Рэйна Камису (Новелла) - 4 Глава

1.

Это я предоставил фото для похорон Вакуи Шизуки.

У меня ее снимков больше, чем у кого бы то ни было – даже больше, чем у нее самой. Ее улыбка, ее слезы, ее досада… все это дорого мне.

Подняв голову, я смотрю на стоящее на алтаре фото мило улыбающейся Шизуки.

Ах, уже прошел год с тех пор, как она перестала так улыбаться.

После того инцидента годичной давности она не показывала свою счастливую и беззаботную улыбку. Вместо этого ее глаза угасли, а улыбка превратилась в слабое движение губ.

Но я не возражал. Я готов был ждать рядом с ней, когда Шизука вновь обретет радость жизни, и не собирался другую любовь искать.

Мне в нос ударяет запах благовоний.

Мне кажется, будто я пустею, когда запах пропитывает мое тело; он словно молча отнимает меня у меня же. От меня остается лишь полупрозрачная масса недосягаемой пустоты.

Окружающие меня краски ограничены черной, белой и зеленой, цветом формы нашей школы. У меня забрали даже цвета.

Скорее всего, отныне я останусь в этом странном отчужденном мире.

— Казуаки, – говорит кто-то. Обернувшись, я вижу робкого Киити.

— …Ты пришел?

— Конечно. Как и весь наш класс.

Как верно заметил Киити, здесь весь наш класс. На самом деле, пришли и ученики других классов, с которыми дружила Шизука, школьники, которых я даже не знаю, и несколько учеников из других школ.

После того происшествия Шизука начала терять друзей одного за другим и перестала заводить новых, пока я не остался единственным в школе близким ей человеком. Дружба девушек определяется их близостью; поначалу ее подруги держались рядом из сочувствия, но, в итоге, не смогли смириться с переменами в ней.

Тем не менее, многие старые друзья Шизуки пришли на похороны и оплакивали ее. Верно, для всех она – героиня трагедии, и мне это не по душе. Она должна была быть моей героиней, не чьей-то еще.

И потому я игнорирую их и смотрю на снимок.

Ее улыбка.

Почему, почему же я не смог защитить эту улыбку?

Где мы сделали неверный выбор? Что я должен был сделать? Было ли мое решение обнять ее ошибочным? Или тогда уже все равно было слишком поздно?

Почему я не смог защитить то единственное, что хотел защитить любой ценой?

И что мне делать теперь, когда я полностью и бесповоротно потерял Шизуку – мою вторую половину – мою надежду, мой смысл?

Я такой же, как этот снимок.

Запечатленная улыбка и я – всего лишь мимолетные останки прошлого.

Тело Шизуки увезли.

Я не смог увидеть ее лицо в последний раз, поскольку ее тело получило сильные повреждения. Если бы я настоял, возможно, получил бы разрешение взглянуть, но ни Шизуке, ни мне этого бы не хотелось.

То есть, мне сказали повреждения. Не раны, не шрамы, черт, но повреждения.

Ха-ха-ха, Шизука уже не человек. Она – пустота. Это зрелище только расстроило бы меня.

Черные, белые и зеленые краски исчезают, а я все стою там, глядя на дверь, через которую вынесли Шизуку.

— Казуаки-кун, – говорит кто-то у меня за спиной.

— Миссис Вакуи.

Это мама Шизуки с печальным выражением на лице. Конечно, она так выглядит из-за смерти дочери, но отчасти ее печаль вызвана и сочувствием ко мне.

— Позволь отдать тебе это, – говорит она, протягивая мне кулак. Когда я подставляю ладонь, она что-то роняет на нее.

— Ах…

Это бархотка с крестиком; рождественский подарок, купленный мной для Шизуки два года назад на карманные деньги, которые я три месяца копил.

— Она была на Шизуке в момент смерти. Я… я подумала, что стоит отдать ее тебе.

Я слушаю ее, не поднимая взгляда и продолжая смотреть на бархотку в моей руке.

Она носила ее до самого конца? Хотя не надела ни разу, после того происшествия?

Что это значит? Почему она надела ее в самом конце?

— Прости, – внезапно говорит мама Шизуки.

Прости. Слова извинения.

— Ах…

Черт.

Ее мать извинилась раньше меня.

Она забрала мое право на извинение.

Было бы намного легче винить себя за то, что не смог стереть боль Шизуки, что позволил ей принять такую участь, что был ответственен за ее смерть. Было бы намного легче извиниться и сломаться под тяжестью.

Но ее мама не дала мне этого права.

Она заняла это место раньше меня.

Единственное, что мне сейчас осталось…

— Ум…

— УААААААААААА!

…плакать изо всех сил.

2.

Мы с Киити едем в среднюю школу «Сикура». Обычно у старшеклассника, не состоящего ни в каком комитете или клубе, нет причин ехать в совершено незнакомую среднюю школу, до которой приходится добираться на скором поезде, поскольку на велосипеде ехать далековато. Обычно.

— Он сказал, что ждет, – говорит Киити, закрывая свой мобильник.

— Хорошо, спасибо, дружище. Будет лучше, если с нами будет тот, кто дорогу знает. Слышал, в последнее время много подозрительных личностей бродит, не хочу, чтобы нас заподозрили.

— Ну, мы-то не менее подозрительные.

— Хех, похоже на правду. Еще раз, как твоего брата зовут?

— Юдзи.

— Като Юдзи, значит, хех. Вы похожи?

— Честно, не знаю, но почему-то он весьма популярен у девушек.

— Значит, вы не особо похожи.

— …Эй, и что это должно значить?

Молча усмехнувшись в ответ, я вставляю билет и прохожу через турникет. Киити с серьезным видом заглядывает мне в лицо.

Аах, понятно.

Он совсем не понимает; после похорон прошло две недели. Мне и так нелегко приходилось, когда она жива была, так что сейчас радостное лицо изображать – детские забавы для меня.

— Эй, Казуаки, – начинает он, когда мы заходим в поезд, со все тем же удрученным выражением. – Мне не стоит к тебе уже с проповедями лезть, но ты и правда не должен вечно на смерти Вакуи-сан зацикливаться, понял?

— Почему?

— Ну, чувак… – Секунду он колеблется, получив сухую реакцию на свой совет. – Знаю, ты любил Вакуи-сан. Возможно, это даже было взаимно. Но, Казуаки: парой вы не были, не говоря уже о браке. Просто друзья детства. То есть, посмотри на эту милую миниатюрную девчонку, что к тебе клеится; она доказывает твою популярность. Не трать такой потенциал.

— Аах… вот какое у тебя о нас впечатление сложилось?

— Хм? Но я же прав? Вы определенно находились на пути от друзей детства к возлюбленным.

— Не-а.

— О, брось, возможно, это ты так считал.

— Мы были парой.

— …Что? Правда?

Ах, конечно, он не мог о нас знать. Мы ведь с ним только со старшей школы знакомы.

— Мы уже начали встречаться в шестом классе начальной школы. Не болтай об этом, но в средней школе мы целовались и обнимались друг с другом.

— …Вы перешли на следующий этап?

— Нет. Она всегда настаивала, что мы должны подождать, пока не сможем пожениться, а я как болван ее слушался.

— Понятно… – выдавливает он и замолкает.

Но я продолжаю с воспаленным чувством самоуничижения.

— Ее изнасиловали.

— Да… – неуверенно отвечает он с двусмысленным выражением, по которому ясно, что он уже слышал эту весьма распространенную историю.

— Что, по-твоему, она первым делом сказала мне, рассказывая о случившемся?

— Понятия не имею…

— Мне так жаль.

Секунду Киити смотрит на меня, а потом опускает взгляд.

— Мы не сомневались, – продолжаю я, – что я заберу ее невинность, а она отдаст ее мне. Никто не ожидал, что поезд сойдет с предрекаемого пути. Миновав этот пункт, мы поступили бы в один университет, нашли бы работу и поженились. Наконец, когда смерть разлучила бы нас, мы бы покоились в одной могиле. Мы дали негласное обещание следовать этому пути.

— Мм…

— Но то происшествие сорвало наши планы. Четкий путь, лежавший перед нами, испарился. Поэтому она… извинилась, считая это своей виной. Виня себя во всем.

— …

Киити не произносит ни слова, но я продолжаю.

— Она настолько замкнулась в себе, что даже не могла больше ко мне прикасаться. Нет, возможно, у нее просто была андрофобия, кто знает. В любом случае, она просто не смотрела на новый путь, который я пытался построить для нас двоих. Из-за этого мы снова стали просто друзьями. Конечно, я не собирался это так оставлять.

— Понятно… – отвечает он просто.

На время между нами повисло давящее молчание, подчеркнутое скучным грохотом поезда. Пассажиры вокруг нас, похоже, воспринимали всех остальных как часть пейзажа, играя со своими телефонами или сосредоточившись на музыке в наушниках.

Я снова начинаю говорить.

— На днях я нашел одного из насильников.

Киити резко поднимает голову. Он смотрит на меня, вздернув бровь.

— …И что ты сделал?

— Я его убил.

Он полностью лишается дара речи.

— Я сорвал с него всю одежду, раздавил камнем его хозяйство, избил его до неузнаваемости, напихал ему в рот его же дерьмо, вырвал один за другим ногти, выдавил глаза… а в процессе он коньки отбросил.

— …Ты шутишь.

Мой взгляд прикован к барам, видеопрокату и кафе с фаст-фудом, пролетающим за окном.

— Конечно, шучу.

К счастью, я не знаю, как они выглядят.

Поезд начинает медленно замедляться, и я думаю, глядя в окно:

Кстати говоря… Давно я гюдона не ел.

Средняя школа «Сикура» расположена среди жилых кварталов; наконец-то добравшись туда, мы замечаем группу школьников, играющих в футбол и бейсбол на тесном школьном участке.

Спустя пять минут после звонка Киити, Юдзи появляется у школьных ворот; на нем все еще надет спортивный костюм, намекающий, что он оторвался от тренировки. С его крупным и спортивным телосложением становится ясна причина его популярности.

— Позволь сразу к делу перейти: все три покончивших с собой ученика учились в твоем классе, верно, Юдзи-кун?

— Да, из-за этого у нас тут тот еще хаос творился.

— Ты о чем?

— Например, никто не хотел на себя вину брать, нам нового классного руководителя назначили и так далее.

Действительно, самоубийство трех школьников – большая проблема. К тому же, они еще и посреди переходного возраста были (хотя я не особо старше), что усложняет дело и добавляет даже больше проблем.

— Суть Киити мне рассказал, так что перейдем сразу к подробностям: что, по-твоему, стало причиной их суицида?

Юдзи размышляет.

— Думаю, у каждого из них свои проблемы были, честно. У девушки из первого инцидента не было друзей, и в классе к ней не особо хорошо относились, а парень, покончивший с собой следующим, винил себя в смерти первой жертвы.

— …Ах, так они не независимо друг от друга самоубийство совершили, но, скорее, первый суицид стал отправным звеном?

— …По моему мнению, да.

— Хорошо…

Услышав, что трое школьников покончили с собой в разное время и в разных местах, я заподозрил ту же странность, что и в случае с Шизукой; все-таки, вы же не станете убивать себя лишь потому, что с этой темой столкнулись.

Но если эти случаи взаимосвязаны и их причины отслеживаются, обычными, возможно, их не назовешь, но и странными тоже.

Похоже этот след, по которому я пошел, обнаружив, что Шизука расследовала эти происшествия, обрывается здесь.

— Можешь показать мне свой класс, Юдзи-кун? – прошу я просто на всякий случай.

— Конечно. Но, пожалуйста, постарайся не привлекать внимание. Объясняться – лишняя морока.

Мы с Юдзи-куном (Киити остался снаружи) зашли в здание школы. Затем он показал мне все, отвел в соответствующие места вроде класса, ведущей на крышу лестницы, где видели первую жертву, и так далее. Кстати, место, куда я больше всего хотел попасть, крыша, было закрыто, возможно, из-за этих происшествий.

— И? Узнал что-нибудь? – спрашивает у меня Юдзи-кун перед ведущей на крышу дверью.

— Хм… – Как и ожидалось, все эти места меня не впечатлили.

— Можно спросить тебя кое-что по делу? – отвечает он на мое молчание.

— В чем дело?

— Зачем ты вообще это расследуешь, Тойосина-сан?

Подумав немного, я отвечаю:

— У меня была девушка.

— Об этом брат мне кое-что рассказывал. Он сказал, она… совершила самоубийство, – поясняет он, слегка запнувшись перед словом самоубийство. – Ах, ты подозреваешь, что это было убийство, а не суицид? И что преступник был тот же, что и в…

— Ха-ха, нет, не в этом дело. Честно говоря, думаю, у нее была подходящая причина для самоубийства.

— Но зачем тогда?

— За пару дней перед смертью она начала странно себя вести. Ее состояние резко ухудшилось, словно она надавила на газ и упала с обрыва. Другими словами, знаешь, я расследую причину, заставившую ее внезапно на газ надавить.

— Но есть ли… – начинает Юдзи-кун, но потом замолкает посреди фразы, скривившись.

— Что?

— Ах, нет, пожалуйста, забудь об этом. Не хочу показаться грубым.

— Ничего, мне интересно.

Он несколько раз смотрит мне в глаза, прежде чем наконец-то кивнуть.

— Эм… Я просто сомневался, есть ли во всем этом смысл?

Смысл.

Смысл, хм?

— Я… Прости! Я сболтнул лишнего!

— Нет, ничего, – заверяю я его и добавляю. — …Смысла нет, полагаю.

— Совсем? – удивленно спрашивает он.

— В последние дни она ходила в странные места, конечно, и она начала бредить. Возможно, это ускорило ее смерть.

— …Мне кажется важным с этим разобраться, нет?

— Не-а, вовсе нет. Я знаю наверняка, что причина ее самоубийства никак с этим не связана.

— …Бессмысленно… но тогда зачем тебе тратить силы на расследование?

Я смотрю на Юдзи-куна. Видя его озадаченное лицо, я уверен, что он никогда не терял любимого человека.

— Возможно, мне просто нечем заняться?

— Но это же не так, верно?.. Может, еще рановато, но ты мог бы начать к экзаменам в университет готовиться или ты бы мог…

— Нет, нечем, – твердо перебиваю я его. – Мне больше нечем заняться.

Путь, который я пытался отстроить, был необратимо разрушен. Сейчас я просто уплываю в пустое пространство.

— …

Похоже, Юдзи-куна я не убедил, но ладно; ему необязательно понимать. Ибо поймет он не раньше, чем сам в похожей ситуации окажется.

Я снова оглядываюсь и испускаю долгий вздох. Похоже, здесь ничего не найти. Не так легко обнаружить оставленные Шизукой фрагменты.

Я достаю из кармана ее бархатку и смотрю на нее.

Шизука, почему ты надела эту бархотку перед смертью? В этом сокрыт какой-то смысл? Или нет? Я даже этого не могу понять, хотя мы большую часть жизни вместе были.

— Ну, если это все, может, пойдем? – предлагает Юдзи-кун.

Я согласно киваю. Здесь нечего делать.

Поднимаясь по ступеням, я вспоминаю, что должен спросить еще кое-что.

— Аах, пока не забыл: ты случайно не знаешь одно имя, Юдзи-кун? – спрашиваю я, ничего не ожидая.

— Какое имя?

— Ум, сейчас… «Камису Рейна».

Когда я произношу имя, Юдзи-кун резко останавливается.

— …Откуда ты знаешь это имя? – спрашивает он, удивляя меня своей реакцией. Его лицо слегка напряжено.

— Эм, услышал от своей покойной девушки.

Он молчит, не отрывая от меня взгляда.

А? Что это с ним? Это имя ему все-таки знакомо? Нет, это не объяснило бы подобную реакцию.

А значит?..

— Человека с таким именем я не знаю, но, по правде говоря, на имя это я натыкался.

— Где?..

Юдзи-кун неохотно отвечает мне:

— Его упоминали жертвы.

Это значит?.. Постойте, мне нужно подумать.

Юдзи-кун слышал имя «Камису Рейна» от жертв самоубийства. Жертв – число множественное. Более того, сам он «Камису Рейну» не знает. Но это все равно не объясняет его странную реакцию.

То есть…

— …Ты не знаком с Камису Рейной, – говорю я.

— Не знаком.

— И остальные живые ученики ее тоже не знают.

— …Именно.

— Однако… Все жертвы суицида, включая мою девушку Шизуку, знали Камису Рейну.

Юдзи-кун смущенно кивает.

— Я не уверен, были ли все трое с ней знакомы, но как минимум две первые жертвы упоминали это имя.

— Понятно.

— Первая упоминала это имя как свою лучшую подругу, а второй – указал в предсмертной записке как человека, подтолкнувшего его к суициду, перепутав Камису Рейну с первой жертвой.

— Он ее перепутал? Как такое возможно? Как можно спутать имя человека, доведшего тебя до смерти?

— Я тоже так думал… но в его предсмертной записке явно о первой жертве говорится! Полагаю, он их обеих знал, раз они близкими подругами были, и перепутал одну с другой.

— Но…

— Да, знаю. Это объясняет упоминание этого имени двумя первыми жертвами, но не причину знакомства с ней и твоей девушки.

Именно.

Мы с Шизукой были почти всю жизнь знакомы, потому что дом ее семьи через улицу от нашего стоит. Мы учились вместе от детского сада до старшей школы. Другими словами, со средней школой «Сикура» она была связана так же мало, как и я.

У старшеклассника, не состоящего ни в каком комитете или клубе, нет причин ехать в совершено незнакомую среднюю школу, до которой на велосипеде ехать далековато, но не настолько далеко. Точно так же у нее нет причин заводить знакомства с тамошними учениками.

— Шизука была знакома с «Камису Рейной», хотя вы ее не знаете, и у нее было куда меньше точек соприкосновения с другими жертвами. А все, кто знал Камису Рейну…

— …теперь мертвы.

Кусочки начинают складываться, составляя кольцо, связывающее всех жертв.

Невероятно искаженное кольцо, которого не должно вообще существовать.

Если подумать, у Шизуки и остальных жертв, без сомнений, были подходящие причины для совершения самоубийства.

Другими словами, наличие у них причин ни в коем случае не исключает существования третьей стороны, могущей повлиять на них.

Нет… не спеши с выводами. Я должен учесть, что Шизука собирала информацию об этой школе; возможно, в процессе она узнала о Камису Рейне.

В таком случае… это стало бы зловещей цепочкой совпадений.

— Тойосина-сан, – начинает Юдзи-кун, – я попробую завтра поспрашивать в школе о Камису Рейне.

— Пожалуйста, так и сделай.

Куда меня приведет это кольцо? Я размышляю, глядя в пространство.

Неожиданно у меня перед глазами все плывет, словно капля воды в глаза попала. Но так и должно быть. Мир полон мозаик, скрывающих правду от наших глаз. На самом деле, мы ничего не видим. Возможно, мы получаем то, что считаем ответом, хотя он и построен на ущербной логике. В конечном счете, трехмерные создания вроде нас не могут видеть трехмерный мир насквозь.

Мое зрение вечно размыто, я всегда слеп.

Ах, просто будь оно все проклято. Кто-нибудь, скажите, что мне делать! Чего от меня хотела Шизука? Как мне сбежать от судьбы? Сколько будет 1+1? Почему Земля вращается? Почему Земля круглая? Что такое гравитация? Что такое магнитное поле? В чем смысл жизни? Кто такая Камису Рейна?

Я знаю, четкого ответа не существует, так просто придумайте его за меня. Просто скажите мне ответить, используя твердую логику. Ответ должен быть, а если он есть, пожалуйста, скажите мне его.

Дайте мне верный ответ.

Дайте мне верный ответ.

Спасите меня!

Спасите, пока я не утонул в трясине, с которой борюсь, вытягивающей из меня жизнь!

Внезапно.

На лестничном пролете, где я был считанные секунды назад, я вижу силуэт.

Человек.

— …А?

…Это Шизука.

— ?.. В чем дело, Тойосина-сан? – спрашивает Юдзи-кун в ответ на мой резкий выдох.

— Т-туда посмотри! – прерывисто говорю я, указывая на Шизуку. Он переводит взгляд в указанную сторону и прищуривается.

— …Эм, я ничего не вижу.

— Н-невозможно!

Я снова оборачиваюсь к лестнице.

— Ах…

Шизуки там нет. Конечно, нет. Она мертва. Ее больше нет среди нас.

— …Прости, забудь об этом.

— Ты, должно быть, устал.

— Ага, пожалуй, ты прав.

Я устал. Да. Совершенно.

Иначе я в это не поверю.

— Ха-ха…

То есть, правда, как иначе я мог бы поверить, что я, любивший Шизуку сильнее кого бы то ни было, перепутаю ее с кем-то другим.

Шизуки нет среди нас. Ее нет здесь.

И потому, та девушка – это не Шизука.

Эта девушка, стоящая там с абсурдно прекрасной улыбкой, напоминающая Шизуку, это…

— Приятно познакомиться.

…Камису Рейна.

3.

Что было самым важным для меня в моей школьной жизни?

Ответ очевиден; и это то, чего я уже лишился.

Сейчас школа словно гамбургерная, где не подают мяса. Они могут предложить взамен тофу, но этого просто недостаточно.

Для меня, по крайней мере, в школе нет ничего важного. Единственная причина, по которой я еще здесь – привычка, рутина, которой я запрограммирован следовать, ежедневный ритуал, совершаемый ради семьи. Мой долг – играть роль ленивого школьника перед учителями, жизнерадостного друга перед Киити и остальными, замечательного семпая перед Хозуми-тян. Кстати, это не просто игра; каждый миг, проводимый в этих ролях, я являюсь настоящим собой. Лжи в этом нет.

Но когда мне не приходится играть эти роли, я сталкиваюсь с зияющей внутренней пустотой.

Ну, неудивительно. Единственная самая важная моя роль стала бесполезной, и отведенная под нее часть меня испарилась.

После окончания занятий я начинаю поднимать стулья на парты, чтобы вымыть пол – всего лишь еще одна часть рутины, которую я вынужден повторять снова и снова.

Занимаясь этой работой, я внезапно вспоминаю свою короткую встречу с Камису Рейной, завершившуюся раньше, чем я успел ей хоть слово сказать.

Я никогда не встречал никого, более похожего на Шизуку. И хотя она явно не человек, но и не иллюзия. Камису Рейна, без сомнения, общалась с Шизукой и остальными школьниками и довела их до самоубийства. В этом я на 100% уверен. Но эта уверенность меня тревожит.

Мысли логически, Казуаки. Почему я так уверен, что она та, кем я ее считаю? Мои мысли ничем не подкреплены; у меня нет никакой информации, позволившей бы узнать Камису Рейну. Мне неизвестна ее внешность, ее черты, ее характер – ничего.

Но встреченная мной девушка – это Камису Рейна.

Почему такой ответ всплыл и вызвал у меня отклик? Что это значит?

— Семпай!

Семпай. Для учеников младших классов все семпаи, но, основываясь на контексте моей ежедневной рутины, я могу определить, что это ко мне обращаются. Я поворачиваюсь к выходящему в коридор окну.

— Привет, Хозуми-тян, – говорю я. Она улыбается в ответ. – И Йосино-тян, – добавляю я, заметив рядом ее подругу, молча кивнувшую в ответ.

Йосино-тян почти не разговаривает со мной. Полагаю, ей неуютно в компании противоположного пола. На самом деле, когда на днях я встретил ее в коридоре одну, она молниеносно убежала от меня. Конечно, этот случай заставил меня призадуматься, но, вопреки моим опасениям, не похоже, чтобы я ей и правда не нравился.

— Выглядишь мрачным. Что-то случилось? – спрашивает с улыбкой Хозуми-тян.

— Хм? – Хотя мне и кажется, что они ее не знают, я все равно решаю попробовать. – Вы случайно не знаете Камису Рейну, а?

— Рена… Камизу? – повторяет она, словно попугай, и поворачивается к подружке. Йосино-тян безмолвно качает головой. – Она знаменита, что ли?

— Нет, нет.

— Из нашей школы?

— Нет.

— Хм? Тогда почему ты решил, что мы можем ее знать?

— Я и не ждал, что вы с ней знакомы. Просто спросил, в самом деле.

Верно, они не могут знать Камису Рейну. Все, кто ее знают, уже мертвы.

Все, кто знают, уже мертвы?..

Включая меня? Ха-ха, как нельзя лучше подходит, но не смешно.

— Тогда ладно, мне пора идти.

— Ах… эм, а можно мне с тобой?.. – спрашивает Хозуми-тян.

— Нет, прости, но…

— Хорошо… – произносит она с явным разочарованием.

Чтобы облегчить совесть, я поясняю, сразу жалея о том, что проговорился:

— Я хочу кое-что расследовать.

— Расследовать?

Ну вот: теперь я разжег ее любопытство. Стоит ли ей отвечать?.. Знаю, она в меня влюблена, так что, наверное, куда угодно за мной последует, если я буду честен. Не хочу ее мучить, даря ложные надежды.

Но затем я понимаю, что если рассказать ей правду, это может помочь делу.

— Я расследую недавние случаи самоубийств.

— Ах…

Как я и думал, ее лицо мрачнеет при слове «самоубийства» и над нами нависают воспоминания о Вакуи Шизуке.

— Понятно…

Хозуми-тян стала реже подходить ко мне после смерти Шизуки. Изначально я считал, что она втайне обрадуется ее кончине и всеми силами попробует использовать дыру в моем сердце.

Я ошибся.

Этим я хочу сказать, что Хозуми-тян не только расстроилась из-за смерти Шизуки; она так же была достаточно восприимчива, чтобы заметить: важность Шизуки для меня совершенно не изменилась. И это ее разочаровало. Наверное.

— …Но по телевизору об этих случаях не говорят, верно? – произносит она, взяв себя в руки.

— Ага. Все-таки, суицид перестал быть особенной темой. К тому же, думаю, существуют определенные правила, потому что это может людей на дурные мысли навести.

— Мне кажется, в новости попадают только дела, затрагивающие знаменитостей, или действительно плохие случаи…

— Действительно плохие… – бормочет Йосино-тян, впервые сегодня присоединившись к нашему разговору. – Хозуми-тян? Помнишь этот инцидент в старшей школе «Дзюнсейва», когда несколько учениц с крыши спрыгнули?

У Йосино-тян есть привычка разговаривать со мной через Хозуми-тян.

— Хм?.. Ну, конечно. Ты вечно напоминаешь мне, что выбрала нашу школу из-за того происшествия, так ведь? Ты и в средней школе там училась, верно?

— Д-да…

Йосина-тян ходила в школу «Дзюнсейва»? Но это типичный пример женской школы для богатых барышень. Неудивительно, что она так чувствительна к парням.

В любом случае, после ее слов я вспомнил, что когда-то давно слышал о таком случае, хотя до этого момента он вылетел у меня из головы.

— Пожалуйста, можешь мне больше об этом рассказать? – прошу ее я.

— Э, эм… Я слышала, все началось, когда президент студсовета спрыгнула с крыши здания… Несколько других учениц последовали ее примеру и тоже спрыгнули… – отвечает Йосино-тян, глядя в сторону и постепенно говоря все тише.

— Как давно это было?..

— Три с небольшим года назад… Я… думаю…

Я удивлен, что смог забыть катастрофу такого масштаба; или СМИ специально контролировали, чтобы инцидент особой огласки не получил?

Йосино-тян, заметив мое недоумение, добавляет, покраснев:

— СМИ не указали число самоубийств, потому что это навредило бы длинной истории школы «Дзюнсейва».

Понятно.

— Я хочу узнать об этом случае больше. Ты не знаешь, кого я могу спросить?..

— Эм…

— Хм?

— Моя сестра там тогда училась, так что от нее можно информацию получить. Но… – говорит Йосино-тян.

— Но?..

— Она не любит эту тему обсуждать. Настолько, что вообще мне об этом не рассказывала. Сомневаюсь, что она захочет помогать.

— Ты уверена?

— Да…

Возможно, ее сестра была частично связана с массовым самоубийством. Хотя, учитывая размах происшествия, вполне вероятно, что за ним стояло нечто, касавшееся всей школы.

Нечто.

Например – Камису Рейна.

— А мы не можем просто ее подруг расспросить, раз твоя сестра говорить не хочет, Йосинон? – предлагает Хозуми-тян, перебивая нас.

— Боюсь, у моей сестры подруг в старшей школе особо не было, – отвечает с горькой улыбкой Йосино-тян – поведение, совершенно отличное от того, как она со мной себя ведет.

— Тогда как на счет такого: уверен, у твоей сестры есть выпускной альбом, верно? – спрашиваю я.

— Ах, эм, да… – напряженно кивает она.

— А его ты мне можешь показать?

— Эээ, хм…

Похоже, ее эта идея не привлекает.

— Просто умыкни его, пока она не видит, Йосинон!

— А-а?! Ты шутишь, верно?..

— Пожалуйста, Йосина-тян, – я тоже прошу, сложив руки вместе, словно в молитве. Она кажется изрядно озадаченной, но мне не приходится средства выбирать.

— М-ммм… Я попробую.

— Ура! Спасибо огромное.

— Н-но там нет адресов и номеров телефонов!.. Чтобы не допустить злоупотребления информацией, школа ведь известная…

— Хорошо. Но даже фото может зацепку дать.

— Зацепку?.. – спрашивает Хозуми-тян, слегка дрожащим голосом. Должно быть, когда Шизука рассказала мне об «энергетических телах», у меня было такое же выражение, как сейчас у Хозуми-тян.

— Э, ну…

Зацепка о Камису Рейне; вот что я ищу, но я не могу ей этого рассказать. В отличие от Шизуки, я прекрасно понимаю, каким кажусь со стороны.

Я обнаружил отличное от человека существо, содействующее суициду, которое является не призраком или иллюзией, но таинственным феноменом. Более того, оно не только невероятно красиво, но и похоже на Шизуку. И именно оно Шизуку и убило!

Ага, они бы ни за что в это не поверили.

Я перевожу взгляд на Хозуми-тян, смотрящую на меня с тревогой. Мне нужно придумать оправдание. Я мог бы сказать им, что моя первая любовь ходила в эту школу, и что… нет, по ходу разговора они бы поняли, что это ложь. К тому же, они знали, что Шизука для меня все.

— …Эээ…

Хозуми-тян тревожится все больше. Быстро!

Однако…

— Казуаки!

Позади них как раз показался Киити. Слава Богу.

— В чем дело? – спрашиваю я таким спокойным голосом, на какой только способен.

— Я только что от брата сообщение получил. Он хочет, чтобы ты с ним связался.

— Юдзи-кун хочет, чтобы я с ним связался?

Он поспрашивал других школьников о Камису Рейне?

Получив от Киити номер Юдзи-куна, я отошел от остальных (Хозуми-тян, похоже, это не обрадовало), спрятался в кабинке туалета – нам запрещено открыто пользоваться мобильниками в школе – и набрал номер.

— Алло?

— Привет, это Тойосина.

— А, привет, Тойосина-сан.

— Киити сказал, ты хочешь поговорить. В чем дело?

— Да. Я, как и обещал, поспрашивал сегодня людей в школе о Камису Рейне.

— О, большое спасибо.

— Не за что. В любом случае, я нашел того, кто может ее знать.

— Правда?! Но что значит «может»?

— Сам поймешь. Я смог уговорить этого человека остаться в школе до твоего прихода, так что можно попросить тебя заглянуть в течение дня?

— Конечно.

— Хорошо. Мы ждем. Сбрось сообщение, когда приедешь. Увидимся.

— Ага, еще раз спасибо. Увидимся.

Я вешаю трубку со вздохом облегчения.

Кто-то кроме меня знает Камису Рейну?.. Тот, кто тоже «собирается умереть»? И этому человеку она тоже кажется на мою Шизуку похожей?

— А?.. – выдыхаю я, охваченный некоторыми сомнениями, всплывшими, когда я представил, какой Камису Рейна кажется другим людям.

Камису Рейна.

Камису Рейна напоминает Шизуку.

…Это странно. Это, конечно, может быть простым совпадением, но мне против воли кажется, что здесь нечто большее. Почему она похожа на Шизуку?

Но тогда…

Камису Рейна Шизуки тоже напоминала ей себя?

Я так не думаю. Мое чутье мне другое подсказывает.

Разве не кажется более правдоподобным предположение, что Камису Рейна приспособилась, чтобы походить на Шизуку в моих глазах?

Эти джинсы отлично на тебе смотрятся, но они слишком длинные, так? Позволь обрезать их под твой размер. Давай я подгоню их под тебя.

Но что вытекает из этого предположения, если оно верно?

Камису Рейну определяют не ее внешние данные. И что это подразумевает? Чем она, в конечном счете, является?

Мой мозг не поспевает за ходом моих мыслей. Мне не хватает иммунитета против непостижимого феномена. Я начинаю бессмысленно повторять ее имя у себя в голове. Камису Рейна, Рейна Камису, Камису Рейна, Рейна Камису. Еще раз. Камису Рейна, Рейна Камису, Камису Рейна, Рейна Камису. Еще раз. Камису Рейна, Рейна Камису, Камису Рейна, Рейна Камису. Петля. Камису Рейна, Рейна Камису.

Я выхожу из туалета и обнаруживаю Хозуми-тян, ожидающую меня в одиночестве с по-прежнему недовольным видом.

— В чем дело?.. – спрашиваю я.

— …Семпай. Ты сегодня куда-то собрался?

— Ты слышала?

— Да, но не совсем поняла, потому что только твой голос слышала.

— Понятно…

— Семпай?

— В чем дело?

— …Кто такая Камису Рейна?

Она переходит прямо к сути проблемы, на миг лишая меня дара речи.

Похоже, она смогла отфильтровать из нашего телефонного разговора важные ключевые слова…

— Я всегда интересовалась тобой, семпай, так что я вижу, что «Камису Рейна» стоит у истоков твоих тревог, а все твои тревоги так или иначе связаны с Вакуи-семпай. Пожалуйста, будь честен со мной. Эта «Камису Рейна» как-то связана со смертью Вакуи-семпай?

— …Где Йосино-тян? – спрашиваю я, отводя от нее взгляд, и высматриваю ее подругу.

— Она ушла домой. Я сказала ей, что сегодня не могу с ней пойти, – отвечает она на мой вопрос, своим строгим и сосредоточенным взглядом запрещая мне отводить глаза.

Я понимаю по ее взгляду, что больше она меня сегодня не отпустит, а внутри ее ясных и красивых глаз я вижу себя: свое измотанное, трусливое, глупое, полное раскаяния, безнадежное отражение.

Как я могу ей нравиться с ее настолько ясными и прекрасными глазами? Ты, должно быть, слепа, Хозуми-тян…

— Хозуми-тян…

Под взглядом ее чистых глаз, я понимаю, что должен проявить определенную искренность.

— Что такое?

Такими темпами, она ничего не спросит. Она просто пойдет за мной в среднюю школу «Сикура» и не отстанет от меня. Она даже не думает сдаваться.

Хозуми-тян – девушка милая. Она может пережить столько чудесных романов, сколько захочет. У нее нет причин ограничивать себя из-за меня; она легко нашла бы любовь, с которой могла бы вести себя свободнее и естественнее.

Я не могу так все оставить.

Поэтому мне кажется, что я задолжал честный, но жестокий ответ на ее чувства.

— Я не вижу в тебе человека противоположного пола, – говорю я. Ее глаза распахиваются в ответ на мое признание без предисловий. – И никогда не увижу. Ты никогда не займешь в моем сердце особое место.

— С-семпай?..

— Мое сердце отдано только Шизуке. Я принадлежу ей от макушки до кончиков пальцев. Мы были одним целым. Тебе ее не заменить. Ты меня не устроишь, как ни старайся. Поняла, наконец-то? Вот какой я человек. Я никогда не стану тем, кем ты хочешь меня видеть, никогда.

Хозуми-тян совершенно лишилась дара речи, она просто открывает и закрывает рот. Она смотрит на меня неуверенно, ее лицо покраснело, ее кулаки сжаты, а тело дрожит.

У Хозуми-тян переходный возраст – период в жизни, когда ты слишком напряжен и боишься быть раненым кем-то или, не дай бог, тем, кто тебе нравится.

Несмотря на все это, я не сдерживался и так ужасно ранил ее.

Разве не было других вариантов? Возможно. Но мне казалось, что только грубыми словами я смогу ответить на ее сильный взгляд.

Хозуми-тян. Слишком сильные чувства всегда ведут к гибели, как прекрасные, так и отвратительные. Запомни это.

Только взгляни, во что сейчас превратился я, когда Шизуки не стало.

— Ты все равно хочешь пойти со мной, Хозуми-тян?

Ответ очевиден. Я ничего от нее не жду, глядя на ее исполненное неуверенности и боли лицо.

Поэтому…

— Хочу.

Решительный и быстрый ответ кажется мне куда более невероятным, чем существование Камису Рейны.

— Я хочу пойти с тобой, – повторяет она.

Хотя ей и должно быть ужасно больно.

Хоть она и сдерживает с трудом слезы.

Хоть ее голос и сильно дрожит.

И все равно она сумела сохранить яркий огонек в глазах и ответила на мой вопрос решительным голосом.

В тот миг я понял…

— Ах…

…Этот ответ я и искал.

Вот как я должен был тогда поступить.

Я погребен под лавиной раскаяния. Не способный двигаться и говорить, я могу лишь снова и снова вспоминать тот день. Окруженный холодным сожалением.

В тот день я обнял Шизуку.

«…Не трогай меня».

До сих пор я считал, что совершил ошибку. Я думал, что к тому времени уже опоздал.

Но я ошибался.

Моя настоящая ошибка – то, что я ее отпустил.

Я должен был и дальше ее обнимать, как бы сильно она ни вырывалась. Я должен был вцепиться в нее любой ценой… как сделала со мной Хозуми-тян.

«…Не трогай меня».

Из-за этих слов я отступил, вообразив, будто никак не могу остановить ее слезы. Я убедил себя, что уже слишком поздно.

Я просто был трусом: я боялся, что мне будет еще больнее, если она отвергнет меня. Я притворился, что разделяю ее боль, когда в действительности не мог сделать, что хотел, что должен был.

Только я мог чего-то добиться, но ничего не предпринял.

Я достаю из кармана ее бархотку с крестом.

Наконец-то я понял, почему она надела ее в самом конце, и что мне стоило сделать. Наконец.

Крепко сжимая бархатку, я думаю:

…Прости, что не был с тобой все время.

Я смотрю на покрасневшую девушку передо мной. Я не понимал ее. Я считал себя всего лишь заменимой частью в неуклюжей подростковой любовной истории, которую она себе нарисовала. Но это не так. Она совсем как я.

К сожалению.

— Пойдем, Хозуми-тян.

Она кивает.

Как жаль, что тебе все равно меня не спасти.

Потому что ты не Шизука.

Благодаря написанному мной заранее сообщению, Юдзи-кун и еще один парень уже ждали нас у входных ворот, когда мы приехали в среднюю школу «Сикура».

— Привет.

— Привет.

Возможно, этого стоило ожидать, но выражение у этого парня было… безучастным. Он просто смотрел в пространство, пока мы с Юдзи-куном здоровались.

— А ты кто? – спрашивает Юдзи-кун у Хозуми-тян.

— Меня зовут Сиики Хозуми. Я на год младше Тойосина-семпая… и старше тебя, заметь, – добавляет она из-за несколько бесцеремонного отношения к ней.

…Ну, это не так очевидно, если по твоему росту судить…

Я переключаю свое внимание на парня, который может знать Камису Рейну. Поняв, что пора представиться, он бормочет без тени улыбки:

— Меня зовут Когуре Ацуси.

— Честно говоря, я ничего не знаю, и не вспомнил бы, если бы знал, – начинает Ацуси-кун. – Я страдаю амнезией.

Амнезией? Словно главный герой какого-нибудь сериала.

Слышав об ней столько раз в вымышленных историях, я не особо удивляюсь, хотя и столкнулся с амнезией в реальности впервые.

Я вопросительно смотрю на Юдзи-куна. Он кивает. Похоже, он говорит правду.

Неудивительно, что у него такое безучастное выражение. Он безучастен в истинном смысле этого слова.

— Когда ты потерял свою память? – спрашивает Хозуми-тян.

Ранее в поезде я поделился с ней своими мыслями – проявив таким образом свое уважение – и она поверила мне, по крайней мере, с виду. Не знаю, что на счет правдоподобности, но она поняла, что я ей не лгу.

— Где-то в прошлом месяце, – равнодушно отвечает Ацуси-кун.

В прошлом месяце… примерно тогда фантазии Шизуки вышли из-под контроля.

— Если память меня не подводит, это случилось между вторым и третьим самоубийством, – добавляет Юдзи-кун.

— Я слышала, существуют разные типы амнезии. Какая у тебя, Ацуси-кун?

После недолгих раздумий он отвечает:

— Не знаю, почему я памяти лишился, но кроме основных повседневных знаний вроде языка, я все забыл. Поначалу я думал, что причина кроется в большом шраме у меня на груди, но мне сказали, что он у меня с детства.

— Ты забыл свое имя?

— Да.

— Понятно… Буду держать пальцы скрещенными, чтобы к тебе память вернулась, – говорит Хозуми-тян, пытаясь его подбодрить. Однако, Ацуси-кун качает головой.

Она озадаченно склоняет голову набок.

— Моя мама… или, точнее, тетя, посоветовала мне не возвращать память. К тому же, я абсолютно уверен, что она и так не вернется.

— Почему ты так уверен? – спрашивает по-прежнему озадаченная Хозуми-тян.

— Реальной причины нет. Мне просто так кажется… Думаю, Когуре Ацуси умер.

— Умер?.. Но ты же здесь, прямо перед нами.

— Нет, я не совсем Когуре Ацуси. Тогда умерла его личность, а я оказался в его теле в качестве импровизированной замены, потому что пустое место нужно заполнить. Я другой человек. Я лишь использую его имя удобства ради.

Я пробую представить себя без своих воспоминаний, даже тех, что касаются Шизуки.

Нет воспоминаний о Шизуке? Это не я. Это не Тойосина Казуаки, но совершенно другой человек.

Ладно, в словах Ацуси-куна есть смысл.

— Хорошо, перейдем к делу…

— На счет этого, – встревает Юдзи-кун. – Ацуси не признает, что знает Камису Рейну.

— А, правда?

Хотя теперь ясно, что, лишившись памяти, Ацуси-кун не будет помнить знакомство с Камису Рейной, разве что они встретились за то короткое время, что успело пройти.

Но, видя застывшее на его лице выражение, я полностью уверен, что в какой-то момент он с ней сталкивался: его безразличие исчезло. Вместо этого он сжимает зубы и хмурит брови.

Он явно ее знает. И несчастья, что она приносит.

— …Ацуси-кун. Ты знаешь Камису Ре…

— Нет, – сразу перебивает он, заметно разозлившись.

…Похоже, так он мне не ответит. Посмотрим, смогу ли я из него обманом нужную информацию вытянуть.

— О, ясно, так это Камису Рейна твою память стерла, – говорю я раздражающе.

Его глаза на миг округляются, а лицо мрачнеет еще больше. Должно быть, я едва не перегнул палку.

— Хорошо, Ацуси-кун. Еще кое-что…

— Я!.. – снова перебивает он, на этот раз закричав. Смутившись под нашими удивленными взглядами, он продолжает. – Я ничего не помню. Правда.

— Но…

— Просто от этого имени у меня мурашки по коже.

— И все же, твоя реакция ненормальна.

— Даже если я контактировал с Камису Рейной… нет, вероятно, я так и делал. Или, точнее, «Когуре Ацуси» делал. Но я ничего не знаю. Когуре Ацуси больше не существует, так что отстаньте от меня! Почему все достают меня этими вопросами?!

— Хм? – бормочу я, озадаченный его последней фразой. – Под «всеми» ты нас имеешь в виду?

— Конечно. И ту странную девушку, что внезапно заговорила со мной на днях.

Странную девушку?..

— О ком ты говоришь?

— Я не знаю, кто она такая! Ну, я вообще никого не знаю. Она неожиданно подошла ко мне и произнесла: «Я так и знала. Ты умер, да?». Полагаю, мы встречались раньше…

«Я так и знала. Ты умер, да?»?..

— Хозуми-тян?

— Да?

— Какое впечатление у тебя сложилось бы об Ацуси-куне, пройди ты мимо него на улице?

— А? Эм… ничего особенного… максимум, мне бы показалось, что он слегка необычный человек.

— …Согласен, – киваю я.

Хозуми-тян права. Встреченная им девушка и правда была странной; такие слова от незнакомцев не услышишь. Такие чудаки редко встречаются, но я помню, как недавно слышал нечто со схожим эффектом.

Похоже, девушка перепутала его с мертвецом; другими словами, она считает, что способна видеть мертвых людей. Призраков? Человекоподобные энергетические тела?

В моей груди поднимается волна отвращения, посылая в мою глотку обжигающий черный комок. Я чувствую тошноту, мои пальцы дрожат, глаза горят, горло болит.

— Ты… знаешь ее имя? – спрашиваю я, прижимая руку к груди.

— А тебе какая разница? – огрызается Ацуси-кун.

Он меня бесит.

— Просто скажи, мать твою! – кричу я, удивляя не только его, но и остальных. Это меня не меньше бесит. – И?! Ты знаешь, как ее зовут, или нет?!

— …Она назвала свое имя… Кажется, она назвалась Ватарай или Вакуи… ах, а звали ее Шизука.

Ах…

Так с этого все началось?

Теперь я наконец-то могу соединить точки этого искривленного кольца.

Никаких сомнений:

Шизука заразилась «Камису Рейной» от Ацуси-куна.

— Ацуси-кун. Выкладывай все, что тебе известно о Камису Рейне, – снова требую я.

— …Я ничего не знаю, черт побери!

Я хватаю его за ворот.

— Ничего, говоришь? Ты меня разыгрываешь?! Ты ее знаешь! Если нет, вспомни! Хочешь, чтобы я твою память встряхнул, э? Я слышал, шоковая терапия творит чудеса?

— У-успокойся, Тойосина-сан! – просит Юдзи-кун, хватая мою руку.

— Руки прочь! – кричу я, бросая на него злой взгляд.

Но он не выпускает мою руку. Он силен. Больно. ЧЕРТ. БОЛЬНО ЖЕ. Отпусти меня, козлина! Я должен узнать правду о Камису Рейне! Любой ценой! С чего мне позволять мелкому засранцу вроде тебя мешать мне?!

— Х-хватит, семпай! – Хозуми-тян тоже хватает мою руку.

Что? Объединились против меня? А я-то только подумал, что ты немного меня понимаешь, Хозуми-тян. Какая ошибка. Все-таки, ты просто чужой человек.

— Убери руки, дрянь!

Она меня отпускает.

Что?! Если тебя даже подобные вещи отпугивают, тогда вообще не пытайся меня остановить! Вообще не ходи за мной! Что?! Не смотри на меня такими слезливыми глазами…

— …

Я отпускаю Ацуси-куна.

— …Прости, – извиняюсь я. – Простите! – извиняюсь я перед всей троицей.

Я отвратителен. Ужасен.

Я не только потерял контроль над собой, потому что Ацуси-кун оказался связанным с Камису Рейной, и грубо обошелся с ним, я еще и Хозуми-тян снова ранил. Она никогда не забудет, что я ее оскорбил. Она никогда не забудет эту короткую вспышку гнева в ее адрес. Одним лишь словом «дрянь» я ранил ее сильнее, чем самое острое лезвие, хотя и знал о подобных последствиях.

Я подлец. Подонок. Отброс. Ничтожество. Мне стоит просто умереть.

Нас окружает тишина; все молчат.

Что? Где ваши упреки? Завязывайте с этими сочувствующими взглядами! Они лишь напоминают мне о собственной глупости…

— Тойосина-сан… – нарушает молчание Ацуси-кун. – Я и правда не помню Камису Рейну.

— Ага… Я тебе верю. Прости.

— Нет, ничего. Я, может, ее не помню, но вижу жуткое… видение, время от времени появляющееся на долю секунды.

Неужели это?..

— Судя по моему страху, это и правда может быть Камису Рейна. Но это все, что мне известно. Единственное, что я могу сказать…

— …она абсурдно красива.

…Это она, Камису Рейна.

Следующее за ним видение и эта стертая память Кагуре Ацуси, без сомнения, это Камису Рейна.

Именное такое абсурдное впечатление она и производит; по крайней мере, до сих пор я никогда не встречал настолько красивых людей.

Другими словами, «Камису Рейна» – это феномен, создающий впечатление «абсурдно прекрасного».

Она – феномен, производящий на всех нас одинаковое впечатление.

— …Семпай? – хлопает меня по плечу Хозуми-тян. Я наклоняюсь на уровень ее роста. – Похоже, вы оба встречали Камису Рейну, да? – шепчет она мне на ухо.

Я тоже отвечаю шепотом:

— С чего ты взяла?

— Ну, потому что его впечатления совпадают с твоими.

— Хозуми-тян, – начинаю я, поправляя ее, – все с точностью до наоборот.

— Эй, может, скажете, о чем вы там шепчетесь? – перебивает нас Юдзи-кун.

— Не обращай внимания, – говорю я, поворачиваясь к Ацуси-куну. – Ацуси-кун. Можешь сказать, какое мнение у тебя сложилось о странной девушке, которая с тобой заговорила?

— …Ну, полагаю, ее можно назвать довольно красивой.

— Твой тип?

— Нет, вовсе нет, – без запинки отвечает он.

— Ладно, похожа ли она на видение, что тебя пугает?

— …Уверен, что нет, хотя наверняка сказать и не могу.

— Понятно… – бормочу я и смотрю на Хозуми-тян. Похоже, она озадачена расхождением фактов. – Юдзи-кун? Можешь рассказать мне больше о трех учениках, совершивших самоубийство?

— Конечно, попробую.

— Пожалуйста, как можно больше подробностей.

— Хм… Но я не слишком хорошо был с ними знаком…

— Все хорошо, просто расскажи мне, что знаешь, – заверяю я его.

— Ладно. Первой жертвой была Сато Фуми, которая ничем не выделялась в классе. Ее несправедливо обвинили в краже чужого кошелька, и, вероятно, это и привело в итоге к ее самоубийству.

Сомневаюсь, что настоящая причина была настолько явной, но сейчас это неважно.

— У нее не было друзей, кроме Камису Рейны, с которой она была очень близка, – добавляю я.

— Хотя доказательств ее дружбы с Камису Рейной нет, но, судя по ее заявлениям, так и было.

— Понял. Что со вторым?

— Второй жертвой был Кимура Кехей. Покончил с собой, потому что винил себя в смерти Сато-сан.

— Должно быть, он жаждал прощения Сато-сан. Но она была мертва. И потому вместо нее он извинился перед Камису Рейной.

— ?.. Тойосина-сан? – спрашивает озадаченный Юдзи-кун.

— Не обращай внимания.

— Третьей жертвой была Мизухара Ю. Она была причастна к самоубийству двух предыдущих жертв, и этот факт вызвал у нее такое психологическое напряжение, что она заявила, будто тех двоих убил призрак. Ей казалось, что ее тоже убьют, и потому она покончила с собой.

— Она была загнана в угол. Она не хотела признавать свою вину. Поэтому она выдумала кое-что другое – призрака. Призрака, являющегося Камису Рейной, – снова добавляю я.

— …Что это за комментарии, в самом деле? – спрашивает Юдзи-кун.

— О, просто игнорируй их. Кстати, Ацуси-кун?

— Да?

— В прошлом ты изрядно настрадался, верно?

— Так мне говорили.

— И ты умер. От рук Камису Рейны.

— …Возможно, можно и так сказать.

Что касается Шизуки… все очевидно: она жаждала причины своих бед – и Камису Рейна предоставила ее ей.

Все они наделяли Камису Рейну разными ролями.

Что важнее, я сильно сомневаюсь, что необходимая для этих ролей внешность была полностью одинаковой в плане фигуры, возраста, лица и прочего. И все же, и Ацуси-кун, и я посчитали ее «абсурдно прекрасной».

Хорошо, значит, Камису Рейна в моем восприятии похожа на Шизуку. Но мне известно наверняка, что хотя Шизуку и устраивала собственная внешность, она не считала себя такой уж красавицей.

Итак, что если предположить, что Камису Рейна для всех нас была одним и тем же человеком? Посчитали ли бы мы одну и ту же внешность «абсурдно прекрасной», несмотря на разницу во вкусах?

Верно, как я и говорил: все с точностью до наоборот.

Она производит одинаковое впечатление лишь потому, что для всех выглядит по-разному. «Камису Рейна» специально подстраивается, чтобы казаться «абсурдно прекрасной» в наших глазах.

Подождите, но почему тогда…

Почему мы все называем этот феномен «Камису Рейна», когда она всем разной кажется?

Ответ – это…

— …Юдзи-кун. Ацуси-кун. Закончим на сегодня, – говорю я, помахав рукой, беру за руку все еще ошарашенную Хозуми-тян и разворачиваюсь уходить.

— Ах, эй, подожди секунду!

— Что такое, Юдзи-кун?.. – спрашиваю я.

— Похоже, ты что-то узнал об этой Камису Рейне; не поделишься с нами?

— …Просто глупые домыслы, честно.

— Я не против, так что?..

Я колеблюсь. Если ничего не скажу, он может продолжить меня пилить. Все-таки, ему, наверное, ужасно хочется узнать правду, стоящую за именем, которое всплывает в недавних страданиях его одноклассников.

И именно поэтому рассказывать ему опасно.

— Я заметил, что для «Камису Рейны» подходит некое слово.

— Какое же?..

— «Ангел».

Юдзи-кун остается равнодушным.

— Какое существительное описывает красивую женщину, появляющуюся перед собирающимися умереть людьми? «Ангел» как раз подходит, нет?

— Пожалуй… – произносит он, ничего не добавив. Он все еще кажется недовольным, но я вижу на его лице следы смирения.

Хорошо. Сработало. Это должно охладить его интерес к моим открытиям касательно Камису Рейны.

— Тогда ладно, пока, – говорю я.

— Да, пока. Надеюсь, как-нибудь еще свидимся.

Я коротко машу им рукой. Юдзи-кун машет в ответ, но Ацуси-кун уже отвернулся.

Когуре Ацуси.

Можно ли сказать, что он одними синяками отделался? Или он умер, как и сказал сам?

Ладно. Я назвал ее «ангелом»?..

Какое смешное, но до странного подходящее сравнение. Явись она с нимбом над головой и парой крыльев за спиной, я и сам мог бы в эту наглую ложь поверить. Было бы намного проще, ограничься я этим и перестань думать.

— Семпай… – внезапно произносит через какое-то время Хозуми-тян. Я уже знал, что она собиралась спросить. – Можешь рассказать мне правду?

А затем я пожалел, что до этого рассказал ей все в поезде.

4.

Имена.

«ТВ», «салфетка», «контактные линзы», «собака», «бейсбол», «банан», «облако», «атом», «свет», «Украина», «Сиики Хозуми», «Камису Рейна».

Все это лишь термины, присваемые предметам удобства ради. Однако, их смысл не только в удобстве использования; имя связывают понятия, формируют понятия, привлекают к понятиям внимание и оживляют их.

«Камису Рейна» – это многоплановый феномен, убивающий тех, кто его видит.

Вот как я определяю «Камису Рейну», игнорируя нехватку улик, логики и здравого смысла.

Так-так, появляется один вопрос: хотя можно сказать, что этот феномен берет на себя разные роли и, в итоге, убивает тех, кто с ней сталкивается, нет абсолютно никакого основания для связи феномена с именем «Камису Рейны». Однако, хотя феномен и разный для каждого, все мы используем для него одно имя без колебаний или сомнений. Она и сама никогда так не представлялась.

По лестнице я поднимаюсь на второй этаж и замечаю стоящую у дверей моего класса Хозуми-тян. Я подхожу к ней, она тоже меня замечает, и мы здороваемся друг с другом.

— Семпай. Я всю ночь размышляла над твоей гипотезой, – она сразу переходит к делу. – Как ты и говорил, жертвы уже знали имя «Камису Рейна». Имя появляется первым. Пути Сато-сан, Когуре-куна, Кимура-куна Мизухара-сан, Вакуи-семпай и твой где-то пересеклись. А значит, у всех у вас была возможность узнать имя «Камису Рейна». Я согласна с выводами, к которым ты пришел на основе этого, семпай.

— Камису Рейной заражаешься, узнав ее имя.

Я киваю.

— Прости, – извиняюсь я.

Хозуми-тян качает головой.

— Не волнуйся. Я сама этого захотела.

Верно – я совершил ошибку, сказав ей имя «Камису Рейна». Я был беспечен. Похоже, я постоянно приношу ей неприятности.

Кстати говоря, я уверен, что одно лишь знание имени Камису Рейны не делает ее автоматически видимой. Это подтверждает тот факт, что она не показалась Юдзи-куну и его одноклассникам, хотя они и слышали ее имя.

Должно существовать некое условие. Само собой, я хотел, чтобы Юдзи-кун потерял интерес к этому делу, чтобы не дать ему случайно выполнить неизвестное условие. Не разбудить спящего льва (Камису Рейну). Лучшая защита от Камису Рейны – потерять к ней интерес.

— Семпай, – говорит Хозуми-тян со взглядом, позволяющим мне предугадать следующие ее слова. – Позволь предупредить: бесполезно пытаться уговорить меня отступиться от этого дела.

Как я и думал.

— …Не буду, – бормочу я, и она радостно улыбается в ответ.

Черт…

— О, Йосинон! – восклицает она, продолжая широко улыбаться. Ее взгляд направлен на спешащую к нам Йосино-тян. – Доброе утро, Йосинон!

— Утро, Хозуми-тян, – отвечает она.

— Привет, – здороваюсь и я.

— Д-доброе утро… Тойосина-семпай.

Опять эта разница в отношении.

— В чем дело, Йосинон?

— Ах, э, придя в класс, я только твою сумку увидела, и потому решила, что ты здесь можешь быть. – С этими словами Йосино-тян копается в своей сумке и достает нечто, напоминающее массивную книгу.

Покраснев, она протягивает ее мне.

— Хм?

При ближайшем рассмотрении книга оказывается выпускным альбомом.

— Эм… Я прокралась в комнату сестры и позаимствовала ее выпускной альбом…

Кстати говоря, я совершенно забыл, что просил принести альбом ее сестры времен учебы в школе «Дзюнсейва».

— Йосинон, ты великий вор! – шутит Хозуми-тян.

— Э…Иначе она бы не разрешила мне его взять… Эм, Тойосина-семпай, можно попросить тебя вернуть его в течение дня?

— Ага, меня это устраивает. Прости за беспокойство, – извиняюсь перед ней я.

— А, н-нет! Мне только в радость!

Да?.. О, я просто должен быть благодарен.

— Ладно… Пожалуй, я пойду в библиотеку. Хочу посмотреть.

— А? А как же школа? – удивленно спрашивает Хозуми-тян.

— Честно говоря, сейчас у меня на это нет времени.

Услышав мой ответ, она (что неудивительно) заявляет:

— Я пойду с тобой!

— …Ты уверена? – спрашивает Йосино-тян.

— Конечно. Прости, но можешь сказать, что я проспала или еще что?

— …Хорошо, поняла.

Прекрасно зная, что пытаться уговорить Хозуми-тян бесполезно, я не вмешиваюсь в их разговор.

— Ладно, идем, семпай.

— Хорошо.

Попрощавшись с Йосино-тян, мы вместе отправляемся в библиотечную комнату. По дороге туда я кошусь на толстый альбом.

Ну, я не жду, что мы в нем что-нибудь найдем. Едва ли их групповое самоубийство как-то связано с Камису Рейной. Даже если и так, я бы удивился, найди я в этом альбоме что-нибудь важное.

Однако – я был совершенно не прав.

Усевшись рядом, всего через пять минут мы кое-что обнаружили.

Сердце выпускного альбома, группа снимков всех учениц класса, содержало несколько фрагментов, заметно отличавшихся от остальных размерами, постановкой, фоном и так далее.

Основываясь на предыдущих знаниях, мы поняли, что это. Большая часть этих снимков, если не все, принадлежат…

…жертвам самоубийства.

— Семпай?

— Хм?

— Не хочу показаться глупой, но…

— Да?

— Не слишком ли в школе «Дзюнсейва» много красавиц? Я вроде как завидую.

Честно говоря, я слишком сосредоточился на выделявшихся снимках, чтобы это заметить. Но после ее слов я вижу, что на фото и правда много красивых девушек.

— Не только богатые, но еще милые и умные… а еще говорят, что все и сразу не получишь, – замечает она.

— Но, по-моему, тебе, Хозуми-тян, незачем затаиваться.

— Ах, не обращай на меня внимание. Необязательно мне льстить.

Это не задумывалось как лесть.

— В любом случае, вполне естественно, что в известной женской школе много красивых девушек, – говорю я.

— Почему? Потому что только такие девушки на подобные школы нацеливаются?

— Полагаю, это тоже не совсем неверно, но подумай: на внешность сильно влияют гены родителей, верно?

— Да, и что?

— А вот что: важные шишки почти всецело заполучают себе красивых жен, – заключаю я.

Хозуми-тян хлопает в ладоши.

— Я прозрела.

Тебя это и правда интересовало?

Я решил ее не трогать и перевернул страницу.

…Я замер на полпути.

— В чем… – спрашивает Хозуми-тян, запинаясь, когда видит обнаруженное мной фото.

Я продолжаю вместо нее.

— …Камису Рейна.

Имя там и правда написано, но мы бы в любом случае затаили дыхание – и, оказалось, были очарованы.

Потому что школьница на снимке…

— …Ее красота почти до абсурда доходит, – замечает Хозуми-тян.

Именно. Она выделяется даже среди множества других красивых лиц. Если сравнить ее с бриллиантом, то остальные ученицы показались бы булыжниками. Как бы сильно мне не хотелось это признавать, но, стоя рядом с девушкой со снимка, Хозуми-тян не произвела бы на меня ни малейшего впечатления.

На какое-то время я совершенно ошарашен фотографией и красотой Камису Рейны на ней.

Но в реальности это не важно; фотография заключает в себе куда более серьезную проблему.

— Не понимаю… почему мы можем видеть Камису Рейну на этом снимке?

Хозуми-тян смотрит на меня озадаченно.

— Камису Рейна – это просто феномен. У нее нет тела.

— …Возможно, она появляется на фотографиях?

— Даже будь это правдой, она не попала бы в альбом, не воспринимай ее кто-нибудь в реальности.

— А значит…

Я снова смотрю на фотографию.

Она не похожа на Шизуку; но похожа на «Камису Рейну», которую я знаю.

— Думаю, мы в одном направлении мыслим, Хозуми-тян.

— Да…

— Скорее всего…

Эти две Камису Рейны не равноценны друг другу; это ясно по одной их внешности.

Однако, они обе абсурдно прекрасны.

— …Камису Рейна на этом снимке – человек.

В итоге, вместо занятий мы пошли прямо домой к Йосино-тян, ничего ей не сказав; мы хотели расспросить ее сестру о Камису Рейне.

Как получилось, что девушку на снимке тоже зовут «Камису Рейна»?

Должно быть, просто совпадение; это самое правдоподобное объяснение.

Данное феномену имя могло просто случайно совпасть с реальным человеком. Но, опять-таки, Камису Рейна – имя совсем не частое. Более того, реальный человек связан с групповым самоубийством, а феномен подталкивает к самоубийству, и, к тому же, обе они абсурдно прекрасны и похожи внешне. Это примерно такое же безумство, как вытянуть подряд два рояль стрит-флеш в начале игры в покер, но все же более реально, чем выиграть джек-пот в лотерее.

Тем не менее, не знаю, как Хозуми-тян, а я довольно быстро отбросил такую вероятность.

Потому что я уже видел «Камису Рейну».

Я уверен, любой, кто ее видел, согласится со мной: существует явная связь между девушкой на фотографии и разделяющим с ней имя феноменом. Это куда яснее, чем принадлежность к одному виду бульдогов и чихуахуа.

— Кстати, дома здесь просто нечто, да? – удивленно говорю я.

— Я тоже удивилась, когда впервые к Йосинон пришла. Ты бы поверил, скажи я, что ее мама за нами на «Порше» заехала?

— «Порше»? Неплохо.

— Но Йосинон еще нормальная; слышала, у большинства местных семей есть собственные лимузины и водители.

Лимузины, хм? Для меня это словно — далекий мир.

И почему же столькие обитатели этого далекого уютного мира обрывают свои жизни? Они были одарены и богатством, и красотой, так что тревоги их стороной должны были обходить. У них было все, необходимое для счастливой жизни.

Тем не менее, «счастье» полностью субъективно.

Одной проблемы может вполне хватить, чтобы человек стал несчастным. Например, если симпатичные вам парень или девушка плохо к вам относятся, даже в хороших условиях вы почувствуете себя несчастным. Все эти условия ничего не дают, когда приходится давать отпор горю.

И потому, если появлялась некая причина, даже обитатели этого далекого мира могли совершить самоубийство.

…Камису Рейна. Ты порождаешь эту причину? Ты и меня соблазнишь с собой покончить, как сделала это с учениками средней школы «Сикура»?

Как?

Я пытаюсь вспомнить «Камису Рейну», какой запомнил ее; абсурдно прекрасную девушку, похожую на Шизуку.

Какой ролью я наделяю Камису Рейну? Что мне нужно? Кто мне нужен?

Хм?

…Кто мне нужен?

— …

Камису Рейна: феномен, берущий на себя разные роли. Напоминающий Шизуку.

— Семпай? Что такое? – спрашивает Хозуми-тян, потому что я внезапно остановился.

Кто мне нужен?

Ответ очевиден: Шизука. Мне нужна только Шизука.

Я наконец-то нашел недостающий фрагмент, и мои проржавевшие мыслительные способности снова пришли в движение и начали неустанно гоняться за ответами. Ответы, ответы, ответы… ответы, что я ищу, копятся снежным комом.

И поэтому мне нужна еще одна вещь: подтверждение. То, что подтвердит мои ответы.

Понятно.

Понятно! Я понял, Камису Рейна!

Я уверенно поднимаю голову.

Как я и думал.

Позади Хозуми-тян, рядом с домом, похожим на экспонат помпезной архитектурной выставки…

…Я вижу Камису Рейну.

— Ясно. Так нам надо лишь захотеть, чтобы она показалась. Потому что… – Я усмехаюсь. – …Камису Рейна здесь.

Я прохожу мимо Хозуми-тян и направляюсь к Камису Рейне.

— Семпай! – кричит она, заметно встревоженная моим странным поведением.

— Не подходи! Ты не должна подходить! – командую я, сердито оборачиваясь в ней.

Мой жесткий тон заставляет ее отступить.

Да, молодец.

Хозуми-тян меня больше не волнует. Она больше не нужна.

— Не мешай мне! – Оставь нас наедине.

Вот чего я хотел.

Вот кем я хотел сделать Камису Рейну.

— Я скучал по тебе, Камису Рейна – говорю я, нагоняя ее в темном переулке.

Она в ответ улыбается – абсурдно прекрасная улыбка, сильно напоминающая Шизуку.

— Начнем с причины, по которой я тебя до сих пор не замечал, а?

Камису Рейна слушает меня молча.

— Ты – феномен, становящийся видимым, когда о твоем существовании узнают. Для этого должно быть несколько условий, например, знание твоего имени, но можно спокойно предположить, что я их выполнил, раз я тебя уже видел. Тогда почему я с тех пор не мог тебя видеть?

Продолжая, я смотрю на нее чуть ли не со злобой.

— Просто я начал считать тебя феноменом.

Ее щеки слегка шевелятся, но при этом она молчит.

— Если оценивать загадочный феномен вроде тебя с подкрепленной здравым смыслом перспективы – и только тогда – становится невозможным признать твое существование. В принципе, здравый смысл навязал мне фильтр, действующий в моем подсознании и не дающий мне получить данные о тебе. Чтобы все равно тебя воспринимать, нужно либо убрать этот фильтр, либо сменить свое восприятие на что-то кроме феномена.

На этот раз Камису Рейна отвечает мне четко. Она кивает.

— Ты появилась передо мной в некой роли. Теперь я знаю, что это за роль. Отчасти она призвана помочь мне найти ответ, который я ищу, – объясняю я, вспоминая животрепещущий вопрос, терзавший меня при нашей первой встрече. – Но позволь спросить для начала: кто эта Камису Рейна на фото, что я видел? Как она связана с тобой?

— Она – человек по имени «Камису Рейна».

Я впервые слышу ее голос; как и ожидалось, он прекрасен.

— Вы с ней не одно и то же?

— Полагаю, да. В том смысле, что мы существуем отдельно.

— Что значит «существуем отдельно»?

Она отвечает мне с улыбкой:

— Знаешь, ее можно назвать моими истоками.

— Твоими истоками?..

Видя, что я ее не понимаю, она объясняет подробнее.

— …С чего, по-твоему, я получила имя «Камису Рейна»?

Я размышляю над ее вопросом. Феномен назвал этого человека своими истоками, корнями. Другими словами, девушка по имени «Камису Рейна» первой существовала? Значит, феномен только недавно появился? Мне это правдоподобным не кажется. По-моему, представленный ею феномен существовал всегда, просто никто не находил способа ее увидеть…

— …О, я понял.

— Да?

— Твое имя делает тебя видимой, точно так же как мы узнаем о понятии воздуха, наделяя его именем «воздух». Иначе говоря, феномен Камису Рейна существует, потому что мы дали ему это имя.

— Именно.

Это объясняет, почему она распространяется через имя.

— Но почему именно «Камису Рейна»? Других вариантов не было?

Если Камису Рейна из альбома была обычным человеком, нет никакой причины, почему именем не могло стать «Вакуи Шизука», или «Сиики Хозуми», или «Мицуи Йосино».

— Потому что ее существование было особенно близко к моему.

— Близко?.. То есть, ты влезла в ее восприятие другими людьми? Вроде того, как не знакомый с техникой человек не сможет отличить экран компьютера от телевизора?

— Твоя догадка верна.

— Но тогда… в каком плане человеческая Камису Рейна напоминала тебя? Она тоже людей до самоубийства доводила? – спрашиваю я.

— Это не так. Когда люди правильно воспринимают меня, они склоняются к отчаянию. Я не несу за это ответственности.

— Тогда что еще делает ее похожей на тебя?

— Просто взгляни на меня. Дело в нашей внешности.

— Внешности? – Я хмурюсь. – Признаю, фото твоего человеческого двойника похоже на тебя, но твоя внешность меняется. Она разнится в зависимости от наблюдателя. Невозможно походить на то, что не имеет формы.

— Но ты только что признал, что мы похожи, верно?

Мои глаза округляются. Я киваю.

— Позволь подвести черту, – говорю я.

— Не смею тебе мешать.

— Ты красива. Абсурдно красива.

— Спасибо.

— И именно такое впечатление ты производишь на всех как феномен.

— Это не совсем верно, – возражает она.

— Что ты имеешь в виду?..

— Я не произвожу впечатление красоты. Я сама красота.

— …Боюсь, я не понимаю.

— Ты когда-нибудь слышал о теории идей?

— Название мне знакомо, но я не знаю, что конкретно оно значит.

— Например, представь слона.

Как она и сказала, я представляю слона. Первым на ум приходит длинный хобот, затем – образ больших ушей и бивней. Слон большой и серый, с толстой шкурой. Хоботом он ловко хватает еду.

— Закончил?

— Да.

— И откуда взялся твой образ слона?

— Откуда?..

Конечно, из информации в моей голове. Однако, невозможно сказать, от какого именно слона происходит этот образ. Возможно, это один из слонов, что я видел в детстве в зоопарке, или по телевизору, или в книге, или даже описанный кем-то другим слон.

— Хорошо, – продолжает она, – а теперь представь, что видишь перед собой слона. Ты его узнаешь?

— Почти наверняка.

— Ладно, – говорит она, – а теперь представь, что видишь перед собой красивого человека. Ты признаешь ее красоту?

Я кошусь на Камису Рейну.

— Конечно.

— Но на основании чего ты решаешь, красив красивый человек или нет?

— Ну… – я замолкаю, размышляя над полученной от нее подсказкой. – …может, сравню ее с образом красивого человека в моей голове и решу, насколько она к нему близка?

— Верно.

…Так вот оно как?..

— Камису Рейна, ты – само воплощение моего образа «красивого человека».

— Верно, я – твой архетип красоты. Поэтому я и кажусь тебе красивее всех остальных.

Понятно, вот почему Камису Рейна на Шизуку похожа; все-таки, Шизука играет важную роль в моем представлении о красивой девушке.

Ладно, похоже, я немного ошибся с моей первоначальной гипотезой. Я считал, что Камису Рейна напоминает Шизуку из-за второй возложенной мной на нее роли.

— Я существую вне времени и пространства, принадлежа миру идей. Теория идей не описывает в полной мере, что я такое, но она довольно близка. Я просто использую этот термин, потому что другого названия для него нет, точно так же, как нет другого имени для меня. Но я и правда существую на обратной стороне – или на лицевой! – если с твоей точки зрения смотреть.

— Другими словами… ты живешь в другом мире?

— Не знаю, действительно ли это другой мир, но, полагаю, для нынешних людей, которые верят лишь в то, что видят, он и правда другой. Мое существование полностью зависит от вас, так что если вы определите меня как несуществующую, мира для меня не остается. Однако, тот факт, что я существую, никогда не изменится.

— …Думаю, я примерно представляю, что ты такое. Но тогда мне трудно предположить, почему девушка на том снимке может тебя напоминать.

— Может, попробуешь перевернуть равенство?

— Перевернуть?

— Не думай, что Камису Рейна похожа на меня – считай, что я похожа на Камису Рейну.

Не понимаю. Разве это не то же самое, за исключением порядка?

За исключением порядка?..

Камису Рейна на снимке была реальным человеком, и потому ее внешность не менялась. А Камису Рейна передо мной меняет свою внешность в зависимости от наблюдателя.

Человеческая «Камису Рейна» обладала внешностью, которую почти все посчитали бы красивой. Как говорится, сколько людей, столько и мнений. Теоретически, вполне возможно, что для кого-то она уродлива.

Но феномен должен быть абсолютно прекрасен. Таково его определение.

Перефразируем: может найтись человек, считающий «Камису Рейну» уродливой, а феномен – прекрасным.

Перестановка невозможна.

Если я добавлю к этому факту то, что и феномен, и девушка кажутся мне абсурдно прекрасными и похожими…

— Только не говори мне…

Я уже знал, что есть другое условие помимо знания ее имени. Эти условия необходимо для объединения человеческой Камису Рейны с феноменом.

Другими словами, люди, чьи представления о красоте не соответствуют внешности человеческой Камису Рейны, не могут объединить этих двоих.

Иначе говоря…

— Только те, чье представление о красоте почти полностью совпадает с твоим человеческим двойником, могут объединить вас двоих, создавая связь между именем и феноменом.

Это второе условие.

Камису Рейна кивает и добавляет к моему объяснению:

— Как ты уже говорил, я появлюсь перед любым, кто достаточно сильно нуждается во мне, или в качестве замены кого-то, чтобы обойти фильтр, коим является их здравый смысл.

— Но к большинству людей, в конечном счете, возвращается здравый смысл, – продолжаю я ее мысль, – так что они не могут отводить тебе выбранную ими роль. А значит, они либо теряют нечто жизненно важное, либо отчаиваются, замечая, что их убеждения были ошибочны. А впоследствии…

— …они, скорее всего, покончат с собой.

Камису Рейна – до сих пор я считал ее самим злом.

Но я был неправ.

Она не злая и не добрая; она просто существует. Она лишь бесцельный феномен, вынужденный появляться, когда ему дают имя.

Это и есть правда о Камису Рейне.

— Тойосина Казуаки, – говорит она, и я поднимаю голову. – Какой ролью наделяешь меня ты? – спрашивает она с улыбкой, совсем как у Шизуки.

— …Ты собираешься подарить мне ложные надежды, чтобы заставить отчаяться перед лицом правды?

— Возможно. Но ты ведь не похож на других, да?

— Не похож на других? Как так?

— Ты смог меня увидеть, хотя и осознавал, что я феномен. Значительное различие, верно?

Действительно…

Я уже знаю, кто она такая. Я отличаюсь от тех, кто впал в отчаяние, приблизившись к стоящей за ее существованием правде. Путь к спасению не собирается внезапно рушиться.

Если я наделю ее ролью нужного мне человека, то смогу погрузится в мягкий сон.

Шизуки больше нет в этом мире.

И каким тогда должно быть мое решение?..

Мое решение?

Нечего здесь колебаться.

Я, я…

Я достаю из кармана бархотку. Я уже заметил, для чего должен ее использовать.

Я шагаю к Камису Рейне.

Я не вернусь. В этом нет нужды.

Моему последнему шагу…

— …Семпай.

…мешает этот голос.

Я разве не говорил тебе не лезть? Не мешать мне?!

Я оборачиваюсь и сердито смотрю на Хозуми-тян.

Хотя злость в моей взгляде и тревожит ее, она говорит дальше:

— …С кем ты разговариваешь, семпай?

Я не отвечаю ей.

Значит, в конечном итоге, она не понимает, что для меня важно; она не выберет ту же дорогу, как бы сильно ни была ко мне привязана. Она мало что для меня значит: она не может ни заменить Шизуку, ни восполнить хоть как-то ее потерю.

— Камису Рейна. Давай встретимся завтра.

— …Где?

— В том месте. Уверен, ты понимаешь, верно?

Камису Рейна улыбается мне.

— Семпай…

Я снова игнорирую Хозуми-тян. Я достаю из сумки выпускной альбом и отдаю его ей.

— Передай это Йосино-тян, хорошо?

С этими словами я отворачиваюсь от нее.

— Семпай! – зовет она меня сзади. – Я… Я… что… что мне делать?! Что мне делать… чтобы пойти одной дорогой с…

— Хозуми-тян, – перебиваю я ее. – Прекрати мне надоедать или… – Повернувшись к ней спиной, – …Я тебя убью, – я выплевываю эти пренебрежительные слова.

Я ухожу.

Я отбрасываю все.

Я отбрасываю глупую, но добрую девушку, отнесшуюся ко мне с такой теплотой.

Я больше ничего не вижу.

Я больше ничего не слышу.

И потому мне совершенно точно не слышны всхлипы у меня за спиной.

5.

«Давай поженимся, когда вырастем».

Типичное обещание между двумя друзьями детства. Его так часто слышишь в манге, аниме, играх и прочем, что оно стало шаблонным. Это самый прямой путь обеспечить нерушимую связь между протагонистом и героиней.

Но в реальной жизни это обещание бессмысленно.

Вырастая, мы все равно не помним эти детские обещания, а если и помним, они кажутся давно уже устаревшими, поскольку мы даже не знали истинного смысла брака. Только безнадежный дурак отнесется к этому предложению серьезно и на основе него предложит девушке встречаться. Даже если друзья детства встречаются, подобное обещание считается не воспоминанием, а забавной историей.

Мы постоянно растем, оставляя прошлое позади. И потому необходимо всегда жить в том же времени, что и твоя половинка, чтобы сохранять это обещание в целостности.

Поначалу никто из двоих может даже не знать различий между мальчиками и девочками и что значит пожениться или стать парой. С той поры им предстоит вместе двигаться дальше и расти, так что они медленно, но верно придут к пониманию того, что значит найти себе спутника жизни. Когда даже после этого они продолжают дорожить обещанием пожениться в будущем – и только тогда – это обещание приобретает значимость.

Я считаю это чудом. Невозможно не отказаться от такого обещания, узнав все хорошие и плохие черты своей пары, или неприличные различия между парнями и девушками, или привлекательность противоположного пола. Возможно, они осознают свои чувства друг к другу после того, как разойдутся, чтобы себе другую пару найти, но постоянно верить в то, что они принадлежат друг другу и поженятся, невозможно. Я уверен, можно спокойно сказать, что это невозможно. Поэтому я и считаю подобное чудом.

И наши отношения основывались на таком чуде.

Хотя они стали возможны только благодаря узкому кругозору и глупости, меня подобные отношения очень даже устраивали.

Они были невероятно дороги мне.

С такими мыслями на уме, я обвожу взглядом парк.

Здесь мы сидели вместе на качелях. Здесь мы безуспешно пытались построить тоннель в песке. Здесь мы впервые сделали переворот на турнике. «Джунгли», с перекладины которых я упал, уже убрали, но это место вне всяких сомнений остается парком, который мы считали своим.

Здесь я проводил время с маленькой Шизукой.

Это парк создал нас, защитил нас и – уничтожил.

Да, верно.

Даже самые дорогие места могут ударить в спину.

Да, верно.

Реальность относится к святым и грешникам одинаково, нападая на них машинально, наугад, без всяких раздумий и выбора.

Да, верно.

Все в этом мире, за исключением Шизуки, придает меня.

Рукой я чувствую содержимое своего кармана. Там бархатка с крестиком. Я в порядке.

Я закрываю глаза.

Потому что не хочу видеть.

Я закрываю уши. Потому что не хочу слышать.

Я закрываюсь от мира. Потому что не хочу верить.

Есть только одна вещь, которую мне сейчас нужно видеть: существующий рядом со мной феномен, внешне похожий на Шизуку.

Камису Рейна ждет меня в центре парка.

— Закончил с друзьями прощаться? – спрашивает она.

— Нет никого, с кем я должен прощаться.

— Понятно… – произносит она со слегка печальной улыбкой.

— Я нуждаюсь кое в ком – говорю я, отводя взгляд.

— Знаю.

— Без нее я беспомощен. Так я не смогу вперед двигаться.

— …Знаю.

— Мне абсолютно и безусловно нужна Вакуи Шизука.

— …Знаю.

Поворачиваясь к ней, я спрашиваю:

— У тебя тоже есть человек, который тебе нужен?

После короткой паузы Камису Рейна отвечает:

— Полагаю, это ты, Тойосина Казуаки.

— …Ясно. Ты права. Все-таки ты от меня зависишь.

— …Это тоже часть причины.

— Тоже?

— Полагаю, дело в роли, которой ты меня наделили, но, похоже… ты мне очень нравишься. Я против воли жду, когда рядом с тобой окажусь.

— …У тебя есть чувства? – спрашиваю я ее.

— Есть!

— Но… эти были мной заложены.

— Да, но они неподдельны… или же ты назовешь ложными чувства, вложенные в тебя другим человеком?

Я отвечаю с подобием улыбки:

— Нет.

— Верно? Я чувствую то же, что и обычный человек, когда говорю перед тобой, хотя, возможно, я всего лишь идея.

— Даже если ты существуешь исключительно ради кого-то другого?

— Да.

Честно говоря, мне кажется, что мы можем оказаться похожими. Я тоже зависел от Шизуки и лишился своего места, когда она умерла.

— Мы очень похожи, – говорю я вслух.

— …Полагаю, ты прав. Мы отлично поладим, – улыбается мне Камису Рейна. – Я существую только ради выполнения полученной от тебя роли. Я стану той, кто тебе нужен, и останусь рядом с тобой.

— …В качестве моей возлюбленной?

— Да. Мы будем вечно идти бок о бок. Ты бросишь этот мир и будешь интересоваться лишь мной. Я знаю, что этого ты и желаешь. В этом твое счастье.

— Ты абсолютно права.

С этими словами я достаю из кармана бархотку.

— Какая милая бархотка, – замечает она.

Я молча надеваю на шею Камису Рейны бархотку, которую Шизука носила до самого конца.

— И как?

Я смотрю на нее, не отпуская бархотку, и отвечаю:

— На тебе отлично смотрится.

Услышав мой ответ, похожая на Шизуку Камису Рейна улыбается.

Внезапно мне становится интересно, куда я отправлюсь. Куда меня отведет Камису Рейна.

Я снова переключаю свое внимание на нее; бархотка очень ей идет.

Я помню, как заказывал ее через интернет, потому что слишком смущался идти в ювелирный магазин. Я был поражен, заметив, что реальная вещь изрядно отличается от фото, но Шизуке мой подарок все равно понравился.

Надев его, она засмеялась и пошутила: «Возможно, я немного юна для такого?». Тогда я сказал ей не заставлять себя, но она заверила меня, что хочет ее носить.

Жаль, но бархотка ей не шла.

Я по-прежнему не отпускаю бархотку.

— …Казуаки?

Черт, Господь все так же жесток ко мне.

— Не зови меня так! – кричу я.

— Э?

У Камису Рейны есть чувства, и, более того, я ей нравлюсь. Она не отличается от человека.

— Иначе это прозвучит так, словно меня по имени Шизука зовет, верно?

Но это я подстроил эту сцену. Я этого пожелал.

— Что это значит?.. – спрашивает она.

Этого я и пожелал, чтобы выиграть.

— …Ты Камису Рейна и никто иная!

В свой последний час Шизука носила эту бархотку. Она никогда ей особо не шла. Это был символ нашей любви.

И этой бархоткой я…

…душу Камису Рейну.

Ее прекрасное лицо, напоминающее о Шизуке, сразу искажается от боли.

— …По… чему?..

На ее лице написано отчаяние.

— Ты не понимаешь? – спрашиваю я, не ослабевая хватки. – Ты не можешь стать Шизукой или заменить ее. Как ни старайся, ты меня не устроишь. Схожести с ней и близко недостаточно. Если бы ты и правда могла ее заменить, тебе не пришлось бы походить на нее, как две капли воды.

— …Но-но… тогда… какая у меня роль?..

— Ответ смотрит тебе прямо в лицо.

Я сдавливаю шею Камису Рейны с такой силой, что она больше не может дышать. Она стонет от боли.

— Если твоя роль – это не моя возлюбленная и не замена Шизуки, значит, ты должна быть…

— …моим врагом!

Камису Рейна. Я никогда тебя не прощу.

Я ненавижу врага, мучившего Шизуку и меня.

Я ненавижу предавший нас парк.

Я ненавижу судьбу, оставившую нас с таким исходом.

Я ненавижу всех этих несуществующих врагов.

Поэтому я отдаю эту роль тебе, Камису Рейна.

Эта ненавистная роль твоя.

— Камису Рейна, ты…

— …монстр, который должен умереть.

Камису Рейна.

Ты, может, и феномен – неосязаемый феномен – но я все равно могу тебя убить.

Ты не согласна?

Все-таки, враги существуют…

…чтобы их убивать.

— Умри.

Мне плевать, если гибель Камису Рейны исказит весь мир.

Мне плевать, если ее смерть ничего не решит.

Это никого не осчастливит, даже меня.

Я делаю это только ради себя, отправляясь в Ад, потому что больше ничего не могу.

Я…

— Пожалуйста, умри уже!

…убью Камису Рейну.

Я ясно чувствую ее шею, пока душу ее. Ощущение убийства; осознание, что ее жизнь утекает.

Я четко это ощущаю.

Я чувствую, как что-то истощается. Возможно, для других это нечто незначительное, нечто невидимое, но мое предчувствие подает тревожный сигнал.

Но сколько бы я ни пытался это перехватить, оно лишь проскользнет между моими пальцами.

Что бы это ни было, его нельзя уничтожить. Никогда.

Сам того не заметив, я оказываюсь там, куда меня должна была отвести Камису Рейна.

Камису Рейны больше нет.

Бархотка порвалась.

…Мне уже все равно.

Врага больше нет.

Камису Рейны больше нет.

Камису Рейны нигде нет.

Я возвращаюсь от грани мира и оказываюсь в другом незнакомом мире.

Это обычный, рациональный, пустой мир, который я должен знать слишком хорошо. И все же, этот мир кажется мне незнакомым.

Но это реальность. Горькая правда.

И потому картина перед моими глазами настоящая.

— Почему ты меня не послушала?

Я наделил Камису Рейну ролью врага; но чтобы бороться и заставить ее выполнить эту роль, мне необходимо было открыть барьер здравого смысла.

Поэтому я закрыл глаза, прикрыл уши и закрылся от мира. Мне нужно было придать форму изначальной информации.

Моему врагу.

Моя память была подделана, чтобы я смог убить своего врага, Камису Рейну, управляя потоком информации и выставляя ее смерть моим главным приоритетом. Система полностью вращается вокруг ее роли.

Камису Рейна – феномен.

Она не может никого убить физически, и никто не может физически убить ее.

Но Камису Рейна – мой враг.

Она должна быть убита. Я должен был физически пережить ощущения ее убийства. Мне нужно было собственными руками ее смерть почувствовать.

В результате…

Разве я тебя не предупреждал?

…Поэтому я и сказал держаться от меня подальше.

— Хозуми-тян.

Я опускаю на нее взгляд. Ее лицо перекошено от боли, так что на него неприятно смотреть – и все же, в ее выражении проскальзывает неуловимая удовлетворенность.

Почему?!

Хватит и того, что Камису Рейна берет на себя чужие роли, так почему ты решила взять на себя роль Камису Рейны?

Тебе так важно было со мной связь поддерживать? Ты посчитала, что лучше противостоять мне, чем быть брошенной?

Ты непостижима, Хозуми-тян!

Меня, да, меня интересует только Шизука и никто другой. Тебе не стать Шизукой и не заменить ее. Как ни старайся, ты меня не устроишь.

Почему ты до самого конца решила цепляться за такого парня?..

Как жаль. Правда. Ты была так близка.

Ты почти сумела меня изменить…

Я поднимаю взгляд к небу, чувствуя, что мой бой окончен.

Эй, Шизука, я выиграл!

Выиграл у Камису Рейны и Сиики Хозуми!

Я продолжу любить тебя!

Но мне одиноко. Невероятно одиноко.

Рядом со мной никого. Я никого не подпускаю.

Уверен, так все и останется, а я продолжу оставаться здесь.

Кто-нибудь, пожалуйста.

Пожалуйста, кто-нибудь, согрейте меня.

Но я никому не позволю этого сделать.

Шизука. Шизука.

Мне все равно, призрак ты, подделка или даже энергетическое тело.

Не покидай меня.

Но Камису Рейны больше нет.

Создания, способного тебя заменить, больше нет.

Она больше не здесь.

Я совсем один.

Все, что у меня осталось – бесценный символ нашей с Шизукой связи.

Бархотка с крестиком, что я ей подарил. Нет…

…ее остатки.