Поднося вино - 6 Глава

В тот день, когда Шэнь Цзэчуань вошел в храм Чжао Цзуй, в Цюйду стоял редкий солнечный день. Белый снег покрывал дворцовую черепицу, а ярко-красные стены отражали зелёные сливовые деревья. Солнечные лучи пробивались сквозь карниз, отбрасывая косые линии света и тени перед его ногами.

Шэнь Цзэчуань едва ли оправился от тяжёлой болезни и был таким тощим, что покачивался на каждом порыве слабого ветра. Ему было всего пятнадцать лет, но его прошлое и былые мечты отныне были подобны пеплу, развеянному пронизывающим, холодным северным ветром с того самого момента, как он открыл глаза в столице.

Гэ Цинцин первым спустился по лестнице. Встав рядом с Шэнь Цзэчуанем, он повернул к нему голову и сказал:

– Уже довольно поздно.

Опираясь о колонны, Шэнь Цзэчуань медленно спустился по ступеням. Несмотря на то, что впервые за все эти дни оказался под ярким солнцем, он не испытывал ни страха, ни дискомфорта. Детское ребячество словно измельчилось в пыль, ложась бледностью на его лицо, на котором кроме болезненной хрупкости и усталости от пережитого невозможно было разглядеть ничего другого.

Цзи Лэй ждал у входа в храм Чжао Цзуй.

Прибывший с ним Сяо-Фуцзы запрокинул голову, глядя на это древнее строение, и удивлённо произнёс:

– Какой великолепный и впечатляющий храм! Он не похож на место, в которое можно сажать людей как в тюрьму.

– Ты не знаешь его прошлого. Изначально храм Чжао Цзуй был местом, где императорская семья жгла благовония, – пояснил Цзи Лэй. – Также раньше сюда приносились на благословение написанные от руки приказы Императора Гуанчэна. В пору своего расцвета, в этом храме собирались все выдающиеся монахи со всего мира, и на какое-то время непринуждённые интеллектуальные беседы в столь торжественной обстановке были в моде.

– Почему же я ничего не слышал об этом? – Сяо-Фузцы кинул оценивающий взгляд на ворота храма и спросил: – Он довольно ветхий. Почему же его не реставрируют?

Цзи Лэй глубоко вздохнул и ответил:

– Прошло уже двадцать лет с тех пор, как осуждённый наследный принц спровоцировал восемь великих дивизий Цюйду, планируя восстание. После поражения своих войск он отступил сюда и отбивался, как загнанный в угол зверь. В конце концов, он перерезал себе горло, обагрив кровью статую Будды. С тех пор бывший Император больше не ступал на эту землю, лишив храм прежнего названия и переименовав его в Чжао Цзуй.

– Ого! Двадцать лет? – поражённый Сяо-Фузцы прижал руки к груди и во все глаза уставился на Цзи Лэя. – Я тогда ещё даже не родился! Как раз в то время ведь ваше превосходительство Цзи и присоединился к императорским стражникам, верно?

Цзи Лэй не ответил. Он обернулся назад, высматривая повозку, и с упрёком проворчал:

– Почему его ещё не привезли?

Любопытный Сяо-Фузцы всё ещё кружил вокруг каменной таблички с названием храма «Осознай грехи». Остановившись и задумавшись на мгновение, он снова спросил Цзи Лэя:

– Но я никогда не слышал, чтобы внутри этого храма кого-то запирали.

Цзи Лэй почувствовал раздражение, волной поднимавшееся изнутри:

– Все те заключённые, вовлеченные в дело осужденного наследного принца, – были высокопоставленными министрами. А все гражданские чиновники, военачальники и их семьи были казнены за измену. Тех, что остались в живых, очень мало, да и находятся они далеко друг от друга. Прошло уже двадцать лет, кто бы ещё помнил об этом?!

Как раз в это время к ним подкатила тюремная повозка. Гэ Цинцин спрыгнул на землю, поклонился Цзи Лэю и сказал:

– Ваше превосходительство, я привёз заключённого.

– Выведи его, – кивнул Цзи Лэй. После того, как его приказ был исполнен, он перевёл взгляд на Шэнь Цзэчуаня. – После того, как мы простимся с тобой сегодня, вероятно, у нас больше не будет возможности встретиться. Великодушие Императора не знает границ. Ты должен помнить оказанную им милость и благодарить его за это всю оставшуюся жизнь.

Шэнь Цзэчуань пропустил его слова мимо ушей и молча прошёл мимо, поднявшись по ступеням в храм Чжао Цзуй.

Громоздкая дверь с облупившейся красной краской распахнулась с громким грохотом.

Шэнь Цзэчуань развернулся и впился глазами прямо в Цзи Лэя. Мужчина был недоволен таким пристальным взглядом и уже готов был разгневаться, когда вдруг замер, увидев широкую улыбку заключённого на очищенном от крови и грязи юном лице.

«Сошёл с ума», – подумал Цзи Лэй, и в следующий миг услышал, как Шэнь Цзэчуань сказал:

– Ваше превосходительство Цзи, – голос звучал спокойно и ровно, – мы ещё встретимся.

Красная дверь с грохотом захлопнулась, подняв облако пыли. Сяо-Фузцы прикрыл нос рукой и закашлялся, попятившись назад. Прокашлявшись и отмахнувшись от пыли, он обернулся на Цзи Лэя, неподвижно стоящего на том же месте и не сводящего взгляда с дверей храма.

Цзи Лэй пришел в себя только после нескольких окриков. Быстро вскочив на коня и пришпорив его, он понёсся прочь от храма. Солнце светило ему в спину, и он раздосадовано выругался:

– Вот так повезло!

.

༄ ༄ ༄

.

Сяо Чие неспешно ехал на своём коне по улице, когда столкнулся с Цзи Лэем. Натянув поводья, он рассмеялся:

– Старина Цзи, разве ты не должен быть сейчас на службе во дворце?

Цзи Лэй жадно посмотрел на боевого породистого коня под Сяо Чие и произнёс:

– Я конвоировал выжившего преступника в храм по приказу Его Величества, и теперь как раз спешу во дворец. Второй молодой господин, у вас прекрасный конь! Я слышал, вы сами его приручили?

– Ага, у меня ведь много свободного времени, – Сяо Чие с треском ударил хлыстом и кречет, парящий в небе, стремительно опустился ему на плечо. – Пытать¹ соколов и играть с лошадьми – вот все мои таланты.

– Как только вы приступите к своим обязанностям после Нового года, то будете очень заняты, – сказал Цзи Лэй и широко улыбнулся: – Новый вельможа в столице! Это нужно отметить! Завтра я не дежурю, как насчёт того, чтобы выпить?

– Если вино будет не высочайшего качества, то я вынужден отказаться, – лукаво улыбнулся Сяо Чие.

Цзи Лэй громко рассмеялся:

– Будет самое лучшее вино! Определённо самое лучшее вино во всей столице! Кто осмелится пригласить второго молодого господина пить вино второго сорта? Позже я зайду в вашу резиденцию с приглашением. Найдётся ли у наследного принца время повеселиться вместе с нами?

Сяо Чие погладил своё костяное кольцо² на большом пальце и с тенью неудовольствия в голосе спросил:

– Мой старший брат? Он не любитель подобных мероприятий. А что? Это недостаточно престижно для тебя, если я один пойду?

Цзи Лэй поспешно покачал головой:

– Это не то, что я имел в виду! Второй молодой господин, тогда договорились, да?

Сяо Чие утвердительно кивнул и, пришпорив коня, уже собирался уезжать, когда внезапно вспомнил кое о чём и спросил:

– Как там этот последыш? На ногах-то хоть держится?

– Ходить-то он может, – со сложным выражением лица ответил Цзи Лэй, – но, насколько я понимаю, недостаточно уверенно. В самом деле, какой человек может без последствий пережить порку? Ему повезло, что он вообще может ходить.

Больше ничего не сказав, Сяо Чие пришпорил своего коня и уехал.

.

༄ ༄ ༄

.

Вечером подручный доставил еду в храм Чжао Цзуй. Шэнь Цзэчуань зажёг масляную лампу, но к еде не притронулся. Взяв лампу, он прошёлся по небольшому коридору рядом с главным залом.

Все полуразрушенные скамьи и полки были покрыты слоем пыли, некоторые боковые комнаты во флигелях были захламлены, а двери и окна уже прогнили и то и дело поскрипывали на гуляющем сквозняке.

Шэнь Цзэчуань увидел несколько человеческих скелетов, которые лежали у стен, и поёжился. Так и не встретив ни одной живой души, он вернулся в главный зал.

Статуя Будды была полуразрушенной, а алтарь для благовоний хоть и был старым, но выглядел вполне прочным. Пространство под ним было в самый раз, чтобы вместить одного человека. Шэнь Цзэчуань накинул на столик потрёпанную занавеску и лёг под ним, укутавшись в свой халат. От холода пола вскоре его израненные ноги разболелись ещё сильнее. Терпя боль, он зажмурился и принялся отсчитывать часы.

После полуночи снова пошёл снег. Шэнь Цзэчуань услышал, как дважды ухнула сова, и тут же приподнялся с пола. Распахнув ткань, он увидел входящего внутрь Цзи Гана.

– После того, как поешь, – Цзи Ган развернул свёрток ткани³, – нужно будет потренироваться, чтобы разогнать кровь и согреть тело. Ночью в этом месте ещё холоднее, оно не защищает от ледяных сквозняков. Шифу боится, что ты заболеешь, если будешь всё время спать на холодном полу.

Шэнь Цзэчуань посмотрел на жареного цыпленка, завёрнутого в промасленную бумагу, и сказал:

– Человек должен воздерживаться от мяса, когда болен. Шифу, поешь лучше ты.

Разламывая для него курицу, Цзи Ган проворчал:

– Всё это чушь собачья! Ты очень ослаб, так что должен есть досыта. Шифу любит есть заднюю часть курицы. Даже дома я любил есть именно её, так что просто оставь её мне.

– Поскольку я следую за тобой, я буду есть то же, что и ты, – покачал головой Шэнь Цзэчуань.

По-доброму взглянув на своего приёмного сына, Цзи Ган рассмеялся:

– Вот сопляк, а.

В итоге наставник и ученик разделили курицу поровну на двоих. Казалось, у Цзи Гана был полный рот железных зубов, которыми он пережевывал даже куриные кости.

Протянув Шэнь Цзэчуаню бутыль тыквы-горлянки, он сказал:

– Если сильно замёрзнешь, выпей вина. Но не пей слишком много, просто  отпивай понемножку, как твой старший брат.

Все эти дни они ни разу не упоминали Чжунбо, Дуаньчжоу и провал Чаши. Матушка-наставница и Цзи Му были обоюдными ранами, которые разделяли учитель и ученик. Оба они думали, что хорошо спрятали их, но так и не поняли, что кровь уже сочилась наружу и что боль была взаимной.

Шэнь Цзэчуань сделал глоток вина и протянул бутыль обратно Цзи Гану. Мужчина не принял её, отказавшись взмахом руки:

– Шифу больше не пьёт.

Шэнь Цзэчуань остолбенел. В зале воцарилась тишина. Боковая дверь отсутствовала, и падавший на улице снег был для них единственным пейзажем в эту бесконечную ночь.

– Почему ты застыл? – спросил Цзи Ган.

– Шифу…

– Ели тебе есть, что сказать, то просто скажи.

– Мне очень жаль, – тихо выдохнул Шэнь Цзэчуань. – Прости меня.

Немного помолчав, Цзи Ган произнёс:

– Это не твоя вина.

Шэнь Цзэчуань сжал кулаки и уставился на снег так, словно стоило ему лишь смежить веки, слёзы тотчас польются ручьём из его глаз.

Его голос дрогнул, когда он спросил:

– Ты искал нас в провале Чаши?

Цзи Ган медленно прислонился к алтарю для благовоний, прячась в его тени.  Долгое время он собирался с силами, прежде чем ответить:

– Я был там. И я нашёл его.

Нашёл его…

Цзи Ган нашёл своего сына всего пробитого стрелами в глубоком засыпанном снегом провале. Спрыгнув в нёго, он пробрался через груды мертвецов, и в конечном итоге отыскал тело Цзи Му.

Его сыну было всего двадцать три года. Его только что повысили до командира отделения гарнизонного войска Дуаньчжоу. В тот день, когда он впервые надел свои новые доспехи, Хуа Пинтин повесила в его замок на броне защитный талисман, который должен был защищать её сына. Когда Цзи Ган нашёл тело Цзи Му, то увидел, что его сын был покрыт инеем, и его кожа уже приобрела цвет пурпура, как и у его товарищей, с которыми он погиб.

Шэнь Цзэчуань приподнял голову и сказал:

– Шифу, прости меня.

Цзи Ган был уже стар. Взъерошив свои седые волосы, он произнёс:

– Он ведь старший брат, верно? Он должен был защитить младшего. Во всём, что случилось, нет твоей вины.

Снегопад усилился.

Цзи Ган сгорбился и сказал:

– Кто мог предугадать, что эти плешивые Бяньша атакуют наши земли? Цзи Му был воином и бросился в самую гущу сражения вместе с другими – с этим уж ничего не поделаешь. Я учил его боевым искусствам, и с таким темпераментом, как у него, проще было убить его, чем заставить бежать. Ему всегда было невыносимо смотреть на то, как страдают другие, так как же он мог бросить всех и сбежать? – сокрушённо покачав головой, он продолжил: – Это не твоя вина и не его. Во всем виноват только шифу. Я предавался чрезмерному пьянству. Твоя матушка-наставница всегда ругала меня за это, но я никогда не прислушивался к ней. Когда пришла вражеская кавалерия, я даже не мог нормально сражаться. В этом возрасте я уже стар и никчёмен, я уже давно стал бесполезен.

Солёные капли срывались с юношеского подбородка и с тихим стуком падали на тыкву-горлянку. Шэнь Цзэчуань стиснул её в руках и ничего не сказал.

– Старый и никчёмный, – внезапно из-за статуи Будды высунулась голова. Расплывшись в улыбке, незнакомец повторил: – Старый и никчёмный!

Цзи Ган вскочил подобно леопарду и проревел:

– Кто там?!

С копной растрёпанный волос и в драном, изношенном халате старик медленно показался из-за статуи и, подражая Цзи Гану, произнёс:

– Кто, кто!

Когда Цзи Ган ясно услышал этот голос, он остановил поднявшегося Шэнь Цзэчуаня и невольно выпалил в изумлении:

– … Великий наставник⁴ Ци!

Старик быстро отступил назад, запрокидывая голову. Пнув ногой статую Будды, он закричал:

– Нет! Это не я! Я не великий наставник!

Увидев, что старик вознамерился сбежать через окно, Цзи Ган ринулся к нему и схватил за костлявую лодыжку. Безумец тут же взвизгнул, как резаная свинья, и закричал:

– Ваше Высочество! Ваше Высочество, бегите скорее! Спасайтесь, наследный принц!

Шэнь Цзэчуань зажал ему рот рукой и вместе с Цзи Ганом потащил обратно.

– Это ещё кто? – спросил он.

– Ты молод, поэтому никогда о нём не слышал, – голос Цзи Гана дрожал, когда он прижал старика к земле и произнёс отдышавшись: – Великий наставник Ци, хвала Небу, что вы ещё живы! А как же Его превосходительство Чжоу? Его превосходительство Чжоу тоже здесь?

Великий наставник Ци был худым и низкорослым. Он не мог вырваться из их хватки, поэтому уставился на них остекленевшим взглядом и начал бормотать:

– Он мёртв, мёртв!.. Я уже мёртв… Его Высочество мёртв… Все мертвы!..

Цзи Ган сказал тяжёлым голосом:

– Великий наставник, я – Цзи Ган! Бывший командир императорской стражи, Цзи Ган! Вы меня помните?

Всё ещё сильно потрясённый, великий наставник Ци нерешительно вытянул шею и всмотрелся в лицо Цзи Гана:

– Ты не Цзи Ган! Ты злой дух!

Цзи Ган печально произнёс:

– Великий наставник, в двадцать третьем году Юнъи⁵, я сопровождал вас в столицу. Именно здесь Его Высочество наследный принц встретил вас. Неужели вы и это забыли?

Глаза великого наставника Ци сверкали безумием, когда он умоляюще бормотал:

– Они убили наследного принца… Ваше Высочество! – всхлипывая, воскликнул он. – Цзи Ган, ваше превосходительство Цзи! Заберите Его Высочество подальше отсюда! Восточный дворец стал объектом общественного порицания! Но какое преступление совершил Его Высочество?!

Цзи Ган удручённо отпустил его руки и пробормотал:

– Великий наставник… в двадцать девятом году Цзи Лэй продался врагу, а  меня изгнали из Цюйду. За эти двадцать лет я превратился в простого беглеца из военного братства. В Дуаньчжоу в Чжунбо я взял себе жену и завёл детей.

Великий наставник Ци растерянно уставился на него и сказал:

– … Его Высочество умер, но Императорский внук ещё здесь! Надо забрать его… Ты, забери его отсюда!

Цзи Ган прикрыл глаза и продолжил:

– На тридцатом году правления Юнъи наследный принц перерезал себе горло и покончил с собой в этом месте. Из восточного дворца никто не выжил.

Великий наставник Ци откинулся назад и пробормотал:

– Вот как, вот как… – всхлипывал он, как ребёнок. – Как же это случилось?

Эта ночь уже истощила Цзи Гана как морально, так физически. Тяжело вздохнув, он продолжил рассказ:

– «После того, как разошлись плывущие облака, десять лет пронеслись подобно текущей реке⁶». Кто бы мог подумать, что мы снова встретимся в этой жизни, да ещё и при таких обстоятельствах?

Великий наставник Ци отвернулся, чтобы скрыть своё лицо, и сказал:

– Тебя тоже заперли? Пусть они запрут всех!.. Пусть они убьют всех учёных мужей в этом мире!

Цзи Ган покачал головой:

– Мой ученик взвалил вину своего отца на свои плечи.

– Взвалил на себя вину своего отца?.. Это здорово! А кто его отец? Он тоже разгневал Его Величество? – воодушевившись, спросил великий наставник Ци.

Цзи Ган вздохнул и пояснил:

– В прошлом году войска Шэнь Вэя потерпели поражение…

Он не ожидал, что великий наставник внезапно повернет голову, услышав имя «Шэнь Вэй», и стремительно поползёт на четвереньках к Шэнь Цзэчуаню. Приблизившись к остолбеневшему юноше, он спросил:

– Это сын Шэнь Вэя?

У Цзи Гана было дурное предчувствие, и он уже собирался оттащить безумца, когда великий наставник Ци опередил его и набросился парня. Схватив Шэнь Цзэчуаня своими костлявыми пальцами, он свирепо закричал:

– Шэнь Вэй! Шэнь Вэй убил Его Высочество!

Шэнь Цзэчуань вырвался и вцепился в запястья великого наставника, пытаясь того успокоить. Цзи Ган тоже схватил старика и крикнул:

– Великий наставник! Неужели вы хотите, чтобы мой ученик умер сегодня по той же причине, что и Императорский внук? Независимо от того, какие преступления совершил Шэнь Вэй, это не имеет никакого отношения к моему ученику!

Великий наставник Ци, тяжело дыша, заговорил дрожащим голосом:

– Поскольку он сын Шэнь Вэя, то и сын Шэнь Вэя тоже…

– Он родился сыном Шэнь Вэя, – держа великого наставника Ци, Цзи Ган внезапно поклонился, – но позже он стал сыном Цзи Гана. Если я сегодня произнесу хоть одно слово лжи, то пусть я умру самой ужасной смертью! Великий наставник, вы собираетесь убить моего сына?

______________________

1. 熬鹰 – Мучить соколов – это один из способов дрессировки. Не давать им спать до изнеможения, чтобы усмирить их дикую природу.

2. Кольцо для большого пальца, которое часто делают из нефрита, но в данном случае оно сделано из кости. Обычно такие кольца носили лучники в древние времена, чтобы защитить большой палец правой руки при натягивании тетивы.

3. 包袱 – Тканевый свёрток. В прежние времена люди путешествовали с одеждой и едой, завернутыми в кусок ткани.

4.太傅 – Великий наставник. Обычно отвечал за обучение наследника престола.

5. Юнъи – название эпохи, в которую правил конкретный Император.

6. 浮云一别后，流水十年间 – строка из стихотворения Вэй Инъу – поэта династии Тан «Встреча старых друзей из Лянчжоу на реке Хуай».