Принцесса и пилот (Новелла) - 7 Глава

Таща на спине потрепанного, покрытого красными пятнами Чарльза, Фана сделала шаг, а затем еще один на белый пляж.

Небо над ними было светлым, прозрачно-красным.

Солнце превратилось в висевший над самым горизонтом шар магмы и окрасило в алый плывшие над островом облака.

Рядом с краем пляжа росли пальмы. Фана отнесла Чарльза к ним и положила его на белый песок.

Хватая ртом воздух, она перевернула его лицом вверх, а затем упала рядом. Последние три дня она находилась то в воздухе, то на воде, и потому была благодарна за твердую почву.

Подул соленый ветер. Ее отрывистое дыхание медленно успокоилось, и теперь ее ушей достигал лишь шум волн.

Фана села, посмотрела печально на окровавленную фигуру Чарльза и убрала немного засохшей крови из его волос. Нейлоновая ткань, которой она торопливо его перевязала, уже запачкалась кровью.

Поднявшись, она порылась в отсеках «Санта Круза» и вытащила все, что нашла, разложив на земле. Предметы первой необходимости лежали в деревянном ящике, крепко перевязанном, чтобы они точно пережили суровые условия полета. Найдя в ящике аптечку первой помощи, Фана почувствовала облегчение.

Однако, раньше она никогда никого не перевязывала.

Она присела рядом с Чарльзом и сняла парашютный нейлон, небрежно обернутый вокруг его головы. Снизу ткань пропиталась кровью. После секундного шока Фана прижала к ране марлю с антисептиком и заново ее перевязала. Повторив процедуру несколько раз, она не могла сказать, что получилось хорошо, но посчитала свою работу хотя бы приемлемой.

Чарльз продолжал спать. Она дотронулась до его лица; оно не было ни холодным, ни горячим. Фана подумала, пытаясь приободриться, что после ночи отдыха завтра он будет в полном порядке, а затем шагнула в пальмовые заросли с жестяным ведром в руке.

Ей нужна была вода, чтобы смыть кровь Чарльза.

Шагая по темно-зеленой земле, она миновала крупные изогнутые папоротники и подозрительного вида растения, после чего обнаружила заполненное черной водой болотце. Доверия его вид не вызывал, и она смело двинулась дальше.

Темнело. До ее ушей начали долетать совершенно не знакомые ей звуки. Фана огляделась, почувствовав на себе взгляд, и увидела большую обезьяну, которая сидела на изгибе дерева и смотрела на нее своими поблескивающими золотом в лунном свете глазами.

Подавив вскрик, Фана повернулась к обезьяне спиной и пошла дальше. Ей хотелось развернуться, но она чувствовала, что найдет воду немного дальше. Подгоняемая интуицией, она миновала заросли, и ее взору открылся новый пляж.

Она посмотрела вдаль; далеко-далеко солнце опускалось вниз за зеленую горную гряду. Гаснувший свет сиял через связанные вершины и долины, лучи пробивались сквозь облака.

А между двумя бугорками бежал поток воды, пересекая перед Фаной пляж и уходя к океану. В чистой воде отражалось небо.

— Аах, слава Богу, – произнесла она слова благодарности, упав на колени и прижав руки к груди.

С трудом, запыхавшись, Фана смогла вернуться через заросли пальм с полным ведром воды.

Когда она дошла до Чарльза, солнце уже село, а пляж поблескивал в лунном свете. Теплый воздух окружал их. Ночь была холодной на поверхности океана, но на острове о холоде можно было не волноваться.

Спичкой Фана зажгла сальную свечку и воткнула ее в песок. Затем макнула в воду тряпку и начала вытирать кровь с лица Чарльза. Краснея, она сняла его комбинезон, прочистила коньяком раны от осколков стекла и наложила на них марлю.

На лице Чарльза было умиротворенное выражение. Дышал он спокойно. Решив, что лучше его не беспокоить, подлечив его тело, Фана накрыла его одеялом.

Звуки на острове стихли.

Она не слышала ни птиц, ни волн. Только океан, небо, звезды, луна и Чарльз.

Фана села рядом с Чарльзом, глядя, как волны впиваются в пляж.

Пронесся порыв летнего ночного ветра. Песок еще хранил дневную жару, а неподвижный воздух оставался теплым.

Сейчас Фана могла делать, что пожелает. Время, которое принадлежит ей, без надзора со стороны, время, которого не появлялось в Рио де Эсте.

Вернувшись на заднее сидение Санта Круза, она переоделась в купальник и прыгнула в ночной океан.

Вода была теплой и приятной.

Держась на плаву, она спокойно смотрела на ночные звезды, качаясь на волнах.

Пронзительный лунный свет падал на ее белое тело.

В тот день она столько раз готовилась к смерти. Но она выжила. А теперь плавала в ночном океане.

Разведя в стороны руки и ноги, глядя на звезды, она решила:

— Я изменюсь.

Когда она прошептала это себе под нос, нечто тяжелое в глубине ее души растаяло.

Растревоженная, она вернулась на пляж и села рядом с Чарльзом, по-прежнему в купальнике.

С решительным видом она распустила собранные волосы. Затем взяла ножницы, которыми разрезала бинты, и поднесла их лезвия к своим серебристым волосам, напоминавшим нити.

Срезанные пряди танцевали и таяли в ночном бризе, уносимые к океану.

Золотистый лунный свет скользил по ее волосам, опускаясь к подбородку.

Закончив, одной рукой она провела по волосам. Достигавшие талии считанные минуты назад, сейчас под ее пальцами они доходили до шеи.

Без зеркала она не видела, как выглядит, но этого было достаточно в качестве ритуала ее перерождения.

— И как смотрится? – Она проказливо улыбнулась Чарльзу. Никакого ответа. Потянувшись, Фана ущипнула его за щеку. Пострадала щека спящего с невинным видом Чарльза.

Убрав руку, Фана прошептала:

— Я жива благодаря тебе.

Она искренне так думала.

А произнеся это вслух, она исполнилась страданий.

Ее сердце дернулось болью. А от этой боли она ощутила ранее не знакомые эмоции.

Подобное чувство она испытывала впервые в жизни, горькое, но сладкое, одновременно и болезненное, и приятное.

Фана не знала, что делать. И потому, накрывшись одеялом, легла рядом с Чарльзом.

В тропической ночи слышалось лишь дыхание спящего Чарльза.

Фана ждала приход сна, слушая это дыхание. Эмоции рвались из ее сердца, сталкиваясь друг с другом, не давая спать.

— Чарльз. – Не в силах больше сдерживаться, она позвала его по имени. Перекатившись, она посмотрела на его лицо в лунном свете. Ее сердце заболело сильнее. – Чарльз, – снова позвала она. Никакого ответа. Ей хотелось потянуться к нему, обнять, прижаться лицом к его спине и заснуть.

А осознав, о чем она думает, Фана покраснела и отвернулась от Чарльза, свернулась калачиком и спрятала голову под одеяло.

Она слышала стук своего сердца. Смущение твердо укоренилось в ее мыслях, так что Фана зажмурилась в ожидании сна.

Пришедшее с горизонта утро пронзило океанический туман и осветило пляж, на котором находились Чарльз и Фана.

Чарльз проснулся первым.

Морщась от падающего прямо на лицо яркого света, он слегка потряс головой и попытался сесть, когда все его тело поразила боль.

— Угх. – Он застонал, коснулся раны на голове и заметил неловко наложенный на нее бинт.

Рядом спиной к нему лежала Фана, свернувшаяся под своим одеялом и мирно спящая.

Чарльз рассеянно посмотрел на нее, затем на пляж, скользя взглядом по пальмовой роще и копаясь в своей памяти.

Они пролетели прямо сквозь вражеский флот, их преследовали «кураи», затем «Синдены»… и от последних он получил ранение в голову.

После этого его память становилась размытой. Он помнил, как отчаянно слушал Фану, полагаясь на свою физическую память. Сильный дождь заливал кабину, а он крепко держал рычаг управления. Он много раз отказывался от жизни.

Чарльз не помнил, как они оторвались от «Синденов». Он смутно запомнил пересечение Великого Водопада и поиск Сиерра Кадис. Но кроме этого – ничего, как бы сильно он ни старался.

Кое-как сумев встать на песке, он слегка потянулся. Наконец, он осознал, что весь его торс покрыт многочисленными ранами. Вероятно, из-за разбитого стекла. Но все они были обработаны. Без сомнений, ими занималась Фана. Чувствуя благодарность в сочетании с сожалением из-за того, что пришлось ее побеспокоить, он опустил взгляд на завернувшуюся в свое одеяло Фану.

Чарльз был невероятно голоден. Он потерял много крови.

Глотнув из фляги с водой, он взял сухари из разложенных на песке предметов первой необходимости и вгрызся в него. Затем, надев комбинезон, прошелся по пляжу.

Волны омывали его лодыжки, и Чарльз рассеянно смотрел на горизонт.

— Я все еще жив. – Произнесенные вслух слова служили тому подтверждением; он чувствовал тяжелый влажный воздух и теплый ветер на лице. Солнце поднималось над горизонтом, и синева начинала пересиливать красный цвет.

Затем сзади раздался голос.

— Доброе утро, Чарльз.

Обернувшись, он увидел Фану, которая стояла в своем комбинезоне на кромке волн и улыбалась ему.

Глаза Чарльза округлились; волосы Фаны были обрезаны так, что едва доходили до подбородка.

— Госпожа, Ваши волосы?

— Я их обрезала, потому что они мешали. Как смотрится?

Чарльз сглотнул. Так ей было лучше, чем с подвязанными волосами. Но он не знал, как выразить свое мнение словами, и потому молча кивнул.

— Как ты? Ходишь нормально?

— Д-да, эмм, перевязкой занималась госпожа?

— Прости, получилось небрежно. Никогда раньше этого не делала.

— Нет, на самом деле, сделано довольно неплохо. Я поражен.

Фана посмотрела на него недоверчиво, а затем проказливо улыбнулась.

— Чарльз, ты помнишь вчерашний день?

— Что? Ум, эмм, я что-то грубое сделал?

— Хмм, грубое… ну, если твои слова были ложью, то это явная грубость.

— Эмм, я, что?..

— Ты и правда не помнишь? «В небе не существует сословий». Ты сказал мне это, когда нас преследовали. Если это была ложь, мне придется тебя возненавидеть.

Чарльз отчаянно пытался вспомнить предыдущий день.

Как и сказала Фана, он смутно помнил разговор во время погони «Синденов». Верно, потому что голос Фаны был словно заклинание, удерживавшее его на месте и дарившее достаточно силы, чтобы справляться с рычагом управления. А затем…

Чарльз покраснел. С трудом подбирая слова, он извинился.

— Простите, госпожа. Я тогда был сбит с толку. Эмм, итак, в итоге я с Вами как с другом говорил…

— Я не возражаю.

— Нет, но я против. Это была моя ошибка. Называть госпожу по имени, хотя я не в праве этого делать. Я глубоко, глубоко извиняюсь.

В ответ на его извинения у Фаны появилось недовольное выражение.

— Так это была ложь?

— Не то, чтобы ложь, скорее, досужие домыслы одного наемника. Госпоже незачем их воспринимать серьезно.

— Я сама решу, относиться ли к этому серьезно. Меня такой образ мыслей весьма прельщает, – твердо произнесла Фана. В отличие от вчерашнего дня, эта Фана могла и собиралась высказать свое мнение. В сочетании с короткими волосами, это делало ее похожей на совершенно другого человека.

— Я польщен похвалой. Но давайте больше не будем об этом говорить. На сегодня есть куча дел.

Завершив разговор, Чарльз прошел мимо Фаны и вернулся на пляж. Фана осуждающе смотрела ему в спину.

Израненное тело Чарльза нырнуло в самолет, следом за ним села Фана, и они взлетели. Осмотрев архипелаг более внимательно, он нашел плоскую землю, куда можно было сесть. Тогда он приземлился и медленно подтолкнул самолет к густой сосновой роще, прикрыв его собранными с Фаной ветками и листьями, чтобы замаскировать.

После этого они занялись ремонтом самолета. Чарльз ловко достал металлогидридный аккумулятор и вычистил бак, присос и аварийный парашют. Фана убрала осколки стекла, упавшие в кабину, поставила запасное стекло, которое хранилось во внутреннем отсеке, и протерла разобранные Чарльзом инструменты.

За работой ее настроение постепенно улучшалось. Поначалу Фана смеялась над невероятно вежливой, уважительной манерой речи Чарльза, но медленно махнула на нее рукой и, неловко выполняя свою часть работы, говорила как обычно.

О том, что прошлым вечером сама сходила за водой, что купалась ночью в океане, что обрезала волосы из желания переродиться; Фана говорила, желая услышать ответы Чарльза.

Он, в свою очередь, поддерживал разговор и, вытирая рукавами пот, закончил с ремонтом, когда солнце миновало южный пик.

— Вы голодны?

— На самом деле, с голоду умираю, потому что с прошлого вечера ничего не ела.

— Аналогично. Значит, давайте порыбачим в реке.

Чарльз вытащил из самолета две удочки и понес их на плече. Фана, улыбнувшись, побежала по травянистой равнине.

— Быстрее, Чарльз. – Обернувшись лишь раз, чтобы крикнуть ему, она побежала дальше.

Разноцветные бабочки порхали над цветами равнины. Их окружали плотные зеленые горы, из-за чего они словно оказались в уединенном саду. А пройдя через густую пальмовую рощу на краю равнины, они вышли к бегущей между горами реке.

Крупные неровные камни торчали на берегу реки и из самой воды. Она была достаточно мелкой, чтобы просто перейти через нее. Речное русло было устлано округлыми камнями, а против течения плыла голубая рыба. Летнее солнце отбрасывало тени рыб на речное дно. Противоположный берег был усеян густыми зелеными деревьями, а бледно-розовые птицы с клювами необычной формы издавали странные звуки. Большую часть пейзажа заливал яркий свет, и сложные тени, порожденные солнцем, радовали глаз.

— Ого, какая красивая река, – обратилась Фана к Чарльзу, подошедшему на миг позже.

— Весьма чудесное место. Разобьем здесь лагерь на ночь?

— Прекрасно.

Взяв свою удочку, Фана села на большой камень, торчавший на берегу реки, и забросила крючок в воду. Чарльз тоже закинул свою стальную удочку с наживкой в чистую реку, воткнул ее в речной берег и улегся на спину.

Весь его обзор заполнило голубое небо.

Чистая синева, белоснежные облака, цвета запечатлелись в глазах Чарльза. Это был бесконечный летний пейзаж.

Заклинание покоя, что нес в себе летний сезон, пропитало его мозг, и даже консервативный Чарльз почувствовал прилив свободы.

Все еще лежа, он посмотрел на Фану, сидевшую на камне и следившую за своей удочкой. Она сосредоточилась на реке с мягким выражением.

«Как спокойно», — подумал Чарльз.

Он устал от неба, полного пуль и «кураев». Он не хотел видеть новые людские массы, падающие в океан из разорванного надвое воздушного судна. Он устал от взрывов, противовоздушных залпов и неуправляемого крутящегося металла.

Чарльз просто хотел летать.

Как чудесно было бы просто летать, не волнуясь о врагах или союзниках, с Фаной на заднем сидении.

Если бы он мог вместе с Фаной пролетать сквозь бесчисленные облачные вершины, рассекать рваные облака, ловить ветер и лететь, лететь куда бы то ни было.

Но, осознав, о чем он мечтает, Чарльз оборвал свое воображение.

Его озадачило присутствие в его мечтах Фаны.

Он мечтал о полете без границ. Фане в этой мечте присутствовать было необязательно. Все-таки, она была невестой принца и не имела никакого отношения к пилоту-сироте.

Он должен был помнить свое место.

Чарльз продолжал твердить это себе. Часть его сердца восстала против такого давления, но он запечатал ее силой. Он боялся плясать под дудочку своих собственных пошлых мыслей.

Затем Фана посмотрела на него. Их взгляды встретились. Его сердце подскочило.

— Чарльз, клюет.

— Что?

— Твоя удочка. Вставай, быстрее!

Он посмотрел на торчавшую из берега уточку. Леску тянули туда-сюда. Торопливо поднявшись, он вытащил удочку; ему попалось две крупных форели.

— Ах, я тоже что-то поймала, – закричала Фана со своего каменного сидения. Ее удочка тоже сильно согнулась. Миг спустя пойманная Фаной рыба была вытащена из воды в сопровождении белых брызг. Окружающие скалы отражали ее радостные крики.

Собрав в сосновой роще веток и листьев и разведя огонь с помощью желтой фосфорной спички, Чарльз выложил вокруг него круглые камни. Затем он положил на раскаленный докрасна камень подсоленную форель. После недолгого ожидания носа Фаны достиг аппетитный запах.

— Спасибо за еду.

Ухватив форель за хвост и голову, она сразу вгрызлась в нее. Запеченная соленая кожа рыбы и ее жирное мясо отправились прямо в желудок девушки. Свежая рыба, выросшая в чистой незагрязненной реке, заставила Фану улыбнуться.

— Чарльз, это чудесно. Возможно, тебе стоит бросить работу пилота и стать поваром?

— Я об этом подумаю.

— Можно сказать кое-что постыдное? Я хочу добавки.

— Какое совпадение, я думал об этом же.

Вдвоем они снова забросили удочки в реку и продолжили есть. Поскольку люди на этих островах бывали редко, даже поддельной приманки хватало, чтобы ловить рыбу в удивительных количествах.

Фана и Чарльз от души пировали речной рыбой. В какой-то момент он даже забыл о своих ранах и словно зверь поедал свою жертву, пытаясь восстановить силы после потери крови. Она, в свою очередь, радостно наблюдала за Чарльзом со стороны, довольная трапезой под солнцем.

Но их беззаботное времяпрепровождение было грубо прервано.

Чарльз инстинктивно поднял взгляд к небу. Из синевы спускался зловещий шум пропеллера. Посмотрев на Фану, Чарльз твердо сказал ей:

— Нехороший звук. Госпожа, давайте спрячемся под деревьями.

Они разбежались, словно дикие кролики, бросившись в сосновую рощу у реки.

Чарльз посмотрел в ту сторону, откуда исходил шум. С высоты примерно в 500 метров остров изучал амацуанский дозорный самолет.

Самолет покружил над островом, словно вылизывая его, а затем полетел к следующему.

Фана нахмурила брови и спросила:

— Что это было?

— Амацуанский разведывательный самолет. Вероятно, эскадрилья, через которую мы вчера пробились, расположилась в этом районе. Наверное, они знают, что мы на Сиерра Кадис из-за ограничений перелета.

— Пожалуй, вечно мы здесь сидеть не можем.

— Даже зная, что мы на архипелаге, они не знают, на каком именно острове. Вероятно, пока они исследуют с десяток островов с помощью разведывательных самолетов. В итоге, они начнут приземляться, если поймут, где мы, но день-два мы должны быть в безопасности.

Фана тревожно посмотрела в небо. Чарльз задумался на миг, а потом продолжил.

— Высока вероятность того, что враг окружил архипелаг. Помимо тех, кто пытается нас найти, летая сверху, должны быть и те, кто ждет, пока мы взлетит. Непростая вышла ситуация.

— Значит, оставаться опасно, но и взлетать тоже?

— Да. Чтобы взлететь, нам особенно нужно облачное небо. Если взлетим в ясную погоду, разведчики нас сразу заметят и свяжутся с флотом, так что нам на хвост снова сядут «Синдены». Сплошные проблемы, – пробормотал Чарльз. Затем он заметил, что лицо Фаны мрачнеет. Наверное, ей было тяжело, ведь она только вчера познала ужас воздушного боя.

— Самолет спрятан довольно хорошо, так что если крупных ошибок не допустим, должны быть в безопасности на острове день или два. Надо просто бежать в тень деревьев, как только услышим пропеллер. Незачем слишком сильно пугаться. – Он выдавил из себя улыбку, чтобы ее подбодрить.

Солнце начало садиться, когда лежавшая на берегу реки Фана внезапно кое-что вспомнила и предложила:

— Чарльз, пойдем в горы?

— Что?

— Когда мы пролетали сверху, по ту сторону гор я заметила что-то желтое. Мне хотелось узнать, что это.

Она указывала на гору, формой напоминавшую чашу. Та была покрыта низкой травой и не выглядела слишком трудной для восхождения.

— Аах, это скопление диких цветов. Не такая уж редкость.

— Для меня редкость. Ну же, пойдем?

Причин отказываться не было, и они перешли реку, ступая по камням, прошли через густой лес и вышли к подножью.

Тяжело дыша, Фана ступила на склон. Двигаясь вперед, она часто оглядывалась, чтобы и осмотреть пейзаж, включавший реку, в которой они рыбачили несколько часов назад, и взглянуть на Чарльза, преданно следовавшего за ней.

Сбоку сияло солнце. Пот блестел на чистой белой коже Фаны. Когда склон закончился, Фана бросилась бежать и оглянулась назад с горы, на которую забралась.

— Чудесно. – Шепот Фаны проглотил ветер, дувший с пляжа и залетавший в горы.

Подножье горы было полностью покрыто желтыми лепестками диких цветов и насыщенной водянистой зеленью травы. В дальнем конце предгорья была скала, а за ней ярко-синий океан, над горизонтом плыл силуэт белых кучевых облаков.

Носа Фаны достиг насыщенный запах травы. Белые бабочки порхали между сотнями лепестков. При каждом дуновении бриза цветочное море склонялось в одну сторону, а лепестки и листья отражали падающий вниз солнечный свет, разбрасывая блики всюду, насколько хватало глаз.

Увидев благодатную картину, Фана просто постояла, затаив дыхание, а затем, наконец, шагнула в цветочный сад. К тому времени, как Чарльз добрался до вершины, она уже нырнула в желтое поле.

На этот раз пришла очередь Чарльза затаить дыхание.

Ясное голубое небо, убаюкивающий океан, цепь кучевых облаков, цветочный сад – все это делало Фану дель Морал еще прекраснее.

Раздуваемые легким ветерком ее серебристо-белые волосы до подбородка, ее серебристо-белые глаза, ее белоснежная кожа, белый комбинезон… Внешность Фаны, лишенная цвета, была словно вырезана из этого мира посреди океана цветов.

Чарльз не мог шагнуть в эту сцену. Попробуй он, идеальная картина треснула бы и развалилась.

Но Фана понятия не имела о мыслях Чарльза. Затем, заметив, что он стоит, ошарашенный, она обернулась с невинной улыбкой.

— Видишь, разве не чудесно?

— За гранью моего воображения.

— Моя душа словно омывается. Давай пройдемся.

Придерживая одной рукой свои раздуваемые ветром волосы, она позвала Чарльза вперед.

Вдвоем они вместе прошли через сад диких цветов. Рассеянно переговариваясь, они миновали поле и оказались на скале.

Стоя в зелени обрыва, Фана смотрела на синий горизонт.

Начинавшее опускаться солнце излучало перед Фаной свой яркий цвет. Полети они на запад, к солнцу, оказались бы в имперской столице Эсмеральде, где ждал принц Карло.

Лицо Фаны потемнело. Она повернулась к Чарльзу. Стоя рядом с ней, словно послушный слуга, он посмотрел на девушку с тревогой.

— Что-то случилось?

— Ничего. – Фана быстро вернула себе стоическое выражение и снова посмотрела на горизонт.

Чарльз молча смотрел на спину Фаны.

Он чувствовал, что Фане хотелось что-то сказать. Но расспрашивать ее он не стал. Ему казалось, что он не в праве этого делать.

Солнце постепенно садилось, и западное небо окрасилось в красный. Молчавшая Фана повернулась к Чарльзу.

— Тебе скучно?

— Вовсе нет.

— Я хочу еще немного побыть здесь.

— Как госпоже будет угодно.

Слегка улыбнувшись, Фана села на траву, вытянув ноги перед собой.

По западному небу пролетела, расправив крылья, чайка. Низ облака над ними покраснел.

Чарльз безмолвно стоял позади Фаны. Все еще глядя на заходящее солнце, Фана указала на место рядом с ней.

— Не хочешь присесть?

После нескольких секунд колебаний Чарльз сделал, как ему было сказано, и сел рядом с Фаной.

— Спасибо, что прислушался к моему эгоизму.

— Я привык.

Фана улыбнулась легкой шутке Чарльза.

Они сидели на расстоянии полушага друг от друга, глядя на окрашенные в красный облака в небе, цеплявшимся за обрывки синевы.

От скалы доносился шум волн. Запах летней ночи смешивался с ветром.

— Как хорошо, – прошептала Фана. Она легла на траву. – По-настоящему хорошо, – повторила она, по-прежнему глядя вверх. Облака в небе окрашивались в вечерние цвета. – Чарльз?

— Да?

— У меня такое чувство, словно мы уже встречались, давным-давно. Мне кажется? – спросила Фана, не вставая и не переставая смотреть в небо. На востоке поблескивала яркая звезда.

Чарльз колебался, не зная, как ответить.

Но ему подумалось, что скрывать тут нечего. Так что он решил ответить честно.

— На самом деле, мы встречались очень, очень давно. Вы, наверное, не помните, но в детстве я был помощником садовника в доме дель Морал.

— Что?

— Моя мать была горничной в поместье, так что я жил в маленькой хижине в саду. Я был не в том положении, чтобы увидеть госпожу, но однажды мы встретились, когда я обижал свинью. Вы меня отчитали, сказав не обижать слабых. – Чарльз усмехнулся воспоминанию.

Фана села, распахнув глаза, и уставилась на лицо Чарльза. Она отчаянно копалась в своих детских воспоминаниях, но не могла вспомнить.

— Прости, я не помню.

— Неудивительно, встреча вышла очень короткой.

— И все же. Ты сказал, что работал в моем доме…

— Да. Я работал в том доме около двух лет. Когда мне было девять, мою маму выгнали из поместья за неподчинение герцогу Диего. Госпоже тогда было шесть, так что едва ли Вы помните.

— Подожди, Чарльз, твоя мама была амацуанкой?

— Вы помните? Да, она была худой и рябой, но доброй.

— Боже. Господи. – Дрожавший голос Фаны передавал ее шок. Чарльз продолжил говорить с улыбкой.

— Даже когда нас выгнали из поместья, мама всегда продолжала гордиться своим поступком. Она была счастлива, что госпожа с жадностью слушала амацуанские сказки. Но она сожалела, что не смогла попрощаться.

— Чарльз, но это … это…

По щекам Фаны покатились капли. Одна, две, бесчисленные капли скользили к ее подбородку.

Чарльз знал, что его мать пошла против приказов герцога и рассказывала сказки Фане.

Слезы Фаны подсказали ему, что эти двое были ближе, чем он думал.

— Она очень хорошо ко мне относилась. В этом холодном поместье лишь она дарила тепло. И ее выгнали из-за меня. Я…Я не знаю, как извиняться.

— Моя мама сделала это по собственной воле. Госпоже незачем из-за этого переживать.

— У нее все хорошо? – выдавила Фана, все еще плача.

— Она умерла от болезни пять лет назад. Мирная, безболезненная смерть, – солгал Чарльз. На самом деле, ее заколол хулиган вскоре после увольнения, но незачем было говорить правду.

— Какой ужас, слишком рано. Отныне я буду молиться за твою маму.

— Мама будет благодарна. На самом деле, я понятия не имел, что госпожа была так близка с моей матерью.

— У меня нет счастливых воспоминаний о детстве. Я помню лишь, как меня учили быть куклой отца. Но я помню, как слушала рассказы твоей мамы, лежа в постели. Время перед сном было для меня самым счастливым.

— Правда? Мама, наверное, радостно улыбается на небесах, услышав эти слова. Возможно, это она меня сюда направила.

— Я… так потрясена, не знаю, что и сказать. Не знала, что такие невероятные вещи возможны… что Чарльз – ее сын. Мне стоило больше внимания уделять урокам поэзии. Возможно, я смогла бы лучше выразить свои чувства.

— Я понимаю, что Вы чувствуете. И моя мама, и я. Пожалуйста, вытрите слезы. Вам стоит их поберечь, пока Вы не доберетесь целой и невредимой до имперской столицы.

Фана попыталась так и сделать, попыталась заглушить слезы. Но она не могла остановиться. Она перекатилась на спину и закрыла лицо обеими руками, пытаясь противиться вскипевшим в ней чувствам.

Выражение Чарльза смягчилось, и он посмотрел на краснеющее небо. Он тихо сидел рядом с Фаной, пока она не перестала плакать.

Старшая дочь рода дель Морал, по сути, правившего в Сан Мартилии, вероятно, должна была смотреть на слугу как на одноразовый инструмент. Доброта, которую она продемонстрировала, оплакивая его мать, просочилась в его душу.

Он хотел увидеть империю под ее, как императрицы, властью. Ради этого он должен был завтра все преодолеть.

Чарльз поклялся себе, что доставит Фану принцу Карло, даже если умрет.

Но стоило ему подтвердить свою клятву, как сердце его пронзила боль.

Неожиданное ощущение его удивило и слегка поразило. Конечно, он сразу понял, что завидует принцу.

А тот факт, что он завидует принцу, ранил гордость Чарльза. Для простого беженца было невероятно глупо завидовать человеку, которому доверят управление Левамской Империей, более 210,000,000 человек. Это выходило за рамки простого понимания своего положения.

— Я неисправим, – пробормотал он себе под нос. Он был раздражен. Он чувствовал себя ребенком в переходном возрасте, радующимся или расстраивающимся из-за каждого действия Фаны.

Фана – невеста принца Карло.

Он повторил это себе.

Чарльз Карино выполнял задание по воссоединению принца, доверившего ему будущее Левамской Империи, с его невестой. Ни больше, ни меньше.

Он понимал это… но его сердце все равно болело.

Я такой глупый. Мысленно он высмеивал себя. Той ночью, лежа на гальке, он завернулся в одеяло и продолжил себя бранить.

Сон не спешил приходить.

План полета, который Чарльз рисовал в своей голове, сменился силуэтом Фаны, вокруг которого кружил принц Карло, медленно окрашивая его в свои цвета.

Боль в его сердце не стихала. Наконец, Чарльз встал, отхлебнул коньяка и положился на снотворное действие алкоголя. Это не было не лучшее решение проблемы, но иначе казалось, что он так до утра будет стараться уснуть.

Однако, немного алкоголя лишь раззадорило его воображение. Загнанный в угол своими мыслями, он зажмурился и влил в свой желудок еще янтарной жидкости из бутылки.

«Пьяный» — так можно было описать заснувшего Чарльза. Бутылка наполовину опустела.