-ко этот спектакль. Можно на-чать сначала на буду-щую ночь.

Будущую…? Его сестра-близнец говорила что-то похожее. ‘Этот день продолжится’… Что бы это значило, интересно. Я глянула в глаза Мальчику-кукла, и по глазам уловила: ‘Пойдем со мной’. На этот раз он подошел к полке напротив предыдущей, справа от входа. Он принялся осматривать толстые тома на полке, но явно не находил того, что искал. Корешки книг были пусты, поэтому поиски усложнялись.

Я понаблюдала за ним немного из-за спины, а потом заметила, что один из плюшевых мишек вальяжно уселся в кожаном кресле с книгой. Странная картина. Подойдя, я глянула на книгу в лапах игрушки. На обложке было написано: ‘Ночь∞Плохого∞Конца’.

Быстро пролистав страницы, я ощутила то же, что раньше: слова мутным потоком ворвались в мой разум. И волна этих слов с неожиданной силой разбилась о мою голову, едва не заставив лишиться чувств. Наконец она схлынула, и, перевернув последнюю страницу, я бессильно опустила руки. Книга упала на мягкий бордовый ковер. Эмоции бушевали во мне, слова не приходили в голову. Может, это просто… какая-то продуманная шутка? Я очень на это надеялась.

— Ах, а я хотел пред-ложить что-то попроще для нача-ла…

Мальчик-кукла подошел ко мне с небольшой стопкой книг в руках. Но прочитанное настолько потрясло меня, что я чувствовала себя цепляющейся за камень в бурной реке. Мне бы не показалось удивительным, если бы я просто захлебнулась в этой стремнине. Все мои силы уходили на то, чтобы держаться за этот ненадежный камушек и не сорваться в пучину. Осмысливать наплывающие слова не было времени. Дрожащими руками я обхватила себя за плечи.

Актриса, игравшая Селянку, внезапно оказалась в причудливом мире игры. Растерянная, она принялась метаться по особняку и обнаружила подвал. И восемь гробов в нем. Это испугало ее еще больше, и она попыталась сбежать, но семеро обитателей дома… Нет, семеро актеров, бывшие ее друзья и коллеги, упорно преследовали ее. Только актриса, игравшая Селянку, понимала, что все вокруг — только спектакль… Она не могла достучаться до своих друзей: те будто обезумели. Актриса убегала по коридорам поместья, а остальные пытались ее догнать, но потом она вдруг остановилась. Уверенная, что тоже будет убита и окажется в гробу, девушка вспомнила, что часовая стрелка — это нож, и…

— Ложь… все это ложь! Я не помню… Это не я!

— Память — ску-чная книга, — отстраненно ответил мальчик, — Ее страни-цы когда-то закроются.

— Не может быть… Но ведь…

— Если вре-мя выйдет, мы просто попро-буем в следующий раз. Раз за разом… Веч-но.

Вечно. Этот мир спектакля, в который я, как мне казалось, внезапно попала после того, как нашла странное письмо на сцене… На самом деле повторяется уже не в первый раз?! Может, эта ‘Ночь∞Плохого∞Конца’ — всего лишь один акт повторяющейся истории?..

— Эти пол-ки сами по себе — шедев-ры, не так ли?

Не может быть!.. Все эти книги без названий на корешках… Не может быть, чтобы ВСЕ эти книжные полки были… Нет!!!

— Тогда, и ‘Первая ночь’? Она…

— Нет. Эта — дру-гая, — возразил Мальчик-кукла. Это-го в нашей пьесе не было.

Внимательно посмотрев на меня, он добавил:

— Если не по-мнишь ничего, то оно и к лу-чшему…

— А? — я не видела лицо Мальчика-куклы, ведь он был ростом всего мне по пояс. Но взгляд у него был другой… Такой же, как тогда, когда он замахнулся на меня букетом роз. Не такой, каким он был всегда.

Может, они как раз все помнили? Что эта ночь повторяется раз за разом. Только я знала, что этот мир — не настоящий. И, может, только я забыла, что все это происходит не в первый раз? И что значит: ‘Первая ночь’ — единственная книга, которая не описывает события нашей пьесы?

Яркий свет ворвался в комнату и на мгновение ослепил меня. В комнате не было окон. Я обернулась к выходу — дверь, которую кукольный мальчик еще недавно запер, определенно была приоткрыта. Свет исходил от большого окна в конце коридора.

*****

Я вышла из библиотеки и, все еще не придя в себя, направилась вниз по лестнице. Спустившись, я вышла в коридор между залом и гостиной и, повернув направо, направилась прямо. За гостевой комнатой ?1 налево я нашла коридор с огромной картиной. Я ускорила шаг и шла не останавливаясь — меня будто что-то вело, и я решила довериться несущим меня по своей воле ногам.

Как только картина ‘Сумеречная ночь’ показалась впереди, в конце коридора тут же появился Хозяин дома. Но я думала, что он ищет в комнатах на втором этаже, где и должен был; как он оказался так далеко от своего места?

— Эй, не могли бы помочь? — окликнул он, — Нужно поискать в кладовой на первом этаже. Она небольшая, но очень захламленная. Может потребоваться время… Но ищите со всем усердием. Остальные заканчивают со своими комнатами, похоже.

— А они уже…

— Вы куда-то направлялись? — вдруг спросил дворянин. Я растерялась, задавшись этим вопросом: и правда, разве я не направлялась в кабинет на втором этаже, поискать Хозяина? Но, выйдя из библиотеки, я направилась не разбирая дороги и оказалась здесь… Как будто и шла к этой картине. С какой стати?

— Я просто пыталась хоть кого-то найти… — пришлось соврать мне.

— Понимаю. Ну что ж, тогда направляйтесь-ка в дальнюю кладовую. Разберетесь с кладовой — придете ко всем в кабинет и доложите об итогах. Я как раз занят тем, что информирую всех об этом.

— … Понятно.

Выслушав распоряжения, я без промедления направилась в южную часть первого этажа. Там находилась довольно широкая и просторная кладовая.

Сейчас я уже ясно видела, что большая часть предметов вокруг были только для декорации — так сказать, муляжами. Например, ваза с белыми лилиями на стеклянном столике в гостиной выглядела вполне как настоящая, с водой. Но никаких целей, кроме как создавать впечатление: вот ваза, она не несла, поэтому из нее даже нельзя было достать цветы. Пока я обыскивала кладовую, забитую до самой двери такими муляжами, предчувствие обеспокоило меня: предчувствие, что я ничего не найду. Мои торопливые движения из-за этого начали замедляться и вовсе остановились.

Наверное, надо было спросить Хозяина дома, когда мы встретились в коридоре. Почему никто не сказал мне, что все это повторяется не один раз? Неужели все знали? Или только Мальчик-кукла, которому поручили библиотеку, случайно это выяснил? Почему мы не обыскали друг друга в поисках страницы? Почему все эти исследования ни к чему не привели?

Я прочла пару книг из библиотеки, поданных мне кукольным юношей, кроме той ужасной ‘Ночи Плохого Конца’. Ни одна из них ни о чем мне не напомнила. Но, наверное, это были постановки ‘Безумной ночи’. Если верить словам Мальчика-куклы, то я… то все мы уже отыграли ‘Безумную ночь’ невероятное количество раз. И в книгах, которые я успела прочесть, все тоже искали утраченную страницу. И ни в одной-единственной книге страница вовремя не нашлась!..

— Всегда-то я одна…

Все забыли о реальном мире и стали частью этого. Как я ни пыталась объяснить им с самого начала, у них никак не получалось понять меня. Это означало, что только я — пленница этой пьесы, не так ли? А все остальные — только выдуманные персонажи, а настоящие люди где-то в другом месте… Видимо, остались в настоящем мире. Только я была приглашена сюда погостить… И побыть главной героине.

Это объясняет, почему только я каждый раз теряла память о произошедшем. Если все, кроме меня, было муляжом, и даже остальные персонажи — ненастоящие, то мне не нужно даже жалеть о них. А та книга, о которой я и вспоминать не решалась…

Эта ‘Ночь плохого конца’. Я не могла и вообразить, что я действительно сотворила что-то подобное сказанному в этой ужасной книге. Даже если они фальшивки, как бы я могла убить их? Убить друзей своими же руками?! Я разжала ладони и уставилась на них так, будто решила пробуравить взглядом. Совершенно никаких воспоминаний о подобном. Но, стоило мне закрыть глаза, и в мыслях вставала неясная картинка — мои руки… в крови.

Воображение, только и всего! Разве могла такая слабая, бесхребетная девчонка, как я, так поступить? Я встряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение, но ужасный образ не покидал меня так просто. Горло совершенно пересохло: меня настигло смутное чувство вины за то, чего я даже не помнила.

Так не пойдет… Ведь так можно и с ума сойти от подозрений, злости на себя и чувства вины. Нужно как-то успокоиться хоть на время и настроить себя на другой лад. Что-нибудь для души.

‘Наша горничная мастерски делает чай. Как бальзам на душу, верно?’

Мне вдруг пришла в голову реплика Хозяйки. Она трижды повторила это слово в слово, поэтому фраза сама собой оказалась вбита мне в голову. Точно, чай! Но… я вспомнила логику этого мира. Только Горничная здесь могла делать чай. Селянка, будучи гостьей, не могла пойти на кухню, вскипятить воду и сама заварить чай. К тому же, вылавливать служанку и просить у нее чаю я не собиралась. Никого не хотелось видеть — в голове все еще был кавардак.

Мне нужно было что-то сделать, чтобы хоть самую малость оправиться от разбившего меня беспокойства… Теперь мне были понятны чувства Селянки, которая исполняла свою роль в ‘Ночи плохого конца’. Такое душевное состояние, как у меня сейчас, было очень опасно: так много событий за одну ночь, а мне совершенно не с кем поделиться, не у кого спросить совета, не на кого положиться… И, получается, это происходило уже намного, намного дольше, чем я помнила, и я каждый раз забывала… Вспоминала и забывала снова… И так круг за кругом. Никогда не знаешь, когда безумие подкрадется из-за минутной слабости. Единственный человек, которому я могла верить в этом мирке, теперь пугал меня — и это была я сама.

Дворецкий сказал, что реальность — это то, что мы осознаем. Если так, то я сама и все вокруг меня было правдой. Но тогда получается, что все настоящее, отнятое у меня и позабытое, перестало быть реальным? Я забыла о ‘Ночи плохого конца’ и не принимала ее за правду, как бы меня ни убеждали; значит, ее и не было? И настоящего мира…

Беспрестанно прокручивая в голове воспоминания о том, как я тут оказалась, я вдруг догадалась. В винном погребе, где мы были с Дворецким, еще оставалось немного вина! Алкоголь как раз был мне и нужен. Если немного выпить, наверное, и на душе полегчает. Я поспешила к погребу.

*****

Дверь погреба со скрипом открылась передо мной. Дворецкого не было. Куда же он убрал недопитую бутылку?… Я принялась искать ее среди множества фальшивых.

— Нашлась!

Вина в бутылке оставалось едва-едва на один стакан. Но мне, с моей неустойчивостью к алкоголю, этого бы хватило, чтобы захмелеть. Бутылка оказалась заново закупорена, поэтому мне пришлось взять штопор и вытащить пробку. Из открытого горлышка почувствовался аромат свежих роз.

Стаканов вокруг не обнаружилось. В кухню я идти опасалась, ведь был шанс встретить Горничную или Хозяйку. Может, это и неприлично, но мне оставалось только пить прямо из бутылки. Никто все равно не видел. Я взяла бутылку обеими руками и подняла над головой, прикладываясь к горлышку. В этот же самый момент прозвучал раскат грома, от которого, как мне показалось, содрогнулся весь погреб. Его тяжелый грохот прозвучал настолько точно по времени, словно пытаясь остановить меня от попытки. Испуганная внезапным шумом, я вскрикнула и разлила вино.

— Ах… — ну вот опять промах. Я всего лишь хотела немного отойти от подавленного и отчаянного состояния… И даже тут ничего не вышло. В итоге стало только хуже. Не тратя времени на вздохи, я огляделась, выискивая пятно. Часть вина пролилась на каменный пол, немного выплеснулось мне на юбку. Протянув руку к платку в кармане, я обнаружила, что жидкость попала и на письмо.

— Ох, письмо испачкалось…

На бумаге расплывалось пятно блеклого винного цвета. И… мне показалось, или залитое вином место было светлее, чем выцветшая пожелтевшая бумага? Я пригляделась: нет, оно не посветлело — сама бумага излучала слабый свет.

— Это же!..

Все было как и тогда, когда я собиралась взять ‘Первую ночь’ в библиотеке — книга тогда на мгновение неярко засветилась. Меня это тогда так удивило, что я опрокинула лестницу. Откуда этот свет? Что если между ‘Первой ночью’ и этим письмом есть что-то общее? Помнится, Мальчик-кукла сказал, что ‘Первая ночь’ — не часть этой пьесы. Тогда из заголовка можно предположить кое-что.

Может, та книга не была частью этого мира и попала сюда из реальности… Или события книги происходили не здесь, а в настоящем мире. И все же какая-то связь с реальностью была… Если книгу и письмо объединяла связь с реальным миром, то вдруг письмо может оказаться ключом к возвращению домой? Если оно и правда ‘End roLL’, как написано на конверте, то, может, оно может завершить пьесу и вернуть нас всех в реальность!

Настроение у меня вдруг поднялось. Если можно было написать на этом чистом листе концовку, в которой мы все возвращаемся домой, что произойдет? Например, ‘Спектакль закончился, актеры все вспомнили, вернулись в свои тела и отправились в настоящий мир’… Так и произойдет? Или нет, или мы обязаны отыграть пьесу так, как хочет создатель этого мира, и концовка должна быть написана такая, как у него; тогда что бы мы ни писали — домой не вернемся.

Если законы мира пьесы действовали в этом случае, то все написанное в сценарии обладало непреодолимой силой, и абсолютно все подчинялось ему… Итак, мне придется попробовать это выяснить. Ну ладно!

Я обмакнула указательный палец в вино на полу и принялась выводить на бумаге линии. Свечения не появилось. Для пробы я написала ‘Всё вернулось к реальности’ — увы, ничего не изменилось. Может быть, это не сработает, если не вложить в сценарий. Или слова, написанные вином, слишком невнятные и поэтому не годятся. Или нужно написать ручкой или пером. Я не знала, как это работает, но если все перепробовать — может быть…

А если ничего не выйдет?

Тогда все, что я выяснила, придется начать собирать с чистого листа. Неужели я опять все забуду, и мне придется делать то же самое заново? Проснусь в незнакомом месте, выясню, что оказалась в чужом мире, испугаюсь, начну паниковать… Затем появятся остальные, забывшие сами себя и ставшие частью пьесы… Я отчаюсь и пообещаю вернуть всех назад в реальность… Посреди пути я выясню, что все это повторяется не первый раз…

Не все детали, конечно, повторялись с точностью каждую ночь. Одно мое действие могло резко изменить итог, и концовка поэтому была всегда разной. После бесчисленных одинаковых ночей я, наконец, нашла важную подсказку, как вернуться домой, и мне очень не хотелось все потерять.

Я должна всех спасти.

Время еще оставалось. Я приложила руку к груди, проверяя: прошло почти две трети времени.

В уголке сознания всплыли остальные актеры, какими я их видела уже в этом мире. Возможно, они всегда были частью этого мира и поэтому ненастоящими. Но даже так я не могла думать о них как о фальшивках.

Временами их действия, слова и лица совпадали с привычками их реальных прототипов. Значит, они были настоящими, но изменились под влиянием устройства этого мира, позабыли свои имена и все остальное… Это казалось мне наиболее вероятным. Если так, то некому больше было спасти их от безумного мира ночи, кроме меня, Мику, единственной, кто помнил себя реальную. И чтобы предотвратить очередную ‘Ночь плохого конца’, я должна была твердо верить в Мику, в саму себя.

Я вытерла платком промокшую от вина юбку — тем самым, новым, полученным от Луки. Но теперь, когда я уже знала, что провела здесь целую вечность и забыла об этом, платок показался мне постаревшим и изношенным. Странно… Конечно, только знание о чем-то не могло изменить материальных качеств предмета. Я знала, что изменения произошли только у меня в голове. И все-таки… И все-таки впечатление, которое платок производил, невероятно изменилось.

Салатового цвета листья бледно окрасились в винный цвет. Бывшие некогда розовыми, бутоны роз потемнели и словно расцвели полностью. Надо постирать, когда вернусь домой… Я сжала в руке влажный платок, бережно убрала его в карман и поднялась.

*****

Чтобы выяснить, как закончить спектакль и вернуться в реальный мир, мне для начала надо было узнать всю картину. В библиотеке было много книг, и раз среди них могли оказаться подсказки, зарытые среди множества прошлых событий… Посомневавшись, я покачала головой. Не было времени читать все книги по очереди. Сейчас лучше было проверить все имеющиеся шансы и найти ответы на уже заданные вопросы. Нужно тщательно изучить то, что интересует больше всего…

Покинув погреб, я направилась дальше по коридору, и налево от меня дверь в запретную комнату с висящей на стене ‘Сумеречной ночью’. Выйдя из библиотеки растерянная и отрешенная, я неосознанно сама пришла сюда. Этому должна была быть причина: ведь, хотя я и забыла о происходившем в этом мире, мое тело явно все помнило.

Когда Мэг наливала чай в гостиной в первый раз, я была уверена, что моя рука соскользнула и я выронила чашку, но этого не произошло. К своему же удивлению, я умело взяла в руки неудобную чашку и без неловкости выпила из нее. Это странное несовпадение… наверняка оно было связано с моей потерей памяти. Разум забывал, а тело — нет. Так что разум не понимал причины этих неосознанных действий, которых в нем уже не было. В таком случае, можно было просто отключить разум и позволить телу самому отвести меня к найденным раньше подсказкам… Лишь бы так и было.

Я бездумно уставилась на огромную картину. И моя правая рука, как будто знавшая, что нужно делать, протянулась к левой, протянутой к зрителю, руке нарисованной девушки. Героиня картины была изображена в полный рост, поэтому выглядело так, будто я прикладываю ладонь к зеркалу, а она — мое отражение. Вдруг я почувствовала, что в ладони есть небольшая выемка, и надавила на нее, словно пытаясь зайти в картину.

Что-то щелкнуло, сдвигаясь, и я убрала руку. Неужели в этой выемке был какой-то рычаг? Стена медленно и бесшумно начала сдвигаться вглубь ‘запретной комнаты’. Когда она остановилась, передо мной появилась винтовая лестница, ведущая в подвал. Получается, запретная комната — и не комната вовсе, а только лестница.

Я заглянула в темный лестничный пролет, освещенный тусклыми светильниками вдоль стены. Изнутри слабо тянуло ветерком: возможно, в подвале была какая-то вентиляция, ведущая наружу. Доверившись своему телу, я медленно направилась вниз. Далеко ли спускаться?.. Лестница оказалась такой длинной, что я быстро потеряла счет пройденным ступеням.

Через некоторое время передо мной появились огромные двери: деревянные, старые и определенно тяжелые, но, навалившись на них всем весом, я заставила их медленно, со скрежетом приоткрыться. Каменную, с затхлым воздухом комнату заливал свет настенных ламп. Оглядев комнату, я обнаружила множество гробов и в страхе попыталась пересчитать их.

Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Восемь.

Восемь гробов… Я приблизилась к одному из них, стоящему далеко позади, и медленно коснулась крышки. Но она не открывалась — видимо, была заперта. Так же вышло и с соседним гробом, и с еще одним… Я проверила все, и ни один не открылся. Из моей груди вырвался тяжелый разочарованный вздох и отозвался эхом в тиши комнаты.

И в этот момент я, наконец, пришла в себя.

Осознав, что только что делала, я отшатнулась от оказавшегося передо мной гроба. Я пыталась их открыть… Когда я позволила подсознанию взять контроль надо мной, оно совершенно непринужденно принялось проверять гробы, желая что-то в них найти. Как будто это что-то вело меня к себе…

Хотя это и могло было быть связано со способом возвращения, но я ничего не помнила, поэтому мысль о том, чтобы открыть эти гробы без очевидной цели, вселяла в меня нерешительность. И хорошо, что они заперты… а то вдруг бы открылись — подумала я с глубоким облегчением.

Но в то же время внутренний голос настаивал, что я должна открыть эти гробы, и поскорее. Две мысли перемешались между собой, и я не могла решить, как поступить. В любом случае, гробы все равно были заперты, так что открыть их сейчас было невозможно. Бегло оглядевшись, я не нашла ничего похожего на ключи.

В книгах, которые я прочла в библиотеке, не было ни слова о гробах или том, чтобы их открыть. Хозяин дома разделил комнаты между домашними и поручил тщательно поискать вырванную страницу, но о комнате с гробами он почему-то умолчал, даже не упоминая ее. Может, остальные хотели скрыть от меня, Селянки, существование этой комнаты? Входило ли это в обязанность персонажей — жителей дома? В прошлых сценариях Хозяин дома говорил мне держаться от этой части дома подальше, говоря, что здесь может быть опасно. Но мне все еще казалось, что в этих гробах закрыто что-то важное. Как было сказано в ‘Первой ночи’…

‘Однако спектакль ее жизни, в котором она играла главную роль, уже завершился.

И тогда актеры решили предать забвению ее трагическую смерть. И скрыть все случившееся в тайном подвале театра, в гробу… ∞’

Тайный подвал с гробами; в ‘Первой ночи’ сказано было только о трупе девушки, который спрятали. Но здесь было восемь гробов, накрепко запертых… На боку каждого гроба виднелась тонкая прямоугольная щель, видимо, служившая замочной скважиной, размером примерно с толстую игральную карту. Может, где-то в поместье есть предмет, подходящий в эту скважину? Неужели придется за жалкие остатки времени искать еще и его?

Больше в этой комнате делать было нечего. Развернувшись, я направилась к выходу и снова приложила все силы к двери — на этот раз пришлось тянуть. Боковым зрением я заметила толстый засов, приставленный к двери возле стены. Так тут и запереться можно? Я обошла двери и оглядела с другой стороны: никакого замка снаружи не было.

Подумав немного, я решила оставить тяжелые двери открытыми. Не хотелось бы тратить время и открывать их еще раз. Оставив комнату с гробами позади, я поспешила вверх по лестнице. Перед тем, как отправиться на поиски ключа от гробов, надо встретиться с остальными. Конечно, кладовую я еще не обыскала, как просил дворянин, но страницы там точно не было… Как мне казалось.

Нужно было сказать им кое-что поважнее: что в гробах в подвале может оказаться ключ к окончанию спектакля. И всем сказали собираться в кабинете и доложить о результатах, так что, может, кто-то действительно нашел страницу. Времени было мало, но надежда еще оставалась. Если скоординировать все, что мы знаем, то, несомненно… Что-нибудь получится. Пытаясь сдержать воодушевление, я стремглав поднялась по главной лестнице и кинулась в кабинет.