Шестая зона: За пределами (Новелла) - 3 Глава

Шел дождь. Морось — почти туман. Но дождь оставался дождем, он промочил насквозь ночные улицы и людей без зонтиков.

Прежде, чем войти в дом, Сион слегка пробежался рукой по волосам. Капли воды полетели с его блестящих белых прядей. Он промок сильнее, чем думал. Холодный ночной воздух ранней весны поднимался от его ног. Если он в ближайшее время не согреется, то может подхватить простуду.

Сион знал это, но продолжал стоять перед входной дверью, не в силах пошевелиться. Он замерз. Настроение у него было тяжелое. Ему не хотелось видеть лицо своей матери Каран.

Задняя дверь его дома была деревянной. Краска в нескольких местах облупилась, явно виднелись следы старения. Сион несколько раз предлагал заменить ее на новую. Но Каран каждый раз мотала головой.

«И эта сойдет. Она крепкая и стойкая. К тому же, тебе не кажется, что у нее особый аромат? Думаю, она куда лучше этих ужасных блестящих металлических дверей».

Его маму заботили издержки. Но, возможно, она не возражала против суеты обновлений; возможно, она и правда привязалась к потертой черной двери. Сион понял это и больше не заговаривал о замене двери.

В чем-то она была права. Толстая дубовая дверь источала запах, который не найдешь у стильных ярко окрашенных стальных дверей. Круглая латунная ручка тоже по-прежнему крепко держалась на месте.

Эта дверь не менялась с тех пор, как Сион и Каран впервые переехали в Затерянный Город из своего привилегированного жилища в Хроносе (на самом деле, их выселили, не оставив другого выбора, кроме как поселиться в Затерянном Городе, но ни Сион, ни Каран, на удивление, не испытывали сильной привязанности к минувшим дням). Фактически, весь дом не особо изменился.

Больше года прошло после падения города-государства, Номера 6. Неразбериха все еще сохранялась, и люди нащупывали путь к тому, чтобы и граждане бывшего Номера 6, и не граждане смогли приспособиться к новому, лишенному стен окружению.

Понятия «свой» и «чужак» (первое означало людей внутри стен, второе — за их пределами) укоренились, представители обеих групп относились друг к другу как к иностранцам, говорившим на другом языке. «Свои» обнаружили, что их умело и жестко контролировали, и поддержали свое освобождение от общества с системой наблюдения. Но, в то же время, они настаивали, что не хотят терять свое богатство — не хотят, чтобы их нынешнюю жизнь беспокоили. «Чужие» подвергали уничтожающей критике преступления Номера 6, выросшего и процветавшего как паразит. Они дружно требовали равного распределения имущества и компенсации за перенесенное ими насилие.

В настоящее время Номер 6 (конечно, были те, кто призывал дать городу новое имя, но ни у кого не было времени придумывать имена. Так же это был вопрос отношений между городами; ради удобства Номер 6 так и звался Номером 6) во главе с Комитетом по Реконструкции стремился к восстановлению мира и порядка; к быстрому возрождению правительственных, судебных и законодательных учреждений; обеспечению безопасной жизни.

На данный момент они собирались возродить управляющие учреждения Номера 6. Западный Квартал станет отдельным административным районом, там в ускоренном темпе построят необходимые для жизни системы снабжения. Будут организованные временные полицейские отряды для роспуска армии и поддержания мира.

В Комитете по Реконструкции было двенадцать членов — бывшие жители Номера 6 и бывшие представители каждого Района. Под управлением Комитета находилось двенадцать Подкомитетов, во главе каждого из которых находился один из представителей Комитета. Сион был среди них одним из самых молодых.

За этот год все изменилось. Подобно стремительному приливу, лавине, все было поглощено, скручено в спираль, разорвано и искривлено. В будущем это только усугубится.

Сион вздохнул и посмотрел на старую дверь, потертую латунную ручку и маленькое окошко, из которого лился тусклый свет.

Значит, были и неизменные вещи. Какую бы дорогу в этом мире ни выбрало человечество, всегда останутся вещи, которые не меняются, как внутри людей, так и снаружи.

Сион, я хочу, чтобы ты оставался таким же, какой есть.

Внутри него ожил шепот Нэдзуми.

Борись. Борись с собой.

Это не было приказом или командой. Это была мольба.

Нэдзуми умолял Сиона, произнося эти слова. Сион, никогда не меняйся.

Могу ли я ответить на чувства, которые открыл передо мной Нэдзуми?

Сион закрыл глаза. Он представил базар. Его превратили в свободный рынок, и теперь там был широкий выбор и множество свежих продуктов, в отличие от прошлых дней. Каран тоже часто ходила туда закупаться.

«Там от двадцати до тридцати процентов дешевле, чем в городских магазинах. Может, с виду они и не такие красивые, но более вкусных продуктов нигде больше не найдешь».

Только вчера она, смеясь, с гордостью выложила помятые яблоки и корявые огурцы.

Но мама не знает — на месте этого рынка проводилась Охота. Армия Номера 6 безжалостно стреляла в этих людей, в голову, в грудь, даже глазом не моргнув.

Воздух потяжелел от отчаяния, страха и мучительных криков людей; всюду стоял запах крови, со всех сторон лежали трупы. Среди развалин торчала рука; военный грузовик раздавил оторванную ногу, проезжая мимо; ботинки солдат топтали тех, кто все еще был жив и молил о помощи. Это было начало ада, который Сион увидел позже.

Мама этого не знает. И он был этому рад. Закрывая глаза, он вспоминал картины того дня, не менее яркие, чем в тот момент, когда он их переживал. Там был не только рынок. Он никогда не сможет забыть лица людей, загнанных в грузовик; глаза мужчины, который молил Сиона о помощи; сваленные тела и запах смерти, витающий над ними; стены Исправительного Учреждения, охваченные пламенем; черный дым, поднимающийся над Номером 6. Он не забудет. Эти картины будут сопровождать его всю жизнь, никогда не исчезая из памяти.

И тот факт, что его указательный палец нажал на курок. То, что он по собственной воле, не случайно, убил другого человека.

Сион открыл глаза и посмотрел в небо. Конечно, ни звезд, ни луны он не увидел. Капля дождя скользнула по его щеке. Она коснулась губ и скатилась с его лица.

Ах, я жив. Неожиданно его настигло осознание того, что он полон жизни. Он почувствовал это: прямо сейчас, он точно был жив. Это переполняющее чувство почти душило его. Ему захотелось кричать.

Я жив. Я жив. Я жив. Я жив. Я жив.

Нэдзуми, я жив, обратился он к темному небу, лишенному света. Я жив и жду тебя. Даже в самом жутком окружении я был очарован твоими глазами, твоими словами, твоими жестами, твоими мыслями — и они поддержали меня. Благодаря им, я смог выжить. И сейчас я все еще жив.

Ты слышишь меня, Нэдзуми? Я жив.

Громко залаяла собака. Звук исходил из дома.

Что? Собака?Стойте, неужели это…

Разум Сиона вернулся из прошлого в настоящее. Его сердце забилось быстрее. Он распахнул дверь. Его встретил громкий лай. Это были звуки радости и привязанности, а не агрессии или предупреждения. Пятнистая собака, лая, подскочила и прыгнула на Сиона. Она активно виляла хвостом и тыкалась носом в бедро Сиона. В ее черных глазах радости было еще больше, чем в голосе.

— Собаки, как обычно, так и падают к твоим ногам, а?

— Инукаши! И Рикига-сан тоже!

Рикига на диване картинно скривился.

— Эй, Сион. Немного грубо с твоей стороны замечать меня после песьего мальчика, ты так не думаешь? Правильнее было бы закричать «О, Рикига-сан!» и прыгнуть на меня, как эта собака. А затем добавить «О, Инукаши. Ты тоже здесь».

— Ха! — Инукаши оскалился и усмехнулся. — Грубо? Кого это заботит? Нам с тобой манеры не нужны, старик. Так же как моей собаке не нужна шуба. Какой толк от манер? Живот они мне точно не набьют.

— Заткнись, — рявкнул Рикига. — Не ставь меня в один ряд с себе подобными. Ты практически наполовину животное. Я правильный и достойный человек, к тому же джентльмен.

— Джентльмен? Уа-а, я не знал, что «джентльмен» означает тех, кто не может жить без денег, женщин и выпивки. Ха, ну, я узнал что-то новое. И когда значения слов так сильно изменились? Куда катится мир? — Инукаши испустил долгий печальный вздох.

Сион расхохотался. Давно он не слышал перебранки Инукаши и Рикиги. Впервые за долгое время он смеялся от души.

— Вы двое совсем не изменились.

— Просто для дворняги он слишком уж задается, — пробурчал Рикига. — У него готова жалоба на все, что я делаю.

— А ты слишком простодушный для человека, старик. Ты кипятишься и злишься из-за всего, что я говорю. Собаки намного умнее. На самом деле, что сердце, что мозги у собак в десять раз лучше, чем у людей. К тому же, думаю, ты ближе к обезьяне, чем человеку, старик.

— Да, ты прав, — зло произнес Рикига. — Я обезьяна. Один вид собак бесконечно меня злит. Каждый раз, как увижу одну из них, хочется зубами на части разорвать. Ррр! — Рикига поднял руки и бросился на Инукаши. Инукаши рассмеялся с издевкой, ловко танцуя вне досягаемости.

— Боже, вы полны энергии. — Вошла Каран. Рикига замер. Он тщательно прочистил горло и сел на стул. Он легко стряхнул воображаемую пылинку с жилета своего костюма-тройки и дружелюбно улыбнулся ей.

— Но, пожалуйста, успокойтесь немного. — Каран слегка качала ребенка у нее на руках. Тот с виду быстро засыпал.

— Сионн!

— Шшш, Сион, не так громко. Я только что укачала Сионна, наконец-то — хм, теперь это немного сбивает с толку, да?

Сионн тихо дышал, завернутый в одеяло, выцветшее настолько, что его прежний цвет определить было уже невозможно. Его длинные ресницы бросали тень на лицо, пухлые губы были слегка приоткрыты. Если бы у блаженства была физическая форма, тогда именно таким было бы его спящее лицо. Оно несло счастье всем, кто его видел.

— Кажется, что он вырос с тех пор, как я его видел в последний раз, — заметил Рикига.

— Так и есть, — сказал Инукаши. — Он уже достаточно большой, чтобы бегать и играть с собаками. Скоро сможет мясо от костей отдирать. — Инукаши просиял и нежно поцеловал Сионна в лоб.

— Ты очень хорошо растишь детей, Инукаши. — Каран улыбнулся. — За свою жизнь я повидала много детей, но впервые вижу, чтобы малыш выглядел таким счастливым во сне.

— Вы правда так думаете, тетя Каран?

— Конечно. Он от всего сердца доверяет тебе, а ты можешь быть рядом и отвечать на его доверие. Из вас двоих вышла и правда чудесная семья.

Смуглые щеки Инукаши покрылись легким румянцем.

— Когда моя собаки принесла мне в зубах Сионна, на самом деле, я разозлился, — признался он. — Я думал просто бросить его, притворившись, что никогда не видел. От детей одни проблемы. Тогда я правда ненавидел Сиона за то, что он взвалил на меня эту ношу.

— …Прости. Я знал, что это безответственно, но… У меня не было другого выбора, кроме как тебе его оставить. Я знал, что могу доверить его тебе.

Черные глаза Инукаши обратились к Сиону.

— Сион, это значит…

— Хм?

— Значит, ты доверял мне?

— Да. — Он кивнул. Это не было отмазкой или ложью. В суматохе Охоты, когда он взял малыша у молодой матери, на ум Сиону пришел только Инукаши. В самом деле, Инукаши был единственным вариантом, о котором он подумал.

Инукаши что-нибудь придумает. Он всеми силами защитит юную жизнь. Инукаши так и сделает. Так он думал.

Инукаши усмехнулся. Он поднял палец и помахал им.

— Ты доверял мне, и я оправдал твое доверие. Ты это хочешь сказать, верно?

— Да. Я так думаю. — Нэдзуми, наверное, так же считал. Он доверял тебе, поэтому и оставил все на тебя. Сион проглотил непроизнесенные слова и закрыл рот. Он не знал почему, но ему не хотелось произносить здесь имя Нэдзуми.

— Эй, минутку, Сион. Хочешь сказать, что доверял собачьему мальчишке больше, чем мне?

— Ах, нет… я не это… Вы просто не ассоциировались у меня с детьми, вот и все, Рикига-сан.

— Конечно нет, — встрял Инукаши. — Потому что если доверить ребенка кому-то вроде этого старика, беднягу продадут на следующий же день. За живых младенцев весьма хорошую цену дают, знаете ли.

— Что? Хочешь сказать, люди детей продают? — Лицо Каран побледнело. Рикига торопливо опроверг слова Инукаши.

— Н-нет-нет, нет, Каран, это не так. Я бы никогда так не поступил. Это просто неудачная шутка. Вечно он придумывает отвратительные шутки. Можешь представить, как у меня голова болит. Не стоит воспринимать его серьезно.

— …Ты прав, — неуверенно произнесла Каран. — Ты никогда не стал бы покупать или продавать детей. Это же абсурд, верно?

— Именно. — Рикига выпятил грудь. — Каран, я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я многими делами в Западном Квартале занимался. Некоторые из них были… э-э-э, не особо привлекательные. Да. Совсем непривлекательные.

Инукаши ссутулился.

— Ты хотел сказать «большинство»? Думаю, твоя торговля порно-журналом была самой приличной.

— Заткнись! — рявкнул Рикига. — Почему бы тебе не пойти и не погрызть куриные кости или еще чего? Каран, послушай меня, — взмолился он. — Я никогда не смел использовать детей или младенцев. Я никогда не использовал малышей, чтобы заработать. Это правда. Пожалуйста, поверь мне.

— Конечно, я верю тебе, — сказала Каран. — Не могу представить, чтобы ты считал детей объектом прибыли.

— Каран. — Рикига покраснел и шагнул к Каран. — Спасибо. Мне кажется, что твое доверие — единственная необходимая мне поддержка.

— Боже, Рикига. — Каран отступила на полшага назад, прежде чем безмятежно улыбнуться. — Никогда не считала тебя человеком, способным на такие театральные реплики. Ты говорил честно и прямо, при этом осторожно подбирая слова.

Инукаши присвистнул.

— Хе-хе, тетя Каран верно заметила. «Твое доверие — единственная необходимая мне поддержка», ну надо же. В наши дни такую фразу даже в дешевом романе не увидишь.

— Твой мозг дворняги ни с одной книгой даже не знаком. Твоего мнения никто не спрашивал, — кисло произнес Рикига.

— У меня мозг получше твоего. Он не плавает в выпивке.

— Что ты сказал? — угрожающе произнес Рикига.

— Что? Какие-то проблемы? — парировал Инукаши.

Они сверлили друг друга взглядом.

— Вы двое, прекратите, — раздраженно сказала Каран. — Сион, а ты перестань смеяться в сторонке.

Каран наклонилась в тени от дивана и нежно положила Сионна в колыбельку. Колыбель была простой, плетеной, без каких-либо украшений, но ее округлые очертания были прекрасны в своей простоте. Она выглядела очень старой, но следов изношенности на ней видно не было.

Сбоку висела маленькая золотистая табличка.

Сиону, моему любимому сыну.

На ней была выгравирована лишь эта короткая фраза.

— Хм? Мам, это…

Рука Каран нежно качнула колыбель.

— Да. Я пользовалась ей, когда ты был маленьким. Ты, наверное, не помнишь.

Или помню? Сион задумался. Мне кажется, я помню, как слышал нежную колыбельную, покачиваясь туда-сюда, туда-сюда…

— Не думала, что снова достану ее и буду использовать. Я рада, что взяла на себя лишние проблемы и увезла ее при переезде.

Когда они уезжали из Хроноса, забрать им можно было лишь очень ограниченное количество мебели и посуды. Их дом, их мебель, обслуживание, достаток и высококлассные условия проживания — все это было им дано именно потому, что Сион получил статус элиты.

Как только этот статус был упразднен, им пришлось возвращать все, полученное от Номера 6. Каран и Сион привезли в Затерянный Город на удивление мало личных вещей. Была ли среди них эта колыбель? Нет. Сион бы ее заметил.

— Я тайно перевезла ее потом и спрятала в кладовке, — сказала Каран.

— Зачем было делать это втайне?

Рука Каран замерла.

— Потому что… ее сделал твой отец.

У Сиона перехватило дыхание. Он не мог дышать. Его голос выскользнул вместе с выдохом.

— Что? Мой отец?

— Да. Твой отец сделал эту колыбель для тебя. — Каран сжала губы и отвела от Сиона взгляд.

— Папа был… ремесленником?

— Нет. Геолог — вот его основная профессия. И, думаю, он был очень хорошим специалистом. Все-таки, его выбрали членом команды проекта возрождения.

Команда проекта возрождения — группа людей, отобранных для создания Номера 6, рая на Земле, утопии. Среди них были Мэр, желавший стать абсолютным властителем Номера 6, Роу, ученый, замысливший получить контроль над Элиуриас, Лесной Богиней.

Но их стремления и судьбы изменились и развалились: Роу стал подземным жителем; Номер 6 превратился в город-монстр и двинулся по пути разрушения.

И собственный отец Сиона был среди этих людей. Сион был поражен. Это все, что он мог сказать. Он был поражен.

— Но, мам, ты говорила… ты говорила, что у отца была слабость к деньгам и женщинам, безнадежный случай в шаге от превращения в алкоголика. Но потом ты сказала, что он был очень добрым и искренним.

— Да. Потому что это правда. — Каран еще больше надулась. Она походила на обидевшегося ребенка. — Он тратил все полученные деньги и пил целый день. Стоило ему найти девушку по нраву, и он тут же начинал крутить с ней отношения, не думая о последствиях… даже после нашей свадьбы одна его подружка сменялась другой…

— Крутить романы на стороне, будучи женатым на тебе, Каран — я в это просто не верю. Непростительно. — Рикига сжал кулак, гневно изогнув брови.

— Можешь еще раз повторить, — прокомментировал Инукаши. — Он почти такой же испорченный, как ты, старик.

— Эй, дворняга. И что же во мне испорченного? Я не женат, и потому могу спокойно заигры… э-э-э, хорошо проводить время с женщинами. Но если я женюсь… — Рикига глянул украдкой на Каран и перевел дыхание. — Я буду любить ее до конца дней своих. На других женщин я даже смотреть не буду. И я брошу пить. Не хочу хвастаться, но, думаю, из меня хороший семьянин получится. Да.

— Ерунда, — бросил Инукаши. — Ты в роли достойного супруга — это как если бы моя собака стала шеф-поваром.

Инукаши повернулся к Каран до того, как Рикига успел ответить.

— Но, тетя Каран, не могу себе представить, чтобы такой разгильдяй был отцом Сиона. У них слишком разные характеры.

— Можно и так сказать. Но руками он на удивление хорошо работал, думаю, Сион это от него унаследовал. На самом деле, это… — Каран осторожно подняла одеяло Сионна. Малыш был одет в простую белую рубашечку с воротником. Воротник и нагрудный карман были вышиты синей нитью по краям. Ярко-синей.

— Он сшил это сам. Так же как детскую одежду и слюнявчик. Закончил за день до своего ухода оставил на столе вместе с письмом, в котором просил, чтобы я одела это на Сиона в его первый день рождения. Так что когда тебе исполнился годик, Сион, я так и сделала. Тогда эта одежда была тебе великовата. Но на этом Сионне, думаю, она сидит идеально.

Сион действительно впервые слышал от Каран подробности о своем отце. Он никогда не задавал вопросов, потому что его мать не выказывала желания обсуждать эту тему. Сион жил без отца, просто смирившись, что так получилось.

У его отца была слабость к деньгам и женщинам, он любил выпить, был специалистом по геологии, членом команды по возрождению, обладал на удивление умелыми руками и оставил семью после рождения Сиона.

Сион посмотрел на колыбель. Его взгляд упал на спящего в ней ребенка с таким же, как у него, именем. Он коснулся вышитой рубашки.

Это осталось от его отца.

Сион бросил взгляд на профиль Каран.

Так Каран была знакома с верхушкой Номера 6 не благодаря Роу. А его отец, как участник, коллега и носитель тех же идеалов в своем сердце, провел молодость рядом с мэром и этими учеными.

— А папа Сиона ушел из дома из-за… ну, из-за этих проблем с женщинами? — Инукаши наклонился вперед.

— Эй, не суй нос в личные дела людей, — сказал Рикига. — В тебе нет ни капли тактичности, да?

— Ха, даже не говори мне о такте. Тебе самому до смерти послушать хочется, старик. Ты так сильно стараешься произвести впечатление. Хех, не могу удержаться от смеха. — Инукаши щелкнул зубами.

Его замечание, видимо, попало в точку, поскольку Рикига покраснел и замолк. Каран, похоже, не была задета или ошарашена прямотой Инукаши. Она спокойно продолжила:

— Возможно, ты прав. Это может быть косвенной причиной. Я была молода и хотела, чтобы он прекратил дурачиться. Но с тех пор, как он узнал, что скоро появится Сион, он немного изменился. Все его внимание было направлено на будущего ребенка, он даже перестал выпивать и заигрывать с женщинами, пусть и ненадолго… пить он вскоре снова начал. Но мне казалось, если так все продолжится, он превратится в примерного семьянина. В душе я гордилась. Поэтому я знаю, что он ушел из семьи не из-за женщины… у него была другая причина…

— Потому что Номер 6 менялся.

Каран заморгала в ответ на короткую фразу Сиона.

— Ты так думаешь?

— У меня лишь смутное представление.

Когда Номер 6 принял форму городу-государства — тоталитарного, авторитарного государства — многие участники проекта по возрождению отстранялись в процессе. Некоторых убирали специально, другие уходили по собственной воле. Существовала всего лишь вероятность, что кое-кого из них посчитали помехой и тайно убили. Скорее всего, так оно и было.

— Он был возмущен тем, что Номер 6 постепенно — нет, на самом деле, довольно быстро — менялся с развитием городской структуры. Он был полон тревоги, но не знал, что делать. Возможно, он боялся. Помню, как он снова и снова повторял себе: «Это невозможно. Это невозможно». Затем, однажды… после рождения Сиона еще и месяца не прошло… он сказал мне: «Давай уйдем из Номера 6. Сейчас мы еще можем сбежать. Но скоро у нас уже не получится уйти из этого города невредимыми». Он говорил это с таким мрачным лицом. Наверное, тогда он махнул рукой на Номер 6. Наверное, он думал: «Я этого больше не вынесу. Однажды я задохнусь и просто убью себя или же меня убьют». Поэтому он пытался убедить меня сбежать куда-нибудь подальше от Номера 6 и втроем начать новую жизнь на странной земле.

— Но ты отказалась, мама.

— Да. — Каран испустила долгий выдох. — Я отказалась. Я ясно объяснила ему, что не пойду с ним. Я просто не могла заставить себя поверить в его слова.

Каран отвела взгляд и опустила глаза, как будто взгляд Сиона был слишком слепящим, чтобы его вынести.

— Когда я спросила его, куда мы пойдем после Номера 6, он ответил, что не знает. Затем он просто радостно рассмеялся и… сказал, что будет не так уж плохо странствовать, подобно ветру. Но у меня был ребенок, которому и месяца не исполнилось. Я знала, что кроме шести городов-государств на Земле остались лишь пустоши и крошечные поля. Я не могла вынести мысли о таком трудном путешествии с маленьким ребенком. Я думала, что пока мы остаемся в Номере 6, нам не придется болеть или голодать. Я не смогла убедить себя, что он мог защитить нас лучше Номера 6. Я не смогла довериться ему.

С губ Каран слетел еще один вздох.

— Не знаю, верное ли решение я приняла в тот день. Я определенно не жалею, что не пошла с ним. Но факт в том, что я уже стала зависимой от Номера 6. Я пыталась жить зависимой жизнью. Я годами жила, даже не понимая… Я совершенно не знала о гнилостном запахе Номера 6, хотя он заметил его одним из первых. И это — это очень прискорбно.

— И ты понятия не имеешь, где он сейчас?

— Нет. Я даже не знаю, жив он или мертв. Но, зная его, мне кажется, что он живет свободно и делает, что ему вздумается.

Голос Каран слегка упал.

— Сион, ты бы хотел встретиться с отцом?

— Ну… Я знал только тебя, мам, так что тоски по нему не чувствую. Я не особо по нему скучаю. Но мне интересно.

— Интересно?

— Интересно, почему ты так неожиданно решила поговорить со мной об отце. Раньше ты о нем никогда не говорила.

Губы Каран шевельнулись, но она ничего не сказала. Последовало короткое молчание. Было так тихо, что сонное дыхание Сионна слышалось четко и ясно.

— К-каран…

Рикига резко поднялся.

— Ах, эм… так, т-тебе все еще тяжело забыть его, ах, твоего бывшего мужа? Можно сказать, эм, что ты… ждешь его возвращения домой или… это — ты это сейчас чувствуешь? Или ты свободна от подобной… э, привязанности? То есть, эм, если бы что-то случилось, в результате…

— Ты на каком языке разговариваешь, старик? — влез Инукаши. — Думаю, новорожденный щенок и то яснее бы выразился. Верно? — Пятнистая собака, лежавшая в ногах у Инукаши, приоткрыла глаза. Она широко зевнула. Каран улыбнулась.

— Я не жду его, Рикига, — сказала она. — Для меня, он уже принадлежит прошлому. Конечно, я надеюсь, что-то он где-то жив, но…

На лице Рикиги безошибочно читалась радость.

— Куда уж очевиднее, — пробормотал Инукаши.

— Совершенно верно, — с энтузиазмом произнес Рикига. — Нельзя вечно цепляться за прошлое. Если и стоит на чем-то сосредоточиться, так это на будущем. Завтрашний день важнее вчерашнего.

— Согласна.

— В-верно? Ты тоже так думаешь, да? Так… ах, Каран, ты не думаешь, что, эм… кто-то, с кем ты можешь жить в будущем, важнее того, кто жил с тобой прошлом?

— Да, конечно. Поэтому я и пригласила вас сегодня на ужин. Я хотела поужинать с вами.

С губ Рикиги слетел возглас, звучавший как нечто среднее между «ах» и «ох».

— К-каран, это правда? Т-ты подумала обо мне, и потому…

Инукаши потянул Рикигу за пиджак.

— Старик, старик. Прости, что рушу твои мечты, но меня тоже пригласили. Ты здесь не один. Не забывай об этом.

Рикига болезненно поморщился и помахал рукой, будто отгоняя мух.

— Кыш! Кыш! Иди на выход и забери свою грязную дворнягу. Ты, наверное, сам напросился, чтобы поесть приготовленной Каран еды.

— На самом деле, я действительно получил надлежащее приглашение. Верно, тетя Каран?

— Да. Конечно. Вы с Инукаши оба очень важные товарищи Сиона. И мои хорошие друзья. Поэтому я хотела, чтобы вы оба пришли. У меня не особо много всего, но свежего хлеба хватает. А еще домашнее варенье и мясо, которое как следует тушилось на медленном огне. Подождите минутку, я все подготовлю. Сион, ты мне поможешь?

— Конечно.

Каран открыла дверь на кухню и исчезла внутри. Комнату наполнил аромат хлеба и тушеного мяса. Два разных запаха атаковали обоняние. Нос Инукаши жадно дернулся.

— Я тоже помогу! Угощаться нахаляву против моих правил. — Он усмехнулся. — Вы это слышали? Свежий хлеб и тушеное мясо. У меня от одних этих слов слюнки текут, но когда еще и запах чую, и… Ох. Лучше не бывает. У меня в желудке сильно бурчит. Ты разве не голоден ста…хм? Старик, что такое? У тебя взгляд размытый. О чем задумался?

— …Товарищи… друзья…

— А?

— Каран сказала, что я товарищ. Друг. Для Каран, я всегда был лишь частью команды, просто одним из ее друзей…

Сион и Инукаши переглянулись. Инукаши наклонил голову.

— Хмм. Ну, «давай будем хорошими друзьями» — это весьма типичная форма отказа. Собаки более прямолинейно сказали бы, что им не нравится твой мех или что у тебя зубы крупные, но люди выбирают обходные пути. Ха, но в самом деле, старик, ты серьезно собирался делать предложение тете Каран?

— …Я был серьезен, — мрачно произнес Рикига. — Работа у меня налаживается. Свободных денег хватает. Я был уверен, что смогу сделать Каран счастливой.

После уничтожения Номера 6, товары начали распространяться и за пределы стен. Рикига воспользовался хаосом и скупил их по низкой цене.

Он набрал скульптур и рукоделия, электроники, картин, драгоценностей, мебели, медицинского оборудования, машин, одежды, офисных принадлежностей и даже игрушек; когда все начало утрясаться, он продал их по высокой цене и неплохо заработал. Сейчас он управлял издательством и печатной компанией, издавая еженедельный информационный журнал и ежедневную газету.

— Ну, Вы восходящая звезда предпринимательской деятельности, Рикига-сан. Ходят слухи, что Вы довольно сильный игрок.

— Ты правда так считаешь, Сион?

— Конечно. Вам с Инукаши ложные комплименты от меня не нужны, верно? — Сион снял пиджак и закатал рукава.

— Говорю же, прекрати ставить меня в один ряд с собачьим мальчиком, — устало произнес Рикига. — Но хватит об этом. Так, Сион, значит, ты меня признаешь? Думаешь, я подхожу на роль мужа Каран?

— А? Ох, я… я не это хотел сказать… ну, ух, не думаю, что моя мама собирается снова выходить замуж. Как-то она говорила, насколько довольно своей жизнью, и что хочет как можно дольше продолжать работать пекарем.

Это было правдой: жизнь Каран не сильно изменилась, по крайней мере, внешне. Она работала в своей пекарне в закутке Затерянного Города, болтала с постоянными клиентами и рано утром замешивала тесто для первого хлеба.

Это были ее повседневные заботы, повторявшиеся каждый день. Даже во времена сильных потрясений она продолжала разжигать печь, выпекать хлеб и выкладывать его в магазине. Люди плакали, глотая булочки и кексы.

«Мир обрушился у нас под ногами, но вкус все такой же. В этом мире до сих пор есть неизменные вещи».

Это были слова пожилого мужчины, постоянного покупателя. Он бормотал их снова и снова с мокрыми от слез щеками. Сион много раз сталкивался с подобным бормотанием.

Здесь есть то, что никогда не изменится — для людей это чувство определенности означало надежду и причину продолжать жить.

«Твоя мама — невероятная женщина», — сказал Нэдзуми, с редкой ноткой восхищения в голосе.

В тот день он проснулся.

Когда все закончилось — нет, началось — Сион дотащил свое усталое и потрепанное тело домой, к Каран. После кратких приветственных объятий, они с Нэдзуми свалились на кровать и уснули без задних ног. Его сон был достаточно глубоким, чтобы отключить все чувства, и когда Сион проснулся, был уже полдень следующего дня. В это время солнце сияло прямо сверху, испуская слабое красноватое свечение.

Признаков Нэдзуми рядом не наблюдалось. В ногах кровати лежало аккуратно сложенное одеяло. Сион уперся в него кулаком. С его губ неосознанно слетел странный звук.

Нэдзуми, ты ушел? Так же, как четыре года назад?

Четыре года назад, на утро после грозы, Нэдзуми исчез. Он внезапно испарился, как будто все прошлой ночью было лишь иллюзией.

Тогда это была их первая встреча. Они едва знали друг друга — ничего о прошлом, которое они пережили, будущем, которое им открылось, и чувствах, хранимых в их сердцах.

Но теперь все было по-другому.

Да, еще оставались непостижимые вещи, то, что они не могли понять друг в друге. Между ним и Нэдзуми была пропасть, которую он никогда не сможет заполнить, как бы ни старался.

Знаю. Знаю. Знаю. Мы знали, но все рано жили вместе. Не в прошлом или будущем, а в настоящем. Мы вместе жили настоящим.

А теперь ты уходишь без единого слова?

Мысли Сиона успели дойти до этого, прежде чем он яростно затряс головой.

Нет, конечно.

Мы столько времени провели вместе и вместе прошли через ад. Он не исчезнет, ничего не сказав. У нас не такие отношения. К тому же, для него опасно ходить с такой серьезной раной. Не могу себе представить, чтобы Нэдзуми так безрассудно себя вел.

Он уловил аромат кофе и хлеба. Это был запах пробуждения.

Сион открыл дверь в гостиную.

«О, принц наконец-то проснулся? — Нэдзуми улыбался с кружкой кофе в руке. — Хотя не мне это говорить, я и сам недавно встал».

Сион проглотил вздох облегчения и огромным усилием сохранил спокойное выражение лица.

«Нэдзуми. Как самочувствие?»

«Лучше не бывает. Или, по крайней мере, хотел бы я, чтобы это было так. Последствия сказываются. А ты?»

«Лучше не бывает».

Нэдзуми покрутил кружку в руках.

«Самоуверенный стал, как попал домой, а? Хорошо, что у тебя хватает энергии держаться стойко. Но могу я предложить тебе принять душ и освежиться, прежде чем крутого парня из себя корчить? Думаю, даже Король Лир в своем безумии выглядел бы более собранным, чем ты».

Сион глянул в висевшее на стене зеркало. Его лицо и волосы покрывали подтеки крови, грязь и высохший пот. Его рубашка порвалась в нескольких местах, а правый рукав выглядел так, будто готов отвалиться.

Он прав. Не думаю, что обезумевший Король Лир выглядел бы так плохо.

Он ощутил странное желание рассмеяться.

«Итак, Ваше Высочество, желаете сначала принять ванну? Или мне приготовить Вам чашечку наилучшего кофе?»

«Какая невероятная честь, чтобы ты подавал кофе».

«Твоя мама только угостила меня вкусным хлебом — самым лучшим, должен заметить, — и он был так хорош, что у меня чуть язык не растаял. Думаю, налить тебе кофе — мелочи по сравнению с этим».

«Ох… мама…»

«Твоя мама с утра на работе».

Нэдзуми дернул подбородком. Сион услышал за стеной приглушенный шум.

«А? Она открыла магазин?»

«Похоже на то. Говорит, что только хлеб и может печь, поэтому будет продолжать заниматься посильным делом. Даже в этом хаосе духовку все равно зажигают и пекут булочку. Она говорит, что вечером сделает для меня краваты».

«Ясно… это на нее похоже».

Нэдзуми поставил свою кружку, его взгляд заскользил вдоль белой стены. На его губах больше не играла улыбка. Его взгляд как будто проник сквозь стены, впившись в Каран, хлопотавшую по другую сторону. В глубине его глаз затаилась тьма.

«Твоя мать невероятная женщина, — сказал Нэдзуми. Его голос был таким низким, что почти переходил в шепот, в нем определенно были восторженные нотки. — Она как Мать Всемогущая. Я не знал, что такие люди есть внутри Номера 6, но она одна из них — и она живет здесь на правах гражданина».

«…Ты прав».

Независимо от обстоятельств, человек никогда не будет целиком принадлежать одному цвету. Он может временно изменить цвет, но однажды вернется к прежнему, и всегда будет пытаться быть верным себе. Он будет пытаться раскрасить свой мир еще многими цветами.

Это и была надежда.

Как сильно человек может доверять лежащим перед ним дням, людям в его жизни и надежде? В конце концов, Сиону придется задать этот вопрос себе. Он знал, что Нэдзуми столкнется с такой же проблемой.

Нэдзуми, сможем ли мы когда-нибудь до конца поверить в людей? Не ненавидеть, не смотреть свысока, не унижать, но верить?

Сможем ли мы?

Воздух наполнился ароматом кофе.

«Но для начала тебе нужен великолепный завтрак из хлеба и лучшего кофе. Отдохни хотя бы сегодня и ни о чем не думай. Бесстрашная жизнь твоей матери нам, молодежи, все-таки не под силу».

«Ты довольно скромный».

«Это «чужая» территория. Я буду следить за своим языком, — легко произнес Нэдзуми. — И, честно говоря, я немного устал. Я совершенно не возражаю против того, чтобы поспать, поесть хорошего хлеба и снова поспать. Довольно неплохие каникулы».

«А вечером ты попробуешь краваты».

«Да, точно. — Нэдзуми прищелкнул пальцами. — Никогда не имел удовольствия есть выпечку в форме галстука. Еще и испеченную твоей матерью. Должно быть, вкусно».

«Стоит тебе их попробовать, как ты окажешься в их власти. Они тебе каждую ночь сниться будут».

«Думаю, это то же самое, как чувствовали себя Гензель и Гретель, обнаружив домик из конфет. Это одна из тех вещей, где удовольствие и проблемы идут рука об руку».

«Чья-то поговорка?»

«Только что придумал. А ты лучше запомни эти слова: они осветят дорогу твоей судьбы».

Перед ним опустилась кружка кофе.

«Пей. Я сделал его немного крепким, с большим количеством молока, прямо как любит Ваше Высочество».

«Что? Мы никогда раньше не пили кофе вместе. Как ты узнал?»

«Я просто знаю. Я уже говорил — тебя ужасно легко прочитать, но не менее ужасно трудно понять».

«Могу то же самое о тебе сказать».

«Но я не такой трудный человек, как ты».

«Кто бы говорил. Ты — последний человек, который должен называть меня трудным».

«И какого черта я трудный?»

«Я так до завтрашнего утра все перечислять буду».

«Ха, — Нэдзуми фыркнул. — Тогда я составлю тебе компанию до завтрашнего утра, так что дай послушать детали».

«Видишь, об этом я и говорю». — Сион отпил кофе. Во рту растекся аромат напитка, его горечь и мягкость. Булочки на столе тоже были вкусными. Как и сказал Нэдзуми, они были настолько хороши, что, казалось, язык растает.

Вкус впитался глубоко в его тело и душу. Это был легко узнаваемый вкус готовки его матери.

«Одну минуту ты упрям и злишься быстро, как ребенок, а в следующую минуту ты уже здравомыслящий и ни к чему не привязан. Ты постоянно меняешься, каждую минуту у тебя новое настроение. Не представляю, как кто-то может быть более трудным человеком, чем ты».

«Ух-ха, ясно. Не собираешься ничего приукрашивать, да? Ну, позволь и мне свою лепту внести, Сион…»

«Вперед. У тебя против меня ничего нет».

Нэдзуми усмехнулся.

«Только непорядочные люди распыляются о том, какие они порядочные».

«Хочешь сказать, что не считаешь себя порядочным человеком?» — парировал Сион.

«Эм, ну… это не к тому, что я непорядочный человек, я ведь всегда… Проклятье, твои ответы становятся все быстрее». — Рот Нэдзуми дернулся, глаза сузились.

Сион чуть не фыркнул, глядя на забавную гримасу Нэдзуми.

Все казалось прекрасным — их обычная беседа, мягкая атмосфера, даже лучи заходящего солнца, падающие сквозь окно.

Это был драгоценный момент между бурей минувшей и той, с которой Сиону еще предстоит столкнуться. Это было нежное воспоминание, которое Нэдзуми оставил после себя.

Нэдзуми ушел, Сион остался. Их запутанные и связанные судьбы разошлись и теперь отдалились друг от друга.

Пересекутся ли они когда-нибудь снова?

— Эй, Сион, — лицо Рикиги приблизилось. — Я хочу, чтобы ты мне помог.

— Помог?

— Я бы хотел, чтобы ты сказал… ну, намекнул Каран — осторожно, конечно, — насколько я подходящий для нее кандидат в мужья.

— Что? Но, ну… Я не уверен, что могу…

— Я серьезно. Я хочу сделать ей предложение, поскольку уверен, что смогу осчастливить ее. Конечно, если Каран хочет работать в пекарне, она может заниматься этим, сколько вздумается. Знаю! — воскликнул он. — Мы можем обновить весь магазин. Расширим его, сделаем большую витрину. Украсим. Мы и жилые помещения отремонтируем и добавим комнат.

— Не думаю, что моя мама этого хочет. Она вроде вполне довольна тем, что уже имеет.

Рикига опустил голову на руки.

— О, Каран. Какая добродетельная женщина. Она просто воплощение богини.

— Не знаю, по мне так она полновата для богини, — встрял Инукаши. — Но мама Каран симпатичная и слишком хороша для тебя, старик. К твоему сведению, мне кажется, проблема с женщинами, с которыми ты, в том, что они хотят слишком многого. Когда они смотрят на человека, то вместо лица видят золотую монету. А вот мама Каран видит в тебе только друга, старик. Кончики ее волос и то являются для нее более вероятным кандидатом в мужья, чем ты. Ха, просто сдавайся.

— Не думай, что такой молокосос может лезть во взрослые дела.

— Ладно, ладно. Мистер Взрослый может продолжать свою безнадежную борьбу со взрослыми делами. Сион, пойдем поможем тете Каран. До смерти хочу поужинать.

— Конечно.

Они слышали, как Рикига позади них тревожно вздохнул.

Ужин получился приятным. Все ели, говорили и много смеялись.

Было весело — очень весело.

Если бы Нэдзуми был здесь — его сердце неуверенно дрогнуло. Он бы сидел напротив Сиона, хвалил еду Каран и холодно фыркал, глядя на перебранки Рикиги и Инукаши. Он бы с элегантным изяществом орудовал вилкой и ложкой и порадовал Каран, не оставив ничего на тарелке.

Нэдзуми, где ты? Что ты сейчас делаешь?

Я тебя уже год не видел.

Три часа спустя его товарищи отправились домой в ночи. Инукаши ушел в приподнятом настроении, его рюкзак был набит хлебом. Рикига выглядел полностью подавленным.

— Мама, — окликнул ее Сион, прибираясь. Каран, отмерявшая муку, только голову повернула к Сиону.

— Что такое?

— Почему ты пригласила сегодня Инукаши и Рикигу-сана?

— Хм? Ну… не думаю, что у меня была особая причина. Мне показалось, что будет неплохо разок поужинать с кем-нибудь. Ты был так занят, что у тебя не было времени даже поесть и насладиться хорошей едой.

— Так ты сделала это из-за заботы обо мне?

В этот раз Каран повернулась к сыну всем телом и слегка покачала головой.

— Это не так. Просто… Сион, ты заметил? Ты больше не смеешься и не улыбаешься.

— А?

— Ты давно уже не смеялся так громко, как сегодня.

Сион коснулся собственной щеки. Кожа под пальцами была твердой и напряженной. Каран пристально смотрела на пальцы Сиона.

— Тяжело тебе, наверное, в Комитете по Реконструкции работать.

— Да. Но, я хочу сказать, мы создаем совершенно новую организацию с новым набором функций. Мы собираем людей разного положения в одном месте. Не то, чтобы я не был готов к трудностям.

— С Йомингом и его группой дела не очень хорошо идут? — Каран подняла подбородок. Ее тон и взгляд были тяжелыми, как будто она бросала кому-то вызов. — Мне кажется, вы двое должны… мыслить по-разному. Сион, из-за Йоминга и компании тебе тяжело приходится?

Сион не знал, что ответить.

— Так и знала, — сказала Каран. — У меня было плохое предчувствие, когда я обнаружила, что Йоминга выбрали членом Комитета по Реконструкции.

— Ты хорошо знаешь Йоминга-сана, мама?

В глазах Каран мелькнула тень.

— Я думала, что знаю его. Он все-таки дядя Лили и часто приходил в булочную. Он сказал, что Номер 6 убил его жену и сына. Он показал мне, чем на самом деле являлся Номер 6, когда я еще понятия об этом не имела. Он помог мне. Он очень смышленый, правда?

— Да. Он умен. Он организовал сопротивление. Он собрал всех людей против Номера 6 и превратил их в организацию. Его действия стали одной из причин падения Номера 6. Вполне естественно, что его выбрали членом Комитета.

— Естественно? Правда? Сион, ты правда считаешь, что Йоминг — подходящий для Комитета по Реконструкции человек? Я… я просто не могу себя в этом убедить.

— Мама…

Задребезжали окна. Кажется, ветер снаружи крепчал. Он разгонит облака и прекратит дождь.

Завтра над ними, вероятно, раскроется голубое небо.

— Он страстно ненавидел Номер 6, — продолжила Каран. — И не без причины. Город забрал его драгоценную семью. Он не был ослеплен, как остальные. Он видел истинное лицо Номера 6, потому что ненавидел его. И это при том, что он продолжал жить внутри города.

Каран опустила руку на стоявший рядом мешок с мукой.

— Ненависть стала его энергией и оказалась эффективной в борьбе с Номером 6. Но… но эта энергия не создаст ничего нового. Вот что я думаю, Сион.

От тоскливой нотки в голосе его матери у него сердце кольнуло.

Человек должен либо отбросить свою ненависть, либо преодолеть ее, чтобы создать что-то новое. Ненависть никогда не станет возрождающей силой.

— Как раз перед тем, как в Номере 6 воцарился хаос из-за этой странной болезни… когда мы начали ясно видеть признаки разрушения… он пришел сюда, и у нас был долгий разговор. И он сказал мне: «Я потерял веру в тебя».

— Йоминг-сан сказал, что потерял веру в тебя, мама?

— Да. Сион, я много чего не знаю или не понимаю. Я никогда не хотела узнать или понять. И, на самом деле, это очень позорная вещь. Если бы только мы, взрослые, были немного умнее, возможно, мы бы смогли спасти и Сафу тоже…

— Мам, давай вернемся к разговору о Йоминге, — твердо произнес Сион, как будто обрывая печальные слова матери. Его мысли и чувства к Сафу напоминали бездонное болото. Сколько бы он ни раскаялся и ни извинялся, для него это никогда не закончится. Сколько бы десятков тысяч слов он ни произносил, как бы сильно ни молился, он никогда не будет прощен.

По крайней мере, он не забудет.

Он будет помнить Сафу и надеяться, что она явится ему в его предсмертный час.

Каран моргнула и слегка кивнула.

— Да, он потерял всю веру в меня, потому что я не согласилась с ним безоговорочно. Он пытался стать героем, героем, уничтожившим диктатора. Не знаю, владело ли им желание отомстить или гнев… Мне кажется, он был одержим чем-то вроде — желания? — стать героем, чье имя войдет в историю. Йоминг сказал, что в меняющимся мире жертвы неизбежны. Он игнорировал всех тех, кто проливал кровь и умирал, говорил, что с этим ничего не поделаешь. Для него, если тысяча людей погибнет ради спасения десяти тысяч, их жизни не пропадут впустую — но разве в таком завершении нет чего-то неправильного? Как-то неправильно переводить человеческие жизни в цифры. И мне кажется, что герой не должен стоять на пьедестале из человеческих жертв.

— …Да.

— Сион, можешь развернуть борьбу против Йоминга?

Борьбу? Я должен бороться с Йомингом? Он враг?

Группа Йоминга продолжала настаивать на необходимости упразднения Комитета по Реконструкции и создании на его месте новой организации. Было ясно, что если они продолжат в таком духе, все ключевые позиции в Комитете займут товарищи Йоминга. Это стало бы существенным отступлением от принципов Комитета, который основывался как организация, где люди различного происхождения и взглядов могли свободно обмениваться мнениями. Но сейчас группа Йоминга перестала прислушиваться к доводам и возражениям группы Сиона, бывшей в меньшинстве.

Надо что-то сделать. Я должен что-то сделать.

Номер 6 уже стал наглядным примером того, что происходит, когда правосудие оказывается в руках избранных, а остальные отстраняются. Раны были еще свежими, еще болели; почему Йоминг и его товарищи пытались пойти тем же путем?

Я должен что-то сделать…

— Сион, ты так похудел. — Взгляни и тон Каран стали материнскими. Это было проявление материнской любви, глупой, жестокой, чистой и эгоистичной любви, которая беспокоится лишь о собственном ребенке и желает ему счастья.

— Ты должен покинуть Комитет по Реконструкции, если это такая тяжелая ноша для тебя. Есть множество других способов заработать на жизнь. Ты сам как-то говорил, что хочешь работу, связанную с детьми. Может, поищешь такую?

— Нет… — Сион медленно покачал головой. — У меня еще остались дела.

— Но…

— Мама, не говори мне убегать. Я должен остаться здесь, ибо у меня есть работа, которую надо закончить. Он сказал, что я не могу отвернуться от нее. Я не хочу идти против этих слов.

Каран не спросила, кто этот «он». Вместо этого она молча посмотрела на сына.

Ветер стал еще сильнее. Окна безостановочно дребезжали.

Каран приглушенно вздохнула.

— Думаю, жизнь стала бы немного менее в тягость, если бы ты был эксцентричным, как твой отец.

— О, — понял Сион. — Так вот почему ты неожиданно решила рассказать о папе.

Это был один из жизненных путей: ничего не брать на себя, сбрасывать любую ношу, отворачиваться от всего.

Твой отец выбрал такой путь.

Мать, наблюдавшая, как ее сын борется с реальностью, рассказала ему правду о его отце.

Но я не могу жить, как папа.

Сион… не убегай.

Меня поддерживают слова Нэдзуми. Нэдзуми никогда не убегал. Он никогда не отступал перед лицом судьбы или реальностью. И я всегда был рядом с ним.

Сафу передала мне свое наследие.

Я не могу убежать.

Я не могу предать их.

Я должен бороться — не ради кого-то, но чтобы остаться собой.

Он наклонился и поцеловал мать в щеку.

— Я пойду спать. Спокойной ночи, мама.

Пальцы Каран нежно погладили волосы Сиона.

— Спокойной ночи.

Ее губы слегка скривились, как будто она заставила себя улыбнуться.

На кровати свернулась маленькая мышка.

— Цукиё.

Мышь подняла голову на звук голоса и тихо пискнула. Сион предложил Цукиё немного хлебных крошек и сыра, положив их у него перед носом. Цукиё два-три раза дернул усиками, но не притронулся к еде.

Когда Сион пальцем погладил спинку Цукиё, тот сонно закрыл глаза.

Гамлет, Крават, Цукиё. Из трех мышей Нэдзуми только Цукиё остался с Сионом. Он был мелким созданием, но обладал мудростью и интеллектом. Вероятно, он был потомком диких мышей, живших глубоко в лесу с Лесным Народом.

Сион просто предположил, что, раз эта мышь отличалась от обычных, длинна ее жизни будет как у человека. Но он видел, что Цукиё стареет и начинает слабеть.

Обычная продолжительность жизни мышей составляет от полутора до двух лет. Даже домашний хомяк живет максимум три года.

Цукиё медленно приближался к своему концу.

— Цукиё, держись. Ты должен жить, чтобы увидеть возвращение домой твоего хозяина. — Сион нежно погладил его кончиком пальца.

Пи-пи.

Цукиё довольно защебетал и закрыл глаза.

***

— Что это? — Между бровями Йоминга появились глубокие морщины.

Они находились на первом этаже штаб-квартиры Комитета по Реконструкции, бывшего звания ратуши, известного как «Лунная капля».

Сион и Йоминг сидели за столом напротив друг друга в небольшой комнате для совещаний. Сион вызвал Йоминга. На столе лежал планшет. Йоминг только что глянул на экран и нахмурился.

— Это доказательство того, что Вы перенаправляли фонды бывшего Номера 6.

— Что? О чем ты?

— Вы всегда были и сейчас находитесь на посту по распоряжению огромными ресурсами бывшего Номера 6. Вы воспользовались своим положением, чтобы присвоить большую часть этих денег. Я говорю о растрате.

— Абсурд, — фыркнул Йоминг. — У меня много дел. У меня нет времени на шутки мальчишки.

— Шутки? Правда? — надавил Сион. — Ресурсы Номера 6 какое-то время были открыты, потому что система управления просто не работала. В это время около трети средств исчезло. Особенно золото — утеряно около шестидесяти процентов.

— И ты говоришь, что это моя вина?

— Да.

— Не смей. Да, я ответственный за распоряжение фондами. А ты ожидал, что я буду следить за золотом во время всего этого хаоса? Я не несу за это ответственности.

— Золото не просто украли. Его увезли, и это было спланировано. Если это не было продумано заранее, как объяснить тот факт, что сорок процентов до сих пор на месте? Воры забрали бы все золото за раз. И не только, золото было в самой дальней части подземного хранилища. Каким бы сильным ни был переполох, невероятно тяжело незаметно вынести несколько тон золота. Даже профессиональные банды воров не справились бы. Фактически, это просто невозможно. Йоминг-сан, позвольте повторить. Золото не украли. Его вывезли, и это было спланировано.

— И ты хочешь сказать, это моих рук дело?

— Больше никто на ум не приходит.

Йоминг одернул подбородок и вежливо улыбнулся.

— Называешь меня вором? Какое обвинение. Если в ближайшее время не возьмешь свои слова назад, я подам в суд за клевету.

— Вам нужно очень много средств, чтобы расширять и укреплять власть своей группы. Поэтому Вы обратились к фондам Номера 6. Это был самый легкий и быстрый путь.

— Ты и правда пытаешься меня обвинить?

— Эти данные… — Сион указал подбородком на стол. — Это копия Вашего заявления и подтверждающих документов, в которых Вы от имени Комитета нанимаете грузовой самолет. На обоих есть Ваши подписи. Грузовой самолет использовался для поездки в Номер 4 и обратно. А это…

Сион провел рукой по экрану и на нем появилась новая информация. Йоминг, не моргая, уставился на ряды цифр.

— Это список Ваших личных средств, предоставленный банком Номера 4. Довольномного, не правда ли? Под стать королю. Думаю, можно предположить, что эти средства были получены от обмена золота. Цифры растут. И есть еще.

Он шевельнул пальцами.

— Здесь зафиксированы особые выплаты, которые Вы передали членам Вашей группы. Тоже довольно много. Даже чиновники бывшего Номера 6 столько не получали.

— …Мы рисковали жизнями, борясь с Номером 6, — тихо произнес Йоминг. — Эта сумма нам идеально подходит.

— Это Комитету решать, а не только Вам личные выводы делать. Многие люди ставили на кон свою жизнь. Но многие и не выжили, Йоминг-сан.

Сион встал и начал пролистывать данные на планшете.

— Вы тратили общественные фонды, выплачивая компенсации по собственному разумению и прикарманивая деньги на личные нужды. Это точно измена. Вы предали всех горожан.

Дверь распахнулась. Вошли двое мужчин. Они занимали вторую и третью должности в команде Йоминга. Обоим было за тридцать, у обоих были темно-коричневые волосы.

— Ты сделал это, Йоминг.

— Как ты мог вершить такое зло за нашими спинами? Позор тебе!

— За вашими спинами? — парировал Йоминг. — Какая глупость, вы оба прекрасно об этом знали… — У Йоминга перехватило дыхание. Он закусил губу. Его лицо медленно покидали краски.

— Сион, ты меня обманул.

Сион твердо посмотрел в лицо этого бледного мужчины и ничего не сказал. Взгляд Сиона не сдвинулся с места.

— …Я знал, что ты опасен, — тихо произнес Йоминг. — Я недооценивал тебя, потому что ты еще молод. В этом моя ошибка.

— Все мы совершаем ошибки, Йоминг-сан. Но Ваша, в итоге, стоила Вам жизни. — Он щелкнул пальцами. Дверь, ведущая в следующую комнату, открылась, вошли еще двое мужчин. Они были такими крупными, что приходилось задирать голову, чтобы посмотреть им в лицо.

— И что ты будешь со мной делать? — с вызовом бросил Йоминг. — Устроишь публичную казнь?

— Нет, конечно. Вы сыграли выдающуюся роль в падении Номера 6. Я не буду таким жестоким. По итогам решения Комитета мы назначим Вам выплату за Ваши достижения и пенсию до самой смерти. Но мы конфискуем все Ваши личные средства в Номере 4. Вы, конечно, покинете пост члена Комитета и лишитесь всех квалификаций. На Вашу деятельность и выбор места жительства будут наложены ограничения. Вам запрещается переезжать из Вашего нынешнего жилища, независимо от возможной причины.

— Если я не подчинюсь…

— Тогда я не могу гарантировать Вашу безопасность.

— Хех, так это безобидное с виду заключение. Современная версия изгнания. Если я получу выстрел в голову из-за того, что действовал без разрешения, никто не обвинит тебя. Никто не сможет тебя обвинить.

Рослые мужчины подошли и стали рядом с Йомингом. Йоминг двинулся к двери, наполовину отпихнув их с дороги. Затем он остановился и обернулся.

— Сион, ты, как никто другой, обладаешь задатками лидера. Мне или даже мэру не сравниться с тобой. Однажды ты попробуешь подчинить себе все, охватить своей властью. Ты будешь править как холодный, безжалостный и невероятно хороший диктатор.

Смех — сухой смех прозвенел, отдаваясь эхом внутри комнаты.

— А когда это случится, интересно, как Каран будет смотреть на тебя? Каким взглядом она наградит своего сына, превратившегося в монстра?

Один из мужчин положил руку Йомингу на плечо. Йоминг отстранился и вышел в коридор. Дверь закрылась.

— Даже уйти не мог без последней горькой жалобы.

— Он не знает, когда нужно остановиться.

Второй и третий номера переглянулись и комично пожали плечами. Они синхронно повернулись к Сиону.

— Сион, нас тоже обманули. Мы и представить себе не могли, что он присваивает общественные фонды.

— Правда? А в этих документах вы фигурируете как получатели крупных сумм.

Сион спокойно улыбнулся двум мужчинам, которые начали бледнеть.

— Но эту часть я удалил. Без вашей помощи, мы не смогли бы раскрыть преступление Йоминга-сана. Я благодарен.

— Так мы…

— Лично у меня к вам претензий нет. — Сион протянул ним руку. — Пожалуйста, продолжайте усердно работать на Номер 6. Мы должны объединить все силы, чтобы преодолеть эти трудности. Нам нужна ваша помощь. Надеюсь, вы не против.

Щеки обоих мужчина покраснели. Они ухватились за руку Сиона и с энтузиазмом закивали.

— Тогда увидимся днем на совещании, — сказал Сион. — Я собираюсь детально доложить об этом инциденте. Рассчитываю на вашу помощь.

— Да, засвидетельствуем все должным образом. Мы так же выкажем уважение за Ваш быстрый ответ и впечатляющее разрешение вопроса. Вы действительно невероятный лидер для нового поколения.

— Это честь для меня. Но немного неловко получать такие восторженные похвалы.

— Не стоит скромничать. Не каждый сможет приготовить такую подробную информацию, чтобы доказать проступок. Даже Йомингу нечего было возразить.

— Думаю, он нас недооценивал. Он считал, что, когда он станет лидером Комитета, то сможет подделывать и переписывать данные, как ему вздумается. Поэтому он пытался забраться наверх как можно быстрее. Из-за его отчаяния небрежные промахи случались направо и налево.

— Ах, теперь ясно. Невероятно.

— Именно, — согласился другой мужчина. — Впечатляет. Теперь, думаю, мы закончим здесь и вернемся к работе. Значит, позже увидимся?

— Да.

Двое мужчин вышли один за другим. Сион остался один.

— Удаленная информация, ха. — Он открыл компьютер и занес над ним руку. Изображение на экране померкло, цифры и слова исчезли.

Этих данных, свидетельствующих о преступлении, не было. Скорее всего, они существовали — но у Сиона не было ни времени, ни способов их получить. Если их не существовало, ему оставалось лишь создать их. Создать данные, которые вынудят Йоминга признаться в своих преступлениях. Задача была нелегкой, но и не такой уж невыполнимой.

Все прошло хорошо. Он смог удалить одно из препятствий в поле зрения. Он будет удалять, отгонять, уничтожать его препятствия — а что потом?

Сион посмотрел в окно.

Что я делаю?

Создаю в этом мире город, отличный от Номера 6 — город для людей.

Это вообще возможно?

В ушах зазвучал презрительный смех Йоминга.

Что случится со мной?

Стук, стук. Он услышал шум ветра. Нет, не ветра — не стучится ли кто-то в окно?

Нэдзуми!

Сион подбежал к окну и распахнул его. Ветер взъерошил его челку. Там никого не было. Это был просто ветер. Сион опустился на пол и сел на корточки, закрыв лицо руками.

Нэдзуми… почему ты не вернешься домой? Почему тебя нет рядом со мной? Я просто хочу посмотреть в твои глаза и увидеть, что я — это я, что я могу продолжать быть собой. Это моя единственная надежда.

Нэдзуми, я хочу увидеть тебя.

Слез не было. Между его губ вырвалось рычание. Это был звериный рык, голос, который он едва ли мог назвать своим.

Раздался звонок. Он продолжал звенеть. Сион встал и нажал кнопку интеркома.

Зазвучал тихий голос молодого мужчины.

— Представитель Сион. Я хотел бы слышать Ваши распоряжения касательно нового политического курса Номера 6, который мы будем представлять на сегодняшнем совещании.

— Понял. Я сейчас же приду в Конференц-зал номер 3.

— Премного благодарен, Представитель Сион.

В голосе мужчины звучали нотки возбуждения.

— Уже почти настало время, да? Мы устраним старую власть и построим наш идеальный город. Все наконец-то начинается.

Сион перевел дыхание и обратился к мужчине по имени.

— Тори, следи за своими словами. Для нас нет таких понятий, как старая или новая власть. Мы хотим собрать мудрость каждого человека, чтобы двигаться вперед, понемногу за раз. Другого пути у нас нет.

— О… верно. Простите.

— Тебе нет нужды извиняться, но… — Тебе хотя бы стоит опасаться подслушивающих устройств, Тори. Сион отключил интерком и снова вздохнул.

Он обернулся и посмотрел в окно.

Над головой простиралось пронзительно голубое небо.

Сион закрыл окно и повернулся спиной к бесконечному простору синевы.