Привет, Привет и Привет (Новелла) - 4 Глава
***
— Лучше тебе этого не делать, — вдруг строго предупредил меня незнакомец, когда я уже было собиралась положить пачку шоколада себе в карман. Голос его был твёрд, он даже не сомневался в правильности своих действий.
Я стояла рядом с полкой, где были в ряд аккуратно разложены такие же пачки шоколада, как и та, что была у меня в руках.
— Руку отпусти, — сказала я, пытаясь вырвать запястье из его цепкого захвата, но, увы, безуспешно.
Черты лица его были тонкими, можно даже сказать, немного женственными, да и ростом он был чуть-чуть ниже меня. Однако он всё равно был сильнее.
— Отпущу, если прекратишь.
— Что я делаю, тебя никоим образом не касается.
— Но ведь это же преступление.
Едкие слова уже были готовы сорваться с языка в ответ, но, если подумать, не права всё же была я, и поэтому, вздохнув, силой воли заставила себя остановиться. Оставив попытки вырваться, я просто уставилась на часы, висящие на стене.
Минутная стрелка как раз достигла двенадцати, и тут же часовая немного сдвинулась, остановившись аккурат под ней и создавая прямую, которая будто разделила круглый циферблат пополам. Часы показывали ровно шесть вечера. А это значило, что оставалось всего пять часов до того, как история этого мира перепишется, стирая следы моих деяний. Поэтому не важно, получится ли у меня что-то украсть в магазине или нет. Для меня это просто способ убить время. Я уже не буду снова пытаться.
— Хорошо, — только и сказала я, вернув шоколадку на место.
Как и обещал, он отпустил мою руку. Видимо, схватил он меня слишком сильно, потому что запястье покраснело. Поглаживая горящее запястье другой рукой, я молча направилась к выходу, даже не взглянув на него.
Я только вышла, как тут же налетел порыв холодного ветра, будто ударив меня по щекам. Вот только мне не было холодно, скорее больно.
«Больно, больно…» — как мантру стала шептать я, но никто так и не остановился. Будто издёвка, все вокруг выглядели такими счастливыми. Проходят, как мимо невидимки.
Солнце уже зашло за горизонт, и город просто тонул в огнях фонарей и различных вывесок.
Стоило абстрагироваться от внешнего мира, и звуки, до этого окружающие меня, сильно приглушились. Отчётливо было слышно лишь дыхание и звук шагов.
Да, у меня были ноги, и поэтому я шла, куда глаза глядят. Я дышала, а сердце ровно билось в груди.
Я ведь существую. Здесь и сейчас.
Я ведь всё ещё жива.
Странно всё это. Вроде, можно делать всё, что душе угодно, не боясь последствий, но почему так тяжело на сердце? Я не испытывала какого-то страха перед неизвестным, и по-настоящему больно мне тоже не было, вот только такое существование было аду подобно. Одиночество, что скапливалось день за днём, медленно, но верно убивало меня.
— …остой, — будто через толщу воды раздался чей-то голос, зовущий кого-то. Даже такой незначительной вещи я завидовала. Наверное, я уже просто устала от такой жизни.
— Постой, — опять послышался тот же голос, однако в этот раз он был ближе и громче. — Ты меня вообще слышишь?
Я просто хотела уйти куда-нибудь от этой атмосферы абсолютного счастья, что переполняла город. Эта жизнерадостная музыка, улыбающиеся лица, люди, зовущие друг друга. Всё это было словно яд, отравляющий моё существование.
— Да остановись ты уже! Я столько тебя зову, можно было бы хоть чуть-чуть помедленнее идти.
Тут я почувствовала, как на плечо опустилась чья-то рука. От неожиданности я аж вскрикнула, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Сколько лет уж я не слышала свой удивлённый голос. Я обернулась и тут же резко отошла назад, увеличивая расстояние между нами. Передо мной стоял никто иной, как недавний паренёк из магазина. Он всё ещё пытался отдышаться. Видимо, запыхался, пока гнался за мной.
— Ч-чего тебе?
— Да ничего. Просто… М-м-м, держи, в общем, — сказал он и протянул мне небольшой пластиковый пакет.
Я осторожно взяла его и заглянула внутрь: там лежала та самая пачка шоколада. В голове пронеслись мысли о том, что он, вероятно, что-то задумал.
— Оставь себе, — вернула я его.
— Почему? Ты разве не её хотела?
Да не шоколада я хотела, а кое-что совершенно другое. Вот только ему я этого объяснить не смогу.
— Ты ведь совершенно ничего обо мне не знаешь, так зачем сделал это? Знаешь, я терпеть не могу людей вроде тебя, которые всюду суют свой нос. Вот прямо ненавижу, — я почти сорвалась на крик, будто капризный ребёнок. Дыхание моё было прерывистым, а холодный воздух больно обжигал лёгкие.
Его жалость была мне противна.
Мои резкие слова заставили его потупиться. И всё же, через некоторое время он поднял голову, уверенно смотря мне прямо в глаза. Рука его, так и держащая пакет, сжалась.
— Всё равно возьми, если, конечно, сладкое любишь.
— Почему?
— Я понимаю тебя, сам ведь тоже далеко не святой. Просто сегодня у меня было хорошее настроение, и я решил сделать незнакомому человеку подарок. Это ведь не запрещено? — осторожно спросил он, мягко улыбаясь. Эта улыбка, наверное, была его козырем. — К тому же сегодня ведь канун Рождества.
— Странный ты, — только и сказала я, не найдя, что ответить.
Он быстро сунул мне в руки пакет и тут же пошёл прочь. Я ещё какое-то время стояла, смотря ему в спину. Звук его удаляющихся шагов эхом отдавался у меня в ушах.
Странный парень… — ещё раз прошептала я.
Я встретила его одним зимним днём, когда мне только-только исполнилось пятнадцать.
***
***
Каждый вторник в 22:54 вечера.
Может, это и звучит, как строка из рекламы какой-нибудь вечерней передачи, но именно в это время мир вокруг меняется, и знаю об этом только я.
Все воспоминания об одной конкретной девушке стираются, и мир рождается заново.
Так было не всегда, нет. Авария восьмилетней давности что-то изменила в структуре мироздания, и с тех пор всё таким и осталось.
Но ведь аварии — отнюдь не редкость. Подумайте только, сколько новостей о происшествиях на дорогах мы видим по телевизору и слышим по радио каждый день? В Японии, где я и живу, цифра приближается почти к 500 000 в год, включая и мелкие происшествия. Примерно 4 000 из них — аварии с летальным исходом. Количество погибших тоже примерно одинаковое. Иначе говоря, это приблизительно одиннадцать человек в день, или же один каждые два часа.
Да уж, если смотреть на статистику, то аварии далеко не редкость. Вот только за этими бездушными цифрами скрываются настоящие, живые люди, которые потеряли свои жизни. Насколько больно и грустно им было, я испытала это на себе.
Давайте поговорим о прошлом.
Это история об одном случае из тех 500 000, и о трёх погибших из 4 000. Нет, немного не так, наверное. Она об одной девушке, которая едва не стала одной из тех 4 000, и которая каким-то образом смогла избежать этой участи.
Всё произошло в день, когда маленькой девочке исполнилось семь лет. Это должен был быть особенный день, ведь любимые родители обещали сводить её в парк развлечений, куда она так хотела попасть. Этот день просто должен был пройти идеально.
— Хэй, мы уже приехали, — мягкий голос матери разбудил уснувшую в дороге девочку.
— Ну же, сестрёнка, просыпайся, мы на месте, — пытаясь подражать маминой манере речи, сказала Уми — её младшая сестра.
— Ага. Доброе утро, Уми.
— Доброе, сестрёнка!
Родители же, смотря на этих двоих, не могли сдержать счастливые улыбки. Эта сцена была просто настоящим олицетворением счастья в человеческом представлении.
— Ну, что же, пойдём уже. Мы сегодня с вами будем развлекаться целый день, — бодрым голосом сказал отец.
Девочки тут же радостно выпрыгнули из машины. Стоило им выйти, как тут же открылся прекрасный обзор на замок, который они до этого видели только по телевизору. От этого вида захватывало дух, и девочки непроизвольно восторженно вздохнули. Иначе как словом «волшебство» описать происходящее не получалось. Повсюду горели огни и играла музыка.
Как и сказал отец, они веселились без устали целый день: покатались на куче аттракционов, поели много вкусной еды и даже парад посмотрели. Было очень весело. Это был лучший день рождения в её жизни.
Было уже девять вечера, и настала пора возвращаться домой. Девочка держала в руках пакетики с сувенирами, а отец нёс уснувшую от усталости Уми на спине до машины.
Хоть в это время они обычно и ложились спать, но сегодня девочка совсем не чувствовала усталости, пребывая в возбуждении от всего происходящего.
По дороге они с мамой заговорили о десерте, что ели днём. Отец попытался было вставить слово, но потерпел неудачу. В женский разговор мужчине вмешиваться нельзя.
Девочка только в шутку фыркнула и надула губы, притворяясь недовольной таким вмешательством, но долго не выдержала и рассмеялась. Следом за ней засмеялась и мама. На губах спящей Уми тоже появилась улыбка.
Однако эта идиллия была разрушена в один момент.
Внезапно, будто из ниоткуда, в глаза ударил яркий белый свет, ослепляя. Из-за него было непонятно, что произошло.
Просто послышались ужасающий лязг и стук, будто что-то ломалось и билось; затем раздался звук взрыва.
Крики родителей потонули в этой какофонии, и было не разобрать, что они пытались сказать.
А после наступила тишина…
Так любимые ею родители вместе встретили свой конец.
Она не знала, сколько времени прошло. В этой гробовой тишине было слышно только её слабое дыхание, с хрипом вырывающееся из пересохшего горла. Она нашла в себе силы открыть глаза, а затем медленно моргнула. Пелена дыма закрыла всё вокруг, не давая возможности ничего разглядеть.
Тут же пронеслась мысль, что надо найти их: родителей и сестру, но тело не двигалось. Будто это и не её тело вовсе. Ведь до недавнего момента она так легко прыгала и бегала, развлекаясь в парке, а сейчас руки и ноги отказывались слушаться. Сколько бы сил она ни прикладывала, всё напрасно.
«Я хочу жить, не хочу, чтобы всё закончилось так».
Ведь ей ещё столько всего хотелось сделать. Она хотела ещё хоть раз увидеть фейерверк на летнем фестивале, и были книги, которые она должна была прочитать. Ей хотелось поносить красивую одежду и сходить в парк развлечений. А ещё ей хотелось влюбиться, чтобы прям как в сказке. Он был бы просто замечательный, её будущий парень.
И вот сейчас у неё это всё безжалостно отбирают. Как бы обидно и грустно ей не было, как бы отчаянно она не звала — всё без толку. Её крики никого не достигнут. Смерть уже распахнула свои объятия, ожидая её.
— Не хочу… — просипела она не своим голосом. — Не хочу умирать.
Однако, вопреки воле, мир перед глазами стремительно темнел. Видимо, конец уже близко.
«Не хочу умирать».
Она уже не могла открыть глаза.
«Не честно».
Свет, до этого видимый даже через закрытые веки, постепенно угасал.
«Не может быть».
Собственный голос ей не подчинялся; она даже не понимала, дышит ли ещё.
«Нет».
Даже если её мир перевернулся с ног на голову, она всё равно хотела остаться. Она не хотела покидать этот мир.
Вдруг ей показалось, что сама смерть что-то шепнула ей на ухо. Или, может быть, это был просто плод её воображения — она не знала. В любом случае, это не было словами в обычном нашем понимании. У них был смысл, но было в них что-то странное. Будто это и не слова были, а чистые эмоции и чувства. И сердце подсказало ей, что стоит сейчас кивнуть — и она будет жить.
В своём воображении она протянула руку. Отчаянно, изо всех сил. И ответила: «Я хочу жить».
И тут свет поглотил её.
Пришла в себя она уже в ослепительно белой комнате, лежащей на кровати, смотря в такой же белый потолок. Вокруг засуетились люди в белых халатах, заметив, что она очнулась. Они спросили только имя; никто так и не вспомнил про аварию. Время шло, но ничего не менялось: никто ни о чём не спрашивал.
И тогда она облегчённо выдохнула. Вот только вместе с облегчением пришло отвращение к себе за то, что так спокойно приняла такое положение дел.
Она ела невкусную больничную еду и смотрела телевизор, вот так она провела тот день. Тут начались новости об авариях на дорогах. Диктор каким-то бездушным голосом только и сказал, что семья из трёх человек, родители и их маленькая дочь, погибла в результате столкновения их машины с грузовиком, чей водитель уснул за рулём. Находившись в дороге непрерывно 36 часов, водитель грузовика заснул на несколько секунд, за которые и случилось столкновение. Водитель также погиб.
Но ведь это же неправда. Всё не так.
Семья ведь состояла из четырёх человек. Уми не была единственной дочерью, у неё ведь была старшая сестра. Но слова диктора будто переписали реальность, окончательно ставя точку в этой истории.
Это уже не был тот горящий мир, больше похожий на ад.
В этом же мире она осталась жива, вот только сам факт её существования был стёрт с лица земли.
Ей захотелось закричать, что было сил, но она стиснула зубы и сжала простыни в руках. Она терпела. Должна была. Потому что она сама выбрала этот путь.
Так прошла неделя со дня аварии. В тот день, в то самое время она смотрела на часы. Тик-так, тик-так. Стрелки часов дошли до 10 часов 54 минут. И в одно мгновение история этого мира была переписана. Во второй раз.
После этого она уже не могла тут оставаться.
Она уже была готова покинуть это место, но не знала, что произойдёт после. Поэтому она спряталась под одеялом и решила подождать до того самого момента. Ей надо было убедиться в том, что это на самом деле происходит.
Однако, хотя она и ждала этого, но всё равно он застиг её врасплох.
Сначала послышался вскрик. Голос был ей знаком. Именно это было первым, что она услышала, когда очнулась в больнице. Это была молодая медсестра, что была так добра к ней на протяжении всей этой недели. Она всегда давала ей сладости. А когда она сказала, что ей нравится читать, то медсестра одолжила ей интересную книжку.
Сейчас же медсестра кричала, потому что никак не ожидала увидеть её здесь. На её крик сбежались и остальный. Её доктор тоже был тут. Она знала их обоих по именам и продолжала повторять у себя в голове: Каназаки-сэнсэй — доктор, Танио-сан — медсестра.
Каназаки-сэнсэй подошёл к ней и спросил: «Девочка, ты кто такая?»
Эти простые слова тяжёлым грузом придавили её к земле.
Неуверенной походкой она вышла из палаты. Никто не мешал ей и не стоял у неё на пути: все разошлись, давая пройти, и только смотрели на неё, будто на сумасшедшую. У двери в палату она остановилась и взглянула на табличку с именем, которое точно было там минут тридцать назад, когда она ложилась в кровать. Сейчас же табличка была чиста, будто её имени там никогда и не было.
Она медленно спустилась по лестнице и покинула больницу через чёрный вход.
У неё больше не было семьи, и возвращаться ей было больше не к кому. Всё, что у неё было — это её собственная жизнь.
Эта мысль стала последней каплей, и тут она сорвалась. Она не могла остановить этот яростный, бурлящий поток, так что она закричала, чтобы выплеснуть накипевшее. Она закричала, что было сил, срывая голос: «А-А-А-А!».
Ночь была безлунной; лишь горстка звёзд тускло мерцали в темноте, будто отражая её угасающую надежду. Дыхание превращалось в белёсый пар: на дворе была зима. Вот только снега не было. И всё же она продрогла до костей, и лишь горло будто горело.
— А-А-А-А-А! — она всё продолжала кричать в никуда, и слёзы ручейками стекали по щекам. Наверно, она кричала, злясь на небеса, на весь этот несправедливый и жестокий мир, а ещё на людей, которые больше не знали о её существовании.
***
***
Сидя на лавочке в маленьком парке, я ела шоколад, полученный от того паренька. Чуть откусив, тут же удивилась: шоколад был сладким. Я уже и не помню, когда в последний раз ощущала вкус еды. Что бы ни ела в последние несколько лет, всё было абсолютно безвкусным.
Я всё продолжала есть, а плитка тем временем становилась всё меньше и меньше. Посмотрев на оставшийся маленький кусочек, настроение опять испортилось. «Так вот что значит “грусть”» — подумала я, пытаясь подавить в себе это неприятное чувство.
— Пора уже, — прошептала я, заставляя себя встать, только вот сил уже совсем не осталось.
Из-за холода руки в конец онемели, и даже пальцы уже не чувствовались. Будто руки мертвеца.
Прокручивая эти мысли в голове, я опять откусила маленький кусочек от оставшейся шоколадки. Она была такой сладкой, что аж плакать захотелось. Через пять минут уже ничего не осталось.
Я откинулась на спинку лавочки и посмотрела вверх, запрокинув голову.
Серые облака быстро плыли по небу, постоянно меняя форму из-за сильного ветра. Они будто стремились убежать, ненадолго оставляя меня наедине со своими мыслями.
— И что я делаю?
Вопрос повис в воздухе без ответа. Конечно, никто мне не ответит. Я это прекрасно понимала.
Смяв обёртку от шоколадки, я уже собиралась было её выкинуть, но что-то остановило меня, заставив положить в карман. Затем я встала с лавки и пошла, куда глаза глядят, так и не вынимая рук из карманов. Какого-то особого сентиментального смысла в моём поступке искать не стоит. Вся моя жизнь сейчас именно такая: бессмысленная. Я просто дышу, хожу и убиваю время. В конечном итоге всё равно ведь исчезну.
Такое существование — просто необходимая плата за жизнь.
Тот свет, который подарил мне надежду, и за который я успела ухватиться, как за спасательный круг, описать я никак не смогу. Это было «нечто». Да, именно «нечто». Какой язык не используй — всё одно. Наверное, если подумать, то самое близкое слово, что может хоть малость описать его — «чудо».
После того, как я прикоснулась к этому «нечто», я узнала много нового. Например, то, что от рождения и до самой смерти всё уже предрешено. Люди называют это судьбой или историей, вот только в её ход вмешиваться строжайше запрещено.
Думая об этом, я просто шла куда-то, по дороге пиная небольшой камешек носком ботинка. Неожиданно тот самый парнишка пнул его с правой стороны, и камешек улетел в заросли, переполошив птицу.
Эта птица улетела, потому что я пнула тот камешек. Из-за меня что-то изменилось в этом мире. Кто знает, может, в будущем это незначительное действие повлечёт за собой цепочку других событий, которые впоследствии изменят мир. Даже что-то такое маленькое может навсегда исказить эту реальность…
Я должна была умереть в ту ночь, но каким-то чудом выжила. Вот только с того момента я стала той, кто больше не имеет право на существование в этом мире. Все мои действия превратились в нечто, наподобие чёрного ящика, который может изменить будущее. Вот только у меня никакого будущего нет.
Что касается моего прошлого, его забрали у меня в качестве платы за жизнь. Но это было необходимо, чтобы соединить прошлое и будущее без последствий для последнего. Поэтому каждый вторник в 22:54 всё, что я делала до этого момента, моё «прошлое», стирается из истории этого мира. Все воспоминания обо мне, моё имя, моё лицо, всё это стирается из памяти других людей.
Взамен, я получила неделю будущего. Даже Бог не смог бы дать мне восьмой день. У меня такое чувство, что я играю в «музыкальные стулья». Каждый день один стул исчезает, и к восьмому дню они исчезают все. Вот и всё, конец игры. Пожалуйста, перезагрузите и начните с начала. Но я знала, что так будет, когда хваталась за тот свет. Я знала, что будут последствия.
Тут уже некого винить.
Всё, что я могу, так это продолжать жить.
Чтобы убить время, я решила пойти дальней дорогой до станции, как вдруг услышала жалобное мяуканье. Это заставило меня остановиться. Звук был такой тихий, будто в любой момент он мог угаснуть. «Мяу, мяу». Звук шёл откуда-то сбоку. Вот только всё там поросло высокой травой, и я не могла ничего разглядеть. Я ещё раз осмотрелась, но опять никого не увидела. Снова послышалось мяуканье. Только я слышала его.
И я знала, как ему должно быть больно, как одиноко, и понимала это отчаяние лучше, чем кто-либо другой.
«Мяу».
Раздвинув траву, я наконец-то его увидела. Он лежал там, маленький и весь испачканный в земле настолько, что цвет шёрстки разглядеть не получалось. Наверное, он родился не так давно. У него были крохотные коготки и маленькое тельце, а ещё большие голубые глаза. Мне казалось, что я смотрю на Землю из космоса.
«Мяу».
Его крик о помощи был услышан мной. Голубые глаза заворожили меня. Только меня одну.
— Хочешь пойти со мной? — я протянула руку, легонько поглаживая шёрстку котёнка. Она была такой пушистой и тёплой. Прошло уже много времени с тех пор, как я в последний раз чувствовала тепло.
В гостинице я первым делом отмыла его от грязи. Теперь он уже не был покрыт слоем грязи, давая возможность разглядеть цвет. Шёрстка его была белой, словно снег, поэтому я назвала его Сиро*.
Сиро на самом деле оказалась девочкой. С тех пор, как я принесла её сюда, она ни разу больше не мяукала, будто и не звала меня там, в траве.
Кормила я её с пипетки разведённым молоком. Она пыталась отвернуться, всячески показывая, что ей это не нравится, но только мне, наконец, удалось заставить её слизнуть каплю, как она без всяких дальнейших возражений стала есть.
Сиро была ещё совсем маленькой, да ещё и очень слабой, поэтому я не покидала номер, всё время проводя с ней. На улицу её брать не стоило, наверно. Так и провела целый день в номере, сидя рядом с Сиро и читая книжку.
Иногда она подходила ко мне, ласково потираясь головой мои ноги. Тогда я брала её на колени, и она тут же удовлетворённо сворачивалась клубочком, засыпая. Я чувствовала приятную тяжесть и тепло жизни, перелистывая страницы книги. Наверно, именно это меня и спасло.
— Если ты будешь всё время спать, то потолстеешь, — Сиро даже не мяукнула, продолжая спать. Я уже начала скучать; хотелось поговорить с кем-то.
— У тебя такая красивая шёрстка, но ты такая худенькая. Тебя надо откормить.
— Мяу, — она, наверное, разозлилась, что я мешаю ей отдыхать, но моё настроение тут же поднялось.
Иногда она выпускала коготки: кошки делают так, когда им очень хорошо. Но даже небольшая боль казалась приятной. Потому что эти царапинки, оставленные на коже, были доказательством моего контакта с живым существом.
— Ну прости, прости, — извинилась я, мягко поглаживая её, пока Сиро опять не заснула.
— Как же так, и мне спать захотелось, — я отложила книгу в сторону, пытаясь подавить зевок.
Откинувшись на спинку кресла, я закрыла глаза. Хоть спать сидя, да ещё и с кошкой на коленях, не очень удобно, но мне было всё равно. Поначалу это была скорее дремота, чем полноценный сон: я то засыпала, то просыпалась, но потом окончательно уснула.
Не знаю даже, сколько времени прошло, но когда я проснулась, вокруг была кромешная темнота. Из-за неудобной позы болела шея и ломило спину. Ноги затекли, но Сиро всё ещё спала, поэтому пока не встать было нельзя. Протянув руку к столу, я нащупала пульт от лампы и нажала на кнопку. Оранжевый свет ярко вспыхнул, ослепляя, и полностью осветил небольшой номер примерно в 13 квадратных метров.
Потянувшись, чтобы размять мышцы, которые будто одеревенели после сна, я посмотрела на время. 10:57. Прошло уже три минуты с 10:54. Похоже, я проспала почти восемь часов.
Сегодня вторник. Мир опять изменился.
Что ж, пора мне выселяться из этой гостиницы. Вот только сначала надо разбудить одну соню. Сиро, наверное, удивится, когда проснётся. Ведь её воспоминания обо мне тоже исчезнут. Она не поймёт, почему это она вдруг лежит у кого-то на коленях.
Но она ведь кошка, поэтому спросить «Кто ты?» не сможет. Если я буду кормить её, Сиро ведь снова ко мне привяжется?
— Сиро, просыпайся, — тихонько сказала я, поглаживая её, но уже в следующее мгновение испуганно отдёрнула руку. Тело её отвердело, и тепло медленно покидало его.
— Сиро, ты что, умерла? — спросила я, только для того, чтобы убедиться в реальности происходящего.
Ответом мне послужила гробовая тишина. Теперь уже Сиро никогда мне не ответит.
Сиро должна была умереть на обочине, в траве. Это была её судьба. Ей было нечего есть. Она была голодная и замёрзшая. Я спасла её своим вмешательством.
Однако существо, которое должно было умереть согласно всем законам природы, не могло продолжать жить, не могло иметь будущего. Вот поэтому и все мои усилия, чтобы сохранить Сиро жизнь, оказались просто-напросто стёрты. Таким образом, мир просто восстанавливал изначальный ход событий.
После того, как душа покинула её тело, Сиро казалась легче. Правду, видимо, говорят, что душа весит 21 грамм.
В глазах стали скапливаться слёзы, которые затем прочертили солёные дорожки вниз по щекам. Падая, они разбивались о мягкую шёрстку Сиро. Тут я не выдержала и зарыдала.
Стиснув зубы, я пыталась успокоиться. Обычно ведь у меня хорошо получалось сдерживать эмоции, но почему-то именно сегодня, даже собрав всю силу в кулак, не могла остановить слёзы, хоть и очень хотелось. Это не было красивым зрелищем.
Я ведь плакала совсем не из-за Сиро, а от жалости к себе. Мне, наконец-то, удалось почувствовать тепло, как оно тут же исчезло, наполняя меня отчаянием от одиночества. В груди болело сердце. Оно ведь самый ранимый орган, но его без жалости проткнули, оставляя после себя лишь боль.
Я всё пыталась перестать плакать, сжимая зубы; даже ущипнула себя за руку. Это было больно.
Вот только боль в сердце это не затмило.
Сиро надо было срочно похоронить, поэтому на следующий день я пошла искать место. Если бы на её месте была я, то мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел моё разлагающееся тело. Мне кажется, что наши с Сиро желания совпадают.
Я взяла обычную картонную коробку из супермаркета, постелила туда белое полотенце, а сверху положила Сиро. И всё же, как ни погляди, но казалось, что она просто спит. Будто если бы я её позвала, она бы открыла глаза, может быть мяукнула в ответ, а может быть стала бы царапаться. Конечно, я понимала, что этого не произойдёт.
В итоге я нашла пустырь недалеко от станции, где и похоронила её. Там, конечно, висела табличка, сообщающая о том, что это частная собственность, но не думаю, что они бы стали сильно возражать.
Пока я сидела там на коленях, выгребая землю лопаткой, то чувствовала, как чужие взгляды проходящих мимо людей прожигают мою спину. Несмотря на то, что в этом месте людей было не так много, глупо было бы полагать, что прохожих вообще не будет. Но сколько бы они не смотрели, никто не подошёл и не заговорил. Бросив взгляд в спину, они проходили мимо, а стоило развернуться, как они тут же отворачивались.
Я просто сидела и молча копала землю. Однако в процессе меня начали мучать мысли: «А что, если всё это тоже исчезнет?» Ведь я это делаю в одиночку, а потому вероятность была слишком высока, даже несмотря на наличие свидетелей. Мне надо было найти кого-то, кто похоронит Сиро вместо меня. Другого пути не было.
За эти несколько лет я порядком ослабела, и даже откапывание небольшой ямки, где Сиро могла бы поместиться, заняло у меня порядочно времени. Втыкая лопатку в твёрдую землю, я не ожидала услышать громкий резкий звук, который ударил по барабанным перепонкам.
— Вот же чёрт, — пробормотала я.
Видимо, наткнулась на камень. Рука, держащая лопатку, уже болела, а я сама жутко устала, поэтому прямо так и села на голую землю, ничего не подстелив. Обычно ни за что бы так не сделала. Рядом стояла пластиковая бутылка с чаем, купленная немногим ранее. Пить хотелось неимоверно. Утолив жажду, я принялась разминать затёкшую руку.
— Что ты делаешь? — неожиданно раздался голос сверху.
Подняв взгляд, я увидела знакомое лицо. Это был тот самый паренёк, с которым я столкнулась несколькими днями ранее. Сегодня он был одет в спортивную чёрную майку в красную полоску, а на плече висела сумка.
— Опять ты?
— М-м? Мы разве встречались? — спросил он, выглядя очень озадаченно.
А-а-а, ну конечно. Мир же опять был переписан с нашей последней встречи. Он не помнит ни меня, ни то, как он поймал меня в магазине, ни ту шоколадку, которую он мне дал.
«Но он подойдёт», — подумала я. Если это он, тот самый добрый парень, который помог незнакомке, то он точно выслушает мою странную просьбу.
Решившись, я встала на ноги и стряхнула землю с юбки, только голову пока не подняла, смотря вниз: всё пыталась собраться с духом и нацепить на лицо фальшивую улыбку. Вот только я, наверное, переборщила, потому что улыбка вышла какая-то совсем не натуральная. Но что поделать, я уж и забыла, каково это, улыбаться от всей души.
— Прости, я, должно быть, обозналась. Неудобно тебя беспокоить, но если ты не против, не поможешь мне? У меня кошка умерла, и я пытаюсь выкопать могилу тут для неё, — попросила его я, ожидая, что ему будет нужно время подумать. Однако он удивил меня. Он без колебаний кивнул и только сказал «Понял», затем снял сумку с плеча и опустил её на землю. Выдернув лопатку, которую я до этого воткнула в землю, он стал быстро копать. Я же просто присела на корточки позади него, неотрывно смотря ему в спину.
— Почему ты заговорил со мной? — спросила я его, так и сидя за спиной.
— Ну, мне показалось, что ты плакала, — ответил он, остановившись.
— Врёшь ты всё. Я совсем не плакала, — сказала я, тут же трогая щёки, чтобы проверить: они были абсолютно сухие. Не плакала ведь.
— Ну, мне так казалось. Ты выглядела потерянной и уже не знала, что делать, но всё равно не сдавалась, взгляд у тебя был очень решительный. Так что я просто не мог пройти мимо.
— Чудной ты.
— Как грубо с твоей стороны.
— Тебе до меня этого никто не говорил?
— Ну… Знаешь, у меня нет страсти или достаточной дисциплины, чтобы заниматься чем-то. Поэтому я действительно уважаю и восхищаюсь людьми, которые не сдаются и идут до конца ради любимого дела. Может быть, я просто использую это как отмазку, конечно, но я искренне надеюсь, что они всегда будут такими. А может быть, я просто идеализирую их. Но я стараюсь помочь им в достижении их целей.
— У тебя был такой человек?
— Такой человек?
— Ну, которым ты сначала восхищался, а потом что-то пошло не так, и он просто сдался?
— Да, есть один. Не могу представить, как трудно ему было через всё это проходить. И всё же… — под конец его голос стал совсем тихим, так что я не расслышала, что он сказал.
Однако судя по его словам и чувствам, которые были вложены в них, он не был похож на человека, у которого нет страсти и упорства. Мне кажется, что это только он так считает. Хотя и есть вариант, что он просто ещё не нашёл то, чем ему хотелось бы заниматься.
— Ясно. Тогда хорошо бы было, если бы ты однажды нашёл это.
— Э?
— Что-то, чего бы ты хотел от всего сердца, — он ничего не сказал в ответ на мои слова, только засмеялся и молча продолжил копать.
Пока мы разговаривали, я и не заметила, как он выкопал довольно глубокую яму. Этого было достаточно, чтобы похоронить Сиро.
— Этот котёнок? — спросил он, заглядывая в коробку с телом Сиро.
— Ага.
— Как зовут?
— Я назвала её Сиро.
— Потому что окрас белый?
— Предсказуемо, да?
— Да нет, хорошее имя. Говорят ведь, что имя отражает сущность.
Я положила тело Сиро в яму, а затем мы сложили руки у груди, готовясь к молитве. Я должна была помолиться за её душу, но не знала толком, как это сделать. Я не собиралась ничего говорить, но как только открыла глаза, не смогла остановить себя.
— Эту малышку я нашла одну-одинёшеньку на обочине, в зарослях травы, — начала я внезапно. Он ничего не сказал и просто стал слушать. — Всего неделя прошла с тех пор, как я её подобрала. Знаешь, мне казалось, что она позвала меня. Когда я спросила, хочет ли она пойти со мной, она замяукала в ответ, будто соглашаясь. Увы, её жизнь продлилась лишь неделю после этого. Было бы ей лучше, если бы я оставила её там, в зарослях на обочине? Был ли в этом смысл? Она ведь смогла пожить ещё всего одну неделю.
Так же, как и я. Мои родители и Уми погибли, но мне удалось избежать смерти. Только вот смысла это не имеет. И почему я так сильно хотела жить?
Смотря на зимнее небо, я нашла звезду Сириус. На греческом это значит свет, способный обжигать. Если это было бы так, я уже давно должна была сгореть в нём.
Но я жива, и это моя реальность. Однако с той ночи я постоянно пыталась отыскать смысл в такой жизни, которую выбрала сама.
— Но ведь ты была с ней всю эту неделю, так ведь? — вдруг спросил он, хотя до этого только слушал. — Если в такой жизни и был смысл, то ты была той, кто придал его ей. Тебе ведь грустно сейчас от того, что её больше нет, а это значит, что Сиро была любима. Мне кажется, что она всё-таки была счастлива. Как-то так, наверное.
Ты ведь не забудешь эту неделю?..
Вот что он имел в виду.
— Так ты думаешь, что смысл всё-таки был?
— Даже если и небольшой, но был. Я так считаю, но за Сиро говорить не могу. Она ведь навсегда останется в твоём сердце, разве это не своего рода благословение для души?
Удивительно, но его слова попали прямо в цель.
Вот оно как. Если сумел навсегда остаться в чьём-то сердце, то твоя жизнь имела смысл. Если и я смогу, то и моя жизнь, может, не будет напрасной.
Я посмотрела на парня, сидящего рядом со мной. Даже если меня не станет, то этот добряк точно меня запомнит, не важно сколько лет пройдёт, да? Я всё думала об этом, и решила, что именно для этого хочу прожить свою жизнь. Решено.
— Слушай, как тебя зовут-то?
— Сэгава Харуёси. А тебя?
Его имя будто отпечаталось в моём сердце. Я безмолвно обратилась к нему: «Сэгава-кун, полюби меня. Найди для меня место в своём сердце и запомни навсегда. Когда это случится, я точно…».
— Меня зовут Сиина Юки, приятно познакомиться, — от всей души улыбнулась ему я.
- ↑Сиро с яп. — белый