Тайные ночи во Внутреннем дворце ~Верховный император и его возлюбленная двухцветковая принцесса~ (Новелла) - 4.4 Глава

— Я слышал, ты встречался с Коуки.

В ту ночь это было первое, что сказал Кишо, когда они встретились.

Это была спальня Императорской резиденции – Дворца Шиби. Вокруг кровати была установлена перегородка, скрывающая ее от посторонних глаз.

По-видимому, у евнухов был обычай быть свидетелями любовных ласк Императора и оказывать ему помощь во время этого процесса. Однако, когда Кишо вызывал Секку, он запретил евнухам входить.

Конечно это было сделано для того, чтобы никто не узнал, что он не женщина. Но евнухи могли истолковать его вызовы Секки каждый день нарушением обычаев, но он также не хотел, чтобы глаза евнухов даже мельком касались «Достопочтенной супруги Ли», к которой Император питал глубокую привязанность как ходили слухи во Внутреннем дворце.

— Я познакомился с ним, когда гулял.

Секка исподтишка насторожился, так как по тону Кишо понял, что тот к нему придирается.

Он занервничал столкнувшись лицом к лицу с Кишо, который поднялся с кровати одетый только в ночную рубашку. Несмотря на то, что он не чувствовал ничего кроме отвращения, раздражающе ядро его тела постепенно производило ощущение желания. С точки зрения Секки, это было просто неприятно, но его тело было полно предвкушения предложенного удовольствия.

— Ты не рад.

— …хм.

Внезапно он забеспокоился, думая слышно ли его тихое бормотание. Он был пронзен насквозь близостью пары беспокойных глаз, которые светились в свете свечей. Чувствуя, как учащается сердцебиение, Секка сделал над собой усилие, чтобы выражение его лица не изменилось.

— В чем дело? Ты слышал, что мы лично разрешили господину Коуки входить и выходить во Внутренний дворец? Мы разрешили ему это, поскольку в соответствии с его профессиональными обязанностями Верховного советника ему необходимо посещать Внутренний дворец.

Пальцы, впившиеся в его щеку, причиняли боль. Этот жест передавал раздражение Кишо. Это было редкостью для такого человека, который всегда был спокоен и собран, и позволил части своих эмоций выглянуть наружу.

Однако он не понимал в чем причина раздражения Кишо. С самого начала он был человеком недоступным пониманию Секки.

— Разве ты ничего не хочешь нам сказать?

Поскольку он знал, что Секка встречался с Коуки, то естественно был проинформирован о случае с головой курицы. У него не было причин сомневаться, что Эйшун пропустил это.

— Я думал, тебя уже проинформировали.

— Хах, — хмыкнул Кишо и убрал руку от Секки. — Мы слышали, что кто-то положил голову курицы на дорогу, пока ты был в Дворцовой башне.

— Наверное она просто упала.

Он полагал, что это было сделано намеренно, но во всяком случае это не означало, что он был свидетелем на месте преступления. Секка осмелился уклониться от выводов.

— Как наивно. Ты действительно думаешь, что это просто издевательство?

— Если это не издевательство, то что? — невольно возразил Секка в противовес тону Кишо, который казалось подразумевал удивление по поводу невежества Секки. Секка гадал чья вина в том, что он так привлек к себе внимание во Внутреннем дворце и возбудил ревность другой наложницы.

— Я новенький и выходит любопытная штучка. В конце концов, ты когда-нибудь потеряешь интерес.

Для самого Кишо это было иронией судьбы, но Секка не понимал его.

— Напротив, — возразил он с дерзкой улыбкой. — Потому, что ты не можешь иметь детей, именно поэтому ты так думаешь?

Щеки Секки запылали от этих расспросов. Не лучше ли ему было заставить других наложниц ухаживать за ним, если он хотел иметь детей? Секка не успел открыть рот, как Кишо продолжил:

— У нас уже есть три принца, этого достаточно. Слишком много детей вызовут лишь проблемы в будущем.

В отличие от голода, правящий класс не может избежать распространенных болезней. Как только отвратительная болезнь распространится, первыми умрут маленькие дети, не имеющие к ней никакой сопротивляемости. Если так рассуждать, то по мнению Секки три принца — это не слишком много, но Кишо похоже считал, что больше и не нужно.

Со стороны казалось, что Кишо мало интересуется своими детьми. Поскольку он был таким человеком, казалось сомнительным есть ли у него отцовская привязанность, обычное чувство как большинства людей.

— В любом случае, если ты смотришь на это как на простое преследование то не исключено, что ситуация обострится до такой степени, что ты не сможешь с ней справиться. За спинами наложниц вертятся тонны домыслов их семей. Мы говорим не только о женской ревности. Императорский двор и Внутренний дворец — две стороны одной медали. Вот почему мы позволили Коуки войти во Внутренний дворец.

Для Секки, выросшего в стране без гарема, каким бы жестоким ни было соперничество между наложницами за благосклонность Императора, это было выше его воображения.  В Ка министры под руководством Юугецу также соперничали друг с другом, но как таковой борьбы за власть не было.

Тем не менее, из-за многочисленных притеснений наложниц, направленных на него и их отношение к нему, он предположил, что издевательства со стороны женщин Внутреннего дворца были злонамеренными. За яркостью Внутреннего дворца таилась глубокая черная ненависть и зависть.

— На самом деле, мы задаемся вопросом, может быть и на этот раз кто-то уже был убит?

Застигнутый врасплох Секка поднял голову, глаза Кишо уставились на него.

— Была та служанка, которая умерла еще до расследования Эйшуна. Официально это рассматривалось как самоубийство, но на самом деле это выглядело довольно подозрительно.

— Значит, ты хочешь сказать, что ее убили?

Служанка Оу, которая покончила с собой, принадлежала к работе с одеждой и аксессуарами, эта работа была одной из шести отделов, которые руководили управлением Внутреннего дворца.

— Она накопила карточный долг в размере трехлетней зарплаты проиграв в карты своим коллегам, но мы слышали, что она полностью выплатила его еще до этого случая. Кроме того, она также посылала деньги своей семье, которая занималась торговлей. Источник этих денег не ясен.

Секка впервые слышал это. Эйшун вероятно расследовал все это. Жалованье за три года, собрать такую сумму денег было непросто для обычной служанки.

— Вполне вероятно, что есть кто-то кто дергал за ниточки мертвой служанки. Нет ничего странного в том, что эти люди попытаются убить тебя.

Тон Кишо стал суровым, как будто он запугивал Секку.

Хоть он и услышал, что кто-то хочет убить его, сердце Секки было до странности спокойным. Возможно потому, что после уничтожения Ка он считал вполне естественным, что и сам умрет. Напротив, отчаянная мысль пришла ему в голову.

Если бы он не покончил с собой, а был кем-то убит, Кишо не стал бы связываться с Шохен и Байгеку, а также с пленными солдатами. Он также не станет выставлять напоказ его останки. Если бы тот факт, что Кишо сделал кого-то вроде Секки своей супругой стал бы достоянием общественности, это стало бы только позором для самого Кишо.

По иронии судьбы, смерть от чьей-то руки была единственным способом освободиться от своего нынешнего окружения. Секка не понимал, но он на самом деле он был измучен преследованиями и злобой, направленной на него из неизвестного источника.

— Если такова моя судьба, то ничего не поделаешь.

— Даже если ты не сможешь отомстить нам?

Неужели он видел его насквозь?

Уколотый этой мыслью прямо в сердце, Секка сжал руки, аккуратно сложенные на коленях. Взгляд Кишо пронзал его.

— С того момента когда ты нанес нам удар, в твоих глазах светились ненависть и негодование. Такие чувства не могут быть отброшены так легко.

— В таком случае я могу убить тебя во сне, ведь ты положил меня рядом с собой. Как смело.

Скрывая свое удивление от такой верной догадки, он цинично заговорил с Кишо. Он думал, что это не было заботой, так как этот человек не был уж так небрежен.

— Мы уже говорили, что если хотим что-то получить, мы получим. Будь то вещи или люди.

В тусклом свете свечей глаза Кишо сияли темным светом.

Хотеть чего-то не всегда означает любить это. Для этого человека Секка был редкой вещью, ничем не отличающейся от одаренного белого павлина, оленя или одного из верблюдов, которые были родом с запада. Он был мужчиной и женщиной одновременно, его тело было невиданной редкостью.

— И в результате получается эта птичья клетка? Однако в отличие от того, что вы сказали, в этой клетке не чувствуется безопасность.

Он не мог позволить себе остепениться, не покопавшись хотя бы раз в этом человеке. Даже если впоследствии он получит возмездие за то, что оскорбил этого человека.

— Даже если так, это дает нам больше душевного спокойствия, чем мысль о том, чтобы выпустить тебя на волю.

Кишо с серьезным видом отвернулся.

— Мы могли бы полностью запретить тебе выходить наружу… но душить певчую птицу, которую мы добыли с большим трудом, будет просто пустой тратой времени.

Сравнивая его с певчей птицей Кишо хотел сказать, что нынешнее существование Секки было совершенно беспомощным. Было неприятно, но это была правда. Если бы у него не было разрешения Кишо, он не мог бы даже шагу ступить за пределы Дворца Сейка.

— В любом случае, будь осторожен в своем окружении.

В голосе Кишо послышались нотки беспокойства. Как будто он действительно беспокоился о нем. Секка попытался определить его истинные чувства, но в тусклом свете на изящные черты мужчины падали сложные тени, и выражение его лица было трудно понять.

— Если только ты не хочешь быть убитым, как наша мать.

— …ха?

Кишо говорил приглушенным голосом. В то время как Секка был сбит с толку словами Кишо, произнесенными так словно тот говорил сам с собой, его рука потянулась к Кишо, а челюсть сжалась.

Мать Кишо была убита…?

Быстрее, чем он успел попросить объяснений, его вопрос был заблокирован поцелуем. Его губы были разделены с той же настойчивостью, что и всегда и их языки переплелись друг с другом. Его так сильно целовали, что даже корень языка начал болеть, и он не мог нормально дышать.

Его толкнули на кровать, и прежде чем он смог воспротивиться, Кишо наклонился над ним. В противоположность его мыслям об отказе, сердцевина его существа пульсировала в предвкушении.

— …аахх…

Его тело сразу же растаяло, он был обласкан на всех его слабых местах. Без сомнения, и сегодня вечером с ним будут играть пока он не потеряет сознание. Когда он погрузился в пучину наслаждения, слова Кишо вонзались в грудь Секки, как шипы.