Принцесса и пилот (Новелла) - 11 Глава

Желтый солнечный свет падал на темно-серый пол, сияя сквозь пуленепробиваемое стекло окон, покрывавших военный воздушный корабль с обеих сторон.

«Эль Бастель». Так назывался военный корабль, торопливо вылетевший доставить Фану в имперскую столицу. Конечно, это было не настоящее имя, но по требованию императорской семьи судно переняло имя погибшего корабля из Восьмой Эскадрильи Особого Назначения. Оно должно было прибыть в столицу под видом настоящего «Эль Бастель».

«Вот глупость». — Капитан «Эль Бастель» Маркус Гуерреро сложил руки за спиной, глядя на синее небо за стеклом, и тяжело вздохнул.

Его лоб покрывали глубокие морщины. Его глубоко посаженые карие глаза поглощали свет, а в выступавших из-под красиво украшенной офицерской фуражки волосах виднелись проблески белизны. Он являл собой вид типичного бывалого генерала, проведшего на поле боя бесчисленные месяцы. Капитан Маркус перевел свои темные глаза на будущую императрицу, Фану дель Морал.

— Я хочу забрать этого пилота с собой! Именно благодаря ему я жива!

Ее безумное, неприглядное поведение утихомирилось, но теперь слезившиеся глаза девушки исполнились гнева, и она продолжала высказывать Маркусу требования своим усталым надтреснутым голосом.

И снова, не меняясь в выражении, он мысленно вздохнул.

Сейчас, в комнате командования, самой высокой на мостике, находились Маркус, Фана, офицер с бакенбардами и два младших офицера, охранявших выход, чтобы Фана не смогла сбежать из комнаты. Он оставил командование кораблем на замкапитана, и пытался успокоить Фану, чтобы не упал моральный дух экипажа. Сделав грустное лицо, он попытался найти оправдания для императорской невесты.

— Принц приказал мне привезти только госпожу. У меня нет полномочий делать что-либо еще.

— Это ужасно, совершенно ужасно! Вот как поступает благородная императорская семья Левама? Обращается с пилотом, рисковавшим ради выполнения миссии жизнью, как с псом?! Швыряет ему корм и бросает непонятно где… разве так обычно люди поступают?!

— Госпожа, пожалуйста, успокойтесь.

Маркус бросил болезненный взгляд на офицера с бакенбардами позади Фаны. Это он привел Фану насильно, чем еще больше ее разозлил. Мысленно обруганный офицер откашлялся и заговорил:

— Госпожа слишком сильно привязана к этому пилоту. – Фана сверкнула на него глазами. Но офицер едва ли вздрогнул, надменно продолжив. – Этот парень, как увидел золото, прямо набросился на него, слюной заливаясь. И он залез назад в кабину, даже не оглянувшись на госпожу.

— Лжец, он не такой.

— Если позволите, наемники работают только ради денег. Или перефразируем: за деньги они что угодно сделают. Не знаю, какой у Вас там его образ в мечтах, но он просто грубиян, ухватившийся за миссию из-за денег. Возможно, рядом с Вами он вел себя как рыцарь, но он снова превратится в наемника, стоит ему деньги увидеть. Стоило показать Вам его выражение, когда он золото получил. Как у человека, смотревшего на то, что сотни лет любви достойно, – заявил бакенбарды, подчеркнув свои слова резким кивком.

Пытаясь ответить, Фана вспомнила слова Чарльза, сказанные прошлой ночью на резиновой лодке.

«Деньги – вот что мотивирует наемников. Я взялся за это задание из-за денег. Такой уж я человек».

На миг Фана заколебалась. «Не может быть», – подумала она, пытаясь отмахнуться от этих слов. Но затем она вспомнила еще одну фразу Чарльза, подтверждающую слова офицера с бакенбардами.

«Будь у меня так много денег, не пришлось бы людей в самолетах убивать. И я смогу построить на далеком острове дом и счастливо прожить жизнь».

Глаза Фаны снова заполнились слезами. Хотя она так много плакала, кричала и боролась в лодке, слезы у нее еще не закончились.

— Лжец, лжец! Чарльз не такой! – Хотя она и говорила так, в ее словах не было прежней силы.

Маркус бросил на Фану болезненный взгляд, злобно покосился на офицера с бакенбардами, затыкая его, и молча продолжил смотреть на небо.

«Санта Круз» уже улетел. Маркусу было жаль пилота. Он в одиночку успешно пролетел и пробил блокаду в центральном океане, но никаких почестей никогда не получит. Его позвали, чтобы просто скрыть последствия катастрофического провала Восьмой Эскадрильи Особого Назначения. Маркусу было стыдно за принца Карло, пытавшегося украсть славу за спасение Фаны.

В этот момент он и увидел в окно нечто странное.

— Хмм?

Словно пролетая мимо «Эль Бастель», от облака приблизился напоминавший истребитель силуэт. Маркус прищурился, думая, что это враг, но тот качнул крыльями. И капитан сразу узнал в самолете «Санта Круз».

— Чарльз. – Голос Фаны разнесся по комнате командования. «Санта Круз» лениво распростер крылья и летал вокруг военного корабля с мерным рокотом пропеллера. Отраженный его полетом свет ударил в окно мостика.

Офицер с бакенбардами раздраженно пробормотал:

— Что он задумал? Простой наемник приравнял себя к имперскому судну?

Фана, игнорируя его, прижалась к окну, махая рукой Чарльзу. Она давилась словами:

— Чарльз, прости, Чарльз.

Их разлучили так, потому что она наивно полагала, что сможет отправиться в Эсмеральду с ним. Она понимала, что Чарльз вернулся, чтобы нормально попрощаться.

Но отсюда она не видела лица Чарльза, а он, наверное, не видел ее. Казалось, что он кружит вокруг корабля, высматривая Фану. Они были слишком далеко друг от друга.

Фана обвела взглядом левую сторону «Эль Бастель» и заметила крестообразное укрепление. Основание пушки торчало наружу, и там она смогла бы выглянуть в небо.

Фана повернулась к Маркусу. Указывая на укрепление и хмурясь, она сказала:

— Пожалуйста, я хочу туда пойти. Выпустите меня.

Ответил не Маркус, а офицер с бакенбардами.

— И теперь Вы собираетесь позориться? Госпожа – невеста принца империи. Мы не можем позволить Вам расхаживать и неподобающе себя вести.

— Я просто хочу нормально попрощаться. Почему это прощание с мужчиной, многократно спасавшим мою жизнь, считается неподобающим?

— Вам нельзя. Здесь экипаж из 2000 человек. Мы не можем позволить Вам сделать нечто, порождающее недоразумения.

Фана с дрожащими от раздражения плечами подошла прямо к выходу и бросила злой взгляд на двух офицеров, закрывавших от нее тяжелую стальную дверь.

— Отойдите.

Оба офицера стояли, убрав руки за спины и не шевелясь, как статуи. Офицер с бакенбардами продолжил бросаться словами ей в спину.

— Официально госпожа еще не вошла в императорскую семью. Сможете им приказывать, когда станете императрицей. Вы должны понимать свое положение.

Его слова были словно иголки в лицо Фане. Ей казалось, что она сейчас лопнет от гнева.

Фана медленно повернулась к офицеру с бакенбардами.

И из глубин ее нутра поднялось ощущение невероятной силы.

Фана и сама ничего не понимала; нечто первобытное вскипело, собирая силу с каждого сантиметра ее тела.

То было нечто, давно уже дремавшее внутри Фаны. То, что было Фаной и не Фаной, но, несомненно, принадлежало ей – и оно медленно просачивалось в ее мысли, ее разум и тело, сквозь каждую пору.

Когда это нечто закончилось, словно поток, собираться внутри Фаны, по комнате командования пронеслась одна фраза, сказанная от души.

— Не мешай.

В тот же миг, офицера с бакенбардами словно молнией ударило. Пропитавший эти слова ток парализовал его тело.

Серебристо-белые глаза насыщенного цвета, что похищает душу, смотрели прямо на него.

— «Знайте свое место»? С кем ты, по-твоему, разговариваешь? – Слова Фаны, словно разрывавшие небо, продолжали безжалостно обрушиваться на офицера.

Говорила она то же, что и раньше. Но из-за ее ауры сила вложенных в слова эмоций была велика. И ее чувства, так долго подавляемые, ударили по офицеру с бакенбардами, заставив его дрожать.

Он больше не мог говорить. К нему обратилась откровенно свысока девушка в три раза его младше. Ее взгляд был исполнен не гнева, но, скорее, жалости. Эмоции как у того, кто в трех шагах дрожащего грызуна увидел.

Два серебристо-белых глаза, все еще исполненных силы, обратились на двух офицеров, охранявших дверь. В тот же миг обоих тоже пронзила сжатая молния, и они выпрямились, а потом трусливо отвели от Фаны взгляд.

Влажные губы оттенка вишневого цвета приоткрылись, и на офицеров громом обрушился приказ Фаны.

— Отойдите.

Она произнесла те же слова, но стоявшая за ними сила была другого уровня. Этот голос принадлежал потустороннему существу, способному подчинять себе людей. В сочетании с красотой Фаны это был абсолютный свет, нет, даже больше, чем абсолютный. Он был в два, в четыре, нет, в тысячи раз ярче, словно свет Рая.

Невероятная красота заставляла людей чувствовать себя низшими существами. Из-за нее им казалось, что они жили зря, им хотелось просто греться в этом свете. Два офицера бросили на Маркуса умоляющие взгляды.

Маркус кивнул, медленно и глубоко.

— Пропустите ее.

Фана обернулась. В ее взгляде не было радости, она словно ждала от Маркуса большего.

— Сопроводите госпожу Фану, куда она пожелает.

После этого приказа два офицера ощутили волну облегчения. Отдав честь, поднеся пальцы к вискам, они щелкнули каблуками и открыли перед Фаной стальную дверь.

Смотрела ли Фана?

Чарльз мог лишь надеяться на это, снова и снова облетая «Эль Бастель», оглядывая 60000 тон стали, летевшие по другую сторону его лобового стекла.

Стальная крепость рассекала воздух с жуткими звуками, двигателями рассеивая облака под ней, не обращая на них никакого внимания на своей высоте в 3000 метров.

Плотный стальной фюзеляж судна был серебристо-серым, а изогнутый корпус включал четыре главных 40-сантиметровых пушки, четыре 23-сантиметровых вспомогательных и шестнадцать зенитных батарей с каждой стороны. Артиллеристов на них не было, потому что битва сейчас не шла, но, если задействовать все пушки, за одну ночь можно было стереть с карты остров.

Подберись Чарльз к кораблю слишком близко, появлялась опасность быть разорванным воздушным потоком от двигателя. Поэтому Чарльз летал кругами радиусом 500 метров, центр которых приходился на «Эль Бастель».

Если Фана здесь, то она на мостике, формой напоминавшем бобровый хвост и находившемся почти в хвосте жукообразного судна. Комната командования расположилась на самом верху, окруженная стеклом – скорее всего, она оттуда смотрела.

Ему хотелось помахать рукой. Если они смогут счастливо распрощаться, хватит и этого. Оставить не грустное воспоминание, но такое, на которое они смогут оглядываться с улыбкой. Вот какого завершения он хотел. Чарльз только об этом и думал.

Затем… он увидел, как на одно из крестообразных укреплений выходит маленькая женская фигура в белом комбинезоне, к виду которого он так привык.

На других укреплениях людей не было. В одиночестве она стояла рядом с 88-миллиметровой зенитной батареей, глядя на «Санта Круз».

— Фана.

Ошибки быть не могло. С развевающимися на высотном ветру волосами, Фана подняла руки и вместе с качнувшимися крыльями Чарльза помахала один, два, три раза. Он мог прочитать по ее губам, что она кричала. Он ее не слышал, но понимал, что это было прощание.

Чарльз отодвинул стекло кабины и помахал в ответ.

Наверное, она сделала что-то опрометчивое и смогла получить разрешение от стоявших за ней высших чинов. Он понятия не имел, что она натворила, но вид ее, стоявшей там в одиночестве, заставил Чарльза гордиться.

«Потанцуй со мной, Чарльз».

Из глубин его сознания всплыла просьба Фаны, произнесенная той ночью на океане. Тогда он не смог ей ответить. Но здесь, на высоте в 3000 метров в воздухе, была готова сцена для него и «Санта Круза».

Это было меньшее, что он мог сделать для Фаны, ступавшей в жестокий мир императорского двора. Надавив на газ, он поднял нос самолета в небо. «Санта Круз» полетел прямо вверх, мимо военного корабля.

Пряди тумана, холодные тонкие и прозрачные, пролетали мимо стоявшей у зенитной пушки Фаны.

Потянувшись, она могла коснуться неба. Далеко внизу, за перилами, доходившими ей только до талии, был темный зеленовато-синий океан, такой спокойный, что белых волн разглядеть она не могла.

Даже стоя там, беззащитная на такой высоте, страха она не испытывала. Сейчас разум Фаны ничто не могло потревожить. Ее сердце до краев было заполнено танцем «Санта Круза» в летнем небе, занявшего свою театральную сцену.

Серебристые крылья скользили по голубому пологу неба.

Используя мощность пропеллера и гравитацию, он быстро перескакивал вправо и влево, словно шагая по небу, бросался вперед и рисовал в небе круги, опираясь на хвост, а во время «бочки» замер, быстро и точно, словно стрелка часов; теперь же он делал сальто, перекатываясь набок. Почти закончив петлю, самолет внезапно повернулся на спину и понесся к океану. Фана едва не вскрикнула, когда «Санта Круз», далеко внизу под военным кораблем, выровнялся, словно ничего не случилось, и затанцевал, как преследующий бабочку щенок, начав рисовать в летнем небе круги, симфонию движений.

Фана сглотнула, зачарованно глядя на танец Чарльза и «Санта Круза». Если бы она сидела на заднем сидении, то лишилась бы сознания от головокружения. Полет был таким изящным, таким прекрасным, свободным и выверенным. Даже птицы в небе не умели так танцевать.

Умеют ли самолеты рисовать такие сложные узоры в небе? Действительно ли «Санта Крузу» было по силам танцевать так мягко, так неистово, так прекрасно? Она забыла о времени и позволила своему сердцу унестись вслед за нежными изгибами и прямыми линиями, которые он рисовал для нее.

Она осознала, что члены экипажа высыпали на укрепления на краю корабля, наблюдая за воздушным представлением Чарльза, хлопая и подбадривая его. Все они были измотаны войной, но внезапный подарок с неба наполнил их радостью.

Крики и свист звучали каждый раз, когда исполнялась фигура высшего пилотажа. Вдоль корабля расцвели улыбка. Наконец, весь корабль замер и стал наблюдать за танцем Чарльза. Вероятно, так приказал капитан. Поблагодарив его от всего сердца, Фана начала кричать, хлопать и махать вместе с остальным экипажем.

На миг, когда «Санта Круз» пролетал на уровне Фаны, она смогла разглядеть выражение Чарльза. Он тоже смеялся. А затем, охваченный проказливой мыслью, пригнулся, набрал скорость и поднялся выше.

«Санта Круз» летел выше, выше и выше, пока не стал черной точкой над головой Фаны.

А затем от самолета начал разлетаться золотой свет.

Фана подняла взгляд, прищурившись и глядя на золотые крупинки, падавшие с неба.

Это… не может быть…

Не может. Но Чарльз был на такое способен.

У нее над головой падали золотые крупинки, выброшенные из окна кабины. Поймав одну из них на ладони, она поняла, что не ошиблась.

— Идиот.

Его награда.

Посмотрев вверх, она увидела, как Чарльз делает крутые развороты над кораблем, высунув руку из кабины и бросая в небо содержимое мешка. Ветер превращал полые крупинки в пыль, падавшую вокруг корабля, словно золотистый утренний туман.

До экипажа, наблюдавшего с укреплений, дошло, что падает золотой песок. В тот же миг раздались радостные крики, и все начали высовывать руки, ловя золотую пыль. Всеобщие крики и радостные выражения поднимались в небо, все они тянули обе руки, пытаясь словить танцующую пыль.

Фана продолжала наблюдать за танцем «Санта Круза» над головой и золотыми следами, оставленными серебристо-серым самолетом. Разбрасываемые пропеллером и воздушным потоком от него золотые крупинки крошились, сталкиваясь, разлетались и рассеивались на ветру. А спустя некоторое время, военный воздушный корабль покрылся золотом.

— Идиот, – снова прошептала она.

Но этот раз в ее голосе слышалось смирение. Чарльза не интересовали земные ценности, потому что он жил выше. Для него золото было просто украшением для неба.

Золотистый туман окутал Фану. Глубокое летнее небо служило фоном для дождя из золотой пыли, и с каждым порывом ветра туман колыхался, словно приподнятая вуаль, и поблескивало отражавшееся между крупинками солнце. А затем эти пятнышки света пытались снова спуститься, подхваченные бдительной гравитацией и боковым ветром, воздушными потоками, созданными двигателями. Словно текущие по воздуху струи воды, словно тысячи мотыльков, они врезались друг в друга, танцевали, смешивались и создавали картину, которую она никогда больше не сможет увидеть.

Эта сцена была прощальным подарком Чарльза.

Словно обычный реквизит, он выбросил в небо свою награду, чтобы увековечить этот момент. Фана это понимала.

Все небо было словно выкрашено в синий, и, когда «Санта Круз» начал улетать, его четкий силуэт блестел следами золотистого света.

— Чарльз, – выдохнула Фана.

Она забралась на зенитную пушку рядом с ней, подумав, что так станет ближе к небу. А затем изогнула спину и глубоко вдохнула.

Частички света, из которых состоял след самолета, разлетались все дальше. И она знала, что когда они полностью рассеются, настанет пора прощаться.

Она ощутила подступающие слезы, но прогнала их. Вместо этого она улыбнулась. Потому что ей казалось, что только так она могла ему отплатить. С широкой улыбкой она вытянула, словно крылья, руки и обняла золотое небо, оставленное Чарльзом.

Это был незаменимый момент. Она будет вечно им дорожить.

И она никогда не забудет. Как бы трудно ей ни приходилось, какая бы печаль отныне ее ни одолевала, она всегда будет возвращаться к этому золотистому небу. Потому что она знала: это место и этот миг тянутся далеко за пределы земного расчета и логики.

И потому она улыбалась. Она махала руками. И пилоту, в которого влюбилась, израненному «Санта Крузу», каждым сантиметром своего тела она посылала печаль расставания.

Выбросив пустой мешок за стекло, Чарльз, теперь уже повеселевший, выпрямил самолет и посмотрел вниз на военный корабль.

Члены экипажа, смотревшие с укреплений, пытались зачерпнуть в небе золотистый песок. После секундной тревоги за их безопасность, он начал высматривать Фану.

Он увидел ее, стоявшую с улыбкой на зенитном орудии посреди золотой пыли.

В окружении золотых частичек, она смотрела прямо в небо и, улыбаясь, тянула руки, словно подсолнух.

Ее губы благодарили его бесконечное число раз.

До свидания! До свидания!

Эти слова, которые никак не могли достигнуть его, он почему-то слышал очень ясно.

Наклонив самолет набок и высунув правую руку, он помахал дважды, трижды. А затем улыбнулся Фане.

Затем он повернулся к облачным шпилям за лобовым стеклом.

Бесчисленные белоснежные облака висели цепью над ярким лазурным горизонтом, отбивая и отражая ослепительный солнечный свет.

За этими облаками находился остров Цион.

В детстве, бродя по Амадоре, он посмотрел в небо, лежа на боку в ожидании смерти, забросив попытки найти смысл своей жизни. А затем он решил, что было бы чудесно, если бы он смог жить в прекрасном небе. Сейчас, как он и пожелал тогда, Чарльз мог свободно летать в небесах. Словно кто-то услышал его молитвы и направил его.

Итак, пора. Туда, где мне место.

— Прощай, Фана.

Он надавил на газ. «Санта Круз» ускорился. Пронзительный стон пропеллера звучал победно, сотрясая воздух.

Стоя на пятиметровой пушке, Фана безостановочно махала. Устойчивой опоры у нее не было, но она не боялась. Сделав над Фаной петлю, «Санта Круз» полетел в сторону острова Цион.

Все еще порхавшие в воздухе золотые частички облепили улетавший «Санта Круз». Наконец, золотистый цвет исчез на ветру. И, словно все это было просто сном, покрывало света растаяло в красках неба.

Скрипучим голосом она кричала в небо одни и те же слова, снова и снова.

— Спасибо, Чарльз. Спасибо.

Она услышала вой пропеллера. Для Фаны он прозвучал как прощальные слова «Санта Круза».

— До свидания, Чарльз. До свидания, «Санта Круз».

Ее глухие слова растворились в небе. Поток ветра унес все в один миг, и мир снова заполнило синее небо, словно там ничего и не было.

Опустив руку, Фана смотрела на исчезающий вдалеке самолет.

Тот, что поблескивал, удаляясь, серебристо-серым на выгоревшем солнечном свете, превратился в крошечную черную точку и исчез в облаках. Она видела, как, улетая, качнулись протянувшиеся направо и налево крылья, но в итоге, уже и этого не могла разглядеть.

Все еще стоя на пушке, Фана смотрела на оставленное Чарльзом воздушное пространство. Бесчисленные облака начали наслаиваться, закрывая и пряча небесную лазурь.

То, что она сдерживала, просачивалось на ее лицо и уносилось затем ветром к хвосту корабля.

Прозрачные капли не останавливались. Она снова и снова вытирала их рукавами комбинезона, но на их месте появлялись все новые.

Ветер продувал ее сердце. Было больно, но она заставляла себя улыбаться, чувствуя, что чистый ветер ее подбадривает.

Фана не знала, сможет ли сохранить улыбку. Она надеялась, что к следующей встрече с Чарльзом научится улыбаться более зрело.

Белоснежное кучевое облако стояло стеной перед «Эль Бастель».

Облака продолжали расти в небе. Выше и выше, они превратились в гигантские облачные колоны посреди лета. Бесконечная синева прояснилась до края мира, словно даря благословение будущему Фаны.

Окружавшая ее перед вылетом холодность растаяла, когда она ступила на уготовленный ей путь. Теперь осталась только решительная женщина, уверенно шагавшая вперед с высоко поднятым подбородком и выпяченной вперед грудью, гордая, принявшая то, с чем родилась.

И в ее белом профиле виднелись следы женщины, которую будут называть императрицей Фаной Левамской, прозванной в Амацуками «Матерью Западного Моря».