Остатки Грязи (Новелла) - 31 Глава

предупреждение: жестокость, и упоминания о смерти.

В мгновение ока прошло целых два года как Северная пограничная армия охраняла границу.

Стотысячная армия разбила лагерь на берегу, чтобы переночевать, и после еще одного дневного путешествия они наконец-то могут с гордостью вернуться в свои родные города. Совершенствующиеся варили рис в котлах в ямах, кормили лошадей и стирали одежду. Вода большой реки блестела в лучах заходящего солнца, освещая духовных зверей, лежащих на берегу, а также людей, купающихся в мелкой чистой воде.

«Эй, потри мне спину, ладно? Завтра мы идем домой, а я выгляжу как обезьяна в грязи, мама меня до смерти отругает».

«Брат, помоги мне немного побриться, я сам не умею это делать».

Их группа от души смеялась у мелководного залива, высмеивая друг друга, помогая друг другу убираться, и взгляды на их лицах не могли сдержать счастья, которое они испытывали.

Иголки и нитки в руке заботливой матери, мечтатель в весеннем будуаре, и странствующий сын возвращается домой. Те, кто должны исполнять свой сыновний долг, будут его выполнять, те, кому следует жениться, поженятся; у каждого из них свои надежды и мечты.

Из всей армии, вероятно, только Мо Си нечего было ожидать.

Его родители скончались, и у него не было ни жен, ни наложниц. Вся имперская столица Чунхуа ждала его возвращения, но в городе ярких огней не было ни одной свечи, зажженной для него одного.

В его глазах не было особого тепла, только безмолвно тлеющие угли войны последних нескольких лет.

«Сихэ-Джунь, завтра мы вернемся в город, и вы снова сможете встретиться с принцессой Мэнзэ». Юэ Чэньцин только что закончил купаться и, возвращаясь с берега реки, заметил Мо Си. С сияющим лицом он сказал: «Я хочу, чтобы ваше воссоединение было–»

«Если хочешь, чтобы я пнул тебя обратно в реку, то продолжай».

Юэ Чэньцин немедленно заткнулся, искренне поклонившись Мо Си: «… Генерал Мо, я верю, что в этой жизни вы, вероятно, достигнете просветления».

Мо Си проигнорировал его и встал у реки, глядя на холодные черные горы вдали.

После двух лет в гарнизоне он не возвращался домой примерно тысячу дней и ночей и действительно не знал, как поживала принцесса Мэнзэ в последнее время.

Что касается Гу Мана…

Глаза Мо Си слегка потускнели.

Два года назад Гу Ман был отправлен обратно в столицу Империи страной Ляо в качестве мирного предложения, и в тот момент, когда он прибыл, это вызвало бунт–

«Ха-ха-ха, когда городские ворота открылись и вошел конвой, мы увидели, как выглядел этот печально известный генерал Гу, и все были сильно шокированы».

«Это было удивительно! Я никогда не забуду эту сцену до конца своей жизни!»

Что до того, какой была эта сцена, Мо Си все еще оставался в неведении. Все, что он знал, это то, что, похоже, что-то было не так с внешностью Гу Мана.

Но что означает это «что-то не так»?

У него не было руки или ноги? Он ослеп или стал немым?

Он понятия не имел.

С его нынешним статусом, это было ниже его задавать подобные вопросы. Кроме того, он обычно был крайне отстраненным, и все солдаты его глубоко уважали. В тот момент, когда он появлялся, совершенствующиеся, которые все еще болтали, немедленно заткнулись и замолчали, вежливо приветствуя его: «Генерал Мо».

Мо Си нечего было сказать, поэтому он просто кивнул в знак признательности, постоял некоторое время, затем тихо и холодно ушел.

Юэ Чэньцин на самом деле бормотал ему в уши об этом уже несколько раз, но этот парень Юэ Чэньцин никогда не мог точно сказать: если бы он упомянул тему десять раз, то все десять раз история была бы совершенно различная. Мо Си также был сдержанным человеком и никогда не брал на себя инициативу, чтобы спросить, поэтому по сей день он все еще понятия не имел, каково было положение Гу Мана.

Все, что он знал, это то, что Гу Ман еще не умер.

И этого было достаточно.

Вечером, один в палатке, Мо Си слушал звуки свистящего ветра снаружи и кормления водоплавающих птиц, и он ворочался, не в силах заснуть.

В своих прошлых походах он в основном был вместе с Гу Маном. Даже если бы они не были вместе, до тех пор, пока он не возвращался, Гу Ман всегда ждал его за пределами города.

Он не мог перестать думать о прошлом. Как все закончилось так, как есть сегодня?

Хотя теперь, когда он думал об этом, все уже давно было предречено.

Когда он впервые встретил Гу Мана, он все еще был рабом, но в сердце этого раба были дух и амбиции солдата.

Гу Ман всегда хотел сделать что-то грандиозное.

К сожалению, правление в Девяти провинциях передавалось по наследству. Хотя предыдущий Император питал слабость к его талантам и сделал исключение, дабы присвоить ему должность генерала, после того, как он ушел из жизни, новый Император ни во что не ставил этого Гу Мана «смешанного происхождения».

Он завидовал ему, сомневался в нем и лишал его власти.

Он даже сделал то, что Гу Ман более не мог выносить.

Мо Си своими глазами наблюдал, как он падает в пропасть.

Однажды он утешал Гу Мана как близкого друга и спорил с ним как товарищ. В то время они оба были назначены в Бюро по военным делам, и Гу Ман падал духом, постоянно не появляясь на работе. Когда Мо Си нашел его, он был в борделе, предавался музыке и пил вино, положив голову на мягкие и гибкие колени куртизанки, и, увидев входящего Мо Си, закрыл свои одурманенные глаза и с улыбкой, не встречаясь с ним взглядом, сказал: «Сихэ-Джунь, ты пришел».

Мо Си почти вскипел, он захлопнул дверь в сторону и большими шагами вошел в комнату. К удивлению всех в комнате, он дал Гу Ману пощечину, а затем сказал: «Ты, блядь, планируешь зря потратить остаток своей жизни на вот это?»

Гу Ман пьяно ухмыльнулся, обвив руками его шею, и задушевно спросил: «Да, верно, Великий Мастер Мо. Хочешь гноиться вместе со мной?»

«Отвали!»

Гу Ман разразился смехом.

Он сказал, что «это не имеет значения, в конце концов, ты дворянин, а я раб.

Я знаю, ты ненавидишь то, что я грязный.

Я также знаю, что независимо от того, насколько старательно мое войско работает, независимо от того, сколько крови было пролито или жизней утрачено, – это не стоит того, чтобы упоминать об этом текущему императору. Кто сделал так, что мы оказались недостойны практики совершенствования? Это были мы, которые настаивали на том, чтобы прорваться сквозь, несмотря на наше скромное прошлое.»

После этого Гу Ман был выслан из столицы, но так и не вернулся, чтобы отчитаться.

Люди думали, что он погиб в результате несчастного случая, и тогда многие из его поклонниц горевали и плакали по нему.

Но однажды на передовой внезапно отреагировали и сказали, что они видели силуэт Гу Мана в центре боевых построений страны Ляо.

Гу Ман дезертировал.

Скандал распространился по Чунхуа, как лесной пожар, разжигая пламя ярости в каждом, но, казалось, только сердце Мо Си застыло.

Он не поверил этому.

Он никогда не верил в это. Пока он не стал свидетелем этого собственными глазами.

Это было у озера Дунтин, покрытого густым мутным туманом, где военные корабли и водные твари сражались в ближнем бою. Тактика, применявшаяся страной Ляо, была настолько знакома, что разбила его разум на куски – такого рода аморальный, хитрый и безрассудный стиль борьбы он уже видел бесчисленное количество раз.

Стратегия использовалась на макете местности Гу Мана в прошлом, а также на поле боя каждой из славных военных походов армии Ванба.

Мо Си сказал тогда главнокомандующему, что все они должны немедленно отступить и прекратить бой. В противном случае весь авангард будет сегодня похоронен на дне озера.

«Вы не ровня Гу Ману».

Главнокомандующий отказался слушать: «Гу Ман ни черта не стоит. Ты думаешь, что с моей чистой кровью, дарованной богами, я не смогу победить наивного мальчишку из низкорослого рабского происхождения?!»

Со своим надменным лицом и седой бородой старый дворянин не думал, что о Гу Мане вообще стоит заботиться.

И так разгорелось пламя войны.

Главный генерал, который раньше возвращался невредимым после каждой битвы под руководством Гу Мана, впервые потерпел полное поражение от военных кораблей страны Ляо. Духовные лодки громко взорвались одна за другой, и водные звери поднялись с глубин озера, грызли совершенствующихся и убивали их. Пожары сделали небо красным, и кровь отразилась на воде.

В разгар отчаяния от сокрушительного поражения Мо Си подошел к главному башенному кораблю Страны Ляо, не имея ничего, кроме меча.

Ад продолжал гореть, без конца поднимался черный дым. Страна Ляо была страной, которая практиковала демоническое совершенствование, и проклятия их совершенствующихся были жестокими и порочными. Сотни из них повернулись к Мо Си, излучая желание убить–

«Немедленно остановитесь».

Раздался знакомый голос. Из тени кабины вышла качающаяся фигура.

Еще раз он увидел Гу Мана.

Черты лица Гу Мана были такими же нежными и красивыми, как и прежде, с некоторой врожденной детскостью и сладостью. Просто его кожа была загорелой и приобрела еще более темный оттенок, его тело было крепче, чем раньше, и все же его пара глаз оставалась неизменной, такой же яркой и черной, как если бы он мог видеть каждую уловку в мире. Его верхняя часть тела была обнажена, сильная и тонкая талия была покрыта несколькими слоями бинтов, а плечи были покрыты черной мантией. Ко лбу была привязана окровавленная лента, – та, что была оторвана от головы принесенного в жертву солдата Королевской армии империи Чунхуа.

Он небрежно прислонился к борту корабля, прищурился и посмотрел вперед, затем усмехнулся: «Сихэ-Джунь, давно не виделись».

Неистово бушевали мерзкие ветра.

Мо Си наконец увидел этого предателя собственными глазами. Эта мятежная мразь.

Как это могло произойти–?

Он когда-то чувствовал, что Страна Ляо была нацией, которая только лишь до крайности ценила жестокость войны. Гу Ман был чистым и добродетельным по натуре, поэтому, даже если он покинул Чунхуа, он не должен был перебегать на территорию страны Ляо.

Но сейчас…

Он закрыл глаза и сглотнул, и после долгого молчания ему удалось выплюнуть только два слова: «Гу Ман…»

«Хм?»

Голос Мо Си был низким, и он попытался подавить его дрожь: «… Ты настолько запутался».

Гу Ман рассмеялся в свете пылающих костров, черные волосы свисали по бокам его лица, развеваясь на ветру, и с благородным видом он раскинул ладони: «И что с этим не так?»

«…»

«Думаю, это неплохо, в стране Ляо ценится талант. Даже если их совершенствование в демоническом искусстве неправедно, люди они справедливые.»

Сказав это, Гу Ман указал на синюю ленту с золотой отделкой на своем лбу.

«Такую ленту чистокровного дворянина для лба, сколько бы я ни посвятил лет своей жизни вашей стране или сколько бы удивительных достижений я не сделал, из-за моего происхождения я никогда не смогу получить ни одной…. Знаешь ли ты, на что похоже такое истощение?»

Гу Ман рассмеялся.

«Я отказываюсь принимать это».

Мо Си сердито сказал: «Это лента, принадлежащая только потомкам героических предков, принесших себя в жертву, сними ее!»

Гу Ман прикоснулся к шелковой ленте, испещренной пятнами крови, и был удивлен: «Так ли это? Ее носил довольно молодой совершенствующийся. Мои подчиненные отрезали ему голову, и я увидел, что эта лента сделана изысканно. Я подумал, что это было бы напрасной тратой для головы мертвеца носить ее, поэтому взял ее, чтобы поиграть. Что, ты тоже ее хочешь?»

Его губы изогнулись в жестокой улыбке: «У тебя должна быть своя собственная, почему ты ссоришься со мной из-за этого?»

Мо Си был в ярости и строго рявкнул: «Сними ее!»

Гу Ман сладко сказал, но в его тоне была опасность: «Сихэ-Джунь, ты вошел в логово врага один, почему ты не проявляешь ни малейшей любезности? Ты действительно думал, что меня заботит быть сентиментальным с тобой, и что я не посмею убить тебя?»

Он нарисовал темный духовный кинжал, окутанный черной аурой.

Гу Ман сказал: «Сегодня озеро Дунтин похоронило в своих водах почти весь твой авангард. Мо Си, даже если ты силен, в конце концов, ты всего лишь заместитель генерала, и тебе не удалось убедить того старого дворянина, который был настолько глуп, что мне захотелось пролить кровь. Так много уже умерло, и он не пришел просить о пощаде, а ты вошел прямо на территорию врага, как опасно».

«……»

Гу Ман усмехнулся: «Ты пришел, чтобы быть похороненным вместе с солдатами Чунхуа, погибшими в бою?»

Мо Си не ответил и, помолчав, направился к нему.

«……»

Его военные ботинки оставляли пятнистые следы на только что пролитых пятнах крови на палубе. Наконец Мо Си открыл рот: «Гу Ман. Я знаю, что Чунхуа должна тебе, и я тоже должен тебе».

«Ты сделал для меня слишком много, поэтому сегодня я не буду драться с тобой».

Гу Ман усмехнулся: «Я бы посмотрел на твои попытки».

«Ты спросил, хочу ли я, чтобы меня похоронили вместе с солдатами, которые пожертвовали своими жизнями… Если мою смерть можно обменять на то, что ты покинешь страну Ляо». Шаг за шагом он подходил: «Тогда хорошо. Моя жизнь принадлежит тебе».

Гу Ман перестал смеяться и посмотрел на него темными глазами: «… Я действительно убью тебя».

Мо Си не ответил на это, бросив быстрый взгляд на пятна крови на голубой шелковой ленте с золотой отделкой на лбу Гу Мана, прежде чем медленно сместить взгляд вниз, чтобы встретиться с лицом Гу Мана: «Тогда просто убей меня. И после этого не забудь вернуться назад».

Это был последний раз, когда Мо Си пытался выловить его обратно.

Белый орел пронесся над мачтой, и кинжал сверкнул–

Послышалась приглушенная усмешка.

Из раны сочилась кровь.

Холодный клинок пронзил сердце – безжалостно разорвав в мгновение ока!

«Я сказал, что убью тебя».

Кинжал все еще оставался в плоти Мо Си. Гу Ман замолчал на некоторое время, затем внезапно скривил губы в насмешке: «Кто, по-твоему, ты такой? Какое у тебя право вести со мной переговоры? Ты думал, что если умрешь, я почувствую себя виноватым и вернусь назад? Не будь дураком!»

Он поднял шею и презрительно посмотрел вниз, затем вздохнул: «Как генерал, или солдат, или как человек, нельзя быть слишком сентиментальным».

Сказав это, он медленно наклонился, чтобы стать на одно колено, удобно положив один локоть себе на колено, а другой рукой сжимая кинжал, истекавший кровью, и насмешливо вытаскивая его.

Кровь брызнула во все стороны!

Используя кончик лезвия, с которого капала кровь, Гу Ман поднял лицо Мо Си вверх.

«Не думай, что я не понимаю, что ты планируешь. Сихэ-Джунь, дело не в том, что ты действительно не хочешь драться со мной. Это потому, что ты ясно понимаешь, что у тебя нет шансов на победу, поэтому ты готов рискнуть своей жизнью против моей совести».

Ярко-красный медленно просачивался сквозь переднюю часть его мантии, но в этот момент Мо Си не чувствовал боли.

Он чувствовал только холод.

Сильный холод….

Он закрыл глаза.

Все не так.

Если бы это было возможно, я бы никогда даже не подумал драться с тобой.

В прошлом ты дал мне свет, дал мне тепло, и вся горячая кровь что течет в моем сердце, все это благодаря тебе.

Без тебя меня бы здесь не было.

Гу Ман апатично сказал: «Извини, что подвел».

«……»

«Мо Си, если бы я был на твоем месте и попал в ужасную ситуацию сегодня, я бы предпочел поставить свою жизнь на кон, чтобы уничтожить их, и я бы не был таким, как ты, невинно пытающимся убедить противника повернуть назад».

«Это последнее, чему я могу тебя научить, в знак конца наших братских отношений».

Последней сценой, которую Мо Си видел перед тем, как потерять сознание, были совершенствующиеся страны Ляо, скользящие по поверхности воды на своих мечах, нетерпеливо говорящие: «Генерал Гу, подкрепление идет с северо-востока, это основные силы лечебных совершенствующихся Мэнзэ, смотрите–»

Прежде чем услышать остальную часть сказанного, Мо Си не мог больше держаться, внезапно наклонился вперед и рухнул на залитую кровью палубу.

В этой кровавой битве Чунхуа подтвердила, что предательский генерал Гу Ман перешел на сторону страны Ляо, отдав свою жизнь самой темной нации во всех Девяти провинциях. Из-за ошибки, допущенной командованием старого главнокомандующего, армия понесла тяжелые потери, выживших из десятитысячного авангарда было меньше сотни, и Мо Си также несколько дней лежал без сознания на больничной койке, прежде чем проснуться.

Гу Ман ударил его кинжалом в грудь, но не остановился и не покаялся в своих грехах.

Согласно тому, что Гу Ман сказал много лет назад – в то время, когда он еще не покинул королевский город–

«Мо Си, дорога впереди меня уже заблокирована, мне некуда идти, все, что я могу сделать, это коснуться дна ада».

Сказав это, он попросил у официанта кувшин вина.

Вынув затвор, Гу Ман просиял и налил вино, одну чашу себе, другую чашу Мо Си.

С «звоном» винные чашки коснулись друг друга, вино расплескалось мелкими каплями, и глаза Гу Манга заблестели: «Давай, выпей со мной еще раз. Твой Гу Ман-гэгэ отныне станет плохим парнем».

В то время Мо Си покачал головой и подумал, что он слишком неприличен, говоря о таких вещах, как будто это была шутка.

Он знал этого брата столько лет, сердце его было слишком мягким, до такой степени, что он даже не хотел затоптать муравья до смерти. Как мог человек, который был так предан «новорожденному» Императору, стать злодеем?

В результате? Подчиненные того «новорожденного» убили его товарища.

И сам этот «новорожденный» чуть не убил его.

– «К счастью, принцесса Мэнзэ немедленно бросилась вас спасать. Этот кинжал – небесное оружие из страны Ляо, и он был окунут в демонический яд. Боюсь, если бы она опоздала, у вас бы не было шансов. На груди останется шрам, и вы должны отдыхать следующие несколько месяцев…»

Что бы совершенствующийся лекарь ни сказал после этого, Мо Си не услышал ни слова, и он опустил голову, чтобы посмотреть на свою грудь, покрытую бинтами. Гниющая плоть была отрезана, но вместе с ней из полости его груди было вырезано что-то еще, что заставило его чувствовать пустоту, боль, противоречие, ненависть.

Пока Гу Ман не получил должного возмездия за свои преступления и не был отправлен обратно в старую столицу.

Только тогда Мо Си почувствовал, что шрам на его груди, наконец, перестал кровоточить.

Но все равно болел.

Много лет спустя, накануне возвращения Северной пограничной армии, Мо Си не мог заснуть и сидел один в своей палатке, массируя пальцами висок, неосознанно потирая влажные глаза нижней стороной пальцев.

Он повернул голову, слабое тепло света свечи исходило от обтянутой хлопком подставки для лампы, освещая его острый, холодный и твердый профиль, и закрыл глаза.

Гу Ман……

Гу Ман.

Не было места для сомнений в том, что он был хорошим чиновником, что он выступал против предателей, что он обижался на него и что он знал, что виновен.

Но сквозь дрожащие ресницы он, казалось, видел Гу Мана из их школьных дней, это яркое, улыбающееся и озорное лицо, улыбку, которая обнажала его маленький клык, когда он был счастлив, его глаза ярче, чем любая звезда, которую он когда-либо видел. Тогда ярко светило солнце, а лекции старейшин были долгими и утомительными. И Гу Ман опираясь на свой стол, тайно писал свою эротическую книгу по собственному сценарию и со своим участием, и был безмерно доволен собой тем, что все девушки в книге были в него влюблены.

В то время они оба не знали, что преподнесет им завтрашний день.

Автору есть что сказать:

Мини-театр:

Гу Ман Ман: Когда мне позволят перестать жить только в диалогах/воспоминаниях/монологах/прологах?!

Мо Си: Когда ты будешь вести себя хорошо.

Гу Ман Ман: Папочка всегда был чертовски хорош!

Мо Си: Следи за своим языком.

Гу Манг Ман: Папочка – армейский хулиган! Если я не назову себя папочкой, то ты хочешь, чтобы я назвал так кого-нибудь другого?

Мо Си: Если ты не слушаешь, я заблокирую еще одну главу. (самоуничижительная шутка от жоубао, которая хорошо известна тем, что ее главы блокировались jjwxc из-за несоответствия правилам цензуры)

Гу Ман Ман: Большой брат, босс, хозяин, муж, ваше величество, милый, родоначальник, я назову тебя как только тебе будет угодно, давай обсудим этот вопрос….

Мо Си: Хорошо. Тогда иди сними кровать.

Гу Ман: ???