Пять сантиметров в секунду (Новелла) - 3 Глава

В день назначенной встречи с Акари с утра зарядил дождь. Небо словно прихлопнули гигантской крышкой, его затянули серые тучи, мелкие холодные капли прямыми струями проливались на землю. Повеяло суровой зимой, будто приближавшаяся весна почему-то передумала наступать и свернула на полпути. Я надел поверх формы тёплое темно-коричневое пальто, запрятал письмо для Акари в портфель и направился в школу. Вернуться я планировал только ночью, потому оставил родителям записку; «Домой приду поздно, пожалуйста, не волнуйтесь». Они не были знакомы с родителями Акари, и я думал: стоит рассказать обо всем — и мне могут запретить куда-либо ехать.

На всех уроках в тот день я глядел в окно и никак не мог успокоиться. Из того, что говорили учителя, не запомнил ни слова. Я воображал Акари, которая, наверное, тоже будет в школьной форме, представлял наш разговор, вспоминал приятный мне голос. Да, сейчас я вновь понял, что был тогда влюблён в голос Акари. Мне нравилось, как он звучал. Этот голос всегда возбуждал меня — мягко и нежно. Совсем скоро я услышу его снова. Стоило подумать об этом, как по всему телу разливался жар, и для того, чтобы прийти в себя, я всматривался в дождь за окном.

Дождь.

Пять метров в секунду. Я посмотрел в окно: хотя вечер ещё не наступил, город тонул в сумраке, повсюду светились электрическими огнями окна офисов и жилых домов. В далёкой многоэтажке лампы дневного света на лестничных площадках то вспыхивали, то гасли, мерцая и перемигиваясь. Пока я смотрел на заоконный пейзаж, дождевые капли становились всё больше, и к тому времени, когда уроки закончились, дождь перешёл в снег.

После уроков я подождал, пока одноклассники разойдутся, и достал из портфеля письмо и заготовленную шпаргалку. Повертев письмо в руках, положил его в карман пальто. Это письмо я хотел передать Акари во что бы то ни стало, и всякий раз, когда пальцы касались конверта, на душе у меня светлело. В шпаргалке был записан маршрут: с какого на какой поезд и во сколько я должен пересаживаться. До того я просмотрел её раз двадцать, но сейчас пробежал глазами ещё раз.

Сначала я сяду на электричку, отходящую со станции Готокудзи в 15:54, и по ветке Одакю доберусь до Синдзюку. Там пересяду на ветку Сайкё, выйду на станции Оомия, пересяду на ветку Уцуномия и доеду до станции Ояма. На ней опять пересяду — на поезд, который идёт по ветке Рёмо и в 18:45 прибывает в конечный пункт маршрута — на станцию Ивафунэ.

Этот поезд подходил как нельзя лучше, потому что мы с Акари договорились встретиться в Ивафунэ в семь вечера. В одиночку ездить на электричках так далеко мне ещё не доводилось, но я твердил себе, что всё будет хорошо. Всё должно быть хорошо, ничего сложного тут нет…

Я сбежал вниз по лестнице в тёмный вестибюль и открыл ящик для обуви, чтобы переобуться. В пустоте вестибюля железная крышка ящика лязгнула так громко, что сердце застучало чуть быстрее. Я решил не брать зонтик, который захватил из дома утром, вышел из школы и посмотрел на небо. Запах дождя, наполнявший воздух с самого утра, превращался в запах снега. Он становился чище, пронзительнее, заставлял сердце трепетать. С серого небосвода падали бесчисленные белые точки; я смотрел на них, и мне казалось, что небо вот-вот растворит меня в себе. Я набросил капюшон и побежал на станцию.

* * *

Я впервые приехал на Синдзюку один. В моей жизни эта станция особой роли не играла, хотя пару месяцев назад я был тут с другом-одноклассником — мы с ним отправились в кино. В тот раз мы доехали до Синдзюку по ветке Одакю, стали искать турникеты JR[4] у восточного выхода и совсем заблудились. Запутанный лабиринт станции и толпы народа я запомнил куда лучше, чем фильм, который мы с другом смотрели.

Миновав турникет линии Одакю, я, чтобы на этот раз не заблудиться, благоразумно остановился, поискал глазами указатель, нашёл надпись «Продажа билетов JR» и быстрым шагом двинулся в направлении, указанном стрелкой. В другом конце огромного зала с колоннами выстроились в ряд десятки билетных автоматов, я выбрал тот, у которого было меньше людей, и стал ждать своей очереди.

От женщины впереди, по виду офисной служащей, исходил сладкий, едва заметный аромат духов, от которого у меня почему-то сжало грудь, да так, что стало больно дышать. Соседняя очередь сдвинулась, от куртки старика напротив резко пахнуло нафталином; этот запах пробудил во мне воспоминания о неясной тревоге, которая появлялась всякий раз, когда наша семья переезжала. Голоса великого множества людей сливались в глухой низкий гул, заполнявший всё пространство станции. Зябли промокшие от снега пальцы на ногах. Немного кружилась голова. Когда подошла моя очередь, я растерялся, потому что на автомате не было ни одной кнопки (в то время почти на всех станциях стояли автоматы с кнопками). Украдкой взглянув на соседний автомат, я понял, что нужно выбрать пункт назначения, просто дотрагиваясь пальцем до экрана.

Миновав турникет, я углубился в недра станции; здесь повсюду стояли указатели, и я, внимательно вчитываясь в названия железнодорожных веток, стал пробираться сквозь толпу к платформе линии Сайкё. «Кольцевая линия Яманотэ (внешний круг)», «Линия Собу (направление на Накано)», «Кольцевая линия Яманотэ (внутренний круг)», «Линия Собу (направление на Тиба)», «Линия Тюо (скорый)», «Линия Тюо-Магистраль (сверхскоростной)»… Я прошёл мимо множества платформ, нашёл план-схему станции и остановился, чтобы спокойно её изучить. Платформа линии Сайкё располагалась в самой глубине Синдзюку. Я достал из кармана шпаргалку и сверился с наручными часами (чёрными, марки G-Shock; мне купили их в честь поступления в среднюю школу). Поезд отходил в 16:26. Электронный циферблат показывал 16:15. Успею, у меня ещё десять минут.

Я отыскал уборную: по линии Сайкё поезд идёт сорок минут, так что, наверное, лучше сходить в туалет заранее. Помыв руки, я взглянул на своё отражение. В замызганном зеркале отражался Такаки Тоно, освещённый мутным светом люминесцентной лампы. За последние полгода я прибавил в росте и стал больше походить на взрослого мужчину. Мне было неловко оттого, что мои щеки то ли от холода, то ли из-за волнения чуть покраснели. Итак, я еду на встречу с Акари.

Электричку, следовавшую по ветке Сайкё, заполонили возвращавшиеся с работы люди, свободных мест не было. Прислонившись, как и ещё несколько человек, к стенке в конце салона, я читал заголовки еженедельных журналов на рекламных постерах, смотрел в окно, иногда тайком оглядывал других пассажиров. Мой взгляд метался, душа была не на месте; я достал из портфеля фантастический роман, но настроения читать не было. Сидевшая старшеклассница болтала со стоявшей рядом девушкой, видимо, подружкой, и до меня доносились обрывки их разговора. Обе были в коротких юбках, на тонких ногах белели приспущенные гольфы.

— Как тебе тот парень, а?

— Какой парень?

— Ну тот, из Северной старшей!

— Э-э-э? Он же урод!

— Вовсе нет! Мне такие нравятся…

Я подумал, что, судя по всему, речь о парне, с которым девушки познакомились на какой-нибудь вечеринке. И хотя говорили не обо мне, я почему-то немного смутился.

Дотронувшись кончиками пальцев до письма в кармане пальто и убедившись, что оно на месте, я уставился в окно. Электричка бежала по эстакадному мосту. На этой ветке я оказался впервые в жизни. В сравнении с привычной линией Одакю этот поезд трясло чуть по-другому, его колеса стучали чуть иначе, а незнакомый вид за окном только усиливал чувство тревоги.

Тусклый зимний закат подкрашивал небо у горизонта бледно-оранжевым, повсюду теснились ряды зданий. Снегопад не прекращался. Наверное, мы уже пересекли границу Токио и едем по Сайтаме? Я мог отличить знакомый ландшафт от незнакомого, но города выглядели совершенно одинаково. Земля была погребена под слоем невысоких офисов и жилищ…

На станции Мусасиурава электричка сделала остановку, чтобы пропустить скорый поезд. «Господа пассажиры, спешащие на станцию Оомия, просим вас пройти на платформу напротив и сделать пересадку», — объявил машинист. Половина пассажиров спешно покинула вагон. Я вышел последним. Над полотном протянулись десятки проводов. Снег валил не переставая, проступавшее на западе небо было низким, в просветах между облаками изредка показывалось маленькое закатное солнце, блекло освещавшее крыши сотни-другой домов. Глядя на эту картину, я вспомнил вдруг, что уже был здесь, только очень давно.

Выходит, по этой ветке я уже ездил.

Как раз перед тем, как я пошёл в третий класс младшей школы, наша семья переезжала из Нагано в Токио, и мы с родителями сели на станции Оомия на электричку, которая довезла нас до Синдзюку. Я привык к деревенским ландшафтам Нагано и, увидев из окна поезда совсем другой пейзаж, не на шутку встревожился. От мысли, что мне предстоит жить среди бесконечных зданий, я чуть не заплакал. Но с тех пор прошло целых пять лет, и пока что мне удалось выжить. Честное слово, хотя мне было всего тринадцать лет, я думал именно так. Меня спасала Акари. И я всей душой желал быть для Акари тем же, чем она была для меня.

По размеру станция Оомия не могла сравниться с Синдзюку, но и тут пассажирский терминал был огромен. Я перешёл с платформы ветки Сайкё, поднялся по длинной лестнице, влился в толпу и направился на платформу линии Уцуномия, чтобы совершить пересадку. В терминале запах снега усиливался, становился гуще; хлюпая промокшей обувью, пассажиры шагали по своим делам. На платформе линии Уцуномия возвращающихся с работы было пруд пруди, и к месту, где откроется дверь поезда, выстроилась длинная очередь. Я отошёл подальше и стал ждать электричку. Стой в очереди или не стой, ехать сидя всё равно не удастся… Тут меня в первый раз охватило дурное предчувствие. Секунду спустя я осознал, что дело в объявлении диспетчера:

— Господа пассажиры, просим вашего внимания. Прибытие поезда линии Уцуномия, следующего по маршруту Ояма — Уцуномия, задерживается на восемь минут из-за снегопада.

До того момента у меня почему-то и мысли не возникало, что поезд может опаздывать. Я сверился со шпаргалкой и наручными часами. В шпаргалке значилось, что я должен сесть в электричку в 17:04, на часах было уже 17:10. Сразу сделалось холоднее, меня стала бить дрожь. Через две минуты раздался длинный оглушительный гудок — у-у-у-у-y!.. — и тьму озарили фары приближающегося поезда, но озноб не прошёл.

* * *

Линия Уцуномия была загружена куда больше, чем ветки Одакю и Сайкё. Наступил час пик, люди возвращались домой кто после рабочего дня, кто после уроков или лекций. В отличие от электричек, в которых я успел побывать в тот день, вагоны на этой линии были старого образца, с салоном, поделённым на отделения по четыре места в каждом, — как и в поездах, ходивших в Нагано, когда мы там жили. Я стоял в проходе между рядами, одной рукой держался за поручень, крепившийся к сиденью, другую сунул в карман пальто. Вагон отапливался, было тепло, в углах запотевших окон висели капельки конденсата. Уставшие до изнеможения пассажиры все как один молчали; казалось, что они уже сроднились с этим древним, освещённым люминесцентными лампами вагоном. Один только я тут лишний, подумалось мне, но тревога мало-помалу улетучивалась. Затаив дыхание, я стал пристально вглядываться в проплывающие за окном пейзажи.

Они стали другими: зданий почти не было, их сменили укутанные снегом поля, простиравшиеся до самого горизонта. Далёкие огни редких домов мерцали и тонули во тьме. Мигали красными огнями гигантские вышки ЛЭП, ровными рядами тянувшиеся до самых вершин далёких гор. Чёрные силуэты этих стальных пагод наводили на мысль об устрашающей армии великанов, выстроившихся на снежном поле. Этот мир был мне совершенно незнаком. Я смотрел в окно и думал о свидании с Акари. Если случится так, что я опоздаю, у меня не будет даже возможности её предупредить. В те времена далеко не у всех школьников были мобильные телефоны да и нового телефонного номера Акари я не знал. А за окном начиналась самая настоящая метель.

Добираясь до Оямы следующей пересадочной станции, поезд тащился всё медленнее; он не уложился в час, и с каждой минутой время опоздания увеличивалось. Чем дальше от столицы, тем больше были расстояния между станциями, населённые пункты располагались неимоверно далеко друг от друга, и на каждой станции поезд стоял неимоверно долго. Машинист всё время делал одно и то же объявление:

— Господа пассажиры, приносим глубокие извинения за нарушение графика движения поезда. Поскольку следующий состав задерживается, наш поезд сделает на этой станции временную остановку. Просим прощения у пассажиров, которые спешат. Пожалуйста, подождите ещё немного…

Я то и дело смотрел на часы, усердно моля о том, чтобы назначенный срок, семь часов вечера, не наступил, но расстояние не сокращалось, только время всё бежало и бежало вперёд, и всякий раз, когда я глядел на циферблат, моё тело словно сдавливала незримая сила — до боли, до отупения. Ощущение было, будто я заточен в невидимой клетке из воздуха и её прутья сжимаются всё плотней.

Было ясно, что на встречу с Акари мне не успеть.

На часах 19:00, а электричка не смогла добраться даже до Оямы — мы стояли на станции Ноги, от Оямы нас отделяла одна остановка. До Ивафунэ, где меня ждала Акари, поезд, в который я должен был пересесть на Ояме, идёт ещё двадцать минут. С момента, когда я сел в электричку на станции Оомия, прошло два часа; нетерпение и отчаяние разрывали меня изнутри, я превращался в комок нервов. Никогда в жизни время не тянулось для меня столь мучительно. Я уже не понимал, холодно в вагоне или тепло. Салон наполнился тяжёлым запахом ночи; в желудке было пусто — я ничего не ел с обеда. Я и не заметил, что вагон почти опустел: стоять остался я один. Четвёрка сидений рядом была свободна, и я плюхнулся на одно из них. В ту же секунду ноги одеревенели, а кожу сковала вырвавшаяся из глубин усталость. Одолеть это неестественное оцепенение мне было не под силу. Я достал из кармана пальто письмо для Акари и стал на него смотреть. В назначенное время я не приехал, и Акари, конечно же, начала волноваться. Я вспомнил наш последний телефонный разговор. Почему Всё Всегда заканчивается именно так?

Наш поезд долгих пятнадцать минут стоял на станции Ноги, а потом вновь тронулся в путь.

* * *

Когда электричка наконец подъехала к Ояме, было без двадцати восемь. Выскочив из вагона, я побежал на платформу линии Рёмо. Бесполезную теперь шпаргалку я скомкал и выбросил в мусорку.

Станция Ояма располагалась в большом здании, но людей тут было раз-два и обчёлся. Я прибежал на площадку, служившую залом ожидания, — здесь несколько человек сидели на стульях вокруг печки. Может, ждали, когда за ними приедут на машинах родные? Эти люди явно чувствовали себя как дома. И только меня не оставляло беспокойство.

Я спустился по лестнице, прошёл сквозь подземный переход и оказался перед платформой Рёмо. На абсолютно голом бетонном покрытии стояли на одинаковом расстоянии одна от другой толстые квадратные колонны, по потолку змеились трубы. С двух сторон платформа была открыта ветрам и продувалась насквозь, глухо завывала вьюга. Похожее на туннель пустое пространство тускло освещали мертвенно-бледные лампы. Киоск был наглухо закрыт рольставнями. Я решил бы, что заблудился и попал куда-то не туда, если бы не пассажиры, ожидавшие поезда. Холодрыга была такая, что тёплыми казались даже жёлтые огни пары торговых автоматов и лапшичной-стоячки.

— Из-за снегопада поезд линии Рёмо задерживается на неопределённый срок. Приносим господам пассажирам глубокие извинения. Пожалуйста, подождите ещё немного, — эхом разнёсся по платформе механический голос диспетчера.

Накинув на голову капюшон, чтобы хоть как-то согреться, и прислонившись к бетонной колонне с той стороны, где не дуло, я стал ждать прибытия поезда. Пронизывающий холод поднимался от бетонного пола и обвивал меня с ног до головы. Моя душа рвалась к Акари, которую я заставлял ждать, холод крал тепло моего тела, голод пронзал меня насквозь, мышцы словно парализовало. Я поднял глаза и увидел у лавки двух офисных работников, стоя поедавших лапшу. Подумал, что надо бы перекусить, но при мысли о том, что голод наверняка мучает и ждущую меня Акари, понял, что есть ничего не буду. Решив в конце концов хотя бы выпить горячего кофе, я подошёл к торговому автомату. Стал вытаскивать из кармана пальто кошелёк — и выронил предназначенное Акари письмо.

Если бы всё пошло по-другому, решился бы я передать письмо Акари? И сегодня, когда я вспоминаю прошлое, у меня нет ответа на этот вопрос. Что если (думаю я) последствия вообще не зависели от моего выбора? Наши жизни перевернула вверх дном лавина неприятностей, и упавшее письмо было всего-навсего одной из них. В конечном счёте, как бы сильны ни были чувства, в путешествии по длинной оси времени они постепенно ослабевают. И неважно, мог я передать то письмо или не мог.

Не успел я достать кошелёк, как сильный порыв ветра подхватил выпавшее из кармана письмо и сдул с платформы; в мгновение ока письмо исчезло в темноте. В тот момент я чуть не разревелся. Рефлекторно опустил голову от стыда, стиснул зубы — и как-то сумел сдержать слезы. Кофе я так и не купил.

* * *

Вдобавок ко всему электричка линии Рёмо встала на полпути к моей станции назначения.

— Из-за снегопада расписание нарушилось, и наш поезд делает остановку, — сообщил пассажирам машинист. — Приносим глубокие извинения пассажирам, которые спешат, однако сейчас мы не можем сказать, когда движение будет восстановлено…

За окном бесконечно тянулась унылая снежная равнина. Разбушевавшаяся метель билась в оконную раму, заставляя ту дребезжать. Почему нужно было останавливаться в таком пустынном месте — я не понимал. Бросил взгляд на часы мы с Акари должны были встретиться целых два часа назад. В тот день я смотрел на циферблат, наверное, двести или триста раз. Продолжавшее свой бег время до того мне опротивело, что я отстегнул часы и положил их на крошечный столик под окном. Всё равно никакого выбора у меня не было. Разве что молить, чтобы поезд поскорее сдвинулся с места.

«Такаки-кун, как твои дела? — спрашивала Акари в письме. — Школьный кружок собирается рано утром, поэтому я пишу письмо в поезде…»

Не знаю, отчего, но по этим письмам мне казалось, что Акари всегда была одна. Если честно, я ведь тоже одинок, думал я. Хотя в школе у меня и были приятели, на самом деле я оставался один — как сейчас один сидел в пустом вагоне, спрятав лицо под капюшоном. Хотя электричка отапливалась, атмосфера в безлюдном составе из четырёх вагонов была невероятно зимней. Такое и словами не выразишь… Настолько плохо мне не было ещё никогда. Я весь скрючился на широком сиденье, стиснул зубы, лишь бы не заплакать; мне оставалось только держаться из последних сил, чтобы время, это злобное чудовище, меня не сломило. Я думал о том, что Акари всё ещё ждёт меня — одна, на холодной станции, — и чуть с ума не сошёл, представляя, как ужасно она страдает. Лучше бы ей надоело меня ждать, лучше бы она вернулась домой, пожалуйста, пожалуйста, просил я…

Но Акари наверняка меня ждала.

Я это знал, я был в этом уверен, и ничего не мог сделать; мне было грустно и больно. За окнами, куда ни посмотри, падал и падал снег.

Примечания

4 — Аббревиатура от Japanese Railways — так называется группа компаний, обслуживающая большую часть железных дорог Японии.