Шестая зона: За пределами (Новелла) - 1 Глава

Я не забыла о них.

Возможно, история их жизни — единственная, которую стоит рассказывать.

***

Можем ли мы снова до конца поверить в людей?

***

Позвольте рассказать вам сказку. Сказку? Нет — это реальность, наверное, сказали бы люди. Они бы назвали это былью, впечатанной в людскую историю.

Но для меня все дела людские всего лишь сказки. Порой комедийные, порой трагические; иногда предсказуемые, иногда скучные — сплошные выдумки.

Да, люди всего лишь глупые актеры.

Они исполняют фарс, танцуют на милость своей жадности, любви и чувствам. Они глупы, невежественны и скупы… Собственными руками они уничтожают то, что создают. Они стремятся властвовать над другими и стать единственными властителями мира.

Почему, хотелось бы мне знать?

Почему лишь люди не способны жить согласно законам природы, так же, как все остальное? Они такие странные создания.

В истории, которую я собираюсь рассказать, главный герой тоже человек. Нет. На самом деле, главный герой — город. Город-государство. Люди называли его Номер 6. Вы когда-нибудь слышали это название? Это было самое прекрасное, но, в то же время, жуткое создание людей. Подходит для главной роли в фарсе, вам не кажется?

Но… странно, но, почему-то, я испытываю некоторую любовь к городу, Номеру 6. История, окружающая Номер 6, так же как и те, кто сам жил в этой истории, милы мне. Значит ли это, что я наделена «душой»?

Я знаю двух юных мальчиков.

Ночь и день; свет и тьма; земля и ветер; тот, кто заключает в объятия весь мир, и тот, кто пытается его отбросить. Они такие разные, но все равно очень похожие. Оба были крепко связаны с Номером 6. Они проживали свои жизни вместе с городом.

Что? Спрашиваете, когда это было?

Интересно. Это было как будто вчера, но, в то же время, кажется, что прошла тысяча лет. Я не чувствую время так, как люди.

Для меня нет разницы между мгновением и вечностью.

Но я помню их.

Иногда мне кажется, что история их жизни — единственная, которую стоит рассказывать.

А сейчас подойдите.

Позвольте рассказать вам сказку.

Историю о двух мальчиках и Номере 6.

Жизнь Инукаши.

Потолок вращался. Казалось, что он на самом деле кружился.

А? Что происходит?

Инукаши свалился на кровать и закрыл глаза. Ему было плохо. У него не только голова кружилась, но и тошнота подступала. Не открывая глаз, он сделал несколько глубоких вдохов. Он вдыхал через нос, позволял воздуху осесть в животе, а затем медленно выдыхал через рот.

Один раз, два, три…

Обычно это успокаивало любой недуг, физический или душевный — было ли это сердечная тревога, расстроенные мысли, болевшие раны или тупая головная боль. Никто его этому не учил; он понял это, сам того не заметив. Но с пустым желудком он ничего не мог поделать. Как бы глубоко он ни вдыхал, чтобы наполнить живот, тот снова опускался при выдохе. Он не мог справиться с телом, холодеющим от голода.

Ненавижу голод. Он жуткий. Инукаши встряхнулся. Голод походил на демона. Своими острыми клыками и когтями и выкорчевывал и крал любую волю к жизни, надежду на выживание.

Но сейчас Инукаши был в порядке.

Конечно, он все еще был голоден. Инукаши не помнил, когда в последний раз его желудок был полон. Пустой — вот каким он обычно бывал. Так считал Инукаши.

Он осторожно поднялся с кровати. Головокружение прошло, но тошнота осталась. Он чувствовал тяжесть, как будто кто-то привязал груз к его рукам и ногам. Такое ощущение, что ко мне цепями приковали металлические шары, как к заключенному в какой-то стране.

Это плохо.

Он снова лег и мысленно прищелкнул языком. Заболеть в Западном Квартале — все равно, что приманить к себе Смерть. Здесь были сомнительные подпольные шаманы или самопровозглашенные доктора, но нормальное лечение никто оказать не мог. По крайней мере, Инукаши таких не знал.

Его тело тяжелело. Стоило закрыть глаза, и ему казалось, что его утягивает в водные глубины.

В такие моменты стоит думать о чем-то забавном, говорил он себе. Забавном? Я вообще когда-нибудь веселился?

Веселился. Вчера вечером, помнишь? Ты избавился от голода, хоть немного. Да, видишь, так оно и было. Это была настоящее счастье.

Он поел мяса. В груде пищевых отходов из Исправительного Учреждения был кусок сырого мяса. Он не относился к объедкам: это мясо еще даже не приготовили. На нем не было подтеков и гнили. При ближайшем рассмотрении он оказался очень плоским. Наверное, повар в Исправительном Учреждении уронил его на пол, где кто-то мог наступить на мясо.

«Ой! Ты только что испортил отличный кусок мяса!»

«Ох, прости. Но ты его уронил».

«Ну, ничего не поделаешь. Его уже нельзя использовать».

Мясо бросили в металлическую мусорку и забыли о нем. В итоге оно оказалось в руках Инукаши вместе с другим мусором и пищевыми отходами — возможно, таким был его путь. Без разницы. Мне все равно, таким было его путешествие или оно по-другому сюда попало. Главное, что я получил кусок мяса.

Это было невероятное везение.

Он буквально танцевал от радости. Когда в последний раз ему перепадало что-то хорошее? Он копался и копался в воспоминаниях, но ничего не находил. Инукаши облизнулся, держа кусок мяса, блестящий от жира. Он жадно сглотнул.

Он не знал, что это за мясо, но ему было все равно, если оно не человеческое и не собачье. Инукаши вернулся в свое жилище на развалинах и сразу принялся за готовку. Он выбрал обрезки овощей и кости из объедков, бросил их в котел и оставил вариться. Прямо перед тем, как они приготовились, он разрезал кусок мяса на части и бросил в котел. Он собирался отложить половину на консервы или отнести на рынок и продать, но в итоге отказался от обоих вариантов. Инукаши прекрасно знал, что долго хранящаяся еда была ценным продуктом; знал он и то, что, если отнесет мясо на рынок, оно принесет ему внушительную сумму. Но, думаю, я за раз это мясо доем. Так он решил. Иногда мне можно себя побаловать. Я воспользуюсь пришедшей ко мне удачей — удачей, которую случайно решили даровать мне небеса.

Это Западный Квартал, здесь я даже свою завтрашнюю судьбу предсказать не могу. Даже Бог в этом месте никому ничего не гарантирует. Я тоже буду наслаждаться настоящим, не думая о дне завтрашнем.

От котла поднимался пар.

Послышался аппетитный запах. Вокруг собрались привлеченные им собаки.

— Знаю,знаю. Вы, ребята, тоже немного получите. Не волнуйтесь.

Белые, черные, пятнистые, темные. Длинношерстные, короткошерстные, кучерявые. С обвислыми ушами, стоячими ушами и одноухие. Инукаши держал двадцать-тридцать собак, чьи габариты варьировались от размеров теленка до тех, кто был меньше кота. Почему-то их количество никогда не увеличивалось. Щенки рождались каждый год, значит, соответствующее число собак, вероятно, умирали или уходили.

Вчера умерла старая самка. Она была хорошей матерью, родила множество щенков и почти половину успешно вырастила. Помню, как в ответ ее сыновья и дочери вылизывали ее холодное, окоченевшее тело.

Собаки были искренне преданы. Они были теплыми и нежными. У них было определенное сострадание. Они никогда не предавали друзей и семью.

Они куда более достойные и надежные, чем люди.

— Люди куда страшнее голода, страшнее замерзшей земли.

Помню, так говорил Дедушка. Инукаши покачал головой, помешивая в котле деревянной лопаткой. Почему я вспомнил о нем? Мой голод это не утолит. Но, нет, — он еще яростнее покачал головой.

Ради него я должен вспоминать о нем хотя бы один или два раза в год. Я должен помнить и вспоминать, как дорог он был мне. Я обязан этому старику. Мы не забываем добрые деяния, сделанные людьми — это еще одно достоинство собак.

Не знаю, насколько стар был Дедушка или почему он жил здесь, на развалинах, с собаками, откуда он пришел и куда ушел. Я не чувствую, что должен это знать и не собираюсь разнюхивать. Но, если бы не Дедушка, я бы не выжил. Я ощущаю значимость его поступка каждым дюймам моих костей.

Я встретил Дедушку зимой.

Помню ледяной ветер и белизну снега, падающего передо мной. Да, стояла зима. Много лет назад.

У него не осталось воспоминаний ни о матери, ни об отце; но он смутно помнил ледяной ветер и танцующий снег. Он вспоминал приближающиеся шаги, язык собаки, лизнувший его в щеку, тепло человеческого тела и даже чувство полета, которое он ощутил на миг, когда его подняли.

Сколько мне тогда было? Был ли я еще младенцем? Наверное, ха, я ведь все еще маминым молоком кормился. Младенцы определенно помнят больше, чем нам кажется.

Он был пожилым мужчиной, обитавшим на развалинах гостиницы, и он подобрал и вырастил Инукаши. Или, точнее, можно сказать, он подобрал Инукаши, а вырастила его собака.

Она была молодой и только что ощенилась. Инукаши сосал ее грудь и спал у ее живота вместе с другими щенками. Благодаря ей, он избежал голода. Он не замерз насмерть. Он выжил.

Эта умная и хорошо воспитанная собака стала для Инукаши единственной «мамой».

«Ты странный ребенок… или, точнее, особенный», — старик сказал это, когда Инукаши подрос достаточно, чтобы начать ходить и в драке за еду уже мог поспорить со своими товарищами-собаками. Старик говорил теплым, задумчивым, нежным голосом. Инукаши и это хорошо помнил.

«Особенный?»

«Это значит, ты отличаешься от других. Я до сих пор не то, что не видел, но даже не слышал о ребенке, который вырос бы на собачьем молоке. Когда я подобрал тебя, то, честно говоря, решил, что ты и трех дней не протянешь. Но я все равно взял тебя. Потому что хотел устроить тебе нормальные похороны».

«Похо-роны?»

«Это значит вырыть яму и закапать тебя в ней. Я собирался, когда ты умрешь, положить тебя в землю и так похоронить. Я не мог оставить тебя чахнуть на открытом воздухе. Я не хотел, чтобы тебя постигла учесть большинства младенцев на этой земле, гниющих посреди дороги, заклеванных воронами, съеденных зверями. Обычно, я бы… да, я бы просто оставил тебя там. Я бы прошел мимо и притворился, что не заметил. Так я всегда поступал. Но почему я решил подобрать тебя с дороги… почему я хотел похоронить тебя в земле?»

«Почему?»

«Не знаю, — старик медленно помотал головой дважды. — Я правда не знаю. Я и сам не понимаю. Почему в тот день я подобрал тебя и отнес домой? Я видел, как множество младенцев, десятки, умирали. Почему я решил протянуть руку помощи тебе? Я не могу этого объяснить. Отчасти это я и имел в виду, когда назвал тебя странным ребенком».

Инукаши вздрогнул. Он издал тихий сдавленный звук, чувствуя, что его тело холодеет до кончиков пальцев. По спине покатился холодный пот.

Ему было страшно. В то же время его переполняло желание громко рассмеяться. Ему хотелось запрокинуть голову и дать своему смеху долететь до небес.

Он был жив, благодаря удаче в сочетании со счастливой случайностью. Если бы не порыв старика, его тело, его плоть, его кости стали бы добычей ворон и зверя. Какое же это было чудо, какое везение. В своем сердце он ощущал бурю страха, облегчение и острое желание зайтись в истерическом смехе.

К тому времени Инукаши уже понял, какой сложной была задача выжить в Западном Квартале. Он чувствовал, что его собственное будущее было полно невзгод и лишений и напоминало подъем по крутой скале голыми руками.

Но он хотел жить. Он хотел жить, выжить, продлить границы своей жизни, пусть даже на минуту, на секунду. Для этого он сделает все, неважно, насколько неприглядное, лживое или позорное. Умереть было нетрудно. Хватило бы веревки и дерева с крепкими ветками. А еще он мог со скалы спрыгнуть. Или вбежать с криком в Исправительное Учреждение — это тоже вариант. Солдаты на посту выстрелят ему в грудь или голову без всяких колебаний.

Он умрет в мгновение ока, какой бы способ ни выбрал. Долго он страдать не будет. По крайней мере, ему так кажется. Поэтому Инукаши знал, что смерть выбрать проще. Это было так же очевидно, как то, что солнце встает на востоке.

Но я этого не хочу. Инукаши сжал все еще слишком маленький кулачок. Со мной так легко не покончить. Я не выберу смерть по собственной воле. Я выживу и сделаю все, что для этого потребуется.

Я брошу вызов. Я брошу вызов судьбе, бросившей меня на дороге в Западном Квартале; брошу вызов миру, который делает выживание таким сложным; брошу вызов тем, кто сделал мир таким — и я выиграю. Фактически, я выигрываю прямо сейчас, продолжая жить.

Будучи маленьким ребенком, Инукаши не знал, как говорить. Он не мог выразить словами решимость в своем сердце и поведать о ней остальным. Но старик все равно безмятежно улыбнулся и положил руку Инукаши на голову.

— Я чувствую, что ты сможешь это сделать, — пробормотал он.

Примерно через год, в начале зимы старик исчез. Его постель была уже пуста, когда Инукаши проснулся по утру, и старика нигде не было видно. Но Инукаши и не особо тщательно искал. Где-то в своем сердце он сдался, зная, что это бесполезно. Он был расстроен, но не одинок. С ним были его собаки. Пока его псы здесь, с ним все будет в порядке.

Дедушка, наверное, тоже это знал. Он знал, когда уходил. Почувствовал ли он, что близится конец его жизни или просто нашел место, куда можно уйти? В любом случае, сейчас он уже стал где-то частью земли. Люди не способны превратиться в звезды на небе, но они всегда могут вернуться в землю.

Спасибо, Дедушка. Я никогда не забуду то, что ты сделал для меня. Время от времени я буду вспоминать тебя и предаваться дорогим воспоминаниям. Но, знаешь, в последнее время твое лицо становится расплывчатым. Мелочи я еще помню: твою жидкую белую бороду; розоватый блеск твоего лысеющего лба; необычайно толстую правую бровь; мягкий говор. Я так ясно помню все это, но не могу вспомнить твое лицо. Интересно, почему? Но, ну, вот. Я вспомнил тебя сегодня. Хватит, верно?

Он снова помешал в котле лопаткой.

Пятнистая собака залаяла. Остальные псы подхватили и тоже стали лаять.

— Знаю-знаю. Верно, давайте начнем пир. Соберитесь в круг, ребята. Но, прежде чем есть, вам придется подождать, пока остынет. Вас потом ждет веселенькое времечко, если в итоге язык обожжете.

К тому времени, как Инукаши разлил суп по собачьим мискам и начал потягивать свою порцию мясистого бульона, он полностью забыл о старике.

Прошлое имело обыкновение мешать ходу вещей. Если он будет оглядываться назад, то не сможет двигаться вперед.

Инукаши съел кусок мяса, смакуя его вкус и ощущения во рту. Глотать мясо казалось пустой тратой; ему хотелось смаковать его вечно. Но крошечный кусочек слишком легко скользнул в его горло и упал в желудок. Но, когда он доел насыщенный, мясистый суп, то ощутил тепло в каждой косточке. Все еще излучая теплоту, Инукаши опустился на кровать. Щенки перелезали друг через друга, чтобы забраться к нему и лизнуть в лицо. Их маленькие розовые язычки успокаивали.

Он был счастлив. Ему даже казалось, что он забрал себе все счастье мира. Погруженный в блаженство, Инукаши уснул.

Его тошнило. Он боялся, что, если он откроет глаза, потолок снова начнет кружиться.

Что на меня нашло?

В части его головы поселилась тупая боль. Тело казалось еще тяжелее. Он вспотел. Это был неестественный жар, так не похожий на вчерашнюю теплоту.

Язычки щенков его тоже не успокаивали. Его кожа лишь неприятно саднила. Никогда раньше собаки не казались ему надоедливыми.

Никакие глубокие вдохи его состояние, похоже, улучшить не могли.

Что на меня нашло?

Задав себе этот вопрос, он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Страх глубоко угнездился в его сердце.

Это слишком серьезно.

Что, если я так и не смогу встать? Что, если я даже пошевелиться не смогу?

Заболеть в Западном Квартале было опасно для жизни. Немного надо было, чтобы прикончить такого жителя Западного Квартала как он, лишенного хорошей еды и живущего в нищете. Даже мелкой раны хватило бы: глубокого пореза на мизинце, сильной царапины на стопе. Так же, как и небольших недугов: головокружение, тошнота, жар — все, что держит в постели. Тот, кто еще три дня назад был жив, сегодня уже может валяться на дороге в качестве трупа. Подобное случалось каждый день.

Проклятье.

Инукаши закусил губу и приподнял верхнюю часть своего тела. Он прислонился к стене и испустил долгий выдох.

Так вчерашнее мясо было моим последним ужином, ха. Проклятье. Это даже не смешно. Я не дам этому покончить со мной.

Он закусил губу сильнее. Во рту растекся вкус крови. Он снова пробормотал «проклятье» себе под нос на всякий случай. Но силы ему это не прибавило. Тяжело было даже пальцем пошевелить. Если бы он заставил себя встать, его одолели бы все то же головокружение и тошнота. Он снова упал на кровать.

Его сознание начало меркнуть.

Сквозь трещину в окне свистел ветер. Холодный сквозняк вернул Инукаши к реальности. Ему хотелось кричать. Ему хотелось звать на помощь так громко, как он только мог.

Кто-нибудь, помогите мне… кто-нибудь, пожалуйста.

Собака в углу комнаты поднялась и подошла к нему. Она уселась на задние лапы рядом с его постелью и посмотрела на него. Это была большая коричневая собака, потомство матери Инукаши. Она унаследовала ее ум и глубокие темные глаза.

Собака сидела, не шевелясь и навострив уши, будто ожидая команды Инукаши.

— …Я хочу, чтобы ты… позвал их ко мне… — он указал на окно.

За ним простиралось зимнее небо, тяжелое от снежных туч. Свет с трудом пробивался сквозь тучи и едва достигал земли снизу. Западный Квартал опять закончит этот день таким же замерзшим, как и начинался.

Собака толкнула ветхую дверь и вышла из комнаты. Ржавые петли неприятно скрипнули. Инукаши должен был привыкнуть к этому звуку, но он все равно ударил по ушам и усилил тошноту.

— Пожалуйста. Позови их…

Помогите мне.

Собака спустилась по лестнице. Щенки сгрудились вместе и жалобно скулили.

Ему снился сон. Сон о давних временах. Сколько лет назад это было?

Старик давно уже исчез. Инукаши был один — но с собаками. Он наконец-то научился добывать себе кое-какие объедки, а еще готовить или продавать их.

Он спускался по лестнице.

Это были бетонные ступени, ведущие под землю, не такие поврежденные, как в жилище Инукаши. Над землей здание по большей части обрушилось, но, кажется, внизу местами уцелело. Достигнув низа, Инукаши оказался перед дверью. Он осторожно протянул руку и ухватился за ручку.

Здание находилось рядом со входом в Западный Квартал. Лес поблизости был усеян бараками. А еще неподалеку маячил Святой Город, Номер 6. Если точнее, это была внешняя стена Номера 6. Внешняя стена, сделанная из особого сплава, поблескивала золотом, возвышаясь перед ним. Стена делала ясным деление на «здесь» и «там», рай и ад. Внутри стен все было в достатке: теплые постели, обильная пища, передовые медицинские учреждения, удобные дома. Жизни ничего не угрожало, и можно было жить, даже не зная, что такое голод или холод. Инукаши слышал, что страданий и страха там не существовало.

Утопия, достойная звания Святого Города.

Инукаши в Западном Квартале мало что слышал о Номере 6. Все молчали и отказывались касаться этой темы, как будто это имя было под запретом.

Темные делишки, подумал Инукаши — или, скорее, почувствовал.

Утопий и Святых Городов просто не существовало в этом мире. Номер 6 был городом-государством, основанным людьми. Если в этом участвовали люди, что-то должно было разладиться. Ваш идеал для меня несовершенен, а мое счастье может оказаться тем, что вы не выносите. Вот он, человеческий мир. Люди не могут создать утопию. Они способны лишь ссориться, ругаться, немного уступить другим, чтобы в итоге остановиться где-то посередине. Вот так.

Номер 6? Это место такое подозрительное, что у меня волосы дыбом встают. Лучше держаться от него как можно дальше.

Поэтому Инукаши никогда не приближался к этому месту. Ему не нравилось видеть стену Номера 6 в поле зрения. Если бы в тот день у него была добыча получше, он бы и близко к этому месту не подошел. Но целый день странствий по Западному Кварталу принес ему лишь пару овощных очистков и одну полоску сушеного мяса. Этого едва хватило бы, чтоб самому поесть, не то, что собак накормить. В то время Инукаши еще не знал, как заполучить периодические поставки объедков. Ему оставалось лишь сжимать пустой живот и отчаянно попрошайничать. Ему хорошенько досталось прикладом ружья от мясника; в таверне женщина-управляющая выкрикивала в его адрес проклятья. Инукаши давно уже привык к насилию, оскорблениям и физической боли.

Я должен сделать что-то с голодом.

Оказавшись здесь, он постоял в лесу. Казалось, он пришел сюда почти бессознательно, намереваясь найти хоть один орех. Так он и обнаружил ветхое заброшенное здание. Он случайно коснулся стены, и она без всякого сопротивления скользнула в сторону, открывая ведущую в подвал лестницу.

Инукаши дернул носом. Он прищурился и навострил уши.

Он не ощущал и не чуял чьего-либо присутствия.

Полностью заброшено, ха.

Он осторожно спускался, шаг за шагом.

Инукаши знал, что странная старуха и мальчик (ее внук, как он полагал) должны были жить здесь. Он уже видел их дважды. У старухи был жесткий взгляд, как будто она ни разу в жизни не улыбалась.

Знаю, знаю. Я помню.

Эта пожилая дама повредилась умом. Она напала на кого-то важного из Номера 6 — мэра или какого-то директора. Сама по себе, вот так. Она бросилась к нему с ножом в руке и ее пристрелили. Стоп — или ее арестовали и пристрелили? В любом случае, расправились с ней быстро. Не слишком удивительно, ха-ха.

Инукаши мысленно посмеялся над ней. Этот слух он слышал на рынке. Он не был уверен в его правдивости.

У него заурчало в животе. Звучало как крик о помощи.

Я больше не вынесу. Дайте мне еды. Быстрее, быстрее, быстрее, быстрее.

Проклятье, здесь разве ничего нет? Черствого хлеба, гниющего мяса, мне все равно. Что-то, что успокоит мой желудок.

Он сжал дверную ручку. Дверь была не заперта. Она была тяжеловатой, но после легкого толчка беспрепятственно открылась.

— Хо! — с его губ слетел звук, не особо похожий на дыхание или высказывание. — Что за черт?

Насколько хватало глаз, везде лежали стопки книг. Они были тут и там, повсюду, сложенные опрятно или небрежно наваленные на пол. Сам пол был почти неразличимым. Казалось, в комнате ничего кроме книг нет.

В этот миг Инукаши впервые столкнулся с книгами. Он знал слова; он мог и писать, если не было ничего сложного. Его старик научил. Но Инукаши понятия не имел, что такое книги. Он ни самого слова «книги» не слышал, ни знал, что оно обозначает скрепленные листы бумаги с печатными словами. Ему было невдомек, с чего начать их понимание. До него мигом дошло, что они несъедобны. Просто чтобы убедиться, он взял книгу из стопки рядом с дверью и укусил. Он выбрал ее потому, что спелое яблоко на белой обложке выглядело аппетитным.

Ужасно.

Инукаши вытер рот тыльной стороной ладони и отбросил книгу. Твердая, сухая и определенно непригодная мне в пищу.

Он двинулся вперед, пиная по дороге упавшие книги. Здесь как будто только книги и были.

Тц. Все труды насмарку. Инукаши прищелкнул языком и уже собирался развернуться, когда его сердце вздрогнуло. Он нашел что-то кроме книг.

Она стояла на полке (забитой книгами) — несколько томов убрали, чтобы освободить место. Это была маленькая серебристая коробочка, стоявшая на полотенце.

Что это? Здесь кто-то живет?

Он снова дернул носом. Как и раньше, он ничего не унюхал. Инукаши снял коробочку с полки. Он поднял крышку.

Инукаши не удержался и присвистнул.

О, ясно. Весьма ценная вещь. Я нашел себе добычу.

Коробочка оказалась аптечкой первой помощи, с бинтами, пинцетом, марлей и рядом лекарств, аккуратно разложенными внутри. Там даже скальпель был. Выглядела она как вещь из Номера 6. Инукаши понятия не имел, как она здесь оказалась. И выяснять он не собирался. Его не волновало путешествие или история. Важно было то, что он держал в руках. Вот и все.

Любые предметы медицины были в Западном Квартале нарасхват. Дезинфицирующие средства шли по особенно высокой цене. Иногда за их маленькую бутылочку можно было получить две серебряные монеты.

Инукаши поднес свой нос ближе.

На сто процентов чистое, никаких примесей — хорошая вещь. Вон как у меня в носу щиплет. Хех, забудьте о серебре — это можно будет и за золотой продать, если повезет. Я мне попалась хорошая находка. Удача наконец-то повернулась ко мне лицом.

Инукаши усмехнулся себе, захлопывая крышку коробки. Он уже собирался взять ее, когда заметил небольшой столик, покрытый книгами.

На нем была мышка. Она не была живым существом. Зверушка была умело собрана, но она явно искусственная. Инукаши наклонился вперед, все еще сжимая коробочку. Живот мышки был раскрыт, демонстрируя сложные внутренности.

Робот?

Инукаши хотел было наклониться еще ближе, но почувствовал сильный холод. У него по спине мурашки забегали.

«Не двигайся», — произнес ему в ухо голос. В этот раз каждый дюйм его кожи ощетинился. Это было не из-за лезвия, прижатого к его горлу. Причиной был голос, полностью лишенный теплоты. Все чувства в нем были заморожены. Ледяной удар охладил даже собственные эмоции Инукаши.

Это был голос убийцы.

Это был голос того, кто мог, не колеблясь, без единого всплеска эмоций, забрать человеческую жизнь.

И, кроме того, этот парень подкрался ко мне сзади. Если Инукаши и был в чем-то уверен, так это в своей способности ощущать присутствие людей. Чем эмоциональнее был человек, тем сильнее Инукаши ощущал его присутствие кожей. Благодаря этой способности, он смог раз за разом избегать опасности и оказывать сопротивление. Но в этот раз, он ничего не почувствовал. Он совершенно не смог почувствовать подкрадывавшегося позади него человека.

Может, он не человек? Мертвец вылез из глубин Ада? Демон? Оборотень?

У него зуб на зуб не попадал. Его зубы стучали со странным механическим звуком, отдававшимся эхом глубоко в ушах.

Щелк-щелк. Щелк-щелк.

Щелк-щелк. Щелк-щелк.

Инукаши стиснул зубы и сжал живот.

«П-погоди минутку. Я просто…»

«Положи коробку назад».

«Х-хорошо, хорошо! Я сделаю, как ты говоришь», — дрожавший Инукаши поставил коробку на полку.

«В… Вот. Я ее вернул. Теперь все, верно?»

«Все? Ты шутишь?»

Лезвие слегка шевельнулось. Он ощутил укол резкой боли. Инукаши пытался подавить крик, продирающийся сквозь его горло. У него вспотели подмышки.

«В этом месте воровство равносильно смерти. Ты не должен жаловаться, если тебя убьют».

«Д-да, но я и не смогу пожаловаться, если и правда умру, верно? Э-эй, я живу на развалинах, кстати… Знаешь о них? Они далеко отсюда, развалины гостиницы. Это мой дом. Я живу там со своими собаками. Меня зовут… ух, ну, имени у меня нет, но, знаешь — кому оно нужно в таком месте, верно? Люди зовут меня инукаши — Собаковладелец. Собаки — часть моего бизнеса. Ха-ха, но кого волнует мое имя, так ведь? Хотя мне оно вроде как нравится. Ха-ха. Так что если хочешь меня по имени называть, используй Инукаши».

Инукаши продолжал говорить. Ему казалось, что если он закроет рот, его глотку перережут в повисшем молчании.

«Эй, брось, я тебя умоляю. Я извинюсь, так, может, просто простишь меня? Пожалуйста? Прости. Я никогда больше так не сделаю, — пытался он умолять жалостливо. — Не убивай меня. Я на коленях. Помоги, пожалуйста. Я… Я еще не хочу умирать. Я правда не хочу умирать. Прости. Я так извиняюсь. Я никогда больше не прикоснусь к твоим вещам. Я обещаю. Пожалуйста, только не убивай меня».

Инукаши не притворялся. Он искренне молил о пощаде.

Не убивай меня, пожалуйста. Пусти.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Нож убрали. Неожиданно основанию шеи стало намного легче. Инукаши испустил долгий выдох. Мышцы его шеи болели, как будто были все время напряжены. Место на шее, куда он приложил руку, слегка кольнуло болью, но крови не было.

Обладатель ножа сделал неглубокий надрез, проткнув лишь верхний слой кожи, чтобы жертва замерла от страха. Для кровотечения этого было недостаточно, но хватило, чтобы жертва ощутила боль.

Я знал. Парень позади меня не человек. Он мертвец, демон, оборотень…

Инукаши медленно обернулся, все еще держась за шею. На самом деле, оборачиваться ему не хотелось. Его тянуло броситься прямо к выходу из этого места. Но его ноги колебались; ему казалось, что как только он повернется спиной и бросится бежать, нож глубоко вонзится ему в спину.

Он медленно, медленно обернулся.

А?

Ему пришлось поморгать. Он знал, что рот у него распахнулся.

Перед ним стоял не мертвец, не демон или оборотень. Это был мальчик в клетчатой рубашке. Может, и девочка. Нет, мальчик. Девочка не смогла бы говорить таким ледяным голосом. Мальчик просто походил на девочку.

У мальчика были длинные волосы, спадавшие ему на плечи и лоб. Его маленькое, белое лицо было почти пугающе соразмерным. Инукаши представлял, что глаза мальчика будут сверкать жаждой убийства, но они были спокойны и непроницаемы.

Эти глаза были странного цвета.

Изящный темно-серый. Инукаши впервые видел такой цвет.

Мальчик казался выше, чем Инукаши, но он понял, что возраста они были примерно одинакового. Хотя Инукаши не знал наверняка собственный возраст.

Мальчик спрятал нож, по-прежнему без всякого выражения. Инукаши почувствовал переполняющее облегчение. Затем он разозлился на себя за это.

Мне угрожал этот сдыхлик? Ему хотелось разочарованно прищелкнуть языком. Блин, никогда не смогу с этим смириться.

«Мог и получше рубашку выбрать, — Инукаши усмехнулся, дернув подбородком. Он хотел выглядеть спокойным невозмутимым. — Но качества она вполне неплохого. Такое в Западном Квартале нечасто встретишь».

«Эту рубашку я позаимствовал».

«Позаимствовал? И где же ты взял такую хорошую одежду, а? Только не говори, что в Номере 6».

Он хотел пошутить, но произнеся эти слова, понял, что это может оказаться одной из возможностей. Отличное качество рубашки было очевидно с первого взгляда. Она выглядела мягкой на ощупь, теплой и ноской. Аптечка первой помощи, которую он только что вернул на полку, без сомнения тоже пришла из-за стены.

«Да кто ты такой? Только не говори…» — Инукаши запнулся. Он только что увидел, как мальчик вытащил из нагрудного кармана полоску сушеного мяса и откусил ее кончик.

«Эй… это же не…» — Инукаши полез в сумку у себя на поясе. Она была пуста. Он точно клал туда сушеное мясо, но оно исчезло.

«Я это заберу, — сказал мальчик. — Компенсация за твое воровство».

«Ч-чушь! И кто теперь вор? Отдай, это мое мясо! Отдай его!»

Хех. Мальчик усмехнулся. Его улыбка казалась невинной и беззаботной.

«Хочешь попробовать забрать его силой, Инукаши?»

«Гх…» — Инукаши закусил губу. У такого противника лоб в лоб ему не выиграть — так говорили его инстинкты.

Проклятье, стоило своих псов привести. Если бы они были со мной, я бы его с одного укуса завалил.

Но собак здесь не было. Инукаши был один.

«…Ладно. Забирай».

«Хороший мальчик. Тебе надо знать, когда стоит слушаться. Это поможет тебе прожить дольше».

«Проклятье, хватит надо мной издеваться!»

Просто смотри. Я еще отомщу.

Инукаши отошел к двери. Он ухватился за ручку. Незачем было оставаться здесь дольше, чем требуется.

Мальчик, ничего не говоря, уселся на стопку книг. Лишь его взгляд был прикован к Инукаши. Движения Инукаши были полностью подавлены этим взглядом. Его руки и ноги стали жесткими и неловкими, отказываясь двигаться плавно.

«…Да кто ты такой?.. — он повторил свой недавний вопрос. В этот раз он прозвучал серьезнее. — Ты здесь живешь?»

«Ага».

Он не ожидал получить ответ.

«Один?»

«Да».

«Этот дом годами заброшенный стоял. Здесь долго никто не жил — по крайней мере, никто не должен был. Откуда ты вообще взялся? И почему у тебя рубашка и аптечка явно из Номера 6? О, и эта кукла мыши — что это? Выглядит как робот. Только не говори, что это ты ее собрал?»

Инукаши знал, что должен бежать как можно быстрее, но его рот продолжал говорить. Вопрос за вопросом слетали с его губ.

«А ты балабол, да? Я удивлен, что от этой болтовни ты себе до сих пор язык не откусил», — мальчик покачал головой. На его лице появилась веселая улыбка.

Инукаши обнаружил, что почти очарован им. Его сердце забилось быстрее.

Этот парень опасен. Опаснее, чем убийца, и куда проблемней. Это ему снова интуиция подсказала. И он был уверен, что не ошибается.

Не связывайся с ним. Убирайся отсюда и никогда не возвращайся снова — предостерегающий голос звучал у него в ушах. Инукаши обычно подчинялся голосу, но в это раз проигнорировал и продолжил расспрашивать мальчика.

«Как тебя зовут?»

Мальчик слегка наклонил голову набок.

«Нэдзуми».

Его имя, названное на удивление легко, для человека казалось необычным.

«Что это за имя? Это твое настоящее?»

«То же можно и о тебе сказать, Собаковладелец. Это уж точно не нормальное имя».

«Хмпф… ну, можно и так сказать. Нэдзуми, ха. По крайней мере, легко запомнить».

«Так ты собираешься его запоминать?»

«Эм… ну…» — Инукаши казалось, что с ним играют. Если он вскоре не разберется с этим, его затянет в замысел Нэдзуми. Подобно пойманному пауком насекомому, он будет обездвижен и в итоге зачахнет.

Опасность, опасность, опасность.

«Ну, увидимся, Нэдзуми. Если повезет, встретимся снова».

«Если повезет».

К черту удачу. Я постараюсь больше не никогда не видеть твоего лица.

Рука Инукаши скользнула за спину и открыла дверь, он выскочил наружу. Оказавшись там, он как можно быстрее побежал по лестнице. Его ноги замерли на полпути. Примерно на середине лестницы, Инукаши обнаружил, что обернулся. Он смотрел на ржавую дверь.

«Нэдзуми, ха», — пробормотал он.

Смогу ли я и правда больше не встретить тебя?

Если повезет.

Фраза, услышанная считанные секунды назад, все еще звучала у него в ушах.

Если повезет.

Вероятно, мы встретимся снова. Его посетило неожиданное предчувствие. Оно было почти близко к твердой вере. Отныне он будет периодически встречать этого мальчика. Между ними возникнет связь.

Его тело едва не отшатнулось от отвращения. Но в глубине этого отвращения скрывалось нечто более мягкое. Он снова пробормотал себе под нос:

«Нэдзуми, ха».

— Ты меня звал?

Он услышал до странного четкий ответ.

А?

— Ты звал меня, Инукаши?

Он открыл глаза. Все было ярким.

Его комнату, укрытую в закутке развалин, наполнял свет. За оконным стеклом он видел синее небо в просвете между облаками.

Синева впиталась в его сетчатку.

Нэдзуми смотрел ему в лицо. Их взгляды встретились. Глаза Нэдзуми были все такого же изящного темно-серого цвета как в день их встречи.

— …Что… ты здесь делаешь?..

— А? Что это за отношение? Ты сам позвал. Использовал лохматого как посланца, помнишь? — Коричневая собака виляла хвостом рядом с Нэдзуми.

— П… Позвал? Тебя? Пфф, нет, конечно. Я звал…

— Тогда кого ты звал?

— Я…

— Инукаши, ты проснулся? — из-за Нэдзуми высунулась беловолосая голова.

— Сион.

— Ага, это я. Тяжело тебе, наверное, пришлось. Теперь все хорошо. Мы тебя быстро подлечим, — улыбнулся Сион.

Инукаши был на грани слез. Он вовремя удержал себя от того, чтобы вцепиться в Сиона и начать всхлипывать.

Сион, мне было страшно. Мне казалось, я умру. Мне было так страшно, так одиноко и я не знал, что делать. Поэтому я позвал тебя.

— Вот, выпей это. — Сион протянул ему побитую миску. Там была густая зеленая жидкость. В носу защипало от похожего на грязь запаха.

— Что за…

— Это целебная трава. Я нашел книгу по восточной медицине у Нэдзуми на полке и решил, что стоит попробовать. Я прочесал лес и нашел кучу всего. Это снимет твою тошноту и поможет восстановиться от истощения.

— …А? Восточной?

— Это разновидность медицины, распространенной на востоке. В книге сказано, это должно повысить общую способность к исцелению твоего организма.

— Зажми нос. Так еще можно вынести, — сказал Нэдзуми. Инукаши зажал нос, как ему и сказали, и в один глоток проглотил жидкость. Вкус ему не показался таким уж плохим. Казалось, горечь, скользнувшая по горлу, придала ему сил. Он испустил долгий выдох.

Они и правда пришли ради меня. Они получили мой сигнал бедствия. Я просил их, не предлагая ничего взамен.

Сион положил руку на лоб Инукаши. Она казалась холодной и успокаивающей.

— Лучше тебе какое-то время в постели полежать. Пневмонии у тебя нет, но есть все симптомы простуды. И анемии тоже…

— Если я буду прикован к постели, мои собаки от голода умрут.

— Мы что-нибудь придумаем. Я возьму на себя твою работу с арендой, а Нэдзуми займется продовольствием. Верно?

Нэдзуми слегка пожал плечами:

— Конечно, я что-нибудь придумаю. Но ты за это будешь мне должен, Инукаши. Я начислю проценты.

Инукаши смог слабо улыбнуться, лежа на своем месте. Замечания Нэдзуми, которые обычно его раздражали, теперь звучали невероятно нежно.

Со мной что-то серьезно не так. Если я сейчас расплачусь, кто знает, как сильно надо мной будут смеяться потом. Если я и заплачу, то только наедине с Сионом. Держись. Слезы, не лейтесь.

— Ну, Инукаши, — Сион улыбнулся еще нежнее. — Не думаю, что тебе стоит волноваться о своей простуде, учитывая твою физическую силу. Но рана на пальце на твоей ноге — это другая история.

— Пальце? О, большой палец на правой ноге, верно? Он болит уже некоторое время. — Инукаши все время получал раны. Если это не было ощутимо крупное ранение, обычно, он их просто зализывал.

— Здесь нарыв, — указал Сион. — Если так его и оставишь, он раздуется от гноя и ты, скорее всего не сможешь ходить. Так что…

— Так что?

— Тебе нужна операция.

Сион вытащил всю ту же аптечку первой помощи. Она выглядела не старше, чем когда Инукаши увидел ее впервые.

— Сион, ух, что ты?..

— Я собираюсь вскрыть рану, выдавить гной, продезинфицировать ее, а затем зашить. Вот и все. В мгновение ока справлюсь.

Сион уже надел резиновые перчатки и держал скальпель. Это было небольшое серебристое лезвие, идеально острое. У Инукаши по спине пробежал холодок.

— В-вскрыть? Погоди, погоди секунду. Подожди. К-как насчет обезболивающего? Наркоза?

— У меня их нет.

— Что значит, нет…

— Ничего. Все быстро закончится. Прости, Нэдзуми, можешь подержать Инукаши? Сделай так, чтобы он не шевелился.

— Понял.

Нэдзуми прижал бедра Инукаши обеими руками. Нижняя часть тела Инукаши была полностью обездвижена.

— Думаю, для тебя это новость, Инукаши, — Нэдзуми до странного задорно улыбнулся. — Но Сион любит зашивать людей. Выглядит он, может, и невинно, но он тот еще садист.

— Уаа — прекратите! — заорал Инукаши. — Мне страшно! Помогите! — Теперь храбриться было выше сил Инукаши. Он едва не ревел.

— Успокойся, — раздраженно произнес Нэдзуми. — Просто слушай, что он говорит. К тому же, даже мне ясно, что рана довольно серьезная. Если оставишь ее необработанной, можешь жизни лишиться. Знаю, Сион прямо не сказал, но, может, именно в этом причина твоей болезни.

— Мне плевать, в чем причина. Больно! Хватит, — взвыл он. — Помогите, кто-нибудь! Сион, сжалься!

— Все будет хорошо. Не двигайся, — сказал Сион. — Ох, смотри, видишь? Весь этот гной скопился внутри. Меня удивляет, что ты с этим ходить можешь. Ты, должно быть, стал невосприимчив к боли. Ладно, я скоро закончу.

— Я не не восприимчив, — всхлипнул Инукаши. — Ооой, не зашивай! Больно!

— Не плачь, — произнес Нэдзуми. — Хороший мальчик. Я дам тебе награду.

С губ Нэдзуми потекла нежная мелодия. Она мягко встряхнула сердце Инукаши. На миг, он вновь почувствовал себя ребенком, которого кто-то держит на руках. Он был свободен от страха или страдания. Он был в царстве мирного сна.

— Хороший мальчик. Не думай ни о чем, просто спи. Мы защитим тебя всеми силами. Мы не отдадим тебя Жнецу, чтобы ни случилось.

Мы защитим тебя всеми силами.

Инукаши открыл глаза и посмотрел на Нэдзуми. Затем перевел взгляд на профиль присевшего у него в ногах Сиона. У обоих были мрачные лица. На щеках Сиона виднелись бесчисленные струйки пота, висевшего каплями на подбородке.

Мы защитим тебя всеми силами.

Это не было ложью.

Этим миром правила ложь, но слова Нэдзуми были правдой. Даже если все в этом мире было фальшивкой, Инукаши знал, что может безошибочно верить этим словам.

Инукаши больше не мог терпеть. У него полились слезы. Они все текли. Ему казалось, что он тонет в слезах.

Ублюдки, заставили меня плакать.

Инукаши беззвучно плакал, прижав оба кулака к глазам.

За окном все еще было синее небо.