Рэйна Камису (Новелла) - 3 Глава

1.

У меня мурашки по коже при мысли о том, на каком тонком льду я стояла до сих пор. Я качалась влево и вправо, словно балансирующая игрушка, могущая наклониться – или упасть – в любой миг.

Японская религия насчитывает тысячи богов.

Но разве это не значит, что люди просто не могут выбрать одного? Бог, которого почитаешь ты, не может совпадать с моим, а божество, которое почитает он, не может походить на твое. Другими словами, все мы считаем важными разные вещи.

Такой вещи как универсальный бог не существует.

Другими словами, бога нет.

Если сможете взглянуть на вещи в относительно объективном свете и посмотрите на нынешнее положение дел, то поймете: глупо верить во что-то.

Сильнее всего люди верят в материальные вещи. Деньги. Потому что деньги куда надежнее неосязаемых вещей вроде любви и дружбы. Люди верят в деньги, неживые, равноценные и быстро предающие, пачкающиеся в людских карманах отпечатками пальцев и день ото дня создаваемые в банках людскими руками.

Это по-своему грязно.

И все же, я знала, что лучше денег мне ничто не поможет, и что я даже могла купить любовь и дружбу, если правильно их использовать. В итоге, я поверила в деньги во всех отношениях. С одной стороны, эти старые, сморщенные банкноты, появляющиеся и исчезающие в моем кармане, были дороги мне, с другой – я чувствовала себя грязной и погрузилась в отчаяние.

В конечном счете, в моем мире не во что было верить, не за что ухватиться.

Мне хотелось верить во что-то прекрасное, что-то чистое.

Однако, такой вещи не было, где бы я ни искала, и даже если я пыталась во что-то верить, то все равно не могла стряхнуть свои сомнения. В итоге я тряслась от страха падения.

Но эти времена подошли к концу.

[Звяк]

Стоит мне подумать о том, что создает и определяет мою опору, как в голове сразу начинает играть «Героический Полонез». Эта ясная и пустая, лживая и механическая, но при этом потусторонняя мелодия – мой маяк в неизменном мире.

Если описывать ее образом, то это озеро с водой настолько прозрачной, что я забываю о ее наличии.

Во что я верю?

…В Камису Рейну.

И потому я не могу простить тех, кто ее не признает.

Но поскольку все знают, насколько она красива и великолепна, мне не приходилось с таким человеком дело иметь. Чтобы кто-то ее не признал – такое было невообразимо.

Тем не менее…

Появилась Мицуи Юкими, отрекшаяся от Рейны-сан.

Враг! Она была моим врагом! Она была врагом всех нас, веривших в Рейну-сан!

Я не могла допустить, чтобы это ей с рук сошло. Никогда.

Не признать Рейну-сан – это все равно, что разрушить мою опору, снова отправить меня на тонкий лед. Я не могла этого допустить. Какое у нее было право? «Кем ты себя возомнила?» – подумала я и действительно задала ей этот вопрос.

Но она проигнорировала мое предупреждение и предпочла оставаться моим врагом. Ее отношение было явной демонстрацией враждебности по отношению ко мне и другим последовательницам.

Ага, дерзишь, значит. В таком случае, я дам тебе отпор.

Я рассказала членам студсовета, собранного из учениц, которые тоже верили в Рейну-сан, о Мицуи Юкими. Этого было достаточно, чтобы организовать ее уход из школы «Дзюнсейва». Здесь полно последовательниц Рейны-сан, которые тоже считают своим врагом любого, кто ее не признает.

Я была довольна.

Устроив масштабную атаку на своего врага, я уже была довольна.

Я забыла.

Загнанный кот в своей ярости может не уступать льву.

Да, довольная своей атакой, я забыла поддерживать бдительность.

Кровь.

Когда я вернулась в свою комнату в общежитии, моя соседка Фуюки Анна лежала в душевой в собственной крови.

На несколько секунд я была ошеломлена. Я растерянно смотрела на стекавшую по стоку кровь, на лезвие бритвы, на обнаженное тело Анны, омываемое водой, на ее запястье и прямой порез, на льющуюся из него кровь и, наконец, крикнув «Анна!», я бросилась к ней и обняла ее.

Брр!

Анна принимала ледяной душ, но едва ли она только поэтому такая холодная. Красная кровь. Молочно-белая кожа. Синие губы.

Аах, что же мне делать? Я-я должна остановить кровотечение… Н-но сначала нужно ее тело согреть. И мне нужно скорую вызвать. Аах, с чего начать? Почему это вообще произошло?

Только после глубоко вдоха до меня доходит, что я должна выключить душ.

— …Сакура, – шепчет Анна.

— Зачем ты это сделала?..

— …Прости за… беспокойство, – говорит она, не отвечая на мой вопрос. Ей незачем извиняться!

Я качаю головой и выбегаю из комнаты с криком «подожди секунду!». Одной мне с этим не справиться. Мне нужна помощь. Я привожу Касуга Юко и Татибана Эми из соседней комнаты, после чего Юко, собирающаяся стать врачом, перевязывает рану Анны. Эми, тем временем, вызывает скорую и информирует заведующую общежитием, пока я вытираю Анну полотенцем, надеваю на нее белье и заворачиваю ее в одеяло.

— Мне так жаль… – не перестает извиняться она, пока мы ей помогаем.

К моему облегчению, кровотечение останавливается на удивление легко.

— Рана не глубокая, – шепчет мне на ухо Юко.

— Мне так жаль… так жаль… Я не хотела вас беспокоить! – плачет Анна.

Я качаю головой несколько раз.

Анна, почему ты извиняешься? Ты разве не порезала себя импульсивно, потому что кто-то тебя обидел? Тогда почему…

— …

Мне на ум пришла внезапная мысль.

По словам Юко, порез неглубокий, но когда я нашла Анну, кровотечение было сильным.

Скорее всего, она порезала руку за считанные секунды до моего прихода.

Нет… учитывая, как она извиняется, вывод сам собой напрашивается.

Анна перерезала запястье в тот же миг, когда я пришла.

Мы прожили здесь год; я думала, что довольно хорошо знаю Анну. Я была в курсе на счет ее семейных проблем и того факта, что она достаточно слаба, чтобы запястья резать, и я также знала, что из-за своей слабости она боится смерти.

Самоистязание немного отличается от попыток суицида, поскольку шрамы оставляют, чтобы их другие люди заметили. Это послание, кричащее миру: «Посмотрите, как сильно я страдаю!». Кому же тогда Анна хотела отправить это послание?

Ответ очевиден: мне.

Анна слаба.

Она не верит в собственные силы, она себя недооценивает и из-за этого зависит от остальных. Она думает, что не может сама со своими проблемами справиться.

Анна хотела показать мне свои страдания. Она хотела, чтобы я ее спасла.

— Мне жаль… Мне так жаль…

Она продолжает всхлипывать, и я обнимаю ее.

— Сакура?..

— Все хорошо, не волнуйся!

У нас есть спасительница.

У нас есть Рейна-сан.

Вскоре прибыла скорая (конечно, к тому времени мы успели одеть Анну). Я села в машину вместе с ней и держала ее за руку всю дорогу до больницы. Когда мы приехали, ее рука стала немного теплее, чем была.

Поскольку кровотечение остановилось, в переливании крови нужды не было. Обработка ее раны не заняла много времени; я сидела рядом с ней, глядя, как доктор отчитывает ее «Больше так не делай!», обрабатывает рану и перевязывает ее. Кстати говоря, ее родители не пришли. Хотя я не знаю, связались ли с ними вообще.

Когда мы вышли из больницы, я отвела ее в кафе, где подавали вкусный черный чай. Я решила, что мы немного опоздаем домой, но заведующая нашего общежития не станет нас расспрашивать после случившегося.

Я заказала «Дарджилинг», Анна – яблочный чай. Мы дружно молчали, ожидая, когда нам подадут наши напитки.

За это время я косилась несколько раз на бинты на левом запястье Анны.

Порез, может, и не глубокий, но, учитывая количество потерянной крови, останется шрам.

Интересно, Анна вообще осознает всю серьезность такого шрама?

Для шрама в таком месте есть только одна причина. Стоит его кому-нибудь заметить, и человек сразу начнет Анну в другом свете видеть.

…Нет, это еще ничего.

Главное, чтобы на этот шрам не смотрел один человек – сама Анна.

Какой бы счастливой ни была ее жизнь, с ней навсегда останется этот шрам. И стоит ей взглянуть на свое запястье, как она вспомнит о том моменте, когда порезала себя. Ее снова настигнет тревога. Ей придется снова и снова сталкиваться с семейными проблемами и настоящей причиной, стоящей за самоистязанием.

Говорят, с каждым вздохом теряешь частичку счастья, и я это прекрасно понимаю. Все-таки, если считаешь себя несчастным, то неизбежно превратишься в нечастного человека, независимо от настоящего положения дел. Убедив себя в своих страданиях, начинаешь винить их во всем. Произошел несчастный случай? Потому что ты несчастлив. Бросил любимый человек? Потому что ты несчастлив. Проиграл в лотерею? Потому что ты несчастлив. Споткнулся? Потому что ты несчастлив. Твое несчастье становится источником всего, хотя могут быть и другие весомые причины. Вещи, которые изначально тебе вообще не тревожили, кажутся неудачами.  А поскольку ты считаешь это своей судьбой, то продолжаешь до конца жизни погружаться в страдания.

В этом смысле, шрам Анны куда более явный знак «страданий» чем вздох, и потому, куда более сильное проклятье, привлекающее страдания.

Нам приносят чай. Я использую это как сигнал к началу разговора.

— Анна, в чем дело?

Секунду она раздумывает, а затем почему-то решает, наконец, покачать головой.

— Ни… в чем.

— Конечно, что-то случилось.

— Нет… как я уже сказала, жизнь приносит мне страдания, Сакура. Мне больно жить. Эти чувства крепли уже какое-то время и просто достигли предела.

Она лжет? Нет. Это я могу понять по ее лицу.

Тем не менее…

— Но что-то же должно было тебя подтолкнуть. Ты не стала бы резать запястья без причины.

В этом я уверена. Иначе не было бы смысла вредить себе у меня на глазах.

Видимо, мое замечание попало в точку: Анна опускает взгляд.

— Ну же, Анна, расскажи мне об этом.

Однако, Анна так долго колеблется, что я успеваю допить свой чай «Дарджелинг», и все же ей неосознанно хочется ответить «да». Она не сомневается, она просто колеблется. Я начинаю злиться.

Но в следующий миг мое раздражение улетучивается.

— Я больше не могу быть рядом с Рейной-сан.

— А?

В полнейшем удивлении я забываю поставить чайную чашку назад на стол.

— Рейна-сан отвергла меня.

Что это значит?..

Рейна-сан отвергла Анну?

Это невозможно. Рейна-сан не делает исключений, общаясь с людьми. Если ей и приходится кого-то отвергать, то потому…

— Анна… возможно, ты призналась в любви?..

— …Призналась, – кивает она со слезами на глазах.

Да. Если Рейне-сан и приходилось кого-то отвергать, то потому, что этот кто-то приближался к ней на такое расстояние.

— Зачем тебе это делать?! Рейну-сан нельзя опускать до уровня любовного интереса. Я могу понять твое желание заполучить ее себе, но зачем тебе предавать нас и рисковать быть отвергнутой…

Внезапно до меня доходит.

Анна не сделала бы ничего такого по собственной воле. Это просто не в ее духе. Она никогда не пошла бы на такой крупный риск – резать запястья, зная, что едва ли у нее шансы есть.

Тогда почему?.. Почему Анна призналась Рейне-сан?

— …

Ах, конечно.

— …Кто тебе угрожал, Анна?

Ее заплаканные глаза округляются.

— Тебя ведь не просто на это уболтали, верно? Ты относишься к тем, кто держится в стороне, когда другие девушки шутят о «признании Рейне-сан».

— …

— Кто тебе угрожал?

— …

Анна не отвечает. Должно быть, ей сказали об этом помалкивать. Или же она боится разгневать виновницу.

Учитывая ее добрую натуру, наверное, она просто не хочет ранить этого человека.

Все-таки, я не собираюсь прощать виновницу.

Очевидно же, насколько глубок грех и как сурово наказание лишения одной из нас Рейны-сан.

Мир без Рейны-сан… Аах, стоит его лишь представить, и мне уже кажется, будто я изнутри иссыхаю.

Потому что влага под названием Рейна-сан высосана из моего тела?..

Действительно… само собой, Анна потеряла еще и свою алую влагу.

Вот какую ужасную вещь совершил с Анной злоумышленник.

Я убью ее.

Я убью эту виновницу!

— Кто это был, Анна? – снова спрашиваю я.

— …

— Ты должна мне сказать; она заставила тебя запястье перерезать!

— …Но…

— Никаких «но»!

— …То есть…

— …Хорошо. Я просто угадаю.

Подозреваемых не так много. Во-первых, это не может быть одна из «нас». Помимо того, что «мы» понимаем боль потери Рейны-сан, мы бы выбрали другой способ для издевательств над Анной, ибо оставался шанс, что она преуспеет. Опять-таки… Врагов у Анны немного. На самом деле, я не знаю никого, кому бы она не нравилась.

А значит, злоумышленник настроен не против самой Анны, но «нас» как группы.

…Человек, враждебный «нам»?

Одного я знаю. Я знаю ту, что идеально подходит под описание.

— Мицуи Юкими.

По выражению на лице Анны я вижу, что права.

Так это была она, э?

Это ничтожество, смеявшееся над Рейной-сан, э? Так оскорбив Рейну-сан, она даже и мою слабую Анну ранила?

Я ее убью.

Я собираюсь ее убить!

Я решила убрать Мицуи Юкими из школы «Дзюнсейва».

Без сомнений, это она загнала Анну в угол. Несколько других учениц видели, как она куда-то вела Анну (и я в шоке, что они не пришли ей на помощь).

Я купила через интернет наше оружие и раскопала ее личную информацию. Как и у большинства здешних учениц, обстановка в ее семье оказалась довольно своеобразной. Эта информация пригодится, чтобы ее помучить.

Вместе с Юко, Эми и другими ученицами, ненавидевшими Мицуи Юкими за то, что она с Анной сделала, я подготовила план устранения. Мы будем безжалостны к нашему врагу. Важно с умом выбирать друзей и врагов, особенно в нашем возрасте, когда сами по себе мы слабы. Если проявишь жалость к врагу, в итоге, сам страдать будешь. Анна в устранении не участвовала. Бедняжка. Поэтому она и должна была страдать!

После занятий мы первым делом убедились, что Рейны-сан рядом нет, а потом отправились в класс Мицуи Юкими. Окружавшая нас тревожная аура заставляла других еще не ушедших старшеклассниц посматривать на нас, но поскольку в центре проблемы оказалась Мицуи Юкими, они не вмешивались.

— В чем дело? – резко спрашивает она. – Что вашей компании от меня нужно?

Я игнорирую ее гарканье и прижимаю к ее боку электрошокер.

— Угха!

Она опускается на корточки.

— Хмм? И из-за чего этот странный визг? – Я усмехаюсь и командую, глядя вниз на Мицуи Юкими, держащуюся за бок. – Семпай, пойдем со мной.

Она поднимает на меня взгляд с – ха-ха! – написанным на лице страхом.

— …Куда?

— Просто заткнись и иди за мной, ясно?

Она не осмелилась сопротивляться или сбежать. Весьма довольные этим, мы идем за спортивный зал.

Оказавшись на месте, я приказываю своим спутницам быть начеку и, нахмурившись, поворачиваюсь к Мицуи Юкими, которая явно напугана нами (хотя и пытается храбриться).

— Итак, я слышала, что ты сделала.

— …Что сделала?

— Будешь дурочку изображать? Вспомни, что ты сделала с Фуюки Анной?

Она кривится и отводит взгляд без единого слова возражения.

— Считаешь себя остроумной, а?

Я загнала ее в угол с помощью собранной мной информации, купленного мной оружия и колких слов. Даже она против воли поникла. Но мой гнев еще не нашел выхода. Я бью ее в живот. Этого недостаточно. Я недостаточно на ней сорвалась. Она смеялась над Рейной-сан, смеялась над «нами» и донимала Анну. Я не могу ее простить. Она обидела «нас». Я ее не прощу.

И все же…

— В голову.

— А?

— Вот куда я первый удар хочу! Может, ударишь меня в голову?

Несмотря на нынешнюю ситуацию, она все равно начала меня подначивать.

Она окончательно меня выбесила. В моей голове просто пара катушек слетела. Эта девчонка считает меня дурой, думает, что на самом деле я ее не ударю. Она меня недооценивает, считает липучкой, цепляющейся за Рейну-сан. Она смотрит на меня свысока. Думает, я подневольное ничтожество. Не думай, будто сможешь меня обдурить! Я покажу тебе, на что способна! Я устраню тебя не только из этой школы, но из самого этого мира, где живет Рейна-сан!

Я  замахиваюсь дубинкой.

— Что вы здесь делаете?

Внезапно моих ушей достигает голос Рейны-сан.

Я снова опускаю дубинку. Мицуи Юкими, похоже, удивлена не меньше меня. Едва ли это она ее сюда позвала.

— Рейна-сан?

— Мне очень неприятно это зрелище. Если ты ударишь кого-то этой штукой, последствий не миновать.

— Нет, все в порядке! Неважно, что с ней случится! Она над нами насмехается! Что важнее, она насмехается над тобой, Рейна-сан! Это непростительно!

Однако, Рейна-сан спокойно отмахивается от моего крика и возражает:

— Если вы это ради меня делаете, то я бы хотела, чтобы вы прекратили. Я не злюсь на Мицуи-сан.

— Это… из-за твоей доброты, Рейна-сан…

— Пожалуйста, прекратите, – повторяет она немного строже. Со всей объективностью, и правда совсем немного, но по меркам Рейны-сан — это сильнейшее выражение воли.

Зачем ей меня останавливать? Мицуи Юкими – нахалка, которая даже Анну мучила, и…

— …Ах.

Я смотрю на Рейну-сан.

Понятно… она все знает. Конечно, я зла на Мицуи Юкими за пренебрежение к Рейне-сан.

Но я зашла так далеко – или, по крайней мере, подумала об убийстве – не из-за Рейны-сан, но ради Анны.

Я собиралась использовать Рейну-сан как повод для мести за Анну.

И потому у нее было право меня остановить. Она никогда бы не согласилась стать оправданием для чьей-то мести. Нет, ее слово для нас в любом случае абсолютно.

— …Хорошо…

И потому я должна подчиниться.

Мы отказались от применения силы к Мицуи Юкими и ушли из спортивного зала. Поскольку я приуныла из-за явного неодобрения Рейной-сан моих действий, и остальные это знали, какое-то время мы шли молча.

— Все и правда стоило так оставлять? – спрашивает Юко.

— …Мы ничего поделать не могли, так? Мы просто не можем Рейну-сан ослушаться!

— Нет, я не об этом.

— А?

— Мне просто подумалось, действительно ли стоило оставлять Рейну-сан наедине с Мицуи Юкими.

Я сразу вернулась за спортивный зал, но они уже ушли. Я отправилась в здание школы.

Мицуи Юкими нельзя недооценивать. Она может быть очень воинственной, и, более того, то, что мы с ней сделали, должно было ее разозлить. Одному Богу известно, что она сделает с Рейной-сан, символизирующей «нас».

Само собой, причинение вреда Рейне-сан – это совершенно иной уровень в отличие от издевок над Анной.

Но Мицуи Юкими могла впасть в отчаяние и решить запачкать наш символ.

Я оббегаю территорию школы и, наконец, нахожу Рейну-сан в коридоре, где расположен второй музыкальный кабинет.

— Рейна-сан!

Она оборачивается ко мне. На первый взгляд, она вроде нигде не ранена.

— Каваи-сан?

— Ты в порядке? Мицуи Юкими ничего тебе не сделала?

— Мицуи-сан? – спрашивает она, а затем улыбается. – Похоже, у тебя неверное представление о Мицуи-сан. Не такой она человек, чтобы что-то мне сделать.

— У меня верное представление о ней. Но… ты точно не ранена?

— Да, конечно.

Я облегченно вздыхаю. Видимо, на этот раз мои страхи оказались беспочвенными.

Рейна-сан сухо мне улыбается.

Внезапно я жутко смущаюсь, вспомнив, что она настойчиво запретила мои недавние действия.

Но следующие ее слова сражают меня.

— Ты пришла как раз вовремя. Я тебя искала.

— Что?!

Меня? Рейна-сан искала меня?

— Я могу тебе чем-то помочь?

Рейна-сан кивает с улыбкой.

— Я хочу тебе кое-что сказать.

— Ах… Какая честь.

— Ты преувеличиваешь.

Если бы!

— Можно спросить, что же ты хотела мне сказать?

С невероятно прекрасной улыбкой она произнесла:

— Пожалуйста, позаботься хорошенько о Камису Рейне.

Десять минут спустя Рейна-сан умерла.

2.

Мысленно я представляю Камису Рейну.

Прежде всего, она прекрасна. Она – словно воплощение совершенства. Нет, можно сказать, она и есть совершенство.

Она – вода настолько чистая и прозрачная, что не разглядишь ее границы. Я отведала этой чистой воды, и она спасла мою жизнь. Человеческое тело на 70% состоит из воды. Другими словами, мое тело уже на 70% состоит из Рейны-сан.

Вода, коей является Рейна-сан, мутнеет? Опора обваливается?

Невозможно.

Из этого можно придти к простому заключению.

Камису Рейна не умерла.

— Камису Рейна не умерла!

Так сказала Мицуи Юкими.

Даже девчонка, которую я считала врагом, там сказала.

Она также назвалась приспешницей Камису Рейны.

Честно говоря, я недооценила великолепие Рейны-сан.

Мне казалось, что, находясь рядом с ней, я смогла в некоторой степени увеличить ее важность. Конечно, я полностью заблуждалась! У Рейны-сан нет проблем с демонстрацией своего великолепия даже в местах, не входящих в сферу моего влияния.

И потому вполне возможно, что план по инсценировке ее смерти мог придти в действие без моего ведома.

Как они это сделали?

Мне все равно. Важен только тот факт, что она жива.

К тому же… Рейне-сан вообще нужны реалистичные методы для такой мелочи как инсценировка ее смерти?

Конечно, нет.

Рейна-сан даже смерть может преодолеть.

Я встретилась с братом Рейны-сан, Рёдзи-саном. Он тоже заметил, что она до сих пор жива. Это делает его третьим из нас и доказывает: то, что Рейна-сан жива – это неопровержимый факт.

По его просьбе я провела его по школе. Временами он вел себя немного странно, но еще он сказал мне:

— Не знаю, чего Рейна хотела добиться, рассеявшись, но причина мне известна.

— И что же это?..

— Причина в… тебе и твоих подружках.

Поначалу я была сбита с толку.

Что это значит? Это мы вынудили ее рассеяться? Возможно, ее брат пришел к такому заключению, поговорив со мной?

Рейна-сан рассеялась… из-за нас?

Нет, Рейна-сан рассеялась ради нас.

То есть?..

Верно, Рейна-сан инсценировала свою смерть ради нас.

Понятно. Это объясняет, почему она решила разыграть свою смерть в этой школе. Все ради нас. Рейна-сан пытается спасти безнадежных ягнят.

Верно, мы безнадежны.

Анна, например, страдает из-за семейных проблем. Я, например, не вижу ничего, кроме мрачного, унылого будущего. Поскольку бога в этом мире нет, положиться тоже не на что, и надежды для нас нет.

В этом есть смысл!

Эта система была слишком несбалансированной. Слишком несправедливой. Слишком абсурдной. Как это может быть нормальным? Все – ложь, кроме того, что приносит боль? Это жестоко!

И потому Рейна-сан не может быть мертва.

Нет, она не может быть мертва.

Он не может быть мертва.

Она жива.

Ж-И-В-А.

Я убью любого, кто посмеет назвать ее мертвой при мне. Потому что такой человек слишком глуп, чтобы жить. Почему эти уродливые личинки вообще дышат, хотя и ослеплены здравым смыслом, хотя и не верят ни во что, кроме денег!

Рейна-сан просто исчезла где-то по какой-то причине.

«Пожалуйста, позаботься хорошенько о Камису Рейне».

Смысл ее последних слов начинает для меня проясняться.

Она доверила мне задание.

Какое задание?

Сохранить ее место до ее нового появления.

Рейна-сан не мертва, но лишь немногие из нас знают об этом. Сейчас это только Мицуи Юкими, её брат и я. Возможно, есть и другие, но число остается небольшим. Более того, должны найтись люди, которые сомневаются во лжи о смерти Рейны-сан, но им не хватает улик.

Тем не менее, распространенная ею ложь и правда очень хитрая. Настолько хитрая, что, на самом деле, ложь становится правдой, когда все начинают в нее верить. Не хочу очевидные вещи говорить, но мертвое не может сосуществовать с живым. Мертвые люди теряют свою связь с живыми.

Рейна-сан вернется, но я чувствую, что ее возвращение ограничено определенными условиями.

Все-таки, Рейна-сан пытается нас спасти. Спасение не приходит к людям, которые в него не верят. И потому те, кто забыли ее, те, кто потерял в нее веру, не будут спасены. У нее нет причин появляться там, где ее забыли, в месте, недосягаемом для ее спасения.

А значит, я должна сделать так, чтобы ей было куда вернуться.

Чтобы встретить Рейну-сан – чтобы снова ее встретить – я должна сохранить ее место незанятым.

Понятно! Это испытание.

Испытание, чтобы проверить мою веру в Рейну-сан.

Что касается способа подготовки места для Рейны-сан, я решила воспользоваться своим положением президента студсовета. Я попросила учителей разрешить мне произнести речь на ежемесячном собрании и получила согласие.

День собрания настал очень скоро. Ведущий собрание учитель объявил в микрофон: «Слово предоставляется президенту студсовета». После этого объявления я поднимаюсь на сцену и сталкиваюсь с почти пятью сотнями лиц, некоторые из которых старше меня, некоторые – одного со мной возраста, а некоторые – младше. Большая часть их взглядов направлена на меня. Я привыкла к этому зрелищу. По знаку я, учителя и почти пятьсот учениц кланяемся друг другу.

Я обвожу взглядом аудиторию.

Почти пятьсот человек. По сравнению с числами, мелькающими в СМИ, это почти ничего, но, тем не менее, зрелище довольно внушительное. Мне действительно по силам достичь их сердец и защитить Рейну-сан в них? Не хочу этого признавать, но Мицуи Юкими была права, когда заметила, что моя харизма слабеет. Вес моих слов зависит от присутствия Рейны-сан. Мне действительно по силам указать им верный путь?

Не сомневайся! Чем многочисленней аудитория, тем лучше. Мне не нужно убеждать их всех. Мне хватит и столько, чтобы место для Рейны-сан создать.

Я открываю свой пересохший рот.

— Доброе утро, мои дорогие соученицы. Меня зовут Каваи Сакура, и сегодня я бы хотела обратиться к самоубийству Камису Рейны.

Их взгляды сосредотачиваются на мне, когда я затрагиваю самую обсуждаемую в школе тему. Все знают, что место президента студсовета я заняла после Рейны-сан, и что я была ее главной слугой. Их должно искренне интересовать, что я собираюсь сказать по этой теме.

— Как все вы знаете, Камису Рейна была особой ученицей. Уверена, можно не тратить слова, рассказывая, насколько особенной. И потому многие из вас до сих пор должны быть сбиты с толку печальными новостями о ее смерти. Многие из вас до сих пор оплакивают ее. Я тоже вхожу в их число.

Ученицы, заметившие, что я использовала прошедшее время, начинают перешептываться. После прыжка Рейны-сан с крыши не прошло и недели; в обычных обстоятельствах, для меня, ее главной приспешницы, было бы невозможно преодолеть печаль от ее потери.

— Тем не менее…

Как и ожидалось, большинство учениц жадно слушают мои слова. Я специально решаю их провоцировать.

— …Позвольте мне сказать прямо. Только глупец будет грустить из-за ее смерти.

Мои слова порождают всеобщее волнение.

Ученицы начинают переглядываться, учителя волнуются. Я не возражаю, если, в худшем случае, они меня прервут, главное – возможность передать самое важное. Мне лишь нужно привлечь их внимание. Некоторые из любопытства сами подойдут ко мне послушать остальное, и я расскажу им. Мои волнующие идеи пропитают их, а затем автоматически распространяться среди остальных учениц.

Моя сеть достаточно обширна, чтобы это провернуть, даже без Рейны-сан.

— Почему это глупо? Прежде чем ответить на этот вопрос, позвольте мне прочитать, что у вас на уме. – Я чувствую на себе почти пять сотен взглядов. Отлично. – Конечно, все вы были шокированы ее самоубийством. Все вы удивлены и опечалены. Но важнее всего, нет ли у вас в груди «неясного чувства»? Вам не кажется, что что-то не так?

Стоя на сцене, я замечаю несколько кивнувших учениц.

— Я знаю, что это за «неясное чувство». Позвольте перейти сразу к заключению: это чувство у вас появилось из-за того, что вы до сих пор считаете Камису Рейну живой.

Мои слова порождают новые волнения.

— Пожалуйста, поймите правильно: я имею в виду довольно буквальный смысл, а не шаблонную фразу о том, что она жива в наших сердцах. Ее обмен веществ продолжает работать. Вы можете посчитать это абсурдом, но ответьте мне: можете ли вы опровергнуть это со всей искренностью? Вы и правда можете с уверенностью сказать, что Камису Рейна мертва?

Честно говоря, я просто несу ерунду. Неясное чувство? Ну, конечно, оно у них есть! Все-таки, Камису Рейна, занимавшая в их сердцах так много места, умерла (как они считают) на днях без всякой причины! Как это могло не задеть их за живое?

Однако, те, кто купился и поверил в мои объяснения их неясного чувства, подумают, что все мои слова могут оказаться правдой.

Само собой, некоторые из них могут разгадать мой трюк, но могут ли они с уверенностью отрицать мои слова? Могут ли они отбросить навязчивую мысль о том, что Камису Рейна жива, просто опровергнуть мои слова? Могут ли они доверять тем, чьи надежды поднялись из пропасти отчаяния, даже если они были уверены, что это ложь?

Камису Рейна мертва. Камису Рейна жива. Если придется выбирать что-то одно, вы выберете второе.

Если в оба варианта трудно поверить, тогда надо выбирать второй.

Жаль, что мне приходится их обманывать, но, к сожалению, лишь немногие могут видеть истину, как я. Едва ли кто-то понимает Рейну-сан так, как я.

Я перехожу к последнему удару.

— Дорогие друзья, мои идеи могут показаться вам абсурдными, и я это знаю. Я бы на вашем месте и сама посмеялась над ними, как над глупостью. Но… это правда. Все те, кто смеется над моими словами сейчас, на следующей неделе увидит, кто посмеется последним. Почему? Все просто.

Да, я понимаю Рейну-сан.

Я знаю ответ.

Мне лишь нужно намекнуть им на этот ответ.

— Потому что на следующей неделе, в первый день июля, Камису Рейна вернется.

Моя речь оказалась менее успешной, чем ожидалось. Похоже, большая часть считала мои заявления слишком маловероятными, и поскольку это мнение преобладало, те, кто и правда мне верил, больше не могли говорить об этом открыто.

Не думаю, что речь была ошибкой. На самом деле, я считаю, что это был лучший из возможных вариантов. Однако, похоже, мир стал слишком сильно опираться на науку, чтобы оставить место для мысли, будто кто-то мог воскреснуть после смерти. Черт… разве это не мужчины должны только логичные решения принимать? В нашем обществе трудно распространять правильные идеи. Даже экстрасенсов, явно обладающих какими-то силами, в наши дни зовут самозванцами.

Но мне все равно.

Я не потерпела неудачу.

Действительно, большинство – дурочки, не способные усомниться в смерти Рейны-сан, но это только большинство.

Возможно, те, кто верит мне, те, кто верит в Камису Рейну и в меньшинстве, но они существуют.

— Я тоже думала, что Рейна-сан все еще жива! Я с облегчением услышала, что не я одна так считала!

— Это «неясное чувство», о котором ты говорила, и правда меня терзало. Ты огромный груз с моего сердца сняла, когда указала нам на это и раскрыла всю правду.

— Рейна-сан по-прежнему жива! Она просто не могла умереть, верно?

— Я не до конца убеждена… но если ты так в этом уверена, и даже знаешь, когда она вернется, я хочу попробовать поверить тебе.

— Я никогда не верила в смерть Рейны-сан!

Говорившие так люди приходили ко мне. Всего семнадцать. Большинство учились на третьем году и неизбежно провели больше времени с Рейной-сан, чем молодое поколение. Семнадцать – это немного, по сравнению с пятьюстами, но и не так уж мало, если считать это половиной класса.

Рейна-сан появится даже при таком небольшом числе? Хоть я и волновалась немного, но решила быть оптимисткой.

То есть, Рейна-сан намного умнее меня. Она должна была предвидеть, что я смогу очень немногих людей убедить, даже если постараюсь. Но, что важнее, девушки, поверившие в ее «присутствие», жаждут спасения так сильно, что у них нет другого выбора, кроме как верить в ее «присутствие». Рейна-сан никогда бы их не бросила.

Но это не значит, что мы можем ждать сложа руки. Если просто подумать, что Рейна-сан может быть еще жива, никакого прогресса не будет.

Что нам нужно, так это сплочение. Единая молитва. Мы должны настолько сильно сосредоточить наши молитвы, чтобы они достигли Рейны-сан.

Вот что нужно сделать для возвращения Рейны-сан.

Чтобы перейти к делу, я сказала «девушкам», верившим в «присутствие» Рейны-сан, собраться после школы в кабинете студсовета. Кстати, часть студсовета, включающая и Анну, тоже верит в «присутствие» Рейны-сан.

К несчастью, только я «знаю» о «присутствии» Рейны-сан, но это не проблема. Мне лишь нужно подвести «девушек» к этому знанию.

Сегодня четверг, двадцать девятого июня. Послезавтра наступит первый день июля. Время на исходе. Я должна убедиться, что «девушки» пойдут напрямик к нашей цели, не отвлекаясь ни на что другое.

Собравшись в кабинете студсовета, мы долго разговаривали. О Рейне-сан. О нашей преданности Рейне-сан. О нашей бескорыстной любви к Рейне-сан. О нашей связи с Рейной-сан. О нашей потребности в Рейне-сан. О том, как Рейна-сан инсценировала свою смерть. О причинах исчезновения Рейны-сан. О том, как Рейна-сан повлияет на нас в будущем. О том, какая Рейна-сан Рейна-сан и как Рейна-сан может Рейна-сан с Рейна-сан, чтобы стать Рейна-сан. К несчастью, шестеро из первоначальных семнадцати не поспевали и покинули наши ряды, но остальные могли бесконечно говорить о Рейне-сан. Так мы углубили наше доверие к Рейне-сан и настроились на одну волну друг с другом.

Но разговора только о Рейне-сан недостаточно. Будь Рейна-сан бриллиантом и захоти вы кого-то ею очаровать, могли бы сколько угодно о красоте бриллианта распинаться и все равно ничего не добиться. К счастью, они уже очарованы бриллиантом по имени Рейна-сан, но этого все равно недостаточно. «Бриллиант тебе идет!», «С ним ты очаровательна!», «Он нужен тебе!». Точно так же, обсуждая почему нам нужен бриллиант и почему мы должны быть им очарованы, мы можем укрепить нашу веру в Рейну-сан.

— Анна?

Я решаю начать с Анны, самой легкой мишени, потому что она моя одноклассница, моя соседка, секретарь студсовета и мягкий человек. Я не только могу предсказать ее ответы, она также крайне нуждается в Рейне-сан. Она – идеальный вариант, к которому должны прислушаться остальные.

— У тебя бывают моменты, когда ты устаешь от жизни в этом мире?

Ее глаза округляются, когда я задаю этот неожиданный вопрос. Ее ответ очевиден.

Она говорит, глядя на бинты на ее запястье:

— …Постоянно.

Я киваю так сочувственно, как только могу. Другие девушки, разговаривавшие между собой, начинают обращать на нас внимание.

— …Ты тоже иногда это чувствуешь, Сакура?

— Конечно, – отвечаю я.

— Это немного неожиданно.

— Я не похожа на человека, который может от жизни устать?

— Мхм. То есть, ты умная, подвижная и красивая. Ты… умеешь добиваться своего, пожалуй? Мне казалось, у людей вроде тебя таких мыслей не бывает.

— Умею своего добиваться… а? Наверное, можно и так сказать. Но что, если именно от этого я и страдаю?

— …А?

— Я умна. Я также достаточно популярна, чтобы получить должность президента студсовета, хотя, возможно, мне и помогла Рейна-сан. Я умею добиваться своего. Я реалистка. Из-за этого я не могла ни во что поверить и ни на что положиться.

Рассказ о себе – повсеместный трюк, чтобы сломить лед. Это раскроет сердце Анны.

— Я понимаю, тебе тоже приходиться нелегко, – говорит Анна и неуверенно добавляет: – …Но ты и правда страдаешь из-за этого?

— Да! Будучи реалистом, ты теряешь способность мечтать, понимаешь? Предположим, я хотела стать писательницей. В таком случае, я бы поняла, что ничего не выйдет, даже не попробовав. Есть тысячи и тысячи многообещающих писателей, но только небольшая их часть добивается успеха, а другая часть кое-как концы с концами сводит. Благодаря своей должности президента студсовета, я постоянно смотрю на наших учениц со сцены. Почти пять сотен. Внушающая цифра! Если бы только одна из этих пятисот получала талант преуспевающей писательницы, сколько раз мне бы пришлось тянуть жребий? Сейчас у меня есть этот талант? Конечно, нет. Я никогда не была ни в чем лучшей.

— …Мхм.

— Будучи реалистом, ты смотришь вверх, а глядя вверх, видишь бесконечное небо. С чего бы мне получать привилегию добраться до самой вершины? Как я могу взмыть в небо, если сейчас по земле ползаю? Ты понимаешь, Анна? Вот в чем боль реалистов.

— …Кажется, понимаю.

— Страдания  нам приносят не только трагедии вроде насилия над детьми, развода и несчастных случаев. Думаю, рядом с нами есть вещи, которые по-настоящему мучают нас.

Все согласно кивают. Я знаю, все они недовольны чем-то в своей жизни.

Как мы можем быть оптимистами в мире, где никогда ничего не получается? Как мы можем мечтать, если даже не способны поступить в Токийский Университет, ежегодно принимающий больше 3000 студентов? Если честно попытаемся исполнить наши мечты, получим лишь насмешки за веру в умения, которых мы лишены. Поэтому мы и сдаемся. Реалистичный образ мышления лишает нас будущего и заставляет сдаться. Вот так мир и бросает нас в пропасть.

— А что на счет тебя, Анна? Что тебя мучает?

Анна молчит. Не потому, что не хочет отвечать – она не знает, как это сформулировать.

— …Я часто задаюсь вопросом, почему я живу, – наконец, произносит она, опустив взгляд. – Потому что неважно, жива ли я.

— Это неправда, Анна! Я бы грустила, если бы тебя потеряла.

— Мхм, спасибо. Но… в этом-то и дело.

— Что ты имеешь в виду?..

— Тебе станет грустно, и на этом все. Или же моя смерть будет тебя преследовать всю жизнь? Ты станешь меня оплакивать до конца жизни?

— Я…

Конечно, смерть Анны меня бы опечалила. Наверное, я бы плакала. Но… Не знаю, как долго продлилась бы эта печаль.

— Умри я шокирующей смертью, это могло бы оставить травму. Если бы я умерла молодой, ты бы меня за это запомнила. Но в таком случае, ты помнила бы не меня, но мою «смерть», верно? Я стала бы просто плохим воспоминанием, а значит, лишена положительной значимости. Например, если бы я пропала, уверена, сначала ты бы обо мне волновалась, но всего через месяц практически перестала бы обо мне говорить, а через год забыла бы обо мне. Думаю, я мало что значу для всех вас.

— Это не так!

Я знаю, что мои слова звучат немного фальшиво.

Конечно, мне не плевать на Анну. Она хорошая девочка – из тех, кто со всеми ладит. С другой стороны, человек такого типа никогда не окажется в центре компании. Короче, она одна из многих. Анна никогда не бывает центром.

— Но, Анна, послушай… если, предположим, мы бы не стали так долго тебя оплакивать, что на счет твоей семьи?

Анна внезапно кривится.

Аах – похоже, я сморозила глупость.

Я сразу все поняла. Стоило мне увидеть самоиронию на ее лице при слове «семьи», как я поняла, каким будет ответ.

Ответ на мой вопрос – «нет», и что важнее…

Это причина такого мировоззрения Анны.

— Моей семьи? – Анна фыркает, опустив взгляд. – Хотя у меня есть только отец, который за год со мной и словом не обмолвился?

Я не могу спросить о ее матери. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— …Ох, с чего бы кому-то любить или понимать меня, если этого даже моя семья не делает?

Никто не понимает ее.

Я бы хотела возразить, но, опять-таки, не могу.

То, что ее отец не приехал, когда она перерезала запястье – это факт. Конечно, она порезала себя, чтобы показать мне свою рану, но у истоков стоит ее семья, пренебрегавший ею отец.

Никто тебя не понимает.

Именно.

То же и ко мне относится: никто меня не понимает. Люди так хорошо изображают понимание, что иногда я почти верю им, но в итоге, никто никогда меня не понимал. Все всегда отмахивались от моих тревог как от нытья избалованного подростка.

Хотя они были так важны для меня.

Никто не понимает мои ценности и убеждения, а я не понимаю ценности и убеждения остальных.

И потому я уверена, что тоже не могу Анну понять.

— Аах – зачем я живу?..

Анна серьезна.

Анне, твердо убежденной, что семья ее не понимает, жизнь не может приносить радость. Должно быть, она желает исчезнуть, подобно тающему снегу. Совсем как я.

Исчезнет ли когда-нибудь это чувство? Сможем ли мы в будущем заниматься стандартной офисной работой и рожать милых детей, ощущая время от времени приступы пустоты? Вот кем мы станем, чтобы выжить?

От одной мысли об этом меня тошнит.

Эта мысль такая реалистичная. Такая грязная.

Мы, может, и были глупыми, но оставались чистыми.

— Анна.

— Хм?

— Это ужасно.

— Да.

— Этот мир ужасен.

— Да.

— Это больно, верно?

— Больно!

— Ты хочешь спастись?

— Я хочу спастись!

— Хочешь увидеть Рейну-сан?

— Я хочу увидеть Рейну-сан!

Дорогой Господь, существующий или нет.

Нам нужно спасение.

Я требую, чтобы ты немедленно вернул Рейну-сан.

— Рейна-сан отличается от нас, – говорю я.

— Да, она другая. Она невероятно красива и совершенна, и я уверена, что ее жизнь наделена каким-то смыслом, даже если в наших его нет.

— Да, согласна.

— …Ага.

— В отличии от нас, она лишена ярлыков, предопределяющих ее жизнь.

— Да.

— Тогда как же мы хотим определить Рейну-сан?

Анна и остальные смотрят в пространство.

— Аах…

…Их глаза начинают поблескивать.

— …Теперь ясно, – бормочет Анна. – Аах, понятно… Понятно!

— Ты права, Анна. Послушайте, все, вы нашли ответ!

Не нужно ничего объяснять. Нет никакой нужды в каких-то пояснениях, иначе это показалось бы невероятным.

Мне лишь нужно было подвести их к чувству, которое и так уже живет в них.

— Жизнь приносит нам столько боли, поэтому… живет Рейна-сан.

Рейна-сан – это вода.

Она – сладкая вода, что заполняет тебя тем больше, чем сильнее твое отчаяние.

Само существование Рейны-сан несет в себе глубокий смысл.

Человек вроде нее…

— Она не может быть мертва, – говорит кто-то.

— Рейна-сан жива, – заверяю я, кивая. – И она появится первого июля.

Ах, наконец!

Они все дошли до этого.

3.

Анна стала надежной.

Она даже смогла сказать, где появится Рейна-сан, после того, как пришла к заключению, что она жива.

— Раз она исчезла на крыше, то и появиться должна на крыше, так ведь?

Понятно. В этом есть смысл.

Не могу поверить, что она смогла придти к этому без моей помощи.

Другие девушки, достигшие моего уровня, тоже стали надежными и смогли узнать ответ.

Мы идем на крышу.

Еще восемь утра. По пути к нашей цели мы получаем благословение ярко сияющего за окном солнца.

Такая прекрасная погода в сезон дождей! Должно быть, это небесный знак.

Ровным шагом мы поднимаемся по лестнице. С радостными улыбками. С одинаковыми пугающе прекрасными улыбками. Ибо мы обрели цель, ради которой можем жить без колебаний и отвлечений.

В поле зрения появляется блестящая дверь.

За этой дверью. За этой дверью ждет Рейна-сан.

Я кладу руку на блестящую дверь.

— Подожди, Сакура.

Кто-то окликает меня сзади. Слегка недовольная, я оборачиваюсь и вижу Юко. Она относится к тем слепым глупцам, что не поверили мне и считают Рейну-сан мертвой.

— В чем дело, Юко? – спрашиваю я спокойным тоном, потому что злиться на нее нет смысла.

— …Это мои слова! Вам нельзя на крышу заходить, и вы должны это знать.

Она говорит правду. Хоть я и ходила туда с братом Рейны-сан, это официально было запрещено после случая с Рейной-сан. Тем не менее, поскольку ученицам этой школы обычно доверяют, дверь на крышу не заперли.

— Сегодня первое июля, верно?

— Ну, да, – отвечаю я на очевидный вопрос Юко.

— Девочки… вы и правда, правда в это верите? В то, что Рейна-сан жива? – спрашивает она, неуверенно глядя на каждую из двенадцати «нас». – И что она на крыше? Вы так считаете, верно?

— Да! – без колебаний заявляю я.

— …Как вы, возможно, знаете, моя семья заправляет больницей.

Я киваю.

— Я часто ходила туда в детстве, – поясняет она. – Мой отец дал мне свободный допуск, поскольку считал, что я могу чему-то научиться. Я часто заводила друзей среди пожилых людей. И часто видела, как они умирают.

— …К чему ты клонишь? – спрашиваю я.

— Ты и сама знаешь. Я хочу сказать то, что известно каждому ребенку: мертвые не возвращаются снова к жизни. Для вас это не должно новостью стать.

— Рейна-сан не мертва.

— Вы просто не хотите этого признавать!

— Рейна-сан не мертва, – спокойно отвечаю я.

Боже… Юко ничего не знает. Что неудивительно.

Юко кажется слегка обескураженной, поскольку я не выказываю никаких признаков гнева, но она все равно продолжает:

— …Пройдя через эту дверь, вы только разочарование испытаете, Сакура! Вас ждет не светлое будущее, но горькая правда о том, что Рейна-сан мертва.

— Это невозможно.

— Даже если вы ее найдете… это всего лишь иллюзия!

— Если ты так уверена, может, пойдешь с нами, Юко?

— А? – выдавливает она с раскрытым ртом в ответ на мое, видимо, неожиданное предложение.

Должно быть, она считает, что только «нам» можно там находиться.

— Вы же не против, да? – спрашиваю я своих спутниц и те мирно кивают. – Итак? Пойдешь с нами?

— …Хорошо, – вздыхает она после некоторых колебаний.

Ты не должна вздыхать, Юко… ты потеряешь часть своего счастья!

Я снова кладу руку на дверь и – открываю ее.

Свет.

— …Ааах!

Нам открывается мир.

А затем…

А затем…

…Я была очарована.

Как и тогда, при нашей первой встрече, я пропитываюсь той, кто является влагой, или же она поглощает меня.

Я прислушиваюсь.

Вместо «Героического Полонеза» Шопена моих ушей достигает ее ясный и пустой, фальшивый и механический, но при этом потусторонний голос.

— Я рада снова видеть всех вас.

Она заговорила с нами, стоя в лучах света.

Камису Рейна заговорила с нами в лучах света.

Глядя на ее прекрасный образ, я начинаю плакать и дрожать от волнения.

— Рейна-сан, – говорю я. Остальные повторяют и тоже бормочут ее имя, плача и дрожа от восторга.

Аах, они могут видеть ее, как и я. Чудесно. Теперь ничто не стоит на нашем пути к счастью!

Бедная Юко, похоже, ошарашена видом той, на кого мы смотрим.

— Простите, что заставила вас ждать, – извиняется с виноватой улыбкой красавица.

— Ничего! Мы верили в твое возвращение.

— Спасибо.

Рейна-сан отвечает на мои слова. Аах! Одно лишь это меня такой счастливой делает!

— Рейна-сан!.. Так ты инсценировала свою смерть, чтобы спасти нас, верно?

— Да, именно.

— Если не возражаешь, можешь объяснить нам, какая в этом была необходимость?

— Боюсь, это может оказаться немного сложным. Вы не против?

— Конечно, нет.

— Как ты, конечно, поняла, Каваи-сан, этот мир прогнил.

— Ах, как я и думала.

— В этом мире невозможно стать счастливым. Страдания – единственный вариант. Однако, если заниматься самообманом и закрывать глаза на различные вещи, можно получить иллюзию счастья. Но поскольку это лишь иллюзия, значит, ты по определению не счастлив по-настоящему.

— Это так неприятно звучит.

— Да. И потому, нет никакого счастья или спасения, пока не освободишься от этого мира. Поэтому я и решила временно покинуть этот мир и поискать лучший.

Значит, в этом мире она считается мертвой?.. Нет, сама идея смерти неважна. Само собой, Рейна-сан стоит передо мной. Вот и все. Мне незачем глубже копать.

— И – я обнаружила наш рай. Поэтому я и появилась здесь снова.

Осталось только полностью отдать себя Рейне-сан.

— Это место, свободное от страданий, где все такое нежное, такое радостное и прекрасное.

Я слушаю ее внимательно, в полном восторге. То же, похоже, и к остальным относится.

Мы будем спасены.

Я так рада, что мы поверили в Рейну-сан.

Я так… счастлива.

— Боюсь, я не могу оставаться в этом мире. На самом деле, неизвестно, можно ли вообще сказать, что я сейчас здесь. Возможно, я только что прибыла, но пока я снова временно исчезну отсюда.

Пожалуйста, не надо. Я не хочу расставаться.

— Ты не заберешь нас туда прямо сейчас?

Рейна-сан качает головой.

— Я не могу забрать вас туда в любое время. Это трудно объяснить, но… пожалуйста, представьте себе сотни и сотни тоннелей. Когда наш разум покидает тело, он оценивается на основании различных условий и отправляется в один из этих тоннелей. Некоторые из них ведут в миры даже хуже, чем здесь. В определенной мере я могу контролировать, в какой тоннель вы попадете. Но в зависимости от «времени», которое является одним из условий, все может пройти плохо.

— Понимаю.

Рейна-сан печально кивает.

— Я снова появлюсь здесь завтра в шесть часов вечера. Простите… время истекло. Я увижу вас завтра.

С этими словами Рейна-сан исчезает.

Она не ушла, но буквально испарилась.

Я смотрю по сторонам. Мои спутницы тоже до сих пор поражены и смотрят туда, где стояла Рейна-сан. Некоторые из них разговаривают сами с собой, словно в трансе.

Хотя одна из них реагирует иначе. Я подхожу к ней.

— Что теперь скажешь, Юко? Рейна-сан жива, так?

Юко поворачивает ко мне голову, словно ржавый робот. На ее лице я различаю сильнейшее замешательство.

Со всем этим замешательством она медленно открывает рот и спрашивает:

— Что это за шутки?

…Я не понимаю.

С чего бы ей говорить так после подобного чуда?

— Почему вы все пялитесь в пространство и плачете?

Юко смотрит туда, где стояла Рейна-сан.

Нет, это не совсем точно.

Она просто смотрит туда, где пересекаются наши взгляды, со страхом в глазах.

— Сакура! Приди в себя! Ради всего святого…

— …Разве это не ты первой ее тело нашла?!

Разве это я была?

Аах, да, была.

Я совершенно забыла об этом, потому что это неважно.

Из-за этого я также сказала ее брату, что не видела, как Рейна-сан упала.

То есть, и что с того?

Это должно смерть Рейны-сан доказать, или что?

4.

Улыбаясь от уха до уха, я чуть не бросилась вприпрыжку бежать.

«Пожалуйста, позаботься хорошенько о Камису Рейне».

Аах, все-таки она на меня не злилась! Я нужна Рейне-сан!

Внезапно я услышала крик.

Я подняла голову посмотреть, что происходит.

Прошло мгновение.

За этот миг…

Передо мной разыгралась трагедия.

Оно…

Оно упало без изящества вишневых лепестков, но словно тяжелый ком, следуя законам физики, с глухим ударом.

Брызнула теплая жидкость, попавшая на мою кожу.

…

Время остановилось.

Не может быть.

Это ложь.

Само собой, мое ощущение времени было полностью сбито, то ускорялось, то замедлялось вразнобой, и все казалось даже более нереальным, чем сон… в любом случае, это была ложь.

Все-таки Рейна-сан только что попросила меня позаботиться о ней, что явно противоречило теперешним событиям, и, аах, в любом случае, это была ложь. Какой в… этом смысл? Зачем это делать, а? Я не понимаю. В любом случае, это была ложь, ложь и ложь, так что я беззвучно рассмеялась.

Это жутко деформированное нечто, напоминавшее Рейну-сан и все же совершенно другое, уставилось на меня.

Без сомнения, оно смотрело на меня.

Оно смотрело на меня налитыми кровью глазами.

И оно пошевелило своими губами и дернуло кроваво-красным языком.

— …Н-Е-З-А-Б-Ы-В-А-Й-М-Е-Н-Я.

Поскольку звука не было, я ничего не услышала, но оно явно пыталось составить эти слова.

Что-то явно было не так. Что-то было ложью.

Это нечто передо мной явно было не Рейной-сан. Все-таки, оно определенно было грязнее всего, что мне доводилось видеть. Грязь=Реальность? Реальность? Значит, оно никак не связано с Рейной-сан. Это нечто никак не могло быть Рейно-сан. Невозможно.

Аах, где ты, Рейна-сан?

Куда ты ушла? Ты умерла? Ты исчезла, потому что это нечто украло твою душу?

Я не понимаю.

Я не понимаю. И все же.

Если я не найду ответ, Рейна-сан исчезнет.

5.

Ни Юко, ни Эми, ни остальные не пытались нас остановить. Мы без всяких проблем дожили до второго июля.

Единственной неожиданностью стало то, что одна из нашей компании упорно твердила: «Рейна-сан ничего не говорила на счет сбора завтра в шесть вечера!». Это было неожиданно, но я пришла к выводу, что она не достигла нашего уровня, и махнула на нее рукой.

Мы снова отправляемся на крышу. В отличие от вчерашнего дня, идет мягкий дождик, и хотя это расстраивает, лучше так, чем видеть луну, которая постоянно нас преследует.

Внезапно я замечаю, что кто-то сидит перед дверью на крышу. Юко не усвоила свой урок?.. Нет, это не она. И не одна из ушедших девушек. Заметив меня, девушка встает.

— Вы собираетесь с Рейной-сан встретиться, верно?

Я узнаю ее голос.

— О, ты тоже здесь? – продолжает она. – Разве она тебя не отвергла?

Я вижу, как напрягается Анна.

— Что тебе нужно, Мицуи-семпай?

Мицуи Юкими.

Одна из приспешниц, узнавшая о «присутствии» Рейны-сан.

— Хочешь присоединиться к нам? Прости, но я тебя не простила, пусть даже ты и служишь Рейне-сан. Я не могу позволить тебе пойти снами.

— Присоединиться к вам для встречи с Рейной-сан? Ха! – фыркает Мицуи Юкими. – В этом мне ваша помощь не нужна.

— …Что это было?

— Будь я проклята, если к вашим методам прибегну, – она смеется и отходит в сторону. Она продолжает шепотом: – Я здесь, чтобы предостеречь вас.

— Нам не нужны твои предостережения.

— Пойми меня правильно, хорошо? Меня не волнует, что с вами случится, но если это наша последняя встреча, я хочу хотя бы душу облегчить, – говорит она, усмехаясь. – Мое почитание Рейны-сан и ваше разнится как день и ночь.

— …Ну, я тоже не хочу, чтобы нас с тобой приятельницами считали!

— Хо-хо, правда? Ну, может, отправитесь на встречу с Рейной-сан? Пока. Наверное, мы больше не встретимся.

— Прощай, – говорю я, даже не повернувшись к машущей рукой Мицуи Юкими. Нежно погладив Анну по волосам, я снова поднимаюсь по ступеням и…

…открываю дверь.

Идет мягкий дождик.

Рейна-сан уже ждет нас в центре крыши.

Рейна-сан ждет, улыбаясь и не намокая под дождем…

— Прости, что заставили ждать, Рейна-сан.

— Нет, это я вас ждать заставила, Сакура.

Я киваю с кривой улыбкой.

Наши волосы и одежда намокают под дождем, и это неприятное чувство напоминаем нам о нашем физическом теле. К несчастью, этот кислотный дождь грязен, и потому не может нас отмыть.

Нам нужно отчиститься.

— У нас мало времени, верно? Пожалуйста, расскажи, как нам попасть в твой мир, Рейна-сан.

Она кивает.

— Все просто. Вам лишь нужно пройти через ту же процедуру, что и я.

Ту же процедуру…

Я вспоминаю нарисованную мелом линию, которую осматривала вместе с братом Рейны-сан.

— Мы должны прыгнуть?..

Рейна-сан снова кивает.

— Знаю, это требует смелости. Я бы тоже хотела использовать другой метод, но его нет.

Я смотрю на остальных девушек.

Они смотрят на меня.

Вслух они этого, может, и не говорят, но их глаза явно просят меня стать лидером. Мы все боимся. Конечно, мы доверяем Рейне-сан, но все мы знаем, что паники при падении и боли от удара о землю никак не избежать.

Действительно, я должна стать лидером. Я должна прыгнуть первой и указать им путь. Как и делала это до сих пор.

Тем не менее…

— Простите, но я не могу прыгнуть первой.

На их лицах появляется удивление и недовольство.

— Я хочу кое в чем убедиться в конце.

— Ты не можешь это сейчас сделать? – спрашивает Анна, и я киваю в ответ.

Она смотрит на меня, затем на бинт на ее запястье и, наконец, улыбается.

— Хорошо, тогда я первая прыгну.

Мы аплодируем ей, удивленные, но впечатленные.

— Анна… спасибо большое.

— Нет, незачем меня благодарить… Это честь, отправиться первой к Рейне-сан!

Я так горжусь Анной. Возможно, источником ее нынешней силы стала слабость, но сила остается силой.

Анна немного неловко забирается на ограду и становится на нее. Она почти соскальзывает, потому что дождь усиливается, делая ограду скользкой. Осторожно, Анна! Не упади! Хм? Ах, какая я глупая. Ты все равно упадешь.

Анна выпрямляется на скользкой изгороди и говорит, глядя вперед:

— Рейна-сан.

— Да?

Я не вижу лица Анны, потому что она смотрит вперед.

— Я никогда не забуду, что ты мне вчера сказала. Я была счастлива услышать, что всегда буду тебе нужна, даже если все остальные обо мне забудут.

Рейна-сан кивает.

— Мой шрам исчезнет, стоит мне другого мира достичь, верно?

— Да.

— …Я так счастлива.

Я тронута.

Рейна-сан отлично постаралась.

«Ты всегда будешь мне нужна, даже если остальные о тебе забудут».

Именно это Анна больше всего и хотела услышать.

Из уст любого другого человека это прозвучало бы фальшиво, но в устах Рейны-сан это правда.

Но затем…

…кажется, я не помню, чтобы Рейна-сан так говорила?

— Сакура, – внезапно окликает меня Анна, прерывая мои мысли.

Анна по-прежнему смотрит вперед, за дождь, так что я все еще не знаю, какое у нее лицо.

— Да, Анна?

— …Спасибо.

Ее голос падает вниз.

И вскоре обрывается.

Анна заговорила и исчезла одновременно.

— Спа… сибо?..

Почему?

Зачем ей меня благодарить?

Это Рейна-сан спасла Анну и Рейна-сан же отведет ее в лучший мир. Пожалуй, нельзя даже сказать, что я построила мост между ней и Рейной-сан.

Спасибо… слова благодарности.

Но из-за этого кажется – словно это я устроила эту церемонию.

Пока меня переполняет странное замешательство, мои спутницы продолжают прыгать одна за другой. И перед тем, как прыгнуть и рассеяться, все они повторяют слова, которые я не помню, чтобы Рейна-сан произносила, и благодарят меня совсем как Анна.

Я смотрю на них, и у меня появляется такое чувство, словно я вижу начавшие увядать искусственные цветы.

Наконец, я осталась наедине с Рейной-сан.

Дождь стал еще сильнее. Я могу простудиться, мелькает у меня мысль, а потом я фыркаю себе под нос.

Я последняя.

— Каваи-сан, – произносит не намокшая девушка. – В чем ты хотела убедиться?

— Да, я обязательно хотела спросить кое-что.

— Почему же именно сейчас, «в самом конце»?

Я опускаю взгляд. Вода капает с моих волос и попадает в глаза, заставляя меня чувствовать себя грязной и изнутри.

Причина, по которой это должно быть «в самом конце».

Дело в том, что я не могла позволить остальным услышать это.

— Рейна-сан.

— Да?

— Это трудно объяснить, и я не знаю, как выразиться, но, пожалуйста, отнесись ко мне с пониманием.

— Кто ты?

Рейна-сан остается спокойной. Она продолжает улыбаться.

— Ты Камису Рейна, конечно, и только так тебя и можно называть. Без сомнения, ты Камису Рейна. Но ты не та Камису Рейна, что на пианино играла, верно? Ты другой человек.

— …Почему ты так думаешь?

— Я всегда восхищалась Рейной-сан, но она всегда производила на меня несколько странное впечатление. Не знаю, что это было, но ты на меня того же впечатления не производишь.

Рейна-сан слушает меня молча.

— Это неясное чувство. Возможно, моя память меня подводит, потому что я давно тебя не видела, но… я в этом сомневаюсь.

— Почему ты сомневаешься?

— Потому что это прежняя Рейна-сан производила на меня то странное впечатление. Будь все наоборот, в этом бы был смысл… но… само собой… ты кажешься мне более настоящей, чем прежняя Рейна-сан. Разве не странно, что ты кажешься более реальной, чем прежде?

Дождь становится сильнее, и я начинаю тревожиться, достигает ли ее мой голос.

— Если, – начинает Рейна-сан. – Если я другое создание, что ты будешь делать?

— Это неважно, – отвечаю я без запинки. – Ты Камису Рейна. Вот и все.

— Да, – она кивает. – Я Камису Рейна, вот и все, – произносит она со своей прекрасной улыбкой. – Раз ты так говоришь, могу я рассказать правду?

— Да. Мое решение не изменится.

Я подхожу к ограде и прислоняюсь к ней спиной. Я даже не хочу думать о зрелище внизу.

— Я – феномен, что становится видимым для тех, кто верит в мое существование.

— …Феномен?

— Для тебя и твоих подруг я Камису Рейна, потому что вы так меня назвали. Если дать мне другое имя, я подстроюсь под него. Например, некоторые называют меня «богом», другие – «ангелом». Получая имя, я приобретаю форму и становлюсь видимой.

— …Ты уводишь «видящих» тебя людей в другой мир?

— Такой ролью ты меня наделила

— Но в это не я одна верила, – возражаю я.

— Просто ты стала их лидером и определила для всех мою роль. Я просто исполняю свое предназначение.

Я определила ее роль?

Я действительно подвела их к вере в «присутствие» Рейны-сан, но это все. Это Рейна-сан сделала все остальное и спасла нас.

Верно, я не виновата.

Не виновата?

Что? О чем я говорю? Виновата? В чем? Я ведь поступила правильно, пытаясь освободиться от грязи, и не поверила в смерть Рейны-сан и, аах, да, тот мерзкий труп не принадлежал Рейне-сан. Он был не ее, так что я осознала правду и теперь стою перед Рейной-сан лично, и, аах, я с самого начала была права. Впечатляет! Я не так уж плохо справилась, да?

— Мне… Мне уже все равно.

Я забираюсь на ограду.

Как Анна и остальные, я выпрямляюсь и смотрю прямо вперед.

— Ты Камису Рейна.

— Да.

— Ты спасешь нас от грязи.

— Да.

— Пожалуйста, исполни свою роль.

— Да, я исполню свою роль.

Колебаниям нет места.

Остальные тоже спрыгнули. Я не могу колебаться. Уже слишком поздно. Стойте, слишком поздно? Для чего? Мне больше не нужно колебаться. Ответ ясен. Мне лишь нужно это исполнить.

Один вопрос…

Один вопрос внезапно всплывает у меня в голове.

Я была слугой Рейны-сан.

Но почему я решила подчиняться ей без малейших сомнений? Что было такого особенного в Рейне-сан?

Конечно, она была красива. Конечно, она казалась другой.

Но… нет причин ее слушаться.

Это заставляет меня задуматься.

Все восхищались Рейной-сан, все были очарованы ею, так сильно, что относили ее к той же категории, что «бога» и «ангелов».

Но откуда пришли эти определения?

То есть…

…Мы ничего не знали о Рейне-сан.

Я перестаю думать.

Я больше не буду к ней оборачиваться.

Я буду просто смотреть на нее так же, как смотрела всегда.

Я просто защищу мою идею воплощенного в ней совершенства и буду считать ее идеалом.

Я шагаю вперед.

При этом я посвящаю свои последние мысли ей.

Я… мы, может, и много страдали, но…

…она страдала не меньше.