Поднося вино - 5 Глава

Лекарственный отвар стекал с уголков губ Шэнь Цзэчуаня и капал на грудь, пропитывая одежду. Лекарь был так взволнован, что обильно потел и всё время вытирал виски и лоб.

– Он не глотает лекарство, а без этого он попросту не сможет выжить! – встревожено воскликнул он.

Гэ Цинцин чуть крепче сжал меч в руке, и какое-то время смотрел на Шэнь Цзэчуаня, прежде чем повернуться к лекарю и спросить:

– Больше ничего нельзя сделать?

Дрожащие руки лекаря нервно сжимали чашу с лекарством, отчего ложка в ней то и дело тихо постукивала по стенкам.

Он низко поклонился Гэ Цинцину и ответил:

– Ничего не поделаешь! У него не получается сделать ни глотка! Подготовьте соломенную циновку¹ как можно скорее.

Гэ Цинцин нахмурился, выглядя озадаченным сложившейся ситуацией.

– Постарайтесь влить в него лекарство, – сказал он, после чего повернулся и вышел за дверь в коридор, где привалившись к стене стоял Цзи Лэй.

Поклонившись ему, Гэ Цинцин сказал:

– Ваше превосходительство, лекарь сказал, что он не выживет.

Цзи Лэй растер арахис меж пальцев и сдул кожуру:

– Он испустил последний вздох?

– Нет, ещё держится, – ответил Гэ Цинцин.

Заложив руки за спину, Цзи Лэй повернул к нему голову и небрежно бросил:

– Не спускай с него глаз. Прежде чем он умрёт, заставь его подписать признание.

Гэ Цинцин кивнул и проводил взглядом спину уходящего Цзи Лэя. Он немного постоял в коридоре, выждав время, после чего обратился к своему подчинённому:

– Иди и позови сюда того подручного.

Немного погодя появился сгорбленный человек, весь закутанный в грубое одеяние, толкая перед собой тележку. Небо уже потемнело, и императорская тюрьма находилась под усиленной охраной. Гэ Цинцин поднял фонарь, чтобы осветить дорогу, и жестом пригласил подручного следовать за ним.

Лекарь уже ушёл, в камере горела лишь одна масляная лампа. Шэнь Цзэчуань лежал на кровати с совершенно бесцветным лицом. Его руки и ноги были ледяными, как у мертвеца.

Гэ Цинцин отошёл в сторону и сказал подручному:

– Дядя Цзи… вот он.

Подручный медленно размотал повязки, что покрывали его обожженное огнём лицо. Он пристально посмотрел на Шэнь Цзэчуаня, сделал два шага вперёд, протянул дрожащую руку и провёл по волосам бессознательного юноши. Когда он увидел, насколько тощим и избитым был Шэнь Цзэчуань, он не смог сдержать слёз, которые потекли по его испещренному морщинами и шрамами лицу.

– Чуань-эр², – голос Цзи Гана был хриплым, когда он воскликнул: – Шифу здесь!

Гэ Цинцин потушил фонарь и сказал:

– Дядя Цзи, не беспокойтесь. С тех пор как те, кто был в тюрьме, узнали, что он ваш ученик, они обращались с ним очень осторожно. Предыдущий допрос выглядел как тяжёлая пытка, но он перенёс это. Во время порки братья старались сдерживать силу, так что он не останется калекой из-за тех двадцати ударов. Однако у того старшего евнуха из дворца, который наблюдал за наказанием, очень острый проницательный взгляд, поэтому мы не осмелились слишком расслабляться. К счастью, третья молодая госпожа пришла вовремя, иначе Пань Жугуй непременно заподозрил бы неладное.

Волосы Цзи Гана уже наполовину поседели. Убрав пряди со своего изможденного лица, залитого слезами, он посмотрел на стражника и произнёс:

– Я, Цзи Ган, непременно отплачу тебе за эту доброту в будущем.

Гэ Цинцин поспешно сказал:

– Дядя Цзи! Как вы можете думать о таком?! То, что наши братья сделали это для вас, – это ничто иное, как благодарность за вашу доброту и заботу, которыми вы осыпали нас, когда в прошлом руководили нами и не раз спасали наши жизни, – с этими словами он снова тяжело вздохнул. – Кто бы мог подумать, что Чэн Яоцзинь³ так внезапно выскочит из ниоткуда и учинит такое? Второй молодой господин клана Сяо действительно пытался убить его этим ударом ноги. Дядя Цзи, его ведь ещё можно спасти?

Цзи Ган прощупал пульс Шэнь Цзэчуаня и сказал с вымученной улыбкой:

– Молодец… Он хорошо справился с техникой, которой обучил его Цзи Му, поэтому ещё не дошел до точки невозврата, – он осторожно погладил лежащего юношу по голове и мягко добавил: – Не бойся, сынок, твой шифу здесь.

Шэнь Цзэчуань начал следовать за Цзи Ганом в возрасте семи лет и обучался боевым искусствам под его руководством вместе с Цзи Му. Каждый удар из рукопашного стиля боя клана Цзи был жёстким и яростным, поэтому эта техника должна была дополняться методами духовного развития, так как те, кто не обладал твёрдой волей, не могли практиковать её. После изгнания Цзи Ган стал заядлым пьяницей, обучая своего старшего сына и совсем позабыв о младшем. Как старший брат, Цзи Му должен был учить своего младшего брата самостоятельно, после того как сам изучал приёмы от отца. Никто не ожидал, что Шэнь Цзэчуань за эти годы так хорошо овладеет техниками.

Гэ Цинцин наклонился, рассматривая бессознательного парня, и сказал:

– Но он так молод… Я боюсь, что его тело будет в плохом состоянии после всего этого. Дядя Цзи, я отправил подчинённого приготовить лекарство, которое прописал лекарь, чтобы его изготовили повторно. Как вы думаете, нам удастся напоить его им?

От жара, охватившего всё тело, у Шэнь Цзэчуаня пересохло во рту и потрескались губы.

Всё его тело превратилось в сплошной комок боли. Чувство было таким, словно он лежал на главной улице Цюйду, раздавленный подъезжающими и отъезжающими по нему конными экипажами.

Боль была похожа на адское пламя, поглощающее тело Шэнь Цзэчуаня. В беспамятстве ему снился снег, что тяжёлыми хлопьями кружась опускался с неба, кровь Цзи Му заливавшая его тело, холод провала и пинок Сяо Чие, которым он сбил его с ног.

Цзи Лэй был прав – такое существование хуже смерти. За жизнь, данную Шэнь Вэем, Шэнь Цзэчуаню приходится расплачиваться и выносить все мучения. Он взял на себя грехи отца и стал тем грешником, каким его считали все души павших несправедливой смертью героев. Надев эти кандалы, он вынужден взвалить на свои плечи это тяжкое бремя, с которым ему отныне придётся идти по жизни до конца своих дней.

Но он не будет просто так лежать, сложа руки!

Кто-то внезапно раздвинул ему челюсть, и в горло хлынул тёплый поток. От горького вкуса лекарства глаза Шэнь Цзэчуаня наполнились слезами. Услышав знакомый голос, зовущий его, он заставил себя приоткрыть дрожащие веки.

Цзи Ган поил Шэнь Цзэчуаня лекарством и вытирал его слёзы своими огрубевшими пальцами, хрипло шепча:

– Чуань-эр, это шифу.

Из горла Шэнь Цзэчуаня вырвался всхлип, заставивший его подавиться лекарством вместе со слезами. Он протянул пальцы, чтобы ухватить край одежды Цзи Гана, и стиснул зубы, опасаясь, что это всего лишь сон, который он видел в лихорадке болезни.

Лицо Цзи Гана было изуродовано шрамами. Он слегка повернул голову, чтобы избежать света от масляной лампы, и сказал:

– Чуань-эр, ты должен отбросить желание умереть ради верности!.. Ты единственный, кто остался у шифу в его постыдном существовании.

Шэнь Цзэчуань не мог сдержать слёз, которые тут же потекли по щекам. Он отвёл взгляд, подняв его на чёрный как смоль потолок, и прошептал:

– Шифу…

Под завывания ветра его зрение постепенно сфокусировалось, и взгляд приобрёл оттенки злости и уверенности.

– Я не умру. Шифу, я не умру… – произнёс он хриплым голосом.

.

༄ ༄ ༄

.

На следующий день Император Сяньдэ устроил пир в благодарность трём армиям за верность и службу. Помимо Либэйской тяжёлой кавалерии и гарнизонного войска Цидуна за городом, во дворце также был устроен банкет, на котором присутствовали все высокопоставленные министры и чиновники, которые обеспечивали приём главнокомандующих армиями.

Переодевшись в своё парадное одеяние, Сяо Чие затмил собой утончённость окружающих его учёных мужей, когда занял своё место в главном зале. Вышитый грозный лев в обрамлении узора облаков ⁴ на его груди внушал напряженность и благоговейный трепет перед каждым, кто бросал на него взгляд даже мельком. Но стоило только Сяо Чие сесть за стол и завести разговор, как его легкомыслие тотчас явило себя во всей красе, не оставив от авторитетности и следа.

Гражданские чиновники, поглощённые выпивкой, украдкой поглядывали на него с неодобрением. В народе говорят: «от тигра не родится щенок⁵», но как так получилось, что только наследник клана Сяо, Сяо Цзимин, пошёл по стопам своего отца?

Переглядываясь друг с другом, чиновники придирались к каждому движению и действию Сяо Чие, чьё своеволие и легкомыслие словно било их по лицу. Сяо Чие очень отличался от Сяо Цзимина, который гордо сидел на почётном месте с ровно выпрямленной спиной.

– Не оставайся в стороне от всего этого, – подбодрил Лу Гуанбай Сяо Чие, сидя с ним рядом. – Поскольку Его Величество наградил тебя, он наверняка позовёт тебя позже, чтобы прояснить детали нового назначения.

Сяо Чие сжал грецкий орех в кулаке, выглядя немного не в духе.

Лу Гуанбай повернул к нему голову и спросил:

– Вчера вечером ты ходил выпить, верно?

– Веселюсь, пока могу, – Сяо Чие откинулся на спинку кресла и вольготно развалился. – Если кто-нибудь осмелится исполнить танец меча Сян Чжуана⁶, тогда я выступлю в роли Фань Куая⁷ пусть и пьяным от выпитого вина. Неплохо, разве нет?

– Вполне неплохо, – согласился Лу Гуанбай, наливая вино, – но много пить вредно для здоровья. Если ты хочешь стать хорошим главнокомандующим, то избавься от этой дурной привычки.

– Я родился не в то время, – Сяо Чие бросил Лу Гуанбаю грецкий орех. – Теперь, когда места четырех генералов заняты, у меня нет и шанса стать героем. Если однажды ты решишь уйти со своего поста, не забудь сообщить мне заранее, тогда мне ещё будет не поздно бросить эту привычку.

– Боюсь, тебе придётся подождать, – ответил Лу Гуанбай, после чего они оба рассмеялись и выпили по чарке вина. Позже они услышали, как разговоры на банкете сменились обсуждением клана Шэнь из Чжунбо.

Сжимая орех в руке, Лу Гуанбай некоторое время внимательно слушал, после чего спросил:

– Разве вчера вечером ты не говорил, что этот человек не выживет?

Сидящий позади него Чжао Хуэй произнёс приглушенным голосом:

– Так и есть. Разве молодой господин не говорил, что его удар должен был отправить потомка предателя Шэнь в подземное царство?

Сяо Чие отрицательно покачал головой:

– Разве я так сказал?

Двое мужчин молча смотрели на него, побуждая его спросить:

– Ну что?

– Мальчишка не умер, – сказал Лу Гуанбай.

– Мальчишка не умер, – повторил Чжао Хуэй.

Сяо Чие обменялся взглядами с этими двумя и фыркнул:

– Это не моё дело, если даже смерть отказалась от него. Правитель загробного мира не мой отец.

Лу Гуанбай поднял голову и сказал:

– Давайте посмотрим, что Его Величество приготовил для него. Этот парень действительно крепкий орешек.

Сидя на коленях позади него, Чжао Хуэй опустил голову, съел пару закусок и небрежно бросил:

– Должно быть, кто-то тайно помогает ему.

– Даже если он не умрёт, то останется калекой, – Сяо Чие холодно взглянул в сторону клана Хуа, сидящих неподалёку от них. – Вдовствующая Императрица уже в преклонном возрасте. Всё, что она может сейчас сделать, это ломать голову, пытаясь выходить бездомного раненого пса.

– Это грех, – бесстрастно заявил Чжао Хуэй и сунул в рот копченое рёбрышко.

Увидев, что атмосфера в праздничном зале достаточно подходящая после трёх кругов выпивки, Император Сяньдэ заговорил:

– Цзимин.

Сяо Цзимин поклонился ему, ожидая приказ.

Император выглядел так, словно был не в силах держать даже чашу вина. Он откинулся на трон дракона⁸ и сказал:

– Нет никаких убедительных доказательств поражения войск Шэнь Вэя и того, вступил ли он в сговор с врагом или нет. Это Шэнь…

Пань Жугуй наклонился и прошептал, подсказывая:

– Шэнь Цзэчуань, Ваше Величество.

Император Сяньдэ сделал паузу, но вместо того, чтобы продолжить, он повернулся к Вдовствующей Императрице и спросил:

– Что думает Императорская мать?

На пиру воцарилась торжественная тишина, и весь двор гражданских и военных чиновников склонил головы, ожидая слов женщины.

Вдовствующая Императрица носила головную шёлковую повязку прошитую золотыми нитями с изображением дракона держащего жемчужину среди золотых облаков. Ряд золотых и изумрудных бусин украшал головной убор, с которого свисало множество крупных жемчужин. Уверенная и полная достоинства, Вдовствующая Императрица сидела высоко на своём троне. Её аккуратно причесанные блестящие волосы уже тронула седина подобно первому инею ранней зимой. Никто во всём банкетном зале не осмеливался поднять голову и посмотреть прямо на неё.

Вдовствующая Императрица произнесла:

– Наш боевой дух пострадал в битве при Чжунбо только потому, что Шэнь Вэй запаниковал и потерял уверенность в своих силах. Но теперь, когда он принёс себя в жертву из-за страха наказания, а все его потомки погибли в битве, остался только этот сын шу. Уничтожение всего его клана идёт вразрез с благожелательностью и праведностью. Нет никаких причин, по которым мы не можем позволить оставшемуся потомку жить, чтобы он почувствовал благодарность к нам за спасение своей жизни.

В банкетном зале на некоторое время воцарилась тишина, которую первым нарушил Лу Гуанбай:

– Этот подданный считает это неприемлемым, – он сделал три шага из шеренги чиновников, преклонил колени пред троном, и продолжил:

– Её Величество благосклонна, но битва при Чжунбо отличается от прошлых сражений. Хотя нет никаких доказательств того, что Шэнь Вэй вступил в сговор с врагом, тем не менее, он всё ещё подозревается в этом. Этот мальчишка – его последний потомок и если мы оставим его в живых, я боюсь, что в будущем он станет опасен и сможет ударить по нам изнутри.

Вдовствующая Императрица на мгновение посмотрела на Лу Гуанбая и сказала:

– Граф⁹ Бяньша защищал пустыню в течение нескольких десятилетий, но разве он выходил из каждой битвы победителем?

Лу Гуанбай ответил:

– Хотя мой отец не является непобедимым, никакие внешние враги никогда не были в состоянии проникнуть глубоко на территорию округа Бяньцзюнь в течение нескольких десятилетий его правления.

Большие жемчужины на золотых нитях рядом с ушами Вдовствующей Императрицы мягко покачнулись, когда она повела головой и произнесла:

– Именно поэтому нужно научить последнего потомка клана Шэнь правилам этикета и добродетели, чтобы он смог понять катастрофические последствия этой войны. Убить человека очень просто. Конная кавалерия Бяньша вошла в Чжунбо и убила десятки тысяч подданных Дачжоу. Нам ещё предстоит искать возмещения за унижение нашей империи, но в каком именно преступлении повинен этот ребёнок?

– Этот подданный тоже считает это неприемлемым.

Заместитель старшего министра государственной канцелярии¹⁰ Хай Лянъи, молчащий всё это время, поднялся из-за стола и тоже опустился на колени перед троном:

– Ваше Величество очень великодушна, но это не пустяковое дело. Даже если Шэнь Вэй не вступал в сговор с врагом, он всё равно заслуживал быть обезглавленным после этой битвы, поскольку бежал от неё, как от огня. Более того, этот ребёнок уже трижды был допрошен, и его признательные показания весьма хаотичны. Он настаивал, что Шэнь Вэй не вступал в сговор с врагом, но он сын шу, которого Шэнь Вэй отослал на воспитание в другое место. Если он не знал, что Шэнь Вэй вступил в сговор с врагами, то откуда ему знать наверняка, что это не так? Можно видеть, что он хитер по своей природе, ему не стоит доверять. Как и сказал генерал Лу, если мы сохраним в живых последнего потомка клана Шэнь, то однажды он станет причиной большой беды, грозящей всем нам изнутри.

Вместо того чтобы прийти в ярость, Вдовствующая Императрица мягко произнесла:

– Заместитель министра Хай, пожалуйста, встаньте.

После того как Пань Жугуй помог Хай Лянъи подняться, Вдовствующая Императрица продолжила:

– Всё так, как сказали мои дорогие министры. Я всегда была предвзята в своих мыслях, поэтому я оставляю принятие решения по этому вопросу Императору.

Под бдительными взглядами всех министров, Император Сяньдэ слабо кашлянул. Он взял протянутый Пань Жугуем платок и прикрыл им рот. После долгого молчания он, наконец, заговорил:

– То, что сказала Императорская мать, не лишено смысла. Ребёнок ни в чем не виноват. Однако когда войска Шэнь Вэя были разбиты, сам он сбежал, покинув город. Учитывая, что во всех девяти поколениях его клана осталась только эта линия рода, я дам этому ребёнку возможность поразмыслить над своим грехом и искупить его. Цзи Лэй…

– Этот слуга в вашем распоряжении, – сделал шаг вперёд главнокомандующий императорскими стражниками и низко поклонился.

– Заключи этого ребёнка под стражу в храме Чжао Цзуй¹¹, откуда он не сможет выйти без моего личного приказа!

Сяо Чие раздраженно бросил на тарелку скорлупу грецкого ореха.

– Молодой господин, вы не будете это есть? – спросил Чжао Хуэй, вытянув шею.

– Сломанный и бесполезный. Кто же захочет? – сквозь зубы прошипел Сяо Чие.

Чжао Хуэй некоторое время следил за крутящейся на тарелке скорлупой, после чего спросил, чуть понизив голос:

– Разве это не удовлетворяет все стороны? Мы не получили того, чего хотели, но ведь и остальные тоже.

– Посадить его в клетку всё же лучше, чем выпустить, – сказал вернувшийся на своё место Лу Гуанбай.

– Вряд ли, – Сяо Чие указал на себя. – Разве меня тоже не посадили в клетку?

Лу Гуанбай и Чжао Хуэй хором воскликнули, взглянув на него:

– Тебе это только на пользу!

_____________________

1. Одна из самых простых форм погребения. Поскольку у бедняков не было средств на достойные похороны или гроб, их трупы просто заворачивали в соломенную циновку, прежде чем похоронить или бросить в братскую могилу.

2. «Эр» – суффикс, обычно используемый в качестве ласкательного термина.

3. 半路杀出个程咬金 – Чэн Яоцзинь устраивает засаду врагу на полпути. Чэн Яоцзинь (589-665) был полководцем в период между династиями Суй и Тан, который часто устраивал засады своим врагам на дорогах. Эта пословица используется для описания ситуации, когда кто-то неожиданно появляется и нарушает план, а также для описания нежелательного назойливого человека, который появляется там, где его не ждали.

4. Это относится к значку чина на его придворном одеянии. Животные использовались на значках ранга или мандариновых квадратах (большой вышитый значок, пришитый к сюртуку чиновника, чтобы указать ранг человека, носящего его) для военных чиновников, а птицы использовались для гражданских чиновников. Лев – это символ, используемый для военных чиновников 1-го и 2-го ранга. (1-й и 2-й ранг – это высшие должностные лица).

5. 虎父无犬子 – от тигра не родится щенок. Обр. у достойного отца и сын не промах.

6. 项庄 – Сян Чжуан известен тем, что исполнял танец меча на Хунмэньском пиру, чтобы притупить настороженность Лю Бана, с целью которого и был устроен банкет; сравнение означает продуманный обман, чтобы скрыть злой умысел или действовать со скрытым мотивом.

7. 樊哙 – Фань Куай  был военным генералом ранней западной династии Хань, также известным тем, что первым подметил неладное в танце с мечами и защитил Лю Бана на пиру.

8. 龙椅 – трон дракона ; Императорский трон или место Императора.

9. Граф (伯) – Один из благородных титулов в династии Мин, ниже герцога (公) и маркиза (侯).

10. 内阁 Государственная канцелярия, или же кабинет министров, является центральным правительственным учреждением.

11. Заброшенный храм или монастырь, но в Древнем Китае такие места также относились к правительственному бюро. Храм Чжао Цзуй в этом романе – это уединенное здание, которое служит местом заключения преступников для размышления о своих грехах.