Рэйна Камису (Новелла) - 2 Глава

1.

Мое сердце разрывается и вырывается изо рта.

С точки зрения всех остальных в торговом районе у станции, ничего особенного не случилось. Но я сделал жуткое открытие.

В толпе шагающих по улице незнакомцев я нашел ее, ту, что никогда не забуду.

Разорванный невыносимым шоком, я разлетаюсь на кусочки по сторонам. Сотни выброшенных мной осколков хмурятся ей со всех сторон. Заметив мои взгляды, она находит мое основное тело и смотрит на него.

И улыбается.

Ее улыбка настолько меня поражает, что я не могу даже сорваться – я просто замер. Ее улыбка словно уничтожила само понятие времени, не говоря уже о моих чувствах, полностью исчезнувших при виде нее.

Девушка передо мной сторонится остального мира. По крайней мере, я знаю, что она лишена адекватных моральных ценностей.

Я поглощен ее существованием.

Только когда она уходит, я снова могу дышать. Убедившись, что мое эмоциональное восприятие не пострадало, я, наконец, снова чувствую себя живым.

Верно. Я…

Я ненавижу эту девушку.

Она украла у меня все.

Какой бы особенной и потусторонней она ни была, это не облегчает ее грехи.

Я не прощу ее. Я ни за что ее не прощу. Я никогда ее не прощу, хладнокровную убийцу моей семьи.

Я не прощу Камису Рейну!

2.

— Ты встретил Камису Рейну? – удивленно спрашивает мой доктор, когда я рассказываю ему о своей встрече с этим монстром.

— Да. Я наткнулся на нее. На эту убийцу.

— Камису Рейна…

Я, может, и назвал его доктором, но доктор Михара не совсем соответствует этому званию. Он общительный молодой психиатр, и, на самом деле, ему еще и тридцати нет.

— Ты уверен, что это был не сон?

— Это было по-настоящему! Она прошла мимо прямо у меня под носом! Она даже заметила меня и посмеялась!

— Хм… – Доктор Михара скрещивает на груди руки, заметив, что я совершенно серьезен.

Мою семью убила Камису Рейна.

До сегодняшнего дня неизвестно, почему она ворвалась в наш дом и заколола всех, кроме меня; она ничего не украла, и мне неизвестно ни о каких конфликтах. До этого она нам не угрожала, и не похоже было, чтобы она наслаждалась процессом. Наоборот, она казалась очень разумной и не имеющей никакого отношения к наркотикам и прочему. На самом деле, я не мог найти в ее личности недостатки.

Но факт оставался фактом: она убила мою семью.

Их жизни исчезли так легко.

Я думал, что человеческие жизни особенные – совершенно не похожие на рыб, которых мы как-то вскрывали в школе. Идея человеческой жизни и ее предполагаемой ценности казалась моему юному разуму огромной и безграничной. На самом деле, отталкиваясь от предположения, что только люди наделены разумом, я все равно считаю наши жизни более ценными.

Тем не менее, жизнь человека можно забрать тем же ножом, которым разрезаешь рыбу.

Столкнувшись с этим абсурдным фактом, я, простой десятилетний мальчик, был разбит.

У меня в груди есть – из-за Камису Рейны, конечно – довольно гротескная рана. Того типа, что заставляет людей кривиться.

Но проблема не в том, что эта рана всех пугает. Проблема в том, что это до сих пор рана, а не шрам. Это все еще зияющая рана, и такой она и останется. Но вместо крови вытекает сама моя сущность. «Нечто», необходимое для жизни. Я истощаюсь. Постоянно истощаюсь.

Я продолжаю понемногу ломаться.

— Ацуси-кун, – обращается ко мне с серьезным выражением доктор.

— Да?

— Сегодня у нас уже нет времени, но можно попросить тебя рассказать об этом больше при следующей встрече?

— Да, конечно.

Я все равно так и собирался поступить.

К тому же, единственным способом излечить меня, было пойти против Камису Рейны; понять ее.

Могу ли я одолеть этого монстра? Боюсь, шансы против меня. Я проиграю. Я продолжу истощаться.

Временами непрошенные чувства, словно черная дыра, поглощают очевидное и ослепляют тебя. И потому, если я хочу противостоять ей, я должен запечатать свои эмоции, состоящие, в основном, из ненависти. Вспоминая о взрыве эмоций, который я пережил, столкнувшись с ней на днях, я представляю, насколько это трудно.

Но, какой бы тяжелой ни оказалась борьба с этим монстром, я ничем не рискую. Я уже погрузился на самое дно. Хоть мне и трудно пробиться наверх, ниже я уже не опущусь.

И потому я без колебаний ринусь в бой.

— Я не проиграю.

— Кому?.. – спрашивает доктор Михара, по-прежнему серьезный.

— Мне, конечно, и Камису Рейне.

Сохраняя задумчивое выражение, он, похоже, подбирает слова. В итоге, доктор просто бормочет:

— Понятно…

На следующий день я как обычно иду в школу, несмотря на свое решение сражаться против Камису Рейны. На самом деле, я бы предпочел ее поискать, а не на уроки идти, но помимо того, что никаких зацепок кроме встречи в городе у меня не было, я не хотел беспокоить свою тетю.

В отличие от дяди, она относится ко мне очень хорошо. Пожалуй, свою роль здесь играет отсутствие у них родных детей, но она ухаживает за мной, словно я ее родной сын… может, особенно потому, что я не родной сын. Недовольства это не вызывает. Недовольства не вызывает… но оказывает давление. Мне кажется, словно я ни за что не должен и не могу расстраивать тетю, раз она тоже обязана за мной присматривать.

Придя в школу, я замечаю, что в нашем классе заметно шумно.

Озадаченный, я ловлю Като Юдзи, который стоит рядом и относительно неплохо со мной ладит. Я спрашиваю:

— В чем дело?

— В самоубийстве, чувак! Самоубийстве!

— Что? Но это ведь на прошлой неделе случилось, нет? Мы что-то новое узнали о самоубийстве Сайто? – спрашиваю я, бросая сумку на парту.

Смерть Сайто изрядно нас шокировала, поскольку мы видели ее каждый день в школе. Хотя у нее не было друзей – ее даже подозревали в краже у одноклассницы – нашлись те, кто ее оплакивал. Удивительно, но лишь после ее смерти некоторые парни вылезли из своих раковин и признались со слезами на глазах, что, на самом деле, Сайто нравилась им своим «скромным» характером, не типичным для современных девушек. Наверное, у Сайто на небесах по этому поводу очень смешанные чувства, ведь именно этот ее характер и довел ее до самоубийства.

— Все еще поднимаете шум из-за той истории? Может, уже оставите ее в покое? Уверен, ей бы не хотелось… быть в центре внимания, – заметил я.

— Здесь ты вообще мимо кассы, чувак.

— Ты о чем?

— Ты в курсе, что мы не о Сайто говорим?

— А кто тогда покончил с собой?

Юдзи смотрит на некую парту и говорит:

— Кимура.

Перед началом занятий всех учеников нашей школы собрали в спортивном зале для необходимых нотаций, где директор школы утомлял нас долгой речью о «ценности жизни».

Слушая его вполуха, я сам размышляю о произошедшем.

Похоже, Сайто, Мизухара и прочие участники истории не знали, но все остальные, хоть немного знакомые с Кимурой или не обделенные мозгами, как я, были в курсе, что Кимура являлся настоящим преступником в истории с кражей.

Среди парней было широко известно, что Кимура влюблен в Мизухара, и что она его отвергла, когда он ей признался. Она сказала ему, что в ближайшем будущем не собирается ни с кем встречаться. Но пару дней спустя они с Асизава стали парой.

Само собой, для отказа Кимура она такую формулировку использовала, просто стараясь не говорить слишком прямо, и он должен был это знать. Тем не менее, чувства Кимура были задеты. Сильно. Наверное, он думал, что уступает Асизава – полному отморозку – в глазах Мизухара. С того момента все его слова и поступки слегка отдавали самоуничижением.

Я могу понять, почему он захотел испортить подарок от Асизава, полученный Мизухара. На самом деле, думаю, такая небольшая расплата вполне приемлема. Но он знал, что станет очевидным подозреваемым, если воплотит свой исполненный обиды план.

И потому ему нужно было подставить другого подозреваемого. И нашел он его в Сайто, над которой недавно посмеялась Мизухара.

На первый взгляд, Кимура хорошо справился; по крайней мере, он смог обмануть своих жертв, – Мизухара и ее компанию – заставив поверить в ложь.

Но, в сущности, он ужасно оплошал.

Он не учел, как сильно его действия ранят чувства Сайто, поскольку слишком сосредоточенно перекладывал на нее вину. Но главная его ошибка состояла в том, что он не учел, как сильно причиненная им Сайто боль ранит его собственные чувства.

Его месть нанесла Сайто смертельную рану. Возможно, это не совсем точно. Возможно, он лишь коснулся больного места Сайто, которое и так уже было фатальным. Тем не менее, Кимура считал себя виновным в ее смерти.

Кимура ранил Сайто, и этот факт ранил его самого. Обе эти раны были смертельны, и к смерти они и привели. Словно… словно моя собственная рана.

Наконец, прошло больше часа, и директор заканчивает свою речь. Я понимаю его тревогу, но полезнее речь от этого не становится.

Серьезно… он не понимает, что проповедью ничего не добьешься. Мы все прекрасно знаем, что нельзя совершать самоубийство. И все же, иногда мир, в котором мы живем, становится таким жестоким, что мы играем с этой мыслью. И потому обращаться к этике бесполезно; нужен более практичный и конкретный подход. Если бы мне пришлось предотвращать самоубийство, я бы сказал: «Смерть означает падение в вечное небытие, состояние абсолютной пустоты, не постижимой для живых существ. Только подумайте: вы лишаетесь мозга. У вас не остается мыслей. Конечно, вы слышали фразу «Я мыслю, следовательно, существую», нет? Задумайтесь. Ничего не существует. Понимаете? Ничего не существует. Сколько секунд вы вынесете в мире, лишенном звука, света и любых ощущений? В мире, где даже голода не испытываешь. Где у вас нет никаких желаний. Следите за моей мыслью? Но смерть – это абсолютная пустота, превосходящая даже такой бесчувственный мир. Там нет будущего. Рай – это лишь концепция, придуманная боящимися смерти людьми. Вы должны знать, что всегда найдутся люди, верящие в мир после смерти, несмотря на развитие науки; потому что они боятся. Боятся того, что ждет их после смерти. Так что не думайте, что прерывание вашей жизни спасет вас! Она просто закончится. З-А-К-О-Н-Ч-И-Т-С-Я. Суицид – это акт самоубийства, кончины без постижения смысла смерти, простое бегство от реальности. Хотя результат в обоих случаях одинаковый. Ладно, вперед. Попробуйте убить себя, если сможете; попробуйте убить себя сейчас, когда вы знаете правду».

По крайней мере, я не смог себя убить.

Единственная причина, почему я до сих пор здесь – смерти я боюсь сильнее, чем большинство.

Ах, ладно, у этой истории был небольшой интересный поворот:

— На самом деле, я слышал, Кимура оставил предсмертную записку, – говорит мне Юдзи.

— Предсмертную записку? Извиняется перед Сайто или что?

— Именно.

— Ну, это должно немного ее подбодрить, наверное?

— Нет, думаю, эффект будет обратный.

— Хм?.. Ну, конечно, я бы тоже не захотел, чтобы из-за меня кто-то самоубийство совершал.

— Проблема не в этом, – возражает он.

— Ты о чем?

— Кимура ее имя неправильно написал.

О.

После уроков (занятия были, но все прибывали в слегка рассеянном состоянии) я отправился в торговый район, где встретил Камису Рейну.

Нет никакой гарантии, что я снова найду ее лишь потому, что увидел однажды, но это моя единственная зацепка. Поначалу я полагал, что смогу получить какую-то информацию, будучи жертвой того инцидента, но все не так просто. Особенно для преступлений, совершенных несовершеннолетними.

Если Камису Рейна пройдет мимо, я ее не пропущу. И не только потому, что я снова и снова вбивал в свою память ее внешность: она всем особенной кажется. Она абсурдно красива.

— …

Однако, час прошел без происшествий. Присесть было негде, и мои ноги слегка устали от постоянного стояния. Я решил смириться с необходимостью немного отойти от этого места и отправился в ближайший «МакДональдс», где, взяв два бургера (все остальное слишком дорогое для кошелька ученика средней школы), сел у окна.

Жуя свой бургер, я думаю о Камису Рейне.

Камису Рейна. Во время того инцидента ей было 16 лет (то есть, она была всего на год старше, чем я сейчас), а значит, сейчас ей должен быть 21 год. Она нашла работу? Возможно, она поступила в университет. Вероятно, она не смогла закончить старшую школу из-за всех своих деяний, но ей должно было хватить ума для сдачи вступительных экзаменов в университет. Хоть она и убила всю мою семью, едва ли ее наказали, поскольку ее совершенно непостижимый мотив подвел ее под диагноз «психически неуравновешенная». Готов поспорить, на работе или в университете ей словно идолу поклоняются. Смертоносный идол. Ха-ха, ну и слоган!

— Тц!..

Рана в моей груди начинает болеть. По словам доктора Михара, эта боль – продукт моего разума, поскольку рану уже залечили.

Проклятье! Думаете, она только психологическая? Иллюзия? Не шутите со мной, доктор! Эта боль неподдельна; такое просто невозможно!

Рана кровоточит. Может, кровь я один и вижу, но это точно она – и я есть эта жидкость (или что-то похожее на жидкость).

Ах, черт, знаю! Я несу бессмыслицу. Я просто копаю себе могилу.

Но факт остается фактом – рана не зажила.

И она до сих пор болит.

3.

Возможности человеческого восприятия ограничены; наш мозг напоминает компьютер и может обрабатывать лишь определенное количество информации. Когда возникает ее избыток, он перестает работать правильно и начинает штамповать сообщения об ошибках.

Картина перед моими глазами лишает меня любого эмоционального порыва.

Труп; труп моей матери. Труп; труп моего отца. Труп; труп моей сестры. Пол залит кровью. Воу, и я должен пройти по такому мокрому полу? Нет, проблема здесь не в этом, так? Воу-воу, они мертвы, нет? Да вы шутите. Это не какой-нибудь сериал. Такие жестокие смерти рядом со мной не случаются. Кстати говоря, выглядит очень реалистично. Ха-ха, это выходит из-под контроля. Не могу поверить. И что с этой девушкой? Кто вообще эта невероятно красивая девушка? Что за нож – окровавленный нож – у нее в руках? Воу-воу-воу-воу! Это была ТЫ? Несмотря на твое красивое личико? Секундочку! Не шути со мной! Кто разрешил тебе мою семью убивать? Кто ты вообще? Кто ты?! Кто ты такая?!

— Как я и думала…

Что как ты и думала?! Ты странная! Ты псих!

— Люди умирают, если их заколоть.

Конечно, умирают. Это каждый ребенок знает. Все это знают, хотя, на самом деле, никто это не проверяет.

Верно. Моя семья мертва.

Мертва?

Да, они умерли… верно?

Они умерли. Да, умерли. У-М-Е-Р-Л-И.

— А… ах… – Наконец, я начинаю плакать.

Они лежат на полу. Моя мама, мой отец, моя сестра – все они лежат на полу, неживые. Считанные секунды назад я смотрел телевизор. Я ушел наверх, поскольку они разозлились на меня из-за того, что я сестру ударил. Это стало сценой из прошлого? Эта девушка украла ее у меня? Такое вообще возможно? Она могла такое сделать?

— Ты тоже хочешь умереть?

Она может. Эта девушка может это сделать.

— У… УАААААААААААААА!

Помогите-помогите-помогите! ПОМОГИ МНЕ, мама! Ах, она мертва! Кто-нибудь! Кто-нибудь, помогите мне!

Я падаю назад и отползаю, буквально напрудив в штаны. Конечно, так мне не сбежать, но и встать я не могу.

Она подходит ближе.

— О-остановись…

Но мои слова остаются не услышанными. Направив на меня нож, она подходит ближе.

А затем замахивается.

— Стой! СТООООООЙ!

А потом я, как всегда, просыпаюсь.

Я вздыхаю, отпивая свой суп мисо.

— Батюшки, Ацуси, почему ты вздыхаешь в самом начале дня? – слегка укоряет меня тетя с улыбкой и ставит передо мной тарелку с яичницей.

— У меня опять был этот сон… – отвечаю я, поливая яичницу соевым соусом.

— Понятно. В последнее время они зачастили.

— Ага.

— Боже… почему эта девочка на тебя обиду затаила?

Обида. Будь ее мотив таким простым и понятным, я бы не был настолько разбит.

— Может, ты немного тревожишься, потому что вступительные экзамены не за горами? – говорит она непривычно взволнованным голосом. Она волнуется; другими словами, я ее волную.

Плохо дело. Я не должен волновать ее еще больше, ведь она и так уже тревожится из-за моего лечения у психиатра.

— А-ха-ха, но я еще готовиться не начинал? – Я смеюсь, прижимая руку к груди.

— Не начинал? Думаю, это тоже та еще проблема!

Когда моя тетя это сказала, на ее лице так и читалось: «Слава Богу, мои страхи были беспочвенны».

Беспочвенные страхи. Верно, ее страхи должны были быть беспочвенными.

Тем не менее, сон действительно встревожил меня сильнее обычного.

Этот кошмар начал мне сниться после того инцидента. В первый месяц он мучил меня каждую ночь, настолько выбивая из душевного равновесия, что я не мог ничего есть.

Но со временем к кошмарам привыкаешь: в последнее время я просто считал его «плохим сном».

Но сегодня было иначе. Она ранила меня не только во сне, но и в реальности.

Я прижимаю руку к груди.

Мой кошмар просочился в реальность и нападает на меня из нее. Все потому, что на днях я столкнулся с Камису Рейной. Этот кошмар не просто кошмар; это мое прошлое продолжает меня мучить.

После встречи с Камису Рейной мой кошмар достиг реальности. Она использует его как портал для атак на меня.

Снова и снова она будет на меня нападать.

Итак, как долго мое сердце сможет это выносить?

Войдя в класс, я испытываю такое же сильное удивление, как и вчера.

Асиваза побрил голову, расставшись со своими длинными коричневыми волосами.

Сомневаюсь, что его заставил это сделать один из учителей, ответственных за общие правила приличия; они так далеко не заходят. Должно быть, это его собственная воля.

Асизава в последнее время приуныл, потому что, понятное дело, он винил себя в смерти Сайто. Когда подаренный им Мизухара кошелек был испорчен, он так разозлился на Сайто, что затолкал ее в угол и запугал.

Я при этом присутствовал и наблюдал за ними, собираясь вмешаться, если он станет грубым… нет, я не знаю, действительно ли планировал вмешиваться. Возможно, я лишь притворялся, что волнуюсь за нее. В любом случае, я наблюдал за ними, ничего не предпринимая.

Лишь после взгляда на бритую голову Асизава, я ощутил укол совести.

Не знаю, какую роль тот инцидент сыграл в смерти Сайто, но, уверен, бесследно он не прошел. Это был еще один доведший ее до самоубийства аспект.

Но что если бы кто-то попытался помочь Сайто, когда ее окружили Асизава с сотоварищами? Если бы у нее был товарищ, которого не заботит давление со стороны Асизава? Не закончилось ли бы все иначе? Разве не мы, те, кто не решился заступиться за Сайто, настоящие грешники?

Этим «товарищем» мог стать я.

Асизава наложил на себя заметное наказание, как настоящий хулиган. Каким бы бездумным и бессмысленным это наказание ни было, он продемонстрировал доказательство своего раскаянья.

А как же мы? Мы отрицаем любую ответственность и пытаемся отделаться простой жалостью. В угол Сайто загнал не Асизава, не Кимура или Мизузара, но те, кто пытался держаться от нее подальше до последнего.

Внезапно у меня в голове мелькнул вопрос.

Если подумать…

Сайто ведь звала кого-то на помощь?

Даже обеденный перерыв был занят обсуждением темы Сайто и Кимура, поскольку бритая голова Асизава была слишком приметной. Из-за витающего в воздухе стойкого сочувствия Сайто (похоже, всех терзает чувство вины), Такацуки и ее сотоварищи оказались в неловком положении, ведь именно они обвинили Сайто.

Я съел свой обед и наблюдаю за классом, поставив локти на парту.

Асизава похож на монаха, а компания Такацуки напоминает кошек в незнакомом доме. Мне интересно, как дела у самой Мизухара, и я смотрю на нее.

Ее красивое лицо выглядит еще более изможденным, чем раньше. Она должна знать о главной роли, какую сыграла в самоубийствах как Сайто, так и Кимура.

Когда я это подмечаю, она поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются.

Я быстро отвожу глаза, изображая неведенье, но ее взгляд остается прикованным ко мне. «Не обращай на меня внимания!» – мысленно кричу я, убеждаясь, что на меня по-прежнему смотрят.

Но мой внутренний крик остается не услышанным; она встает и идет к моему месту.

— Когуре-кун.

Теперь она обращается ко мне по имени. Похоже, смотрела она на меня не случайно и не потому, что мой взгляд почувствовала.

— Итак… в чем дело, Мизухара? – спрашиваю я, поднимая голову с заметным раздражением.

— Ты ведь умен, да? То есть, в нашем классе ты всегда на первом месте, и по школе в число лучших на параллели входишь, верно?

— Ты говоришь о моих оценках, но ум и хорошие оценки – это не одно и то же.

На миг Мизухара озадачена, но, в итоге, снова приходит в себя.

— …Но я не знаю, с кем еще могу об этом поговорить. Пожалуйста, можешь мне минутку уделить?

— Думаю, хватает людей, которые могли бы тебе лучший совет дать.

— Ммм… Мне не совсем совет нужен. Давай не будем об этом здесь говорить – пойдем.

Мизухара тянет меня за рукав. Похоже, она настаивает на разговоре со мной.

— Воу, не гони так. Асизава разозлится, если увидит нас вместе.

— Нет.

— О, правда? Значит, он весьма великодушен.

— Нет, мы… расстались.

Удивленный, я замираю на миг.

— Ах… понятно, – говорю я намеренно равнодушным тоном, но мое недавнее выражение меня выдало.

Впрочем, если подумать, нечему здесь удивляться. Хотя испытываемая в средней школе любовь может быть слепой и серьезной, она еще и мимолетна. Их узы были недостаточно сильны, чтобы выдержать обрушившиеся на них тяготы – вот и все.

И узы эти разрушил Кимура.

Ох, ладно.

Мизухара отвела меня на лестничный пролет у входа на крышу. Этой лестницей почти не пользуются, так что едва ли непрошенные гости заявятся. Наверное, она использовала это место для тайных встреч с Асизава.

— Мы приходили сюда иногда. Тошики и я.

Ну вот.

— Ты… ты знаешь о фальшивом любовном письме, которым я дразнила Сайто-сан, верно? – спрашивает она.

— Ага.

— Ты не задумывался, почему я это сделала?

— Не-а, ни разу? Я предположил, что ты просто не выносишь Сайто, и я не думаю, что здесь найдется более глубокая причина.

— Возможно… это правда… но я и помочь хотела…

— Мне все равно. Избавь меня от этой истории.

Это просто придуманное ею оправдание.

— Нет, выслушай меня! На самом деле… мы как-то видели ее, когда встречались здесь.

— Правда?.. И что за дела здесь были у Сайто?

— В этом и проблема… она бормотала себе под нос.

— Себе под нос?

— Да, сама себе, но словно с кем-то говорила. Несколько раз я пыталась проследить за ее взглядом, но там никого не было.

Это не настолько примечательно; Сайто не с кем было поговорить, так что она вполне могла удовлетворить потребность в разговорах, когда оставалась одна.

— И ты посчитала этот жутким, поэтому поддразнила ее? – заключаю я.

— Действительно, мне это показалось жутким…

Ясно. Я могу понять желание Мизухара вмешаться, раз она такую сцену наблюдала.

— И? Ты же меня не поэтому сюда привела, да?

— Нет… – Секунду она колеблется. – Когуре-кун… ты веришь в привидений?

Разговор принимает неожиданный поворот.

— Привидений? Без понятия. Ну, думаю, они могут существовать, раз столько людей об этом заявляют…

— А как на счет злых духов?

— Чушь.

Стойте, стойте, почему Мизухара спрашивает об этом? Какой смысл в этих абсурдных вопросах?

…Воу-воу, она намекает, что Сайто с призраком разговаривала? Пора спуститься на землю, нет?

Я с трудом сдерживаю свои мысли.

…Нет, не спеши с выводами. Мизухара сказала, что вид говорящей с самой собой Сайто ей был неприятен. Приди ей в голову первой мысль о призраках, она испытала бы не отвращение, но что-то вроде страха или, может, даже зависти, верно?

Значит, что-то заставило ее прийти к выводу, что Сайто разговаривала с призраком?

— Ты намекаешь, что Сайто с привидением говорила?

Мизухара кивает.

— Что навело тебя на это мысль?

Мизухара замолкает. Она словно боится, что если облечет свои мысли в слова, то придаст им определенность.

Но, наконец, она открывает рот.

— Потому что… – она что-то бормочет, – …умер…

— Потому что Сайто умерла? И как это что-либо объясняет?

— Нет! – возражает Мизухара.

— Что? Она говорила с призраком и потому умерла? Это бессмысленно…

— Не в этом дело! Не потому, что Сайто-сан умерла!

— Но кто…

Я думаю. Нет, нужды в раздумьях нет. На ум приходит лишь один другой человек.

— Не Сайто-сан, но потому что Кимура-кун умер.

Должен признать, я немного сбит с толку.

Бессмыслица какая-то. Она не только предполагает существование ненаучного явления вроде призраков, но еще и лопочет бессвязно.

Я тщательно раскладываю все по полочкам в голове, обдумывая все логически, и на удивление быстро прихожу к выводу.

— Значит… ты видела его, верно?

Она медленно кивает.

— Ты видела, как Сайто с чем-то разговаривала, что просто делало из нее чудачку. Но ты так же видела, как Кимура делал то же самое.

Мизухара кивает.

Я замолкаю и оглядываюсь. Если призраки и правда существуют, я бы не удивился, найдись один из них здесь. От этой мысли у меня по спине мурашки бегут, но, конечно, это лишь происки моего воображения.

И все же, факт остается фактом: по другую сторону этой двери умер человек.

— Ты… по-твоему, такое совпадение возможно? – неохотно спрашивает Мизухара.

— Что ты имеешь в виду, говоря «совпадение»?..

— Как я и сказала… Сайто-сан и Кимур-кун оба говорили с призраком, оба видели призрака и оба покончили с собой. Думаешь, такое совпадение возможно?

Совпадение.

Она права; получалось странное совпадение. Однако, у них не только была подходящая причина для суицида, они также, без сомнения, оборвали свою жизнь по собственной воле.

Начнем с того, что между их смертями есть явная связь: Кимура не умер бы, если бы не смерть Сайто. Их смерти вызвало не совпадение.

Подождите…

Здесь нет места совпадениям. Другими словами, отсутствие совпадений и делает все это подозрительным.

— Ты тоже сомневаешься, да, Когуре-кун? – замечает Мизухара. Я быстро прячу свое выражение. – Знаешь, что я думаю? – спрашивает она. – Мне кажется, на самом деле, никто из них не совершал самоубийство.

Ее лицо бледное, как мел. Наконец, я понимаю, что это не чувство вины так сильно ее измучило.

Мизухара напугана.

Ее терзает страх перед чем-то, доведшим этих двоих до смерти.

— Их убили, – говорит она с пугающей убежденностью. – Призрак наслал на них смертельное проклятье.

Как и вчера, я начал поиски Камису Рейны, попивая молочный коктейль, купленный в «МакДоналдс» со скидкой.

Однако, хотя мои глаза были направлены в окно, почти все внутренние проводки были задействованы для мыслей.

Несколько раз я вспоминал разговор с Мизухара, пытаясь прийти к собственному выводу.

Я не могу знать, чем является нечто, называемое ею «призраком», но учитывая, что этот «феномен» способен общаться, он может вступить в контакт с другими и в некоторой степени повлиять на их жизнь.

Это влияние убило тех двоих?

Смертельное проклятье.

Ну, пожалуй, это можно назвать своеобразным проклятием.

Но разве довести кого-то до смерти настолько легко? Быть не может. Как бы легкомысленно человек ни относился к жизни и смерти, все знают, что смерть конечна и необратима. Слова людей тебя не убьют; туда тебя приводит твой собственный голос. Или внезапный порыв. В любом случае, так просто люди не умирают.

Или же это нечто обладает силой, способной так легко манипулировать этими механизмами?

С другой стороны… у них обоих была твердая причина для самоубийства. Хотя слова бесполезны против обычного человека, личность с суицидальными наклонностями может получить последний толчок.

Тем не менее, я качаю головой.

Я теряю связь с реальностью; мне стоит обдумать это более трезво.

Трезвое мышление. Т-р-е-з-в-о-е. Понял?.. Ага.

Верно… прежде всего, мне стоит учесть вероятность того, что все сказанное Мизухара было плодом ее воображения. По моему личному мнению, она девушка самоуверенная.

Она знает, что тоже виновата в смерти Сайто и Кимура. Возможно, она не смогла смириться с виной, и потому попыталась уйти от нее, найдя причину в разговорах Кимура с воздухом, которые, в свою очередь, она либо на пустом месте придумала, либо истолковала обычный разговор себе под нос.

Другими словами, этого создания вообще не существует.

Итак? В этом больше смысла?

…Тц. Какая жалкая попытка приписать этому делу логику.

Не убежденный собственной логикой, я пытаюсь сосредоточиться на другой стороне окна и, в результате, пугаю нескольких прохожих пронзительным взглядом.

— На что ты так пристально смотришь? – спрашивает кто-то позади меня.

Я собираюсь любезно объяснить, что я кое-кого ищу…

…Но мои слова застревают в горле и проталкиваются назад, пока не исчезают полностью.

По моей коже бегают мурашки.

Что-то капает с кончиков моих пальцев, мой рот превращается в пустыню, а глазные яблоки открываются воздуху.

— …Ах.

Я знаю…

Я знаю этот голос.

Хотя я и слышал его всего пару раз, он глубоко впился в мой мозг и с тех пор не покидает меня.

— В чем дело? Не скажешь мне, на что смотришь?

Больно.

Рана в моей груди болит.

Снова полностью открывшись, она истекает напоминающей кровь жидкостью – словно реагирует на свою создательницу.

Мне нельзя проигрывать.

Я прижимаю руку к груди и поворачиваюсь к гостье с железной волей.

Когда я узнаю ее лицо, что-то пронзает мои глаза, заставляя бороться с желанием зажмуриться, отвести взгляд.

Но я ждал именно этого момента.

Сейчас я должен оставаться твердым.

— Я искал тебя, Камису Рейна, тебя!

Я смотрю сердито на Камису Рейну. Чем резче становится мой взгляд, тем слабее боль в моей груди.

— О, правда? – Она улыбается мне улыбкой настолько прекрасной, что та кажется фальшивой. – И что ты теперь делать собираешься? Мстить?

Мстить, говорит Камису Рейна равнодушно.

— Я хочу этого, да, – отвечаю я как можно спокойнее, подавляя бурлящий гнев.

— Значит, есть и другая цель, раз ты такую формулировку используешь?

— Да.

— Я слушаю?

— Возможно, ты считаешь тот инцидент делом минувших дней. Но для меня это не так. Я до сих пор каждый день от последствий страдаю. Ты все еще играешь с моей жизнью!

— Ну, полагаю, никто из жертв подобного происшествия не смог бы так легко с этим смириться, – равнодушно произносит Камису Рейна, вызывая у меня желание наброситься на нее и задушить. Но я должен воздерживаться от подобного; без нее мне не получить желанного ответа. – И? Чего ты от меня хочешь?

Камису Рейна не выказывает никакого чувства вины. Она и правда настолько груба или специально так себя ведет? Я не могу выбрать из двух вариантов.

Пока еще не слишком поздно, я стираю свой гнев, угрожающий прорваться; да, я не подавляю его, а стираю. Иначе долго я бы не выдержал. Я пытаюсь исключить все мои впечатления о Камису Рейне.

— …Я хочу узнать правду, – выдавливаю я.

— Правду?

— Да. Причину, по которой ты убила мою семью.

Я хочу преодолеть свое нынешнее состояние. Но чтобы дать отпор этому бесконечному чувству печали, страха, отчаянья и гнева, я должен пробиться через эту стену.

Стену вопросов.

Разожженная однажды, ненависть не уходит так легко; надо постараться и стереть ее. Однако, в процессе оставленные без ответа вопросы превращаются в серьезные препятствия. Возможно, я смогу как-то переварить эту проблему, получив причину или что-то еще, удовлетворившее бы меня, но у меня даже недостаточно информации, чтобы самому что-то придумать. До сих пор мои вопросы оставались без ответа.

Из-за этого я никак не мог переварить эти разнообразные темные чувства внутри.

Тем не менее, Камису Рейна, будучи не в силах понять мои обстоятельства, склоняет голову набок:

— Есть ли смысл это узнавать?

— Есть. Поэтому я и спрашиваю.

— Ты так думаешь?.. А я вот его не вижу.

— Плевать я хотел на твое мнение! Это я вопрос задал! Ты хоть отдаленно представляешь, какую часть «меня» ты уже вытянула наружу?! С тебя причитается чертово сотрудничество! – кричу я, сам того не желая. Черт, я не смог подавить свой гнев. Даже малейшие прорехи в моей защите не остаются для моего гнева незамеченными.

Держись, держись, держись.

— Твое отношение изменилось, – замечает она со все тем же равнодушием. – Послушай, я не пытаюсь тебя дразнить. Я хотела бы ответить тебе, правда. Но при всем желании не могу.

— …Почему?!

— Потому что не существует ответа, который тебя бы устроил.

— Ну… может, так оно и есть. Моя семья не вернется, а я не стану счастливым, что бы ты ни сказала. Но… я не поэтому спрашиваю. Об этом я в курсе!

— Нет, я не это имела в виду.

— Тогда о чем ты говорила?!..

— Ты хочешь, чтобы я назвала тебе причину, по которой сделала то, что сделала, верно?

— Верно.

— Хм…

— Хочешь верь, хочешь нет, но я понимаю: ты мыслишь совершенно иначе, чем я. Ничего не поделаешь, если твоя причина бессмысленна с моей точки зрения. Мне все равно. Все лучше, чем ничего не знать.

Камису Рейна впервые прислушивается к моим словам.

Она смотрит на меня, пытаясь понять мои обстоятельства, понять скрытый смысл моих слов.

Я облегченно выдыхаю. Камису Рейна не глупа, и обиду на меня она не таит. И потому неудивительно, что я ожидаю получить от нее ответ, который ищу.

Тем не менее…

— И все же… – Почему-то она вздыхает.

— …Что?

— У меня все равно нет ответа, который ты ищешь.

Мои глаза округляются.

— Х-хватит уже! Не говори мне, что у тебя не было причины убивать! Какой-то мотив должен быть, каким бы безумным он ни был!

— Причина? Да, возможно, если присмотреться, она есть.

— …Если присмотреться?

— Но я никогда особо этого не понимала.

Она… не понимала?

— Тебе не найти удобного объяснения всему, происходящему в мире, и то же касается совершенного мной убийства; или тебе уже и этого хватило?

— К-конечно нет!

— Мне стоило знать.

— Ты и сама причины не знаешь? Избавь меня от этого! Или ты хочешь сказать, что для тебя убийство все равно… все равно, что воды попить?!

— Нет, конечно. И к твоему сведенью: я не помню, что тогда чувствовала. Я ощутила… порыв. Я должна была кого-то убить. Я должна была убедиться, что люди и правда могут от моей руки погибнуть. У меня не было другого выбора, кроме как так и поступить. Но я не знаю, откуда этот порыв исходил. Думаю, если присмотреться, причина найдется, но я ее найти не смогла. Почему мы пьем воду? Потому что нас жажда мучает; потому что иначе мы умрем. Но… почему вообще мы устроены так, что умрем без воды? Я не знаю. Почему меня охватило желание убивать? Я не знаю.

Другими словами… моя попытка понять Камису Рейну и ее причины убийства моей семьи не могла преуспеть – потому что она и сама себя не понимает.

Мне не найти ответа, который я по всему свету ищу.

— Мне больно это говорить, но, как я уже сказала…

— …Нет смысла узнавать правду.

Моя рана открывается.

Нет, рана, которая и не зажила, не может «открыться».

— И еще кое-что, – говорит она.

Больно.

— Ты сказал, что не считаешь тот инцидент делом прошлым, верно?

Проклятье, больно.

— Думаю, я знаю, почему.

Больно, черт, больно!

— Ты, похоже, думаешь, что я только твою семью убила, но это не так.

Ах, понятно.

Вот почему моя рана не заживает; потому что она уничтожила мою способность восстанавливаться.

— Должно быть, я и тебя убила!

Верно – я уже мертв.

4.

Я не должен тревожить мою тетю. И все же… Последние несколько дней я прогуливаю школу, будучи не в силах ни одной мышцей пошевелить.

Я мертв.

Само собой, это фигура речи; с точки зрения биологии я полностью жив и способен мыслить.

Однако – в моей груди рана, связанная с прошлым. Пока у меня есть эта рана, я буду возвращаться в тот день и страдать от рук Камису Рейны.

Камису Рейна будет разделять все, что у меня есть – мое счастье, грусть, сомнения, мечты – давить их, уничтожать.

Единственное, что у меня остается – чувства с того инцидента. Чувства, не дающие мне покоя, куда бы я ни пошел и как долго бы ни ждал.

И потому я прикован к одному месту, мне запрещено двигаться к будущему.

И потому, моя жизнь замерла.

И потому, меня можно назвать «мертвым».

…Черт.

Я по всем статьям проиграл Камису Рейне.

И как мне теперь жить? Что мне делать? Я должен продолжать жить год за годом с этой болью в груди?

Как мне на это ответить?

Нет… не так.

Как я могу сделать выбор?

Меня окружает вихрь бесполезных мыслей, которые, несмотря на свою бесполезность, пытаются меня затянуть. Но внезапно:

— Ацуси? Я захожу! – произносит голос, возвращающий меня к реальности.

— Хорошо…

Услышав мой ответ, тетя входит в комнату с миской рисовой каши на подносе.

Мое чувство вины усиливается. Я притворяюсь больным и скрываю настоящую причину своих прогулов; я не хочу тревожить свою тетю и говорить ей, что, на самом деле, проблема психологическая.

— Голова еще болит? – спрашивает она, ставя поднос на мой стол.

— Да…

Я чувствую укол совести; я лгу ей.

…У меня нет выбора. Прости, у меня нет другого выбора.

— Ты точно считаешь, что все в порядке? Прошло уже три дня. Хочешь, я тебя в больницу отведу?

— Я в порядке.

Пару секунд она молча всматривается в мое лицо и, наконец, кивает с нежной улыбкой.

Ее улыбка разжигает во мне слабое предположение: может, она давно разгадала мою ложь и просто махнула на меня рукой, будучи бессильной?

— Ацуси? Сегодня среда, ты помнишь?

— Мм… ах.

— Хочешь отменить встречу с твоим доктором? Если хочешь, я могу с ним связаться.

Обычно в такие моменты человеку и стоит искать психологической помощи, но раз я притворяюсь больным, мне нельзя попадаться.

— Да, пожалуйста. Можно попросить тебя ему позвонить, мама?

Не успел я договорить, как ее глаза округляются. Удивленный ее реакцией, я вспоминаю собственные слова.

Ах… я только что назвал тетю «мамой».

Не уверенный, что делать в этой неловкой ситуации, я молча смотрю на нее. Ее удивленное лицо медленно возвращается к знакомой нежной улыбке.

— Ты наконец-то это сказал, – она улыбается с намеком на радость.

— Это была… это была просто оговорка.

— Я не против, Ацуси. В таком случае, я просто буду считать, что ты любишь меня так сильно, что на миг со своей мамой спутал.

Правда?..

Конечно, я благодарен ей – правда – но разве само по себе это не доказывает, что мы не настоящая семья? Будь я ее родным сыном, наверное, я не был бы так благодарен. Я считал бы получаемую от нее любовь совершенно естественной. Я бы просто принимал ее любовь, не делая ничего взамен.

Но, скажи я это сейчас тете, я бы ее расстроил.

Оставив свое мнение при себе, я вместо этого спрашиваю ее:

— Тогда можно мне тебя теперь мамой называть?

— Конечно, можно! Ты наш сын, Ацуси! Мой муж может казаться тебе холодным, но он тоже очень к тебе привязан.

— Да, я знаю.

Я ребенок. И потому, на меня много денег уходит. Более того, я буду в еще большую копеечку влетать, когда закончу обязательное образование и поступлю в старшую школу. Несмотря на все это, мой дядя ни разу не жаловался.

— Здесь не о чем волноваться. Даже закон признает нас твоими родителями.

— Ага…

— Можешь… можешь снова меня так назвать?

— А?

— Быстро!

Борясь с неловкостью, я говорю:

— Мама.

Моя тетя радостно кивает.

Мама.

Да, мне не хочется так ее называть.

Потому что я привык называть ее тетей? Конечно, но причина не только в этом.

Почему же так? Почему?

К тому же, я давно знаю: она хотела, чтобы я звал ее мамой, а слово тетя ей не нравится, потому что устанавливает между нами дистанцию.

Я всегда был ей благодарен и хотел, по возможности, радовать. Если я мог обрадовать ее такой простой вещью, как смена обращения, я бы сразу так и сделал, не задумываясь.

Тогда почему я до сегодняшнего дня продолжал ее тетей звать?

— Мам, у меня вопрос.

— Да?

— Ты… – Я запинаюсь посреди предложения. Стоит мне продолжить, и обратного пути не будет.

Нет… я уже заметил, так что пути назад для меня нет.

— …Ты когда-нибудь слышала о Камису Рейне?

Я сижу на диване в кабинете доктора Михара.

Как бы высоко ни стояло сокрытие настоящей причины в моем списке приоритетов, мне уже все равно. Мне нужна консультация. А точнее, мне нужно поговорить с доктором Михара.

— Привет, Ацуси-кун, – говорит он мне, входя в комнату.

— Здравствуйте, – отвечаю я.

Он садится на свое место напротив меня.

— Итак, – произносит он свою обычную фразу, – как у тебя дела?

Я уже подготовил ответ на этот вопрос.

— Много чего произошло.

— О? Не против мне рассказать?

— Конечно, поэтому я и здесь.

— И правда, – кивает он. Доктор – психотерапевт, так что понять его настоящие мысли по выражению лица очень трудно, но я знаю, что он заметил некие перемены во мне.

— Прежде всего, у меня был сон.

— О? Что за сон?

Он часто просит меня рассказать о моих снах. Думаю, он пытается их анализировать и изучать глубины моего подсознания.

— Сон, где меня убивает Камису Рейна.

Пока я говорю, доктор Михара пристально всматривается в мое лицо, пытаясь зафиксировать все изменения.

— Значит, это тот сон, где девушка тебя убивает, верно? Кухонным ножом?

— Да. И, доктор, ее зовут Камису Рейна.

Он отвечает, всматриваясь в меня:

— Понятно.

— Доктор.

— Да?

— Мне этот сон уже давно снится, верно?

Подумав немного, он кивает:

— Верно.

— Нетрудно понять, почему он мне снится: потому что я еще не смирился с тем инцидентом. Так?

Похоже, я слегка выбил его из колеи.

За все годы визитов сюда я заметил, что он никогда мне не отвечает. Он только слушает меня. Он пытается помочь мне найти ответ самостоятельно, выслушивая меня. Это все, что он в действительности делает. Временами меня это раздражало, но, полагаю, таковы методы психотерапии.

С его точки зрения, должно быть, проблемно, когда тебя заставляют твои мысли высказывать.

— …Мне так кажется, – говорит он, придя к заключению, что вреда от этого не будет.

— Это все? – спрашиваю я.

— Все?

— Все Ваше мнение на счет этого сна?

Он тихо ворчит и отводит от меня взгляд. Помолчав несколько секунд, он снова смотрит на меня и заговаривает.

— Ацуси-кун. Я и правда размышлял над твоим сном и составил собственное мнение. Однако, это мое личное мнение, не претендующее на идеальное. Понимаешь?

— Да.

— Проблема в том, Ацуси-кун, что, озвучив свое мнение, я могу повлиять на твое. Ты можешь случайно принять мой ответ за свой. Ты понимаешь проблему, о которой я говорю?

— Да. Значит, проблем не будет, если я свое мнение выскажу, верно?

— …Полагаю, да.

— Хорошо. Полагаю, мой сон – это результат желания «сбежать».

— … – Он молчит.

— Давайте немного сменим тему. Я хотел бы рассказать Вам о совершенно ином событии, произошедшем на этой неделе.

— Давай.

— Я снова столкнулся с Камису Рейной.

— …Понятно. Просто на всякий: мы сейчас уже не о сне говорим, так?

— Да, конечно, не о сне. На этот раз мы не просто мимо друг друга прошли, мы также поговорили.

— …

— Вы не хотите узнать, о чем мы говорили?

— …Да, пожалуйста.

— Я чувствовал необходимость узнать причину, по которой она убила мою семью. Об этом я ее и спросил.

— Что… что она ответила?

— Она сказала, что понятия не имеет.

— Хм…

— Я уверен, что она мне не солгала. Камису Рейна ощутила желание убивать и убила мою семью. Но скрытого смысла у этого порыва не было. По крайней мере, так она, похоже, считает.

Доктор Михара продолжает молчать, не зная, как реагировать.

— Я хотел положить конец инциденту, узнав ее причины. Я хотел получить то, что поможет мне смириться. Но мои надежды оказались преданы. Вместо этого теперь я буду вечно одержим своим прошлым.

…Тем не менее, я кое-что заметил. Даже если бы, чисто гипотетически, у нее была достойная причина для совершенного ею убийства, я не обязательно принял бы эту причину. С самого начала у меня не было шансов против Камису Рейны. Потому что просто невозможно усмирить чувства человека, чью семью убили.

Он все еще смотрит на меня. Наконец, он неохотно начинает говорить:

— Скажи, Ацуси-кун, где вы с ней встретились?

— В «МакДональдсе» рядом со станцией. В реальности, конечно.

Скрестив руки, он снова погружается в молчание. Я тоже молчу, сказав все, что хотел сказать.

Тишина. Какое-то время моих ушей достигают лишь бессмысленные звуки вроде дорожного шума и тиканья часов.

Я буду ждать его следующих слов – какими бы он ни оказались.

Наконец, он распрямляет руки и пристально смотрит мне в глаза.

— Ацуси-кун… можно задать тебе вопрос? – говорит доктор Михара.

— Конечно.

— Ты недавно говорил, что видишь свое желание сбежать в том сне, верно?

— Верно.

— Более того, ты постоянно уточняешь, что встретил ее в реальности, верно?

— Верно.

— Ты уже знаешь настоящий ответ, так ведь, Ацуси-кун? Несмотря на это, ты все равно меня спросил, так?

— …

— Ладно, Ацуси-кун. Давай еще раз проверим.

— …Что проверим?

— Твою семью убила хладнокровная убийца. Как там ее звали? Камизу Райна?

— Верно. Камису Рейна. Камису Рейна зарезала мою семью! – взволнованно произношу я, заставив доктора слегка растеряться.

Тем не менее, он остается спокойным и отвечает мне:

— Но…

— …Такого человека не существует.

Хоть я и ожидал такого ответа, он все равно вызывает шок. Моя гипотеза подтвердилась. И я уже знал заранее, что это усилит мою боль.

— Это не правда! – отрицаю я. Я обязан это сделать.

— Почему ты все равно это говоришь?! Ты сбегаешь! Это неправильно, и ты это знаешь!

— Нет… это неправда! Я знаю, знаю, что она существует!

Это не ложь. По крайней мере, я так не считаю.

— Ацуси-кун…

— Камису Рейна существует! Она здесь, с нами! – кричу я.

Я должен в этом убедиться.

Оставив позади озадаченного доктора Михара, я разворачиваюсь и выбегаю из кабинета. Покинув комнату, я врезаюсь в девушку, которая ждала своей очереди, и спотыкаюсь. Но я подскакиваю и, без единого слова извинения, отправляюсь туда, где смогу подтвердить существование Камису Рейны.

Хотя я никогда не был там, адрес я знаю. Продолжая бежать к этому дому, я пытаюсь успокоиться. Мне понадобится подтвердить нужный мне факт, и у меня должно это получиться, ведь я уже доказал себе это, подавив гнев при разговоре о Камису Рейне.

Успокойся. Прежде всего, немного замедлись. Если бежать изо всех сил, ничего не изменится; твоя участь остается все та же.

Наконец, у меня получается взять себя в руки – как раз когда я прибыл на место, как нарочно.

Я звоню в дверь.

— Да? – отвечает кто-то через пару секунд.

— Ум… меня зовут Когуре Ацуси. Ах, да… Я одноклассник Кехея-куна. – Представляясь, я смотрю на дощечку с именем у двери.

Там значится Кимура.

С самым смиренным выражением, какое мне под силу изобразить, я молюсь у алтаря Кимура, раз уж я сказал его матери, что за этим пришел. Я должен заставить ее считать, что мы были хорошими приятелями. Она не сможет это определить, если до этого он не рассказывал обо мне в подробностях.

— Это стало… настоящим шоком… – объясняю я с печальным лицом.

Затем я болтаю о своей предполагаемой скорби из-за смерти Кимура. Это не так уж трудно: мне лишь нужно преувеличить собственные чувства, ведь как одноклассник я, само собой, был шокирован внезапной кончиной. Его мать кивает в ответ на мои слова, в ее глазах скапливаются слезы. Слабый укол совести тут же оказывается стертым перед лицом моей цели.

— На самом деле, миссис Кимура, я пришел сегодня с просьбой, – говорю я, наконец-то переходя к делу.

— …Да?

— Я хочу знать, о чем Кимура-кун думал в свои последние часы, о чем тревожился, хотел бы услышать его собственные, настоящие слова. Так что можно мне…

У меня есть все шансы. Прежде всего, нужную мне вещь уже видели другие люди, иначе не пошли бы слухи, и она, похоже, не заметила, что я ее обманываю. Я не вижу у нее причин для отказа.

— …можно мне прочитать его предсмертную записку?

5.

Покинув дом Кимура, я начал бесцельно бродить.

Все было ложью, правдой и жестокой реальностью.

Прошлое, здесь и сейчас, и будущее существуют здесь одновременно, и все они, как оказалось, меня мучают.

Моя рана становится еще глубже.

Она болит.

Но кровь уже не течет – не осталось ни одной капли.

Я истощен. Полностью.

Я иссох, словно прах, и все, что от меня осталось, можно легко стереть.

Глядя вверх, на ослепительно яркое небо, я вспоминаю предсмертную записку Кимура.

«Мама, папа и все, кто меня знал: пожалуйста, простите, что ухожу так рано.

Сейчас, держа ручку, я уже не знаю, что написать. Хотя я и размышлял долго над этим заранее.

Прежде всего, должен признаться, что убил себя я сам.

Пока я не побеспокоил некую девушку и не довел ее до самоубийства, я не решался на суицид в полной мере.

Не стану описывать подробно, что я ей сделал. Каждый раз, когда я об этом вспоминаю, мое сердце словно превращается в тряпку, которую выжимают.

Хоть это и стало последней каплей, но о самоубийстве я и раньше думал.

Моя жизнь лишена смысла.

Я никому не нужен и не буду нужен, хотя, уверен, все вы станете это отрицать.

Но, в конечном счете, думаю, все сводится к моей никчемности. Возможно, сравнение не удачное, но, думаю, я чем-то похож на ваш любимый карандаш: будет жалко его потерять, но новый легко можно купить в супермаркете за углом.

Поэтому я считаю, что единственный способ искупить доведение кого-то до самоубийства – окончить и мою никчемную жизнь.

Ты была так добра. Мы говорили, хоть ты и была уже мертва. Возможно, мне просто привиделось, но ты меня простила.

И именно поэтому я должен себя наказать.

Я должен искупить грех издевательства над таким добрым и великодушным человеком, как ты.

Позвольте мне еще раз извиниться за то, что я сделал.

Я ужасно сожалею…».

Я перечитывал эти слова снова и снова, но они не менялись, сколько бы раз и под каким бы углом я на них ни смотрел.

«Я ужасно сожалею, Камису Рейна-сан».

Я вспоминаю слова Мизухара.

«Призрак наслал на них смертельное проклятье».

И тогда, наконец, я вспоминаю, кого Сайто звала на помощь.

В итоге, я оказываюсь в том же месте, где впервые ее увидел – торговый район у станции. Прислонившись к стене, я решаю подождать ее.

Нет никакой гарантии, что она появится, но мне кажется, что так и будет, если я продолжу ждать.

Порывшись в кармане, я достаю конверт, который сунул туда перед тем, как из дома выбежать.

Почему я не называл свою тетю мамой?

В действительности с самим словом никаких проблем нет. Проблема в том, что тогда мне бы пришлось называть своего дядю папой, поскольку я не могу изменить одну сторону, а вторую оставить нетронутой. Само собой, причина, по которой я не хочу так его называть, не в том, что я его меньше тети люблю.

Я смотрю на конверт.

Он адресован «Когуре Ацуси», а отправителем на обратной стороне значится «Когуре Такаси». Верно, так зовут моего отца.

А на штампе стоит десятое число прошлого месяца.

— Ты снова меня искал?

Я поднимаю голову и не могу сдержать улыбки. Я смотрю на улыбку такую же прекрасную, как и всегда.

— Именно! – отвечаю я.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу кое в чем убедиться. И у меня есть просьба.

— Хорошо, спрашивай и убеждайся, что бы это ни было.

Я запихиваю конверт назад в карман и спрашиваю:

— Это ты убила мою семью, верно?

— Верно.

— Так же это ты убила моего отца, верно?

— Конечно.

— А значит, мой отец не мог убить мою семью, верно?

Глаза Камису Рейны удивленно округляются. И она отвечает с абсолютной уверенностью:

— Конечно, это был не он.

Я пристально смотрю на нее. Само собой, на ее лице нет и следов обмана.

— Ты не против… послушать минутку мои глупые размышления? – спрашиваю я.

— Давай.

— Притворимся на миг, что мою семью убила не ты, а мой отец, – начинаю я.

— Какая странная мысль.

— Его мотив нападения на нас был бы, я уверен, не таким непостижимым, как твой, но простым. Какая-нибудь банальность, например, финансовые трудности, толкнувшие его на совершение попытки семейного самоубийства.

— Какая жалость, что это был не он.

— А?

— То есть, тебе ведь причина нужна была? В таком случае, ты ее получил, нет?

Действительно, я бы ее получил. Однако…

— Мне все равно.

Мне все равно. Не думаю, что захотел бы знать причину, будь она такой простой. Я не хотел бы знать, что нашу семью такая глупость уничтожила.

Если эта гипотеза была верна, то я бы точно захотел…

…чтобы такой причины вообще не существовало.

Я бы точно попытался проигнорировать истину у меня под носом и найти убежище в своих снах. Я бы придумал сон, где кто-то убивает мою семью. Какое-нибудь чудовище без нормальной причины для убийства.

Кто-то вроде присутствующей здесь красавицы.

Но каким бы фальшивым ни был преступник…

— …Мне все равно. Тот факт, что мою семью убили, не изменится, кто бы ни был преступником. Все-таки, невозможно усмирить чувства того, чью семью убили, и моя рана никогда не заживет. Верно?

Камису Рейна пристально смотрит на меня.

— Пожалуй, – отвечает она наконец.

— Ты так сказала. Так что же мне искать? Давай скажу: спокойное место, где меня не ранят, где мне не придется больше страдать. Я бы определенно поискал такое место для отдыха, – говорю я, заглядывая ей в глаза.

— …И?

— Хм?

— С подтверждение покончено, так? Так что еще ты хотел; какова твоя просьба?  — спрашивает она, и я отвечаю с искренней улыбкой.

Ах, она ведет себя именно так, как я и хотел.

Мне нужен был преступник, лишенный причины для убийства. Но это не все. Этого недостаточно, чтобы мой разум обрел покой.

Что мне действительно нужно – хладнокровный убийца.

Убийца вроде Камису Рейны.

И потому, я прошу ее:

— …Пожалуйста, убей меня.

В этот миг моя рана превращается в шрам.

Боль ушла и кровь остановилась. Остался только шрам, выглядящий немного отталкивающе, пока к нему не привыкнешь.

Но это лишь иллюзия; я не могу существовать без этой боли. Я должен тянуть за собой свое прошлое, живя с ним и с этой болью. Стоит мне перестать фантазировать о смерти от руки Камису Рейны, как шрам снова обернется свежей раной.

— Почему ты меня просишь? Просто сам умри.

— Это не обсуждается. Я не могу совершить самоубийство. Моего страха перед смертью с трудом хватает, чтобы удержать меня от этого.

— Хмм?.. С трудом хватает, хм? – она делает ударение на части моих слов.

Верно, я не могу оборвать свою жизнь, потому что знаю, насколько страшна смерть.

Но что если – что если кто-то бы меня убил?

Если бы меня убили против воли, у меня бы не было времени размышлять о смерти. В лучшем случае, я бы осознал тот факт, что исчезну из этого мира. Или, возможно, боль не позволит мне об этом думать. Главным чувством, которое меня охватит, будет облегчение.

Я всегда искренне хотел, чтобы кто-то меня устранил.

— Просто на всякий, – говорю я ей.

— Хм?

— У тебя ведь нет никаких сомнений по поводу лишения меня жизни, да?

С абсурдно прекрасной улыбкой Камису Рейна отвечает:

— …Конечно, нет. Почему у меня должны быть сомнения? Скажи мне, – продолжает она, удивив меня – почему ты так счастливо улыбаешься?

Только тогда я осознаю, что с моего лица не сходит улыбка. Я машинально прикрываю рот, но при этом заглядываю ей в глаза и отвечаю тем же.

— Как и ты, – замечаю я, заставляя и ее прикрыть рот. Развеселившись настолько одинаковой реакцией, мы оба начинаем смеяться.

Тот факт, что ничего из этого не реально, лишь подливает масла в огонь.

— Хорошо… – бормочет она, протягивая ко мне свои мягкие руки. Ее длинные тонкие пальцы обхватываю мою шею. Эта ситуация мне против воли кажется извращенной и даже немного эротичной.

Ее пальцы душат меня.

Ее руки холодные, словно у мертвеца. Кажется, будто этот холод поглощает все во мне.

Ах – я исчезаю навечно.

Понемногу ощущение расщепления становится сильнее. Медленно, но верно я покидаю свое тело. Мои искореженные останки снова собираются вместе и покидают мое тело. Никогда раньше я не испытывал таких переполняющих мук и удовольствия.

Как я и предвидел, я чувствую облегчение.

В мои последние секунды я смотрю на нее, пока она меня душит.

Неожиданно я задаюсь вопросом: кто же она такая?

Я быстро отгоняю эту мысль. Отчасти дело в ослаблении способности думать, но, по большей части, эта мысль показалась бессмысленной, когда я увидел ее абсурдно прекрасную улыбку.

Вместо этого я мысленно говорю ей:

«Спасибо».

А затем…

Когуре Ацуси умер.