Тайные ночи во Внутреннем дворце ~Верховный император и его возлюбленная двухцветковая принцесса~ (Новелла) - 5.6 Глава

Его схватили за руку и повели к кровати. От безжалостной силы его кости заскрипели. Хотя он запротестовал и сказал «нет», его проигнорировали и бросили на кровать, как багаж.

— …аах…

Его зрение сильно затуманилось. Его рот, который был готов открыться в знак протеста, был заблокирован склонившимся над ним Кишо.

До сих пор он не подвергался грубому обращению с той первой ночи во дворце Гуокуйо, когда его тело было осквернено. Гнев и раздражение мужчины можно было понять по резкому поцелую.

Помимо того, что Кишо схватил его тело, ожидал ли он, что ему будут повиноваться?

Его сдерживаемый гнев вырвался наружу. Вдобавок к несправедливому обращению, Кишо выдвинул ложные обвинения, будто он подчинялся кому-то подобному. Он не был собственностью этого человека.

Он изо всех сил ударил в твердую грудь и впился ногтями в руки Кишо, но тело мужчины было непреклонно. Это было неприятно. Он не собирался позволять этому человеку делать все, что ему заблагорассудится, поэтому он прикусил губы Кишо.

— …кх..

Как и ожидалось, Кишо поднял голову. Он дерзко вытер кровь, сочащуюся из его губы, и посмотрел вниз на сдерживаемого Секку с гневом, горящим в его глазах.

— аа, уух…

Кишо сдавил его челюсть с сокрушительной силой и снова украл губы Секки, который стонал от боли. Захваченная властным языком, внутренняя часть его рта была беспорядочно, жадно поглощена. Поскольку его челюсть была схвачена, на этот раз он больше не мог укусить губы другого мужчины.

Был легкий привкус крови. Примитивность наряду с гневом резонировала и вызывала странное чувство возбуждения. Оказалось, что Кишо был в таком же состоянии, и его инстинкты будто были спровоцированы. По мере того как поцелуй углублялся, он все больше и больше пытался заставить Секку подчиниться.

Такая манера поведения была отвратительна. Он, конечно, не простит его.

Несмотря на сопротивление Секки против Кишо пытавшегося заставить его подчиниться с помощью грубой силы, он был остановлен до боли сосущим движением горячего языка, и внутри его головы все затуманилось от жара.

Не давая ему даже дышать, его ротовая полость была просто поглощена его языком. Без сомнения, это был поцелуй, подходящий для такого восхитительного выражения. Внутренняя часть его рта была полностью подчинена, и его чувствительные части намеренно и настойчиво мучали.

Его плотно сплетенный язык похотливо сосали, и он вздрогнул. Непристойный жар разгорелся в самой сердцевине его тела. Особенно раздражало то, что в настоящее время хозяином его тела был не сам Секка, а Кишо.

— Ааах, хаа…

Предотвращая любое сопротивление, он односторонне потакал ему, и как раз в тот момент, когда его сознание почти полностью отключилось, он, наконец, был освобожден. И прежде чем он успел это осознать, мужская рука вторглась в его тело через растрепанный воротник.

— От поцелуя они уже стали такими твердыми?

Его заостренные соски были растерты и сжаты. Он слегка застонал от сладкой боли и удовольствия. Несмотря на то, что он испытывал некоторую злость и отвращение к Кишо, сейчас в нем не было такого сильного отвращения, как в тот момент, когда на него напал евнух.

Это была всего лишь незначительная часть его тела, но благодаря Кишо она превратилась в орган, производящий удовольствие. Теперь они твердели от простого поцелуя и малейшей стимуляции.

— Увидеть, как ты снова и снова достигнешь кульминации только из-за ласк этого места, было бы здорово, но…

С намеком прошептал Кишо, тщательно потирая его эрегированные выпуклости, словно наслаждаясь твердым ощущением.

Вспомнив, как в прошлый раз Кишо заставил его кончить, просто лаская грудь, Секка слегка вздрогнул. Наполненный унижением, он все равно вызывал глубоко приятные чувства.

— Давай сегодня вечером изменим наши планы.

Он чувствовал, что выражение лица широко ухмыляющегося человека с приподнятыми уголками губ было отвратительным. Хоть он и хотел изменить план, в его желании подчинить Секку ничего не изменилось.

Он сразу же воспротивился, когда показалось, что Кишо собирается развязать пояс его ночной рубашки. Он не хотел существовать в угоду этому человеку. Из-за своей пассивной личной истории он должен был, по крайней мере, иметь хоть минимальную гордость и упрямство.

— Сколько раз нам придется это повторить, чтобы ты понял? Ты не имеешь права отказаться от этого. Будь благоразумен.

Кишо силой стряхнул руку Секки и заявил это с жестоким выражением лица.

Для этого человека он был словно скот или раб, который непременно должен подчиняться его приказам. Он ни в коем случае не забыл этого, но теперь, когда он произнес эти оскорбительные слова, сердце Секки сильно забилось.

Какого черта он ожидал от Кишо? Человек, от которого нельзя было ожидать даже капли сострадания.

Кишо был злейшим врагом, который сверг его страну и погубил его семью. Он использовал жизнь служанок Секки и пленников в качестве шантажа и привез его в эту страну без всякого права выбора. Борясь с судьбой, он отбирал почти все.

Было ясно, что здесь может быть только ненависть. Но несмотря на это…

Когда Кишо дал ему маленькую птичку, чтобы утешить его скуку, и сделал первого принца его приемным ребенком он подумал, что хоть что-то изменилось.

Пока он гадал, почему ему больно, его пояс был развязан, а ночная рубашка снята. Обожженная взглядом мужчины кожа хранила тепло.

Его ноги были раздвинуты, что делало его полностью открытым. Вопреки его разбитому сердцу, его стоячая часть мягко поднималась, а его цветочные губы были уже слегка влажными. В этих глубинах тайком задыхался начавший распускаться бутон.

— В таком состоянии, даже если ты говоришь, что ненавидишь, ты совсем не убедителен.

Насмехаясь над его жалкой реакцией, Кишо взял с кровати стеклянную бутылку. Там еще стояли приготовленные предметы, используемые во время полового акта. От непристойных секс-игрушек имитирующих мужской орган, до вещей, которые он видел мельком, но не знал, как ими пользоваться.

— Хаах…

Небрежно схватив Секки за его стебель, Кишо капнул жидкостью из пурпурно-красной бутылки. Вероятно, это было ароматизированное масло, которое использовалось несколько раз. Он с неприятным чувством вспомнил, как ему сказали, что это афродизиак, и бездумно поверил в это тогда.

Все было так же, как всегда… Секка, пытавшаяся вынести неприятное ощущение капающего масла, был атакован неизвестным доселе аномальным чувством.

— …чт… что…

Прохладная жидкость мгновенно стала теплее. Стебель его цветка набух и стал горячее, а пульс участился.

— …что, это такое…

Части тела, к которым прикасалась жидкость, были охвачены невероятным жаром. Как будто пронзенный пульсирующей болью, прежде чем он заметил, его стебель уже напрягся и постепенно начинал сочиться предварительной спермой.

Он не понимал, что произошло с его собственным телом. Секка, который широко раскрыл глаза из-за внезапной перемены, был безжалостно проинформирован Кишо.

— На этот раз мы используем настоящий афродизиак.

— Ты… лжешь…

Даже если Кишо снова пытался обмануть его, он не поддавался. Однако непристойный жар распространяющийся по всему его телу, указывал на то, что слова этого человека были правдой. Сводящая с ума боль вырывалась из глубин его тела и заставила его возбудиться.

— Это не ложь, — жестоко улыбнулся Кишо. — Это наказание за то, что ты был обманут ложью евнуха.

Это была непреодолимая сила. Он хотел возразить, но голос его неловко дрогнул. Даже его выдох нес жар и обжигал кожу.

— Конечно же ясно, что если бы это не был призыв от имени Коуки, ты бы не подчинился. Мы ошибаемся?

— …

Он не мог этого отрицать. Поскольку он считал Коуки надежным человеком, когда они встречались лицом к лицу, у него было намерение спросить его о матери Кишо. Но ему было стыдно признаться в этом самому Кишо.

— Это потому, что ты неравнодушен к Коуки.

Пока он не мог ответить, Кишо выплюнул это, скривив губы. В его узких глазах вспыхнуло темное пламя.

— Неужели ты оказался в таком позорном состоянии, думая о Коуки?

— Ст… ой, сто…й…

Большая рука погладила его по цветочному стеблю, который поднялся так, что упирался ему в живот, и доставил ему мучительную радость. Медовая роса до краев будто переполнялась в нем, и в то же время от мужских ласк он издавал неприличные, влажные звуки. Может быть, из-за афродизиака его реакция только усилилась?

— У тебя нет выносливости. Оно продолжает наполняться до краев и переливаться этой крошечной дырочки.

— Аааах, остан…

Когда даже в лучшие времена длинные пальцы ласкали его чувствительную головку, тело Секки испуганно подпрыгивало. Каким бы мучительным ни было это ощущение, оно было приятным. Влага нетронутых цветочных губ снова усилилась, и они чарующе задрожали.

— Похоже, тебе нравится. Давайте сделаем еще лучше.

При этих многозначительных словах Секка поднял глаза и посмотрел на Кишо. Прежде чем он успел спросить, что именно, отверстие на кончике расширилось.

Кишо уже снова взял в руку стеклянную бутылку. Бутылка была наклонена, и прозрачная жидкость стекала в дырочку.

— …Хиии…

Горячо. Спина Секки едва заметно изогнулась, когда из его горла вырвался хриплый крик. Отвратительно распутное лекарство проникло в него через его хрупкую от природы оболочку.

— Нет… аах, ааа, аахх…

Это было так, как если бы он был захвачен многочисленными маленькими насекомыми. Охваченный необычным нетерпением и болью, он потерял рассудок и чувство стыда. Задыхаясь он двигал бедрами, и его конечности напряглись.

— Человек, который является Достопочтенной супругой, вот так трясет перед нами задом, как неприлично.

— Ааах… хии…

Кишо раскритиковал его и погладил кончик, который пульсировал словно воспаленный. Просто от этого ошеломляющего наслаждения по нему пробежали мурашки, и от его гибкой длины потекла медовая роса.

— Похоже, ты кончишь именно с этим. Давайте закупорим дырочку, чтобы ничего не вытекло.

Его разум был занят зудящим чувством, которое грызло его из маленького отверстия в члене, так что он не мог сразу понять, что сказал человек.

Кишо взял с кровати длинный узкий прут. Округлый наконечник и он имел спиралевидную неровность.

— Хии… аай…

Этот узкий прут был прижат к мокрому кончику его цветочного стебля.

— Не надо, — глаза Секки расширились от невероятной мысли. — Нет, нет… ах, сто… й…

— Не сопротивляйся. А то ты получишь травму.

Он не мог пошевелиться от страха. Неужели он действительно собирался вставить туда эту штуку? Кишо непристойно улыбнулся Секке, который робко поднял голову.

— Все в порядке. Я уверен, что тебе понравится.

— Нет… ааа, хааахх…

С хлюпающим влажным звуком кончик прутика вонзился в подергивающееся и задыхающееся отверстие. Узкая дырочка была раскрыта, и холодный металл проник в него.

— Хиии… аай, ааахх…

Из-за шока, что ее насиловали в таком невероятном месте, поднялся неприличный вопль. Было больно. Это было мучительно.

Холод металла и спиральные изгибы стали изысканной стимуляцией, вызывая волнующее чувство в его раскрасневшейся внутренней плоти.

— Ха… уу… ухх…

Однако в тот самый момент, когда жжение утихло, внезапно зуд стал еще сильнее. Оно зудело. Оно невыносимо чесалось. Он захотел, чтобы это пульсирующее место которое, казалось, было опущено в огонь, дразнили больше.

— Давайте немного углубим.

— Ст… ооой, ааа…

Словно видя насквозь бесстыдное желание Секки, Кишо медленно опустил прут, вращая его. Двигаясь в узком месте, резная спираль вращалась, и Секка бился в агонии.

Это было так больно… но, это было до абсурдности хорошо.

Почему ему доставляло удовольствие мучение в таком неприличном месте? Он сам себе не верил. Однако его стыд был искаженным ощущением, и удовольствие удвоилось.

Орудие пытки терзало его место, издавая хлюпающий влажный звук. Влажный пот окрасил его фарфоровую кожу в вишнево-розовый цвет.

— Аааа… ммм… хааа…

Из-за жгучего удовольствия он словно превратился в тающую лужу от пояса. Постепенно ощущения перепутались, и граница между болью и удовольствием начала растворяться. Эти совершенно смешанные ощущения превратились в ослепительный экстаз и беспрестанно обрушивались на Секку.

— Похоже, это очень приятно. Однако это еще не конец.

Он был ошеломлен, но заметил, как Кишо подавил смешок. Со вздохом чувство подавленности усилилось, и прутик сильнее вторгся в его глубины.

— Ааа, ааа…

Он был весь внутри. В то мгновение, когда он почувствовал, как кончик прутика, который пронзил его до невероятной глубины, ударился обо что-то, все тело Секки напряглось.

— …!!!

Он был поражен сильным чувством кульминации, как никогда раньше. Не в силах больше издать ни звука, его горло дергалось в спазмах. Если бы его не пронзила эта секс-игрушка, он бы, вероятно, кончил. Однако он смог лишь пролить небольшое количество спермы.

— Похоже, здесь самое чувствительное место. Это так невыносимо?

— Ааа, хаа… ах…

Отпустив прут, который достиг места наслаждения Секки, Кишо мягко провел рукой по напряженной и дрожащей длине. Ласка была мягкой, как прикосновение перышка, но даже так она превращалась в непристойное возбуждение и терзала узкое место, пронзенное инструментом.

— Каково это? Ответь нам.

Произнеся это несколько раздраженно, Кишо щелкнул кончиком пальца по стержню. Сильная вибрация пронзила его до макушки и заставила онеметь.

— Ай…уу… хо.. ро…

Уже не понимая, что говорит, он еле ответил, напрягая голос. В то время как его эякуляция была заблокирована, ощущение кульминации заставило его разум затуманиться. Наполненный огненно-горячим наслаждением от макушки до пальчиков ног, он чувствовал, как все его тело кипит.

— Мы видим. Поскольку ты ответил честно, мы дадим награду.

— Ха…а, ааа… а…

Кишо вращал прутик кругами. Из-за возвышенного удовольствия, которое казалось достигло его головы, его сознание сгорало. Однако на этот раз инструмент был почти вытащен, только кончик остался внутри, и его утраченное сознание восстановилось.

— Аа…а, хиихх…

Каждый раз, когда Кишо манипулировал стержнем, конечности Секки непристойно подпрыгивали и извивались. Многочисленные вспышки пробегали в его голове, когда изгибы, вырезанные на стержне, крутились внутри его, стимулируя ядро плоти, расположенное в самых сокровенных частях его тела.

— О? Как так случилось? Даже если к ним не прикасались, они стали такими мокрыми.

— Ах… ммн…

Пальцы Кишо щекотали влажные тайные губы, с которых капал сок. Они стекали по капле, пропитывая даже постель. Совершенно спелые лепестки цветов раскрывались и закрывались, как будто задыхаясь, но он сам не смог видеть скрытую кокетливую плоть.

— Н… ет, не… там…

Даже сейчас для Секки, который не мог смириться с тем, что его тело имеет другой пол, существовало отвращение к органу символизирующему его женственность. То же самое относилось и к получению удовольствия оттуда.

— Ст…ой, уухх…

Два пальца были вставлены внутрь, и Секка опешил от удовольствия, которое превзошло чувство неприязни и отвращения. Из-за импульса стержень, пронзавший его стебель, двигался в нем, более жестоко мучая его. Вопреки желанию Секки тайные губы, привыкшие к тому, что их ласкает мужчина, начали вызывать приятное чувство, доходящее до отвращения.

— Так липко до самой глубины. Вначале было трудно просунуть внутрь хотя бы один палец, но теперь там стало значительно мягче.

Когда его кокетливая плоть зашевелилась, из нее вырвался звук, от которого ему захотелось зажать уши. Секка и сам почувствовал, как извивающиеся складки цветов прилипли к пальцам мужчины и жадно сжались.

Несмотря на то, что каждый раз он испытывал невероятные мучения, Кишо почему-то до сих пор не пытался соединить их тела через эту часть. Как бы он ни привык, это была не разработанная и узкая часть. Вероятно, для него было невозможно принять огромную длину Кишо.

Но тогда не было принято во внимание, что этот человек так заботится о теле Секки. Ему наскучили его наложницы, он наложил свои руки на Секку, так что он не имел никакой привязанности к сексу с женскими частями тела или, может быть, это была просто его прихоть.

— Похоже, пальцев не хватает, так что давай вставим туда что-нибудь побольше.

— Ах…

Испуганно открыв глаза, Секка застыл, увидев в руке Кишо инструмент, похожий на мужской орган. Похоже, сегодня вечером Кишо собирался основательно его помучить.

До сих пор этот вид фаллоимитатора использовался на нем несколько раз. Это было что-то, чем Кишо мучил его, вставляя в его нижний цветок в наказание за то, что Секка ослушался и пошел против его интересов.

Но этот, который Кишо сейчас держал в руке, был значительно меньше, чем тот, которым пользовались раньше. Он был сделан из прозрачного хрусталя, что делало его будто невидимым.

— …н… нет…

Лепестки его цветов уже были раскрыты одной рукой, и Секка дрожал от страха. Каким бы маленьким он ни был, он боялся, что в него вставят посторонний предмет. В отличие от самого Секки, который съеживался от страха при мысли о том, что это войдет в него, тайный цветок снова выплеснул из своих глубин липкую сексуальную жидкость.

— Быть таким мокрым только от этого, так очаровательно. Ты, вероятно, сможешь поглотить эту штуку.

— Ст…й ….хааах…

Как безответственно и заявил Кишо, он толкнул в него секс-игрушку. Прохладный кристалл раскрыл раскрасневшиеся лепестки цветов. Словно держа тяжелый груз, он двигался к его глубинам. Из-за совершенно другого ощущения, если сравнивать его с пальцами, все тело Секки покрылось мурашками.

— Ааа… ааай…

Цветочные губы, превратившиеся в трясину, послушно проглотили кончик укрощающего инструмента. Просто от того, что он шевелился он чувствовал себя мучимым до тех пор, пока его длина не была пронизана стержнем, и у него не было другого выбора, кроме как терпеть это.

— Твои раскрасневшиеся внутренности полностью видны. Они как спелые плоды деревьев.

— Ах, нет… аа…

Своими словами Кишо дал понять, что глядя сквозь прозрачный кристалл его спелые цветочные складки приобрели пошлый оттенок. Сам Секка тоже чувствовал, как его внутренняя плоть колышется и сжимается вокруг секс-игрушки, но несмотря на то, что это было его собственное тело, он совсем не мог его контролировать.

Как только он опустился на дно, Кишо начал медленно вынимать его и вставлять обратно. Хлынувший цветочный нектар омыл игрушку, и раздался протяжный липкий влажный звук. Это действительно был жадный, очень жадный звук.

— Аа… аа, ммн…

Сейчас ему хотелось прикусить язык и умереть. Однако опять же было правдой, что каждая вещь, которая заставляла его чувствовать стыд, также усиливала удовольствие. Из-за металлического прутика его длина, которая не могла ни упасть, ни эякулировать, потихоньку истекала соком.

Кроме того, что он родился с таким отвратительным телом которое было одновременно и мужским, и женским, как он сам мог быть так нелепо развращен?

— О чем ты думаешь?

— Хаа, ааа… ааах…

Казавшийся раздраженным Кишо заговорил и засунул фаллоимитатор, который он вытаскивал из Секки одним махом. В воздухе раздался звук, похожий на звук взбиваемого меда. Когда выступающая часть потерлась о его плоть, стройные бедра Секки приподнялись. Яркое удовольствие вспыхнуло, и его стыд и уныние исчезли.

— Это место не проигрывает, оно тоже стало раскрасневшимся. Это очень мило.

— Хии…

Неожиданно стержень который проник в его узкое место дернулся, и все его тело отреагировало. Почему его тело так радостно приняло этого похотливого тирана несмотря на то, что ему было так стыдно и невыносимо мучиться в этом месте? Когда его дразнили в двух чувствительных местах, сколько раз он уже испытывал вершины наслаждения?

— Нет, аа… аа, аах…

Пока он кончал, Кишо продолжал мучить губы его цветка, вытаскивая и вставляя игрушку через короткие промежутки. Кроме того, его твердые изящные соски дразнили, и, добавляя вращение и вибрацию стержня, проникающего в его переднюю часть, Секка был сброшен в бездну наслаждения.

— Все… хватит, да…

Когда он был измотан непрекращающейся кульминацией, обе его ноги были подняты. Как можно скорее он хотел освободиться от этой пытки наслаждения. Секка рефлекторно умолял его, но Кишо, похоже, не собирался останавливаться.

— Это место еще никто не дразнил, верно?

— …ай…

Кипящий жар прижимался к бутону внизу, который был смочен сочащимися любовными соками. Место, которое все это время игнорировалось, казалось, нетерпеливо прилипло к кончику свирепой штуки.

— Так мило что, кажется, просто умираешь с голоду. Пришло время ему поесть.

— Н…ет, сто… сто…й…

— Это невозможно, — покачал он головой. Удерживаемый от эякуляции и с фаллоимитатором вставленным между его цветочными губами, как он должен был принять Кишо в его нынешнем состоянии?

Он уже давно перешел свой предел. Если его мучить еще больше, он не знал, что с ним будет.

— В этом нет ничего постыдного. Исполнение желаний супруги — долг мужа. Просто наслаждайся в свое удовольствие.

— Сто… ооохх, ааа…

Его хризантема была раздвинута, и в нее был воткнут набухший кончик. В то время как внутренние складки, привыкшие к половым актам, трепетали от радости, крепкая длина была быстро проглочена.

— Ааа… аа, ааа…

Словно стряхивая с себя напряжение Кишо медленно, но верно проник в него. Его ноги были в руках Кишо, его промежность свело судорогой, а пальцы на ногах изогнулись. Когда его кольцо мышц было раскрыто и о мягкие складки потерлись, тающее удовольствие наполнило его. Неуклонно пульсирующий твердый орган воспламенил его глубины, и он, казалось, начал растворяться, начиная с той части, где они были соединены.

— Ну что ж, тогда давай будем ласкать твою любимую часть и изнутри.

— Ааах… ааа…

Кончик члена Кишо, проникший в его самые сокровенные глубины, надавил на другую сторону о место, где его дразнили жезлом. По всему телу пробежали судороги, спина сильно изогнулась.

— Ха… аа, ааа… это, аааххх…

Набухший кончик яростно терся о его слабое место. С центром ощущения мучимого как снаружи, так и внутри тела, зрение Секки за закрытыми веками замерцало.

— Ааахх…

Кокетливый голос поднялся, как будто достиг своего предела, и Секка достиг кульминации без сопутствующего семяизвержения. Раскрасневшийся красный стебель цветка подпрыгивал вверх-вниз, а соки текли рекой по его стержню.

— Ты кончил, несмотря на то, что не мы тебя не освободили?

— …

Кишо что-то сказал, но это было просто невозможно. Пока его тело сотрясалось, он дрейфовал на бесконечной высоте. Однако из-за того, что его желание не могло быть освобождено, тяга к нему только усилилась. Бодрящее ощущение в месте, в которое втиралось распутное лекарство, было превзойдено болью, вызванной его неспособностью кончить.

— Какой из них лучше? Где мы дразним тебя сзади или твоя женская часть?

— Мммнн… хаххх…

Кишо ударил его по заднице и вернул Секку, опьяненного своей кульминацией, в реальность. Слегка напрягшиеся лепестки цветов, заглатывавшие фаллоимитатор были потревожены, а орудие пытки, тыкающее в его нефритовый стебель, манипулировало им, мучая его еще больше.

Все чувствительные места находились под контролем Кишо. Несмотря на то, что он только что снова кончил, сразу же за этим последовала следующая волна.

Предавая намерения Секки, его жадное тело бесконечно пыталось идти до конца ради удовольствия. Как будто его внутренние глубины пытались компенсировать неспособность достичь оргазма эякуляцией.

— Аа… аа, ещ…

Если так будет продолжаться, он сойдет с ума. Пытка продолжалась все больше и больше, и Секку охватил глубокий страх. С его разумом, самоуважением и, конечно же, саморазрушением, не станет ли он куклой, используемой для секса?

— Да, совершенно верно. Скоро все будет в порядке.

Словно уловив предел в мольбах Секки, Кишо неожиданно легко согласился. Тем не менее, он попытался вытащить фаллоимитатор, проникающий в его тайные губы, но не прутик, блокирующий его отверстие.

— Хва… тит…

Не там. Его ожидания не оправдались, Секка застонал в отчаянии. Он думал, что наконец-то освободится из этого круга ада.

— В чем дело? Не хочешь, чтобы его вынимали?

— Хаах, аа… ааахх…

Секс-игрушку вытаскивали не до конца, только кончик оставался внутри, и засовывали обратно внутрь одним махом. Вместе со звуком, от которого ему захотелось заткнуть уши, обильно брызнули влажные соки.

— Н… ет, ааа… аах…

Когда он снова так легко кончил, он неохотно покачал головой.

— Убери, убери…

Умолял он от всего сердца, желая хоть немного отвлечься от этого мучительного наслаждения.

— Ничего не поделаешь. Если ты так говоришь, давай вытащим его.

Покровительственно говоря, Кишо вытащил фаллоимитатор покрытый большим количеством жидкости. Хрустальная игрушка терла складки цветка своей выступающей частью и жилками, которые выделялись на нем, мучая Секку до крайности.

— Ха… аах, ммм…

— Как горячо… она стала такой грязной.

Прежде чем он успел сделать вдох, вместо вынутого фаллоимитатора внутрь просунули пальцы. Словно проверяя состояние его внутренностей, они ощупали тщательно расплавленное место с нектаром. В то же время Кишо толкнулся своей глубоко погруженной нижней частью тела, и взрыв удовольствия произошел в обоих местах.

— Сто…й, он… слишком…

Секка не мог вынести этого больше ни минуты. Бессознательно он протянул дрожащую руку к месту между ног. Однако, прежде чем он успел прикоснуться к своему члену, Кишо убрал его руку.

— Это место закрыто.

— Ха…аа, хии… ууух…

Кишо, который знал его слабые места лучше, чем сам Секка, снова потер центр ощущений. Твердый прутик размял это место, интенсивно пронзая его, и поднялся крик удовольствия.

Из глубин нижней части тела Секки с огромной силой вырвалась еще большая масса наслаждения. Что-то в нем отличалось от тех ощущений эякуляции и оргазма, которые он испытывал до сих пор.

— Ооо, нет…оох, сто…й, аххии…

Нет. Он был напуган. Его искривленный голос умолял Кишо остановиться, но не было никаких оснований полагать, что Кишо согласится.

— Покажи нам, как ты кончаешь, не трогая, — искушал Кишо, тыча в набухающее место.

— Ха, аа… ахх, аа.. аа…

Его тело содрогнулось от удовольствия, оно поглотило все его тело. В то время как он был атакован захватывающим дух наслаждением, Секка почувствовал жар, разрывающийся в глубине его цветочных губ.

— Ааа… аах…

Вместо стебля цветка, который был заблокирован от эякуляции, из его тайного цветка хлынуло большое количество медовой росы. Как бы неловко ему это ни казалось, он ничего не мог поделать. Пока он держал Кишо внутри своей задницы, место где любовная жидкость вырвалась из него, было обнажено.

— Это удивительно. Наслаждение словно прилив охватывает нас, хорошо.

Он не понимал смысла слов Кишо, единственное, что он знал это то, что он выставил перед ним позорную фигуру. И его кожа, и постельное белье промокли насквозь. Как будто он намочил штаны, он не мог больше оставаться там ни минуты.

— аах, ааа…

Прежде чем он успел насладиться затяжным послевкусием, Кишо пронзил его. Все его тело превратилось в плавящуюся жидкость, а мягкие стенки, которые все еще дрожали от оргазма, жадно поглощали горячий предмет, удерживаемый внутри.

— Я вижу, ты еще не удовлетворен. Когда ты открываешь рот, ты говоришь только «нет», и все же твое тело полно желания.

Критикуя похабную реакцию внутренних частей Секки, Кишо возобновил движения бедрами. Умело меняя глубину и скорость, он одурманил Секку, который все еще находился в разгаре кульминации.

— Давайте выгравируем на тебе знак нашей собственности.

Достойная похвалы подавляющая и массивная мужская часть интенсивно пульсировала. Длина, которая набухла до предела, рассеяла поток обжигающего жара, будто она лопнула.

— Ааа… аа…

Он снова кончил в ответ на изливание мужского семени, поразившего его самые сокровенные части. Вероятно, он потерял сознание в этот миг. Из этого тусклого белого пространства, в которое превратилось его сознание, Секка наконец почувствовал, как из его цветочного стебля выдернули прутик.

— Мы позволим тебе кончить, как ты пожелаешь.

— Ааа… аах, аа, ааах… аах…

Бедра Секки поднимались взад и вперед. Он уже кончал много раз, несмотря на то, что не мог эякулировать. Если бы орудие пытки было удалено, как оно есть, что бы произошло? Вопреки страхам, все его тело дрожало в предвкушении долгожданного освобождения.

— Аа.. .ааа… ххии…

Кончик стержня был уже выдернут из цветочного стебля, тянущего за собой нить медовой росы. Изнутри промежности его семенной проток горел с такой силой, что постепенно поднимался жар, и ни с чем не сравнимое наслаждение вырвалось наружу.

— ….!!

Вместе с беззвучным криком из кончика нефритового стебля Секки вырвалось доказательство экстаза.

Он таял. Сердцевина его тела горела от яркого наслаждения, и почти казалось, что оно тает и вытекает, как мед.

— Ааа… аа…, сто….й, это не ост….

После того как он взрывался дважды, трижды, пропорционально тому как долго он был вынужден это терпеть, обильно накопленный нектар продолжал медленно вытекать.

Ему самому стало страшно. Он сломался?

— Ты кончаешь довольно яростно. Почти все вокруг промокло насквозь.

— Ааа… аа…

Кишо провел пальцем по стеблю цветка и по тайным губам, с которых капала сексуальная жидкость. Поскольку его ноги оставались неряшливо раздвинутыми, Секка лишь слегка вздрогнул.

— Действительно, это не похоже на наказание.

С тихим смешком Кишо начал медленно двигать бедрами. Мужское ядро, которое однажды взорвалось, восстановило свою прежнюю прочность после того, как его сдавила последняя судорога внутри Секки.

— Нет… ооох, нет хва… тит…

Если с ним будут играть еще больше, он умрет. Прости меня, наконец. Он умолял хриплым голосом, непристойное наказание продолжалось.

Кишо резко, инстинктивно толкался в него много раз и вливал в Секку знак покорности.

Как будто его затянуло в бездонное озеро наслаждения, Секка отпустил свое сознание.

…

Сколько времени прошло?

Когда он открыл заплаканные тяжелые веки, Секка увидел тусклый интерьер комнаты. Почему-то казалось, что он все еще в спальне Кишо. Если не считать света свечей, спальня была погружена в темноту.

— Ты пришел в себя?

Тень шевельнулась, и протянутая рука схватила его за челюсть. Он хотел стряхнуть ее, но все его тело было тяжелым, как свинец, и он не мог пошевелить даже пальцем.

— …

Кишо приблизил свое лицо и прижался губами к губам Секки. Когда вода полилась ему в рот, он неожиданно понял, что хочет пить.

Теплая вода проникла в его пересохшее горло, словно нектар. Прежде чем он успел попросить еще, ему снова дали воды. Так продолжалось до тех пор, пока Секка не почувствовал себя удовлетворенным.

-… Мы понимаем. То есть ты никак не виновен.

Кишо пробормотал это тихим приглушенным голосом. Когда Секка поднял упрямо отведенный взгляд то заметил, что он принял ванну после недавних событий, волосы Кишо были распущены, а на нем была ночная рубашка.

Ночную одежду Секки тоже сменили на новую. Казалось, когда он потерял сознание, о последующей уборке уже позаботились. Эйшун помог ему или на самом деле сам Кишо позаботился о нем? Он… во всяком случае, он не хотел глубоко об этом думать.

Он был крайне истощен из-за слишком затянувшегося полового акта. Возможно, у него была лихорадка.

Когда он замолчал, Кишо скорчил гримасу боли и совсем не похоже на себя выругался. В то время как он был императором, который контролировал самую большую империю в срединных землях, выражение того, что он много раз скрывал свое сожаление из-за раздражения по поводу того, что все идет не так, как он надеялся, поднялось в его взгляде.

Почему у него такое лицо…

Это было странно. Он захватил власть над жизнью и смертью и обращался с Секкой, как ему заблагорассудится.

Он хотел спросить, но даже открыть рот было трудно. Когда сон опустился на него, он не смог открыть веки.

— Ты мой до самой последней прядки волос. Я тебя никому не отдам.

Вопреки своим надменным словам словно боясь, что его стряхнут, Кишо нервно протянул руку. Он взял в руку прядь волос Секки, рассыпавшуюся по постели, и нежно поцеловал ее.

— …Секка.

Тайный шепот затих в ночной тишине.

Этот человек разрушил его родную страну, привел к гибели его семью и толкнул самого Секку в трясину невыносимого унижения.

Его жажда мести не исчезла, не говоря уже о прощении за сегодняшние события. Но даже в этом случае, почему голос Кишо зовущего его по имени, проникал глубоко в его сердце?

Волосы, упавшие ему на лоб, были аккуратно убраны и любовно расчесаны пальцами.

Какое у него лицо…

Он почувствовал беспокойство, но веки его тяжело слипались, и он не мог открыть глаза.

Когда его волосы были аккуратно причесаны, Секка снова заснул.