Тупик (Новелла) - 6.2 Глава

Охранники основательно и настойчиво допрашивали Юто, но он вновь и вновь повторял придуманную легенду: он уже направлялся к центральным воротам, когда Бернард вдруг крикнул ему вслед… он подошёл ближе, гадая, что случилось, когда Бернард внезапно рассвирепел и напал на него… он сопротивлялся исключительно в целях самозащиты и не хотел причинить вреда Бернарду… ещё более нелепо было даже предположить, что это он ударил Бернарда ножом…

Юто ровным голосом твердил это раз за разом, как бы ему ни угрожали. Тюремщики в конце концов, казалось, сдались.

«Ленникс, ты уверен, что этот инцидент никак не связан с изнасилованием Мэттью Кейна? Потому что если это так, и не ты порезал Бернарда, то тогда это был Микеле Лонини. Мы знаем, что вы оба были близки с Мэттью. Если ты признаешься, то сможешь сейчас же вернуться в Блок А. Ленникс, до сих пор ты был образцовым заключённым. Ты же не хочешь продлить свой срок из-за какой-то глупости?»

На мгновение решимость Юто пошатнулась.

Охранник, почувствовав его сомнения, приблизился к нему и быстро и убедительно проговорил: «Скажи честно, Ленникс, это ведь Лонини ударил его ножом, да? Никто не узнает, что это ты рассказал».

Молодой человек с трудом проглотил слова подтверждения, вертевшиеся у него на языке: Микки доверял ему, и Юто никак не мог предать этого парня.

«Я не знаю, кто его ударил», — в конце концов твёрдо сказал Юто.

«Ясно… Что ж, раз ты так настойчиво строишь из себя тупицу, то будешь сидеть в изоляторе. Всё просто. Срок твоего заключения продлится в соответствии с регламентом. Пора встретиться с последствиями своих действий, Ленникс».

Как только допрос завершился, Юто отправили прямиком в изолятор. Другие заключённые в одиночках, казалось, не проявляли никакого интереса к появлению новичка: они тупо смотрели на него из своих маленьких тёмных камер.

В изоляторе воняло гнилью, плесенью, фекалиями, запахом немытых тел и чем-то похожим на запах протухшей пищи. Запахи смешивались, образуя невыносимую вонь, которая, казалось, глубоко въелась в само здание.

«Длительного пребывания здесь достаточно, чтобы высосать душу даже из здорового молодого заключённого», — подумал Юто.

Когда парня втолкнули в камеру, ему приказали встать спиной к двери. Он повиновался, и охранники протянули руки через решётку, чтобы снять наручники с его запястий и лодыжек. Юто никак не мог привыкнуть к ощущению оков, сколько бы раз ни проходил через это. Каждый раз, когда он ощущал холод металла на своей коже и раздражающий звук наручников, звенящих друг о друга, он чувствовал, что стал чем-то меньшим, чем человек, – будто каким-то зверем.

«Это поможет тебе остыть. Мы можем продолжить наш разговор, когда захочешь признаться».

Охранник ушёл. Юто оглядел свою камеру: она была около четырёх футов в ширину и восьми в длину (*122 см на 244 см), в самом конце помещения стоял пожелтевший унитаз, как будто он был здесь самым главным предметом. Больше ничего не было, даже кровати, лишь на полу лежало скомканное одеяло.

Закутавшись в одеяло, Юто, словно пёс, свернулся на полу. Его разбудил шум, доносившийся из коридора. Очевидно, настало время завтрака. Мимо его камеры прогрохотала служебная тележка.

Юто поёжился в своём одеяле. От холода его мышцы одеревенели, а суставы ныли. Несмотря на то, что в течение всего года здесь царил умеренный климат, по утрам и вечерам было прохладно. Спать на холодном полу лишь на одном тонком одеяле было просто невыносимо.

Но для Юто это было скорее психологическим, чем физическим испытанием. От холода он чувствовал себя несчастным, но, хотя ему не хотелось в этом себе признаваться, его мучило некоторое сожаление. Одно дело заступиться за Микки, но с его стороны было безрассудством затевать драку с Бернардом. Оказавшись здесь в ловушке, ему пришлось прервать своё расследование.

Как бы сильно он ни стремился вычислить Корвуса и выбраться из тюрьмы, Юто прекрасно понимал, что никаких гарантий нет. Он знал, что должен вести себя как можно лучше на случай, если расследование не завершится успехом, так что он мог бы выйти на свободу по программе «полезное время» или, по крайней мере, по УДО. Но он позволил своему темпераменту взять верх.

Он сожалел о своей ошибке, но вместе с тем упрямо находил оправдание своим действиям. Он не был преступником и всё же чувствовал, что влияние тюремной атмосферы начинает на нём сказываться. Молодой человек боялся этого, но в то же время понимал, что у него нет выбора. Сердце Юто переполняли одна противоречивая эмоция за другой, и они на пару с холодом терзали его по ночам.

Тележка с грохотом остановилась перед камерой Юто. В нижней части двери камеры было небольшое окошко, которое охранник отпер ключом и открыл. Заключённый из столовой сунул внутрь поднос с едой. Юто узнал его — это был кореец из Блока А, его звали Пак.

Пак многозначительно посмотрел на него, потом опустил взгляд на тарелку. Юто слегка кивнул и взял у него поднос. Когда тюремщик отправился в путь вместе с тележкой, Юто сразу же проверил свою еду. Под размякшей лепёшкой он нашёл маленький кусочек сложенной бумаги.

«Порви записку и смой в унитаз после прочтения. Холостяцкая жизнь не так уж плоха, да? Отдохни от необходимости каждый день видеть раздражающее лицо твоего засранца сокамерника. Расслабься и думай об этом как об особом отпуске. С нетерпением жду твоего возвращения. Д. »

Это было послание от Дика, написанное мелким почерком. Хотя это была всего лишь обычная записка, её было достаточно, чтобы скрасить мрачное настроение Юто.

«С нетерпением жду твоего возвращения» – Юто читал эту фразу снова и снова. Было почти странно, как воодушевили его эти слова. Он хотел бы оставить записку себе, но понимал, что если охранники узнают об этом, то возникнут проблемы. Юто последовал указаниям Дика, разорвал записку на мелкие кусочки и неохотно спустил её в унитаз.

Поев и умывшись, молодой человек вдруг обнаружил, что ему совершенно нечем заняться. В его камере было лишь одно крошечное окошко, через которое еле-еле проникал свет, и оно находилось слишком высоко. Юто даже не мог разглядеть, что происходило снаружи. Сидеть без дела оказалось гораздо труднее, чем он себе представлял. Ленникс не мог не пожелать хоть чего-нибудь ещё, хотя бы газеты, чтобы развеять безделье чтением.

Юто отрешённо сидел, прислонившись спиной к стене, когда услышал лёгкий стук. Один раз, потом ещё два. Тот, кто сидел в камере справа, казалось, хотел ему что-то сказать. Молодой человек подошёл ближе к двери.

«В чём дело?» — прошептал он, прижимаясь лицом к решётке. Он не знал, как выглядит его сосед, потому что тот спал, завернувшись в одеяло, когда Юто вели мимо его камеры.

«Держишься, новичок?»

Это был спокойный, глубокий голос. Ленникс не мог сказать, был ли говорящий молодым или старым, но, судя по его испанскому акценту, он был латиноамериканцем.

«Пока держусь. А как насчёт тебя?»

«Неплохо. Ты же японец из Блока А, верно? Тот, который избил Бернарда?»

Неужели этот заключённый затаил на него злобу за то, что он обидел его товарища чикано? Такое было возможно.

«Ну и что с того, что я это сделал?» — с опаской ответил Юто.

«Должно быть, это было что-то невероятное, раз ты завалил такого бугая, как он. Жаль, что меня там не было: хотел бы я увидеть этот твой якобы эффектный удар», — сказал голос со смехом.

Юто с облегчением услышал, что смех прозвучал искренне. Но ему было интересно, как этот человек узнал об этом, находясь в изоляторе. Он решил спросить.

«Мой слуга три раза в день приносит мне свежую газету вместе с едой», — пошутил тот в ответ.

Заключённый, который называл себя Нето, был чикано. Юто удивился, узнав, что он уже месяц сидит в изоляторе. Нето тоже, казалось, искал, чем бы заняться, так как пользовался любой возможностью поболтать с Юто. Он был хорошим собеседником и временами почти философствовал. Хотя заключённым формально запрещалось разговаривать друг с другом, охранник приходил патрулировать камеры только раз в час. Юто никогда не скучал, когда прислушивался к глубокому низкому голосу Нето.

На третий день после обеда, когда Юто отжимался от пола, чтобы отогнать скуку, он услышал тихое пение Нето, доносившееся из соседней камеры. Под знакомую ностальгическую мелодию Юто дважды постучал в стену. Со временем этот стук стал для них чем-то вроде условного знака, означавшего: «давай поговорим».

«Нето, похоже, ты в хорошем настроении, — сказал Юто, приблизив лицо к решётке. – Ты сейчас напевал «La Golondrina*»?»

«Да», — ответил Нето. «La Golondrina» была известной мексиканской народной песней. Время от времени его напевала и мачеха Юто, Летти.

«Сегодня 5 мая, так что я праздную», — ответил Нето.

«О, уже пятое? Праздник Синко де Майо».

Синко де Майо — официальный мексиканский праздник, посвящённый победе в битве при Пуэбле. Как ни странно, в США его празднуют с большей помпой, чем в стране происхождения, Мексике. Когда Юто ещё жил с родителями, он в этот день также наслаждался праздничной кухней Летти и ходил на вечеринки с Пако.

«Чего бы я только не отдал, чтобы съесть цыплёнка с хорошей порцией молочного соуса», — с тоской пробормотал Юто, вспомнив стряпню Летти.

«Ты любишь мексиканскую кухню?» — поинтересовался Нето.

«Да. Моя мачеха — чикано, поэтому, когда я думаю о «маминой стряпне», я думаю о мексиканской еде».

«Да ладно? — удивлённо пробормотал Нето. — Значит ли это, что ты говоришь по-испански?»

«Да, и на спанглише тоже».

Нето предложил перейти на испанский.

«Órale, amigo*», — со смехом ответил Юто.

(*исп. «Давай, друг»)

«Юто, ты знаешь, о чём «La Golondrina»?» — Нето тут же перешёл на родной язык.

«La Golondrina» по-испански означает «Ласточка». Певец с тоской думает о том, куда летит свободно парящая ласточка, и в отчаянии тоскует по родине, куда никогда не сможет вернуться. Это грустная песня, но благодаря своей нежной и красивой мелодии её настроение было далеко не тяжёлым и трагичным.

«Я слышал, что ласточками зовут сезонных рабочих-мигрантов», — удивился Юто.

«Их действительно так называют, — признал Нето. — Но на самом деле это песня о пленнике, который с помощью революции хочет вернуть себе свободу. Довольно подходящая песня для заключённого, не находишь? Ласточка — это символ свободы. Ничто не удерживает её, и она вольна летать, куда захочет».

«Вот значит, как это можно истолковать», — подумал Юто.

«Может, я и в тюрьме, но в моём сердце есть свобода праздновать Синко де Майо, — сказал Нето. — Я могу гордиться маленькой, но гордой мексиканской армией, которая победила французов в битве при Пуэбле, когда их было во много раз больше. Они могут запереть меня в крошечной клетке, но не смогут сковать моё сердце. Согласен?»

В каждом слове Нето звучала гордость за его мексиканское происхождение. Можно также сказать, что это указывало на решимость Нето противостоять всем преградам, возводимым обществом, с какими бы он ни сталкивался.

Хотя мексиканцы являются самой большой этнической группой в Соединённых Штатах, они сталкиваются с дискриминацией со стороны многих американцев. Дискриминация въелась так глубоко, что, когда люди в Америке говорят о «нелегальных иммигрантах», чаще всего они имеют в виду мексиканцев. Но большая часть земель в юго-западной части Штатов ранее принадлежала Мексике. Именно поэтому такие города, как Эль-Пасо, Лос-Анджелес и Сан-Франциско, носят испанские названия. Можно даже сказать, что непрерывный поток мексиканских иммигрантов, пересекающих границу, был чем-то вроде Реконкисты* — попытки вернуть родину, несправедливо захваченную американцами в ходе войны.

(*Реконки́ста — длительный процесс отвоёвывания пиренейскими христианами — в основном испанцами и португальцами — земель на Пиренейском полуострове, занятых маврскими эмиратами. Реконкиста началась сразу же после завоевания большей части Пиренейского полуострова арабами в первой половине VIII века)

«Тебя надолго посадили, Нето?»

«Три года за нападение».

«Ясно… Слушай, Нето, а ты знаешь, что у мексиканцев самый низкий уровень самоубийств в мире?»

Нето тихо рассмеялся: «Это замечательно. Для нас, мексиканцев, самоубийство – это не выход. Мы радостный народ и никогда не сдаемся без боя. А как насчёт японцев?»

«Он довольно высок. В два раза больше, чем в Соединённых Штатах. Но уровень убийств составляет лишь одну десятую».

«Так ты говоришь, что японцы добросердечные пессимисты?»

«Или, возможно, не умеют противостоять трудностям. Я родился и вырос в Штатах, поэтому не могу сказать точно».

«Я тоже, но у меня нет проблем с пониманием других мексиканцев».

Услышав ответ мужчины, Юто криво усмехнулся. Этот человек вырос в окружении своих собратьев мексиканцев, будучи каждый день погружён в культуру своей страны. Он не смог бы понять, что чувствовал Юто.

Ленниксу не хватало чувства общности, которое коренится в расе или этнической группе. Называть ему себя японцем было не совсем уместно, как и называть себя американцем, так как страна, где он жил и вырос, была лишь страной его гражданства. Хотя он и нёс в себе характерные черты обеих групп, он никогда не чувствовал своей принадлежности ни к одной из них. Всю свою жизнь Юто мучился этим чувством дискомфорта.

«Для меня Япония — очень далёкая страна. Не только с точки зрения географической отдалённости, но и психологической дистанции. Честно говоря, я чувствую себя ближе к Мексике. Когда я был помоложе, не знаю даже, сколько раз я мечтал стать чикано, как мои брат и мать».

«А почему бы и нет?-  просто сказал Нето. — С сегодняшнего дня я объявляю тебя жёлтым чикано».

Юто понимал, что мужчина шутит, но на душе у него потеплело. Казалось, Нето приглашает Юто в свой круг.

«Нето, muchas gracias*», — сказал Юто. (*исп. «большое спасибо»)

«De nada», — сказал Нето преувеличенно торжественным тоном. (*исп. «пожалуйста»)

Юто был уверен, что у него случился бы нервный срыв, не имей он возможности говорить хоть с кем-то. Благодаря тому, что Нето был в соседней камере, он был в состоянии держать свои мысли занятыми. В таком неожиданном месте он нашёл хорошего друга. Юто прислонился спиной к холодной стене, чувствуя искреннюю благодарность за эту счастливую встречу.

Прошла неделя, а молодой человек всё ещё сидел в одиночке. Интересно, когда же его освободят? Душевное беспокойство Юто росло с каждым днём, что он бесцельно терял, не занимаясь поисками Корвуса.

Юто в отчаянии колотил кулаками по стене своей камеры, когда услышал стук Нето.

Когда Ленникс сел на своё обычное место, Нето заговорил ободряющим тоном: «Остынь, Юто. Не впадай в отчаяние, это ничего не изменит. Тебя уже скоро выпустят».

«Откуда ты знаешь?»

«Люди получают максимум неделю в одиночке за драку, да и Бернард уже вышел из лазарета».

Услышав эту новость, Юто ощутил тревогу.

«Интересно, — подумал он. — может ли Бернард отомстить Микки?»

«Бернард из тех, кто может затаить обиду?»

«Да. Он цепкий, как змея. …Ты беспокоишься о Микки, или как там его звали? Это ведь он ударил Бернарда ножом, верно?»

Хотя Юто не видел лица Нето, он не мог не воззриться в его сторону с изумлением.

«У тебя довольно обширная информационная сеть. От тебя ничего не ускользнёт, да?»

«Совершенно верно. Я знаю, что вы с Диком сокамерники. В тот день, когда ты пришёл, на тебя напал этот ублюдок Би-би. О, и я знаю, что сестрички тебя побрили».

«…Чёрт. Я не знал, что ты и об этом в курсе».

«Юто, не беспокойся о Бернарде. Он больше не будет связываться ни с тобой, ни с твоими друзьями».

Юто спросил, что он имеет в виду, поражённый подозрением к странно решительному тону Нето: мужчина явно говорил это, основываясь на какой-то конкретной причине.

«Сразу после того, как его отнесли в лазарет, парни из верхушки «Локос Эрманос» лично нанесли ему визит с предупреждением. Они также сказали ему, что «Локос Эрманос» придёт за ним, если он расскажет что-нибудь об этом инциденте охранникам. У Бернарда не хватит духу дать отпор мне и моим людям».

Только тогда до Юто, наконец, дошло, в чём дело. Наконец-то он понял, кем был этот человек, тот самый дружелюбный чикано, с которым он общался каждый день и которому доверял почти всё. Настоящая личность этого человека…

«…Ты — Либера? Босс «Локос Эрманос»?»

«Да. Мое полное имя Эрнесто Либера», — просто ответил Нето, застав Юто врасплох тем, как легко он себя выдал. Кто бы мог подумать, что Нето и есть харизматичный Э. Либера из «Локос Эрманос»?

«Почему ты всё это время держал это в секрете?»

«Держал в секрете? Я ничего не утаивал. Ты просто никогда не спрашивал».

«Да, но… Нет, ты прав…»

Нето было сокращением от «Эрнесто». Он всё время называл своё настоящее имя, просто Юто так и не узнал его. Если бы Юто был чернокожим заключённым, у Либеры была бы причина скрывать свою личность из-за вражды между их бандами, но у него не было причин прятаться от Юто.

«Но зачем тебе это делать? Разве Бернард не приятель чикано?»

«Я знаю, что он мучил и изнасиловал твоего молодого друга. Он заслужил последствия, — выплюнул Нето, его голос был полон отвращения. — Из-за его поступка на нас, чикано, пятно позора».

«Понятно… — пробормотал Юто. — А когда тебя выпустят?»

«Даже не знаю. Поначалу предполагалось, что это продлится дней десять или около того, но всё затянулось. Охранники слишком напуганы, чтобы освободить меня. Возможно, они не будут этого делать, пока не утихнет междоусобица между «Чёрными солдатами»».

Нето был рассудителен и спокоен до мозга костей. Он прекрасно понимал, что само его существование может спровоцировать бунт. Хотя он был заключён в тюрьму один, и его заключению здесь не было ни конца, ни края, он не так легко поддавался гневу или отчаянию. Лидер «Локос Эрманос» был крепок, как гвоздь, с эмоциональной стойкостью, которой могли бы позавидовать очень многие.

«Что ты будешь делать, если «Чёрные солдаты» развяжут с тобой войну? Ты будешь драться?»

«Если нам будут угрожать, у нас не останется иного выбора, кроме как защищаться. Конечно, мы постараемся по возможности избежать полномасштабной войны».

Внезапно в памяти Юто всплыло лицо Генри Галена. Возможно, Нето, будучи лидером «Локос Эрманос», знал что-нибудь о боссах других группировок.

«Между вами и АБЛ всё в порядке?»

«Они хитрые ребята: хотят, чтобы чикано и чёрные перебили друг друга, сражаясь. Они, вероятно, планируют изображать из себя зрителей, пока латиносы и чёрные воюют, и налететь, чтобы добить тех, кто останется».

«Что за лидер этот Гален?»

«Он умён, но трудно сказать, о чём он думает. Он скрытный тип, я слышал, что он даже верхушку банды не посвящает в свои истинные намерения. Тони встречалась с ним некоторое время, но даже она сказала, что не знает его».

Внезапное упоминание Нето о Тони напомнило молодому человеку, что у них были близкие отношения.

«А, точно, — сказал Нето. — Я ведь ещё не поблагодарил тебя за помощь Тони».

Юто задумался, что бы это могло быть, но потом понял, что мужчина имел в виду тот случай, когда Живерли чуть не порезал Тони. Так что Нето был в курсе даже этого.

Юто мысленно закатил глаза: «Я почти ничего не сделал. Он был трусом. Всё, что мне потребовалось, так это сказать ему, что охранник наблюдает, и он просто съёжился от страха».

«И всё же нужна смелость, чтобы заговорить с человеком, вооружённым смертоносным оружием. Если бы не ты, Тони могла бы пострадать. Я тебе очень благодарен».

«Не надо меня так благодарить, ты ставишь меня в неловкое положение, — смущённо сказал Юто. — …Ты, наверное, скучаешь по Тони, Нето?»

«Да. В конце концов, она — мой единственный младший брат».

«Что? — Юто недоверчиво прижал ухо к решётке. — Ты сказал «младший брат»? Я слышал, что вы двое любовники».

«Это желание Тони, вот мы и позволяем людям так думать. Наши родители развелись, когда мне было семнадцать, и мы были вынуждены жить порознь. У нас даже фамилии теперь разные. Но мы воссоединились здесь, в тюрьме, и теперь снова можем быть вместе. Странно, не правда ли? …Но она стыдится себя. Говорит, что не хочет, чтобы кто-то знал, что я в родстве с кем-то вроде неё. Глупый ребёнок».

В голосе Нето звучало сожаление, но в то же время и нежность.

Юто казалось, что он понимает точку зрения Тони. Она гордилась тем, что все чикано уважают её брата, но боялась, что она станет источником позора и пятном на его репутации.

«Ты уверен, что должен был мне это рассказать? — спросил Юто. — Это ведь твой секрет, не так ли?»

«Я рассказал, потому что чувствую, что могу тебе доверять. Тони прониклась к тебе симпатией, и я тоже».

В голосе Нето не было и тени сомнения. Не беззаботный оптимизм заставил его довериться человеку, которого он даже никогда не видел в лицо. Нето был человеком, который сражался и выживал в этом опасном мире, несмотря на многочисленные угрозы его жизни. Вероятно, он был абсолютно уверен в своих чувствах и инстинктах, которые привели его так далеко.

Юто надеялся, что сможет отплатить Нето тем же доверием.

Решившись, он начал говорить: «Нето, ты не знаешь, у Галена есть шрам от ожога на спине?»

«Шрам от ожога? Зачем тебе?»

«…Я ищу одного человека. Я не могу сказать почему, но мне нужно найти его любой ценой, чего бы это ни стоило. От этого зависит моя жизнь. И я думаю, что Гален может быть тем, кого я ищу. Если у него есть шрам от ожога на спине, это делает его ещё более вероятным кандидатом».

«Хм, — пробормотал Нето. — Понятно. У тебя свои проблемы, ха. Ну, я не знаю насчёт шрамов от ожога, но я слышал, что у него есть шрам от огнестрельного ранения на нижней части спины».

Огнестрельное ранение. От выстрела можно было получить ожог. Если бы в него выстрелили из пистолета крупного калибра, это могло бы вызвать значительную рваную рану, которая, затянувшись, была бы похожа на шрам от ожога. С натяжкой, но такое было вполне возможно.

«Спроси у Тони, когда выйдешь, — сказал Нето. — Я попрошу её помочь».

«Спасибо, Нето. Я не могу рассказать тебе…»

«Ш-ш-ш», — предостерегающе прошипел Нето. Юто услышал приближающиеся шаги охранника и быстро отошёл от решётки.

Охранник остановился перед камерой Юто.

«Юто Ленникс, марш сюда, — рявкнул он властным тоном. — Ты возвращаешься в свою камеру».