Разрыв в результате расстройства (Новелла) - 4 Глава

Vt.in day dream

*** Фантазия по окончании истории. Постскриптум, увиденный одной девушкой в непримечательном сне, где она была с Арикой. 0/ (14 февраля 2005 г.)

Сигнал тревоги из госпиталя им. Ольги поступил в третьем часу быка, когда даже деревья спят. Произошло все в три с лишним часа пополуночи, где-то за три часа до рассвета.

Тома Мато, принявшая звонок (не в качестве инспектора, а как консультант отдела контроля общественного порядка клиники), срочно подготовила вертолет и полетела в горные окрестности префектуры N, где и находилась клиника.

Тринадцатого числа в двадцать два часа среди пациентов с агонистическим расстройством произошел выброс агрессии.

Начало буйствам положило незначительное дисциплинарное нарушение среди пациентов корпуса C, но вскоре вспышка распространилась и на корпус B. Словно спланировав загодя, пациенты единовременно взбунтовались. Удостоверившись в сплоченности действий больных, персонал госпиталя ретировался из корпусов B, C и D, неизбежно отступив к корпусу A. В ноль часов четырнадцатого числа пациенты оккупировали центральный корпус А ровно по третий этаж, но с введением в действие отряда безопасности положение полностью изменилось. Беспорядки приписанных к корпусам B и C пациентов были незамедлительно подавлены.

Однако… Время сыграло свою роль, и подстрекатели бунта — пациенты корпуса C — сняли запоры с корпуса D. Появление из самой глубины этого корпуса девушки коренным образом изменило ситуацию.

Три часа утра следующего дня.

Временный выброс агрессии пациентов вылился в массовые убийства без разбора и без средств противодействия.

***

Поэтому сейчас в гористой части префектуры N, на высоте двух километров…

— …Вот такое положение. Сегодня в порядке исключения даю разрешение на оружие. Защити себя сам.

Мы сидели в дребезжащем и ревущем вертолете, и Мато-сан передала мне маленький пистолет.

— Стоп, мы не об этом говорили! Почему?! Почему я вообще здесь?! Ведь ни при чем, ведь на этот раз я абсолютно ни при чем!

Я махал головой изо всех сил, отрицая свою причастность, но, увы, ремни крепко держали оба моих плеча. Серьезно, какой в этом смысл? Я, Исидзуэ Арика, минуту назад страстно жаждавший отоспаться, по какому-то кармическому беззаконию был брошен рукой Мато-сан вне очереди прямо в ад!..

— Да ладно тебе, Сёдзай. Когда я сказала, что давно не бывала в таком луна-парке, ты же сам предложил как-нибудь сходить. Вот выдался неплохой случай… Ну, да. Мне тоже кажется, что лаборатория в горах для первого свидания не очень-то подходит.

— Я же пошутил! Это была ирония! Мне не интересны ни крысы, ни кошки! Ну же, Мато-сан, здесь ведь нет американских горок?! Это ж Ольга, там вообще развлекаться невозможно!

— Ха-ха-ха. Да брось, наверняка будет интересно! По крайней мере, нам дали сто очков возбуждения.

Самые невеселые сто очков в мире.

— Что за бодрая улыбочка?.. Что, так не терпится утащить меня в корпус D?!

— Э… Ну не злись ты так. Честно сказать, помещения Ольги — тайна под семью замками. Своих мне туда долго протаскивать. Ты — все, что я смогла найти за полчаса. Извини, что втянула.

— А… Л-ладно.

От неожиданности у меня спутываются мысли.

М-Мато-сан извиняется с таким серьезным видом… У меня что-то голова закружилась. Только это не от ужаса, а словно от мысли: «Ох, я ж завтра женюсь!..»

— И тут нам почти пора. Слушай, в этой пушке ампулы с транквилизатором. Главное — примерно попасть, а оно сработает. Я, конечно, не жду от тебя прицельной стрельбы. Но если тебя обхватят — дави крючок. Яда там достаточно, чтобы оно сдохло на месте. Потому что по вчерашним данным батрахотоксин не испытывали. Иммунитета пока что быть не должно.

— По-моему, это уже не «транквилизатор», Мато-сан… И потом — что, если враг не обхватит?

— На этот случай смажь ласты клеем… Так! Спускаемся. Ты у меня первый козырь. Никуда не отходи.

Вертушка зависла над центральным корпусом клиники Ольги.

Мато-сан взяла два комично огромных автоматических пистолета, которые еще более комично положила дулами на плечи. Откровенные такие противотанковые базуки. Присмотревшись, я заметил, что это были не ее обычные «беретты», а гордо носящие имя самых больших в мире пистолетов «пустынные орлы».

— Хм-м…

Нет-нет. Такие стволищи в двух руках просто невозможно таскать. Даже Мато-сан держит их скорее как топоры; может, смотрится это и круто, но ни о каком прицельном огне не может быть и речи.

Я уже хотел тяжело вздохнуть — то ли она хочет столько огневой мощи, то ли просто пироманьяк — но через крышу мы уже проникли внутрь центрального корпуса, и я был вынужден признать, что мера оказалась оправданной.

Коридор жутко изменил свой вид. И пол, и стены, и потолок — все было изукрашено человеческими телами.

Какие — разбросаны кусочками, как еда.

Какие — разделаны штабелями, жалкие останки персонала и пациентов.

Скорее всего, даже самые большие счастливчики из восьмисот человек, загнанные сюда, не смогли выбраться на крышу и были кем-то убиты.

БУ-РУ-М-М.

Локальное землетрясение сотрясло центральный корпус.

Если прикинуть, что это происходит на нижних этажах, вооружение Томы Мато обретает еще больше смысла.

— Мато-сан… А живые здесь вообще есть?

— Биолокатор дает семерых. Один — точно из этих. Вот тут светимся мы с тобой. Еще один в C, один в B, один в D. Ну и еще…

О последнем и говорить нечего.

На нашем самом верхнем двадцать пятом этаже в конце извилистого коридора появилась подозрительная тень.

Мужчина в одежде пациента корпуса D улыбался во весь рот, встречая прибытие новой дичи.

— Курамицу Мерка!..

«Пустынные орлы» Мато-сан мгновенно заплевались огнем.

Легко превосходящие «беретту», одним касанием лишающие всего тела Магнумы 44 калибра разрядились в пациента из корпуса D Курамицу-сан.

***

…Куда ни кинь взгляд — море крови.

Металлический квадратный коридор. На полу — широкое болото, ноги уходили в него по лодыжки.

Рдеющая поверхность, напоминающая скользкое желе. При таком количестве крови невозможно было разглядеть ничего похожего на человеческие тела. Все выглядело так, будто кровь натекла из какой-то комнаты и залила весь пол корпуса D.

На этом красном ковре стоит Исидзуэ Каната.

Как шикарная роза, как изящная хризантема, как яркий подсолнух, девушка была безукоризненно гармоничным контрастом. Прекрасная, как цветок, — нет более подходящей метафоры. Сегодня ее семнадцатый день рождения. Два года назад, будучи еще наивной девочкой, сейчас она оформилась в прекрасную женщину. По крайней мере, на сторонний, телесный взгляд.

Где-то за пять метров от нее находилась девушка, очень на нее похожая.

Ее имя — Хильмия Рузель.

Больше всех остальных пациентов корпуса D ненавидевшая Исидзуэ Канату, она пыталась убежать в центральный корпус, но была окликнута и теперь являлась прискорбной жертвой девиза «ни один не уйдет».

— Это бред. Ты серьезно хочешь убить всех до единого?

Горделиво, с исполненным ненависти и отвращения взглядом, Хильмия Рузель вопросительно поднимает бровь. Она мечется в беспощадном урагане мыслей, рассчитывает, надо ли продолжать бегство и быть убитой или встать лицом к лицу опасности и выжить.

— О-о. Какие ты чудесные слова говоришь, Хильмия-сан. Четыре года тут прожила, а твои суждения ни капли не изменились. С этим, наверное, тяжело жить, а?

Исидзуэ Каната беззаботно улыбнулась. В этом море крови она и Хильмия Рузель — на разных полюсах: в позиции, в способностях, в способах мышления.

Можно назвать их охотником и жертвой.

В отличие от старающейся как-то выкрутиться и выжить Рузели, Каната не испытывает особого дискомфорта. Только некоторое недовольство. Она одета в тренировочный костюм, похожий скорее на нижнее белье. Все случилось очень внезапно, и у нее было не так много времени. Ведь на самом-то деле она хотела быть в приличном платье, когда настанет день бешенства.

— Не равняй меня с собой. Я в своем уме. Не считай меня какой-то дешевкой, которая так легко съезжает с катушек.

— Ах, извините, пожалуйста. Только я тоже в своем уме, ага? Я спокойно и осознанно прикинула, что одна смогу перебить всех. А иначе я бы не начала этот бой! Лезть в драку без единого шанса на победу — по-моему, это ты здесь без башни.

— Именно поэтому ты психопатка!.. Одной перебить всех? Серьезно? Тебе, которая может играть лишь мышцами?.. Не смеши. Да, ломать — лучше тебя мастеров нет. А вот играть — ты мне даже в подметки не годишься. Как и все остальные. Ты себе и представить не можешь одержимых корпуса D. Может, тех, что в C, ты и осилишь, но нас…

— А-а. Поняла, ты не в курсе. Извини, Хильмия-сан. Здесь из живых уже остались только я и ты, — прощебетала она, улыбаясь до ушей.

— А!..

Еще бы Хильмии Рузели не лишиться слов.

Пациенты D — с ними обходились как с монстрами. Показавших А-симптомы людей считали «больными», но даже работавшие с ними врачи клиники бросили их на произвол судьбы. Их синдром выходил за рамки медицинской науки, и таких людей без прикрас звали «одержимыми», монстрами. И вот из этих четырнадцати равных по смертоносности существ остались только они?..

Нет, здесь были и те, кто просто находился в тяжелом состоянии и даже пальцем не шевельнул. Из сорока набралось ли хотя бы десять таких, как Каната, кто мог играть роль массового убийцы?

Тем не менее, именно поэтому они были избранными из избранных. Они были теми, кто без стыда носил звание «одержимый». Они были чудовищами, которых боялся персонал Ольги. И их больше нет? А тот полный потрохов бассейн, на который становилось тошно смотреть? А мужчина, который так замкнулся в личном пространстве, что можно было назвать это пространство другим измерением? А ребенок, который заставлял тела мгновенно сгнивать и становиться подобием супа? А то существо, сознание которого пришло в такое помрачение, что оно превращало в бред все вокруг него?

И всех их голыми руками истребила эта женщина?

— Исидзуэ…

— О, решилась-таки? Вот и славно. Вот теперь я тебя заберу и облизнусь. Опять же, такой шанс бывает раз в жизни. Было бы расточительно так и не попробовать всех вас на вкус, верно?

Каната пригибается, выставляет ногу чуть вперед, готовясь метнуться к цели.

От одного этого движения рождается сотрясение, по красному ковру проходит рябь.

— Каната!!!

Голосовые связки Рузели сотрясают воздух.

Даже будучи таким монстром, за скоростью звука не успеть. Взметающую багровые брызги Канату встречает ответный удар «новообразования» Рузели. Звуковое внушение на частоте биоволн. Испускаемый ее телесными биотоками электроимпульс вторгается в человеческий мозг. Он действует на расстоянии тридцати метров.

БУХ-Х.

Их двухсекундное столкновение закончилось. Выставленный правый кулак непринужденно бежавшей Канаты взрывает стену за спиной Рузели.

Металлическая стена прогибается с жалобным визгом. Будь этот удар прямым попаданием, он бы перемолол органы Рузели в труху, но он отклонился в левую сторону, прошел мимо. Это не Рузель увернулась, но Канату подвел глазомер.

Меткое движение Канаты невероятным образом ушло в «молоко». Девушка не поняла, почему она промахнулась. Она тут же перевела взгляд на свою цель, но сбоку…

— Что, а-а-а?!

Каната пораженно смотрела снизу вверх на ту, что была меньше ста шестидесяти сантиметров ростом. Ростом теперь таким, что приходилось смотреть снизу вверх — на вытянувшуюся вдесятеро фигуру. Фигуру настолько гигантскую, что темнело в глазах.

— Хи-хи… Добро пожаловать в мой мир. Вот теперь игра окончена, марионетка!..

Разумеется, дело было не в том, что Хильмия Рузель стала великаншей. Таких противоречащих законам физики акселераций не бывает. А значит все наоборот. Исидзуэ Каната за каких-то несколько секунд сжалась до десятой доли своей величины? Разумеется, это еще более маловероятно. Атомарное притяжение не допустило бы такой бредовой компрессии живого существа.

Здесь вопрос не в физике, а в рассудке. Просто мировосприятие Исидзуэ Канаты породило аномалию. Ни пространство не расширилось, ни она не ужалась, но масштабы зримой картины и воспринимаемые мозгом видения взяли и запредельно сошли с ума, не спросив ее мнения!..

— Ой. Это все на самом де…

Это не реальность. Нет, реальность, но лишь в пределах широты восприятия мозга. Даже с пониманием этого все ее чувства воспринимали гигантский мир очень уж реалистично. Для теперешней Исидзуэ Канаты красная лужа стала озером, доходящим до ключиц.

Хильмия Рузель.

С ранних лет живя со зрительным расстройством, она постоянно и безысходно заявляла: «На меня давит все вокруг». Ее слова не доходили до родителей. Ее, сжимавшуюся в комочек в углу комнаты с плотно сжатыми веками, бездумно считали очень застенчивой, неспособной приспособиться к обществу.

И все же мир на самом деле виделся ей гигантским. Легкое нарушение зрения и тяжелое расстройство восприятия. Через восемь лет безумные шестерни сцепились, наконец, в действующий аномальный механизм. Она не могла ощущать расстояние до предметов. Девочка продолжала кричать об ужасе когда огромного, когда далекого искаженного мира, но, как и прежде, никто не понимал ее и она оставалась одна.

Дисгнозия — нарушение познавательной способности, непонимание истинного масштаба мира. И вот эти одинокие времена вселили в нее демона. Не для того, чтобы исцелить аномалию. Она создала новообразование, чтобы заставить остальных понять свой кошмар, о котором никто до сих пор даже слышать не хотел. Она желала показать свою боль.

— А. Это «Double Bind» — одержимость, способная вселять в других свою дисгнозию…

— Верно. Сначала дело ограничивалось совместным ощущением, но сейчас все иначе. Ведь общностью можно убить только кого-то одного! Чтобы сделать весь класс инвалидами, такую растрату допускать нельзя.

Великанша Рузель подняла ногу.

Будь здесь кто-то третий, это движение показалось бы ему обычным шагом вперед. Вот только Канате сейчас казалось, что она занесла над ней истинный, великий кошмар.

— Я могу не только делиться своим ощущением, но и подменять чужое. Я же сказала тебе, деточка? Ты хорошо умеешь разрушать, но играть с разумом я умею на порядок лучше!

— Кх!

Галлюцинация падающей пятидесятитонной массы.

Каната сделала сильный уклоняющийся скачок назад, но расстояние между ними совершенно не увеличилось. Подвижность тела была ограничена сжатым сознанием. Сейчас она действительно собиралась прыгнуть на десяток метров, но на самом деле ее тело отступило на какой-то десяток сантиметров.

Да, такое трудно вынести.

Она не понесла никаких телесных повреждений, но у нее, затянутой в этот многочасовой кошмар, начинал плавиться рассудок.

— Долго ли ты сможешь бегать? А то, если угодно, могу добавить еще масштаба.

Ошибка восприятия.

Властительница безумной перспективы занесла ногу. Ей не уйти. Восприятие Канаты, только что способной избежать удара Рузели, уже считало масштаб окружающего мира за истину.

Идущая электромагнитными импульсами, действующая прямо на мозг психическая зараза. Промывка мозгов несравненной силы. Исправить это может только стороннее вмешательство и депрограмминг.

А еще… Девушки не могли о нем знать, но есть такой одержимый, который, подвергаясь подобной атаке, действовал даже нормальнее.

Он — одержимый с противоположным Рузели знаком. Хиномори Сюсей и Каната встретятся совсем скоро.

Каждый из них по-своему преодолевал такие ментальные вмешательства.

— Нет, уже хватит, Хильмия-сан. Да, мне действительно требовалось время… но все-таки подобные грезы я год назад уже пробовала.

Ей не убежать от Хильмии Рузели. То есть ей нет нужды убегать. Для Исидзуэ Канаты это новообразование — уже дела давно минувших дней.

— Что?..

Озноб по позвоночнику — да что там позвоночник, дрожь доходит до самого мозга.

Хильмия Рузель поднимает глаза к источнику голоса — который находится высоко над головой.

Она не может понять… Она бы так никогда не смогла! Там высится Исидзуэ Каната, задевшая бы головой облака, если бы они были.

— И знаешь что? Извини, но это совсем не смешно.

Словно пало небо.

Не иллюзия, порожденная сжавшимся восприятием, но и в реальности топчущая Рузель правая нога — небрежно — опускается совсем рядом.

БУХ-Х.

Удар сотрясает багровую жидкость, проход, да и все здание. Для Хильмии Рузели, получившей свою усиленную дисгнозию обратно, этого хватает, чтобы стерся в порошок ее правдивый мир, чтобы настал ее конец света.

*** БУХ-Х.

После жаркого сражения Курамицу Мерка рухнул ветошью под «пятью ударами по срединной линии» Мато-сан. Chest*!

— Повезло… Просто я знала состояние болезни Курамицу. Да и одержимость его — если знать, где центр, то можно легко справиться. Если бы он был того же типа, что и «Лишнекишки» Ясики Докема или «Фризия» Еругути Сисия — пришлось бы положиться на него.

Мато-сан кивнула на реактивный гранатомет на плече. Я — первый козырь, а за второй, значит, выступает он.

Бросив тело бывшего жильца корпуса D Курамицу Мерки, Мато-сан направилась к лестнице. То ли свет отключили, то ли кто-то сжег проводку, но лифт стоял на месте.

БУХ-Х.

Центральный корпус снова заходил ходуном от загадочного землетрясения. Источник толчков — явно на первом этаже. Вон как долбит, аж на двадцать пятом чувствуется. Вниз совсем не хотелось, но Мато-сан машет мне — иди быстрей сюда.

— М-м, вопрос, Мато-сан. Не по теме, правда.

— До третьего этажа жизни не видно. Ладно, можем пока и поболтать. Задавай уже свой вопрос.

— Да. В общем, вы сейчас что-то странное говорили про линкишинки и фризию, или как там?.. Это что, клички пациентов?

— Ну-у, да… Только имей в виду, я тут совсем ни при чем! Ну как бы это… Когда они поступали на учет, так их от лишнего рвения и записывали, вот, — она передала мне листик из блокнота.

Знакомые буквы… Несколько раз я такие видел, когда брал задания… Ну, точно, была одна любительница выдавать клички. Тогда ей было четырнадцать, а, нет, пятнадцать. Почему бы и нет, в конце концов? Хотя эти переходят всякие границы. Но, наверное, хорошо, когда у человека есть фантазия.

БУМ-БУ-РУХ.

Однако… Центральный корпус тряхнуло еще сильнее и злее.

Мы прошли двенадцатый этаж. Чем ниже спускались, тем удушливей становился запах крови.

Двенадцатый был еще вполне человеческим. Хотя здесь уже давно царил ад. Стены цвета розовой органики. Воздух вроде сладкой патоки. На каждом этаже разрушения всех мастей, а на двенадцатом — я глянул мельком — восточная стена стерта начисто. Разве что бульдозером можно было бы так основательно все разнести. После этого я решил, что не удивлюсь, если это внезапно стало гигантских размеров, да к тому же умудрилось сохранить форму. Слишком уж игнорировался закон сохранения энергии.

— М-мато-сан. Думаете, эти ракеты на ней сработают?

Сим вопросом я высказал, можно сказать, самую суть моего беспокойства.

Если ответит «не сработают» — начну марафон в обратном направлении. Хоть режь, а вернусь на крышу и знай себе буду смотреть за великим финальным боем с чудовищем с трехкилометровой высоты.

— Пока сработают. Хотя это «пока» еще минут на пять… Если оно за эти шесть часов испытает такую смерть, что ее на кусочки разорвет, наш дружок станет бесполезен.

— Чего? Объясните попроще.

— Говорю же. Оно — одержимый с иммунитетом ко всему на свете. Я только что сказала — теперь просто так убить не получится… В самом начале произошел небольшой несчастный случай. Персонал ошибся с количеством нервнопаралитического газа и хорошенько это убил.

— Имею замечания к докладчику по разным пунктам, но продолжайте.

— Угу. Инцидент печальный, но что сделано, то сделано. Мы уже начали вскрытие тела, как оно вдруг ожило. Что самое бредовое — тело было полностью мертвым, но мозг, похоже, функционировал независимо, Потом тот же газ на это уже не действовал. Тело больше от него не умирало. Догадался, что было дальше? Персонал нервничал и ликовал одновременно. Их можно понять. Гибель от яда — а затем, спустя какое-то время, выработка нейтрализующих антител. Короче, можно было проводить смертельные эксперименты всего на одном субъекте. Идеальная экспериментальная модель.

БУХ-Х.

Монструозный пульс потихоньку приближался.

— Но через месяц все пошло наперекосяк. Разумеется, у этого в теле происходили уже не человеческие химические реакции. Нельзя было применять науку. Данные сотен экспериментов ничего не дали, но, как ни прискорбно, это выработало иммунитет к тем же сотням разнообразных смертей.

ТА-РА-РАХ-Х!

Мы — на пятом этаже.

Жуть. От исходящего с нижних этажей запаха крови туман в глазах.

— Сечешь? Препаратами из запасов Ольги это теперь не убить. Конечно, есть сколько угодно других способов. В крайнем случае, можно сунуть это под пресс или, как сейчас, задействовать взрывчатку.

— Но… если это все равно оживет, что дальше? — продолжала она. — Если оживут кусочки мяса, это уже не к нам. У нас кончатся методы с точки зрения физики. И персонал Ольги испугался этого «если». Они не имели права своими руками создать финальный вариант. Ведь если они смогут однозначно убить это, а потом такой мощи не хватит для полного уничтожения, гипотеза «мы еще сможем убить» исчезнет. Самая несбыточная мечта обывателя — телесное бессмертие — оживет в чудовище. В конечном счете, они решили: «Нам нельзя больше убивать». Сейчас еще есть вероятность наличия смертей, которых это не испробовало. А поскольку она есть, это не бессмертно — так они изо всех сил скрывали свои действия. Но это взрослеет день ото дня. Нельзя вечно держать дверь на том же замке. Полгода назад корпус D надстроили именно потому, что боялись этого. Ведь есть вероятность и того, что это скоро умрет естественной смертью, так давайте умудримся и продержим это взаперти до этой самой смерти, тогда вопрос ответственности исчезнет сам собой! Так они недооценили проблему и…

ТРАХ-ТА-РА-РА-РАХ!

Мы пришли на третий этаж. Жуть. Задница. Хреново. Что хреново? Ну, на третьем этаже начиналось озеро. Невероятно, но в огромном количестве крови потонули второй и первый этажи. Мне это очень не понравилось. Не столько из-за вопроса, откуда взялось такое количество крови, но больше из-за того, что нечто с таким запасом красной жидкости уже умерло от руки этого!..

— В корпус D придется идти с третьего этажа. Так, где-то тут была пожарная лестница…

В отличие от меня, Мато-сан и бровью не повела.

Вид у нее героический — смотрите, это же и вправду та, у которой в словаре отсутствует слово «опасность»!

— Мы не пройдем! Давайте прямо сейчас вернемся в Сикуру, Мато-сан! Не сработает же, наверняка не сработает козырь номер два!

— Дуралей, не кати бочку на ракетницу! Она наземные укрепления и даже танки девяностой модели сносит на раз — для пехотинца это произведение оружейного искусства! От такой не загнется разве что «Тиран»!

— Ни фига себе!

Я… только сейчас заметил! Мато-сан паниковала, она же давным-давно вся как на иголках!

— Идем, Сёдзай. С тобой как-нибудь управимся. Знаешь про парадокс?

Тома Мато схватила меня за ворот и издала боевой клич.

А потом побежала по залитому кровью коридору третьего этажа. Я пытался бежать обратно. И тут… весомый, самый высокий и сильный

БУ-БУХ

сотряс центральный корпус.

— Что?!

— Вот оно…

Какое еще «вот оно»…

Стена за десяток метров перед нами разлетелась в пыль. Судя по удару, в стену влепился самосвал.

Брызжущие струи крови и омытая светом только-только занимающейся зари черноволосая девушка.

Два года прошло…

Кровавого платья уже нет. Она устроила невероятную резню, но на ней не было ни пятнышка, ни одной красной капельки. Некогда потерпевшая поражение от Томы Мато, добитая ударом Исидзуэ Сёдзая, она была совсем не той, что стояла сейчас здесь и торжествующе улыбалась:

— Давно не виделись, старушка. Я ждала этого часа два года. А это у нас с таким лицом, словно в кучу наступил, мой добрый брат?

Определенно не в меру развившись и умственно, она поприветствовала нас.

А между прочим… вообще-то я уже видел в том ролике… гм, по-моему, она уж слишком выросла.

— Сёдзай!

Но мои впечатления от встречи никак не касались Томы Мато. Взаимное, давящее различие боевой мощи.

Нельзя себе позволить и лишнего слова — выносят решение инстинкты Мато-сан, отточенные до квинтэссенции бойца.

Беспредельно возросшие способности.

Беспредельно натренированная выносливость.

Да. Подобных ей «чудовищ» просто нет.

Ни единого шанса на победу, если бежать — то только в этот миг. Тома Мато выставляет ракетницу так, чтобы защитить Исидзуэ Сёдзая…

— Брось. Поздно, старушка.

Чудовище одолевает десять метров менее чем за секунду, женщина слышит его голос.

Ее правый кулак обрушивается, словно свайный копер.

Дробящий десятисантиметровую стальную стену кулак безжалостно…

— Вперед, Сёдзай-щит!

…пробивает мне грудь посередине. Г-ха!..

— Черт, я и не думала!.. — восхищенно растягивает губы Исидзуэ Каната.

Тут взрывается козырь номер два. Г-хо!..

Вон как, вот теперь я, к-ха, понял, почему козыри шли в гх-таком, поряд-к-хе, г-ха, г-хо-кхо, г-ха!..

■■■

Две тысячи пятый, четырнадцатое февраля, семь часов утра.

Я в непередаваемом настроении. Бездумно разлепил глаза.

— Приснится же…

Это был сон. Худший из кошмаров.

Ну, да, местами он был странным, и намеки для веток сюжета торчали как стразики, отчего он был вроде бы и легким… Но я хочу сразу отмазаться — я тут совершенно ни при чем.

— Каждый год, каждый год что-то приключается… Похоже, четырнадцатое февраля для меня уже психологический якорь…

Поглаживая грудь, в которой недавно раскрылась огромная дыра, я живенько согнал себя с постели. Умывшись и смыв путы кошмара, в улучшенном настроении включил телевизор.

Погода — облачно. До невероятности прекрасный рассвет из сна на самом деле вон какой.

— Хм?

Зазвонил сотовый. На экранчике — «Томато-тян». Нормально записал… хотя если она увидит, то убьет. Поскольку Мато-сан — надзиратель над выписанным из госпиталя им. Ольги Исидзуэ Арикой, она должна звонить вот так раз в четыре дня.

Обычно после этого она составляет мне компанию в походе в Марион, что перед заведением.

Но чтобы поесть за ее счет — об этом не может быть и речи.

— Да, алло. Доброе утро, это Исидзуэ.

— А, Сёдзай. У меня дурные вести. Расслабься и слушай.

Голос в трубке серьезный, но в то же время спокойный. Так Тома Мато говорит, когда стоит на краю пропасти. Меня начало подташнивать от невыразимого дежа вю.

— Сегодня утром была разрушена Ольга. Все отделения в руинах. Сейчас ищем пациентов и персонал, но для остальных выживших положение отчаянное. Если повезет, найдем одного-двоих. Камеры слежения показывают, что все это дело рук единственного больного. Подозреваемый истребил дотянувших до последнего беглецов. Потом прорвался через вестибюль и, скажем так, выписался.

Меня будто током ударило. «Так, где мой загранпаспорт?» — думаю я, встаю с дивана, но мне, с которым обращаются как с больным А-синдромом, даже водительскими правами нельзя пользоваться.

— Понимаешь?.. Подозреваемого сейчас ищут изо всех сил, но личность еще не смогли установить.

Так. «Ольга» — отдельный от материка остров. Снаружи никто не зайдет. Любое бедствие в этом учреждении обязано происходить внутри. Разрушение клиники — это словно кнопка самоуничтожения.

Поэтому единственный выживший равняется действительному преступнику.

— Сёдзай. Исидзуэ Каната еще объявится.

Значит, это был никакой не дурной сон.

Это был сон в руку — с вкраплениями действительности. Неизбежный для Исидзуэ Арики.

Его неистребимая головная боль.

／Vt.in day dream.end

1. Термины из кунг-фу и кендо.